Эдриен дышала полной грудью. Ничто никогда не сможет сравниться с ароматом роз и весеннего дождя, с непрерывным рёвом волн, бьющихся о западные скалы и брызгами соли в неиспорченном воздухе. Она чуть наклонилась вперёд, чтобы увидеть надвигающиеся на море сумерки. Потом она вернётся к Лидии и продолжит подготавливать всё необходимое к появлению малыша. Она подавила смешок своей рукой. Лидия в конечном счёте открыто приказала Хоку уйти, выражая недовольство тем, она не может должным образом порадоваться возвращению своей невестки домой и приготовиться как следует к появлению внука, если он не перестанет её постоянно целовать. Не то, чтобы Эдриен возражала.
Хок выглядел сердитым, как наказанный мальчишка.
— У вас двоих вся жизнь впереди, — решительно отметила Лидия. — В то время как у нас женщин всего несколько коротких месяцев, чтобы подготовиться к появлению малыша.
— Несколько коротких месяцев? — ошеломлённо посмотрел Хок. Потом заволновался. И куда-то побежал, что-то бормоча себе под нос.
Сейчас Эдриен стояла на каменных ступеньках, откинув голову назад и упиваясь безмолвной красотой бархатного неба. Её глаза заметили мелькнувшее на крыше движение.
Гримм перегнулся к ней через перила, и его красивое лицо озарилось улыбкой. Она с Хоком разговаривали в послеполуденные часы, и он в подробностях рассказал ей всё, что происходило здесь без неё, включая то, как Гримм помогал вернуть её обратно. Буквально за пару часов до этого Гримм приложил руку к сердцу и стоя на коленях молил её о прощении за свою ложь. И она с готовностью даровала ему его.
— Надеюсь, ты не ищешь падающую звезду, Гримм, — позвала она его снизу.
— Больше никогда не сделаю этого, — горячо поклялся он.
Эдриен задохнулась, когда прямо в этот момент крохотное белое пятнышко заискрилось и рассыпалось, прочертив спускающийся вниз виток через всё небо.
— О, Боже, Гримм, смотри! Падающая звезда! — Она зажмурила глаза и яростно загадала желание.
— Что ты только что загадала? — зарычал он на неё, застыв от напряжения.
Когда она снова открыла глаза, то дерзко ответила:
— Я не могу сказать. Это против правил.
— Что ты только что загадала? — прорычал он.
— О, мы такие суеверные? — поддразнила она с улыбкой.
Он сердито смотрел на неё, пока она двигалась обратно к замку. Бросив взгляд через плечо, она послала ему озорную улыбку.
— Соберись с духом, Гримм. Я скажу тебе только — я загадала моё желание на тебя.
— Разве ты не знаешь, как опасно разбрасываться пустыми желаниями, девушка! — прогремел он.
— О, это совсем не было пустым, — весело прокричала она, перед тем как захлопнуть дверь. На крыше Далкита Гримм рухнул на колени и пристально посмотрел на небо, отчаянно ища ещё одну звезду, чтобы загадать желание… на всякий случай.
Платье Эдриен мягко шелестело, когда она летела по коридору. Лидия сказала, где она могла найти Хока и, за чашкой ароматного мятного чая, рассказала ей о тех немногих вещах, о которых не упомянул её муж. Тот факт, что он уничтожил её обожаемую детскую, ту, которою она, лёжа без сна, воссоздавала в своём воображении, будучи выброшенной на берег двадцатого столетия. Вот куда он умчался с взволнованным видом после упоминания «жалких оставшихся пару месяцев». Она зашла в детскую так тихо, что Хок не услышал, как она приблизилась.
Она легко и нежно провела пальцами по изящно вырезанной куколке и остановилась.
Он стоял на коленях рядом с колыбелью, втирая масло в дерево мягкой тканью. Он был одет лишь в синеву и серебро своего килта, его тёмные волосы спадали шелковистой волной. Детская освещалась десятком масляных абажуров, бросающих тени на его мощный торс, мерцающий бронзой. Его глаза сузились в сосредоточенности, мускулы бугрились и перекатывались, пока он втирал масло.
Эдриен прислонилась к косяку и молча смотрела на него, оглядывая скудное количество находящейся в комнате мебели. Многие из игрушек были восстановлены, но все колыбельки и кроватки были потеряны. Какая же жестокая ярость бушевала в нём тогда!
— Полагаю, что должна чувствовать себя польщённой, — тихо сказала она.
Его голова виновато дернулась.
Эдриен шагнула в комнату, осознавая, что её груди, налившиеся с беременностью, покачивались под платьем, и то, что Хок кажется был околдован зрелостью её ставших более пышными изгибов. Они уже занимались любовью в послеполуденные часы, отчаянно, поспешно, неистово и яростно, едва добравшись из сада в уединение их спальни. Лидия терпеливо ждала целый час, прежде чем постучать в дверь и потребовать увидеть свою невестку.
Когда Эдриен была снова поймана в ловушку двадцатого века, в ужасе оттого, что она больше никогда снова не познает близости со своим мужем, воспоминания об их невероятной страсти каскадом обрушивались на её разум, наполненные горьковато-сладкой яростью возрастающего осознания всех тех чувственных вещей, которые она так страстно желала делать с Хоком, но в которых отказывала и себе и ему. Эти долгие, мучительные месяцы желания наряду с требовательными гормонами беременности сейчас усилили её дерзость. Она изголодалась по медленной, восхитительной любви, которую, как она боялась, могла больше никогда не испытать снова.
— Хок?
Он посмотрел на неё снизу вверх, всё ещё стоя на коленях, но готовый вскочить, если она сдвинется хотя бы на дюйм.
Эдриен двинулась — медленно и эротично. Она наклонилась, чтобы поднять игрушечного солдатика, нагибаясь так, что её груди готовы были вывалиться из-за лифа. Она прикусила зубами нижнюю губу и послала Хоку пылающий огнём взгляд из-под опущенных ресниц. В мгновение ока он был на ногах.
— Остановись! — Эдриен подняла руку, чтобы удержать его.
Хок застыл в полушаге.
— Чего ты желаешь от меня, Эдриен? — прошептал он хрипло.
— Ты мне нужен, — задыхаясь, сказала она. Он рванул к ней, но она снова подняла руку. — Нет, позволь мне посмотреть на тебя, — сказала она, медленно обходя вокруг него. Она улыбнулась, когда его глаза расширились. — Когда я вернулась в своё время, одной из вещей, которую я действительно хотела выяснить, был вопрос о шотландских мужчинах и их килтах…
— И что это был за вопрос?
— Однажды я видела, как ты садился на своего коня…
— Знаю об этом, — самодовольно сказал он. — Ты стояла у окна возле детской.
— Ох! Так ты сделал это намеренно!
Хок засмеялся, его глаза искрились озорством, и это подлило огня в её смелые намерения. Если он может дразнить её — отлично, в эту игру могут играть и двое. Она видела, как мастерски он играл, управляя своими желаниями.
Шагнув ближе, Эдриен опустила свою руку на его мускулистое бедро и вызывающе посмотрела ему в глаза. Его ноздри раздулись, а глаза потемнели под прикрытыми веками. Другой рукой она потянула лиф платья, позволив своим грудям выскочить из выреза. Она чувствовала себя восхитительно грешной, зная, что её соски, порозовевшие и затвердевшие, умоляли о поцелуях. Когда он качнулся вперёд, чтобы именно это и сделать, она игриво оттолкнула его, скользнула своей рукой вверх по его бедру и обхватила его член, наслаждаясь его хриплым стоном.
— Никакой одежды под этим пледом, как я и подозревала, — дерзко отметила она.
— Эдриен. Ты убиваешь меня.
— Я только начала, любовь моя. — Она обхватила пальцами его внушительное возбуждение и заскользила рукой вверх и вниз по его члену с бархатистым трением.
Хок обхватил её бёдра и опустил голову, чтобы поцеловать её; но она увернулась, засмеявшись, когда он вместо этого зарылся лицом в её грудь.
— Остановись, — приказала она.
— Что? — не веря, спросил он.
— Отойди назад, — подбодрила она его. — Не прикасайся ко мне, пока я не попрошу. Позволь дотронуться до тебя.
Хок застонал громким голосом, но позволил своим рукам оторваться от её тела. Его глаза были дикими от страсти, и Эдриен подозревала, что он не позволит долго длиться её нежной пытке.
Она неспешно расстегнула его килт и уронила его на пол. Её муж стоял обнажённым перед ней, его тело цвета бронзы мерцало в свете свечей, а его затвердевший член, настойчиво подрагивал. Эдриен прочертила зачарованную и обожающую дорожку по его плечам через его широкую, мускулистую грудь. Она легко коснулась его губ своими, поцеловала его подбородок, его соски, подразнила рифлёный живот своим языком, потом соскользнула на колени, и её рот принялся медленно поглощать дюйм за дюймом его плоть, а её ладони распластались по его бёдрам.
— Эдриен!
Она целовала его сладость, проводя своим языком вверх и вниз по всей его твёрдой длине. Хок погрузил руки в её волосы с низким горловым стоном.
— Хватит! — Он поднял её на ноги и прижал спиной к выступу под окнами. Затем он схватил ее на руки, усадил ее на выступ и задрал её платье вверх, раздвигая ей ноги, чтобы разместиться между ними.
— Сейчас, Эдриен. Я хочу тебя немедленно. — Он глубоко поцеловал её, когда осторожно, но настойчиво проталкивался в её манящую влажность. Эдриен задохнулась от удовольствия, когда он, наконец, заполнил её всю целиком. Хок сосредоточенно вглядывался в её лицо, заботливо следя за каждым её вздрагиванием, каждым стоном, слетающим с её губ, и только когда она судорожно достигает изысканной кульминации, только когда она почувствовала сладкую подступающую дрожь — тогда вообще он перестал двигаться.
— Хок!
— Будешь снова меня так дразнить, любовь моя? — прошептал он.
— Безусловно, — дерзко откликнулась Эдриен.
— Будешь?
— Конечно. Потому что знаю, мой муж никогда не оставит меня, когда я нуждаюсь в нём. Как и я никогда не буду дразнить его, не удовлетворив полностью его желаний. Так удовлетвори же меня, мой сладкий шотландский Лэрд. Возьми меня с собой в Валгаллу, муж.
Он тихо засмеялся, и задвигался в неё осторожно и нежно, пока они не достигли совершенного ритма. Глубина их слияния, такая совершенная душой и телом, заставила Эдриен кричать в голос от изумления этой глубине.
Позже, Хок закрыл детскую и отнёс свою сонную, удовлетворённую жену в Павлинью комнату, где держал её в своих объятиях всю ночь напролёт, изумляясь полноте своей жизни, когда она была в ней.
Лидия улыбнулась, когда услышала, как дверь детской громко хлопнула над её головой. Всё хорошо было в Далките-на-море. На мгновение она замечталась, представляя малышей, которые скоро украсят собой детскую.
Жизнь ещё никогда не была такой сладкой.
Но она могла бы быть ещё слаще, Лидия.
Глаза Лидии глубокомысленно смотрели на спину Тэвиса МакТэрвита, когда он задумчиво стоял перед камином. Волна чувства вины накатила на неё, когда она вспомнила, как он пришёл к ней в ту ночь, после разговора с Хоком, и она оказала ему холодный прием, и снова отступила в привычное для неё укрытие из формальностей.
Только натянутость в его терпеливой улыбки выдавала его укоризну.
Любовь моя, назвал он её, и она почувствовала себя такой виноватой за то, что у неё была любовь в то время, как её сын был одинок, что отказалась признать её. Сколько ещё времени ты собираешься тратить впустую, девушка?!
Очень тихо Лидия вынула шпильки из кос, распуская свои волнистые каштановые волосы. Её глаза ни на секунду не отрывались от спины Тэвиса. С улыбкой предвкушения она покачала головой вверх-вниз, пальцами расчесала свои волосы во взъерошенные локоны, потом откинула их назад через голову, позволив им рассыпаться в свободном беспорядке вниз по спине.
Так много лет!
Она нервно потянула своё платье, изучая его спину ещё одно мгновение, потом пожала плечами и расстегнула несколько жемчужных пуговиц на воротнике. Она сделала глубокий, дрожащий вдох, в то время как бабочки бархатистыми крылышками трепетали внутри её живота.
— Тэвис? — тихо позвала она. После того, как она решилась, она полностью настроилась на то, чтобы больше не терять ни единого драгоценного мгновения.
Спина Тэвиса выпрямилась, и он бросил на неё взгляд поверх плеча.
Она почти засмеялась вслух, когда его глаза широко распахнулись, и он резко развернулся всем телом, чтобы посмотреть на неё; его взгляд блуждал по её свободной гриве, по её расстегнутому воротничку, по её приоткрытым губам.
— Лидия?
Она слышала сотню вопросов в одном его слове и была возбуждена осознанием того, что у неё есть, наконец, правильный ответ для него.
— Я всё время задавалась вопросом об одном, понимаешь, старина, — сказала она, похлопав по скамье, предлагая ему присесть рядом с ней. — Эти твои руки… — Её голос затих, с игривой искоркой в глазах. Кокетливо, она увлажнила нижнюю губу в приглашении более древнем, чем само время.
— Да? — в его голосе появилась хрипота.
— То, что они такие талантливые и сильные…
— Да? — Его брови приподнялись. Вздох задержался в его горле, когда Лидия предложила этим рукам то, что потрясло и обрадовало Тэвиса МакТарвита до самой глубины души.
Когда Гримм, наконец, покинул крышу в ту ночь и зашёл в главную комнату, он сдержал ругательство и начал пробираться, отступая на полной скорости, назад к двери. В Большом Зале, где каждый мог увидеть! Лидия! И Тэвис!
— Ох! Любовь! — заворчал он звёздам, которые мерцали над ним в беспристрастном великолепии.
Три месяца спустя здоровый крик младенца мужского пола огласил коридоры Далкита-на-море.
Хок Дуглас, лопаясь от гордости, сидел на кровати рядом с Эдриен.
— Посмотри на него, Хок! Он — совершенство! — воскликнула Эдриен.
— И не только он один! — хрипло сказал Хок, нежно убирая волосы с её лба.
Эдриен улыбнулась ему. Он держал её за руку на протяжении всех её родов, по очереди проклиная то самого себя, то её — прежде всего за то, что она позволила ему сделать её беременной.
Но ещё много будет таких раз, подумала Эдриен, потому что она с полной серьёзностью намеревалась завести полдюжины малышей. Так что Хоку просто придётся привыкнуть к процессу их прихода в этот мир.
Эдриен с удивлением прикоснулась к его щеке.
— Ты плачешь, — прошептала она.
— Слёзы счастья. Ты подарила мне новую жизнь, Эдриен — жизнь, которую я даже не мечтал когда-нибудь иметь.
Эдриен посмотрела на него с обожанием, их малыш уютно посапывал между ними.
Эдриен могла пребывать вот так часами, но в Павлинью комнату вошёл Гримм, оживлённо раздавая приказы страже.
— Поставьте её там, у кровати.
Хок бросил взгляд поверх плеча.
— Ах, колыбель. Я закончил её прошлой ночью. Полагаю, какое-то время он не будет часто видеть её. — Собственническим движением он взял своего крошечного сына на руки. — Ему следует спать с нами какое-то время, как ты думаешь?
— Не думаю, что смогу позволить ему быть вне поля моего зрения, а ты?
Соглашаясь, Хок кивнул головой, пока сосредоточенно разглядывал своего сына.
— Мой подбородок, — гордо сказал он. — Только посмотри на этот великолепный решительный угол.
Эдриен засмеялась.
— Упрямый угол, — поддразнила она, — и у него уже тёмные волосики.
Позади них Гримм издал задушенный возглас.
Хок бросил вопросительный взгляд через плечо.
— Что к чёрту…э, извините, миледи, — сказал он Эдриен, — прости меня, крошка, — сказал он малышу. — Но зачем ты вырезал это на колыбели, Хок? — спросил Гримм. — Разве с нас недостаточно было этих треклятых Эльфов?
Хок в замешательстве приподнял брови.
— О чём ты говоришь, Гримм? — Он мягко передал их сына Эдриен и подошёл к колыбели.
Струящиеся буквы были вырезаны глубоко в дереве. Вся колыбель целиком мерцала, словно была усеяна брызгами золотой пыли. Хок долго рассматривал слова, которые, как он знал, он не вырезал там. Улыбка тронула его губы, когда он вслух прочёл Эдриен:
Помните это, смертные — вы обладаете своей собственной
вечностью — бессмертием любви.
Благословенны будут Дугласы.
Эобил, Королева Эльфов.