За тысячи лет до армагеддона

Глава двадцать первая. Прекрасная Исса

Прошло почти десять лет с того времени, как я покинул свой Черный Замок. Все это время жил отшельником, обустраивая пещеру внутри скалы под место, в котором собираюсь провести свою вторую реабилитацию. Впрочем, слово реабилитация мне не слишком-то нравится. В данном случае больше подходит термин реинкарнация. Поскольку по прошествии цикла мозголомных процедур от старого меня мало что останется. Разве что тело. Бессмертное и неуничтожаемое. Впрочем не будем о печальном. Тем более в такую прекрасную ночь.

Вход в мою пещеру располагался в скале, вертикальной стеной стоящей почти вплотную к морю. От воды ее отделяла узкая лента песка, обильно усеянная валунами разнообразных форм и размеров. Если быть корректным, то моя скала и не скала вовсе, а отвесная стена огромного каменного плато, возвышающегося над морем на высоте в сотню метров.

Где-то там, далеко, на этом плато несмотря на ночь кипит жизнь. Одни сжигают себя в горниле страстей, а для других жизнь представляет из себя монотонную цепочку, в которой прожитый день ничем не отличающегося, как от предыдущего, так и от последующего. Для кого-то этой ночью жизнь оборвется, а кто-то впервые появится в этом мире. Все как всегда.

Но это там, далеко. А здесь царит первозданная тишина. И плеск волн вовсе не нарушают эту тишину, а наоборот подчеркивают ее грандиозность. Тишина. Почти такая же как та, с которой я столкнулся впервые попав на Землю 2, расположившись ночью на своем троне в центре стойбища первобытных людей и глядя на бездонное ночное небо усеянное триллионами звезд. Вид, который мгновенно устанавливает приоритеты, демонстрируя полную ничтожность отдельного человека в сравнении с бесконечной Вселенной.

Что-то меня снова на праздные размышления потянуло. Так недолго и без ужина остаться. Мясо нанизанное на две тонкие металлические спицы, висящие над затухающим костром, почти готово. Надо снимать. Еще немного и пересохнет. А моего гостя до сих пор нет. Сегодня у меня праздничный ужин. Окрестные жители не часто балуют меня мясом, оставляя по утрам у входа в мое убежище, как правило хлеб, овощи и фрукты. Реже рыбу. И уж совсем редко кусок мяса, завернутый для пущей сохранности в капустные листы. Все-таки репутация великая вещь. Мне она позволяет безо всякого напряжения решить продовольственную проблему. Правда эта самая репутация появилась не на пустом месте. И хотя кости неудачников, попытавшихся выяснить: не прячет ли пришлый отшельник у себя в пещере что нибудь ценное, несомненно более необходимое этим достойным людям, нежели убогому старику, давно растворились в море, но людская молва, как говорится, зла.

Так что сегодня пирую. Где же его черти носят? То что сегодня я, буду ужинать не один, я почувствовал еще пару часов назад. Можно было бы предположить, что с возрастом у меня появился дар предсказателя. Но вряд ли. Думаю дело в другом. У моей крови, которая является совершенно необходимым компонентом для установления мыслеречи и использования ментальной магии, со временем обнаружилось одно недокументированное свойство. Оказалось, что она работает не только по отношению к разумному, которого я этой самой кровушкой напоил, но эффект проявляется и по отношению к потомков этого самого контактера. Причем не только к потомкам первой руки, но и к потомкам потомков. Соображаете, чем это грозит. К тому же сам эффект мыслеречи в поколениях не угасает, а сохраняет свою исходную интенсивность, присущую контактерам первого поколения.

Нечто подобное случилось на Земле Исходной, когда освоив экспресс диагностику генома ученые с удивлением обнаружили, что на планете проживает шестнадцать миллионов прямых потомков Чингисхана. Причем никого не интересовало, сколько там у тебя на самом деле с Чингисханом общего генома. Одна миллионная доля или вообще одна десяти миллионная. Главное прямой потомок. И этим все сказано. Вот только причастность к великому завоевателю способна дать разве что чувство морального удовлетворения. В моем же случае, носители крови способны были обмениваться со мной образами. А со временем я освоил еще парочку любопытных умений из арсенала ментальной магии. И если бы не возможность полностью заблокировать свой мозг от многочисленных контактеров, все бы для меня могло кончится бедой. Выдержать в своей голове мешанину из мыслей тысяч человек, такое не всякая психика в состоянии. Уж моя, так точно. К тому же со временем расстояние, на котором я мог вступить в мысленный контакт с с собеседником выросло до многих километров. Где те счастливые времена, когда Блинк мог обругать меня Тупым Вилл максимум на расстоянии десяти метров.

Наверное ничего бы страшного не случилось, даже в перспективе, и число контактеров росло бы, но медленно, значительно при этом в динамике отставая от роста численности населения Земли 2, если бы я сам случайно и многократно не ускорил этот процесс. Одно время я увлекся созданием некого тайного Ордена. Всех членов которого наградил своей кровью. До сих пор с удовольствием вспоминаю, как была обставлена процедура посвящения. Став контактером, неофит испытывал огромный эмоциональный шок и с учетом некоторых дополнительных воздействий, опять же из арсенала ментальной магии, навсегда становился моим преданным вассалом. Так вот потомков членов этого тайного ордена оказалось до неприличия много. Так что скоро я смогу превзойти рекорд Чингизхана. И нельзя сказать, что эта перспектива меня слишком уж радует. Не дай бог случится мутация и контактеры смогут обмениваться мыслями не только со мной. Но и друг с другом. В этом случае, по Юркиным оценкам, немедленно наступит полный звиздец. Большая часть человечества быстро окажется под пятой у избранных, а со временем Homo sapiens и вовсе вымрет, уступив свое место Homo mentis loqui — человеку общающемуся мысленно.

Впрочем до этого, надеюсь, не дойдет.

А сейчас я ожидаю, когда к моему костру на огонек заглянет один из потомков членов того самого моего Тайного Ордена, который третий час несется от самой Иссы с прытью, способной удивить скаковую лошадь.

Ради любопытства я установил с беглецом мысленную связь и начал просматривать его воспоминания — то новое умение из арсенала ментальной магии, которое я освоил в последнее время. Все-таки немного времени еще есть. К моему костру ему бежать минут десять. Какой интересный юноша. Возможно, именно он мне и нужен для того, чтобы стать промежуточным носителем информации периода новой моей реинкарнации. В самом-то деле, не к Любаве же мне обращаться. Плавали, знаем.

Картинка получилась необычайно четкой. И я с удовольствием погрузился в чужие воспоминания.

Прекрасная Исса погружалась в ночь. Город тысячи дворцов и бесчисленного множества убогих халуп. Город великолепных храмов, славящих сотни богов и город могучих башен, построенных неведомо кем и когда. Отблески заходящего солнца еще освещали верхушки самых высоких башен, а в домах зажигались волшебные лампы, свечи, а кое-где и просто лучины. Праведные горожане спешили закончить свои повседневные дела и побыстрее добраться домой, освобождая улицы для ночных патрулей и неприметных слуг ордена Тишайшего, собравшего под крышей своей воров и грабителей. Вдали раздалось, наверное последнее за день, славословие.

Счастливы, живущие в городе тысячи дворцов, под сенью величайшего и мудрейшего Юсуп-али великого и непогрешимого, мудрость которого сравнима лишь с его красотой, а могущество не знает меры. Визгливый голос монаха ордена Голубой чаши, славящий нынешнего правителя Иссы, затих вдали, а Борс, невольно ухмыльнулся, вдумавшись в смысл услышанного. В отличии от большинства жителей города ему несколько раз доводилось видеть Юсуп-али великого и непогрешимого. Если мудрость последнего сравнима с его же красотой, то получается законченный идиот. Конечно, всякое слабоумие можно компенсировать могуществом, а здесь правитель многим владыкам фору даст. Одни Серебряные Волки чего стоят. Но впрочем, монах не очень исказил истину, сравнивая красоту Юсуп-али с его мудростью. Умом тот не блистал. Интересно, чего это в последнее время вместо привычных — величайший владыка всех времен и народов, чаще стали упоминать красоту и мудрость, подумал Борс. К крикам, славящим правителя, жители Иссы давно привыкли. С тех давних пор, как Алли-паша мудрейший и справедливый, предшественник нынешнего владыки, даровал ордену Голубой чаши право славить себя великого, каждый горожанин слышал подобные крики монахов не менее дюжины раз в день. Деятельность ордена хорошо оплачивалась пятничными подаяниями, когда каждый мужчина, посетивший один из храмов ордена, обязан был бросить на жертвенный алтарь хотя бы медную монету, а смельчаков, пропускающих недельную мессу без уважительной на то причины, во всем городе можно было по пальцам пересчитать. Да и кто в здравом разуме, не будучи прикованным к постели, решится на такое. Один, два раза может и прокатит, а потом боги непременно отвернутся от безумца. И хорошо если отделаешься просто сломанной рукой или разбитой головой. Хуже, когда за тобой придет стража и препроводит во Дворец Веры. А уж каково там, никто доподлинно не знает, поскольку никто оттуда не возвращался. Но знание заменялось воображением и слухи о творящихся во дворце Веры ужасах служили надежной опорой приверженности вере. Борс относился к тем немногим избранным, кому была известна правда. На самом деле правителям всегда нужны были бессловесные рабы, способные добывать лунный камень, основу богатства провинции. Много рабов. И все время новых рабов. На рудниках больше года никто не выживал. После семидневной войны, когда маги по приказу владык, чуть было не отправили всех к праотцам, войны между провинциями поутихли. С пленными, которых раньше отправляли на рудники, возникли трудности. Преступников всяких — воров, убийц много не наловишь. Опять же девять из десяти требуют суд Праведника, имеют право. А Праведнику не укажешь, какой приговор выносить. Праведники и самому правителю не подвластны. Тут-то к Алли-паше мудрейшему и справедливому настоятель ордена Голубой чаши и подвалил. Орден в то время был вовсе захудалым. Ни своего бога покровителя, ни монастырей, ни храмов толковых. Так одна обитель в глуши да земли с десяток наделов. А предложение правителю сделал такое, что Алли-паше мудрейший и справедливый отказаться не смог. Оказывается, монахи ордена могли из человека делать тварь бессловесную. Без памяти, без чувств. Послушную и работящую. Хватай безбожника и через седмицу на рудники, лунный камень рыть. С тех пор орден Голубой чаши и воспрял. В одной Иссе храмов полтора десятка настроили. А дворец Веры немногим в размерах уступает дворцу правителя. Да и с богами покровителями разобрались. Оказывается и Нелана Ясноликая и Кали Неукротимая и Перен Огнебородый, все из Голубой чаши силу черпают. А кого из богов от чаши отлучают, тот и катится в Гиену огненную, словно и не бог вовсе, а последний грешник. Во всяком случае именно так объясняли свои деяния изумленным прохожим монахи ордена Голубой чаши, когда громили храм Путса Короткорукого. Правда злые языки шептали, что верховный жрец бога цветов, пытался через Великого Визиря прищучить чашечников. Да на то они и языки, чтобы их вырывать. Сотни монахов, вооружившись массивными бревнами, просто разнесли по камням небольшой храм бога цветов, а немногочисленных жрецов связали и уволокли во Дворец веры. Но видно хитрый бог припрятал где-то толику силы и в наказание за святотатство той же весной не позволил зацвести оливковым деревьям. Сам Алли-паша мудрейший и справедливый разгневался несказанно. Торговля оливковым маслом весомо пополняла казну. Храм Путса Короткорукого отстроили заново, жрецов призвали из других провинций, тем все и закончилось. Но с тех пор монахи Голубой чаши на чужие храмы не зарились. Впрочем и жрецы иных богов в своих проповедях старались Голубую чашу не поминать. А что до простых горожан, те твердо уяснили, с орденом Голубой чаши лучше не ссорится. Вот и набивается толпа в храмы Голубой чаши по пятницам на недельную мессу. Другие храмы тоже не пустуют. Мало ли какие проблемы у человека бывают. Кто на службу в стражники попасть хочет, вот к Перену Огнебородому и взывает, у кого дитя малое заболело, Нелану Ясноликую ублажить надо, а уж о Кали Неукротимой забыть, такого не всякому врагу пожелаешь. Да и Путса Короткорукого зауважали изрядно.

Обо всем этом размышлял Борс, верный адепт ордена Тишайшего, удачливый вор и законопослушный горожанин. Заунывный вопль монаха Голубой чаши, славящий правителя, заставил вора задуматься о том, что все главные события в его жизни так или иначе связаны с чашечниками. Вот и сейчас, когда предстоит совершить самую дерзкую кражу за последнюю дюжину лет, да что там дюжину — сотню — украсть Лунный браслет, величайшую драгоценность провинции. Впрочем, предстоящую кражу мог бы назвать дерзкой, только человек, непосвященный в детали. Заказчик, пожелавший заполучить Лунный браслет, жрец ордена Голубой чаши и далеко не из последних, судя по тому каким надменным голосом он цедил условия и порядок ограбления. Не вызывало ни малейшего сомнения, что монах говорит от имени кого-то, гораздо более значимого, возможно даже Верховного Владыки, главы совета наместников. И уж совершенно очевидно, что разговор проходил при одобрении Верховного жреца ордена. А когда жрец проговорил все детали, стало понятно, что без согласия наместника провинции Юсуп-али великого и непогрешимого, такую кражу совершить нельзя. То есть украсть можно все. В этом я был твердо убежден и готов был отстаивать свои убеждения личным примером. Но зачем же воровать так бездарно. Похоже, предполагается вовлечь в предстоящую кражу, в качестве соучастников, добрую дюжину посторонних, не имеющих ни малейшего отношения к ордену Тишайшего. И зачем тогда использовать такого специалиста как Борс. Не проще ли Юсупу-али великому и непогрешимому просто передать Лунный браслет нужному человеку, а затем во всеуслышание объявить о краже. Опять же никаких проблем с дознанием,

потому как и спросить не с кого. Сам Юсуп-али великий и непогрешимый, так вообще никакому и ничему неподсуден. На то он и непогрешимый.

А всякий другой подозреваемый тут же суд Праведников потребует, попробуй откажи, коли дело идет о главной святыне целой провинции и с чистой совестью заявит, нет не воровал. Вот и свободен. Суд Праведников это не дознание, где нюансами интересуются, брал ли браслет в руки, кому передавал, и восторженный ли у тебя образ мысли, а не задумал ли какую каверзу против власти богом данной. На суде Праведников всегда только один вопрос — какие преступления ты совершил в своей греховной жизни. А дальше всегда свершается чудо, ради которого собирается толпа восторженных и одновременно испуганных горожан. Всего один вопрос и взгляд Праведника прямо в глаза. И подозреваемый громко коротко и внятно говорит — украл или нет. Один вопрос и два вердикта — виновен, невиновен. Ежели виновен, так позавидуешь тем несчастным, которые умерли от боли, корчась в щупальцах Боевых Калганов. Ну а коль невиновен, никто тебе слова худого сказать не посмеет. А Праведники они не могут ошибаться. Да только вопросы у них простые и решения простые, если украл, виновен, не украл — не виновен. Только при таком раскладе и браслет украсть можно и виновного никогда не найдешь.

Ну а если такой вариант не подходит, значит виновный должен быть и станет этим козлом отпущения он, знаменитый и удачливый вор Борс, тело которого, подвешенное за шею, вывесят на площади Неприкаянных, а то что браслет при теле не найдут, так это воровской фарт. И никто из мирных горожан не усомнится, что только такой негодяй, как Борс и мог посягнуть на святыню, а те немногие, кто знали вора поближе, своими сомнениями ни с кем делиться не станут.

Похоже, все на самом деле еще интереснее, чем я мог себе предположить. А мясо все-таки надо снимать с огня. Иначе точно пересохнет. Оказывается мы что-то упустили. Надо бы разобраться, что это за Праведники появились в нашем городе. Может быть и не стоило отпускать развитие Иссы в настолько уж автономное плавание. И надо было бы хотя бы изредка присматривать за ней. Пожалуй мне придется заняться устранением этого упущения.