Заговор творцов

Глава 15

Площадь Соглашения в Любодаре забита народом, яблоку негде упасть. Дворяне оккупировали трибуны, огородившись редкой цепью охраны от толпы простонародья. Среди людского моря мелькают кожаные жилеты на белых рубашках и парусиновые куртки, на трибунах разноцветие дорогих одежд. То и дело люди задирают голову к небу, по которому несутся истаивающие бурые тучи, нанятые в Светлом Царстве искусники разогнали начавший было накапывать дождь.

Выходящие на площадь улицы перегорожены полицейским оцеплением, вперемешку с полицейскими мундирами виднеются синие куртки дружинников Трудового Союза.

Вдоль стен зданий ограда, за которой стоит полиция вперемешку с наемниками Аркаима. Среди них виднеются синие куртки с алыми повязками, это дружинники Трудового Союза.

Охрана перекрыла все. Вдоль трассы выстроились «Смерчи» аркаимских наемников, Каменецкую закрыли всю, целиком, на каждой двери висели желтые печати полиции. здание Думы огородили переносными пластиковыми щитами, за которыми застыли «Смерчи» аркаимских наемников. Парк и пустырь зачистили, там тоже находились зрители. Окна жилых домов зашторены.

Снайперы получили приказ стрелять в любое подозрительное шевеление.

Наш автобус разместили за полицейским оцеплением, скрыв за сценой. Там же расположился и временный штаб под руководством надувшегося от важности генерала Франчека Ковальского. Полицейские полковники вокруг него так и летали.

Позади нас здание Думы, охраняемое наемниками.

— Лишь бы все прошло спокойно. — Нервно сказал Галактионов, переплетая пальцы. — Лишь бы ничего…

— Да все будет хорошо, Георгий Сергеевич! — Успокаивал его Лешенька, оторвавшийся от своих пультов.

Мои таракашки нашли три снайперские пары, оборудовавшие себе лежку в жилых домах. Маскировались они хорошо, гасили любую энергетику вокруг. По этому-то признаку их и нашли — поискали там, где фон энергетики слишком спокойный.

Указал генералу на точки, и туда отправились отделения аркаимских наемников.

Взрывное устройство в канализации обезвредили, кибертараканы сытно пообедали взрывчаткой.

Подозрительных личностей проверяли искусники с Китежа. Выявили две боевые группы с личинками изборских тварей, оттащили в подвалы. Переродившиеся твари сожрали своих командиров и бесновались за экранами покоя.

На аэродроме перехватили готовящийся взлететь лайнер с одурманенным экипажем, набитый изборской биотой с семенами боевых тварей.

Организация старалась вовсю. Непонятно, конечно, что им важнее — уничтожить Милу, или убить побольше людей. Скорее всего, обе цели равной важности.

— Время. — Галактионов выпрямился, провёл ладонью по лицу. — Начинаем! Лешенька, включай отсчет!

— Да, Георгий Сергеевич!

Я не дослушал, вышел из автобуса, посмотрел в небо. Бескрайнее, налитое синевой небо, очистившееся от туч.

Мила замерла на ступеньках, ведущих на изнанку сцены. Обернулась, нашла меня взглядом, послала воздушный поцелуй. Меня окутала волна тепла и симпатии. Кира тронула Милу за руку, нахмурилась. Сирена поспешно взбежала по лесенке, скрылась за дверью, ведущей на помост.

Генерал Ковальский, заседавший за походным столиком в окружении адьютантов и охраны, покосился на меня недовольно. Искусник в черном кимоно с эмблемой столичного института распростер над ним защитный полог.

«О, знакомые лица!» Сказал Миро.

— Мирослав, здравствуйте! — Передо мной стоял Пётр Влажин. С живым клинком на поясе, в серо-черном кимоно. На правом плече повязка с вышитым гербом Трудового Союза.

— И тебе привет. Ты что тут делаешь?

— Доброволец, обеспечиваю безопасность концерта! — Важно ответил Пётр. — Скажите, я могу увидеть Людмилу?

«Дурак, что ли?»

— Наверное. — Бросил я.

— Я…

— Студент, займите своё место! — Тяжело произнес искусник, замерший рядом с генералом. — Вы тут развлекаться приехали, или что?

— Извините! — Пётр поспешил встать за левым плечом своего начальника.

— Здравствуйте, дорогие мои! — Раздался отдаленный голос Милы.

Я ощутил её радость и восторг, сплавившийся в едином котле, её силу. Девушка походила на ярко пылающую звезду, готовую залить все вокруг теплом и светом.

Кира где-то рядом с ней, настороженная и опасная. В её руках оружие.

Толпа ответила гулом, раздались отдельные выкрики.

— Сегодня я бы хотела спеть вам особенную песню. Которая посвящена всем нам!

Гул примолк, люди начали прислушиваться.

— Да, всем! Жителям Любодара, Екатерининска и Святополья! Жителям Люблина и Аркаима, Китежа, Рутеники, Изборска, Смородины, Калина! Всем тем прекрасным, смелым и сильным людям, которые живут тут!

Толпа молчала. Замер генерал Ковальский, замерли его адьютанты. Петр приоткрыл защиту, и обратился в столб.

Из автобуса вышел Галактионов. Достал из кармана фляжку, свернул пробку, припал к горлышку.

Аура недоумения толпы начала нарастать. Вот-вот раздадутся недовольные вопли, потом прозвучат гневные крики…

Галактионов выдул фляжку враз, отбросил в сторону, пустую.

И в тот момент, когда многоголосый гул начал было превращаться в злобные выкрики, Мила начала петь.

Волна покоя хлынула над нашими головами, несомая невыразимо прекрасными нотами.

Слов не было, лишь образы. Вот Люблин, синева небес и океанов. Вот замерзшие равнины Рутеники, тишина Светлолесья. Вот бескрайние пески Изборска. Холмы Китежа, суета и гомон столицы Светлого Царства. Дышащие древностью развалины Маяка на Аркаиме. А это Смородина, вековые леса и могучие реки, несущиеся к жаркому океану. Степи Калина, напитанные ароматом цветущих трав, и величественные горы, вершинами упирающиеся в небеса.

Я никогда не был ни на Смородине, ни на Калине, но как воочию представил себе эти планеты.

Везде, везде живут люди. Такие же, как и мы. Счастливые и страдающие, смеющиеся и плачущие, борющиеся и смирившиеся, спокойные и суетливые.

Все мы похожи. Немного упертые и ленивые, благородные в душе, склонные к меланхолии и обладающие тщательно выпестованной веками смекалкой. Умеющие любить во всю душу и сражаться до конца.

Мы такие. Все мы.

— Если у неё получится, генерал ей памятник должен поставить. — Хрипло сказал Галактионов. — Из чистого золота, на центральной площади столицы.

— Посмотрим.

— Ваше Высокоблагородие, три снайперские пары уничтожены! — Браво отрапортовал полицейский полковник, вытянувшись в струнку перед генералом.

— Отличившихся к награде! — Бросил генерал.

— Взрывное устройство блокировано и вывезено за город! — Возник второй полковник.

— Саперов к награде! — Франчек Ковальский отвечал, даже не глядя, повернув голову в сторону источника песни. Глаза его были прикрыты, генерал пытался отрешиться от мира, чтобы беспрепятственно ловить эти светлые образы.

Искусник сосредоточился, усиливая защиту, Ковальский поднял руку, прерывая его.

Свита генерала тоже замерла. Пару человек, самых прожженных, недоуменно переглядывались, остальных проняло. Петр так и остался стоять живым воплощением обожания своей кумирши.

Внезапно генерал Ковальский поднялся с места, и, медленно ступая, направился ко мне. Охрана двинулась за генералом, но тот взмахнул рукой — стойте на месте, мол.

— Что же вы творите, царцы… — Его тяжелый взгляд совсем не подходил для паркетного вояки. Тщательно культивируемый самим же генералом образ дал трещину. И передо мной стоял человек. Хитрый, умный, и от того немного уставший.

Я не отвечал.

— Надеюсь, у вас получится. — Внезапно сказал Франтишек Ковальский.

— Ваше Высокоблагородие! — На руках двух дюжих охранников повис полицейский лейтенант. — Доклад! Доклад!

— Что там? — Недовольно повернулся генерал.

— Посты на Каменецкой не отвечают! Вернее, отвечают, но не так!

— Доложите по форме, лейтенант. — Рявкнул генерал Ковальский. — И отпустите его!

Охрана разжала руки, лейтенант, едва не упав, поспешно выпрямился в стойке «смирно».

— Ваше Высокоблагородие, полчаса назад, при опросе постов, экипаж двенадцать повел себя странно! Они отвечали, но не так, как обычно! Перекличка показала, что три поста ведут себя странно!

«Вот и проблемы пожаловали». Оживился Миро.

— Пьяны?

— Ваше Высокоблагородие, я знаю сержанта Валенсу! Напиться мог один пост, но три сразу? Они под контролем, Ваше Высокоблагородие! Позвольте…

— Я могу сходить туда и выяснить! — Дернулся Пётр.

Внимания на него не обратили.

Я послал слабую волну. Вот толпа, тут аура сходит с ума, ничего не понятно. Вот огоньки моих разведчиков-таракашек, многие уже погасли, затоптанные тысячами ног. А что происходит тут?

Аура Каменецкой улицы, фонившая острым удовольствием и горьким привкусом дурмана, прогибалась, тянулась, как резина. Искусник, по силе равный сущности Дороги, медленно двигался вдоль по улице, приближаясь к площади Соглашения.

И его аура давила звуки Милы, словно тупой нож, режущий бумагу. Энергия превращалась в гармоники и бурлила, впитываясь в окружающий мир.

— Проблемы? — Спросил Галактионов.

— Да. — Ответил я. — Разберусь. Продолжайте концерт.

«Да что они сделают!»

Искусник ранга Мастер, нанятый в Институте. Троица выпускников Института, второй курс, приданные снайперским расчетам. Десяток местных искусников, едва дотягивающих до ученического ранга. Неизвестное количество средних по качеству амулетов и биомехов, распределенных по полицейским.

«Прямо сейчас можно рвануть на Гардарику». Напомнил Миро.

— Генерал, необходимо немедленно связаться с посольством. Сами не справимся. Нам нужна помощь, вся, которая только есть. По Каменецкой улице на нас двигается существо, равное по могуществу сущности Дороги.

Франчек Ковальский развернулся к адьютантам-полковникам.

— Вызовите помощь! — Рявкнул он.

— Ваше Высокоблагородие, вызов не проходит. — Растеряно сказал полицейский полковник. — Я не могу…

— Да позвоните вы по телефону, в конце-то концов!

«Не успеют. Минута, две, и начнется мясо».

Могущественная аура приближалась, проталкиваясь сквозь песню сирены. Вот-вот энергетика, которую несли звуки, начнет рассыпаться на гармоники.

Незаметные, едва уловимые частоты потянулись от чужака. Существо готовилось вложить в энергетику Милы свою долю. И я сомневался, что у него благие намерения. Светлая, чувственная злость ощущалась даже в едва уловимой волне сканирования.

— Если телефоны не работают, пошлите уже гонца! — Прикрикнул на своих подчиненных генерал.

«Гардарика…» Начал было Миро.

Я метнулся в автобус, где лежали Крылья. Вернулся, вышел на открытое место.

— Я с тобой… — Начал было говорить Петр Влажин.

— Отправляйся в посольство, приведи помощь. — Сказал я.

А потом Крылья бросили меня в небо.

Медленно кипящее море толпы, окутанное звуком, пропитанное энергетикой Милы. Сияние Сердца Пламени я видел даже отсюда, сирена отдавала все силы своей песне.

Кривые ряды старинных домов, вдалеке небоскребы центра города. Огороженный посольский квартал, там тоже почуяли неладное.

Среди островерхих крыш тянется к зеркальным стенам небоскрёбов улица Каменецкая, сейчас пустая. Замерли коробки «Маусов», «Смерч» задрал вверх стволы пушек.

«Будет тяжело». Предупредил Миро.

«Знаю». Ответил я, приземляясь посреди улицы.

Улица пуста, на дверях и окнах полицейские печати. За моей спиной оцепление, сдерживающее толпу. Охрана беспокоиться, энергетика существа касается их аур. Толпа пока ничего не замечает, люди впитывают песню сирены Милы.

Но это пока. Чужие частоты незаметно проникают в их сознание.

«Да вот тебя тут только не хватало». Сказал Миро.

Она ждала меня посередине улицы. Высокая, статная, стройная женщина в полупрозрачных одеждах, с идеальной фигурой и божественно-правильным лицом. Неведомо откуда взявшийся ветерок развевал её одежды, на лбу сияла диадема с драгоценным камнем-биомехом.

Старшая сирена Иоланта.

Качки с живыми клинками стояли полукругом позади неё, ауры светились от влитой энергии, пылали точки рабских меток. Несколько огромных волков, источающих энергию Обочины, скалили зубы, царапали когтями брусчатку. Троица искусников в балахонах опирались на посохи, укутавшись защитой. Толстяк под два метра ростом, в одной набедренной повязке, прокатывает по телу волны искусственных мышц, рожденных Танцором Плоти. Два отделения наемников держатся поодаль, их оружие и защита кипит вложенной энергией.

— Приветствую, Мирослав Трегарт. — Сказала старшая сирена.

Щит глотнул энергию Сердца Пламени, брусчатка вокруг меня начала трескаться. Сияние Разума напряглось, фильтруя мои намерения. Что, подчиняться? Вот этой женщине? Да как же, сейчас!

— И тебе привет. — Сказал я. — Зачем ты тут?

— Забрать свою сестру.

Мощь её голоса подавляла. Что у неё, Сердце Пламени? Сильное, какое же сильное!

«Энергетическое ядро полного цикла».

— Она не хочет к тебе возвращаться.

— Кто будет спрашивать её желания? — Казалось, что Иоланта улыбается. Фигура старшей сирены плыла в воздухе, её силуэт подернулся маревом гармоник энергии.

— Я.

Сирена не ответила ничего.

А её рабы бросились на меня.

Я рванул ножны с тесаком с пояса, в движении вливая в металл энергию. Мы же творцы, Миро, да? Так сотворим же живой клинок! Пусть сталь оживет!

И сталь ожила, вырвалась на волю, разрубив ножны.

Первых нападавших я отшвырнул телекинезом, давая время Конструктору на расчет нужных частот.

Рой шаровых молний впился в атакующих рабов сирен, выжигая медицинские биомехи. Отчаянные крики и вспышки бледного-алого огня заполнили мир.

Пара шагов, мах клинком разбивает защиту и сносит голову рабу сирены. Присед, пропускаю над собой удар клинком, и своим тесаком разваливаю человека надвое. Толкаю верхнюю половину тела в несущуюся на меня волну мороза, и бью, сжигая искусника в пепел. Ногой подбиваю валяющийся на мостовой живой клинок, свожу сталь с ума, и отправляю в другого искусника. Лопается защита, и меч превращает человека в фарш.

Гаснут вечные светильники на улице, короткие вспышки и искры летят с фонарных столбов. Мчится волна энергии, сжигающей людскую плоть и камень. Мерцает сиреневым защита, отражая льющиеся на неё потоки энергии.

Ревет обрадованно Сердце Пламени, прокачивая через энергию, урчит Скорлупа, довольно скалится Сияние Разума.

Волки, с шерсти которых опадают ярко-белые светлячки, бросаются на меня. Ловлю правого за лапу, и швыряю в левого. Твари тяжелые, они не настоящие звери, а подчиненные сиренами существа Обочины, энергия Основы миров бурлит в них. Третий пятится, припадает на задние лапы, стремительно бросается на меня.

Сияние Разума подсказывает способ действия, я отдаю команду Конструктору. Универсальный Эффектор выпивает энергию тварей, а потом обращает против них же самих.

Шерсть сгорает в один миг, распадаются мышцы и кости.

Акустический удар, от камней летит мелкая крошка. От сирены ко мне тянется полоса распадающегося камня, стекла домов разлетаются брызгами.

Скорлупа наготове, миг, и она прикрывает меня, укутывает мощнейшим экраном покоя. Энергия, вложенная Иолантой в удар, частью распадается гармониками, а частью превращается в тепло. Камень вокруг горит бледным огнем.

Искусник окутывает защитой наемников, и в меня летят пули. Серебристые огоньки вспыхивают на краю Скорлупы. В ответ бросаю шаровые молнии, которые моментально перегружают защиту. Взрыв разбрасывает наемников как кукол.

«Да сколько же вас тут!» Завопил Миро.

Троица двигающихся с невероятной скоростью рабов сирен возникла передо мной. Скорлупа треснула, принимая на себя удары керамических клинков, растущих из локтей.

Заморозка, враги замедляются, размазанные в пространстве силуэты превращаются в человеческие фигуры. Я по очереди срубил им головы, и тела тварей рассыпались кровавыми кусками промороженного мяса.

Не останавливаться.

Двигаться.

Убивать.

Танец, сложивший воедино и искусство, и науку управления энергиями. Я рисовал этот бой, как художник рисует полотно. И я создавал его, как инженер создает новую машину. Я превзошел сам себя? Наверное. Об этом не было времени думать.

Пение сирены внезапно изменилось.

Выстрел раздался слева, пуля расплескалась по Щиту. Я повернул голову, и наткнулся на пустой взгляд полицейского, целящегося в меня из пистолета. Повел рукой, и оружие в руке полицейского рассыпался за составные части.

Очередь автоматической пушки швырнула меня назад, щит пошёл цветными разводами. Осколки хлестнули по людям вокруг. «Смерч», стоявший в конце улицы, окутался дымом, с башни стартовала ракета, взвилась в небо, и спикировала вниз.

Сияние Разума швырнуло в мой разум ледяную, острую логику мыслей. Сработал Конструктор, Сердце Пламени дало энергию, Универсальный Эффектор отправило навстречу ракете десяток алых искр.

Металлическая болванка, начиненная электроникой, воткнулась в брусчатку, и разлетелась на части. Взрывчатка растеклась небольшой серо-зеленой лужей, вспыхнула неуверенным пламенем.

Следующие искры унеслись к броневику. Не убивать, не убивать, пусть просто спят! Пусть уснут, пусть не слушают этой песни! Пусть слушают другое! Пусть слушают то, что поет Мила! Отныне тут нет место смерти, тут любовь и красота!

Рой искр рвался с Универсального Эффектора. Искры мчались в разные стороны, охотились за людьми, на свою беду оказавшимися на этой улице. Они не несли с собой гибель, они усиливали частоты энергии Милы, теплого солнышка, греющего меня, и гасили частоты Иоланты.

За моей спиной вспыхнула перестрелка, раздались крики. Подоспевшие полицейские сбросили морок, и схватились с рабами сирен. Ауры умирающих плескали в мир посмертные частоты энергии.

Новая троица качков с клинками. Сияние Разума не может радоваться, не может смеяться. Это чистый разум, ничем не замутненная логика, где нет места чувствам.

Частоты энергии пожирают людей, биомехи идут в разлад, и на землю падают обезображенные трупы.

Тончайшее, смертельное покрывало песни сирены Иоланты, рассыпается гармониками. Искры охотятся за людьми, жалят, как комары. Укол, и человек опускается на землю там, где стоял, засыпает, и уже не слышит песни-призыва.

Сирена не сдается, продолжает петь, выводя замысловатую ноту. Волны энергии расходятся от неё в стороны. Убить, убить, убить! Разлетаются на мелкие осколки стекла домов, осыпая мостовую сверкающим дождем. Защита наемников идет волнами, искусник падает на колени, удерживая Щит из последних сил. В руке он держит стремительно пустеющее энергетическое ядро, сделанное в Царских Мастерских.

Иоланта сильна, очень сильна. Сердце Пламени в груди сирены питает и Щит вокруг неё, и песню.

Но её энергия слишком грубая. Индивидуальное искусство, которое разрушают штампованные иголки.

А я иду вперёд.

Человека, выросшего передо мной, убрать с пути не получилось. Телекинез не сработал, смертельные энергии рассеялись гармониками на щите, его меч метнулся к моей голове.

Скорлупа собрала все силы, живой клинок завяз в защите.

Человек отпустил рукоять, взмахнул рукой, и второй живой клинок устремился к моей правой руке.

Я отдернул руку, отшатнулся, избегая следующего удара.

Мой противник двигался быстро, очень быстро, а в его ауре сверкали гармоники Индика. Заморозка не сработала, Танцор Плоти перестроил моментально перестроил тело, а Щит избавился от чужой энергии.

Что можно противопоставить такой скорости?

Технику. Правильно подобранные движения ловят в ловушку стремительно мчащийся мне в голову клинок. Наши мечи соприкоснулись, частоты энергии стекли по моему клинку, коснулись оружия врага.

Сошедшая с ума живая сталь впилась в держащую руку.

Мой противник не испытывал боли, лицо похоже на посмертную маску. Отпрыгнул назад, левой рукой выдернул шипастый шар из предплечья, бросил в меня. Я встретил его коротким вихрем распада, и атаковал сам. Искорки-модули рванулись со всех сторон, опутывая человека сетью телекинеза.

Снова вихрь распада, направленный в Танцора Плоти, и оплывающий скелет рассыпается пылью.

Шаг, другой. До старшей сирены осталось десяток метров.

Та сделала шаг мне навстречу, оставляя позади свою свиту. Толстяк с Танцором Плоти двинулся в обход, дорогу ему преградили качки с живыми клинками. Толстяк остановился, поводя башкой.

Она старалась, пела, едва шевеля алыми губами. Скорлупа уже не мурлыкала, надсадно рычала, из последних сил рассеивая чужую энергетику. Сияние Разума опасно и зло щурилось, рассматривая высокую, стройную женщину.

Рыжая, надо же. Гладкое лицо, внимательные глаза. Вблизи обычная женщина, в чем-то даже пренебрегающая биомехами. Ей не нужна личная красота, она не станет крутиться перед зеркалом, выбирая наряды и разглаживая биомехами морщинки на лице.

Влияние и власть — вот то, что ей нужно. Вот то, чему она посвятила себя.

— Остановись. — Сказал я, и поразился тому, как устало звучит мой голос. — Мила не вернется. Твоя дочь… Выросла.

На лице сирены ничего не отразилось. Моя защита гнулась, клинок, ставший живым, рассыпался металлической пылью.

Она сильна, она очень сильна.

Победить её будет не просто.

Давление энергии начало расти лавинообразно. Конструктор заполошно генерировал частоты, которые Миро вбивал в Скорлупу. Края моей защиты распадались на гармоники, экран покоя неуклонно сжимался.

Она опытнее меня. Индивидуальное искусство победит штамповку. А ничего, кроме штамповки, я противопоставить не мог.

— Зачем она тебе, Мирослав? — Спросила Иоланта. — Подумай. Она не игрушка, не вещь. Она опасна для тех, кто тебя окружает. Она несдержанна, хитра, мстительна. Передай её мне, и я уйду, не тронув никого тут. Даю слово.

— Я отвечаю за неё, какой бы она ни была. — Сказал я.

И вдруг разъедающая мою защиту энергия пропала.

Рабы сирен внезапно развернулись, и набросились на толстяка. Танцор Плоти не помог, живые клинки проникли к биомеху и вывели его из строя. Обугленный керамический скелет рухнул на мостовую, и его раздробили ударами мечей.

Выпрямившийся было искусник замер на месте, удивленно разглядывая пронзивший его со спины меч. Наемники прожили не дольше, их изрубили вмиг.

Сирена развернулась, и двинулась обратно.

Выжившая свита поторопилась за ней, бросив трупы временных союзников валяться на мостовой.

Я огляделся.

Каменецкая улица стала руинами, среди которых валялись трупы. Рабы сирен и мирные граждане, вперемешку. Слышались крики, плач, кто-то монотонно ругался.

А я сел на лавочку, вытянул ноги, и уставился в небо.

Там, вдалеке, слышался гомон толпы, над которым лилась прекрасная музыка пения Милы. А тут внезапно наступила тишина.

Шум двигателей, надо мной пронеслась черная тень. Над крышами домов зависли винтокрылы, с которых горохом посыпались стрельцы Светлого Царства.

— Мирослав, ты живой? Ты как? — Пётр Влажин возник передо мной, попытался заглянуть в глаза. — Да сними же ты защиту, у меня есть медицинский амулет! Настоящий!

— Не надо. — Я свернул Скорлупу. — Не надо, у меня все хорошо.

— Что тут было?

— Заговорщики приволокли сюда старшую сирену с Пелориада. — Сказал я.

'Отличная версия! 2 Похвалил меня Миро.

— И ты…

— Заговорщиков перебил, сирену прогнал. Петр, тут много раненых. Нужна помощь, врачи…

— Скоро прибудут! — Отмахнулся Петр. — Слушай, может, догоним их?

«Догнал один такой, потом в гареме с опахалом стоял».

— Пусть стрельцы этим занимаются. Наша работа тут закончена. Доложи генералу Ковальскому, что случилось.

Как окончился концерт, я не помнил. Дождался Милу и Киру, втроем мы сели в представительский «Маус» Галактионова, и отправились в гостиницу.

Оказавшись в номере, я сел в кресло, мрачно уставился в стену.

«Отпустило?» Спросил Миро.

«Не до конца». Ответил я.

«Она бы могла победить. Рано нам ещё таких соперников. Надо привыкнуть к биомехам, поучиться ими пользоваться».

«Согласен».

— Господин, а кто был там, на Каменецкой? — Спросила Мила.

— Твоя бывшая госпожа, старшая сирена Иоланта.

Переодевающаяся Мила побледнела, выронила из рук пушистый гостиничный халат.

— Вы… Вы…

— Она ушла. — Сказал я. — Надеюсь, что больше не вернется.

— Я тоже! — Мила дрожащими руками подняла халат, и застыла в дверях в ванную, словно не понимая, что делать дальше. Её Сердце Пламени неторопливо восстанавливало энергию, девушка была истощена и крайне напугана.

— Мирослав! — Позвала меня Кира.

— Что случилось?

— Смотри, что на столе лежит. Я не трогала.

— О, письмо! — Мила закуталась в пушистый халат. Руки девушки немного подрагивали, но голос был наполнен веселым любопытством. — Господин, это вам от тайной поклонницы! Как та, к которой вы вчера ходили!

«И когда только успела понять?» Вздохнул Миро.

На столе лежал лист бумаги, придавленный матово-синей бусинкой защитного амулета. Кто попало не возьмет, бусинка сожжет в пыль послание, ещё и руку любопытного заденет, постарается.

Я неохотно встал с кресла, смахнул защитную ауру письма, развернул лежащий на столе лист бумаги.

«Мирослав! Я не уверен, что доберусь до Китежа. Потому оставляю это тут. Если доберусь, то генерал поверит мне на слово, если же нет — передай список ему. На всякий случай, удачи! Сергей Бельский».

Под первым листом лежали остальные, со списком фамилий.

«Лучше бы это была любовная записка». Хмыкнул Миро.

— Кира, Мила, собирайтесь. — Позвал я. — Мы сейчас же уезжаем. На Китеж. Это срочно.

— Как, господин, уже? А как же наши поклонники?

— Наши? Твои, ты имеешь в виду?

— Нет, ваши! У вас же в сети целый фан-клуб. Вы не видели?

— Посмотрим позже. Нам срочно надо ехать.

Проблему с машиной я решил просто, дошёл до ближайшего салона, и купил новенький, с иголочки, «Маус», подготовленный для дороги. Оружейный модуль поставили там же, даже не заикнувшись про какие-то разрешения.

И спустя пару часов мы уже катили к Дороге.