Ящик Пандоры

Посадку на взлетном поле Редута Легата Хэмилл доверила автопилоту. Откинувшись на спинку кресла, она глядела, как тянется внизу береговая линия. Эти минуты принадлежали ей одной. Деньсторона уже началась, а ей не предстояло покуда иметь дело ни с Оуксом, ни с Льюисом, ни с демонами, ни с клонами. Ей вообще нечего было делать — оставалось только смотреть, отдыхать, переводить дух.

«Дирижаблики!»

Она много раз видала их голозаписи, несколько раз они появлялись в виду Колонии, когда Легата была там, но эти пролетали всего в паре сотен метров от плазового иллюминатора.

«Зубы Корабля! Да они огромные!»

Легата насчитала двенадцать, самый крупный — в полтора раза больше ее челнока. Медно-оранжевые паруса ловили ветер, и пузыри в унисон меняли курс, словно сопровождая гостью. Солнечный свет пронизывал мембраны и разбивался радугами. Щупальца были по большей части подобраны, и только два самых длинных сжимали балластный камень. Самые крупные создания волочили свои грузы по воде, оставляя на волнах пенный след. Дирижаблики шли галсами, не по ветру. Когда челнок заходил на посадку, Легата увидела, как два дирижаблика поменьше отделились от стаи и, набрав скорость, ударили валунами по плазовому щиту, окружавшему личную теплицу Оукса.

«Теплица». От этого слова ее передернуло.

Конечно, камни даже не поцарапали плаза. Легата могла бы попробовать протаранить его своим челноком, и стена устояла бы, что уж говорить о булыжниках…

Два дирижаблика исчезли в ослепительной вспышке. Когда Легата проморгалась, ее челнок уже стоял у шлюза, соединяясь с ним переходной трубой. Стало ясно, что два дирижаблика только отвлекали внимание. Остальные, покрупнее, били камнями в стены и иллюминаторы Редута там, где уже поработали мятежные клоны. И каждый булыжник отбивал еще несколько кусков от стены, прежде чем часовые успевали прицелиться в парус. Один за другим диржаблики взрывались. Самый крупный был так близко к посадочному полю, что взрывом снесло контрольную вышку вместе с растяжками.

«Они жертвуют своими жизнями, — подумала Легата. — Или очень благородно, или очень глупо».

На земле разгорались кое-где пожары. С ними боролись аварийные команды под прикрытием часовых. С крытой плазом галереи Легате помахал Льюис. Только теперь она заметила, что смотровое стекло замарано сажей.

Она открыла люк. Двое часовых провели ее по крытому переходу в Редут. Всюду воняло хлором.

«По крайней мере, нервоедов можно не бояться», — подумала Легата.

Аромат близкого моря перебивался резким запахом. Легата обратила внимание, что со времени ее прошлого визита линия прибоя отступила на несколько метров. Двойное солнце прогревало сырой песок, и над берегом полосой стоял густой туман, сочась между скалами и уплывая в море.

На Льюиса она не смотрела, пока сама не оказалась на галерее.

— Легата. — Он протянул ей руку. — Как поживаете?

Его внимательный взгляд сказал ей все, что она хотела знать.

«Так вот зачем я здесь, — подумала она. — Он хочет выяснить, насколько я теперь… полезна, пока Оукс не приехал».

— Неплохо, — ответила Легата. — Дирижаблики дали вам великолепное представление. Это вы ради меня устроили?

— Если бы это зрелище устраивал я, оно не принесло бы нам столько потерь.

Он провел ее внутрь и запер люк.

— Насколько велик ущерб?

Льюис повел ее в глубь помещения, подальше от окна. А Легата хотела посмотреть, как идет ремонт снаружи.

— Ничего непоправимого. Не желаете перекусить?

Мимо прошла женщина с огромными веерообразными ушами в сопровождении обычного вида мужчины с лазером на бедре.

— Нет, спасибо. Я не хочу есть.

При этих словах ушастая женщина оглянулась и пристально посмотрела Легате в глаза, будто собираясь сказать что-то, но потом торопливо развернулась и вышла. Легата вспомнила, что девизом клонов-бунтовщиков было «Мы хотим жрать!», и ей стало стыдно.

— Такие уши… зачем?

— Слышит рвача-капуцина за сто метров. Это дает часовому целую секунду времени. А симпатичная, не находите?

— Да, — сухо ответила Легата. — Весьма.

Она заметила, что Льюис еще хромает, но сочувствия к нему не испытывала и, хотя подробности восстания ее очень интересовали, не задавала вопросов. В качестве маленькой мести она вернулась к теме.

— Так насколько поправим поправимый ущерб?

Льюис оставил напускную приветливость и перешел на обычный деловой тон.

— Большую часть рабочих клонов мы потеряли. Из оставшихся больше половины ранено. Мы перевозим им смену из Колонии и с борта, но дело движется медленно. Серьезно повреждены два уже законченных ангара — стены дырявые, люки снесены. В бараках клонов внешние стены и люки уцелели, но внутри все разворочено. Ну, так им и надо. Пусть спять на битом плазе.

— А это здание?

— Небольшие повреждения там, где бараки клонов выходят к кладовым. Они добрались до кухни, но там мы их отрезали…

— Отрезали?

Льюис отвернулся на секунду и потер переносицу, напомнив Легате нервничающего Оукса. Когда стало ясно, что ответа не будет, она кивнула.

— Когда вы поняли, что хлор убивает нервоедов, как скоро вы выпустили его в помещения, где были заперты люди?

— Слушайте, Легата, вас тут не было. Вы не видели, что они…

— Как скоро?

Он посмотрел ей в глаза и промолчал.

— Значит, вы их убили.

— Их убили нервоеды.

— Которых могли уничтожить вы.

— Чтобы клоны потом перерезали нас? Вас тут не было. Вы не представляете, что это было.

— Думаю, что представляю. Проводите меня в Теплицу Моргана.

Чтобы произнести это слово, Легате потребовалась вся ее выдержка. С каким бы ужасом она не столкнулась в Колонии, название «Теплица» было связано с ним неразрывно, хотя почему — вспомнить никак не удавалось. Она видела, что Льюису от этого слова тоже не по себе, но ей меньше всего хотелось облегчать его положение.

Внезапное упоминание Теплицы явно встревожило Льюиса. Для него это слово тоже было связано с Комнатой ужасов. Легата прямо-таки видела, как мечутся в его глазах незаданные вопросы: «Что она знает? Почему не боится?» Легата не могла позволить себе такую роскошь, как страх. Пусть Льюис это видит. Пока она сама не вспомнит, что с ней случилось, она никому не разрешит наживаться на ее неведении.

— Да, — почти прошептал Льюис, — конечно. В Теплицу. Отдохнете там, пока Морган не прилетит. Сюда.

Льюис провел ее по достроенным частям здания в монументальный главный корпус, целиком вырубленный из пестрого скального монолита и облицованный пласталью. На входе она обернулась и взглянула на двор и на море за стеной.

— Этот люк ведет в апартаменты Моргана. Кабинет, библиотека, спальня — все там. Чуть дальше зал совещаний и столовая. Я вас провожу, если хотите.

Легата смотрела, как бьются волны о стену, воображая, что слышит пробивающиеся сквозь звуконепроницаемый плазмаглас громовые «Шлеп-ба-ам!».

— Легата?

— Да. То есть — нет, провожать меня не надо. Хочу побыть одна.

— Хорошо, — согласился Льюис. — Морган просил проследить, чтобы вам было удобно. Прежде чем гулять по Редуту, посоветуйтесь со мной. В открытых местах вам может понадобиться охрана. Час еще ранний, в Колонию я возвращаюсь только после обеда. Буду нужен — звоните.

Люк с шипением затворился, и Легата осталась одна.

Она снова глянула на море. Волны катились за горизонт, притягивая, маня.

«Вот сила, которую не сможет купить даже Морган Оукс», — подумала Легата, подавляя искушение пробежать мимо закованных в плаз деревьев, цветов, мимо пруда, мимо петляющего по газону ручейка, мимо ограждающих Редут стен и вырваться на свежий морской воздух Пандоры. А потом она заметила келп. Спутанные массы водорослей, заполнявшие когда-то залив у Редута и кучами валявшиеся на берегу, исчезли, осталась только редкая поросль, стебли которой змеились по поверхности воды. «Работа Льюиса!» На глаза ей навернулись слезы.

— Надеюсь, они ошиблись, — прошептала она, обращаясь к келпу. — Надеюсь, ты выживешь.

Краем глаза она заметила движение. За окном двое клонов уже чинили контрольную вышку.

«Моргана ждут, — поняла Легата. — Хотят, чтобы к его приезду все было чисто и красиво».

Она пригляделась к рабочим. До нее не сразу дошло, что они поднимают плазовые плиты и сваривают их в четырех метрах от земли — не пользуясь лесами.

«Такие руки…»

Мелькнула холодная мыслишка: где таким работникам место в прейскуранте клонов?

«Цена не так важна, дорогая моя», — говорил Мердок, и от этих слов Легате было страшно — так же как при виде двоих рабочих, старательно сваривающих плазмагласовые плиты.

«Все что угодно… — вспоминала она. — Любые фантазии…

Почему я не помню?»

Какие бы кошмары или наслаждения не пережила она в Комнате ужасов, в памяти они не отпечатались — только неподвластные воле короткие вспышки, заставлявшие ее порой замирать на полуслове, на полумысли. Коллеги приписывали это нарастающей рассеянности, следствию любовной интрижки с боссом.

Она знала, что может отыскать запись, сделанную в Комнате ужасов, увидеть, что она натворила… Оукс подначивал ее.

— Дражайшая моя Легата, — как-то сказал он, и каждая пора его телес сочилась медом и елеем, — присядь со мной, выпей, и мы порадуемся твоим играм в Комнате ужасов. — Он захихикал.

Легата вздрогнула и отвернулась. После того как ее одну, беспомощную, заперли в Первой лаборатории, ей было трудно держать себя в руках. А теперь Комнату перенесли в Редут.

Отсмеявшись, Оукс снова обратился к ней. Голос его был спокойным и ровным.

— Нравится тебе или нет — теперь ты одна из нас. Возврата нет. Ты можешь никогда больше не заглянуть в Комнату ужасов, но ты уже вошла туда однажды. По собственной, могу заметить, доброй воле.

— По доброй воле! — Легата сверкнула синими глазами. — Вы меня накачали наркотиками! И эти… чудовища! Где их добрая воля?

— Если бы не я, у них вообще не было бы ни воли, ни жизни…

— Если бы не Корабль, ты хочешь сказать?

Оукс театрально вздохнул. Ей вспомнилось, что он зачем-то глянул на экран и пробежался пальцами по консоли.

— Легата, иногда я тебя просто не понимаю. Скоро тебе предстоит нежиться в роскоши Редута, а ты все о своем — несешь эту средневековую чушь о сверхъестественных способностях нашего корабля.

Тогда он и показал ей голозапись этой оранжереи. Красиво — не поспоришь. Густые заросли, пропитанные ароматом бессчетных соцветий. Легата подняла голову. Изумительная широта пандоранского неба за плазовым куполом придавала ей сил. Она ощутила… ощущала…

«Сродство! — мелькнуло у нее в голове. — Вот что это! Что бы Оукс ни делал, часть этого сада будет жить во мне, как я сейчас живу в нем».

Прошлым вечером в Колонии, когда Легата готовилась к отлету в Редут, Оукс отвел ее в крохотный плазовый купол самого высокого здания.

— Вот, — указал он на яркую белую звезду, медленно ползущую по небосводу, — твой корабль. Всего лишь точка во тьме. Не нужно ни мистики, ни божественных сил, чтобы меньшая масса вращалась по орбите вокруг большей.

— Это богохульство, — возразила Легата, потому что этого от нее ждал босс.

— Да ну? Корабль может сам себя защитить. Он все на свете слышит. Он может прервать выполнение моей программы в любом месте — но не хочет. Или не может. Мне, честно говоря, все равно. Богохульство?

Оукс стиснул ее руку — пытаясь убедить себя, подумала тогда она, наслаждаясь ощущением власти, которое дарил ей этот простой вывод.

Оукс обвел небо широким жестом.

— Я дал тебе это, а не Корабль. Корабль — инструмент пятого порядка сложности, согласен, но всего лишь инструмент, построенный людьми, разумными людьми для людей разумных. Для тех, кто может взять на себя власть, кто видит свет посреди всеобщего смятения…

И по мере того как неистовствовал Оукс, Легата осознавала, что в его словах есть немалая доля истины. Она знала, что в конечном итоге все, что случается с корабельниками как на борту, так и вне его, суть результат невмешательства Корабля. Но она слишком долго и глубоко вникала в тайны мыслительных цепей Корабля, чтобы поверить, будто он всего лишь конструкция из стали и пластика, что ему все равно.

И сейчас, стоя в саду Редута, Легата нашла на небе точку, где, по ее прикидке, должен был находиться Корабль.

«Хотела бы я знать, — подумала она, — не разочаровали ли мы Тебя?»

Два патрульных беспилотника с воем промчались над куполом, нарушив раздумья Легаты. Наверное, решила она, Оукс уже на подлете — для него стараются. И ей не мешало бы подготовиться.

«Нет, — напомнила она себе, — ничего святого». И, ощутив внезапную вспышку озарения, рожденную воцарившейся гнетущей тишиной, добавила вслух:

— …Но должно быть.

А эта мысль дарила живительную свободу другим.