В припадке безумного исступления я сотворил разумное существо и тем взял на себя обязательство обеспечить по мере своих сил его счастье и благополучие. Но сверх этого долга есть и другой, первейший. Мой долг перед существами одного со мною вида стоит выше означенного, ибо исполнение его несет в себе большую долю радости или страдания.

Слова доктора Франкенштейна, из корабельных архивов.

Томас растянулся в гамаке и принялся разглядывать, как ползет по потолку его камеры муха. В тюрьме не было ни часов, ни иллюминаторов — никаких способов отмерять время.

Муха обогнула выступ сенсора.

— Значит, мы и твоих сородичей привезли с собой, — обратился к ней Томас. — Не удивлюсь, если где-нибудь под полом здесь снуют крысы… не человеческого рода, я имею в виду.

Муха замерла, потирая крылышки. Томас прислушался. За запертым люком его камеры постоянно кто-то проходил то в одну сторону, то в другую. Люк был заперт снаружи, а с этой стороны даже ручка отсутствовала.

Томас знал, что находится где-то в недрах печально знаменитого Редута, поселения-крепости Оукса на Черном Драконе. Всю одежду, все вещи у него отобрали, выдав взамен зеленый комб не по росту.

— Карантин! — фыркнул он, при привычке разговаривая с собой. — На Лунбазе у нас это называли «губа».

Кто-то пробежал по коридору. Здесь все торопятся. Интересно, подумал он, что там происходит? Что творится в Колонии? Куда отвезли Ваэлу? Ему сказали, что ведут на допрос, но после беглого осмотра, проведенного незнакомым медтехником, запихнули в эту камеру. «Карантин!» Пока его вели, Томас заметил табличку на стене: «Первая лаборатория». Значит, здесь есть своя Первая… или ее перевели сюда из Колонии.

Взгляд камеры-сенсора на потолке буравил ему темя. Обстановка в камере была спартанская — гамак, столик, раковина и допотопный сортир без стульчака.

Томас снова посмотрел на муху, добравшуюся уже до угла.

— Измаил, — проговорил он. — Нареку тебя Измаил…

Загрузка...