Забытые учителя

Москва, Кремль

Ивлев был недоволен. Они уже в течении двадцати минут шли в окружении солдат охраны Кремлёвского бункера по туннелю городской канализации. Туннель хоть и был укреплённым на всём протяжении и сухим, но о его первоначальном назначении можно было догадаться сразу. «Эти кремлёвские снобы могли бы предложить электрокар! — Ивлев вздохнул и посмотрел на шагавшего рядом Данаифара. — Вот уж кому не привыкать ходить такие расстояния! Даже не вспотел и не сбавляет шага, когда солдаты приостанавливаются. Идёт, будто все мы — его свита и должны следовать за ним, схватывая все его желания и малейшие изменения настроения».

В последнее время Ивлев нечасто принимал участие в боевых операциях. Сказывались годы — семьдесят лет всё-таки. Но он всегда стремился принимать участие в такого рода совещаниях и встречах. «Необходимо заручиться поддержкой сильных мира сего. Клён не вечен. Конечно, определять нового правителя будет население бункера, но кое-кому всё-таки придётся оглянуться и на кремлёвских снобов, и на богатеев Соколиной Горы. Главное, чтобы до времени Клён не узнал об этом, а то отправит обратно на периметр, даже возраст и прошлые заслуги не помогут».

— Заходить по одному, — голос солдата вырвал Ивлева из раздумий. Они стояли возле массивной двери.

Вперед шагнул Николаев, до этого державшийся сзади, как самый молодой. Обычно во внешних связях анклав представлял генерал Николаев, но на этот раз было решено, что в совещании будут участвовать Данаифар, Ивлев и младший Николаев. Ивлев, хорошо зная Клёна, подозревал тут какой-то подвох. «Надо быть предельно осторожным. Не зря меня отправили вместе с этим иранцем», — Ивлев за прошедшие тридцать лет так и продолжал делить население бункера по национальностям, презирая некоторых или отдавая предпочтение другим.

Процедура дезактивации во всех бункерах была практически одинакова, поэтому через час они уже шли по коридору Премиума, направляясь в выделенные им комнаты. Их ВИПу было далеко до обстановки в Премиуме Кремлёвского бункера по обилию золота, хрусталя, картин, ковров и прочего. Очевидно, тут были предметы из загашников Кремля, которые успели перебросить до затопления, а скорее всего, задолго до Штамма.

Обстановка напоминала залы Кремля — солнечное византийское убранство. Не того Кремля, который сейчас был несколькими километрами выше — здоровенной свалки красного кирпича, испещрённой затопленными подвалами, по которым бродят тысячи мутантов. А того гордого Кремля, который из века в век накапливал богатства, невзирая на пожары и разграбления, — Георгиевский, Андреевский, Александровский, Екатерининский, Владимирский залы, как пять орденов Российской империи. Теремный дворец, Грановитая, Оружейная, Золотая Царицына палаты…

Сегодня для участников совещания устраивали ужин. Совещание должно было пройти завтра днём, а вечером предполагался банкет. Данаифар, ясное дело, на банкет не пойдёт. А вот младший Николаев может испортить Ивлеву всю малину. Будет, вроде как с целью охраны, держать Ивлева в поле зрения…

Лакей распахнул дверь комнаты:

— Прошу.

Ивлев вошёл в комнату и закрыл за собой дверь.

Комната была похожа на номер пятизвёздочной гостиницы. Под столом Ивлев увидел маленький холодильник. Он принял стойку терьера перед прыжком: «Неужели и спиртное есть?!» Стремительно подошёл к холодильнику и распахнул дверцу. Увы, это оказалось только бутафорией. Внутренности бывшей холодильной установки вообще отсутствовали. «Нашли время для шуток! — оскорбился Ивлев. Потом прошёлся по комнате: — Так-так-так! Если холодильник пустили в дело, значит, у Кремлёвского анклава дела не так уж хороши. Могу ручаться, что совсем не хороши! А надо ли мне с ними в таком случае налаживать мосты? Что они могут мне дать?»

Прогулка по комнате не способствовала размышлениям, захотелось есть. Ивлев открыл дверь и вышел в коридор, принюхиваясь к запахам.

В конце коридора он увидел младшего Николаева и пожилого седого джентльмена в строгом костюме с фильтр-повязкой на лице. Пожилой крепко держал Володьку за пуговицу, что-то ему втолковывая. Николаев, чуть наклонив голову, слушал. Вся его поза говорила: я весь внимание. Но Ивлев очень хорошо научился чувствовать настроение других, не зря его звали Флюгер, поэтому мог точно сказать, что Николаев слушает только из врождённой вежливости, что и этот старичок, и сам разговор ему неинтересны.

Флюгер подошёл поближе.

— Мой курс лекций о практическом применении теоретической информации в плоскости археологических изысканий является самым значимым и самым профессиональным в нашем анклаве. Я вам таки скажу, что, прослушав мой курс, молодое поколение будет подковано во всех практических аспектах следопытства! Молодые люди таки проявляют дальновидность и желают получить углублённые знания. О! Марк Хаимович даёт только эксклюзивные нюансы кладоискательства. Это вам скажет каждый! Однако вернёмся к делу, и я вам таки скажу ещё: шоб вы знали, у меня есть карта подземных коммуникаций Раменок. Карта очень точная, скажу я вам. Опытные следопыты изучают её всегда тщательнейшим образом. Только для вас, молодые люди, могу за очень умеренную плату сделать копию! Я таки вижу, в вас присутствует профессиональный интерес! Да-да-да, не разубеждайте меня — Марк Хаимович видел жизнь, да и людей он тоже видел! Исключительно в силу моей симпатии к вам могу ещё показать фотографии и образцы оригинальных упаковок, пакетов и десятка высокотехнологичных компонентов. Вам это будет исключительно интересно, я таки просто уверен в этом!

— Вот, позвольте вам представить, — Ивлев заметил, что Николаев несказанно обрадовался его появлению, — это Марк Хаимович, самый знаменитый лектор Кремлёвского анклава. Профессор!

— Ивлев Евгений Иванович, подполковник.

— О! Вы тот самый большой человек, который прибыл для переговоров! Марк Хаимович таки сразу догадался, что вы далеко не простой человек! — Ивлев понимал, что это грубая ложь, только что придуманная старичком, но ему была приятна лесть. — Я должен вам сказать, что многие считают, будто всё это басни об антивирусе. Даже здесь у нас, в центре, в Кремлёвском анклаве.

Ивлев улыбнулся. Последняя фраза напомнила ему, казалось, давно забытое: «Здесь у нас, в столице Родины».

Марк Хаимович закашлялся.

— Простите великодушно! У меня таки бронхит, я вынужден по долгу службы, так сказать, много времени проводить в других помещениях, где воздух сухой. Так вот, сейчас Марк Хаимович скажет вам главное! А главное — это то, что я тщательно изучил эту легенду, и таки могу с уверенностью заявить: почему всё так произошло с вирусом Вильмана? А потому, что люди, скажу я вам, таки делятся на две части: евреи и те, кто не знает, что они евреи! А поиски все велись неправильно. Уж если и искать Вильмана, то на Готланде. Можно смело идти в Санкт-Петербург, искать там лодку и плыть на остров Готланд за спасением мира! Но я слышал, что у вас воздушный шар? Так я вам скажу, что таки на нем и надо лететь на Готланд!

Монолог Марка Хаимовича был прерван появлением лакея.

— Прошу господ в ресторан Правительственного сектора.

«Ну, наконец-то!» — возликовал в душе Ивлев.

Но отделаться от разговорчивого старичка ему не удалось. Профессор, выяснив, что Николаева не интересуют ни этикетки, ни карта, ни десяток других высокотехнологичных компонентов, мёртвой хваткой вцепился в локоть Ивлева, продолжая журчать:

— Я вам таки скажу, Марк Хаимович — это не только профессор, это вам самый близкий родственник самого… — он замолчал и указал пальцем в потолок.

— Неужели самого?.. — Ивлев едва сдержал улыбку, имея в виду не руководство Кремлёвского бункера, а Бога.

— Да, да, — закивал Марк Хаимович, чрезвычайно довольный догадливостью Ивлева. — О! Сейчас Марк Хаимович представит вам своего ученика и давнего друга. Ему тридцать три года. Вы знаете — это таки возраст Христа, возраст свершений…

К ним подошёл бледный худой человек.

— Вот мой друг и ученик, Гай Соломонович Ванштейн. Очень продвинутый учёный.

Ивлев протянул руку для рукопожатия, надеясь, что этот жест заставит профессора отпустить его локоть. Не тут-то было! «Очевидно, я паду жертвой гостеприимства!» — Ивлев ещё немного подвигал рукой, но Хаимович держался крепко.

— А кто этот седой представительный джентльмен?

Ивлев повернул голову и увидел, что в зал ресторана входит Данаифар.

— О! Профессор, пойдёмте скорее, я вас познакомлю. — Ивлев, предвкушая скорое освобождение, радостно потянул старичка к двери. — Это ведь учёный с мировым именем! Позвольте представить, Абузар Данаифар. Марк Хаимович. Я думаю, что вам как учёным есть о чём поговорить…

Ивлев споро стал отступать в сторону, пряча за спину освобождённую руку и с удовлетворением наблюдая, как Данаифар пытается удержать профессора на расстоянии, не позволяя ему взять себя за локоть или за пуговицу.

У Ивлева наконец появилась возможность рассмотреть зал ресторана. Он был огромных размеров. Его своды были расписаны по белой краске затейливым золотым рисунком. Вдоль стен с двух сторон друг напротив друга были сделаны ниши, имитирующие окна. Своды и стены были украшены знаками ордена Святого Георгия. Зал освещался шестью бронзовыми люстрами и многочисленными бра. Великолепный паркет, подобный исполинскому ковру, был составлен из цветного дерева драгоценных пород.

«Мда, что-то мне это напоминает, очень-очень давнее и забытое». Увидев в середине зала возле ниши, имитирующей окно, скульптурную группу, Ивлев пошел к ней. Перед ним была серебряная группа с фигурами Ермака и графа-атамана Платова. «Насколько помню, эту группу поднесли донские казаки августейшему атаману наследнику цесаревичу Александру Александровичу в тысяча восемьсот каком-то там году. Так-так! А что там? — Ивлев двинулся к другой стене. Там на подставках стояли золочёные часы, украшенные военными арматурами с фигурами святого Георгия и князя Пожарского с гражданином Мининым. — Мда… Когда же они успели всё это демонтировать и вновь смонтировать?»

Ивлев узнал и эти фигуры, и часы, и гербы, и паркет. Он вспомнил тот летний день, когда яркое солнце било в окна Георгиевского зала, играя в хрустальных подвесках бронзовых люстр, отражаясь тысячами лучей от белых стен. И себя — молодого и неопытного младшего лейтенанта, стоявшего в карауле, и первого российского президента, и опьянение призывами к демократии с вдруг появившейся неизвестно откуда колбасой в магазинах… Воспоминание было настолько ярким, что Ивлев зажмурился и горько подумал: «Вот к чему привела демократия! И толерантность! Все теперь в бункерах, а вокруг безумствует Штамм!»

Размышления были прерваны лакеем, предложившим садиться за стол. Лакей отодвинул табурет с витыми золочёными ножками, обитый шёлковой материей цветов георгиевской ленты. Стульев не было; кроме табуретов имелись ещё такие же скамьи.

— Это чтобы не засиживались, — к Ивлеву наклонилась сидевшая рядом дама, в ушах, на шее и пальцах которой сверкали бриллианты. — Я думаю, что табуретки и скамейки специально ставят для гостей.

— Вы полагаете? Для хозяев я что-то тоже не вижу стульев… Ивлев Евгений Иванович, — спохватился подполковник.

— Новак Джамиля Наримановна. А я видела вас в нашем бункере.

— Да? — удивился Ивлев. — Как я мог не заметить такую красавицу?

Новак рассмеялась.

— А вы меня и не могли видеть! Но я вас видела и очень хорошо запомнила.

Ивлев сразу почувствовал холодок, пробежавший между лопатками: «Камеры! Не сболтнул ли я чего лишнего?!»

— Скажите, Джамиля Наримановна…

— Нет-нет, подполковник, просто Джамиля!

— Скажите, дорогая Джамиля, а полковник Новак не ваш ли батюшка?

Джамиля опять рассмеялась:

— Нет, что вы! Мой батюшка Нариман Эдуардович. А полковник Новак мне… как бы это сказать, я не сильна в определении родственных отношений… — Она задумалась.

Большего поражения Ивлев никогда не испытывал. Так опростоволоситься! Ну разве много существует людей с именем Нариман! Он же знал, что у Фархатова есть дочь. «Однако на батюшку совсем не похожа. Тот прямо дон Корлеоне, а у этой красы неземной из красоты одни брюлики!»

— Ну, я жена его племянника… Так кто он мне?

— Дядюшка.

— Дядюшка? — с сомнением произнесла Джамиля. — А, пусть будет дядюшка! Я его теперь так и буду звать. Что же вы ничего не кушаете?

Ивлев посмотрел на столы. Все блюда и тарелки имели вензели, сверкали перламутром и позолотой. Серебряные столовые приборы светились в свете люстр. Он зачерпнул чего-то серо-зеленого с рядом стоящего блюда.

— А вы гурман! — кокетливо сказала Джамиля. — Сразу выбрали самое вкусное и дорогое кушанье.

Ивлев осторожно попробовал серо-зеленую массу. Ничего выдающегося, какая-то трава с добавлением ещё чего-то. Но этого чего-то было настолько мало, что он никак не мог понять, что это. Он осторожно подцепил ложкой ярко-красное кушанье с другого блюда, но тоже не смог определить, из чего это сделано. Потом попробовал кусочки чего-то коричневого…

В общем, еда его не впечатлила. В столовке их бункера, где царила уравниловка для всех, еда подавалась на обычных белых тарелках и была намного вкуснее, хоть и проще.

— О! Принесли крысятину запечённую! Не блюдо — класс! — воскликнула собеседница.

Ивлев еле-еле сдержался, чтобы не передёрнуться. Крысятину в их бункере не подавали вовсе! В крайнем случае бе́лок.

Джамиля помахала рукой официанту. Тот сразу положил ей на тарелку несколько кусков.

— Вам?

— О! Нет, спасибо, я уже наелся, — вежливо отказался Ивлев.

Он взял стакан с водой и стал оглядывать присутствующих. С удивлением заметил, что Данаифар беседует (!) с Марком Хаимовичем. У Ивлева с момента знакомства с профессором создалось чёткое представление, что учёный способен только на монолог. А тут он со вниманием слушал, что говорит ему Данаифар, не пытаясь при этом ухватить его за локоть или пуговицу, а потом отвечал ему. На тарелке у Данаифара было пусто, он не притронулся ни к одному из блюд. Зато профессор отдал должное всему, что было на столе, и сейчас с аппетитом поглощал крысятину запеченную.

«Да, очень полезно, но не кошерно, как любил говорить один знаменитый артист. До чего докатились!» — Ивлев поспешно перевёл взгляд дальше.

Кремлёвский генералитет был представлен тремя генералами Романовыми, причём двоим едва ли исполнилось по тридцатнику, и двумя дамами неопределённого возраста, пальцы, уши, шеи и волосы которых вспыхивали разноцветными огнями при каждом их движении.

Далее сидело разновозрастное семейство Фархатовых: настоящий полковник дон Корлеоне — Нариман Эдуардович, его младший сын — бойкий цыганенок Талгат, двадцатипятилетний красавец Фарид, толстый дядя Зураб и Новак — муж Джамили. Всё это семейство Ивлеву было знакомо по торговым переговорам. Дальше сидели представители анклавов Олиймпийской деревни, Капотни, Сокольников…

Увиденное Ивлева не порадовало. Все с аппетитом жевали крысятину запечённую. Взгляд его заметался, пока не остановился на Николаеве-младшем. «Надо же, на табурете сидит как на троне! Совсем не обеспокоен тем, что неудобно, — поразился Ивлев. — Так, крысятинку тоже не кушаем! Если кто-то наблюдает со стороны, то забавная картинка вырисовывается: наш анклав закормлен с осени! Брезгливы-с больно…»

— Что же вы ничего не кушаете? — его соседка облизывала косточку.

— О! Дорогая Джамиля, мы не привыкли к такой изысканной пище. В нашем анклаве она проста и непрезентабельна. А где же ваш так называемый дядюшка? — перевел разговор Ивлев.

— Ой, даже не знаю! Я его вообще после приезда не видела. Вы знаете, он стал такой бука! Сидит всегда в бункере, редко с кем общается. Не терпит сборищ.

— А вы вон тех двух дам знаете? — Ивлев взглядом указал на густо увешенных бриллиантами дам Кремлёвского анклава.

— Да, это мамашки тех двух юных генералов, чистые шквындры. Нацепили на себя раритетную безвкусицу из Алмазного фонда и воображают, что они образец вкуса. — Джамиля покачала крупными бриллиантами в длинных серьгах, посверкала бриллиантами в колье и на пальцах, давая Ивлеву возможность полюбоваться её цацками и оценить их.

— Да, действительно, — подольстил Ивлев. — Полная безвкусица!

Ужин тёк своим чередом. Настроение после еды становилось всё благодушней. «Будто налили всем по сто грамм! — Ивлев представил запотевшую рюмку водки и рядом на тарелке маленький солёный огурчик. И чуть не застонал: — О-о-о!!! А пузатый широкий бокал, а на дне коньячок, хотя бы пяти звёзд. И тонко порезанный лимон. Тоже хорошо!» Но даже на ужине в Кремлёвском бункере это оказалось недостижимым. Самое большее, на что можно было рассчитывать, — это хорошо очищенная самогонка, но и её кремлёвские снобы пожалели. Ивлев одёрнул себя: ну дали бы ему рюмашку, ну и как бы он её пил? Слева Николаев, спереди Данаифар: подверг бы его весь бункер остракизму.

Как только ужин закончился, Ивлев с радостью поднялся с неудобного табурета и, галантно поддерживая под локоток госпожу Новак, повёл её из столовой в гостиную в сторону диванов.

Определяющим цветом в гостиной тоже было золото. Но стоящие по стенам диваны и кресла, хоть и обитые красной, синей и зеленой парчой, создавали ощущение уюта. Особенно они радовали после табуретов столовой. Паркет был покрыт ковром с затейливым восточным рисунком. Между диванами стояли низкие столики, инкрустированные малахитом, перламутром и золотом.

— Ну, господин Ивлев, как вам ужин? — к ним подошёл дон Корлеоне.

— Вы знаете, Нариман Эдуардович, весьма неплохо, но мы в своём анклаве привыкли к более простой пище. Я уже говорил об этом вашей красавице дочери.

Фархатов с сомнением оглядел свою дочь. Самым замечательным в её внешности были ювелирные украшения, приобретённые Фархатовым по случаю ещё в той, прошлой жизни.

— А мне ужин не понравился, много было крысятины! — произнёс дон Корлеоне.

Фарид и дядя Зураб рассмеялись.

— Как вы полагаете, господин Ивлев, завтра нам удастся решить общие вопросы?

— Не знаю. Но наш анклав будет настаивать на экспедиции.

— Мы таки не желторотые новички, которых интересуют только басни об антивирусе, — включился в беседу Марк Хаимович, подошедший вместе с Ванштейном. — Марк Хаимович вам таки скажет, что главное сейчас — спасти мир, иначе жизнь закончится плачевно! Вот и Гай Соломонович, мой давний ученик и сподвижник, вам то же скажет. Он сейчас как раз находится в том возрасте, когда просто необходимо спасать мир. Я полагаю, что он как мой ученик таки возглавит экспедицию. Я уже не в том возрасте, чтобы выходить на поверхность, вот Марк Хаимович и подготовил себе блестящую замену.

Профессор с гордостью посмотрел на своего нескладного ученика. «Хорош Христос! — подумал Ивлев. — Нелепая, нескладная фигура, злые глаза за толстыми стёклами очков, неряшливые бородка и усы, будто прикреплённые бачки, румяные пухлые губы и неимоверных размеров нос. Да, чистый вожак! Стаи горилл!»

— Думаю, ваш ученик, займёт достойное место, — озорно сверкнув глазами, за всех ответила Джамиля. Несмотря на некрасивое лицо, ей нельзя было отказать в некотором шарме, а тем более в уме.

— А слышали ли вы, господа, что зарам из аэропорта Домодедово удалось вылететь на самолёте прежних времён? — Гай Соломонович смотрел на всех с таким превосходством, будто ему одному была доступна эта информация.

— Слышали, слышали. Может, и мы скоро полетим… — начал Фарид, но был бесцеремонно прерван:

— Сейчас Марк Хаимович таки развеет ваши мечты. За последние тридцать лет, молодые люди, в Швецию отправилось множество экспедиций, множество народу. И никто из них не вернулся. Собственно, первая из них была подготовлена на самом высоком уровне, — Марк Хаимович поднял вверх палец.

Ивлев, вспомнив его монолог в коридоре, улыбнулся.

— И не улыбайтесь даже! Давайте же посмотрим на главное! А главное — из них таки никто не вернулся. А вы бы вернулись на их месте? — профессор обвёл всех взглядом. — Впрочем, я думаю, что все экспедиции просто-напросто антивируса не нашли. Потому что шли по неверному следу.

— Марк Хаимович, мы уже все в курсе, что искать надо не в Варберге, откуда родом Вильман, а на Готланде, — перебила Джамиля, избавив всех от необходимости в очередной раз выслушивать изыскания старика.

Апофеозом приёма стал морковный кофе, который Ивлев с удовольствием выпил. Он с ещё большим удовольствием выпил бы большую чашку настоящей арабики, но где в Москве взять эту настоящую арабику? Кофе в Москве не растёт, не тот климат!

Вернувшись в свою комнату, Ивлев внимательно осмотрел потолок и стены на предмет видеокамер. Вместо них он нашел электрический звонок и нажал на него. Тут же раздался стук в дверь, и на пороге показался давешний лакей.

— А скажи-ка, любезный, нельзя ли заказать что-нибудь из еды, но попроще?

— Овощной суп с грибами устроит? — нисколько не удивился лакей.

— Устроит, — Ивлев сглотнул слюну.

— Сейчас будет. — Лакей скрылся за дверью и вернулся через двадцать минут с большой тарелкой горячего супа.

— Класс! — восхитился Ивлев, усаживаясь за стол и берясь за ложку.

— Если нужен буду, зовите, — лакей тихо вышел.

Совещание планировалось начать сразу после завтрака. Ивлев вслед за Николаевым и Данаифаром вошёл в большой кабинет, посреди которого стоял огромный овальный стол и кресла с высокими резными спинками. Три стены были заняты высокими и массивными книжными шкафами, а на четвертой красовались огромное золотое солнце и герб Российской империи. Никого из членов других делегаций ещё не было, поэтому Ивлев сел в кресло рядом с Николаевым и стал внимательно рассматривать герб.

— История герба тесно связана с историей России. Вы знаете, что не всегда герб был такой? — Николаев повернулся к Ивлеву. — На печатях Ивана Третьего орел был изображён с закрытым клювом и больше напоминал орлёнка, а не орла. И Российское государство тоже было молодым. В царствование Василия Третьего, когда Москва стала претендовать на звание Третьего Рима, двуглавый орёл изображался уже с раскрытыми клювами, из которых высовывались языки. В царствование Ивана Четвертого Грозного, когда Россия одерживает победы над Астраханским и Казанским царствами, а также присоединяет Сибирь, над головами орла появляется корона с восьмиконечным православным крестом над ней, а на груди орла — щит с Георгием Победоносцем. Крылья орёл расправил в начало царствования Михаила Романова. А над орлом вместо креста появляется третья корона как символ единства великорусов, малороссов и белорусов. В период царствования Алексея Романова орёл получает символы власти: скипетр и державу.

— Надо же! Откуда же вы, Владимир, это знаете? — заинтересовался Данаифар.

— В школе российскую историю преподает Владимир Сергеевич Воронов, он нам много чего интересного показывал и рассказывал. Так, например, вот это золотое солнце появилось в Андреевском зале вместо традиции движения к царскому месту против часовой стрелки, навстречу солнцу и свету, когда трон располагался или рядом с окном, или между двумя окнами, и послы не только символически, а реально двигались навстречу солнцу и свету.

Дальнейший разговор был прерван появлением делегаций анклавов Олимпийской деревни и Капотни. Затем появился Фархатов в сопровождении Зураба Усупашвили. Они поздоровались со всеми за руку и устроились рядом с Ивлевым. Последними пришли трое генералов Кремлёвского анклава. Они втроём устроились в креслах под гербом Российской империи: старший в середине, молодые по бокам.

«Прям триумвират!» — не смог сдержаться, чтобы не позлословить про себя Ивлев.

— Итак, господа, начнём, — голос у старого генерала Романова оказался тонким и дрожащим. — Сегодня мы с вами как представители анклавов собрались здесь, чтобы обсудить возможность направления экспедиции на остров Готланд для отыскания антивируса Штамма Вильмана. Я думаю, что вы все в курсе того, что такие экспедиции неоднократно предпринимались как на правительственном, — генерал мотнул головой, будто указывая на герб над головой, — так и на частном уровнях. А недавно туда улетели заражённые. В сложившейся ситуации, полагаю, нам надо объединить ресурсы и в общих интересах отправить экспедицию. Я предлагаю сразу перейти к предложениям по перемещению к острову Готланд, вкладам в общее дело отдельных анклавов и численному составу экспедиций. Итак, какие будут предложения?

Наступило молчание.

— Может, тоже поискать самолёт? — раздался голос представителя анклава Капотня.

— Кто и где будет его искать? У вас есть на примете? — сухо спросил генерал. — Где будем брать топливо?

— И кто сядет за штурвал, если мы всё это найдём? — хмыкнул молодой генерал слева.

— Мне кажется, в ЦКБ раньше был вертолёт? — генерал повернулся к Данаифару.

— Ну, если найдется топливо, экспедицию можно организовать на вертолёте. Генерал Николаев когда-то управлял вертолётом, думаю, вспомнит старый навык. Но вертолёт возьмет только восемь человек. Полагаю, необходимо будет включить в состав экспедиции не менее половины заражённых, да и топливо…

Данаифару не дали закончить:

— Что вы такое говорите?!

— Каким образом мы с чистыми отправим заров?!

— Вакцина нужна чистым!

Выкрики раздавались со всех сторон, кричали все. Ивлеву казалось, что маленький и толстый дядя Зураб сейчас лопнет от натуги. Подполковник прикрыл ухо, так как он кричал рядом с ним. Данаифар сидел как изваяние. Младший Николаев молча переводил взгляд с одного кричащего рта на другой, сжимая под столом кулаки. Наконец крики сошли на нет.

— Все высказались? — как ни в чём не бывало спросил Данаифар. — Если все, то теперь послушайте меня.

— Чего его слушать?! — опять поднялся шум.

Но кремлёвский генерал встал и стукнул кулаком по столу:

— Всем молчать! Не на базаре! Если есть что сказать, пусть говорит!

— Итак, господа, — Данаифар встал и с высоты своего роста оглядел всех присутствующих, — у меня к вам только один вопрос: если полетят только чистые, то кто из чистых согласится испытать на себе антивирус?

Наступила тишина.

— Так кто? — вновь спросил Данаифар, с презрением оглядывая собравшихся. — Может, вы? — он резко повернулся к одному из молодых кремлёвских генералов, особо рьяно оравшего несколько минут назад.

Генерал отшатнулся, будто Данаифар ударил его по лицу.

— Никто не желает? Тогда послушайте меня. Я занимался проблемой вируса не один год и могу утверждать, что вирус не одинаково действует и на тех, кого вы называете «чистыми», на заражённых и на мутантов. Начнём с последних. Все вы хорошо осведомлены, что у мутантов есть Взрослые. Они руководители. А задавался ли кто-нибудь из вас вопросом, а откуда они взялись? А Прыгуны, Хрипуны, Крушители — почему они наделены такими свойствами? — Данаифар замолчал и вновь оглядел зал.

Ивлев тоже оглядел присутствующих: «Боже, ну и вид у них. Как у нашкодивших котят!»

— А потому, — продолжил Данаифар, отправляясь в путь вокруг стола, — что так проходит мутация и зависит это от иммунной и генной, больше, конечно, генной системы человека. И не говорите мне, что муты не люди! — предостерёг Данаифар представителя анклава Капотня, попытавшегося вступить в дискуссию. — Тридцать лет назад они были людьми. Их генная структура не отличалась от нашей, за исключением национальности. Равно как не отличались и моральные принципы. Любой из нас, попав на воздух, заразится, но любой ли из нас мутирует? Полагаю, что ни для кого тут не секрет, что в Москве почти каждой общиной заров руководят отнюдь не самые сильные и умные заражённые, а те, кого поставили вы, руководители анклавов. Эти общины, как раньше говорили, аффилированы к вам. Фактически это вы руководите ими, эксплуатируя их труд, кидая им изредка подачки…

Присутствующие зашумели. Данаифар остановился и поднял руку.

— Если вы опять намерены решать вопросы криком, то я представлю вам такую возможность, а потом продолжу.

Ивлев оглядел шумевших и с изумлением констатировал, что они после слов Данаифара сразу замолчали. «Однако! — озадаченно хмыкнул подполковник. — Вот уж кого я не принимал во внимание, так нашего учёного!»

— Но и в Москве, а большей частью за её пределами, есть много общин заражённых, которыми руководят, как они их называют, старейшины. Этим старейшинам по шестьдесят — семьдесят лет, и многие из них заразились более тридцати лет назад, но не мутировали. Возникает вопрос: почему? Да потому, что на них вирус не подействовал, как не подействовал он и на самого Вильмана…

— Возможно, Вильман воспользовался вакциной? — предположил кремлёвский генерал.

— Может и воспользовался, никто из нас там не был, — согласился Данаифар. — Но факт остаётся фактом: некоторые заражённые не подверглись воздействию вируса, не мутировали. Напротив, на них вирус действует как катализатор, вчетверо быстрее заживляя раны, продляя срок жизни и, наконец, наделяя их способностями разного рода…

— И что? Мы должны тратить ресурсы и материалы, чтобы вылечить заров и мутантов?! — возмутился кто-то с дальнего конца стола.

— А как вы думаете, почему вакцину называют антивирусом? Не догадываетесь? — Данаифар с сожалением смотрел на говорившего. — Чтобы антивирус подействовал, его необходимо ввести в течение двадцати четырех минут после заражения.

Тишину, наступившую после этих слов, можно было бы назвать могильной. Ивлеву даже показалось, что он слышит, как тикают часы на руке кремлёвского генерала.

— А на что вы рассчитывали? — Данаифар вновь возобновил свой поход вдоль стола. — Что полетите на Готланд, и вам сразу введут антивирус? Нет, первое, что вы должны будете сделать, — это снять противогаз.

Ивлев по лицам видел, что желающих лететь на Готланд серьезно поубавилось.

— Именно поэтому я и предлагаю включить в состав экспедиции как представителей бункеров, так и зараженных, причём и долгожителей, и тех, кому только исполнилось шестнадцать. Для чистоты эксперимента я бы повёз также мутанта, но боюсь, что это нереально. Посему полагаю, что вертолёт, даже если мы найдём для него неразложившееся топливо, ничем нам не поможет, поскольку может взять на борт только восемь человек. Нужно искать другие способы передвижения, — закончил Данаифар в полной тишине.

— Господа, — опомнился кремлевский генерал, — думаю, что необходимо объявить перерыв для согласования позиции внутри делегаций. Соберёмся на обсуждение сразу после обеда.

«Быстро же закончилось совещание, так и не успев начаться! — с сарказмом подумал Ивлев. — Здорово Данаифар их разделал!»

— Боюсь только, как бы не пошли на попятную с экспедицией вообще, — будто услышал его мысли Данаифар.

— Они сейчас просчитают свою выгоду в проекте и вернутся, — уверенно ответил Владимир. — Им, конечно, на всеобщее оздоровление наплевать, но от возможности первыми получить антивирус они не откажутся. А пойдёмте в бассейн, пока у нас появилось время! Он тут довольно большой, пятидесятиметровый. Стоит, правда, достаточно дорого в эквиваленте, поэтому почти всегда пустой…

Данаифар отказался, а Ивлев последовал за Николаевым. Они прошли по коридору, потом поднялись этажом выше, затем по наклонному коридору стали спускаться вниз.

— А откуда ты знаешь про бассейн? — спросил Ивлев. — И смотрю, дорогу тоже знаешь!

— Да был тут уже, правда, очень давно. А вчера, пока все пили кофе, поплавал.

— Ты умеешь плавать? — ещё больше удивился подполковник.

— Ну, не скажу, что очень хорошо… Мне показали, как надо делать. Потом я эти движения повторял в бункере, потом мне ещё Алиса Васильевна подсказала, как правильно дышать, чтобы экономить силы.

— Мда… теоретик! Ладно, посмотрим, как это у тебя получается на практике.

Они вошли в раздевалку, где им выдали по полотенцу и резиновой шапочке.

«Надо же! Резине за тридцать лет ничего не сделалось!» — подивился Ивлев.

Наскоро приняв душ, они вышли в помещение бассейна. Ивлев обомлел. Стены бассейна, покрытые искусной росписью, воссоздавали перспективу, какая была в его детстве вокруг бассейна «Москва».

— Вот это да!

— Евгений Иванович! Ну, что же вы? — Володька махал ему уже с середины бассейна.

Ивлев прыгнул в воду. С непривычки не рассчитал дыхание и чуть не хлебнул воды. Вынырнул, отфыркиваясь, и поплыл к Николаеву. Тренированное в юности тело не забыло последовательности движений.

— Евгений Иванович, вы только посмотрите, какая тут красота! — Володька улёгся на воду и уставился вверх.

Ивлев огляделся. Увиденное потрясло его ещё больше. Отсюда, с середины бассейна, создавалось полное впечатление открытого пространства, панорама была сделана настолько искусно, что невозможно было сказать, где кончается плитка бассейна и начинается искусственная реальность. Создавалось впечатление, что можно выбраться из воды и спокойно добраться пешком до ближайших зданий.

— Вы наверх посмотрите! — как ребёнок радовался Володька.

Ивлев лег на спину. Над ним покачивалось серое московское небо.

— Класс, да?

— Я не верил… — только и смог выговорить подполковник.

Владимир уже дважды пересек бассейн, а Ивлев всё смотрел и смотрел по сторонам и вверх. «Сколько лет прошло! Боже мой! Как одна минута! — поражался он. — И бассейна уже давно нет, демонтирован перед строительством храма. А сейчас уже нет ни храма, ни прежней Москвы, ни прежней страны! А вот поди ж ты, бассейн под землёй остался!»

— Евгений Иванович, вы так и будете тут крутиться посредине? Когда ещё сюда попадёте? — вывел его из задумчивости голос Владимира.

Ивлев стряхнул с себя воспоминания и нырнул. Вынырнул он уже прежним энергичным и хватким человеком, а не рассиропившимся от воспоминаний стариком.

— А ты, Володя, недурно плаваешь кролем!

Они поплавали наперегонки, потом Ивлев показал Николаеву технику брасса. Поныряли. Потом наспех оделись и, так и не просушив волосы, торопливо направились по коридорам и переходам в столовую.

— Ты знаешь, Володя, — на ходу рассказывал Ивлев, — бассейн «Москва» был самым большим бассейном Советского Союза. Он работал под открытым небом, и летом и зимой. Ты знаешь, я сегодня вспомнил, как в первый раз пришёл в этот бассейн с другом. Мы вышли из метро «Кропоткинская». Зашли в раздевалку, переоделись. Побежали к бассейну, но чтобы попасть в радиальный водоем, надо было поднырнуть под бетонный бортик — он был сделан для того, чтобы зимой холодный воздух с улицы не проникал в раздевалки. А про бассейн ходили разные слухи, — Ивлев улыбнулся. — Говорили, что там есть ныряльщики, которые хватают человека за пятку и удерживают под водой — так, мол, религиозные фанатики мстят за снос в 1931 году храма Христа Спасителя. Так вот, я как представил, что мне не хватает воздуха и я бьюсь головой о бетонный бортик в попытках выбраться, а снизу меня хватают за пятку… Но друг уже поднырнул и пропал. Я собрался с духом и последовал за ним. Больше, чем утонуть, боялся прослыть трусом. Плыть оказалось недалеко, и вот уже я вынырнул по другую сторону бортика прямо в густой пар. Туман плыл белесыми ошмётками, и все в нём выглядели странно. Сам пар был прохладным, а вода тёплой, и хотелось погрузиться в неё с головой. Мы вначале плескались, брызгались и вопили, потом плавали, потом лежали на спине и смотрели в такое же, как сегодня, серое московское небо. Мы были на седьмом небе от счастья…

— А что стало потом?

— А потом бассейн демонтировали. Это произошло в 1994 году. Демонтировали только для того, чтобы заслужить одобрение и поддержку Церкви и построить никому в общем-то не нужный храм. Пресса одно время пестрела сообщениями о том, что все плиты с бассейна Москва снимали очень аккуратно, чтобы сделать его копию под Кремлём, что специально делались панорамные фотографии местности, а потом приглашались знаменитые художники для создания объемной панорамы. Я всегда думал, что это очередная утка журналистов, а сегодня увидел, что нет, это не было уткой. Я будто бы побывал в своей юности, в той Москве, которую хорошо знал, в которой была стабильность и определённость…

За разговорами они незаметно дошли до ресторана. Большая часть присутствовавших на совещании уже пообедали и собирались небольшими группками в гостиной, поэтому Ивлев с Николаевым расположились на самом краю стола, сразу сообщив официанту, что есть будут грибной суп и, если есть, овощи.

— Нам Воронов рассказывал, что на месте, где был устроен бассейн «Москва», должен был быть построен Дворец Советов, — Володька хотел узнать побольше.

— Да, как раз на его фундаменте и был возведен бассейн. А потом на этом фундаменте построили храм Христа Спасителя. Вообще, это место очень странное, — Ивлев задумался. — Знаешь, на этом месте когда-то было языческое капище, на котором приносились человеческие жертвы. Потом там были пытошные избы Ивана Четвертого Грозного. Много крови пролилось в овраг, образованный когда-то ручьём. И место-то называлось Чертолетье, или Чертов ручей. Потом в XVII веке на этом месте был учрежден Алексеевский женский монастырь. Монахини в течение трёх веков отмаливали это место. По распоряжению императора Николая Второго монастырь был снесён для строительства храма в честь победы в войне 1812 года. При сносе монахини якобы прокляли это место и предсказали, что храм не простоит и пятидесяти лет. Правда это или нет, не могу сказать, но храм простоял сорок девять лет, а потом его тоже снесли для строительства Дворца Советов. Но дворец построить не успели, возвели только фундамент, а потом началась Великая Отечественная, и строительство заморозили из-за нехватки бетона и металлических конструкций. Окончательно отказались от возведения Дворца Советов после смерти Сталина. На фундаменте соорудили бассейн, который радовал москвичей больше тридцати лет и после начала перестройки был уничтожен для постройки храма. Вот так и получилось, что вначале был храм, потом хлам, а сейчас срам… Давай-ка, пошли на совещание, вон нам уже Данаифар угрожающе машет руками.

Они вернулись в зал совещаний.

— Итак, господа, — кремлёвский генерал обвёл всех взглядом, — кто желает высказаться?

Поднялся старший Фархатов.

— Господа, от имени нашего анклава хочу засвидетельствовать, что мы готовы заняться поисками самолёта и топлива. Естественно, при компенсации наших затрат и выделении нам необходимых ресурсов.

— Кремлёвский анклав также готов взять эту высокую миссию на себя! — подскочил самый молодой кремлёвский генерал.

Собравшиеся опять зашумели. Когда шум стих, поднялся Данаифар.

— Господа, прежде чем решать вопрос с поисками исправного самолёта и топлива, прошу сообщить, есть ли хотя бы в одном из анклавов лётчик? Найдём самолёт, и кто его поведёт? У кого есть человек, который был в прошлом пилотом или обладает летными навыками?

— А ваш генерал Николаев?

— Наш генерал Николаев летал только на вертолёте, да и то не имея при этом никакого образования или навыков. Он вполне способен поднять в воздух вертолёт, долететь до Готланда, посадить его, но я не уверен, что он сможет проделать то же самое на самолёте. Поэтому я предлагаю обсудить другие возможности передвижения.

Наступила тишина. Из-за стола поднялся худой, тонкий в кости человек с большой головой. Его карие глаза пронзительно смотрели из-под седых, сросшихся на переносице бровей.

— Господа, я каперанг, — неожиданно для окружающих он заговорил густым сильным басом.

«Да, видно, когда все шумели, каперанг не открывал рта. Он без усилий мог бы заткнуть тут всех. Вот кого бы в председатели собрания!» — Ивлев наблюдал, как каперанг пригладил копну непослушных седых волос, которые упорно падали ему на лоб.

— Кому не понятно, расшифрую: капитан первого ранга. В прошлой жизни служил на Северном военном флоте.

— На подводной лодке?

— Да, на атомной подлодке проекта «Кондор». Хочу выразить мнение делегации Капотни: мы поддерживаем Крылатский анклав. Экспедицию необходимо отправлять. Нас становится всё меньше и меньше, и, когда наше поколение умрёт, человечество постепенно деградирует, так как постепенно забывается всё то, что было достигнуто. Проблему передвижения мог бы решить корабль. Точнее, подводная лодка. Она герметична и недоступна для мутантов. Хоть вода и является их средой, но сил для того, чтобы проломить металл, у них не достанет. Я мог бы обучить команду за достаточно короткий срок.

— Где же мы возьмем в Москве подводную лодку?

— Как из Москвы попасть в море? По суше, что ли?

Со всех сторон вновь раздались выкрики, но мощный бас каперанга легко их перекрыл:

— Наш «Кондор» на момент катастрофы стоял в доках Санкт-Петербурга на модернизации. Все механические части были проверены и отремонтированы, ядерные реакторы в порядке, заменены ядерное топливо и вся электроника. Были установлены новые гидроакустические станции, боевые информационно-управляющие системы, радары с радиотехнической станцией разведки, навигационная система на базе ГЛОНАСС/GPS. Были изменены системы вооружения. Лодка получила возможность запускать крылатые ракеты от комплекса «Калибр-ПЛ». Я должен был вылететь в Санкт-Петербург и принять подлодку, когда произошла эта трагедия, и вместо Города на Неве я оказался в бункере. Я полагаю, что подлодка задраена и так и стоит в доке…

— То есть если мы сможем добраться до Санкт-Петербурга, — сделал стойку кремлёвский генерал, — то в нашем распоряжении окажется подлодка?

— Полагаю, что да.

— А как вы предполагаете добираться до Питера? Все прогулочные катера на Москве-реке либо подорваны, либо заняты мутами. Они там вольготно располагаются. Выкурить их оттуда не удастся.

Каперанг пожал плечами.

— Если бы только был корабль… хоть какой-нибудь. А там можно было бы поставить его на колёса и под парусом и паровым двигателем двигаться к Санкт-Петербургу.

Фархатов оглушительно захохотал.

— Ну, вы и фантазёр, ничего смешнее никогда не слышал!

Генералы поморщились.

— Но танки-то наши из трамваев, автомобилей и троллейбусов — ездят, — прервал смех Фархатова Ивлев.

— Да вы просто не знаете истории России, — поддержал его Николаев. — В 907 году Вещий Олег поставил ладьи на колёса, под парусом пришёл под стены Царьграда и совершенно неожиданно для греков стал угрожать им. «И повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на колеса корабли. И когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу. Греки же, увидев это, испугались и сказали, послав к Олегу: «Не губи города, дадим тебе дань, какую захочешь», — рассказывает древнейший источник «Повесть временных лет». Так что не первый каперанг этот путь предлагает, изобретён он был в начале XII века, — закончил Николаев.

— Наш анклав готов возглавить поиски корабля, — тут же сориентировался дядя Зураб.

— У нашего анклава есть другое предложение, — Данаифар опять поднялся и стал расхаживать по кабинету. — Мы предлагаем построить дирижабль. Наш анклав может произвести все расчеты и предложить площадку для строительства. Путешествие по воздуху решит проблему мутантов и воды. Напрямую между Москвой и Готландом расстояние чуть более тысячи километров, а при скорости сто километров в час это десять — двенадцать часов полёта. И подготовленные лётчики у нашего анклава есть.

— Соколиная Гора тоже имеет площади для такого строительства! — тут же взвился Фархатов.

— Вы и так отражаете атаки мутов по пять раз на день из-за близости реки, так ещё хотите установить для них дополнительный раздражитель! И потребуете от нас охраны? — грозно приподнялся кремлёвский генерал.

— Дело даже не в этом, — спокойный голос Данаифара заставил всех замолчать, — для строительства дирижабля необходим эллинг. Наш анклав только потому и предлагает площадку для строительства, что у нас он уже есть. Впрочем, если желаете вначале строить эллинг, а потом воздушное судно, мы возражать не будем…

Ивлев заметил, что это заявление Данаифара вызвало смятение. Никто не ожидал, что он согласится так легко. Кремлёвские генералы стали что-то тихо обсуждать.

— Кремлёвский анклав согласен с вашим предложением, — вдруг сказал генерал.

«Что-то я тут не словил, старею, наверное! Почему вдруг Кремль повернулся в нашу сторону? — Ивлев перевел взгляд на Фархатова. — Уж он-то точно понял генерала без слов!»

Фархатов что-то шептал Усупашвили. Ивлев напряг слух: «… Закрытый… ничего не знаем… посмотрим…»

«Ага, всё понятненько, шпиончиков заслать хотят! — сообразил Ивлев. — Всем интересно, как мы живём! Неужели Клён лоханулся? Не мог же он не просчитать, что придут чужие и начнут совать свой нос куда не надо! Нет, наш Имамчик не так прост! Нужно попытаться выяснить, что он задумал…»

— Наш анклав тоже поддерживает это предложение, хоть мне лично хотелось бы заполучить «Кондора», — басом пророкотал каперанг. Ивлев вздрогнул: это имя вызывало в нём дрожь; в своё время, искупая наказание, он немало повоевал с бесшабашным Кондором, безбашенным вертолетчиком красновцев и максимцев.

— Итак, господа, — кремлёвский генерал на этот раз решил не упускать бразды правления из своих рук, — какие ещё будут предложения?.. Вижу, что предложений не имеется. Давайте голосовать.

Результаты голосования неожиданностей не принесли: все проголосовали единогласно.

— А теперь, господа, я хотел бы пригласить вас на неофициальную часть нашей встречи: через два часа состоится банкет. Жду вас всех в ресторане!

Ивлев вышел из кабинета одним из последних и направился было в отведенную ему комнату, но потом передумал, резко повернулся и пошёл в бассейн, туда, где всё напоминало ему юность.

В бассейне наперегонки плавали Николаев и каперанг. Несмотря на преклонный возраст, каперанг не уступал Володьке, профессионально и привычно делая рывки и набирая скорость. Ивлев подождал, пока гонка не закончилась, — всё же победила молодость, несмотря на слабую технику, — и нырнул в воду. Вынырнул на середине бассейна. Лег на спину.

— Извините, не представился: Фрида Лев Валерьевич, — мощный бас раскатился над водой. — Можно Валерьяныч, не обижусь, — хохот каперанга зарокотал, как мощный прибой.

— Подполковник Ивлев Евгений Иванович, — Ивлев перевернулся и протянул каперангу руку.

— Спасибо вам за поддержку моей безумной идеи… — начал Валерьяныч, но договорить не успел.

— Привет всем!

На бортике бассейна появилась красотка Джамиля в откровенном купальнике красного цвета, лиф и тонкие полоски плавок которого вспыхивали при свете ламп, сверкали и переливались каплями, напоминавшими самый твердый минерал. Джамиля, поигрывая бедрами и давая рассмотреть себя со всех сторон, подошла к лесенке и бочком, кокетничая, стала спускаться в воду. Оказавшись в воде, она принялась бестолково загребать руками и ногами.

В этот момент на бортике появился толстяк Зураб. Он с шумом и плеском прыгнул в воду, подняв волну, которая дошла до Ивлева и каперанга, а Джамилю просто захлестнула и перевернула.

Ивлев еще ничего не успел сообразить, а каперанг уже нырнул и устремился в сторону тонущей красотки Джамили. Ивлев бросился туда же и поспел, как раз когда каперанг вынырнул и за лямку купальника вытянул на поверхность Джамилю. Ивлев аккуратно подхватил её сзади под мышки и поддерживал на поверхности, пока она откашливалась и отплёвывалась.

— Мужлан, вы чуть не порвали мой купальник!

— Извините, миледи, а зачем вы хватали меня за руки и шею? Впрочем, можете не отвечать, вопрос риторический: все утопающие пытаются утопить своих спасителей. Давайте-ка мы вам поможем выйти из воды…

Они вдвоём с каперангом вытолкнули Джамилю из воды, которую тут же подхватил за руки Николаев, вытягивая на бортик. Ноги девушки вновь подогнулись, и она повисла у него на шее. Владимир, обняв её за талию, повёл к дивану, где уже с большим полотенцем в руках суетился дядя Зураб. Джамилю усадили на диван и завернули в полотенце. Николаев откланялся и ушел.

— Йех! — тонкое мальчишеское тело столбиком вошло в воду. — Евгений Иванович, папа приглашает вас на ужин! Здесь, в буфетной бассейна! — закричал из бассейна младший Фархатов.

Утро встретило Ивлева нерадостно. Он открыл глаза, приподнял голову и тут же со стоном опустил её на подушку. Голова болела, по телу будто проехал каток. «Господи, что случилось? Что со мной? — подполковник не мог даже приподнять голову. — Где я?!» Он помахал рукой и внезапно нащупал кнопку выключателя. Комната, в которой он находился, мало напоминала спальню в его квартире в бункере. «Где я?!» — вновь спросил себя Ивлев. Память отказывалась подсказывать ему, где он находится и что было вчера.

В дверь постучали.

— Да, войдите, — с трудом разлепил губы Ивлев. Голос был чужим.

— Доброе утро, дорогой! — в дверь вкатился бодрый дядя Зураб. — О, я вижу, совсем плохо!

Он заговорщически подмигнул. Достав из кармана фляжку, открутил крышку и подал Ивлеву. В нос подполковнику шибанул такой сивушный дух, что его передернуло, и сразу в памяти всплыл вчерашний вечер. Они пили, плавали в бассейне, опять пили, потом сидели в парной, опять пили… Но чем закончился вечер и как он оказался в отведённой ему комнате, Ивлев не помнил.

В дверь опять постучали. Не дожидаясь приглашения, вошёл Данаифар:

— Евгений Иванович, будьте любезны быть готовым через три часа. Мы вылетаем. — Он повернулся и пошёл к двери. На пороге задержался, порылся в карманах: — Лучше выпейте вот это, а не то, что предлагает вам господин Усупашвили.

На тумбочку легла маленькая коробочка. Ивлев открыл её, внутри были две таблетки. Он с трудом дотянулся до бутылки с водой, глотнул, потом выпил две таблетки и откинулся на подушки.

— Извините, Зураб. Мне что-то нехорошо…