Матушка держит в руке две половинки сломавшейся кости.
Мои глаза застилает дымная пелена, и мне стоит немалого труда не позволить им закрыться опять. Меня одолевает сон, а так быть не должно. В Куще чересчур жарко, и аромат сандала действует на меня одуряюще. Я тру глаза и вглядываюсь в почернелые кости бабушкиных пальцев, разбросанные на ковре в россыпи золы. У меня немного болит голова, и я думаю: всегда ли доведывание бывает настолько утомительнее, чем обыкновенное гадание? Но когда я перевожу взгляд на лицо матушки, мое замешательство уступает место тревоге. Она неотрывно смотрит на сломанную кость, и вид у нее такой, словно это никакая не кость, а ее собственное разбитое сердце.
– Что стряслось? – спрашиваю я.
Она резко вскидывает голову, словно удивившись тому, что я нахожусь перед ней.
– О, Саския. – В ее голосе звучит укор, но почему? Она что, все еще расстроена моим отказом подтвердить, что я ей верю? Или же кости поведали ей нечто ужасное относительно моего будущего? Я жду, чтобы она сказала что-то еще, но она молчит, пристально глядя на половинки кости и плотно сжав губы.
– Матушка, – говорю я, чувствуя, как мне вдруг стало не по себе. – Ты меня пугаешь.
– Мы с тобой уже делали это прежде, – замечает она.
У меня мороз пробегает по спине.
– Конечно, делали, – соглашаюсь я. Она гадала мне десятки раз, и гадания знакомы мне так же хорошо, как пирожные-корзиночки с ягодной начинкой, которые она каждый год печет ко дню моего чествования жизни.
Она качает головой.
– Должно быть, мы с тобой поспорили, – говорит она. – И ты, видимо, сломала эту кость. – Она осторожно кладет две половинки к остальным костям.
– О чем ты? Ничего я не ломала.
Я ничего не понимаю – она говорит какую-то бессмыслицу. Хотя, с другой стороны, всего минуту назад эта кость была цела – я в этом уверена. И, упав на ковер, она не могла переломиться надвое.
Матушка вздыхает и закрывает лицо руками. Красная круговая метка на ее запястье, появившаяся, когда она влюбилась в моего отца, слишком резко выделяется на фоне ее неестественно побледневшей кожи.
– Эти кости были особенными, – произносит она.
– Потому что они остались от бабушки?
– И поэтому тоже. – Ее дрожащие руки бессильно опускаются. – Но не только. Я придала им еще большую магическую силу с помощью крови трех поколений Заклинательниц Костей, каждая из которых имела дар Ясновидения, отличающийся от тех, которые были присущи двум остальным.
– Я не понимаю, – мотаю головой я. – Ведь мы не знаем никого, кто обладал бы даром Ясновидения Второго Порядка.
Бабушка могла видеть прошлое, матушка может прочесть будущее, но как же способность прозревать настоящее?.. И тут до меня доходит.
– Ты говоришь о моей крови? Дар Ясновидения Второго Порядка присущ мне?
Но как она могла это узнать? Ведь она еще не закончила гадать.
– Дополнительная магическая сила должна была позволить мне увидеть твое будущее намного, намного яснее. Ведь эти кости принадлежали твоей и моей близкой родне и были слиты и с прошлым, и с настоящим – но из-за этого они стали куда более опасны.
– Опасны? Что ты имеешь в виду?
Она сглатывает.
– Я обеспокоена… Саския, я больше не вижу для тебя того пути, который ожидала узреть.
Обруч, туго сжимавший мое сердце, вдруг лопается, и мне становится легче.
– Ну, возможно, то, что говорят кости, просто застало тебя врасплох. И мне предначертан не тот путь, о котором думала ты, а какой-то иной.
– Ты не понимаешь… Посмотри на эту кость. Видишь – одна ее половинка почернела по краям, а вторая выглядит так, словно пламя не касалось ее вовсе. Что-то изменилось. Дополнительная магическая сила… Возможно, из-за того, что эта кость переломилась пополам, твое будущее реально раздвоилось. И вместо двух возможных путей, которые она собой представляла, перед тобой, быть может, теперь лежат два пути, каждый из коих реален. Поэтому-то я и не вижу того, чего ожидала. Дело в том, что путь, предначертанный одной из этих половинок, для меня незрим.
Я пристально всматриваюсь в сломанную кость и вижу, что матушка права – половинки отличаются.
– Но ведь ничего ужасного не произошло, верно? Мы как сидели здесь, так и сидим. Притом мы с тобой все так же составляем одну пару, а не две.
Она устремляет на меня такой взгляд, что я начинаю чувствовать себя крайне неуютно. Мы с тобой уже делали это прежде.
– Не хочешь же ты сказать…
– Я думаю, сейчас ты уже живешь в альтернативной реальности, которую я нагадала тебе прежде.
У меня перехватывает дыхание.
– А что она собой представляет?
– В том-то и дело, – качает головой она. – Я не знаю.
Я дрожу – у меня такое чувство, будто земля покачнулась и качается до сих пор.
– Как же ты это сделала? И зачем тебе было еще больше наращивать магическую силу костей?
Вся моя предыдущая жизнь была жестко предопределена гаданиями моей матушки. Их было столько, что они слой за слоем, будто луковица, уменьшали мою свободу, пока от нее и от моей возможности что-то выбирать самой не осталось вообще ничего. С какой же стати ей вздумалось умножить магическую силу костей? Ведь с их помощью она и так соорудила вокруг меня клетку, из которой не вырваться, не убежать.
Прядка, выбившаяся из одной из ее кос, падает ей на лицо и колышется в такт ее неглубокому дыханию. Обычно невозмутимая, точно озеро в безветренный день, сейчас матушка выглядит такой смятенной, словно у нее помутнение рассудка. Похоже, она даже не осознает, что я что-то сказала.
– И что же нам теперь делать? – спрашиваю я.
Она долго молчит, прежде чем наконец посмотреть мне в глаза.
– Единственное, что мне остается, это выбрать наилучший путь из тех, которые мне известны. Ведь я ничего не могу сказать о том, чего не вижу. – Она делает глубокий вздох и разглядывает лежащие перед нею кости – не только ту, которая сломана, а все вместе. – Мне надо будет отыскать способ все исправить, но мне не удастся узнать, какой путь я выбрала для тебя прежде. Не удастся узнать наверняка. – Прозвучавшая в ее голосе печаль вызывает у меня острое чувство вины, хотя я всего-навсего сидела здесь, и больше ничего.
Она долго разглядывает кости, как будто выбирая между десятками возможных путей. Затем наконец убирает с лица выбившуюся из прически прядь, поднимает голову и садится чуть прямее.
– Ты останешься здесь, в Мидвуде, и станешь домашним учителем. – Следующие слова, похоже, стоят ей больших усилий, и, произнося их, она не смотрит мне в глаза. – Твой суженый – это Деклан.
Я выхожу из Кущи, словно находясь в трансе, и зажмуриваю глаза. Утро нынче выдалось на редкость солнечным и холодным, особенно в сравнении с жарким полумраком, который я оставила позади. Девушка, стоящая в очереди следующей, нетерпеливо раскачивается на носках.
– Ну как? – спрашивает она. – Как все прошло?
Я открываю рот, чтобы ответить, но мне нечего ей сказать. Я буду учиться именно тому, чему и хотела, и получила именно того спутника жизни, которого желала, однако я никогда еще не испытывала такой тревоги за свое будущее. Матушка сказала, что мы обсудим все позднее, но я совсем не уверена, что такое можно исправить с помощью слов. Девушка смотрит на меня, ожидая ответа на свой вопрос, и в конце концов я лгу:
– Хорошо. Все прошло просто великолепно.
Гудящая толпа вдруг разом замолкает, когда я направляюсь туда, где по другую сторону Кущи своей очереди ждут парни. Деклан смотрит на меня с лукавой улыбкой, как будто ему точно известно, к кому именно я иду. И, хотя он и прав, мой взгляд все равно скользит по лицам остальных парней. Матушка сказала, что выберет для меня альтернативный путь и что два моих будущих, судя по всему, будут совершенно различны. А раз так, не подозревает ли она, что Деклан – не тот, кто мне нужен? Хотя, с другой стороны, как могли кости указать мне на двух разных суженых, если речь идет о союзе, предназначенном мне судьбой?
В моем горле стоит ком, когда я останавливаюсь перед Декланом и протягиваю ему руку.
Он широко улыбается, демонстрируя идеально ровные белые зубы. Глаза его ярко-зелены.
– Я знал, что так и будет, – говорит он, когда мы идем в сторону костра.
Он выхватывает у какого-то мальчика одеяло, и мы садимся на большой плоский камень у огня. Большим пальцем он начинает чертить круги на моей ладони.
– Ты счастлива? – спрашивает он.
– Именно на такой исход я и надеялась, – отвечаю я. Мое облегчение огромно – мне не нужно становиться Заклинательницей Костей, проходить через обряд сопряжения с магией, а значит, мой магический дар мало-помалу сойдет на нет. Но к облегчению в моей душе примешивается смутная тревога. Что происходит со мной в другой реальности? Не сижу ли я в ней сейчас на этом самом месте рядом с кем-то другим? А Деклан?
В которой из двух версий мне уготован лучший удел?
Впервые за много лет я жажду уверенности, которую может дать гадание на костях, жажду узнать путь, предназначенный мне судьбой. Теперь, когда у меня нет такой возможности, я чувствую себя так, словно иду по шаткому, ветхому мостику навстречу будущему, которого не знаю.
Матушка всегда твердила мне, что узнавать грядущее, гадая на костях, – это великое преимущество, которое надо ценить, я же всю жизнь считала, что куда ценнее возможность делать выбор самой.
Быть может, я была не права.