Загадка «Акулы»

ОГНЕННАЯ КАРТА

Он снова видел: темно-зеленая мгла… дно моря… обросшая ракушками Дмала — останки погибшего корабля. Около нее, медленно переставляя ноги, бродят квадратные фигуры — его товарищи-водолазы. Скрещиваются лучи прожекторов. Яркое пятно останавливается на одном из водолазов. Он держит в руке поводок, а на нем — маленькая обезьянка. Она строит забавные рожи. Это невероятно. И все же, вопреки законам прироДы, обезьянка живет. В глубине, где давление воды достигает сотни тонн, где даже в глубоководном скафандре не разрешается быть дольше двадцати минут, обезьянка чувствует себя прекрасно. А потом — острая боль в пояснице. Он просит подмять его на поверхность. Думает: «Неужели это то, о чем предупреждал врач? Ушиб позвоночника пять лет назад?»

Он лежит в полутемной комнате и вспоминает. В памяти словно включился невидимый магнитофон, и он слышит голос врама. И слова, и голос — неприятные, сухие, безразличные к нему, к его судьбе: «В результате ушиба у вас нарушены нервные связи. Представьте себе, что в сложном электрическом аппарате в некоторых местах оборваны провода. Биотоки не могут нормально циркулировать. Отдельные органы не получают сигналов из мозга или же сигналы доходят до них в искаженном виде. Энергия вырабатывается и тратится организмом неразумно. И в конечном счете в одних органах образуется избыток ее, в других — недостаток…»

Врач говорил о нем, о Диме Колесникове, как о какой-то электрической машине. И Диме хотелось сказать в ответ что-то резкое, обидное. Но он промолчал…

Дима сумел сделать так, что никто на работе не узнал о предупреждении врача. Он и сам забыл бы об этом, если бы иногда не появлялись сильные боли в пояснице- oн думал: пройдет…

Дима смотрит на oкно. Сквозь стекло льется зеленоватый свет, напоминая светящиеся глубины моря. Вон пятно на потолке, похожее на краба с перебитой клешней. Дима может подолгу рассматривать трещину на потолке, находить объяснение, почему она прошла так, а не иначе. Комната, в которую он забегал лишь иногда, становилась для него вселенной, достойной изучения.

Он старается думать о чем угодно, только не о себе и не о близких людях. Раньше, когда он был здоров, двигался, люди казались ему другими. Он верил в Леночкину любовь «навсегда», в Сашкину дружбу до «гроба». Они продолжали заходить и теперь, говорили утешительные слова, но Леночка слишком часто и жалобно повторяла: «Клянусь, я никогда не разлюблю тебя», а Саша посматривал на часы. Что ж, с тех пор, как Дима перестал ходить, прошло три года…

Даже мама — всегда добрая, ласковая, заботливая…

Он и не знал, что ее забота может казаться такой навязчивой.

Иногда он рассказывал родным и знакомым о том дне, когда всё началось, и о гримасничавшей обезьянке на дне моря. Ему не верили. Он видел по глазам. Они думали, что обезьянка — бред, начало его болезни. Но Дима знал, что это было наяву и что это никакого отношения не имеет к его болезни. Просто совпадение. И он бы очень удивился, если бы кто-то ему сообщил, что обезьянка имеет отношение к его выздоровлению, в которое он уже почти перестал верить…

Когда у человека слишком много времени для размышлений — это вредно. Дима старается не думать хотя бы о себе.

Но и это ему не удается. Какой он ничтожный, затерянный в большом шумном городе, в полутемной комнатушке. Он знает, что там, за этими стенами, сейчас зажигаются огни. Они вспыхивают отдельными переливающимися каплями и целыми созвездиями, соединяются в огненные ликующие реки. И всюду там, где огни, спешат, смеются, радуются люди — медленные и быстрые, робкие и смелые. Все они двигаются. Двигаются! И этим отличаются от него, от испорченной электрической машины, еоли верить врачу. И если его, Димы, не станет, никто не заметит этого, как не заметили бы исчезновения испорченной и ненужной вещи. Разве что мама… И Леночка заплачет — она очень ценит мнение мягкосердечных соседей…

Щелчок ключа в двери. Полоса света падает в комнату, выхватывая. из темноты кусок пола и скомканную бумажку, угол стола и половину портрета на стене.

«Как раз половину», — успевает подумать Дима прежде, чем слышит два голоса: просительный — матери, и жесткий, уверенный — врача. Затем врач обращается к нему, холодно поблеокивая стеклышками квадратных очков:

— Что нового у вас, молодой человек?

Как будто он не знает, что у Димы не может быть ничего нового.

Опять начинается бесконечная процедура осмотра.

На мясистом красном носу врача появляются капли пота. Дима отводит взгляд и слышит:

— Завтра заберем вас в институт.

Дима не хочет в институт. От его болезни спасения нет — он это понял. К этой комнате он уже привык, а там… Что будет там? Холодная белая палата. Чужие люди. Больные на соседних кокках. Но там он никому не будет в тягость… И он согласно кивает головой.

Его мир почти не изменился. Только потолок был уже не белым, а голубоватым. И тишина была прозрачной, как дистиллированная вода. Дима лежал в изолированной палате около двух недель. За это время его несколько раз возили на анализы, в солярий, погружали в ванны с раствором.

Он покорно принимал процедуры, иронически улыбаясь уголками рта: он знал, что все напрасно.

Как всегда, бесшумно, по мягкому ковру подошел лечащий врач. В его голосе, обычно таком спокойном; сегодня чувствуется волнение.

— Сейчас возьмем вас на очередной сеанс.

Два санитара подняли Диму и положили в тележку.

Они повезли его по длинному коридору. Рядом шел врач в шуршащем халате.

Тележку вкатили в шестиугольную комнату. Здесь Дима еще не был ни разу. В углах на подставках и рельсах стояли какие-то барабаны, к ним подходили провода. С потолка свешивались лампы, на стенах виднелись многочисленные рубильники и пульты с рядами разноцветных кнопок.

В центре комнаты стояла ванна, к которой тоже подходили провода, а рядом — кабина.

Все это было похоже на необычайно сложную электрическую лабораторию, и Дима опять вспомнил слова врача, сказанные давно, когда с ним случилось это не счастье.

Его осторожно опустили в ванну. Врач вошел в кабину, и Дима услышал его искаженный голос, доносившийся через микрофон. Затем прямо перед Димой на экране, вделанном в стену, вспыхнули тысячи огней. Они переливались, сливались в ручейки, мерцали, сверкали звездами. Это было похоже на картину вечернего города. Но огней здесь было еще больше, их рисунки неизмеримо сложнее и запутаннее. Больше всего огней было в верхней части экрана. На нижней они располагались отдельными созвездиями., а дальше — темнота, словно там к городу подступала степь, пустынная и молчаливая.

— Что это за карта? — спросил Диме у врача. — Я никогда не видел такого сложного города…

Он услышал голос врача, в котором уловил напряженное ожидание:

— Этот город — ваш организм. Точнее сказать, это — энергетичеcкая карта организма. Темные пятна пораженные участки, не проводящие возбуждения.

Широко раскрытыми глазами Дима смотрел на карту.

Значит все эти огни — он. Это в нем борются свет и тьма, это в нем текут огненные ручьи и бурлят моря энергии!

— Мы поместили вас в мощное пульсирующее электромагнитное поле. Вы, наверно, знаете, что все в мире колеблется, в том числе молекулы вашего тела, нервных клеток, — говорил врач. — С помощью электромагнитного пошя мы регулируем колебания молекул раствора, в который вы погружены. Когда эти колебания совпадают с колебаниями молекул ваших нервных окончаний рецепторов, возникают нервные импульсы. Таким образом мы постепенно увеличиваем нервное возбуждение, одновременно настраивая весь организм и изменяя обмен энергии в нем. Поле доведет возбуждение до того уровня, когда оно прорвется через участки-изоляторы, снова превратив их в проводники, или найдет обходной путь. И тогда… Вы знаете о случаях, когда сильное нервное потрясение излечивало параличи и другие болезни? Там тоже действовало возбуждение…

Дима почувствовал слабый укол в ногу, в то место, которое было безжизненным. И тотчас на карте загорелось несколько новых звездочек.

— Видите?! — закричал он врачу, испугавшись вспыхнувшей надежды на «невозможное». — вижу, Дима. Спокойнее. Все идет, как мы предполагали, — сдержанно ответил врач.

Но Дима уже не слушал его. Он попросту забыл о враче. Он видел и осознавал талько карту и свое тело. На карте, в тех местах, где застыла чернильными пятнами темнота, загорались огоньки. Их становилось все больше и больше. Словно в пустынной степи возводились дома, электростанции, прорывались каналы. Каждый огонек означал новую жизнь.

И одновременно все больше ощущались покалывания в пояснице и ногах. Горячие сверлящие ручейки били в колени, и вдруг Дима ощутил, что он может слегка согнуть левую ногу…

Тележка чуть-чуть покачивалась, и Дима улыбался без всякой причины. Он лежал на боку, подперев щеку рукой, м с интересом смотрел на стены коридора, на лица встречных врачей и лаборантов.

«Через восемь-девять дней начнете ходить»… Никогда в жизни он не слышал слов прекраснее.

— Помните, вы рассказывали мне об обезьяне на дне моря, — проговорил врач. — И я вам сказал, что вы видели опыты по изменению обмена энергии в живом организме. Мы усваиваем энергию, в основном, от сгорания продуктов питания, — через пищеварение, а также дыхание. А у обезьяны удалены и легкие, и желудок. Вместо них создан один орган-приемник, который получает электроны из морской воды, из воздуха, из земли. К органу-приемнику присоединены счетчики. Они позволяют ученым получать все новые сведения об обмене энергии, о том, сколько ее должен получать мозг, каждая рука, уши, глаза, сколько ее тратится на прохождение нервных импульсов внутри организма. Без этих сведений мы бы не смогли вылечить вас. Почему же тонны воды не раздавили обезьянку? Высокое давление — это энергия, которую обычный организм не может усвоить, она его убивает. А у обезьяны был изменен энергетический обмен…

Дима смотрел на многочисленные двери, выходящие в коридор. Сколько чудес скрыто за каждой из них! Вот и дверь его палаты. Санитары переносят его с тележки на постель.

Вознаграждая себя за долгое молчание, он задает десятки вопросов врачу — веселому человеку с большим забавным носом. И глаза за холодными стеклами очков — добрые, внимательные.

— Я отвечу на последний вопрос и ухожу. Вам надо отдохнуть, — говорит врач. — Так вот. Измеряя колебания молекул и обмен энергии организма с помощью электромагнитных полей и направленных биотоков, можно лечить злокачественные опухоли, параличи, нервные и психические заболевания. Можно, например, подобрать такое магнитное поле, которое будет гибельно для микробов или вирусов и в то же время безвредно для организма человека. Этим занимается новая отрасль медицины — энерготерапия. Теперь, надеюсь, вы не упрекнете меня за то, что я когда-то сравнил вас с электрической машиной?