Я.Жизнь

4.

14 декабря 2112 года

офис главы Я.Корпорации, Москва, Земля

7 дней до запуска Солнета

Закатное солнце мягко заливает кабинет сквозь панорамные окна. Алиса любуется привычным московским пейзажем, по которому успела соскучиться за десять лет скитаний по колониям. Вот уже два года, как она вернулась домой, и все никак не может насмотреться на любимый город. Она родилась здесь – подумать только, почти сто лет назад! – прошла с ним через все смутные времена, видела его и в запустении, и в жирном расцвете, и даже частично в руинах. Но вот она, красавица Москва, раскинулась перед ней. Обновленная, мирная, вальяжная. И Алиса стоит здесь на двухсотом этаже и смотрит. До сих пор живая. Уже – без паники перед высотой. Первые годы в новом здании Я.Корпорации, где ей полагался самый большой кабинет на верхнем этаже, она боялась подходить к окнам и, пока никто не видел, всегда опускала заслоны и проецировала на них облик первого этажа, чтобы не думать, как высоко ее занесло.

Так уж сложилось, ее история началась на высоте. Быть может, на высоте она и закончится.

Ладно, полно копаться в прошлом, Герман ждет.

Алиса отходит от окна, садится в массивное кресло, откидывается на спинку и погружается в Сеть, в переговорную комнату, созданную специально для этого случая с высшей степенью защиты. Она сделала переговорку уютной, с приглушенным светом, в мягких тонах. Он должен быть спокоен и расслаблен. Он должен согласиться, иначе все зря. Главное сейчас – не выдавать своего волнения, у журналистов на него нюх, как у голодных собак.

Герман уже там. Пунктуален, как дьявол. Да и выглядит так же. Как всегда, в идеально черном костюме, с идеальной укладкой черных волос, с идеальной соблазнительной улыбкой, за которую, как всегда подозревала Алиса, было куплено рекордное количество эксклюзивной информации. Он – лучший в своем деле. Именно поэтому ей нужен он, хотя вариантов достаточно.

– Алиса, душа моя! – он поднимается с кресла и раскрывает объятия.

Ох уж этот Герман! Алиса коротко прижимается к нему, ее носик утыкается в широкую грудь, от которой веет далекими манящими нотками. Перед ней первый и последний мужчина в истории, который умеет деликатно пользоваться парфюмом и изящно проецировать его в Сеть. Она ловко выскальзывает из его объятий, которые грозят затянуться, и усаживается в кресло.

Герман жадно провожает ее глазами. Невысокая ладная фигурка с несовременной сочностью, густая волна медных волос. Пока Алиса садится, он пытается разгадать секрет ее роскошности. Простая белая блузка, такие же примитивные брюки, минимум косметики. Как она умудряется выглядеть так, будто владеет всем миром? И, что еще важнее, зачем она его позвала? Предвкушение интересной беседы растекается в воздухе, щекочет разум.

Следом за Алисой он усаживается в кресло напротив, старается принять самую непринужденную позу – хотя внутри у него все так и подпрыгивает – и спрашивает:

– Итак, полагаю, у тебя есть предложение, от которого я не смогу отказаться?

– Отчего же, сможешь. Но будешь страшно жалеть.

– Звучит заманчиво.

– Ты его еще даже не слышал, – ее укоризненная улыбка прекрасна.

– Тогда я весь превратился в слух и жду.

– Герман, мой дорогой Герман, который готов влезть в глотку дьяволу за свежей сенсацией, считай, что вытянул сегодня счастливый билет! Ты получишь от меня эксклюзив.

– Интервью? – хищно вспыхивают глаза журналиста.

Алиса не дает интервью. За ней охотятся три оставшихся на плаву медийных магната, но она отфутболивает каждого. И тут сама предлагает ему интервью. Или что она там предлагает?

– Лучше, – расплывается в улыбке рыжеволосая соблазнительница.

– Лучше, чем интервью с тобой? Ты шутишь. Морган и Линху откусят головы своим заместителям, когда узнают.

– Ай-ай-ай, Герман, – шутливо журит его Алиса, – мы живем в счастливом Едином мире, негоже так отзываться о коллегах.

– Кто бы говорил, душа моя! Не ты ли ведешь святую войну с iCorp? Разве это не национализм?

– Если бы не мой, как ты выражаешься, национализм, американцы бы сейчас готовили запуск Солнета, а не мы.

– Алиса!

– Ох, ну прости, земляне американского происхождения. Мы закончили урок толерантности?

Герман смеется, не сдерживаясь. У него эти формулировки поперек горла, и Алиса отлично их отыгрывает.

– Да, – соглашается он, – закончили. Давай вернемся к тому месту, где ты предлагала что-то лучше интервью. Хотя, заметь, я до сих пор убежден, что так не бывает.

– Это потому, что ты еще не слышал, что я предложу тебе эксклюзивный архив. Все, что я удалила из Сети. Ты же хотел сделать фильм к моему столетию? Вот и сделаешь.

Герман не верит своим ушам. Алиса слила огромное количество ресурсов, времени и людей, чтобы подчистить о себе все, что считала недопустимым. И теперь предлагает весь архив. Ему что, придется в ответ продать душу?

– Когда ты говоришь «все»…

– То имею в виду все. Полную историю. Про экспериментальные геропротекторы, про взлом моего сознания, про жизнь в чужом теле, про все «безумства Алисы», про зрительское голосование. И про смерть.

Глаза Германа озаряются огнем ликования:

– Я получу сцену смерти?

– Да, прямиком из моих воспоминаний.

Это будет бомба. Такой эксклюзив взорвет рейтинги, оставив американцев с китайцами болтаться на задворках его величия. Но. Всегда есть гадкое «но».

– Чего ты хочешь взамен?

– Мне нужна твоя помощь в освещении одного дельца. Нужны люди и нужна история.

– О чем?

– О том, как мы взяли под арест крупнейшую группировку хакеров.

Сказать, что он ошарашен – значит, преуменьшить степень изумления до безобразия.

– А вы взяли?

– Еще нет, но возьмем в день запуска.

– Солнета?

Алиса щурит глаза:

– А что, мы еще что-то запускаем, а я не в курсе?

– Извини, я просто уточняю. Буду с тобой откровенным, я слегка в шоке.

– Понимаю. По официальным данным в Едином мире нет преступности. Но, дорогой мой, мы же все знаем, что она есть.

– Алиса, ты понимаешь, о чем меня просишь? Это же скандал регионального масштаба, если не мирового!

– Межпланетарного, душка. Это команда Зета. Ребята выходят в высшую лигу и собираются обвалить генераторы во всех колониях в момент запуска Солнета.

Сюрреалистичность ситуации начинает зашкаливать. Герман не верит, что они всерьез об этом говорят. Вопросы взрываются в разуме один за другим, как зерна попкорна.

– И у них получится?

– Нет, конечно, иначе зачем бы я это затевала? У меня есть их план, и я закрою уязвимости как раз перед тем, как они приступят. Мы возьмем всех тепленькими.

– У тебя там свой человек?

– Да. Я заключила выгодную сделку.

– Но как тебе удалось? Я много раз слышал, как к Зету пытаются пропихнуть агентов. Не смотри на меня так, это моя работа! Так вот, насколько я в курсе, каждая попытка с треском проваливалась.

Лукавая улыбка трогает кончики пухлых губ:

– Пусть это останется моей маленькой тайной. Так ты в деле?

– Алиса, не буду лукавить, я очень хочу отказаться. Есть риск, что меня сожрут с потрохами, если я подниму такую тему и на весь мир заявлю, что вот они, преступники, до сих пор ходят среди вас и столько лет остаются безнаказанными.

– Гер, это же не моя прихоть. Ты сам понимаешь, что кто-то должен это сделать. Недостаточно делать вид, что живем в идеальном мире. Нужно действительно превратить его в такой мир. И гидру надо рубить сейчас. После запуска они расползутся по всей системе. Это же как чума. Чем больше безнаказанности, тем сильнее они будут наглеть. Хочешь потом мотаться по колониям и снимать охоту на ведьм?

– Ох, женщина, ты сведешь меня с ума! У меня есть время подумать?

– Ага, секунд тридцать. Если ты откажешься, я обращусь к Моргану, у меня с ним уже назначена встреча.

Ну ведьма же, ей-богу, по самому больному бьет!

– Твоя взяла, искусительница. Но я хочу получить сцену смерти прямо сейчас. Можешь показать?

– Ты уверен?

– Абсолютно.

В ее глазах мелькает странное выражение, которое журналист не может объяснить. Он уже думает, что Алиса откажет, но она соглашается:

– Дай мне пару минут, я найду.

Пока она ищет нужную сцену в архивах, Герман рассматривает ее лицо, и его озаряет: вот в чем кроется львиная доля ее шарма – в несовершенстве. Глаза не идеально синие, а с серым оттенком, лицо несимметрично, носик маленький, в россыпи светлых веснушек, губы полноваты. Среди идеальных людей она выделяется небрежной неидеальностью, натуральностью. Это делает ее уникальной. Он прекрасно знает, что ее бионик был воссоздан с настоящей внешности, а ведь еще тогда, в бум доступности пластических операций, она гордилась тем, что не поменяла в себе хирургическим путем ни единого миллиметра.

– Нашла, – говорит Алиса, – ты правда хочешь посмотреть прямо сейчас?

– Да, если ты не против.

– На твой страх и риск, Гер. Она неприятная. И сложная для восприятия.

Плевать. Сцена смерти – ключ ко всему, именно со смерти Алисы началась эпоха биоников. Разработками занимался ее отец, но тогда, во время расцвета популярности геропротекторов – инъекций, которые омолаживали и продлевали жизнь – в направление биоников никто не верил. Человечеству не нужны были ни роботы, ни бионические тела, всем хотелось обрести бессмертие в своем родном теле, да и вот же оно было, доступное, пусть и дорогое. До тех пор, пока отец Алисы не нашел способ переноса сознания из биологического мозга в бионический. У Германа был источник, который утверждал, что на самом деле способ переноса придумал не профессор, а тот самый хакер, который взломал iLife Алисы и занял ее сознание. Если это так, то парень совершил революцию дважды. Первый раз – когда доказал, что защита носимых айлайфов никуда не годится, и второй – когда дал жизнь бионическим телам.

Но все же Герман на всякий случай уточняет:

– В каком смысле сложная?

– Это мои воспоминания. О стриме. Ничего нового: те же погружения, что и сейчас, ты смотришь глазами другого человека. Но стрим ведется из моего тела другим человеком, а я большую часть записи присутствую там как сторонний наблюдатель. Ты будешь видеть мое тело, которое действует по чужой воле, но слышать мои собственные мысли. Это непросто переварить неподготовленному человеку.

– Я рискну. Показывай.

Алиса погружает его в просмотр. Мир переговорной меркнет.

Ночной город раскинулся под ногами. Не фигурально, буквально – Алиса стоит в круглой стеклянной конструкции, прикрепленной к крыше одного из небоскребов Нового Сити. Как мотылек в банке. Сходство усиливается белым развевающимся платьем. Босые ноги холодит стеклянное дно.

Алиса начинает говорить, и Герман понимает, что говорит не она. Тот, кто занял ее сознание. От странного ощущения кружится голова, голос-то ее:

– Привет, мои дорогие! Ну как вам вид, впечатляет? У вас есть время им насладиться, пока мы ждем тех, кто еще не подключился. Не бойтесь, долго томить не буду. Я же обещала, этот стрим станет последним. Если вы так решите. А вы решите, мои хорошие, ведь стоит слегка поскрести, как с вас спадает весь налет цивилизованности.

Она смеется, раскидывает руки, кружится над городом. Настоящая Алиса ежится от ужаса – она всегда боялась высоты, хотя и не раз стримила с безумных крыш.

– Чувствую, вы ждете от меня очередного безумства. Но сегодня будет интереснее – я предоставлю безумства вам. Вам ведь не привыкать, правда? Геропротекторы и без того превратили наш мир в сплошное сумасшествие. Кто из вас, как и я, отказался от детей ради того, чтобы подольше оставаться молодым? Кто находится над пропастью разорения и долговой тюрьмы из-за очередной инъекции? А кто только мечтает о том, чтобы вколоть себе эту дрянь? Думаете, я не знаю, как завидуют мне и таким, как я? Думаете, не получаю писем с угрозами?

Смех становится безумнее. Она приплясывает над вечерним городом, с неба стираются последние блики заката. Темнеет, холодает.

– Знаете, в чем секрет? В том, что большинство из вас умрет прежде, чем успеет заработать на бессмертие. А такие, как я, останутся. И будут вечность мозолить вам глаза своей красотой и бесстыдным счастьем. Хотите это остановить?

Алиса задыхается от гнева в чужом теле, но не может оторваться от стрима. На кону стоит жизнь Ника, ей придется досмотреть.

– Посмотрите, сколько людей сегодня здесь, со мной, вместо того, чтобы жить своей жизнью.

Она делает статистику видимой для подключенных к стриму. Цифра потрясающая – почти пятьдесят миллионов человек.

– Сейчас перед каждым из вас появится кнопка. Сразу нажимать не надо, она будет неактивна, пока не закончится обратный отсчет. Знаете, что она делает? Открывает люк подо мной. Не шучу. Любой из вас может решить: жить мне или нет. Люк откроется даже от одного нажатия.

«Что он творит? Неужели думает, что кто-то способен совершить убийство в прямом эфире?» – думает настоящая Алиса.

– Нажатие гарантирует полную анонимность. Как только закончится обратный отсчет, на несколько секунд кнопка станет активной. Готовы использовать свой шанс?

«Пусть так, даже анонимно никто не станет убивать невиновного человека. Если уж в средние века не устраивали казнь ради казни… Мы же в цивилизованном мире, твою мать! Что ты хочешь доказать?»

Запускается обратный отсчет. На экране стрима появляется красная кнопка. Десять, девять, восемь…

Алису мутит. Зрение плывет, невыносимый шум в ушах.

Пять, четыре, три. Холодный ветер скользит по коже. Она больше не в квартире. Под ногами пропасть. «Нет, только не это!». Она так жаждала вновь очутиться в своем теле, но теперь готова молить всех богов, лишь бы тут не находиться. Два, один, ноль.

Алиса даже не успевает вскрикнуть. Стеклянный пол проваливается под ногами, руки скользят по стеклу, ищут опору, уступ, что угодно. Тщетно. Она летит вниз. У нормальных людей перед смертью проносится жизнь перед глазами. У Алисы – счетчик нажатий. На цифре в три миллиона она встречается с землей.

Герман вываливается из воспоминаний, задыхается от дикой боли.

– Я предупреждала, – строго говорит Алиса.

Показатели сердечного ритма зашкаливают, и ему приходится взять паузу, чтобы восстановиться. Потом он произносит:

– Теперь я понимаю твою охоту на ведьм. Если бы хакер сделал это со мной, я бы тоже решил извести их до последней особи. Но я не могу понять другого.

– Чего же?

– Как ты смогла простить людей.

– А кто тебе сказал, что я простила?

Она проговаривает это спокойно, почти безразлично. Но на Германа сваливается понимание. Все думают, что Алиса ведет человечество к светлому будущему от широты своей натуры, от высокой морали и идеологии, от веры в Человека разумного. Но нет. Нет, три тысячи раз «нет». Она всего лишь искореняет из нас тех людей, какими мы были. Шаг за шагом, методично и безжалостно.

Он смотрит в эти холодные серо-синие глаза и остро ощущает, что он младше ее не просто на сорок лет, а на сорок жизней. Ни один человек на Земле не назвал бы Германа трусом, все знают, что он и Кракену под брюхо залезет, если понадобится. Но Алису он боится. В этой маленькой рыжеволосой женщине живет десяток Кракенов.

Тяжелый вздох невольно вырывается из его груди. «Во что я, черт побери, ввязываюсь?».

– Завтра я пришлю к тебе свою группу для интервью. А ты подготовь мне подробные инструкции по нашему делу. Сколько тебе нужно людей, куда направить, какие планы снять. Максимум информации, который ты мне можешь дать.

– Спасибо, Гер, я знала, что на тебя можно положиться. Но если ты назовешь фильм в духе «Шокирующая история первого бионика на Земле» или «Вся правда о безграничном бионике», то я откушу тебе голову.

Герман с удовольствием смеется, думая про себя, что «безграничный бионик» – отличное описание единственного бионического тела, не имеющего ограничений по времени использования. Странный подарок от человечества – подарить бесплатное цифровое бессмертие одной из самых богатых женщин в мире.

Она обнимает его на прощание, и от ее тепла ток проходит по венам. Герман спешно откланивается и уходит из переговорки.

Алиса возвращается в свой кабинет, под неодобрительное ворчание систем бионика наливает себе бокал красного чилийского и тяжело откидывается в кресле. Она думает о предстоящем интервью – и в животе скручивается тугой узел страха. Сколько лет она бежала от публичности, вырывала ее из себя с корнем, избавлялась от нее, как от части своей натуры. Алиса была на виду с пеленок. Ее мать на третий день после рождения девочки начала снимать с ней видео и выкладывать на популярном ресурсе. Канал набирал обороты, и детство Алисы превратилось в съемочную площадку. В ее воспоминаниях мать всегда либо с мобильным телефоном, либо с камерой. Нет, малышка не жаловалась, она воспринимала свою реальность как единственно возможную, как настоящую жизнь. Она не обижалась, когда мама журила ее за испорченный дубль или за пятно на том платье, которое «я приготовила специально для съемки», научилась достойно вести себя в прямых эфирах и с шести лет общалась с подписчиками.

Да и на что было жаловаться, когда ее узнавали на улицах, забрасывали восторженными письмами, а в школе все завидовали. Она тогда была слишком юна и слишком глупа для того, чтобы понять, как ценно нормальное детство, здоровые отношения с матерью или хотя бы личное пространство. Только после смерти она поняла, как много упустила. Она росла в уникальной среде: ее отец и его брат были разработчиками мировой величины, ей бы больше общаться с ними, а не играть в «мамину звездочку».

Потом на смену мобильным телефонам пришли айлайфы – тогда еще носимые, полуобручи, которые надевались на голову. И пришли они не откуда-то со стороны, прямо из семьи, их разработал Макс, ее дядя. Алиса тестировала первые образцы, и одной из первых начала стримить – «раздавать» свое сознание незнакомым людям. Любой желающий мог смотреть на мир ее глазами столько, сколько она находилась в стриме. И она была в этом чертовски хороша. Ее юность вместе с ней прожили миллионы людей. Она тренировалась, путешествовала, училась и жила в режиме онлайн. После смерти матери сетевая жизнь затянула ее с головой. Начался бум геропротекторов: за бешенные деньги можно было ввести себе омолаживающий или пролонгирующий состав. Тогда люди думали, что за ними – будущее. Это было задолго до открытия зависимости и побочных эффектов. Или незадолго, но в тот момент, когда все тщательно скрывалось.

Ее мир рухнул, когда в прямом эфире интервью старый враг вырвал ее из ее сознания – это был первый случай хака устройства iLife. Эдуард превратил ее жизнь в сущий ад, и Алиса впервые столкнулась с замалчиванием: когда ей удалось доказать Максу, что его непогрешимое творение уязвимо, тот решил замять тему, чтобы не обвалить продажи. Ей пришлось пройти через все унижения и испытания, которые ей приготовил Эд, и последним была смерть в прямом эфире. Смерть, которая устроила революцию. Три миллиона человек попали под суд по обвинению в убийстве – обещанная анонимность оказалась фуфлом. Был страшный скандал, пересмотр законодательства, а после – информационная бомба в виде возвращения Алисы в теле бионика. Ее отец из сумасшедшего разработчика вдруг превратился в революционера, который подарил людям цифровое бессмертие. А она сама решила выйти из круга публичности. Раз и навсегда.

И вот она возвращается. Опять, опять миллионы устремленных на нее глаз. Сколько лет она умудрялась возглавлять Я.Корпорацию и не дать ни единого интервью, не провести ни одного прямого эфира. Только выступала на научных конференциях и на заседаниях Единого Совета.

Но в этом случае цель оправдывает средства. Если такова цена за то, чтобы искоренить касту хакеров – пусть так, Алиса готова, отпразднует свое столетие с размахом, взяв последних, кто портит ей жизнь.

Путешествие по волнам памяти забирает у нее последние силы, но она все равно отставляет бокал и погружается в Сеть, чтобы отобрать материалы для Германа. Скоро у нее совсем не будет времени этим заниматься, так что она выкручивает мощность обработки до предела и ныряет в собственный огромный архив, где хранится вся ее цифровая жизнь, которую она с таким усилием вырывала из Сети. Мелькают воспоминания, записи. Она бесстрастно сортирует, стараясь не углубляться, не проживать и, главное, не останавливаться на тех записях, где есть – то есть, был, конечно – Ник, ее друг, ее муж. Она убирает все воспоминания о нем и об их дочери в закрытое хранилище. Эти записи Герман никогда не получит, он даже о них не узнает.

– Кир, – обращается она к своему персональному помощнику, – скопируй все отмеченные мной файлы и помести их в хранилище с возможностью стороннего доступа.

– Ты уверена, Алиса?

– Да, мой дорогой, разрешаю тебе эту операцию. И проследи, чтобы у хранилища был высший уровень защиты. Я передам эти файлы только одному человеку, больше проникновений быть не должно.

– Как скажешь. Я могу приступать?

– Приступай. Нас ждут больше перемены.

Алиса выходит из Сети. В кабинете уже темно. Она не включает свет, смотрит в окно на ночной город и отпускает все мысли. Скоро, уже совсем скоро.