Ясеневый турнир

Глава IX

Наполненные свинцом веки с трудом приподнялись. В голове гудело, будто бы по ней стучали кузнечным молотом. Во рту стоял привкус лошадиной мочи, в горле было суше, чем в пустынях Даринталя. Фарух слегка приподнялся на локтях, вспоминая, где он может находиться. Мягкая перина, красные шторы на окнах, всё в подушках и коврах, на столе уже давно догорела лампадка. Спёртый воздух пронизывал запах благовоний. По левую руку от барда мирно посапывала молоденькая девушка со смуглой кожей. По правую – спала худая особа лет двадцати с белоснежными волосами. Ещё дальше расположились две обнажённые близняшки, а на софе, укрывшись плащом, спала дама в приличном возрасте.

Фарух покачал головой, протёр глаза и с трудом поднялся. Ну и ночка. Воспоминания приходили к нему этапами. Вот он заваливается в один из борделей в Худом Квартале – заказывает всем посетителям лучшего вина, оплачивает всем девушек, а сам забирает остальных. Он представился купцом из Юхара, и только вторая часть его выдумки была правдой. Тот золотой, что дал певцу казначей Эдерис Бальмор, очень скоро превратился в горсть серебряных монет, а ближе к утру он и вовсе испарился. Все заработанные вчера деньги были спущены за одну ночь. Что ж, хотя бы в чём-то Фарух был лучшим.

На груди приятной тяжестью свисал амулет с огненно-красным камнем. Бард припоминал, что ночью какой-то проходимец давал за него двадцать серебреников. Возможно, нынешним днём Фаруху придётся расстаться с этой игрушкой за куда меньшую цену. Он сжал в кулак амулет, и тот обдал его ладонь приятным теплом. Славная вещица, хотя вся её полезность лишь в красоте.

Он накинул на плечи свою пропахшую потом и дымом рубаху, натянул штаны, затем сапоги, и, пошатываясь, направился к выходу.

– Ты куда, Фар? – спросила та, что была смуглой. Славная была ночка. Одна из лучших.

– Моя глотка требует вина, моё любопытство – результатов турнира, – остановившись у двери, проговорил он. – Из-за вас я, кажется, пропустил большую его часть.

На втором этаже борделя Лунная Роза, где располагался зал, с ночи всё ещё царило веселье. Какой-то пьянчуга бездарно бренчал на лютне Фаруха, двое других судорожно сокращались в так называемом танце. Тот, кто заведовал борделем – Ювиар, улыбнулся при виде барда и тут же поднёс ему штоф с вином. Худой прыщавый евнух с мерзкой улыбкой, которая натягивается, только если в твоём кармане звенит монета. В одном из кресел сидел крепкий мужчина в одних подштанниках, на коленях которого приютилась одна из куртизанок.

– А вот и наш герой! – воскликнул один из тех, кто танцевал у окна. – Самый щедрый – Фарух из Когорота.

Полукровка выдавил улыбку, однако радоваться было нечему, – карманы его были пусты, голова раскалывалась на части, а как только станет известно, что денег у барда больше нет, – его тут же выставят прочь. Мужчина в подштанниках отодвинул от себя даму и привстал, пристально глядя на Фаруха.

– Ты – певец? – в голосе его не прозвучало ни единой нотки уважения. Кем он мог быть? Высокий, мускулистый, с мощной шеей и нависающим над глазами лбом. Безусловно, опасный человек. От таких лучше держаться подальше.

– Вчера я был купцом, – пожал плечами Фарух. – Сегодня, похоже, мне придётся вернуться на сцену.

Мужчина медленно отправился к стойке, где располагались винные кубки, и достал из-за неё меч в ножнах.

– Мерзкий полукровка, – процедил он сквозь зубы. – Тебя разыскивает вся городская гвардия. Чего ты стоишь? – рявкнул он на хозяина, и евнух вздрогнул. – Приютил у себя вора – будешь расплачиваться вместе с ним.

Ювиар глянул на Фаруха, а затем метнулся к ящику у кладовой и, достав оттуда однозарядный самострел, направил его на барда. Полукровка замер на месте, не совсем понимая, что происходит. Голова его гудела от выпитого вчера. Ещё ночью Ювиар клялся ему в уважении и почёте, а теперь он же был готов нажать на крючок и выпустить в барда стрелу. Позже пришёл страх.

Фарух на миг представил, что попадёт в тюрьму за кражу амулета. Он прекрасно знал, что его там ждёт. Слабые духом и телом люди недолго живут среди разбойников и убийц. От таких мыслей полукровка едва не обделался.

Решение было принято незамедлительно. Бард, опрокинув на пол штоф с вином, метнулся в сторону выхода, однако дверь загородил неизвестно откуда возникший гвардеец. На нём была лишь часть его кольчуги да меч в руках. Наверное, это был напарник того солдата в подштанниках. В этот миг Ювиар нажал на крючок, и стрела, пролетев всего в дюйме от плеча Фаруха, вонзилась в стену. Бард вздрогнул, нежданно для себя увернулся от удара солдата и кинулся обратно. Второй гвардеец, бросившийся наперерез, сделал выпад, пытаясь остановить бегущего, но бард каким-то чудом на ходу сумел перевернуть стол, преграждая противникам путь. Слегка опешив от собственной прыти, Фарух устремился к окну – единственному его средству спасения. Вторая стрела самострела пронеслась мимо, зацепив левое ухо. По шее потекло что-то тёплое, и на какой-то миг Фарух подумал было, что Ювиар намеренно промахивается, давая барду шанс на спасение.

Окно выходило во двор борделя, но расстояние до земли было приличным. Решать приходилось молниеносно, ибо третья стрела уже целила полукровке в грудь, да и гвардейцы через миг будут рядом. Фарух закрыл глаза и бросился вниз, ведомый неистовым страхом. Всего мгновение, и он уже кричал от боли. Где-то в районе плеча что-то хрустнуло, и тело пронзили сотни иголок. Неудачное приземление, хотя оно могло стоить ему жизни. В глазах потемнело. Фарух чувствовал, как по щекам текут слёзы.

– Можете не спешить, – донёсся сверху голос Ювиара, который обращался к гвардейцам. – Задний двор охраняют мои псы. Очень свирепые создания. Они не дадут беглецу скрыться.

Сердце Фаруха ушло в пятки. Он сквозь боль поднялся на ноги, чувствуя, что здесь он не один. Позади, хрипя и оголяя зубы, показалась свора. Возглавляла её громадная чёрная сука, с зубами с указательный палец, с красными озлобленными глазами и мощными лапами. За ней медленно подбирались кобели – серый и два коричневых. Они не спешили атаковать, изучая жертву и обходя её со всех сторон. Бард оглянулся по сторонам и понял, что в ловушке. За спиной его был трёхфутовый забор – единственный шанс на спасение. Перемахнуть через такой было непросто, особенно теперь, когда плечо было сломано или вывихнуто. Но и сдаваться без боя Фарух не собирался.

Он рванул к забору, и в тот же миг псы устремились за ним. Они хрипели от ярости, рыли лапами землю, обгоняя друг друга. Первый укус пришёлся на нижнюю часть бедра. Фарух взвизгнул, как девчонка, и повалился наземь, кубарем покатившись вперёд. Чёрная сука настигла его первой. Она впилась своими зубами в его ногу, и бард чувствовал как плоть отделяется от плоти. Боль затмила рассудок, он кричал, вопил, звал на помощь, но уже не слышал себя. Второй кобель вцепился ему в левое предплечье, намертво сомкнув челюсти и крутя головой во все стороны. Третий уже целился в горло, дабы завершить охоту, но тут на счастье Фаруха его свободная рука нащупала на земле булыжник. Пальцы крепко сжали камень, и тот пёс, который уже был готов атаковать, получил удар в голову. Удар тот оказался весьма успешным. Раздался визг, и серый пёс отскочил в сторону, крутя головой, из которой хлынула кровь. Второй удар достался чёрной суке, трепавшей его ногу. И пускай он не был таким успешным, как первый, собака всё же заскулила и, поджав хвост, отступила на несколько ярдов назад. Остальные два пса последовали её примеру. Они рычали и скалились, но подходить всё ещё не решались, ощущая опасность.

Незнамо откуда Фарух нашёл в себе силы, чтобы подняться на ноги. Весь мир кружился в безумном танце. Четыре собаки превратились в восемь, камень в руках казался неимоверно тяжёлым. Он шатался, оглядываясь на забор, до которого оставалось совсем немного. Кровь из ноги, куда впилась чёрная сука, текла фонтаном. Пропади это всё, подумалось Фаруху. Зачем нужна такая жизнь? Подранный, будто заяц на охоте. Мысли в голове путались, однако боль почему-то отступала. Фарух сделал шаг, другой, приближаясь к забору. Свора подходила, всё ещё опасаясь. Он бросил камень в одного из кобелей и одним прыжком оказался на заборе. Откуда у него взялись силы, чтобы подтянуться и перемахнуть через преграду, знал один только Песчаный Бог, в которого Фарух внезапно поверил.

Когда псы остались позади, бард с облегчением вздохнул. Нога и рука пульсировали. Из уха текла кровь, плечо дико ныло. Фарух наскоро перевязал бедро остатками своей рубахи и устремился в глубь Худого Квартала. Куда податься? В этом проклятом месте не так просто выжить, а уж тем более подранку вроде него. Не было ни знакомых, ни друзей, кто смог бы приютить барда и помочь. Он ковылял по улице Млечной, волоча за собой израненную ногу, и оставлял на радость псам кровавый след. Трое крестьян, прошедших мимо, с презрением осмотрели раненного. У входа в булочную стоял торговец, который так опешил от увиденного, что выронил из рук кружку с напитком. На этом его участие в жизни Фаруха закончилось.

Фарух вышел на улицу Поперечную, оказавшись на главной артерии Худого Квартала. Здесь даже были извозчики, да только кто возьмёт к себе в экипаж окровавленного полукровку? Оставаться здесь было опасно. Гвардейцы, если и заходят в Худой квартал, то ограничиваются патрулированием Поперечной улицы. Пройдя немного на юго-восток, бард свернул на Радужную. Интересно, те, кто придумал название этой улицы, бывали здесь? Повсюду на верёвках сушилось бельё. В канавах застаивались отходы. Где-то детвора играла в разбойников и гвардейцев. На ступенях сидел слепой музыкант и мерно дул во флейту. Дилетант, подумалось барду.

Силы стремительно покидали Фаруха, и он был готов рухнуть наземь и забыться. На миг он подумал о том, есть ли на свете хоть один человек, кто пожалеет барда, когда тот умрёт. В голову ничего не приходило, кроме одного имени. Анли. Дочь привратника, кажется, говорила в их последнюю ночь, что лучше Фаруха в постели у неё никого не было. Она обмолвилась, что отдала бы всё, лишь бы рядом был такой мужчина. Фарух тогда ответил ей, что он подобен ветру, – сегодня он спит с ней в одной кровати, а завтра его уже нет в этом городе. На эти слова Анли лишь рассмеялась.

И что она нашла в таком, как он? К своим годам Фарух был толст и сварлив. Лицо его покрывали оспы, а ростом он был ниже её на голову. К тому же Фарух вовсе не был моралистом, беря от жизни всё, что только можно.

Ноги сами вели его в Дивный Пивень. Последнее пристанище, последняя надежда. Он чувствовал, что умирает, но что-то поддерживало в нём жизнь. Он почему-то вспомнил мать. Её лицо, размытое, с нечётким изображением линий губ и разреза глаз, с чёрными как смола волосами, всплывало перед его взором и исчезало вновь, где-то в дали юхарских пустынь. Бард задумался о том, сколько ему могло быть лет. Наверное, лет тридцать, а может, и меньше. Когда он родился, в селе Когорот, что находится на южных границах Юхара, происходили перемены, начавшиеся по всем Южным Землям. Войска мятежного шаха Яхина прочёсывали территории в поисках того, чем можно было бы поживиться. Скорее всего, они воспользовались бы телом юной Халиды, весьма недурной собой чернявой юхарки, если бы не одно весомое препятствие. Княжеский посланник из Альдерфора, служивший на южных границах Юхара консулом, имел неприкосновенный статус даже для мятежников, коих негласно поддерживал князь Фогот. Консулу удалось взять протекцию над Халидой и ещё тремя девушками из Когорота, а в результате этой протекции трое из четверых понесли от него. Княжеский посланник покинул Юхар в тот момент, когда практически все Южные Земли были охвачены полномасштабной гражданской войной, оставив, конечно, своих женщин на произвол судьбы.

Халида умерла, когда Фаруху исполнилось шесть лет. Всё, что было на тот момент у маленького полукровки, – рваные штаны, три медяка и имя его отца, которое он запомнил на всю жизнь. Виконт Аорис. Родной брат матери Фаруха был экспедитором, водящим караваны по пустыням Юхара, и он согласился взять мальчишку с собой на север. Там, когда караван, проделав путь в двадцать лун, прибыл в порт Тис, что на севере Даринталя, юный Фарух сел на корабль, заделавшись помощником кока. Корабль останавливался практически на каждом из Лазурных Островов, привозя продовольствие и обмениваясь товаром, стоял в порту по два-три дня и отплывал дальше. Когда, наконец, судно прибыло в Эндердаль, пришвартовавшись в порту княжества Ринт, Фарух, набравшись опыта в мореходстве и общении с людьми не самого благородного покрова, сошёл на берег во всеоружии. У мальчишки с медной кожей, которую в Эндердале приравнивали к грязи, была только одна цель – найти отца. Однако мечты о счастливом воссоединении быстро разбились о суровую действительность. Первый же день в столице Ринта – Алларе, не прошёл без кровопролития. Юнец, не привыкший к тому, что у полукровок в этих землях практически нет прав, дерзнул войти в одно помещение с представителями знати в поисках работёнки. Стук палок по спине, которыми били Фаруха, он запомнил на всю свою жизнь. Так его научили смирению. Так его научили бояться.

Голодный и больной мальчишка скитался по подворотням Аллары, готовый на любую работу за крохи хлеба. Об отце теперь он почти не думал, ведь основной задачей было выжить. Золотая столица, как называли Аллару в княжестве Ринт за огромное количество богачей, была жестока к нему, и поэтому мальчик решил попытать счастье в Богане. Это был маленький городишко, живший в тени величественной Аллары, расположенный среди гор, где день и ночь из рудников добывалось золото. В Богане Фарух понял, что жизнь можно полюбить, и даже познакомился с некоторыми полукровками, которые зарабатывали, чем придётся. Он поселился в одном из кварталов для приезжих с юга, где они делили комнату с четырьмя такими же, как и он, авантюристами.

Однажды Пист, самый старший мальчишка из их компании, предложил ограбить музыкальную лавку, на что согласился только Фарух, ведомый лёгкой наживой. Конечно, воришек поймали. Писта отправили на рудники близ Аллары, а Фаруха выкупил у гвардейцев какой-то бродячий бард по имени Тон-Тон. Он предложил Фаруху путешествовать вместе по просторам Эндердаля, зарабатывая на жизнь музыкой в трактирах и на ярмарках. Полукровка, несмотря на свой юный возраст, смекнул, что Тон-Тона ему подарила судьба, ибо теперь его шансы найти отца были куда выше.

Странствия барда и его подмастерья, которого Тон-Тон обучал игре на различных инструментах, грамоте для сложения песен и анекдотов, длились бесконечно. За четыре года они побывали во всех княжествах Эндердаля, а молодой ученик барда так и не нашёл никакого виконта Аориса, о котором никто и никогда даже не слыхал. Тон-Тон скончался, когда Фаруху было лет двадцать, отдав молодому барду всё, чем располагал – лютню, старую сумку с травами, пару серебреников и песенную книгу. Фарух похоронил своего учителя, который изменил его судьбу, под одним из тисов в княжестве Дорхем, пообещав навещать его каждый раз, когда будет в этих землях. С тех пор молодой бард скитался по просторам Эндердаля, зарабатывая на жизнь музыкой.

Мысли бушевали в его голове, будто шторм. Фарух опёрся о стену, вглядываясь в глубь Радужной улицы. Когда перед ним показалась вывеска с надписью Дивный Пивень, в душе барда зародилась надежда. Он трижды постучал в дверь, и она отворилась. В проходе стоял привратник Игнат. Всё такой же сухой и суровый.

– Единый, спаси и сохрани! – буркнул он, оглядывая окровавленного Фаруха с ног головы. Полукровка мог только представлять, какое это было зрелище.

– Помогите, – прохрипел бард, не в силах вымолвить что либо ещё.

– Послушай, Фарух, – выглянув на улицу и осмотревшись, проговорил привратник. – Мне не нужны проблемы. Я слышал, что ты натворил что-то там, на турнирных полях. Мне неважно, правда это или нет, но я не смогу тебе помочь.

– Прошу, помогите, – теряя сознание, молил тот.

– У меня семья, – стоял на своём Игнат, – что с ними будет, когда капитан Адри Аострикс узнает, что я скрываю у себя беглого преступника?

Тут за спиной привратника появилось его спасение. Анли. В легком ситцевом платье, с бусами из камешков и стекляшек и в забавном ободке с ромашками. Девушка едва не потеряла дар речи от увиденного. Она вскрикнула и вышла на порог, поддерживая падающего Фаруха.

– Да что ты стоишь, папа? – выругалась она. – Помоги мне, он не лёгкий.

– Анли, оставь его, – в сомнении проговорил Игнат.

– Ты что, смеешься? – взбеленилась она. – Он же умирает! Я не брошу его!

– Когда за ним придут…

– Я знаю, что делать, когда за ним придут! Помоги мне.

Сильная рука привратника подхватила Фаруха под плечо, и они вместе внесли его под своды трактира. Теряя сознание, бард слышал какие-то обрывки фраз. Отец корил дочь за безрассудство, говорил, что, если полукровка умрёт, это будет на её совести. На всё это она ответила так: «Он не умрёт. Я ему не позволю». Это было последнее, что слышал Фарух.