За стеной

Глаза Гензеля

Гензелю было десять лет, а его сестре Гретель — одиннадцать, когда мачеха решила от них избавиться. Сначала они об этом не догадывались, потому что Мамаведьма (так они тайно называли мачеху) всегда их ненавидела. Оставить их в супермаркете или позабыть забрать из школы — было для нее в порядке вещей.

Только когда папа принялся читать в газете об «исчезнувших детях», ребята поняли, что все очень серьезно. Папа, конечно, был слабым человеком, но дети думали, что он любит их и сможет заступиться перед Мамойведьмой.

Они поняли, что ошиблись, в тот день, когда он повез их в лес. Гензель хотел поиграть в поход, поэтому взял с собой бутылку воды, компас и карту, но папа сказал, что им это не понадобится. Прогулка будет короткой.

А потом папа их бросил. Только ребята вышли из машины, как он тут же уехал. Они не попытались его догнать. Они поняли, что это означает. Мамаведьма снова загипнотизировала его.

— Думаю, ее ждет неприятный сюрприз, когда мы явимся обратно, — сказал Гензель, вытаскивая карту, которую спрятал под рубашкой. Гретель молча вынула из носка и протянула брату маленький компас.

Им понадобилось три часа, чтобы вернуться домой, сначала они шли пешком, затем ехали на патрульной машине. Когда они подъехали к дому, Мамаведьма разговаривала в телефонной будке. Гензель и Гретель услышали, как она завизжала. Но дома она улыбалась и целовала воздух около их щек.

— Она что-то задумала, — сказала Гретель. — Что-то нехорошее.

Гензель согласился, и они легли спать в одежде, с картами, компасом и конфетами в карманах рубашек.

Гретель снился ужасный сон. Вот Мамаведьма в бархатных тапочках, как кот, крадется к их комнате. В руке у нее большая желтая губка, которая приторно пахнет сладким, так приторно, что противно. Она подходит к кровати Гензеля и прижимает губку к его лицу. Его руки и ноги дергаются, а потом бессильно падают.

Гретель пыталась выбраться из этого сна, но когда она, в конце концов, открыла глаза, перед ней была желтая губка и улыбающееся лицо Мамыведьмы, а затем сон ушел, и уже не было ничего, кроме полной, кромешной темноты.

Гретель проснулась и поняла, что лежит в какой-то аллее. Сердце колотится и ей не хочется открывать глаза, потому что солнце светит слишком ярко.

— Хлороформ, — прошептал Гензель. — Мамаведьма отравила нас, а папа увез и выбросил.

— Меня тошнит, — пожаловалась Гретель. Она заставила себя подняться и обнаружила, что исчезло все, что они прятали под рубашками — карты, компас и конфеты.

— Плохо наше дело, — вздохнул Гензель. Он заслонился рукой от солнца и разглядел кучи мусора и разбитые окна. В воздухе пахло гарью от недавнего пожара. — Мы в старой части города, которую обнесли забором после беспорядков.

— Она, должно быть, надеется, что нас кто-нибудь убьет, — сказала Гретель. Она нахмурилась, подняла осколок стекла и обернула его какой-то старой тряпкой, теперь этот осколок можно было использовать как нож.

— Возможно, — согласился Гензель. Он был вовсе не глуп. Он понимал, что Гретель испугана не меньше него.

— Давай осмотримся, — предложила Гретель. Лучше что-то делать, чем просто стоять и чувствовать, как становится все страшнее и страшнее.

И они молча пошли вперед, плечом к плечу. Аллея перешла в широкую улицу, но и улица оказалась совершенно пустынной. Единственными живыми существами были голуби.

Но, завернув за угол, Гензель так резко попятился, что стеклянный ножик Гретель чуть не вонзился ему в бок. Она испугалась и отбросила ножик в сторону. Звон разбитого стекла разнесся по пустынной улице и спугнул стаю птиц.

— Я чуть не зарезала тебя, придурок! — воскликнула Гретель. — Почему ты остановился?

— Там магазин, — ответил Гензель. — Совсем новый.

— Дай-ка взглянугь, — сказала Гретель. Она так долго смотрела за угол, что Гензель потерял терпение и потянул ее за воротник.

— Это магазин, — подтвердила Гретель. — Магазин игровых приставок. И в витрине выставлено множество игр.

— Странно, — сказал Гензель. — Я думаю, он не работает. Тут же некому покупать.

Гретель нахмурилась. Магазин чем-то напугал ее, и чем больше она старалась не думать об этом магазине, тем больше это ее тревожило…

— Может быть, он случайно остался, — добавил Гензель. — Знаешь, когда они после пожара обносили все это забором…

— Может быть… — кивнула Гретель.

— Давай проверим, — предложил Гензель. Он видел, что Гретель обеспокоена, но ему магазин показался хорошим знаком.

— Мне не хочется, — сказала Гретель, покачав головой.

— Ну, постой тут, а я схожу, — вызвался Гензель. Но не успел он сделал шесть или семь шагов, как Гретель догнала его. Гензель про себя усмехнулся, Гретель ни за что не останется одна.

Магазин был очень странным. Окна витрины — такие чистые, что можно разглядеть весь торговый зал. Все игровые приставки соединены с большими телевизионными экранами, а у стены — аппараты с баночками колы и сладостями.

Гензель нерешительно прикоснулся пальцем к двери. Часть его разума хотела, чтобы дверь оказалась заперта, а другая — чтобы дверь приоткрылась. Но дверь не просто приоткрылась. Она автоматически сдвинулась, и в лица ребят подул прохладный воздух кондиционера.

Гензель шагнул внутрь. За ним неохотно последовала и Гретель. Дверь закрылась, и тут же зажглись все экраны, и оживились все игры. Затем аппарат с кокой со звоном выдал две банки, а аппарат со сладостями зажужжал, заворчал, и в щель вывалилась целая куча леденцов и шоколадок.

— Восторг! — счастливо воскликнул Гензель, шагнул вперед и схватил банку колы. Гретель протянула руку, чтобы остановить его, но было поздно.

— Гензель, мне это не нравится, — сказала Гретель, отступая к двери. Во всем происходящем было что-то очень странное — мерцание телевизионных экранов дотягивалось до ребят, подзывая поиграть, пытаясь затащить их обоих в…

Гензель не обратил никакого внимания на слова сестры. Он отпил большой глоток колы и начал играть в какую-то игру. Гретель потянула брата за руку, но его глаза не отрывались от экрана.

— Гензель! — закричала Гретель. — Мы должны уйти отсюда!

— Почему? — спросил мягкий голос.

Гретель задрожала. Голос был вполне человеческим, но в сознании девочки немедленно возникла картинка: паук приглашает мух в свою паутину. Гретель медленно обернулась, говоря себе, что на самом деле здесь не может быть никакого паука.

Действительно, вместо огромного, восьминогого паука с жирным брюхом и с чудовищными ядовитыми клыками перед ней была всего лишь женщина. Но легче от этого Гретель не стало. Женщина, может быть, лет тридцати пяти, в простом черном платье, протягивала к ней руки. Длинные, мускулистые руки с узкими кистями и длинными, цепкими пальцами. Гретель взглянула на ее лицо, увидела сверкающий от ярко-красной помады голодный рот и темнейшие очки и поспешила отвести взгляд.

— Ты не хочешь поиграть в игры, как твой брат Гензель? — спросила женщина. — Но ты ощущаешь их силу, а, Гретель?

Гретель не могла пошевелиться. Ее тело пронзил страх, эта женщина все равно была пауком, пауком на охоте, и они с Гензелем попали в ловушку. Гретель, не задумываясь, выпалила:

— Паук!

— Паук? — рассмеялась женщина, ее красный рот широко растянулся, обнажив желтые от никотина зубы. — Я не паук, Гретель. Я — тень, темная ночная тень, поймай-если-можешь… Я — колдунья!

— Колдунья! — прошептала Гретель. — И что вы собираетесь с нами сделать?

— Я хочу предоставить вам выбор, прежде я никогда никому не предоставляла выбора, — прошептала колдунья. — У тебя есть кое-какая сила, Гретель. Тебе снятся вещие сны, и они настолько сильные, что мое искусство не может поймать тебя в этих снах. Семя колдовства лежит в твоем сердце, и я хочу присмотреться и вырастить его. Ты будешь моей ученицей и познаешь тайны силы, тайны ночи и луны, тайны сумерек и рассвета. Магию, Гретель, магию! Силу, свободу и власть над животными и людьми! Или можешь пойти другим путем, — продолжала колдунья, придвинувшись совсем близко, Гретель едва не задохнулась от запаха сигарет и виски. — Путь, который заканчивается смертью, Гретель. Путь, на котором из тебя вынут сердце и легкие, печенку и почки. Ты же знаешь, как требуются человеческие органы для трансплантации, особенно для больных детей очень богатых родителей! Странно, но эти богатые родители никогда не спрашивают меня, откуда я беру органы!

— А Гензель? — прошептала Гретель, не думая ни об опасности, которая грозит ей самой, ни о семени колдовства в сердце, которое молит, чтобы она стала колдуньей. — Что же будет с Гензелем?

— Ах, Гензель, — вскричала колдунья. Она щелкнула пальцами, и Гензель пошел к ней, как зомби, пальцы его все еще дергались, будто он продолжал держать в руках джойстик.

— Насчет Гензеля у меня есть особый план, — промурлыкала колдунья. — Насчет Гензеля с его прекрасными-распрекрасными голубыми глазами…

Она откинула голову Гензеля назад, так что глаза его, поймав луч света, замерцали голубизной. Тут колдунья сняла очки, и Гретель увидела, что ее собственные глаза сморщены, как изюм, и покрыты толстыми белыми линиями, будто паутиной.

— Глаза Ганзеля отправятся к особенно важной персоне, — прошептала колдунья. — А что с ним станет? Это зависит от Гретель. Если она будет хорошей ученицей, мальчик будет жить. Лучше быть слепым, чем мертвым, как ты думаешь? — С этими словами она хлопнула в ладоши и схватила Гретель, не дав ей двинуться к двери. — Нет, ты, Гретель, не сможешь уйти без моего разрешения, — сказала колдунья. — Ах, снова видеть! Ясно и чисто! Смотреть на мир голубыми и яркими глазами. Лазарус!

Мягко ступая, к рукам колдуньи подошел зверь. Это был огромный кот. Он дотягивался почти до талии колдуньи, полоски голой кожи бежали между пятнами меха разных цветов. Даже уши были разноцветными, а хвост, казалось, сделан из семи самых разных сортов меха. Гретель затошнило, когда она догадалась, что это лоскутное одеяло сшито из многих котов, и оживила его магия колдуньи.

Потом Гретель заметила: куда бы колдунья ни поворачивала голову, кот делал то же самое. Если колдунья смотрела вверх, кот смотрел вверх. Если она поворачивала голову налево, то и кот поворачивал голову налево. Колдунья видела мир глазами кота.

Женщина подтолкнула Гретель вперед и свистнула Гензелю, чтобы он следовал за ними. Они двинулись в глубь магазина, и кот все время шел рядом с хозяйкой. Затем они долго спускались по винтовой лестнице. Внизу колдунья ключом из отполированной кости отперла дверь.

За дверью оказалась огромная пещера, плохо освещенная семью закопченными фонарями. Вдоль одной стены стояли пустые клетки, в каждой из которых мог разместиться ребенок.

А еще там была огромная холодильная комната, из щели над дверью свисали толстые сосульки — холодильная комната занимала всю противоположную стену пещеры. Рядом с холодильником лежала мраморная плита, которая служила столом, позади этого стола с крюков, вбитых во влажные стены пещеры, свисала дюжина ножей и страшных стальных инструментов.

— В клетку, малыш Гензель, — приказала колдунья, и Гензель послушно выполнил приказание. Пятнистый кот скользнул за ним и одним ударом лапы запер задвижку. — Итак, Гретель, — сказала колдунья, — будешь колдуньей или хочешь быть разорванной на кусочки?

Гретель посмотрела на Гензеля в клетке, затем на мраморную плиту и на ножи. Похоже, выбора не было. В конце концов, если она начнет учиться колдовству, то Гензель только… только… потеряет глаза. И, возможно, у них появится шанс бежать.

— Я буду учиться колдовству, — сказала она после раздумий. — Если вы обещаете не брать у Гензеля ничего, кроме его глаз.

Колдунья рассмеялась и схватила ладошки Гретель своими костлявыми руками, не обращая внимания на то, что девочка трясется от страха. А потом она начала плясать и раскручивать Гретель, круг за кругом, а между ними прыгал и зловеще кричал Лазарус.

Во время пляски колдунья запела:

Потом колдунья резко остановилась и отпустила Гретель. И Гретель, завертевшись, пролетела всю пещеру и врезалась в дверь одной из клеток.

— Ты будешь жить здесь, внизу, — сказала колдунья. — В холодильной комнате есть еда, а в последней клетке — даже ванна. Каждое утро я буду давать тебе задание. Если попытаешься убежать — будешь наказана.

Гретель кивнула, но не смогла отвести взгляда от ножей, сверкающих на фоне стены. Колдунья и Лазарус тоже посмотрели на стену, и женщина снова рассмеялась.

— Никакая сталь меня не зарежет, никакая розга не оставит следа на моей спине, — сказала она. — И запомни: если ты попробуешь это сделать, то расплачиваться будет Гензель.

Потом колдунья ушла, и Лазарус мягко засеменил рядом с ней.

Гретель немедленно кинулась к Гензелю, но он все еще был под властью заклинания, его глаза и пальцы сосредоточились на какой-то воображаемой игре.

Гретель попробовала толкнуть дверь, попробовала вставить в замок нож, но от лезвия только брызнули искры и обожгли ее. Дверь в холодильную комнату открылась достаточно легко, оттуда вырвались морозный воздух и флюоресцентный свет. В этой комнате было гораздо холоднее, чем в обычном холодильнике. По одной стене до самого верху стояли коробки-холодильники, на каждой из них был знак красного креста и яркая наклейка, гласящая: СРОЧНО: ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ТРАНСПЛАНТАНТЫ. Гретель постаралась не смотреть на эти камеры и не думать, что в них содержится. Другая стена была заполнена коробками со всевозможной пищей. Гретель взяла шпинат. Она ненавидела шпинат, но сейчас она даже подумать не могла о том, чтобы есть мясо.

На следующий день колдунья приказала Гретель чистить и упаковывать коробки в специальные мешки для посылок. Затем колдунья стала учить Гретель колдовству, например, заклинанию на то, чтобы ей и Гензелю было тепло.

Гретель постоянно жила в страхе ожидания, что колдунья приведет в подвал какого-то ребенка и разрежет его на мраморной плите, или что она заберет глаза у Гензеля. Но колдунья появлялась одна, просто смотрела на Гензеля глазами Лазаруса и говорила:

— Не готов.

Изо дня в день Гретель работала, училась, кормила Гензеля и шепталась с ним. Она все время уговаривала его прийти в себя, понимая, что он все еще находится во власти заклинания.

Шли дни, потом недели, и Гретель вдруг поняла, что обучение колдовству доставляет ей большое удовольствие. Она с нетерпением ждала следующего урока и иногда на несколько часов забывала о Гензеле, забывала, что он вскоре лишится глаз.

Когда Гретель поняла, что однажды она навсегда может забыть о Гензеле, она решила убить колдунью. В эту ночь она разговаривала с Гензелем, нашептывала ему о своих страхах и пыталась что-нибудь придумать. Но ей ничего не приходило в голову, ведь Гретель научилась колдовству и понимала — колдунью нельзя зарезать, нельзя даже взорвать.

На следующее утро Гензель вдруг заговорил во сне в то время, когда колдунья оказалась в подвале. Гретель мыла пол, она испуганно крикнула и кинулась к брату, но было слишком поздно. Колдунья подошла к нему и внимательно уставилась на него сквозь решетку.

— Значит, ты притворяешься, — сказала колдунья. — Тогда я заберу твой левый глаз, заклинание для пересадки его в мою глазницу должно питаться твоим страхом. А твоя сестра будет мне помогать.

— Нет, не буду! — закричала Гретель. Но колдунья только рассмеялась и дунула на девочку. Ее дыхание проникло к сердцу Гретель, и жар колдовства вспыхнул, разросся и стал распространяться по всему ее телу. Он поднимался все выше и выше, пока мозг Гретель не превратился в послушный инструмент, который мог действовать только по приказу колдуньи.

Затем колдунья вытащила Гензеля из клетки и связала его. Она положила его на мраморную плиту, туда же вспрыгнул Лазарус, чтобы колдунья его глазами могла хорошо видеть происходящее. Гретель принесла ей пучок трав, палочку из слоновой кости, палочку из гагата и палочку из рога. А потом колдунья начала нараспев читать заклинание.

Когда Гретель пришла в себя, Гензель был в своей клетке, и один его глаз был забинтован толстым слоем паутины. Он посмотрел на Гретель другим глазом, полным слез.

— Другой она собирается взять завтра, — прошептал Гензель.

— Нет, — сказала, всхлипывая Гретель. — Нет.

— Я знаю, что ты не хотела помогать ей, что ты была под заклинанием, — сказал Гензель. — Но что ты можешь поделать?

— Не знаю, — ответила Гретель. — Мы должны ее убить. Но, если мы попытаемся и потерпим неудачу, то накажет она тебя.

— Я бы хотел, чтобы это был сон, — сказал Гензель. — Сны кончаются, и ты просыпаешься. Но я не сплю, а? Здесь слишком холодно, и у меня… болит глаз.

Гретель открыла клетку, обняла брата и создала заклинание на тепло. Но мысли ее были о холоде — и о колдунье.

— Если бы мы могли каким-то образом заманить колдунью и Лазаруса в холодильную комнату, они бы замерзли там до смерти, — медленно сказала Гретель. — Но для этого надо, чтобы в холодильной комнате стало намного холоднее, чем сейчас, тогда она не успеет произнести заклинания.

Они осмотрели холодильную комнату, Гензель увидел в углу бочонок с жидким азотом, и тут его осенила идея.

Через час ловушка-заморозка для ведьмы была готова. Воспользовавшись ножом, Гензель отвинтил внутреннюю ручку двери, таким образом теперь невозможно было выйти наружу. Затем они установили бочонок на стопку коробок за дверью и разлили по всей комнате воду, так что пол превратился в сплошной лед.

А потом они легли спать и спали до тех пор, пока Гретель не услышала, как колдунья поворачивает ключ в замке двери. Девочка вскочила и пошла в холодильную комнату. Оставив дверь приоткрытой, она осторожно встала на лед и сняла крышку с бочонка. Затем вышла наружу, зажав нос и делая вид, что задыхается.

— Что-то не в порядке, Хозяйка! — воскликнула она. — Там все сгнило!

— Что?! — крикнула колдунья и бросилась через пещеру, сверкая одним голубым глазом. По привычке, Лазарус бежал у ее пяток, хотя она уже не нуждалась в его зрении.

Когда колдунья вбежала в холодильную комнату, Гретель отступила в сторону и сильно толкнула ее. Колдунья заскользила по льду, врезалась в коробки и упала на спину как раз в тот момент, когда опрокинулся бочонок с жидким азотом. И в то же мгновение последний крик колдуньи потонул в облаке леденящего испарения.

Но Лазарус, более шустрый, чем обыкновенные коты, сделал сальто назад. Древние швы его шкуры разошлись, и взорвалась колдовская серебряная пыль, которая наполняла кота и давала ему жизнь.

На мгновение, пока пыль скрывала зверя, Гретель расслабилась, но тут же закричала: на нее, щелкая зубами, прыгнула передняя часть Лазаруса. Гретель пнула его ногой, но кот не почувствовал удара, а его огромные челюсти схватили девочку за коленку.

Гретель снова закричала, и рядом оказался Гензель, он стал вытряхивать странную пыль из разломанного туловища, будто выбрасывал пыль из пылесоса. За несколько секунд от Лазаруса не осталось ничего, лишь голова и пустая шкура. Но даже и эти остатки не желали умирать, тогда Гензель поддел его пасть половой щеткой и впихнул рычащие куски зверя в одну из клеток.

Гретель смотрела, как остатки кота кусают клетку, зеленые глаза Лазаруса все еще были наполнены колдовской жизнью и ненавистью.

— Гензель, — сказала Гретель, — твой глаз заморозился вместе с колдуньей. Но я помню одно заклинание — так что глазик у кота надо бы забрать.

Когда позже они вошли в холодильную комнату, чтобы взять костяной ключ из замерзших, скрюченных пальцев колдуньи, Гензель уже смотрел на мир двумя глазами, одним — голубым, а другим — зеленым.

Еще позже, когда они добрались до своего дома, вид зеленого глаза вызвал сердечный приступ у Мамыведьмы, и она умерла. Но папа так и остался слабым человеком, и через год он задумал жениться на женщине, которая тоже не любила его детей. Правда, новая Мамаведьма встретилась не с обычными детьми, а с Гретель, которая была наполовину колдуньей, и с Гензелем, которого колдовской зеленый глаз кота наделил загадочной силой.

Но это уже другая сказка…