4. Аури

Для Аури стены монастыря были родными. Даже Настоятельница Гантия, не смотря на всю свою строгость, по своему, где-то в глубине души, любила девочку. Да, кухарки, ткачиха и сторож боялись Аури и начинали гнать ее, как только она появлялась у них на горизонте, но все равно были те, кто заботились о ней. Монахиня Нурия всегда прятала и старалась сгладить последствия шалостей. Аури это понимала и бессовестно этим пользовалась. Нурия просила, уговаривала девочку, даже плакала. Аури ее жалела, обнимала, но это было выше ее сил - быть обычной, примерной послушницей.

Конечно, она еле терпела и не выдерживала служения во время молитвы и уползала, удирала, и просачивалась сквозь любые щели, чтобы слинять с этого наискучнейшего по ее мнению занятия. Конечно, на правах самой младшей ей многое сходило с рук. Встречались маленькие недоразумения в виде обязанностей послушницы, которые ей тщетно пытались навязать. Но не тут-то было, она жила в свое удовольствие, по своим собственным правилам, которые она сама не до конца осознавала, и не заморачивалась ежедневными тяготами монастырской жизни обычных послушниц.

Например, мытье посуды было ежедневным послушанием младших воспитанниц, но после того, как Аури устроила танец тарелок над ушатом с водой и их бомбардировку водными шариками, во время чего большая часть тарелок разбилась, ее отстранили от этого обязательного для остальных занятия.

Примерно то же самое получилось с кормлением кур, которые оголодали и перестали нести яйца, а также прополкой огорода. Когда Аури ровненькой стопочкой сложила все высаженные весной и выросшие к началу лета растения, монахини были в ужасе. Пытались ее поставить с веником мести монашеские кельи, но они резко оказывались мокрыми. Если выдавалась тряпка для мытья пола, то пол сразу покрывался ледяной корочкой. Душевные порывы девочки категорически не совпадали с мыслями взрослых об ее обязанностях послушницы в стенах монастыря.

Все шалости Аури шли от души, она их творила с огромным удовольствием. Как и все маленькие дети, девочка искренне хотела родительского тепла и заботы, чего, как бы не старалась Нурия, она не могла получить в полной мере. Нурия искренне любила свою подопечную, но согласно правил монастыря, она не могла все время находиться рядом с ней. А Аури выражала свой протест одним доступным ей способом - своими проказами.

Единственным существом, которого не трогала Аури, был загадочный пес Настоятельницы Гантии Назир. Он был изысканно-белый от кончика черного носа до хвоста, с длинной, чуть вьющейся шерстью по бокам, на шее и на хвосте. На голове у собаки шерсть была короткой, лишь немного удлиненной на небольших аккуратных ушах, прижатых к голове. Худой, высокий, на тонких лапах, с узкой длинной мордой, он смотрелся изысканной фарфоровой статуэткой. Его темные миндалевидные глаза сразу же привлекали внимание, они были похожи на человеческие, в них светилась мудрость, ум и что-то еще, что неподвластно было разгадать обычному человеку. Его суть мог понять только очень сильный маг, которых в каждой империи были единицы. Он был изящным аристократом по сравнению с дворовой собакой и смотрелся откровенно неуместно в монастырской обители. Никто не знал, откуда появился этот пес, но он постоянно следовал за хозяйкой, не заходя только в общие помещения монастыря, где проходили службы и молились послушницы или прихожане. Загадочный пес не ловил мышей и крыс, хотя по всем признакам он должен был быть охотничьей собакой. Назир на всех смотрел немного свысока, ходил медленно и степенно. Крайне редко Назир расслаблялся и позволял себе побегать, но делал это больше для своего удовольствия, чем для чего-то еще. Крестьяне раскрывали рты и бросали свою работу в поле, когда видели, как бежит этот пес, как белый борзой вихрь стелется по полю. Это было завораживающее по своей красоте зрелище.

Странным образом глаза Назира были сильно похожи на живые карие глаза уже пожилой Настоятельницы Гантии.

И Назир и Аури, оба, соблюдали вежливый нейтралитет по отношению друг к другу, чем немало удивляли всех обитателей монастыря. Когда измученные монахини спрашивали Гантию, “почему Аури не трогает Назира”, та лишь пожимала плечами. Хотя, конечно, она сама прекрасно знала ответ на этот вопрос.

После того как Аури чего-нибудь натворила и ей нужно было спрятаться от наказания, она убегала на берег реки, садилась на свой любимый плоский серо-голубой камень и бултыхала ногами в воде. Когда ноги замерзали, она залезала на самый крупный темный валун и просто грелась на солнышке. В таких побегах ее чаще всего сопровождал Назир. И картина сидящей на берегу девчушки и маячившей чуть поодаль высокой изящной собаки с белоснежной шерстью, была хорошо знакома жителям деревушки. Они никогда не сидели в обнимку, не разговаривали, создавалось такое впечатление, что они общаются мысленно, загадочным образом чувствуя друг друга. К ним никто из деревенских никогда не подходил. В такой момент к Аури могли подойти только два человека, сама Настоятельница Гантия или монахиня Нурия. На приближение любого другого человека Назир только высокомерно скалил зубы, чем отбивал все желание подойти к этой парочке напрочь. К Нурии он относился более снисходительно и подпускал к девочке.

Сама Аури воспринимала Назира как что-то само собой разумеющееся, что-то родственное или родное, как неотъемлемую часть своей жизни.

Когда у девочки отросли волосы, она придумала себе еще одну забаву: она ложилась на плоский камень, который лежал практически вровень с водой, и опускала в воду концы своих волос. Ей нравилось наблюдать, как золотистые пряди колышутся в воде и поблескивают отдельными золотистыми нитями. Однажды она вытащила небольшого краба, который непонятно зачем прихватил клешней ее прядки.

Деревенские пацаны, которые были старше Аури, неоднократно предпринимали попытки поймать и отлупить несносную пигалицу. Самостоятельная задорная девочка, которая в отличие от других послушниц, ходивших только гуськом за монахинями, бегала, воровала яблоки в деревне и проказничала одна, сама по себе, естественно вызывала не только любопытство, но и определенную зависть.

Первая попытка деревенских мальчишек поймать Аури не увенчалась успехом лишь по одной причине - девочка просто успела убежать. Маленькая и юркая, ей хватило ума чтобы сообразить, что с тремя мальчишками, которые старше ее на два или три года, лучше не связываться, тем более на их территории, в деревне.

Аури даже немного испугалась, хотя такие эмоции были ей совсем не свойственны. Мысль о том, что ее могут отлупить, у нее восторга не вызывала, и в дальнейшем девочка старалась избегать таких встреч. Однако неугомонные сорванцы не успокоились, старались подкараулить ее, и однажды у них это получилось.

Аури заловили в проходе между двумя сарайками, с одной стороны было двое пацанов помельче и с другой стороны один бугай покрупнее. Аури прикинула, что стены сараев высокие, залезть на них легко не получится. Пока она перебирала в голове возможные варианты побега, бугай приблизился.

- Вот и попалась шмакодявка, ну-ка давай нам все свои монеты, - угрожающе заговорил самый старший.

- У меня нет никаких монет, даже самой маленькой, - сердито ответила Аури, пытаясь сообразить, откуда бы у нее могли бы взяться монетки.

- Значит иди воруй, - загоготал бугай, - А еще принеси нам свежего хлеба из этой, как она там у вас называется, трапезной.

Аури сморщилась, ей очень не понравилось увиденное и услышанное. И начала вести себя как обычно: она прищурилась, и в то мгновение, когда из-за угла сарая появилась голова Назира, за спиной девочки взорвалось два водных шарика, а бугай рухнул навзничь, поскользнувшись на льду. А Аури уже стояла, улыбаясь, позади Назира, который весьма недружелюбно демонстрировал всем окружающим свои белоснежные клыки.

Пацаны быстро уяснили, что мелкое недоразумение по странному стечению обстоятельств находится под опекой особенного пса настоятельницы, и с тех пор напрямую ее не задирали, но зуб в сторону девочки все равно точили.


Загрузка...