— Завтра вечером Парзилы устраивают вилбар-вечеринку, — осторожно сказал профессор Слууд. — Надеюсь, Нарли, вы там будете?
Нарли Гзанн раздраженно почесал лоб.
— Вы же знаете, как я отношусь к вечеринкам, Карн. — Он взял с подноса орешек фрисмил и начал ожесточенно его грызть.
— Но ведь эта вечеринка в вашу честь, Нарли. Это прощальная вечеринка. Нелепо… Немыслимо, если вас там не будет.
Слууд умоляюще смотрел на Нарли. Он, конечно, не мог отвечать перед обществом за необщительность своего друга, но было видно, что он все-таки чувствует себя виноватым.
Нарли вздохнул. Он понимал, что именно в этом случае ему придется сдаться. Видит Бог, каких усилий это ему стоило!
— В конце концов, что тут особенного? Просто еду на другое место работы. Всего-то. — Он взял еще один орешек. — В самом деле для меня это всего лишь переезд на другое место. Конечно, платят там побольше, иначе я бы не согласился на это предложение.
Слууд недоумевал, он чувствовал себя задетым и обиженным.
— Вам была оказана такая честь — быть первым представителем нашего народа, выбранным для обмена профессорами с другой планетой, — сказал он жестко. — И вы называете это просто другим местом работы? Почему? Да я бы за это свой правый усик отдал!
Нарли осознал, что перешел границу между искренностью и бестактностью.
— Мне оказали честь быть первой из нашего народа подопытной морской свинкой, — пробормотал он. Прежде такое определение не приходило ему в голову, но теперь он подумал, что, пожалуй, так оно и есть. — В самом деле все это меня вовсе не заботит.
Он отмахнулся от возможного сочувствия.
— Вы знаете, как я люблю одиночество. А студенты — везде студенты, будь они земляне или сатурниане. Полагаю, что они будут хихикать за моей спиной, как делают это и здесь.
Он глухо рассмеялся и тихонько протянул одну из своих рук за орешком.
— По крайней мере, буду знать, над чем смеются на Земле.
Поморщившись, как от боли, Слууд решительно отодвинул поднос с орешками от своего друга.
— Я, Нарли, не рассматривал эту ситуацию в подобном аспекте. Конечно вы правы. Человеческие существа, судя по книгам, которые я читал, не отличаются терпимостью. Вам будет трудно, но я уверен, — добавил он с наигранной бодростью, — вы их обыграете.
Нарли горько усмехнулся. Вряд ли можно было найти на Сатурне существо, менее приспособленное к тому, чтобы обыграть чужаков при помощи личного обаяния. Нарли Гзанн был выбран для первого обмена профессорами между Землей и Сатурном, благодаря его профессиональной репутации, а не из-за его личных качеств.
Но хотя те, кто выбирал, не рассматривали кандидатуры с этой точки зрения, их выбор, думал Нарли, был мудрым.
Отшельник по натуре, он не считал, что ему будет более одиноко на той планете, чем на этой.
Он и согласился на приглашение в значительной степени потому, что в чужом мире он окажется совершенно один. Это давало бы ему возможность закончить свой монументальный проект — историю Солнечной системы, большую работу, из-за которой он так не любил тратить время на исполнение минимальных обязанностей в обществе. Зарплата тоже была весомым фактором — она в два раза превышала его профессорский оклад, что давало ему возможность, скопив значительную сумму, достаточно молодым уйти в отставку. Как приятно представлять себе жизнь ученого без всяких студентов!
Ради этой цели он готов был примириться со всеми трудностями.
Но сейчас, при виде страдальческого лица Карна, профессор Гзанн понял, что не должен огорчать единственное существо, которое по некой непонятной причине любило его, Нарли. Поэтому он сказал именно то, что должно было порадовать это существо:
— Хорошо, Карн, я буду завтра вечером у Парзилов.
На этой вечеринке, как и на всех предыдущих, было смертельно скучно. Пришлось слишком много есть. Только мысль о том, что он надолго расстается со всеми, кто сейчас рядом с ним, сделала его пребывание в гостях сносным. Кстати, неплохо было и как следует наесться. Ведь на Земле вряд ли будет приличная пища, и ему придется приспосабливаться к чужой еде.
— Я просто уверена, что вы полюбите Землю, профессор Гзанн, — изливала свои чувства стюардесса межпланетного лайнера.
— Я тоже в этом уверен, — солгал профессор.
Стюардесса слишком часто улыбалась ему, преувеличивая свою профессиональную сердечность. В этой настойчивости ему чудилось упрятанное отвращение. Конечно, нельзя было порицать ее за попытку скрыть антипатию к чужеземному созданию. Трудно предположить, что земляне способны на такие усилия ради маскировки своих чувств. Ему-то больше всего хотелось остаться в одиночестве, чтобы спокойно предаться медитации. Он планировал заниматься этим большую часть своего путешествия.
— Вы чрезвычайно хорошо говорите по-английски, — сказал стюардесса.
Нарли посмотрел на нее.
— Мне говорили, что у меня неплохие способности, поэтому меня и выбрали для обмена профессорами. Похоже, это было разумное решение, верно?
Она слегка покраснела. Профессор догадался, что стюардесса смутилась.
— Это не имеет отношения к вашим способностям, профессор. Просто вы… Ну… Вы не похожи на профессора!
— В самом деле? — спросил он ледяным тоном. — И на кого же я похож?
Она покраснела еще больше.
— О… я… я точно не знаю. Просто… ну… — И она убежала.
Нарли не смог справиться с желанием вытянуть усик вперед, чтобы услышать ее тихую беседу со вторым пилотом. Ведь так редко представляется шанс узнать, что окружающие говорят у вас за спиной.
— Но как я могла ему сказать, что он похож на игрушечного медвежонка?
— А он, возможно, даже не знает, что такое игрушечный медвежонок.
«Может быть, и не знаю, — обиженно подумал Нарли, — но мог бы себе представить».
Каким-то образом земляне ухитрились узнать, какие блюда он любит, и непрерывно его кормили. К тому моменту, когда корабль приземлился, профессор значительно прибавил в весе.
«Ну ладно, — подумал он, — наверное, все это входит в дипломатическое обслуживание. На Земле придется есть грубую местную пищу, и я снова похудею».
Паррингтон, президент Северной Америки, сам приехал на летное поле встречать Нарли, первого профессора по межпланетному обмену учеными.
— Добро пожаловать на нашу планету, профессор Гзанн! — сказал президент с теплой дипломатической приветливостью и после некоторого колебания пожал верхнюю руку Нарли. — Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы ваше пребывание здесь было приятным и надолго вам запомнилось.
«Хорошо бы вы начали с климата», — подумал Нарли. Глупо было не подумать, как жарко ему будет на Земле. Надев тесный костюм землян поверх своего меха, чтобы не сильно отличаться от местных жителей, Нарли жестоко страдал от зноя. Конечно, справедливости ради надо признать, что костюм не был бы ему так тесен, если бы он поменьше ел на борту межпланетного лайнера.
Паррингтон указал на стоявшую рядом с ним женщину.
— Позвольте представить вам мою жену.
— Ох-х-х! — вздохнула жена президента. — Он очень мил!
Президент и Нарли в оцепенении уставились на нее. После минутного смущения она широко улыбнулась Нарли и фоторепортерам.
— Добро пожаловать на Землю, дорогой профессор Гзанн! — воскликнула она и, наклонившись, поцеловала Нарли точно в пушистый лоб.
На Сатурне не целуются. Нарли достаточно много читал о Земле, чтобы знать, что европейцы иногда выказывают уважение таким своеобразным способом. Но ведь здесь Америка, а не Европа!
— Сегодня я устраиваю в вашу честь коктейль, — лучезарно улыбалась жена президента, разглаживая подол своего платья в цветочек. — Жду вас ровно в пять. Вы ведь придете, дорогой?
— С радостью, — уныло пообещал Нарли. Нелегко было изобразить радость по поводу первого приглашения сразу же после приземления.
— Я постараюсь подать все, что вы любите, — продолжала она возбужденно. — Но если вы хотите чего-нибудь особенного, то скажите мне. Хорошо?
— Я на диете, — ответил Нарли. Надо выдержать. Вероятно, пища окажется омерзительной, поэтому будет нетрудно справиться с аппетитом. — Желудочное расстройство, знаете ли… Стакан минеральной воды «Виши» и печенья будет…
Он остановился, потому что заметил, что в глазах миссис Паррингтон блеснули слезы.
— Разболелся животик? Бедный малышка!
— Глэдис! — резко оборвал ее президент.
На коктейле у миссис Паррингтон подавали орешки фрисмил, вилбар и даже слипнис бруугс. Все импортное, за бешеные деньги. Нарли понимал, что прием устроен за счет правительства, а для правительства деньги ничего не значат, потому что они поступают от налогоплательщиков. Некоторая местная еда оказалась удивительно вкусной, например, паштет из гусиной печенки, шампанское и маленькие пирожки с разнообразными начинками. Нарли испугался, что станет таким же, как злуугл. Стараясь не видеть своего отражения в зеркале, висящем на стене, он думал, что впереди его ждут постные дни.
Кроме того, что он мог сделать, если все вокруг старались чем-нибудь его угостить?
— Попробуйте, профессор Гзанн!
— Обязательно попробуйте это, профессор!
(Разве эти люди не видят, как тесен ему его новый костюм?)
Все толпились вокруг него. Женщины ворковали, мужчины поглаживали, а Нарли — ел. Ему хотелось поскорее избавиться от этой чрезмерной дипломатической любезности и оказаться перед естественной враждебностью студенческой аудитории.
Запахи мела, чернил, гнилых яблочных огрызков в земной классной комнате так напоминали аудитории Сатурна, что Нарли немедленно почувствовал себя дома. Он знал, что его внешность не понравится студентам. Для молодежи естественна враждебность ко всему чуждому, незнакомому. Они станут презирать его и глумиться над ним, а он, в свою очередь, будет задавать им длинные, запутанные домашние задания и устраивать такие трудные экзамены, что они обязательно их провалят…
Нарли вперевалку подошел к своему столу, у которого были подпилены ножки, чтобы он стал удобен существу невысокого роста, тогда как Нарли уже представлял себя победно сражающимся с мебелью обычных земных размеров.
Было так жарко, влажно и непереносимо, как он себе и представлял. Слегка задыхаясь, он деликатно постучал указкой.
— Студенты, внимание!
Тут должна была начаться насмешливая болтовня… Но в аудитории царило молчание, неожиданно нарушенное громким шепотом:
— О-о-о! Он такая прелесть!
А затем последовало:
— Ш-шш! Не смущай малышку!
Нарли надулся.
— Я — ваш новый профессор по изучению Сатурна. Сатурн, как вы, возможно, знаете, главная планета. Она гораздо больше и важнее Земли — планеты второстепенной.
Студенты стали послушно конспектировать лекцию. Они тщательно фиксировали все, что он им говорил. Даже его кашель изобразили в фонетической транскрипции. Время от времени студенты прерывали Нарли хорошо продуманными вопросами по существу дела и так вежливо, что ему не оставалось ничего другого, как так же по существу им отвечать.
Иногда он поднимал свои усики, чтобы услышать шепот, которым обменивались студенты.
— По-моему, он очень милый!
— Выглядит славным малым и в предмете разбирается.
— Симпатичный малыш!
— Необыкновенно интересный спектакль!
— Правда, он напоминает Винни-Пуха?
— Знающий парень.
— Просто прелесть!
После лекции, вместо того, чтобы выбежать из аудитории, студенты столпились возле его стола. Нравится ли ему Земля? Не слишком ли высок стол? А может быть, слишком низок? Вероятно, ему очень жарко из-за его меха? Хотя это такой приятный, пушистый, мягкий мех!
— Можно я поглажу одну из ваших рук, профессор?
Нарли сказал «да», ему очень жарко, и «нет», он не возражает, если его потрогают, это будет его вкладом в научные исследования.
После обеда в преподавательском кафетерии у Нарли поднялось настроение. Так как пища оказалась практически несъедобной, Нарли ковырялся в тарелке, и это увидел управляющий. К ужину был прислан шеф-повар из Вашингтона, который был специалистом по сатурнианской еде. Поскольку пища в кафетерии была несъедобна не только для Нарли, но и для всех остальных, то после введения сатурнианского меню все стали благодарить Нарли как благодетеля.
Вечером, когда Нарли, разложив свои записи по истории Солнечной системы, собирался сесть за работу, в дверь его маленькой комнаты постучали. Он, ворча про себя, потопал к двери и открыл ее.
Нарли увидел радостно улыбающегося шефа.
— Кое-кто собирается пойти выпить. Составите компанию?
Нарли не знал, как отказаться, и к тому же надо было поддержать престиж планеты Сатурн, поэтому он принял приглашение. Обнаружив, что джин-физ даже вкуснее шампанского и куда эффективнее вилбара, он рассказал несколько сатурнианских анекдотов, которые были восторженно приняты окружающими. Но он смеялся «НАД», а не «С». Он знал, что вся эта фальшивая сердечность исчезнет через несколько дней, и тогда-то ему удастся поработать. А сейчас надо обуздать свое интеллектуальное нетерпение.
Утром обнаружилось, что количество студентов в его семинаре удвоилось. Толпа сияющих энергичных молодых землян жаждала послушать лекцию нового профессора. На его столе лежали яблоки, шоколадки, импортные орешки и настойчивое приглашение от миссис Паррингтон провести уик-энд в Белом доме. В окно был вмонтирован кондиционер, купленный на деньги студентов. Температура в комнате значительно понизилась. Студенты сидели в пальто.
Когда он выходил во двор университета, женщины — студентки, преподавательницы и просто прохожие — останавливались поговорить с ним, потрогать и даже поцеловать. Во дворе постоянно дежурили фотографы.
Некоторые наиболее удачные фотографии потом продавались как открытки.
На обороте одной из таких открыток Нарли написал: «Безрадостная жизнь, радуйтесь тому, что вы не здесь», и послал ее Слууду.
В честь Нарли устраивались коктейли, музыкальные вечера и балы. Когда он пытался отказаться от приглашений, его обвиняли в излишней застенчивости и, очень веселясь, почти силой вытаскивали из дома. Он так поправился, что пришлось купить новый комплект одежды, что влетело в копеечку. В результате ему потребовалось увеличить свои доходы, что он и сделал, читая лекции в женском клубе.
Студенты Нарли прилежно выполняли домашние задания и делали даже больше, чем он задавал. В конце года все не только перешли на следующий курс, но и отметки у всех были самые высокие.
— Профессор Гзанн, — сказал президент университета, — надеюсь, вы не забудете, что здесь вас всегда ждет место профессора. Мы были счастливы работать с вами.
— Спасибо, — вежливо ответил Нарли.
Миссис Паррингтон ударилась в слезы, когда он сказал ей, что покидает Землю.
— О! Мне будет так не хватать вас, Нарли! Обещайте, что будете мне писать!
— Да, конечно, — мрачно ответил Нарли. Это было уже двести восемнадцатое подобное обещание.
К счастью, Нарли был гостем правительства Северной Америки. Он осознал свою удачу, глядя на восемь корзин, на энциклопедию Земли в тяжелых кожаных переплетах, на которых было вытиснено его имя, на индейский головной убор, на живописный портрет президента Паррингтона и шесть коробок с шампанским. Нарли подумал, что доплата за лишний багаж съела бы весь ничтожный остаток на его банковском счете. На Земле у него оказалось так много расходов — одежда, чаевые в отелях, счета за лед…
Но не только в багаже увозил он память о Земле. Новые часы из драгоценного металла мерцали на каждом из его меховых запястий, в кармане лежали бумажник из кожи высочайшего качества, платиновая цепочка для часов и урановая самописка, а галстук, расписанный студентками, держала бриллиантовая булавка. Вдобавок ему подарили мешочек ручной вязки, полный орешками-фрисмил, чтобы ему было чем развлечься по пути домой.
— Ну, Нарли! — расплылся в улыбке Слууд. — Вижу, вы поправились!
Со вздохом Нарли плюхнулся в свое старое кресло. Пожалуй, для приветствия Слууд мог бы выбрать что-нибудь другое, например, его измученный вид или одухотворенное выражение лица.
— Полагаю, что на Земле в свободное время нечем было заняться, кроме еды, — сказал Слууд, пододвигая поднос с орешками. — Даже ИХ еды. Вот вам фрисмил.
— Нет, благодарю, — холодно ответил Нарли.
— О, как вы, должно быть, страдали! Там было очень-очень плохо? — огорченно спросил Слууд.
Нарли вжался в кресло.
— Там было просто ужасно.
— Уверен, они не хотели вас обижать. Естественно, мы для них весьма странные создания…
— ОБИЖАТЬ? — Нарли горько усмехнулся. — Да они просто убивали меня своей добротой. Все время вокруг была суета, суета, суета!
— Нарли, оставьте ваш сарказм!
— Это не сарказм. И я не был для них «странным созданием». У них там есть любимая всеми игрушка, которая называется… — Нарли вздрогнул. — Плюшевый мишка. Я вызывал у всех сладкие воспоминания о детстве, поэтому они дарили мне свою привязанность искормили, кормили, кормили…
Слууд от ужаса прикрыл глаза.
— Нарли, вы очень отважный, — сказал он почти благоговейно. — Очень отважный, и мудрый, и хороший. Несомненно, все это вы должны рассказать нашему народу. В конце концов, земляне наши союзники, не хотелось бы возбуждать общественные настроения против них. Но со МНОЙ, Нарли, вы должны быть откровенны. Они отказывались обслуживать вас в ресторане? Вас изолировали в общественном транспорте? Они отодвигались от вас, когда вы подходили к ним поближе?
Нарли ударил по столу всеми четырьмя руками.
— Мне не давали возможности остаться одному! Все время рядом была куча народу! Рестораны умоляли стать их клиентом! Я должен был пользоваться личным транспортом, потому что в общественном меня осаждала толпа поклонниц!
— За такое короткое время вы стали подозревать даже меня, вашего старинного друга, — пробурчал Слууд. — Ну, не рассказывайте ничего, если вам не хочется. Скажите только, они насмехались над вами? Шептали еле слышно какие-нибудь оскорбления? Они…
— Вы правы! Я НЕ ХОЧУ разговаривать об этом!
Слууд, успокаивая друга, положил руку ему на плечо.
— Вероятно, разумней всего именно это. Надо, чтобы прошел шок после таких испытаний.
Нарли раздраженно хмыкнул.
— Сегодня вечером Парзилы устраивают вилбар-вече-ринку, — сказал Слууд. — Но я, зная, как вы относитесь к вечеринкам, сказал им, что после такого тяжелого перелета вы не сможете прийти.
— Вы так сказали? — иронически спросил Нарли. — Что дало вам повод решать за меня?
— Но…
— На Земле есть выражение: «Путешествия расширяют… — он посмотрел на свой живот, — кругозор». И я обнаружил, что МНЕ НРАВЯТСЯ ВЕЧЕРИНКИ. Мне — НРАВИТСЯ НРАВИТЬСЯ. Прошу меня извинить, но я собираюсь сообщить Парзилам, что буду рад прийти к ним на вечеринку. Хотите ко мне присоединиться?
— Ну, — пробормотал Слууд, — мне бы, конечно, хотелось, но у меня столько работы…
— Интроверт! — воскликнул Нарли и стал набирать номер телефона.