Забытый чародей. Лабиринт воспоминаний

Часть 6

Я до поздней ночи просидела с ногами на подоконнике, глядя на фальшивый город. Погода была странной, под стать настроению. С неба спустилась легкая дымка, облепив влажными лапами многоэтажки. Транспортная развязка вдали выглядела ненастоящей, созданной рукой художника-любителя. Эдакая футуристическая конструкция на фоне мистического пейзажа. Впрочем, всё это было выдумкой. Рисунком у меня в голове. Или в голове старика? Вместе с нарисованной мной? Тьфу!

Как же я злилась на Жозефину-Симону! Нашла время демонстрировать дрянной нрав. Я тоже боялась дома-сквера. И всего того, что противник-маг мог сотворить с нами внутри. Но ведь мы в его ловушке. Можем сгинуть в любой момент. Свернуться вместе с фальшивым миром. Раствориться, словно и не существовали никогда. Дома никто никогда не узнает, куда я делась. Родственники, наверное, стоят на ушах.

Мне представилось объявление в интернете с моей физиономией «Пропала девушка». Наверняка, фотку опубликовали и в нашей газете, а коллеги строят предположения, что со мной могло приключиться. Девчонки шепчутся со скорбными лицами, а уборщица Антонина, округлив глаза, рассказывает всё, что обо знает, в каждом кабинете верхнего этажа нашего зеленого офисного здания. О том, что сейчас творилось дома, думать совершенно не хотелось. Мало маме известия о возвращении бывшего мужа!

- Яна, ты мою косметичку не видела? - в комнату, как по заказу, заглянула фальшивая родительница. Изобразила правдоподобное удивление, увидев меня на подоконнике.

Я с трудом поборола желание осенить себя крестом, спасаясь от морока, и бросила:

- Я не пользуюсь твоей косметикой с пятнадцати лет. У Яськи спроси. Вечно подбирает всё, что плохо лежит.

Иллюзия унеслась прочь - допрашивать ещё одну тень, а я закрыла глаза. Всё, пора хватать живность в охапку и валить отсюда. Но ведь права зараза. Маникюр у нее ого-го какой! Ещё и истерику закатит, всю ненатуральную семью взбаламутит. Объясняй потом, с какого перепуга удираю из дома с кошью, на ночь глядя. И вообще, на ночь мне и самой не хотелось покидать привычную квартиру. Пусть и вымышленную. Здесь я чувствовала себя спокойнее.

Ох, знала б я, что случится дальше, поостереглась бы думать о покое...

...Я уснула, не поужинав. Фальшивое семейство оккупировало кухню, что-то бурно обсуждая. Я не рискнула к ним присоединяться. Они начали меня пугать. Не сильно, но от одной мысли о совместной трапезе с иллюзиями, становилось неуютно. Маман не сочла нужным поинтересоваться причиной голодной забастовки, что стало ещё одним доказательством её поддельности. Настоящая обязательно бы в дверь замолотила.

Мне ничего не снилось. А, может, я вообще не спала, а отключилась, как разрядившаяся батарейка. Погрузилась в небытие, где нет ни запахов, ни звуков. Только невесомость и космическая бесконечность. Я висела в ней безропотной куклой, не шевелясь, и никуда не торопилась.

- Встава-а-ай! Полу-у-ундра!

- Кто? Где? - я села на кровати и закрутила голой. - Ох... твою... налево...

Кровать исчезла. Я находилась посреди всё той же космической невесомости. Черной и бесконечной. Вокруг ничего. Ни спальни, ни мебели. Одна Жозефина-Симона с вытаращенными глазищами.

- Где мы? - спросила я шепотом.

Началось в колхозе утро! Зловредный маг добрался до нас раньше, чем мы до сквера!

- В квартире, - ответила кошь, дрожа от ушей до кончика хвоста. - Невидимой.

- А?

- Всё на месте. Но от глаз скрыто. Давай драпать отсюда. Только аккуратно, на мебель не наткнись. Ты случайно не помнишь, где моя переноска?

Я помнила. В коридоре. Увидеть её, к слову, не составило труда. Она, как и мы с питомицей, благополучно перекочевала в «космос». Но добраться до пункта назначения было куда сложнее. Это только кажется, что ты знаешь расположение вещей в собственном доме. Даже в обычной темноте, когда в окна заглядывает луна, или попадает свет уличных фонарей, можно запросто на что-то налететь. А если всё вокруг переносится в иную плоскость, а ты идёшь по черноте, не понимая, где стены, где двери, а где острые углы или брошенные посреди комнаты тапки?!

- Да чтоб тебя!

Я не поняла, на что наткнулась. Но рухнула смачно, больно приземлившись на живот и проехав по жесткому ковру подбородком.

- Цела? - нахалка-питомица решила не быть первопроходцем, а вышагивала за мной по «проторенной» дорожке.

- Цела. Но есть вопрос на засыпку. Где мои джинсы и футболка?

В самом деле, не в нижнем же белье выдвигаться!

Пока искала шмотки, сумку и дорогу в коридор, собрала все мыслимые и немыслимые углы, а заодно громогласно перебрала всю нечисть, какую вспомнила. Фальшивое семейство должно было повскакивать с кроватей, но, видно, растворилось полностью, в отличие от «дерущейся» мебели. Жозефина-Симона разумно помалкивала. До тех самых пор, пока я не предложила ей проследовать в переноску.

- Ты её лучше пустую неси, а я за тобой двинусь.

- Двинется она! - не сдержалась я, взмахнула руками и приложилась левой кистью об открытую настежь невидимую дверь туалета. - Тьфу ты, пропасть! Это я двинулась, раз послушала тебя и сидела тут. Давно бы в настоящем доме была!

- Ты этого не знаешь, - осторожно заметила кошь и попятилась от переноски. Но, как и я, не рассчитала, впечаталась задом в стену.

- Пошли, - бросила я удовлетворенно. Не всё же мне страдать.

Подъезд встретил знакомой чернотой, но здесь она была ещё гуще, как тушь. Я коснулась рукой стены, шарить в воздухе в поисках перил не рискнула. Вдруг промахнусь? Медленно подвинула вперед правую ногу, ища ступеньку. Как на грех, вспомнилась история с офисным призраком и толчком в поясницу на лестнице. Я гневно мотнула головой. Нет, тут никакие привидения не водятся. Или водятся?

Что-то коснулось ноги, и я взвизгнула, как школьница.

- Не вопи! - шикнула Жозефина-Симона, оказавшаяся тем самым призраком.

- А ты под ноги не лезь! Пока без хвоста не осталась!

- Фурия! - припечатала кошь.

- Гарпия! - не осталась в долгу я.

Спуск занял, по ощущениям, минут пятнадцать. Я шла очень медленно, боясь рухнуть вниз из-за неосторожного движения. О том, что ждет за входной дверью, отказывалась думать. Вдруг тоже чернота? Как тогда, спрашивается, до сквера добираться? В подъезде ещё можно ориентироваться, а до замаскированного дома Валентина Макаровича пять остановок.

К счастью, опасения не подтвердились. Двор никуда не делся. Простирался за дверью темный и мрачный, как и полагалось в это время суток. По периметру тянулись силуэты машин, проржавевшие покосившиеся турники напоминали чудищ из черно-белых мультиков. В любой другой момент я бы и носа не высунула наружу. Прогулки посреди ночи всегда считала сомнительным удовольствием. Но позади было гораздо страшнее и опаснее.

Да и кого было бояться по дороге в сквер? Грабителей? Маньяков? Глупости! На улице стало так тихо, что, похоже, кроме нас с Жозефиной-Симоной, в вымышленном мире никого не осталось. За домом простиралась магистраль, которая никогда не пустела, но сейчас я не слышала ни одной машины. Смолк даже ветер, деревья стояли застывшие, словно на фото.

- Так и будешь тут торчать? - спросила кошь шепотом.

Я едва сдержалась, чтобы не подарить ей волшебный пинок.

А зря. Стоило отправить в небольшой полет, дабы избежать иной напасти.

Едва я сделала шаг, родная девятиэтажка и крыльцо разлетелись на пазлы, не оставив ничего, кроме черноты, как в фантастическом фильме, когда целая вселенная прекращает существование. Наверное, сработали инстинкты. Пальцы успели вцепиться в шкуру дражайшей питомицы, вознамерившейся провалиться в небытие.

- Палу-у-ундра! - завопила кошь, вися над пропастью.

- Тихо! - потребовала я, ловко вернув ей твердую почву под все четыре лапы. - Твоя очередь идти впереди. Если не хочешь сгинуть.

Правду говорят, что чужой страх мобилизует собственную храбрость. Не перетрусь Жозефина-Симона, я бы сама ударилась в панику. Не каждый день мир вокруг крошится, как пенопласт. Но видя, что питомица дрожит пойманным зайцем, я уверенно показала рукой вперед.

- Иди!

Кошь посмотрела осуждающе, несколько раз провела языком по бокам, приглаживая шерсть, и затрусила прочь от пропавшего дома.

Я шла спокойным шагом. Назад не смотрела. Не могла. Слышала шелест разлетающихся кусочков асфальта, деревьев, фонарей и зданий. Подошвы кроссовок отрывались от дороги, и она рассыпалась, пазлы тянули за собой другие - всё, что находилось по бокам. Умирало даже небо. Со стороны, наверное, это было грандиозное зрелище. Девушка, уничтожающая вселенную, и безразличная вечность за её спиной. Но я не желала этого видеть. Не хотела думать. Просто шла, глядя на семенящую впереди Жозефину-Симону.

Но я не была разрушительницей. Город уже погиб. Впереди простиралась пустая магистраль с каймой тротуаров. Без машин и людей. Вокруг не было жизни. Ни намека на её дыхание. Дома стояли с погасшими окнами, а ведь самой мрачной ночью в любой многоэтажке найдутся квадратики света, где не ложатся или, наоборот, проснулись. Если б не фонари, горевшие тусклее, чем в реальном мире, не уверена, что нашла бы в себе силы дойти до сквера.

Путь занял минут сорок, но мне он показался вечностью. Никогда в жизни время не тянулось так медленно. Его помог бы скоротать разговор. Однако Жозефина-Симона упорно молчала. Оглядывалась, дабы убедиться, что я рядом. Но сразу отворачивалась, не желая видеть разлетающийся мир. Мне тоже не хотелось нарушать мёртвую тишину, словно звук моего голоса мог сделать ещё хуже.

Насмотревшись на пустынный пейзаж, я ожидала, что и сквер окажется безлюдным. Но сероглазая незнакомка была права: картинка не менялась. Глубокой ночи вопреки, всё те же дети бегали у фонтана, две девушки с колясками беззаботно болтали, веер порхал бабочкой в руке пожилой дамы с платиновыми кудрями. Иллюзорная женщина не замечала, что солнца и зноя нет в помине, а молодые мамы напрочь позабыли, что детям давно пора на боковую.

- Наконец-то!

Сероглазая девица вышла из темноты. Я сжала зубы, не зная радоваться или пугаться её появлению. Жозефина-Симона гневно зашипела, встав в боевую стойку.

- Не стоит меня приветствовать, - ехидно заметила незнакомка. - Ваше время уходит.

- С чего ты взяла, что мы станем тебя слушать, - спросила кошь.

Я не была уверена, что девушка поймет мою особенную питомицу, но та легко разобрала кошачью речь.

- У вас нет выбора. Глупо противиться, когда позади пустота.

- Это не значит, что мы должны тебе доверять, - бросила я.

Пазлы позади замерли, едва я остановилась. Кто-то нажал на стоп-кадр. Но я нутром чувствовала - это не надолго. Скоро они полетят дальше, увлекая за собой нас.

- Я тебе ни разу не солгала. В отличие от Алексея.

Мне стало жарко. Не от страха. От гнева.

- Не сомневалась, что вы с чародеем знакомы. Еще один старый враг.

- Я - старый друг. Бывший друг. Но точно не враг. Перестань злиться, Яна. Не время. Тебе понадобятся всё резервы силы, чтобы пройти лабиринт. Не стоит тратить их на гнев. Однажды я всё расскажу о себе. И о Насте. Но это длинный разговор.

В глубине души я понимала, что она права. Даже если говорила полуправду. Фальшивый мир мог забрать нас с Жозефиной-Симоной в любую секунду. Какая разница, кто эта девица. Мне точно не станет легче, если унесу это знание в могилу.

- Что нужно делать?

- Кошка должна зайти первой. Рискнуть. Ты отправишься через минуту. Не пугайтесь, когда не увидите друг друга. Коридоры перестраиваются, едва заполучают нового путника. Но связь непременно притянет вас.

- Ты говорила, что не знаешь, как расширить проход для нас обеих.

Девушка усмехнулась.

- Это сделали за меня. Чародей по-прежнему силен. И изобретателен. Этого у него не отнять.

- А ты? Как пройдешь ты?

- Никак. Я не здесь.

Я открыла рот для нового вопроса, но она предостерегающе подняла руку и шепнула, выразительно глянув на Жозефину-Симону:

- Пора.

Шерсть кошки встала дыбом. Она посмотрела на меня вопросительно и, получив кивок, обиженно протянула:

- Конечно, не тебе же первой туда топать.

- Не переживай, я тоже зайду. Никуда не денусь. Разве что, в пустоту сигану.

Кошь хмыкнула.

- Если выберемся, больше никогда никуда с тобой не поеду! - пообещала она и нервной трусцой побежала в иллюзорный сквер.

- Беги к фонтану! - крикнула вслед девица и подбадривающе улыбнулась мне.

Жозефина-Симона припустилась быстрее, словно скорость могла помочь перемахнуть лабиринт и сразу оказаться дома. Я смотрела, как она приближается к недобро улыбающимся ангелам, и сердце сжималось. Ещё несколько секунд, и кошь врежется в фонтан. Но этого не случилось. Фальшивый сквер озарила яркая вспышка. На целое мгновение вместо злых статуй я увидела крыльцо подъезда. Но едва питомица коснулась лапами ступенек, иллюзия вернулась. Скрыла кусочек дома и мою дражайшую кошь.

- Выжди чуть-чуть, - велела девица, поправляя ворот джинсовой куртки.

- Скажи хотя бы своё имя.

- Не сейчас, - уперлась та. - В лабиринте следи за воспоминаниями. За теми, которые забыла или плохо помнишь. Они важны. От остальных уходи сразу. Это ловушки.

- Воспоминания? Объясни толком!

- Пора. Торопись, Яна!

Асфальт под ногами затрясся. Времени не осталось. Поправив сумку на плече и крепче сжав пустую переноску, я пошла к фонтану. Пазлы ожили и снова, шелестя, полетели в вечность. Отрывались и отрывались от фальшивой реальности, пока я не ступила в сквер. Стало страшно по-настоящему. Колени затряслись, как в детстве перед кабинетом зубного врача-изверга. Картинка получилась ещё та. Кусочек вселенной висел посреди пустоты. Остались только сквер и черная бесконечность.

Я приближалась к ангелам. Их улыбки выглядели ещё уродливее. Вместо ровного ряда зубов мне мерещились острые клыки. Того гляди, статуи оживут и кинуться, вопьются в незащищенную плоть, чтобы рвать и рвать на части. Но я не отводила взгляда, яростно смотрела в глаза страху. Пока мерзкие ангелы не растворились и передо мной из-под земли не выпрыгнул четырнадцатиэтажный дом.

- Чтоб тебя! - «поприветствовала» его я и поднялась на крыльцо. Подъездная дверь негостеприимно скрипнула, в нос ударил запах жаренного лука, кто-то в фальшивом мире готовил ужин посреди ночи. Я выждала секунду, набираясь смелости. Сделала глубокий вдох и шагнула внутрь. Навстречу неизвестности. Или неизбежности.

С губ сорвался испуганный возглас. Я попала вовсе не подъезд, а в лабиринт, что являлся во сне. В зеркальный лабиринт! На меня со всех сторон смотрела я сама. Но изменившаяся. Сумка и переноска исчезли. Как и моя одежда. На мне непонятно с какого перепуга оказалось дибильное розовое платье, в котором я встречалась с Алексеем Даниловичем в кукольном кабинете.

- Ну, спасибо, - процедила я и пошла вперед.

Каблуки громко цокали по каменному полу, сколько я ни старалась ступать аккуратно. Лошадь и та передвигается тише! Хотя с чего переживать? Валентин Макарович и без цоканья прекрасно знал, что я здесь. Следил из вездесущих зеркал. Я чувствовала его взгляд. Его или кого-то другого, кто прятался за стеклом. Возможно, стоило разбить парочку. Но я свято верила в примету об уничтоженных зеркалах.

Лабиринт извивался, делился на новые коридоры. Я понятия не имела, как выбирать дорогу, шла наобум, не раздумывая. Минуты бежали, но ничего не менялось. Все те же развилки и зеркала. В какой-то миг мне почудилась мелькнувшая под ногами тень.

- Жозефина-Симона?

Но кошки не было. Я нервно завертелась на месте, почти выхватила боковым зрением движение в зеркале. Но неопознанное нечто ускользнуло, не дав распознать себя.

- Идите к черту! - посоветовала я старику и сообщникам, если те у него водились.

Ох, ну почему я не послала Валентина Макаровича, когда он позвонил вечером памятной дождливой пятницы. Велела бы самому отправляться в редакцию за газетой. Ничего бы не случилось. Сидела бы сейчас в родном мире, переписывала отбракованные рекламные тексты и успокаивала родственников, контуженных приездом блудного отца.

Отца?!

Я покачнулась. Лабиринт воплотил мои мысли. За очередным поворотом ждал он - Павел Юрьевич Светлов. Точь-в-точь такой, каким я его помнила: молодой, внешне похожий на Ярослава. Насвистывая под нос, он небрежно бросал одежду в громоздкий чемодан. Отец торопился, кидал вещи, как попало, не тревожась, что они помнутся. Но вдруг он заметил меня. Посмотрел в глаза, как в день бегства.

- Яна. Я уезжаю. Оставил маме письмо. Отдай ей пожалуйста.

Я почувствовала себя маленькой девочкой, хотя не изменилась, не уменьшилась в размерах. Вспомнилось всё. Истерика мамы, не обращающей внимание на наш с близнецами рёв, убитое лицо Мартыновны и долгие недели тишины в квартире. Лишь вечером, когда бабка приводила Ярика с Яськой из садика, дома звучал детский смех. Но я забирала их в бывшую родительскую спальню, ставшую после ухода отца моей, и плотно закрывали дверь, чтобы не мешали маме. Я сама разучилась смеяться. Надолго.

- Убирайся! - велела я иллюзии.

Она не послушалась. Поддельный отец попытался закрыть чемодан, но тот был слишком полон.

- Яна, сядь на него, - попросил он.

Я зашагала прочь, понятия не имея, куда направляюсь. В висках стучало от негодования. Я осознала, что не смогу общаться с этим человеком, когда он объявится в городе. Отец бросил не только маму, он выбросил из своей жизни и нас с близнецами. Нет, это была не детская обида. У каждого своё понятие тяжести тех или иных грехов. Я всегда считала, что люди, оставившие детей - не важно, отец это или мать - не имеют право ни на оправдания, ни на вторые шансы.

Зеркала откликнулись на воспоминания. В них замелькали кадры из детства. Я на качелях, взлетающая высоко-высоко, словно вознамерилась достать подошвами сандалий неба. Мои руки в ссадинах, уверенно сжимающие руль велосипеда. Конопатое лицо соседа по парте, улыбка без выбитого переднего зуба. Учительница, пишущая условия задачи на доске. Разодетая Мартыновна, поджидающая меня на скамейке возле школы. Я видела всё это мельком. Торопливо проходила мимо, опасаясь картинок. Вдруг их безобидность - обман?

Меня догнало очередное детское воспоминание. Молодая мама возилась на кухне. Резала овощи, не обращая внимания на канючащую Яську. Сестренка сердилась и дергала родительницу за край халата. Но обе сгинули, едва я на них взглянула. В зеркале отразилось иное лицо - мужчины с ввалившимися глазами за стеклом магазина одежды. Он смотрел мимо меня. На кого-то другого.

«Это важно!» - промелькнуло в голове.

Но первая встреча с черным магом Литвиновым осталась коротким эпизодом. Зеркало показало встревоженную меня. Настоящую. Я с отвращением покосилась на глупые локоны, которыми наградил лабиринт, на непривычный макияж - неестественный, кукольный. Фыркнула, готовая отправиться дальше, но отражение подмигнуло.

Я открыла рот, пялясь на саму себя. Или кого-то иного, притворяющегося мной? Пока я раздумывала, не посетили ли меня глюки, отражение наградило ехидной улыбочкой и кокетливо поманило указательным пальцем. Но куда? В Зазеркалье?!

- Идите вы! - снова пожелала я и развернулась на каблуках.

- Ну и дура! - объявило вслед зеркало моим же голосом.

Я остановилась, судорожно придумывая достойный ответ. Но внезапно решила послать дремучим лесом осторожность. Всё равно ощутимой пользы не приносила. Вернулась обратно к зеркалу. Отражение стало обычным. Разве что выражение лица немного обалделое, да глаза сверкали ярче обычного, но то были мелочи. Я протянула руку к зеркальной поверхности, ожидая, что наткнусь пальцами на препятствие. Однако они прошли сквозь стекло и ощутили холод.

В другой момент я бы десять раз взвесила в уме все «за» и «против». Но мне осточертела неопределенность. Мысленно вспомнив недобрым словом Валентина Макаровича и сероглазую незнакомку, отказывающуюся представляться, я набрала в грудь побольше воздуха и шагнула в зеркало. Глаза ослепил солнечный свет. Слишком яркий после полумрака лабиринта.

Была зима. Вместо дурацкого розового платья на мне была теплая вишневая куртка до колен. Точь-в-точь, как я носила года три-четыре назад. Несмотря на утепление, я сразу почувствовала, насколько холодно на улице. Градусов двадцать пять, не меньше. Ледяной воздух царапнул щеки и нос. Руки сами потянулись к капюшону, чтобы накинуть его поверх черной лыжной шапочки.

Я огляделась, пытаясь определить, где нахожусь. Узнала одну из центральных улиц - Волкова. Полтора-два десятка лет назад она демонстрировала приезжим настоящий старый город с деревянными домами и редкими многоэтажками. Но сейчас от старины осталось лишь несколько аварийных развалюх, соседствующих от помпезными новостройками. Я хорошо знала окрестности. Три года снимала квартиру вместе с Антоном в глубине соседней улочки.

В сумке зазвонил мобильный. Заиграл не нынешнюю привычную мелодию, а старую из «Пиратов карибского моря», что когда-то стояла на номерах родственников. Я стянула зубами перчатку и принялась шарить на дне сумки, пока не поймала вибрирующий телефон. Экран высвечивал короткое слово «мама». Проглядев на него несколько секунд, я решилась ответить.

- Яна! - заголосила трубка. - Ты не забыла про выходные?!

- Выходные? - переспросила я, понятия не имея, о чем речь. Маман вечно придумывала для меня заботы на субботы и воскресенья. Какие напасти они имела в виду на этот раз, можно было гадать до бесконечности.

- Выходные! - припечатала родительница грозно. - Не говори, что забыла! Валера приезжает из Москвы! С вами знакомиться!

Мобильник чуть не выпрыгнул в сугроб. Я отлично помнила этот разговор. Как и само событие. Мамин разлюбезный собирался к нам в гости. Пообщаться, наконец, с отпрысками дражайшей подруги. Навести мосты, так сказать. Мы готовились к приезду не одну неделю, выслушивая истерики родительницы: я по телефону, близнецы лично. Но встреча не состоялась Из-за двух наркоманов, вскрывших квартиру в поисках лёгких денег и убивших Антона с серым котом Йодой.

Значит, лабиринт перенес меня во времени - на три с половиной года назад? За несколько дней до того, как жизнь разделилась на «до» и «после». Или не во времени? Ведь это воспоминание, в котором я - сторонний наблюдатель, а не участник. Но зачем? Почему эта дата? Ведь я ничего не могу исправить. Я не хочу помнить детали. Мне понадобились месяцы, чтобы спрятать их в самый дальний уголок сознания!

- Яна, ты слышишь?!

- Слышу, - отозвалась я на автопилоте. - В субботу. С утра. Помогать готовить. Хорошо.

Но я точно знала, что Валера приедет только через полтора года. Я же в ближайшую субботу буду лежать в постели, накачанная успокоительными средствами, утопающая в боли, осязаемой, едкой, прожигающей насквозь, как сигареты клеенку на кухонном столе. В субботу и ещё много-много дней - горьких, бесконечных.

Я не понимала, чего хотел от меня лабиринт, каких действий ждал. Лабиринт или его безумный создатель. Просто шла. Переливающийся на солнце снег скрипел под подошвами, мороз тонкими иголками колол незащищенную кожу лица. Шла мимо сквера с заиндевевшими ветками, белыми, волшебными. Мимо помпезной новостройки на месте стертой старины и невзрачного серого здания за забором, печального, тревожного.

По телу пробежали мурашки. Я сотни раз проходила здесь. Но прежде не чувствовала тоски, источаемой безликим госучреждением. Адрес «Волкова, восемьдесят» был для горожан именем нарицательным. Его произносили вместо грубого слова «психушка» или горького словосочетания «дом для душевнобольных». Странно. Почему я вдруг ощутила рвущую душу энергетику? Раньше это были только стены. Дело в магической сущности, спавшей три с половиной года назад?

- Мерзкое место. Скулит.

- Ты сам, главное, не скули. И так тошно. Лапы сводит от мороза.

Я обернулась. На меня взглянули две пары желтых глаз. С черных морд! Два лохматых пса плелись по пятам - замерзшие, поникшие, злые. Сердце провалилось. В мозгу застучало «Бежать! Бежать!», но ноги задеревенели. Или застыли, если брать в учет морозную погоду.

- Топай-топай, - велел пес, что постарше, дряхлее. По-собачьи, разумеется. Но я его поняла. - Ишь, зыркает. Магичка.

- Не магичка она, - не согласился второй, едва я продолжила путь. Точнее, продолжили ноги, а я подчинилась. - Ничего не чувствуется. Ноль способностей.

- Кто знает, кто знает.

- Шеф знает! - возмутился второй. Его лай звучал басистей, яростней. - Велел и окружение проверять. Наверняка, хахаль её - маг.

- А как же кот?

- Дык общий он. Неясно, кому подчиняется. И вообще, тот ли это кот...

Не знаю, почему я не издала ни звука. Крик застрял в горле, наверное. Ноги вновь продемонстрировали способность действовать в обход мозга. Я ринулась прочь. Не вперед, а в бок - на проезжую часть. Но подвели подошвы, поехали по льду. Падая, я сумела выхватить взглядом черных псов. Они не побежали за мной, а, как ни в чем ни бывало, затрусили прочь по снегу. За девушкой в вишневой куртке. За другой мной, за той, что осталась кусочком воспоминания.

Рядом мелькнуло грязное колесо автобуса. Я инстинктивно прикрыла голову руками, будто это могло уберечь от многотонной махины. Но боли не последовало. Ни визга тормозов, ни всепоглощающей тьмы, ничего. Я продолжала лежать. Но не на холодном снегу, а на чем-то теплом. Ступням (босым ступням!) было горячо, не обжигающе, а, скорее, приятно. Появились звуки. Вместо шума городской улицы, я услышала шелест воды и детские голоса.

- Не брызгай! Говорю, не брызгай! - надрывался кто-то из взрослых.

Я открыла глаза и резко села - на клетчатом одеяле, расстеленном на песке. Вокруг был хорошо знакомый пляж за городом. Здесь я проводила по несколько недель каждое лето со времен вуза. Сначала в студенческом лагере. Потом мы с друзьями снимали домик на базе отдыха. Скромной базе без изысков, где приходилось готовить самим и не особо рассчитывать на блага цивилизации. Но нас это устраивало. Любые неудобства компенсировали свежий воздух и шикарный вид - на много-много километров.

Вот и сейчас передо мной простиралась Волга. Широкая река, бегущая вдаль в обе стороны. Вправо - к моему родному городу, миллионному мегаполису, изнывающему от зноя. Влево - к Куйбышевскому водохранилищу, искусственно созданному в середине прошлого столетия на месте десятков затопленных деревень. На другом берегу, возвышающемся над темной водой, виднелись леса, поля и два села. От крохотных крыш домов отражалась летнее солнце.

Я принялась оглядываться, пытаясь определить время «прибытия» и причину, по которой лабиринт отправил меня сюда. Народу на пляже хватало, но без шумных компаний, оккупирующих местные дачи по выходным. С левой стороны на оранжевых резиновых ковриках устроились десятка два девушек и парней. Ага, студенты. Значит, отсчитываем минимум четыре года. Позже лагерь закрыли. С тех пор он стоял закрытым, заброшенным с ветшающими без заботы корпусами.

Взгляд задумчиво скользил по лицам детей и взрослых, незнакомых людей и соседей по базе, как и мы, приезжавших сюда из года в год. Пока не остановился на загорелом парне с темными волосами, падающими на красивое волевое лицо. Он помогал местной ребятне стоить крепость у самой кромки воды. Подумаешь, что ее смоет приливом, главное - процесс!

Я бы упала, если б не сидела на одеяле. Закричала бы, но к горлу подкатил ком.

Это был Антон. Мой Антон. Пока ещё живой.

Он почувствовал взгляд и весело помахал перепачканной в мокром песке пятерней. Солнечные искры заиграли в волосах, превращая его в неземное создание. Нереальное. Не в призрака, но мифическое божество, на мгновение посетившего грешную землю. Голова закружилась и... Я понятия не имела, что бы сделала дальше, если б рядом на одеяло на плюхнулась лучшая подруга. Мокрая после купания. На моё разгоряченное тело полетели холодные брызги, мобилизуя силы.

- Дина, - прошептала я.

- Не ворчи, - посоветовала она. - Ты сама всегда брызгаешься.

Подруга нацепила солнечные очки и вытянулась во весь рост, положив руки под голову. Но я не обращала больше на нее внимания. Смотрела только на Антона. Вот он хлопает ладонями по песку, укрепляя стену крепости. Смеется, грозит пальцем мальчишке, едва не разрушавшему башню. Он настоящий. Почти. Тогда почему я не бегу к нему? Разве после его смерти не просила небеса, чтобы снился. Ведь по-другому я не могла его увидеть, коснуться, поговорить.

И всё же я сидела на одеяле. Смотрела со стороны. Потому что передо мной иллюзия. Я не хотела поверить в ее подлинность, чтобы снова потерять то, что не успела обрести.

- Кайф, - пробормотала Дина. - Ян, а давай в октябре в Египет рванем. Или в Эмираты.

Осенью, когда деревья теряли последнюю листву, у подруги неизменно начиналась хандра, она жаждала тепла солнечных лучей и пляжного отдыха. Обычно я разделяла её желание сбежать от хмури и слякоти. Но сейчас была не в состоянии что-либо ответить. Смотрела на Антона. На ребятишек рядом с ним. На высокого мужчину с голым торсом, проходящего мимо с рыжей собакой на поводке.

С собакой?! Нет, эта была самой обычной псиной. Но не другие. Те, что шли за мной по заснеженной улице Волкова, мимо психиатрической клиники. В двух черных псах с желтыми внимательными глазами не было ничего обыкновенного. Я могла поклясться, что в тот морозный зимний день меня преследовали Константин и Савелий - помощники Вольдемара Литвинова!

Как там сказала Руфина в день знакомства?

«Она пересекалась с Литвиновым. Дважды. В первый раз произошла случайная встреча. Целью была не она. Но во второй раз Литвинов целенаправленно изучал ее. И все окружение тоже. Но, кажется, так и не понял, что дело в ней...»

Руфина говорила, что я умею «маскироваться». Скрывать свою магическую сущность. Так хорошо, что и Алексей Данилович не понял её истинной силы. Не почувствовали магии и прихвостни его антипода. Савелий не сомневался, что маг - Антон, а наш бедный больной кот Йода...

Волга и противоположный берег поплыли, закачались.

Я никогда не понимала, зачем наркоманам понадобилось убивать кота. Одно дело - хозяин, оказавшийся дома не вовремя. Но наш питомец никак не мог выдать грабителей.

Если только... только...

Голова взрывалась. Отказывалась додумывать мысль до конца...

...Холодная рука Дины хлопнула меня по горячему бедру. Я подпрыгнула на одеяле.

- Яна, ну поехали со мной в Египет!

- Египет... - прошептала я. Голос звучал, как из-под земли.

Причем тут Египет?! Какое отношение та наша осенняя поездка имела к гибели Антона?! Я не понимала, что хотел лабиринт. Я не...

Что-то стряслось с картинкой. Волга застыла, волны перестали накатываться на берег, застыли, как на многочисленных фотографиях этого места разных лет. Я перевела взгляд на подругу. Дина не шевелилась. Стала частью снимка, мгновения, навсегда пойманного фотокамерой: взметнувшаяся от ветра прядь волос, расплывшиеся в улыбке губы. Мир перестал быть миром. Ничего живого. И никого.

Только я одна...