Я – Товарищ Сталин 5

Глава 14

Рассвет 1 мая 1936 года озарил абиссинские нагорья багряным заревом, словно само небо предвещало кровопролитие. Солнце медленно поднималось над холмами в 30 километрах к северу от Аддис-Абебы, его лучи пробивались сквозь тонкую пелену утреннего тумана, освещая долину, где вскоре развернётся судьбоносная битва.

Итальянские войска под командованием генерала Эмилио Де Боно неумолимо наступали на столицу Абиссинии, их механизированные колонны с рёвом катились по каменистой местности, а над головой гудели бипланы Fiat CR.32, выписывая круги, словно хищные птицы в поисках добычи. Абиссинская армия, усиленная советскими солдатами, советниками и поставками оружия из Москвы, занимала оборонительные позиции. Их траншеи и укрепления были последним барьером перед Аддис-Абебой. Воины, измотанные месяцами войны, сжимали винтовки — их дух закалялся отчаянием, гордостью и верой в Льва Иуды.

Полковник Фёдор Иванович Вяземцев стоял на невысоком холме, его обветренное лицо, покрытое пылью, выражало суровую решимость. Льняная рубашка прилипла к потной спине, а Маузер C96, спрятанный под выцветшим пиджаком, оттягивал ремень. Его глаза, прищуренные от солнца, внимательно изучали поле боя через бинокль. Абиссинские траншеи, вырытые в красноватой почве и укреплённые камнями, брёвнами и редкими мешками с песком, тянулись вдоль восточного хребта, их зигзагообразная форма защищала от артиллерийских обстрелов. В них укрывались бойцы амхара и оромо под командованием Раса Кассы, чья высокая фигура в белой шамме, расшитой золотыми нитями, выделялась среди солдат. Их одежда была пёстрой: кто-то носил традиционные мантии, другие — трофейные итальянские мундиры. В тылу, за хребтом, укрывалась батарея из четырёх 76-мм советских полевых орудий, доставленных через Джибути неделю назад. Их экипажи, обученные советскими артиллеристами, проверяли прицелы. Рядом, в тени эвкалиптов, стояли ящики с боеприпасами — драгоценный груз, каждый патрон которого был на счету.

Миссия Вяземцева была ясна, но тяжела: координировать оборону, интегрировать советскую авиацию и артиллерию и удержать линию, чтобы вынудить итальянцев отступить с тяжёлыми потерями. Документы с виллы Мюллера, которые он представил императору Хайле Селассие, посеяли сомнения в британских союзниках, раскрыв их двойную игру. Но только победа в бою могла закрепить доверие к Советскому Союзу, убедив императора разорвать связи с Лондоном. Итальянцы, воодушевлённые превосходством техники — танками, артиллерией и авиацией, — стремились одним ударом сокрушить сопротивление и захватить Аддис-Абебу, завершив войну. Вяземцев видел в этом дне шахматную партию, где каждый ход мог склонить императора к Москве или к бегству в британское изгнание.

Долина, где развернулась битва, была широкой, окружённой зазубренными холмами, поросшими редкими кустами и эвкалиптовыми рощами. Каменистая почва, изрытая трещинами и усеянная валунами, затрудняла движение техники, но узкая грунтовая дорога, размытая недавними дождями, служила итальянцам главным путём снабжения. Её колеи, глубокие и вязкие, блестели от утренней росы, а вдоль обочин валялись обломки телег, кости мулов и ржавые обломки оружия, оставшиеся от прошлых боёв. На востоке цепь невысоких хребтов, поросших сухой травой, обеспечивала укрытие для абиссинских траншей, вырытых в форме зигзага, чтобы минимизировать потери от артиллерии. Глубина траншей достигала полутора метров, их стенки укреплялись камнями, а над некоторыми участками были натянуты ветви для маскировки. На западе мелкое русло реки, пересохшее, но усеянное валунами, создавало естественный оборонительный фланг, но ограничивало манёвры, заставляя войска полагаться на пеший бой. Склоны холмов, покрытые жёсткой травой, были изрыты воронками от прошлых обстрелов.

Итальянские силы состояли из двух дивизий — около 15 000 человек, — хорошо экипированных, но измотанных долгой кампанией. Их поддерживали 20 танкеток Fiat-Ansaldo L3/35 — лёгких машин с тонкой бронёй, вооружённых спаренными 8-мм пулемётами, способных двигаться со скоростью до 40 км/ч, но уязвимых для гранат и коктейлей Молотова. Дюжина средних танков M11/39 с их 37-мм орудиями и толстой бронёй представляла более серьёзную угрозу. Их гусеницы оставляли глубокие борозды в земле, а рёв двигателей разносился по долине. Итальянская артиллерия, включающая 75-мм и 100-мм орудия, занимала возвышенность в трёх километрах к югу, её стволы уже нацеливались на абиссинские позиции, а расчёты в хаки-униформах суетились вокруг, загружая снаряды. В воздухе господствовали 12 бипланов Fiat CR.32 — манёвренных истребителей с двумя 12,7-мм пулемётами, способных развивать скорость до 350 км/ч, — и шесть бомбардировщиков Caproni Ca.133, каждый из которых мог нести 500 кг фугасных бомб. Их гул, зловещий и низкий, был знаком каждому абиссинскому воину, пережившему бомбёжки Гондара и Дессие.

Абиссинская армия насчитывала около 8 000 человек: регулярные войска Раса Кассы, закалённые в боях амхара и ополченцы из регионов Тиграй и Оромо, чьи традиционные мечи и копья соседствовали с винтовками. Их моральный дух был шатким после месяцев отступлений, гибели Раса Менгеши и резни в кафе «Алмаз», но прибытие советской помощи вдохнуло надежду. Советский контингент Вяземцева был невелик, но критически важен: 50 советников, включая артиллеристов, инженеров и авиаторов, и эскадрилья из шести И-15.

В 05:30 тишину разорвал оглушительный залп итальянской артиллерии. Снаряды, с воем рассекающие воздух, обрушились на абиссинские траншеи, вздымая фонтаны земли, камней и щепок. Взрывы сотрясали долину, и в блиндаже Вяземцева, укреплённом мешками с песком, керосиновая лампа качалась, отбрасывая дрожащие тени на земляные стены. Он стоял у входа, бинокль прижат к глазам, наблюдая, как бойцы Раса Кассы пригибаются в траншеях. Их лица, покрытые пылью, выражали смесь страха и решимости. Некоторые молились, сжимая кресты или амулеты, другие проверяли затворы винтовок, их пальцы дрожали от напряжения. Советские орудия, укрытые за хребтом, молчали по приказу Вяземцева.

— Пусть тратят снаряды, — сказал он капитану Ивану Петрову, чья форма была измазана землёй. — Мы ударим, когда они двинутся вперёд.

Петров, коренастый артиллерист с обожжённым солнцем лицом, кивнул.

— Снарядов хватит на два часа интенсивного боя, Фёдор Иванович. Но если итальянцы пойдут в полную силу, нам понадобится чудо.

Вяземцев хмыкнул, не отрывая бинокля. Он знал, что чудес не бывает — только точный расчёт и храбрость людей, стоящих за ним. Его взгляд скользил по траншеям, где молодые и старые воины, от подростков до седобородых старейшин, готовились к бою. Среди них выделялся Абебе, юный связной, чьи босые ноги были покрыты коркой грязи. Вяземцев подозвал его, вручив записку для Раса Кассы:

— Огонь на 200 метров. Держать дисциплину.

Абебе, с серьёзным лицом, кивнул и бросился к траншеям, его тонкая фигура мелькала среди воронок, уклоняясь от осколков.

К 06:00 итальянская пехота начала наступление. Их хаки-униформы сливались с пылью, поднятой танкетками L3/35, чьи гусеницы скрежетали по камням, оставляя за собой шлейф красноватой пыли. Эти лёгкие машины с тонкой бронёй и спаренными пулемётами двигались впереди, их стволы стрекотали, подавляя позиции. За ними шли M11/39, их 37-мм орудия поворачивались, выискивая цели. Итальянские солдаты, марширующие в плотных колоннах, держали винтовки Carcano наготове, их штыки блестели в утреннем свете. Офицеры в чёрных фуражках с саблями на поясе подгоняли солдат, их голоса тонули в гуле двигателей.

Абиссинцы ждали, их винтовки и пулемёты молчали. Вяземцев, стоя на холме, чувствовал, как напряжение сгущается, словно воздух перед грозой. Он видел, как итальянские танкетки приближаются, их силуэты становились чётче в бинокле. Рас Касса, стоя в траншее в центре линии, поднял руку, повторяя приказ Вяземцева. Его воины, многие из которых потеряли братьев и отцов в Гондаре и Дессие, сжимали оружие, их глаза горели решимостью.

В 06:45, когда передовые танкетки оказались в 200 метрах, Вяземцев махнул рукой.

— Огонь!

Траншеи ожили, извергая бурю свинца. Пулемёты ДП-28 затрещали, их 47-зарядные дисковые магазины извергали очереди, косившие итальянскую пехоту. Крики раненых смешались с грохотом, а дым от выстрелов окутал траншеи. Одна танкетка, угодившая под коктейль Молотова, брошенный молодым оромо по имени Гетачью, взорвалась огненным шаром, её экипаж погиб в пламени. Гетачью с лицом, покрытым сажей, крикнул что-то на амхарском, его товарищи подхватили клич, их голоса поднялись над полем боя. Другая танкетка застряла во рву, вырытом под руководством советского инженера Григория Лебедева, и её экипаж, выбравшись, попал под пулемётный огонь.

Итальянцы, не ожидавшие такого сопротивления, дрогнули. Их пехота, оказавшаяся на открытом пространстве, бросилась к валунам, но пулемёты ДП-28, установленные на флангах, не давали укрыться. Офицеры, размахивая саблями, пытались восстановить порядок, но паника уже охватила ряды. Вяземцев, следя за боем, заметил, как M11/39 разворачиваются, их орудия нацелены на траншеи.

— Петров, по танкам! — крикнул он, его голос перекрыл шум боя.

Советские 76-мм орудия, укрытые за хребтом, загрохотали. Их фугасные снаряды врезались в итальянские танки, поднимая столбы земли и дыма. Один M11/39 получил прямое попадание, его башня отлетела, словно сорванная ветром, обломки разлетелись на десятки метров. Другой танк с разорванными гусеницами замер, его экипаж пытался выбраться, но попал под огонь абиссинских стрелков. За первый час боя итальянцы потеряли четыре танкетки, один M11/39 и около 300 человек. Их наступление захлебнулось, и они отступили на 500 метров, перегруппировываясь под прикрытием артиллерии.

В 07:30 небо загудело от рёва двигателей. Шесть бомбардировщиков Caproni Ca.133 сбросили 500-кг фугасные бомбы. Взрывы разорвали траншеи, земля дрожала, а крики раненых эхом разносились над полем. Один участок укреплений рухнул, похоронив десяток бойцов, их товарищи бросились вытаскивать тела, рискуя под обстрелом. Вяземцев, стиснув зубы, смотрел, как столб чёрного дыма поднимается над разрушенной траншеей.

С аэродрома в 10 километрах к северу взлетели шесть И-15. Майор Сергей Григорьев, командир советских пилотов, получил чёткий приказ: связать боем итальянские истребители, отвлечь их от Caproni, затем нанести удар по бомбардировщикам. Двенадцать Fiat CR.32 встретили их, начав яростный воздушный бой. Небо заполнилось треском пулемётов, рёвом двигателей и дымными шлейфами. Лейтенант Алексей Соколов увернулся от атаки CR.32, выполнив резкий разворот, и зашёл в хвост итальянцу. Его пулемёты выпустили длинную очередь, и CR.32, дымя, рухнул в долину, оставляя чёрный след. Два И-15, пилотируемые лейтенантами Иваном Козловым и Николаем Вороновым, прорвались к Caproni, их пулемёты били по тяжёлым машинам. Один бомбардировщик получил повреждения крыла, его пилот в панике сбросил бомбы в пустое поле и повернул назад. Другой, завершив заход, разрушил ещё одну траншею, убив 15 бойцов, прежде чем уйти под прикрытие CR.32.

Воздушный бой был ожесточённым. И-15 Козлова получил очередь в фюзеляж, его мотор задымил, и пилот выпрыгнул с парашютом, приземлившись за итальянскими линиями. Вяземцев, наблюдая за боем с земли, стиснул кулаки, понимая, что потеря даже одного самолёта — это удар. Но итальянцы тоже несли потери: два CR.32 и один Caproni были сбиты, их обломки усеяли долину, дым от горящих машин поднимался к небу. Вяземцев связался с Григорьевым по рации:

— Сергей, держите их в воздухе! Не дайте Caproni вернуться!

На земле абиссинские пулемётчики, используя ДП-28, открыли огонь по низколетящим самолётам, хотя их эффективность была ограниченной. Молодой пулемётчик Йоханнес стрелял короткими очередями, его глаза горели ненавистью к итальянцам, убившим его брата в Дессие. Вяземцев, заметив его, крикнул:

— Береги патроны, парень! Бей точно!

Йоханнес кивнул, его пальцы крепче сжали рукоять пулемёта.

Вяземцев приказал Петрову перенаправить орудия на итальянскую артиллерию. 76-мм снаряды накрыли возвышенность, уничтожив одно 100-мм орудие и вынудив остальные сменить позиции. Это ослабило обстрел, дав абиссинцам передышку. Вяземцев, стоя на холме, заметил, что итальянцы перегруппировываются, их танки и пехота собираются у дороги. Он понял, что следующий удар будет сильнее, и вызвал Раса Кассу по полевому телефону, установленному советскими инженерами.

— Рас, они ударят по левому флангу, где ущелье. Перекиньте туда ополченцев Оромо. Мы заманим их в ловушку.

Рас Касса ответил низким голосом:

— Мои люди готовы, полковник. Но если ваши пушки промолчат, мы не выстоим.

— Они не промолчат, — твёрдо сказал Вяземцев, хотя в глубине души знал, что боеприпасы на исходе.

Он повернулся к Петрову:

— Готовь батареи к залпу. Цель — танки и грузовики с подкреплениями.

К 12:00 итальянцы, оправившись от утреннего разгрома, перегруппировались. Генерал Де Боно, раздражённый неудачей, бросил в бой резервы: три батальона пехоты — около 1 500 человек, — восемь танкеток и четыре M11/39 двинулись на левый фланг, где траншеи были слабее из-за утренних бомбёжек. Вяземцев, заметив манёвр через бинокль, связался с Расом Кассой.

— Рас, они идут в ущелье. Тессема должен быть готов.

Деязмач Тессема, командир ополченцев Оромо, повёл 600 воинов в ущелье. Их мечи и копья блестели рядом с винтовками, а глаза горели жаждой мести. Они заняли позиции за валунами и в ровиках, вырытых под руководством Лебедева. Когда итальянцы вошли в ущелье, засада сработала. ДП-28 и винтовки косили пехоту, а гранаты и коктейли Молотова поджигали танкетки. Одна L3/35 взорвалась, её экипаж погиб в пламени, другая застряла в рву, став мишенью для стрелков. M11/39, более устойчивые, ответили огнём, их 37-мм орудия разносили укрепления, но советские орудия, перенаправленные Вяземцевым, вывели из строя ещё один танк, пробив его броню. Взрыв поднял столб дыма, и абиссинцы, воодушевлённые, бросились в атаку.

Вяземцев решил усилить натиск. Он приказал двум И-15, всё ещё в воздухе, сбросить 50-кг бомбы на итальянские резервы, скопившиеся у дороги. Пилоты, рискуя, снизились, их бомбы взорвались среди грузовиков и пехоты, вызвав панику. Один грузовик, гружёный боеприпасами, взлетел на воздух, осветив долину яркой вспышкой. Вяземцев, наблюдая за этим, крикнул Петрову:

— Бей по их артиллерии! Не дай им опомниться!

Советские орудия накрыли итальянскую артиллерию, уничтожив ещё одно 100-мм орудие. Абиссинские войска, около 2 500 воинов под командованием Раса Кассы, двинулись в контратаку, используя холмы для укрытия. Оромо с мечами и винтовками ворвались в ближний бой, их крики разносились над полем боя. Молодой воин Гетачью зарубил итальянского офицера, чья сабля звякнула о камни. Итальянцы, не ожидавшие такой ярости, начали отступать, оставив три танкетки и около 400 человек.

К 15:00 бой затих. Итальянцы отступили на два километра, их артиллерия стреляла реже, но всё ещё наносила удары. Абиссинцы, потеряв 400 человек убитыми и 600 ранеными, начали восстанавливать траншеи. Женщины и подростки из близлежащих деревень, рискуя жизнью, приносили воду, лепёшки и бинты, их голоса сливались в тихие молитвы за павших. Вяземцев обошёл позиции, проверяя бойцов. Он остановился у пулемётчика Йоханнеса, который чистил ДП-28.

— Ты хорошо стрелял, — сказал Вяземцев, присев рядом.

— Мой отец погиб в Гондаре, — ответил Йоханнес, его глаза блестели от слёз, но голос был твёрд. — Я сражаюсь за него и за императора.

Вяземцев кивнул, чувствуя тяжесть слов. Он знал, что каждый боец здесь сражается за личную утрату, за землю, за Льва Иуды. Это делало их сильнее, но и уязвимее — поражение могло сломить их дух.

В блиндаже Вяземцев собрал совет. Рас Касса сидел напротив, его крест на груди блестел в свете лампы. Тессема с окровавленным мечом выглядел как воин из древних легенд. Петров и Лебедев склонились над картой.

— Итальянцы вернутся к вечеру, — сказал Вяземцев, указывая на юг. — Они ударят по ущелью. Тессема, можете устроить ещё одну засаду?

Тессема кивнул.

— Мои люди знают каждый камень. Мы заманим их и убьём.

Лебедев добавил:

— Я укреплю ущелье ямами и ловушками. Дайте мне людей и два часа.

Вяземцев согласился, приказав распределить последние боеприпасы и подготовить раненых к эвакуации. Он связался с Григорьевым, который доложил, что три И-15 готовы к вылету.

— Сергей, держите их в резерве. Если Caproni вернутся, бейте по ним, — сказал Вяземцев.

В 17:00 итальянцы, собрав последние силы, возобновили наступление. Четыре тысячи пехотинцев, шесть танкеток и три M11/39 двинулись к ущелью, их артиллерия обрушила шквал огня на центр, чтобы отвлечь абиссинцев. Вяземцев, предвидя это, направил основные силы в ущелье, где оромо Тессемы укрылись за валунами и в ровиках, вырытых Лебедевым. Когда итальянцы вошли в узкий проход, засада сработала. Гранаты и коктейли Молотова подожгли две танкетки, их экипажи кричали, объятые пламенем. ДП-28 и винтовки косили пехоту, а оромо ворвались в ближний бой, отрезая танки от пехоты.

В воздухе три И-15 вступили в бой с вернувшимися CR.32. Соколов, маневрируя, сбил ещё один истребитель, но его самолёт получил пробоины и едва дотянул до аэродрома. Советские орудия под руководством Петрова накрыли итальянскую артиллерию, уничтожив ещё одно орудие и вынудив остальные замолчать. К 19:00 итальянцы, потеряв 800 человек, четыре танкетки и один M11/39, начали отступать, их строй распался под натиском абиссинцев.

Вяземцев, стоя на холме, отдал приказ прекратить погоню.

— Пусть бегут, — сказал он Расу Кассе. — Мы сохраним силы для следующего боя.

К 20:00 бой закончился. Долина была усеяна дымящимися обломками, телами и брошенным оружием. Абиссинцы потеряли 700 человек убитыми и 1 000 ранеными, их траншеи были частично разрушены, но они удержали линию. Итальянцы с потерями в 2 000 человек, 10 танкеток и двух M11/39 отступили на пять километров, их наступление на Аддис-Абебу было сорвано.

Вяземцев, обходя позиции, смотрел на бойцов, чьи лица, несмотря на усталость, светились гордостью. Рас Касса пожал ему руку.

— Мы выстояли, полковник. За Льва Иуды, за Абиссинию.

Вяземцев кивнул, но его мысли были мрачны. Он знал, что это лишь передышка. Итальянцы вернутся, их ресурсы огромны, а британцы, возможно, уже готовят план вывоза императора. В блиндаже он составил отчёт для Москвы, подчёркивая успех и умоляя ускорить поставки. Но в глубине души он чувствовал, что Хайле Селассие играет свою игру, балансируя между Советами и британцами. Битва показала силу советской поддержки, но война — и политическая шахматная партия — были далеки от завершения. Вяземцев лёг на койку, а мысли кружились вокруг следующего шага: удержать Абиссинию, пока император не сделает выбор.