САМАЙН
(Жатва)
Ничего не потребую у далёкого мира,
Спасу тебя, моя роза; в нём ты вся моя.
ШЕКСПИР, ШЕСТОЙ СОНЕТ
Адам посвистывал, покидая эльфийский остров Морар. Время, обычно ничего не значащее для него, пронеслось мимо него, день за бесценным днём. Когда он играл в игры со смертными, время становилось ноющим беспокойством. Слишком надолго он забросил свои дела в Далкейте; ушло некоторое время на убеждение его Королевы в том, что он не впутался ни в какие проказы.
Сейчас дальновидный Адам вернулся мыслями к Далкейту, чтобы изучить произошедшие изменения в игре. Он застыл и снова засвистел. Как они осмелились?
Когда его Королева сказала убийственные слова, решившие судьбу Ястреба, Адам искал повсюду совершенное орудие мести. Он бродил сквозь столетия, слушал, смотрел, и наконец выбрал идеально подходящую женщину с предельной точностью. Адам не был тем, кто часто вмешивался в жизни смертных, но когда он это делал, появлялись легенды.
Некоторые называли его Паком. Бард назвал бы его Ариэлем.
Другие по-прежнему знали его, как Робина Гуда. Шотландцы называли его син сирише ду – чёрным эльфом. Иногда Адам принимал вид атакующего всадника без головы, или привидения со страшным лицом с косой, только чтобы дольше жить в памяти смертных. Но что за чары он не выбирал, он всегда выигрывал то, на что ставил. И он был так уверен в успехе в этот раз! Женщина не только выросла в Новом Орлеане, она так неистово зарекалась от мужчин, что он её услышал сквозь века. Адам наблюдал за ней несколько недель, прежде чем сделал свой осторожный выбор; он изучал её, узнавал всё, что можно было узнать, об обворожительной Эдриен де Симон. Вещи о ней, которых не знал даже её возлюбленный муж. Он был убеждён, что она была той женщиной, которая обязательно возненавидит легендарного Ястреба.
Сейчас Адам двигался к Далкейту-над-Морем, его далеко проникающее зрение обнаружило Эдриен с её свадебными планами, мечтательно нежащимися в её голове.
Но Ястреб, ах…Ястреб был не такой расслабленный сейчас. Он чувствовал, что что-то было не так. Он будет готов.
Адам принёс сюда Эдриен, чтобы она отвергла Ястреба, и конечно для того, чтобы предъявить права на красавицу самому. Редко рождались такие волнующие смертные создания, как эта женщина. Даже Король высказался по поводу её совершенства. Что за сладкая месть, женить Ястреба на женщине, которая никогда его не полюбит, и которою Адам сделал бы своей. Наставить рога мужчине, который оскорбил Эльфийского Короля. Но кажется, он так же ошибся в Эдриен, как и в Ястребе. Недооценил их обоих, вот что он сделал.
Она любила Ястреба так же сильно, как Ястреб любил её.
Адам резко вытянулся и хитро ухмыльнулся, когда вдохновение осенило его. Какой милой местью будет просто наставить рога Ястребу.
Новая и действительно разрушительная возможность прямо сейчас появилась в его распоряжении.
******
Лидия и Тэвис сидели на вымощенной террасе Далкейта, когда Хоук и Эдриен приехали поздно ночью.
Глубоко в тени тихо разговаривая и потягивая сладкий портвейн, они смотрели на молодую пару, что въехала во двор верхом, затем они спешились, и взявшись за руки, двинулись к террасе. Глаза Лидии засверкали от счастья, когда она это увидела.
Эдриен что-то сказала, заставив Ястреба рассмеяться. Когда он потянул её назад и поцеловал, она сорвала ремешок, чтобы распустить его волосы, и выбросила его в ночь. То, что началось как нежный поцелуй, углубилось до голодной страсти. Шли долгие минуты, а их поцелуй распускался всё больше. Затянувшийся, дикий, горячий поцелуй между лэрдом Далкейта-над-Морем и его леди. Под почти полной луной, на лужайке прямо перед террасой они целовались.
И целовались.
Улыбка Лидии исчезла, и она заёрзала неловко на стуле. Она заставила себя сделать глубокий, тяжёлый вдох и приказала сердцу прекратить так нелепо грохотать. Она думала, что её тело могло уже забыть такую страсть. Жалкий шанс на это.
«Вот это поцелуй, скажу я». Прогремел над ней звучный говор Тэвиса.
«П-поцелуй». Лидия сглотнула. Как давно это было, когда мужчина вот так целовал её?
Незаметно Тэвис пододвинулся ближе, и Лидия резко посмотрела на него.
Потом её взгляд стал внимательным.
Тэвис МакТэрвит был очень привлекательным мужчиной. Как такое произошло, что она не замечала этого раньше? И что за скрытная улыбка на его лице? удивилась она. «Чему ты улыбаешься?», резко спросила она.
«Это чудесная ночь в Далкейте, скажу я», мягко сказал он. «Они вернулись домой. И кажется мне, что скоро у нас здесь появятся детишки, скажу я это снова».
«Хм», фыркнула Лидия. Ты уже понял, как делается кофе, старина? Я бы хотела приготовить ей хороший кофе утром».
«Миледи». Его ласковый взгляд пожурил её. «Я человек с талантливыми руками, помнишь? Конечно, я умею делать кофе».
Талантливые руки. Слова задержались в её голове дольше, чем ей это могло бы понравиться, и она тайком взглянула на эти руки. Это были несомненно хорошие руки. Большие и сильные, с длинными, ловкими пальцами. Умелые. Они дубили мягкую кожу и нежно подрезали розы. Они осторожно расчёсывали её волосы и делали чай. Какие ещё удовольствия способны были подарить эти руки женщине? думала она. О, Лидия, сколько чудесных лет ты потратила впустую, не так ли, милая? правдивый голос её сердца, молчавший все эти годы, наконец обрёл свой язык.
Лидия незаметно пододвинулась ближе к Тэвису, так что их предплечья легко касались друг друга. Это было нежное прикосновение, но предполагалось, что оно ему многое скажет. Так и произошло.
Позже ночью, когда Тэвис МакТэрвит положил свою стареющую, но всё ещё сильную и способную руку на её собственную, Лидия из Далкейта сделала вид, что не заметила этого.
Но тем не менее сжала пальцами его руку.
*****
Было раннее утро, время, в котором прохладная луна плывёт по небу в тандеме с солнцем, когда Эдриен почувствовала, как Ястреб выскользнул из вытесанной собственными руками кровати в Павлиньей комнате. Она задрожала от мимолётной прохлады, пока одеяло снова уютно не обернулось вокруг её тела. Пряный запах мужа сохранился на одеяле, и она уткнулась в него носом.
Когда они приехали прошлой ночью, Ястреб подхватил её на свои руки и, перепрыгивая через ступеньки, пронёс свою залившуюся румянцем от смущения жену мимо разинувшей рты прислуги. Он приказал доставить в спальню лэрда бадью с горячей водой, и они мылись с ароматным, чувственным маслом, что осталось на их телах. Он жёстко и властно любил её на ложе из спутанных пледов перед камином, и их пропитанные ароматной смесью тела плавно скользили с изысканным трением.
Эдриен чувствовала на себе требовательные и оставляющие на ней своё тавро мужские руки. Покорённая и изнасилованная, и совершенно измученная. Она охотно освободилась от всех сознательных мыслей, сделавшись животным, что спаривалось со своим диким чёрным жеребцом. Когда он нёс её на кровать, она пробежалась руками по его телу, его лицу, запоминая каждую линию и изгиб и сохранив эти воспоминания в своих руках.
Но в череде великолепных занятий любовью и дремот между любовниками как-то возникло безмолвие. Оно лежало брошенной чужаком перчаткой в их постели. И она чувствовала её, сжимающуюся в кулак тишины, когда затерялась в страхе, над которым не имела контроля.
В отчаянии она сплела пальцы Ястреба со своими. Может, если она будет достаточно крепко его держать и её опять швырнёт в будущее, она сможет забрать его с собой…
Она провела много томительных часов, притворяясь, что спит. Боясь заснуть.
И сейчас, когда он выскользнул из постели, она почувствовала вновь вернувшийся страх.
Но она не могла держать его руку каждую минуту каждого дня!
Она молча перекатилась на бок, выглянув из одеял, и замерла в восхищении.
Он стоял у сводчатого окна, откинув назад голову, словно слушал наступающее утро, узнавая тайны из криков разбуженных чаек. Его руки раскинулись на каменном выступе окна, и последние лучи лунного света ласкали его тело расплавленным серебром. Его глаза были тёмными озёрами грусти, когда он смотрел на рассвет. Его суровый профиль мог быть высечен из того же камня, из которого построили Далкейт-над-Морем.
Она закрыла глаза, когда он потянулся за килтом.
Тишина сжала её сердце, обхватив его своими пальцами, когда он покинул Павлинью комнату.
******
Хоук стоял в дверном пролёте на втором этаже, с потемневшими от гнева глазами. От гнева на свою беспомощность.
То, что он привёз её обратно в Далкейт, было ошибкой. Большой ошибкой. Он знал это. Даже воздух в Далкейте казался напряжённым, словно кто-то расплескал осветительное масло по всему замку, и сейчас залёг, готовый уронить зажжённую свечу и, отступив назад, наблюдать их жизни, пожираемые надвигающимся пламенем ада. Сомнений не осталось в его голове – Далкейт не был безопасным местом для неё.
Но она исчезала и в Устере тоже.
Тогда они просто должны уехать ещё дальше. Китай, например. Или Африка. По крайней мере убраться к чёрту из Шотландии.
Проклятье! Далкейт был его местом. Их местом.
Далкейт-над-Морем был всей его жизнью. Он столько вынес, чтобы у него было это время. Вернуться домой. Видеть их сыновей, играющих на обрыве скал. Видеть их дочерей, бегающих в саду, шлёпающих маленькими ножками по мху и вымощенным дорожкам. Тёплым днём купать детей в прозрачном голубом озере. Благоухающей летней ночью соблазнять свою жену в фонтане под пологом мерцающих звёзд.
Он заслужил того, чтобы провести остаток своих лет с Эдриен среди этих холмов и долин, наблюдая за морем и непреходящей сменой времён года на этой земле, создавая семью, наполненную любовью, воспоминаниями и приключениями. Каждую частичку всего этого – чёрт – он был эгоистом! Он хотел всю мечту целиком. Следовало держаться подальше, Хоук, и ты это знаешь. Что заставило тебя подумать, что ты мог сражаться с тем, чему не знаешь даже названия? Отказаться от Далкейта ради неё? Его голова опустилась ниже, согнувшись под тяжестью сокрушительных решений. Его тело содрогнулось от тоски по погашенным кострам. Да. Он женится на ней в Самайн. Потом он заберёт её так далеко отсюда, как этого потребуют обстоятельства. Он уже начал говорить прощай в напряжённой тишине. Прощание займёт какое-то время, ибо с многим чем ему надо было попрощаться в Далкейте-над-Морем.
Рискнуть остаться там, где неизвестные силы командовали его женой? Однозначно невозможно. «Мы не можем остаться», сказал он безмолвно ждущей комнате – единственной комнате, с которой ему надо было попрощаться больше всего. Его детская. «Бежать – это самая разумная вещь, которую они могли сделать в этом случае. «Это единственно верный способ обезопасить её».
Он потёр глаза и прислонился плечом к дверному косяку, пытаясь усмирить эмоции, бушующие в нём. Он был пленён и невероятно привязан к девушке, невинно спящей в его постели. Эта ночь, разделённая с ней, была всем, что он когда-либо мечтал познать в один прекрасный день. Та невероятная близость во время занятий любовью с женщиной, чью каждую мысль он мог читать, как открытую книгу. Это были не просто занятия любовью – сегодня ночью, когда их тела сливались воедино в страсти, он чувствовал такую завершённую близость, что это выбивало его из колеи. Что-что, а уж это смещало и опрокидывало все его приоритеты в истинное положение. Она на первом месте.
Челюсти Хоука сжались и он тихо выругался. Его глаза с любовью блуждали по колыбелькам, вырезанным игрушкам, мягким одеяльцам и высоким окнам, открытым бархатному рассвету. Он мог подарить ей ребёнка – чёрт, она могла его уже носить. А кто-то или что-то может вырвать её и ребёнка прямо из его рук и его жизни. Это уничтожит его.
Далкейт будет процветать и без него. Из Адриана получится прекрасный лэрд. Лидия вызовет его домой из Франции. Илис составит его матери компанию, и Адриан женится и принесёт детей в эту детскую.
Он не испытает сожалений. Он мог иметь детей с Эдриен в фермерском домике и быть таким же счастливым.
Ястреб постоял ещё немного, пока проблеск улыбки не изогнул его губы.
Он закрыл дверь за своей давнишней мечтой с тихой улыбкой и с тем почтением, которое мог понять только влюблённый мужчина. Комната вообще никогда не была его мечтой.
Она была его мечтой.
«Хоук!» Нижняя губа Лидии подрагивала в невысказанном протесте. Она отвернула лицо, чтобы посмотреть на запутанное сплетение роз.
«Это должно быть сделано, мама. Это единственный способ, при котором я могу быть уверен, что она в безопасности».
Лидия заняла руки заботливым отрыванием засохших листьев и подрезкой своих роз, как делала это уже тридцать лет. «Но уехать! Этой ночью!»
«Мы не можем рискнуть остаться, мама. Нет другого выбора, который я мог бы сделать».
«Но Адриан ещё даже не здесь», запротестовала она. «Ты не можешь оставить титул, когда никого нет, чтобы заявить права на него!»
«Мама». Хоук не стал указывать ей на то, каким нелепым был её протест. По её засмущавшемуся выражению лица было заметно, что она знала, что цеплялась за любую причину, какую только могла найти.
«Ты говоришь о том, что забрать у меня моих внуков!», Лидия украдкой бросила взгляд сквозь слёзы.
Хоук посмотрел на неё со смесью глубокой любви и терпения. «Твоих внуков, которых у тебя даже нет ещё. И их у нас не будет шанса сделать, если я потеряю её из-за того, чем бы оно ни было, что контролирует её».
«Ты можешь увести её далеко от этих краёв и всё равно потерять её, Хоук. Пока мы не обнаружили то, что контролирует её, она никогда не будет в настоящей безопасности», упрямо спорила Лидия. «Она и я, мы планировали изучить все детали каждого раза, когда она путешествовала во времени, чтобы найти сходства. Вы сделали это?»
Хоук покачал головой, прикрыв глаза. «Ещё нет. По правде говоря, я был не склонен поднимать этот вопрос. Она же напротив. Но я храню молчанье. Когда мы поженимся и уедем, у нас будет время поговорить об этом».
«Хоук, может цыгане…»
Хоук раздражённо покачал головой. Он уже пытался применить эту тактику этим утром. Это был его последний шанс. Он нашёл Рушку на юго-западных холмах со своим народом, роющим рвы и собирающим хворост от семи пород дерева для костров. Но Рушка категорически отказался обсуждать его жену в любом качестве. Также Ястреб не смог и завести с ним разговор о кузнеце. Он был чертовски раздражён тем, что не мог даже силой вытянуть ответы из тех, кто зависел от его гостеприимности. Но цыгане – да, цыгане в действительности не зависели ни от чьей гостеприимности. Когда становилось совсем сложно, они уходили в лучшее место. Это была абсолютная свобода.
И к тому же проклятого кузнеца Ястреб тоже не мог найти.
«Мама, где Адам?»
«Кузнец?», рассеянно спросила Лидия.
«Да. Кузница была остывшей. Его повозки не было».
«Честно сказать, я его не видела с тех пор…дай подумать….возможно, с тех пор, как вы двое уехали в Устер. Зачем, Хоук? Ты думаешь, он может что-то сделать Эдриен?»
Хоук медленно кивнул.
Лидия атаковала его с другого угла. «Подумай хорошо! Если ты заберёшь Эдриен отсюда, он может просто последовать за вами. Лучше остаться здесь и бороться».
Она задохнулась, когда Ястреб повернул к ней свой потемневший взгляд. «Мама, я не рискну потерять её. Мне жаль, что это не нравится тебе, но без неё…ах, без неё…» Он впал в задумчивую неподвижность.
«Без неё что?», едва слышно спросила Лидия.
Ястреб только покачал головой и ушёл.
*******
Эдриен не спеша прогуливалась по двору в поисках Ястреба. Она не видела его с той поры, как он покинул их постель ранним утром. Хотя она знала, что скоро станет рядом с ним, чтобы произнести свои брачные клятвы, она не могла избавиться от ощущения, что как будто что-то плохое должно было случиться.
Она приблизилась к покрытым мхом камням брока. Глядя на него, она напомнила себе тот день, когда Хоук дал ей первый урок по приручению сокола.
Как безумно приручена была леди-сокол.
Она открыла дверь и заглянула внутрь, слабая улыбка тронула её губы. Какой напуганной и околдованной она была Ястребом в тот день. Кокой соблазнённой и надеющейся, но ещё не способной доверять.
Это хлопанье крыльев слышала она? Она подозрительно вгляделась в темноту, потом зашла внутрь.
Часть её совсем не удивилась тому, что дверь за ней поспешно закрылась.
Когда она нырнула в мрак, то понимание неожиданно вспыхнуло в ней. Это была та опасность, которой она так боялась – что бы и кто бы не был за её спиной.
С прошлой ночи Эдриен чувствовала себя словно балансирующей на острие бритвы, в ожидании чего-то плохого, что должно было произойти. Сейчас она совершенно ясно понимала, что удерживало её ото сна всю ночь – это были снова её инстинкты, предупреждающие её о нависшем роке, кричащие о том, что это был лишь вопрос времени, прежде чем её мир разлетится на куски.
И кто бы ни был за её спиной, он был предвестником её краха.
«Красавица».
Голос Адама. Тело Эдриен застыло. Её подбородок напрягся, а руки сжались в кулаки, когда он схватил её в темноте и тесно прижался бёдрами к округлостям её ягодиц. Она качнулась вперёд, но он обхватил её руками и прижал спиной к своему телу.
Когда его губы коснулись её шеи, она попыталась закричать, но не вышло и звука.
«Ты знала, что я приду», выдохнул он ей в ухо, «Не так ли, о прекрасная?»
Эдриен хотела возразить, выкрикнуть отрицание этого, но какая-то часть в ней знала – на интуитивном, глубоко подсознательном уровне. В этот миг, все её случайные встречи с Адамом Блэком внезапно смыло кристальной чистотой в её голове. «Ты заставил меня забыть», зашипела она, когда воспоминания затопили её. «Странную вещь ты сделал – когда принял лицо Ястреба у фонтана – ты как-то заставил меня забыть», обвинила она.
Адам засмеялся. «Я заставлял тебя забыть, когда брал с собой в Морар тоже, даже ещё раньше, чем это. Помнишь сейчас, как ты лежала в песке со мной, сладкая Красавица? Я возвращаю их тебе, эти украденные часы. Помнишь, как я трогал тебя? Помнишь, как забрал в свой мир, чтобы вылечить тебя? Я трогал тебя и тогда тоже».
Эдриен вздрогнула, когда туман рассеялся и воспоминания прояснились в её голове.
«Я забираю у тебя то, что тебе не нужно вспоминать, Красавица. Я мог бы забрать у тебя воспоминания, которые бы ты хотела потерять. Так что, Красавица? Освободить тебя от Эберхарда навсегда?» Адам прижался губами к её шее в долгом поцелуе. «Нет, придумал, я сотру каждое воспоминание о Ястребе, что у тебя есть – заставлю ненавидеть его, сделаю его незнакомцем для тебя. Понравится тебе это?»
«Кто ты?», у Эдриен сдавило горло, когда глаза наполнились слезами.
Адам медленно повернул её в руках, пока она не посмотрела на него. Его лицо было равнодушным и определённо не человеческим в сероватом полусвете. «Мужчина, который уничтожит твоего мужа и всё в Далкейте, если ты не сделаешь в точности, как я скажу, прекрасная Эдриен. Полагаю, ты будешь слушать меня очень, очень внимательно, если ты его любишь».
*******
Хоук не мог найти Адама. Он не мог найти Гримма. А теперь он не мог найти свою собственную жену. Что за чёртов свадебный день это был?
Ястреб прошёлся по нижнему двору, выкрикивая её имя, его руки сжались в кулаки. На холме люди начали уже собираться. Люди клана прибывали толпами со всех уголков. К сумеркам будет около семи сотен пледов, собранных на берегу Далкейта; Дугласы были большим кланом с многочисленными арендаторами, возделывающими эту землю. Ещё раньше утром Ястреб разослал охрану по холмам и долинам, чтобы оповестить, что свадьба лэрда состоится в этот вечер, таким образом обеспечивая присутствие всех до последнего, и стар и млад.
Но не будет никакой свадьбы, если он не сможет найти свою жену.
«Эдриен!», звал он. Куда к чёрту она ушла? Ни в замке, ни в садах… ни в Далкейте?
Нет!
«Эдриен!», проревел он, и его шаг ускорился до бега. Зовя её по имени, он мчался мимо соколиного брока.
«Хоук, я здесь!» Услышал он её крик, отозвавшийся эхом за его спиной.
«Эдриен?» Он заскользил, останавливаясь, развернулся.
«Я прямо здесь. Прости», добавила она, пока закрывала дверь, выходя из брока.
«Никогда не покидай меня, не сказав, куда идёшь. Не слышала, как я звал тебя?», зарычал он, страх придал грубости его голосу.
«Я сказала, что мне жаль, Хоук. Я должно быть витала в облаках». Она стояла и молчала.
Сердце Хоука перевернулось в груди. Он нашёл её, но почему это не избавило его от страха? Что-то изводило его – нечто неуловимое, и всё же реальное и возможно вероломное, как неровно зазубренные скалы Далкейта. Был почти осязаемый запах какого-то зла, зависшего в воздухе вокруг брока.
«Милая, что не так?», спросил он. Каждый его дюйм напрягся, когда она вышла из полумрака, что затемнял восточную сторону широкого брока. Половина её лица скрывалась глубоко в тени заходящего солнца, другая половина была заметно бледной в исчезающем свете. На какой-то миг Хоуку показалась невозможная двойственность; словно одна часть её лица улыбалась, в то время как другая натянулась в гримасе боли. Жуткая иллюзия загнала дротик дурного предчувствия в его сердце.
Он протянул руки, и когда она не двинулась из этого странного домино света и тени, он резко шагнул к ней и схватил её в свои объятия.
Что тревожит тебя, любимая жена?», потребовал он ответа, глядя на неё сверху. Но он отодвинул её недостаточно далеко. Ненавистная тень всё ещё забирала целую треть её лица, пряча её глаза от него. С грубым ругательством он отступал, пока она полностью не вышла из темноты. Эта тень, эта чёртова тень от брока заставила его почувствовать, что часть её стала нереальной и она могла растаять прямо в его руках, и он не смог бы предотвратить это. «Эдриен!»
«Я в порядке, Хоук!», тихо сказала она, обняв его талию руками.
Когда исчезающий свет омыл её лицо, он вдруг почувствовал себя глупцом, спрашивая себя, как он мог подумать даже на мгновение, что была какая-то тень, что затмила её прекрасное лицо. Там не было тени. Ничего кроме её огромных серебристых глаз, наполненных до краёв любовью к нему, когда она смотрела на него.
Минуты дрожи прошли, её губы тронула милая улыбка. Она убрала выбившуюся прядь тёмных волос с его лица и поцеловала нежно его подбородок. «Мой красивый, красивый Хоук», шептала она.
«Поговори со мной, милая. Скажи, что тебя так беспокоит», грубо сказал он.
Она послала ему столь ослепительную улыбку, что это спутало ему все мысли. Он почувствовал, что его тревоги рассеялись, как лепестки на ветру, под нежными, непроизнесёнными обещаниями этой улыбки.
Он легко коснулся её губ своими и почувствовал ту дрожь незамедлительного ответа, прокатившуюся по его телу с головы до ног. Какая тень? Глупые страхи, глупые иллюзии, подумал он, скривившись. Он позволял своему воображению разыгрываться по малейшему поводу. Нелепая тень упала ей на лицо, и великий Ястреб уже страдает от видений фатума и скорби. Ба! Ни одна девушка не могла так улыбаться, если о чём-нибудь волновалась.
Он завладел её губами в грубом, наказывающем поцелуе. Налагая взыскание за страх, что он испытал. Наказывая за то, что так нуждался в ней.
И она растаяла на нём, как жидкое пламя, растекаясь и прижимаясь к нему с яростной настойчивостью. «Хоук…», шептала она ему в губы. «Мой муж, моя любовь, возьми меня…снова, пожалуйста».
Желание хлынуло по его венам, смывая все следы его паники. Ему не нужно было большего поощрения. У них оставалось пару часов, прежде чем священник соединит их узами брака под покровом Самайна. Он потянул её к броку.
Эдриен тотчас застыла. «Нет, не в броке».
И он повёл её к конюшне, где на мягком пурпурном ложе из клевера они провели свои оставшиеся предсвадебные часы, подобно нищему, потратившему последние драгоценные монеты на роскошный обед.