Я – Товарищ Сталин 5

Глава 9

Токио в апреле утопал в розовато-белом море лепестков сакуры, которые, кружась в прохладном вечернем воздухе, оседали на влажную брусчатку Гиндзы. Город дышал весной: аромат цветущих деревьев смешивался с дымом угольных жаровен, запахом жареной рыбы и соевого соуса из уличных забегаловок. Неоновые вывески мигали, отражаясь в лужах, оставшихся после утреннего дождя. Улицы гудели привычным ритмом: звон трамваев, стук деревянных гэта, крики торговцев, расхваливающих свежую макрель, горячие бататы и сладкие данго, сливались в симфонию мегаполиса. Над крышами деревянных домов и кирпичных зданий возвышалась тёмная громада Императорского дворца, чьи стены в сумерках казались непроницаемыми, будто хранили тайны, о которых никто не смел говорить вслух. Вдалеке, в районе Асакусы, где старые дома с потемневшими балками теснились вдоль узких переулков, свет бумажных фонарей отбрасывал мягкие тени на мостовую, а из чайных доносились звуки сямисэна, вплетавшиеся в шум города.

Кэндзи Ямада вышел из редакции «Асахи Симбун» около семи вечера. Его серый пиджак, слегка потёртый на локтях, был застёгнут на все пуговицы, а фетровая шляпа, чуть сдвинутая набок, прикрывала усталые глаза за круглыми очками. В портфеле, небрежно болтавшемся в левой руке, лежали черновики статей о росте цен на рис и репортаж о весеннем фестивале в Уэно, где толпы горожан любовались сакурой, пили сакэ под бумажными фонарями и зажигали свечи в храмах. Но в кармане пиджака, прижатая к груди, покоилась шифровальная книжка, чья тяжесть напоминала о его настоящей миссии: добыть планы генералов и политиков — Араки, Тодзио, Хироты — и передать их в Москву. Мысли о риске, о Кэмпэйтай, чьи агенты, казалось, прятались в каждом тёмном переулке, не давали покоя. Его худощавое лицо с острыми скулами выражало напряжение, но он сохранял спокойствие, отточенное годами работы журналистом и подпольной деятельностью. Каждый шаг по улицам Токио был игрой, где малейшая ошибка могла стоить ему жизни.

Кэндзи шёл по улице, вдыхая весенний воздух, пропитанный запахом мокрой древесины, цветущих деревьев и угля от жаровен. Его шаги отдавались эхом на брусчатке, пока он не услышал другие — быстрые, уверенные, не похожие на случайные. Напрягшись, он не обернулся, лишь поправил шляпу и ускорил шаг. Улица впереди сужалась, переходя в переулок, где бумажные фонари отбрасывали мягкие тени на влажную мостовую, а запах мисо-супа из ближайшей забегаловки смешивался с сыростью. Шаги приблизились, и низкий, спокойный голос окликнул его:

— Ямада-сан, минутку. Нам нужно поговорить.

Кэндзи замер. Сердце заколотилось, ноги словно приросли к брусчатке. Он медленно повернулся, стараясь сохранить невозмутимое выражение. Перед ним стоял мужчина лет сорока, среднего роста, в тёмном пальто и шляпе с узкими полями. Лицо его было худым, с резкими чертами, а тёмные глаза внимательно изучали Кэндзи, будто выискивая малейший намёк на слабость. В правой руке он держал сигарету, дым от которой поднимался вверх.

— Вы кто? — спросил Кэндзи, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, хотя горло пересохло.

Мужчина улыбнулся уголком рта, но глаза остались холодными.

— Вы же журналист, Ямада-сан, — сказал он, затянувшись сигаретой. — А у меня есть важные данные. Меня зовут Сато Харуки, я из Кэмпэйтай.

Слово «Кэмпэйтай» ударило, как молот. У Кэндзи подкосились ноги, он сжал ручку портфеля, чтобы скрыть дрожь в руках, и заставил себя посмотреть в глаза Сато. Тот выглядел спокойно, почти доброжелательно, но Кэндзи знал, что за этой маской может скрываться всё что угодно — от вежливого разговора до камеры в подвале штаба военной полиции. Его мысли метались: бежать? Отказаться? Это было бы самоубийством. Кэмпэйтай не просит дважды, а их люди всегда ближе, чем кажется.

— Кэмпэйтай? — переспросил Кэндзи, приподняв бровь, чтобы скрыть страх. — И что военной полиции нужно от простого журналиста?

Сато выпустил дым в сторону, его улыбка стала шире, но не теплее.

— Не притворяйтесь, Ямада-сан. Вы не просто журналист. Вы любопытны. Слишком любопытны, — сказал он, сделав паузу. — Но это не допрос. Пока. Я хочу, чтобы вы выслушали меня. Есть информация, которая должна попасть в газету. Без имён, конечно. Садитесь в машину, поговорим.

Сато кивнул на чёрный автомобиль, припаркованный у обочины. Его бока, покрытые лаком, блестели под светом фонаря, а в окнах отражались огни Гиндзы, мерцающие, как звёзды в ночном небе. Кэндзи почувствовал, как холодный пот стекает по спине. Шифровальная книжка в кармане словно стала тяжелее, напоминая, что любая ошибка может стоить ему жизни. Он кивнул, стараясь выглядеть уверенно, и последовал за Сато к машине.

Сато сел за руль, бросив сигарету на мостовую, где она задымилась, попав в лужу. Он завёл мотор, и автомобиль плавно тронулся, скользя по улицам Токио. Кэндзи устроился на пассажирском сиденье, чувствуя, как его сердце бьётся в ритме двигателя. Салон пах кожей и табаком, а за окном мелькали огни Гиндзы — неоновые вывески, фонари, силуэты прохожих, спешащих домой под зонтами или в соломенных шляпах. Кэндзи пытался понять, что нужно Сато. Если Кэмпэйтай знает о его связи с Москвой, эта поездка закончится в камере, а может, и хуже. Но если Сато хочет использовать его как журналиста, это шанс — опасный, но шанс. Он сжал ручку портфеля, чтобы успокоить дрожь в руках, и посмотрел на Сато, чьё лицо в тусклом свете приборной панели казалось высеченным из камня.

— Куда мы едем? — спросил Кэндзи, стараясь, чтобы голос звучал небрежно, хотя пальцы нервно теребили край пиджака.

— В одно тихое место, — ответил Сато, не отрывая глаз от дороги. Его голос был ровным, но в нём чувствовалась стальная твёрдость. — Ресторан на окраине. Там можно говорить без лишних ушей.

Кэндзи кивнул, но внутри всё сжалось. Он знал, что «тихие места» Кэмпэйтай часто оказываются ловушками. Машина ехала около получаса, миновав шумные улицы Гиндзы, где толпы людей ещё гуляли под сакурой, и Асакусы, где фонари чайных отбрасывали тёплый свет на узкие переулки. Они въехали в район, где дома были ниже, а улицы тише, почти пустынные. Фонари здесь горели реже, и тени казались гуще, будто скрывали что-то зловещее. Наконец, автомобиль остановился у небольшого ресторана с вывеской, на которой каллиграфическими иероглифами было написано «Синий лотос». Изнутри доносились приглушённые голоса, звон глиняных чашек и запах жареного мяса, смешанный с ароматом соевого соуса и мисо.

Сато вышел первым, жестом пригласив Кэндзи следовать за ним. Внутри ресторан был скромным: несколько низких столов, бумажные фонари, отбрасывающие мягкий свет, и пара посетителей у дальней стены. Один, мужчина в потёртом кимоно, пил сакэ, уставившись в пустоту, другой, в мятом костюме, что-то бормотал своему спутнику, размахивая палочками для еды. Хозяин, пожилой мужчина в тёмно-синем кимоно с выцветшими рукавами, поклонился Сато, словно знал его, и указал на отдельную комнату, отгороженную потрёпанными сёдзи. Кэндзи вошёл следом, чувствуя, как сердце бьётся быстрее, а шифровальная книжка в кармане словно жжёт кожу.

Они сели за низкий стол, на котором уже стояли чайник с зелёным чаем, две чашки, тарелка с маринованным имбирём, миска с жареным тофу и несколько ломтиков жареного угря, от которых шёл ароматный пар. Сато снял шляпу, открыв коротко стриженные волосы с проседью, и закурил новую сигарету. Его движения были неторопливыми, почти ленивыми, но глаза внимательно следили за Кэндзи, будто выискивая малейший намёк на слабость. Дым от сигареты завис в воздухе, смешиваясь с запахом чая и еды, создавая удушливую атмосферу.

— Итак, Ямада-сан, — начал Сато, наливая чай в обе чашки. Его голос был спокойным, но в нём чувствовалась стальная твёрдость, как у человека, привыкшего отдавать приказы. — Вы наверняка слышали о неспокойной обстановке в генеральском кругу. После мятежа 26 февраля армия на взводе. Молодые офицеры жаждут действия, старые генералы — власти. Но есть те, кто замышляет кое-что посерьёзнее.

Кэндзи сделал глоток чая, чтобы скрыть напряжение. Горьковатый вкус обжёг горло, но помог собраться. Мятеж 26 февраля, когда группа молодых офицеров попыталась захватить власть, потряс Токио. Их казнили, но волнения в армии не утихли. Раскол между милитаристами и теми, кто выступал за осторожность, становился всё очевиднее. Кэндзи кивнул, притворяясь заинтересованным, но не слишком, чтобы не выдать своего волнения.

— Слухи ходят, — сказал он осторожно, ставя чашку на стол. — Но я пишу о ценах на рис и фестивалях. Политика — не моя тема.

Сато усмехнулся, выпуская дым, который медленно поднялся к потолку, растворяясь в тусклом свете фонаря.

— Не лгите, Ямада-сан. Вы любопытны, как кошка. Журналисты вроде вас всегда лезут туда, где пахнет тайнами, — сказал он, сделав паузу и наблюдая за реакцией Кэндзи. — Не бойтесь, я не собираюсь вас арестовывать. Пока. Но мне нужна ваша помощь.

Кэндзи почувствовал, как кровь стучит в висках. Сато не упомянул конкретных связей, но его слова были слишком точными, словно он знал больше, чем говорил. Это могло быть блефом, но Кэмпэйтай редко блефует. Кэндзи заставил себя улыбнуться, хотя уголки губ дрожали.

— Помощь? — переспросил он, стараясь звучать небрежно. — Я всего лишь журналист. Пишу о том, что вижу. Что вы хотите?

Сато наклонился ближе, его голос стал тише, но твёрже.

— В генеральском кругу зреет заговор, Ямада-сан. Не такой, как в феврале, с криками и саблями. Эти тише, умнее. Группа офицеров, некоторые близки к Хироте, хочет остановить планы войны. Они трусы, Ямада-сан. Считают, что Япония должна сидеть тихо, торговать, кланяться Западу. Но я верю в силу армии. Война с Китаем, с русскими — это наш путь к величию. И я хочу, чтобы вы помогли это показать.

Кэндзи замер, чашка в его руке дрогнула. Это было противоположно его миссии. Сато не против войны — он её сторонник, фанатик, чьи глаза горели убеждённостью, почти маниакальной. Но зачем Кэмпэйтай раскрывать заговор? И почему через газету? Это пахло ловушкой, но Кэндзи не мог понять, в чём она заключается. Его миссия была ясна: найти генералов, выступающих за мир, добыть их имена и планы, чтобы передать в Москву. Сато же хотел, чтобы он разоблачил этих людей как предателей.

— Заговор? — переспросил Кэндзи, стараясь звучать удивлённо, чтобы выиграть время. — И вы хотите, чтобы я написал об этом? Без имён? Это опасно, Сато-сан, и для меня, и для газеты.

Сато кивнул, словно ожидал этого вопроса, и затянулся сигаретой, выпуская дым в сторону.

— Именно поэтому я пришёл к вам. Вы умеете писать так, чтобы не называть имён, но чтобы все поняли. Напишите статью. Намекните, что в армии есть раскол, что некоторые офицеры хотят предать Японию, остановить её движение к славе. Пусть люди увидят, кто настоящие патриоты, а кто — слабые духом, — сказал он, и его голос стал почти торжественным, как у проповедника. — Пусть Тодзио и Араки знают, что народ с ними. Пусть знают, что Япония жаждет войны.

Кэндзи смотрел на Сато, пытаясь разгадать его игру. Кэмпэйтай не просит журналистов писать статьи. Они арестовывают, допрашивают, заставляют исчезать. Но Сато говорил с убеждённостью, почти с фанатизмом, который пугал больше, чем угрозы. Его слова о войне, о величии Японии звучали как манифест, и Кэндзи понял, что Сато не просто выполняет приказ — он верит в это всей душой.

— Почему я? — спросил Кэндзи, ставя чашку на стол. Его голос был спокойным, но внутри всё кипело. — Есть другие журналисты. Более известные. Почему вы выбрали меня?

Сато улыбнулся, но улыбка была холодной, почти хищной.

— Потому что вы любопытны, Ямада-сан. И потому что вы знаете, как писать так, чтобы люди слушали. Ваши статьи читают. Вы умеете находить слова, которые западают в голову, — сказал он, сделав паузу, и его взгляд стал тяжелее. — И потому что я знаю, что вы не откажетесь. Вы же не хотите, чтобы Кэмпэйтай заинтересовалась вами поближе, правда?

Кэндзи почувствовал, как холод пробежал по спине. Сато не упомянул конкретных связей, но его намёк был ясен: Кэмпэйтай следит за ним. Возможно, это был блеф, но рисковать было нельзя. Шифровальная книжка в кармане казалась бомбой, готовой взорваться. Он кивнул, стараясь выглядеть уверенно.

— Хорошо, Сато-сан. Я подумаю. Но мне нужно время. И гарантии, что моя голова останется на плечах, — сказал он, стараясь добавить в голос лёгкую насмешку, чтобы скрыть страх.

Сато рассмеялся, но смех был фальшивым.

— Гарантий нет, Ямада-сан. Но если сделаете, как я прошу, Кэмпэйтай вас не тронет. Пока, — сказал он, встав и надев шляпу. Он посмотрел на Кэндзи сверху вниз. — У вас неделя. Не подведите. И не пытайтесь играть в свои игры. Мы знаем больше, чем вы думаете.

Сато вышел, оставив Кэндзи одного в комнате. Чай остыл, а запах сигаретного дыма всё ещё висел в воздухе, смешиваясь с ароматом жареного угря и тофу. Кэндзи сидел, глядя на сёдзи, за которыми мелькали тени. Его мысли путались. Сато хотел, чтобы он разоблачил тех, кто выступает за мир — тех самых генералов, чьи имена он должен добыть для Москвы. Это была ловушка, но какая? И как написать статью, которая не выдаст его связей с Москвой, но удовлетворит Кэмпэйтай? Он должен был найти способ пройти между молотом и наковальней, сохранив свою миссию и свою жизнь.

Кэндзи допил чай, чувствуя, как горьковатый вкус успокаивает нервы. Он взял кусочек угря, но аппетит пропал. Выйдя из ресторана, он вдохнул холодный ночной воздух. Лепестки сакуры осыпались на мостовую, словно снег, а фонари отбрасывали жёлтые пятна света. Кэндзи шёл домой, ощущая, как шифровальная книжка жжёт карман. В голове зрел план — тонкий, опасный, как ход по канату. Он напишет статью, но так, чтобы она работала на его миссию. Нужно было намекнуть на раскол, но не выдать тех, кто против войны. И, возможно, использовать Сато, чтобы добыть больше информации. Если Сато так уверен в войне, он может знать о планах Тодзио и Араки. Это был риск, но Кэндзи привык играть с огнём.

По пути домой он остановился у небольшого храма, спрятанного в переулке. Каменные фонари у входа были покрыты мхом, а статуя Дзидзо, покровителя путников, смотрела на него с тихой укоризной. Кэндзи бросил монету в ящик для подаяний и хлопнул в ладоши, произнося короткую молитву. Он не был религиозен, но в такие моменты искал любую поддержку — даже от богов, в которых не верил. Ветер принёс запах цветущей сливы, и Кэндзи, стоя у храма, вдруг вспомнил детство: как он, мальчишкой, бегал по рисовым полям, мечтая о большой жизни в Токио. Теперь эта жизнь была здесь, но вместо мечты — постоянный страх и игра, где ставкой была его жизнь.

Дома Кэндзи зажёг лампу, её свет осветил татами и потёртые сёдзи. Он сел у стола, достал шифровальную книжку и начал писать: «Кэмпэйтай подозревает заговор против милитаризации. Имена неизвестны. Сато Харуки, агент Кэмпэйтай, сторонник войны, требует статью, разоблачающую противников войны. Планы на статью — раскрыть раскол, но защитить тех, кто за мир». Он остановился, глядя на лепестки сакуры за сёдзи, падающие в темноте. «Если Кэмпэйтай найдёт это, мне конец. Но если не передать, то конец придёт всей Японии».

Кэндзи лёг на татами, но сон не шёл. Он думал о Сато, о его фанатичных глазах, о генералах, которые хотят мира, и о тех, кто жаждет войны. Игра становилась всё опаснее, но отступать было некуда. Он должен был найти способ использовать статью, чтобы добыть информацию для Москвы, не выдав себя. Может, намекнуть на раскол так, чтобы подогреть сомнения в армии? Или встретиться с Сато ещё раз, чтобы выведать детали? За окном ветер усиливался, и лепестки сакуры кружились в темноте, словно предвестники бури. Кэндзи закрыл глаза, но перед ним стояли лица: Сато с его холодной улыбкой, Тодзио, чьи планы он должен был украсть, и безымянные генералы, которые, возможно, были его единственной надеждой. Неделя. У него была неделя, чтобы найти выход — или потерять всё.