Я - богиня по вызову

— Ну как охота? — ядовито поинтересовалась бездна, пока я гневно сопела, все еще сжимая в руках чужие штаны.

— Он убежал, — горестно вздохнула я, все еще переводя дух и те заковыристые выражения, которые слышала в свой адрес в момент погони.

— Далеко? — осведомилась бездна, пока я рассматривала чужие штаны. — Забыл тебя предупредить! Если человек загадал последнее желание, а ты не забрала душу в течение четырех минут, то, считай, что он убежал от смерти, и ему назначается новый срок жизни.

— А почему этого не было в договоре? — возмутилась я, швыряя в зеркало чужими штанами и оседая на стул.

— Потому что это было изначальное правило, не имеющее отношения к договору. Смерть любит дерзких! — усмехнулась зубастой улыбкой бездна. — Если смерть пришла к тебе, а ты успел убежать от нее, и в течение четырех минут она не смогла догнать тебя, то тебе назначается новая дата смерти.

Отлично! Если спросят, кем я работаю, я могу смело отвечать, что за мужиками бегаю. И не только за мужиками! Мне высветилось следующее имя, а я понимала, что смерти при таких обстоятельствах нужны хорошие кеды и разряд по легкой атлетике.

— Мадам Намронель, — прочитала я, понимая, что такими темпами мои труповые будни подойдут к концу. Хотя, погодите? Смерть должна быть видимой? От смерти можно убежать? От смерти можно отмахаться последним желанием?

Я прищурилась, глядя на мрачные своды собственного жилища, где в пыльном углу стоял гроб с надписью: «Если что похороните меня здесь!».

— Мне нужно в город! — усмехнулась я, мерзко улыбаясь себе улыбкой злого гения. Перед моими глазами в туманной дымке зеркала поплыли картинки, а я пристально выискивала нужную.

— Сюда! — остановила я, глядя на целую веревку женского белья и одежды навырост, развешенного на улице. Через две минуты выгрузила все на крышку гроба, рассматривая серое застиранное платье и встряхивая его.

— Смерть должна быть видимой? — самодовольно заметила я, скидывая с себя черных халат и укомплектовывая прелести в старое платье. — Но нигде не сказано, что она должна носить черный плащ!

У зеркала отпала зубастая челюсть, когда я неумело плела косичку на своих волосах, пытаясь завязать ее тесемкой. На меня смотрела девица на «заберите ее, пожалуйста!», а я повертелась и поправила грудь в декольте, затянув тесемочки. Мое отражение расплывалось, а в поплывшем тумане проступили очертания мрачного дома, в котором сидела старая женщина в накинутом цветном платке на плечи. Вокруг нее висели какие — то дивные штуки, напоминающие работы начинающих «очумелых ручек». Сушеная рыбья голова была примотана к какой-то палке, а под ней виднелся маленький колокольчик. Рядом громоздилась горсть бус, вокруг которых была обмотаны какие-то сухие травы. Мадам расположилась в старинном потертом кресле, перебирая в руках карты и шевеля узкими губами.

— Гадалка? — заинтересовалась я, потирая ручки. Обожаю гадания! Через пару мгновений я уже стояла у почерневшей вывески: «Гадания и знаки судьбы. Третий глаз», а черная, старинная дверь мрачно приглашала узнать, что день грядущий мне готовит и под каким соусом преподнесет. Робко постучавшись в дверь, я услышала замогильный голос, пробирающий холодком до холодца.

— Войдите, — прозвучало, а я толкнула дверь, вслушиваясь в колокольчик, который глухо прозвенел над головой. — О! Я вижу твою судьбу! Всю правду про тебя знаю!

— Да вы что? — оживилась я, тут же присаживаясь на какую-то табуретку, оббитую тканью. В полумраке прыгал огонек свечи, а мое сердце застыло в тревожном ожидании. Морщинистые руки, унизанные массивными кольцами, тасовали старую колоду, чтобы протянуть ее мне.

— Бери! — хрипловатый голос в полумраке заставлял мою руку дрожать. Я осторожно сдвинула колоду, видя, как на стол одна за другой ложатся карты.

— Хм… — задумалась гадалка, а потом посмотрела мне в глаза таким пронизывающим взглядом, что я застыла врасплох пойманным сусликом на колхозном поле. — Вижу смерть..

— Кого? — тут же оживилась я, а мне под носом поводили мрачноватой картой с обтрепанными краями.

— Со смертью шутить нельзя. Видимо срок твой уже на исходе! Но не печалься, я помогу тебе придумать такое желание, которое смерть никак не выполнит! Отведем ее, костлявую! Отведем!

Я грустно шмыгнула носом, понимая, что до костлявой мне еще бегать и бегать. Мне под нос сунули еще две карты.

— Видишь? Мужик у тебя был! Пропал с концами! — зловещим голосом заметила гадалка. — По поздней дорожке.

— А сколько у него концов? — спросила я, глядя на потрепанные карты, но гадалка не слышала меня, что-то завывая. Мне снова под нос сунули карту со словами: «Смотри!».

— Ждет тебя встреча внезапная по дороге казенной! — ткнули в меня картами, пока на укрытом дырявой скатертью столе я заприметила книгу «Толкования гаданий». — И хлопоты, но пустые, пустые. В пустую хлопотать будешь, короче. А вот и он! Мужик твой вышел! Видишь?

— Куда вышел? — уточнила я, присматриваясь к суровому профилю какого — то бородача. — Надолго ли? Когда вернется?

— Любовный интерес у него выпадает! — вздохнула гадалка, пока я с любопытством смотрела на расклад. Она стукнула пальцем по карте, заставив меня нервно сглотнуть.

— Так пусть заправит его! — опешила я, внимая каждому ее слову и глядя на карты. — Нечего любовному интересу болтаться!

— На сердце держишь, — задумчиво промычала гадалка, шурша картами. — Надежду на скорое свидание! Вот она! Полюбуйся!

Яркая карта с какой-то птичкой легла поверх страшного, как моя жизнь, мужика в возрасте, когда седина в висок и тело в деревянный ящик.

— И крепко? — с робкой надеждой спросила я, глядя в глаза гадалке. — Или как он любовный интерес? У меня надежда нигде не вываливается!

— А в будущем у тебя дом казенный и договор! О договоре печешься! — прищурилась на меня гадалка, но я уже ничего не понимала. — Вот и договор вышел! На пороге у тебя любовь стоит!

— Пусть стучит ногами в сердце, — усмехнулась я, чувствуя в голове кашу из казенных домов и хлопот по поздней дороге, которые вывалились у кого-то из казенных штанов. — А можно еще разочек? Я просто не поняла!

— Хорошо! — вздохнула гадалка, снова тасуя колоду и выкладывая карты каким-то треугольником. — Вижу пустые хлопоты по любви. Они у тебя по поздней дорожке выходят! И мужик в прошлое отходит!

— Никуда он не отойдет! — возмутилась я, вспоминая красивый и хищный оскал. — Я ему отойду в прошлое! Перекладывайте!

Через полчаса гадалка смотрела на меня странным взглядом, который тонко намекал, что дверь не мешало бы закрыть с другой стороны.

— Казенная дорога с другом выходит, — вздохнула она, переворачивая карты. — С другом по казенной дорожке в казенный дом. Мужик твой из расклада вышел.

— Возвращайте! — взмолилась я, глядя на потертые карты. — Ну что это такое? Только что был, а уже вышел! Может, он ненадолго вышел?

— Вот твой мужик!!! — заорала гадалка, тыкая мне карту. — Вот смерть рядом! Видела? По казенной дорожке! За меркантильным интересом и пустыми хлопотами! Не один он сейчас! С бабой какой-то! Разлучница выпала!

— Из окна, надеюсь? — спросила я, понимая, что пять минут назад никакой бабы и в помине не было.

— Да из какого окна!!! — простонала гадалка, а я ее руки затряслись. На меня смотрела рыбья голова с ценником: «Талисман для привлечения любви». А я — то думаю, чем пахнет так противно! Любовью, чем же еще!

— Вот! Вот! Твой мужик в будущем! Видала? — тыкали мне в лицо картой, а потом положили ее в расклад. — А в прошлое отходит разлучница! Было у них что — то!

— За пять минут? — расстроенно спросила я, облизав губы и прищурившись, мол, успел, все-таки, зараза. — А там не написано, как его зовут и ее?

— Ыыыыыы! — взвыла гадалка, явно рыдая третьим глазом, поскольку казенные дома уже путались с ранними дорожками. — Вот! Казенный дом с разлучницей в прошлое уходят! И любовный интерес!

— К ней или ко мне? — осведомилась я, слегка переживая и ерзая в кресле. — Это важно!

— Ладно, попробуем по-другому! Я призываю духов мертвых, чтобы они ответили на мой вопрос! — закатила глаза гадалка, а ее пробило мелкой трясучкой. — О, духи мертвых! О, Смерть! Придите и дайте ответ! Ауууу! Уаааа!

Внезапно ее глаза открылись, а она подозрительно осмотрелась по сторонам, вжимая голову в плечи.

— Слышишь? Сама смерть пришла и духов привела! Сейчас они тебе все расскажут! Всю правду! — таинственным голосом произнесла гадалка, делая пассы руками над какой-то странной колбой с мутно-зеленой жижей, которую стянула с полки. — Духи, вы слышите меня? Отзовитесь! Добрые духи! Заклинаю вас!

Несколько мгновений тишины, в которой было слышно шуршание ее одежды, и…

— Они, — негромко, но отчетливо произнесла гадалка, умолкнув на мгновенье и выдохнув. — Здесь. Добрые духи пришли!

Я поежилась, понимая, что если души явились, то среди них вряд ли кто-то будет доволен сложившимся положением дел. С таким голосом нужно быть ведущей новостей. «Сегодня. на центральной площади прошел. детский праздник! Все. счастливы!». Зато зрители слегка напряглись под нагнетающий голос.

Я поежилась и посмотрела по сторонам, пытаясь учуять копчиком тот самый сквозняк, дующий из другого мира. Но, видимо, третий глаз на копчике и в его окрестностях у меня отсутствовал, поэтому я никого не увидела.

— Вот! Слышишь! Я — проводник в мир духов! — выдохнула гадалка, а пламя свечи дрогнуло от ее дыхания. Внезапно она вздрогнула и заорала, услышав «швырк, швырк» в зловещей тишине. — Добрые духи с нами разговаривают! Слышишь, один из них, самый древний говорит, что твое будущее покрыто туманом, но он предупреждает тебя об опасности.

— Что еще говорят добрые духи? — занервничала я, видя сосредоточенное лицо гадалки, которая по тихому «швырк-швырк» пытается предсказать мое будущее. «Цыц!», — подняла указательный палец проводник и закатывая глаза. Я умолкла, трепетно ожидая ответа. Еще бы! Тут любовь на кону! И мужик с торчащим любовным интересом, который он всем показывает!

— Слышишь? Они говорят, что на тебе колдовство! Оно отталкивает мужчин! — страстно зашептала провидица, а я округлила глаза. Ну конечно! Это не мой характер и вес! Я всегда знала, что они тут не при чем! Пламя свечи дрогнуло от дыханья, а тихий «швырк» превращался в предупреждения, прогнозы, вероятности таких событий, от которых любой неподготовленный получит обширный инфаркт и паранойю.

— Слышишь, духи говорят, что уводят от тебя мужика, — прошептала гадалка, заговорщики осмотревшись по сторонам и выдохнув на пламя скрюченной свечи. — Разлучница уводит! Они кричат, что нужно что-то делать!

Впервые вижу, чтобы гадалка умела предсказывать будущее по расчесыванию комариного укуса! Я снова почесалась, а в тишине раздался звук: «Швырк-швырк!». Проклятый комар.

— Слушайте, — прошептала я, глядя на нее с мольбой. — А как вам удается предсказывать будущее по тому, как я расчёсываю комариный укус?

Я еще почесала укус, глядя, как взгляд гадалки остекленел и остановился на мне. Я даже чесаться перестала, вопросительно глядя на нее. Добрые духи смутились и почему-то умолкли, о чем мне тут же сообщили инфернальный голосом. Судя по прогнозам, добрые духи при жизни были махровыми пессимистами и, вероятно, комарами.

Я сглотнула, глядя на нее с надеждой и переводя взгляд на старинные карты и причудливый расклад. Узловатые пальцы раскрыли старинную книгу, а гадалка тут же спряталась в ней лицом. Я еще раз почесала добрых духов, терпеливо ожидая продолжения.

— Есть зелье, — прошептала гадалка, глядя на меня. — Зелье привязки. Еще никто не жаловался. Придет от к тебе в гости, а ты ему предложи выпить! Чернослив на молоке, рыбий жир…

Она озвучивала мне список того, что нужно принести в жертву во имя долгой и чистой любви, а я понимала, что любовь будет маленькой и грязной. Финалом этого возвышенного чувства станет: «Пойду-ка я, штаны высохли!».

— И обязательно иметь при себе амулет любовной горячки из лапы кошки, сдохшей в полнолуние, — предупредила меня гадалка, листая древние страницы. — Можно, конечно, попробовать свежую рыбу сунуть ему под матрас, когда ночуешь у него дома..

Я мысленно вдохнула запах рыбы, которая уже загуляла настолько, что мужик спит с марлей на лице, а гадалка продолжала.

— Нужно облиться вот этим! Этот запах он никогда не забудет! — прошептала она, протягивая мне открытый флакон, который пах носками путешественника, натертыми чесноком. Для второй ноты было выбрано содержимое ночного горшка и внезапно роза. Перед моим носом трясли лучшим образцом карательной парфюмерии, пока я мысленно представляла радость встречи со слезами на глазах.

Я делала пассы руками, а я с замиранием сердца следила за всеми ее пассами и движениями потрескавшихся губ. «Зззззз!», — сменяли траекторию мухи, натыкаясь друг на друга.

— Вы наговариваете на любовь? — спросила я, безотрывно следя за странными жестами.

— Нет, я пока мух отгоняю! И очарование навожу, — вздохнула гадалка, с прищуром глядя на меня. — Ты ведь серая моль! И это правда.

— Поэтому и предпочитаю жить в шубе. А если нужно две шубы с селедкой за ночь сожрать могу! — обиделась я, ерзая на стуле.

— Дай мне волос! — сглотнула гадалка, протянув руку, а я с улыбкой протянула ей волосок с головы.

— Это было последнее желание, — вздохнула я в тот момент, когда рука гадалки и моя рука соприкоснулись.

— Нет! Значит ты… — едва успела опешить она, но тут же превратилась в огонечек, растворяясь в мутном тумане, который повис в воздухе. Я сгребала карты, книги, медальоны, понимая, что мне еще красавца очаровывать! И подлую разлучницу изводить!

— Это что еще за объедки? — поинтересовалась бездна, когда я сгружала свои сокровища и ревниво пересматривала их, прикидывая куда бы повесить.

— Ты ничего не понимаешь, — засопела я, доставая рыбью голову с бусинками и любовно рассматривая ее. — Это талисман, который притягивает мужиков!

— Видишь, мухи роятся? — сглотнула бездна, принюхиваясь. — Радуйся, они самцы!

— Ничего ты не понимаешь! — огрызнулась я, доставая еще один талисман и осторожно расправляя его. Два пушистых шарика болтались на чахлой веревочке, украшенной перышками и деревянными бусинами. — Этот талисман создан для того, чтобы мужик не гулял налево! Он символизирует верность и крепкую семью! Его нужно повесить на видное место, чтобы мужчина видел его каждый день.

— А кот вспоминал те времена, когда пожертвовал для талисмана самым дорогим, что у него было, — грустно согласилась бездна, пока я читала книгу «Талисманы и обереги на все случаи жизни». Рядом лежала раскрытая книга «Ритуалы», которую я внимательно изучала.

— Вот, есть отличный ритуал, чтобы выйти замуж! — обрадовалась я, потирая ладошки. — Смотри! Мне нужно раздеться догола, обмазаться медом и выйти на перекресток. Каждая прилетевшая муха символизирует мужчину, который к тебе прилипнет!

— А потом они сорвутся, оставив тебе ножки! — прокашлялась бездна, пока я прикидывала, где раздобыть мед.

— Я тут еще вычитала! В доме все должно символизировать вечную любовь! — внимательно вчитывалась я в зловещие буквы, которые царапал кто — то как курица лапой. Я осмотрелась по сторонам, понимая, что «вечная» есть, а вот «любви» нет.

— Как — то так? — зевнула бездна, а мне показали старушенцию, которая уютно расположилась в ореоле розовых подушечек на роскошной кровати. Все вокруг было розовым до умилительных соплей, а я с завистью смотрела на то, как рядом с разодетой старушенцией назойливым роем летают родственники, клятвенно заверяя ее в безграничной любви. «Пошли вон, стервятники! Я еще всех вас переживу!», — орала разукрашенная, как кукла, старушенция, швыряя подушку в благообразного мужчину. «Вот зря я вам сказала о дате смерти! Как знала, что соберетесь! Вот вам всем!», — бухтела старуха, устраиваясь поудобнее в подушках. Она нахохлилась, пока добрая родня заискивающе улыбалась ей, тонко намекая сыграть в недвижимость.

— Ну? И что? Стесняемся? — улыбнулась зубастой улыбкой бездна, облизываясь не хуже родственников, рассматривающих богатый интерьер. — А я, между прочим, слегка проголодался! У тебя норматив — пять человек в день! Ты что там делаешь?

Я оторвала голову от толкования карт, неумело тасуя колоду и пытаясь разложить их в нужном порядке. «Любовное гадание на чувства». Пока что карты уверяли меня, что мне достался на редкость бесчувственный экземпляр, но я была упорной.

— Люби меня! — бухтела я, сгребая карты и раскладывая снова. Так, это у нас что? Это у нас интерес денежный. Не пойдет!

— Ты что там делаешь? Я кого спрашиваю! — возмущалась бездна, а я отмахнулась от нее и от бабки, которую мне упорно показывали.

— Я гадаю! Отстань! — насупилась я, понимая, что меня не любят. Засопев, я шлепнула еще одну карту на стол. — И буду гадать до тех пор, пока меня не полюбят!

— И кто ж тебя должен полюбить? — спросила бездна, а я краем уха слышала урчание прожорливого брюшка.

— Я не знаю его имени, — обиделась я, высматривая толкование. Так, а вот это уже симпатия. Неплохо! Еще пару раз и можно говорить о глубоком и светлом чувстве. — Погоди! Сейчас пойду! Это у нас что? Во! Любит! Да!!!

Я сжала кулаки, любуясь наобум вытащенной картой и расплываясь счастливой улыбкой. От радости я подпрыгнула, а узкие светящиеся глаза бездны округлились, когда послышался мой вопль, а крышка гроба упала мне на ногу. Откуда-то из недр последнего приюта, заботливо заготовленного моей предшественницей, шлепнулись на пол белые тапки.

Я уже собиралась на встречу со старушкой, которая уютно устроилась на огромной роскошной кровати в окружении добрых родственников.

— Че смотрите? Я половину из вас не помню! — скрипела бабка, глядя на толпу, которая с надеждой посматривала на дверь. «Ты дверь закрыл? А то еще набегут! Мы то первые были!», — едва слышным шепотом поинтересовалась худощавая женщина, не переставая вежливо улыбаться насупленной старушенции. «Закрыл…», — одним выдохом в прическу ответил долговязый тип с залысинами.

— И откуда это вас столько понабежало? Да я столько с мужиками не спала, чтобы столько нарожать! — ворчала старушка, колючим взглядом обводя родственные просторы для фантазии. — Ты кто? Не помню, чтобы ребенка в водосточной трубе прятала до совершеннолетия, а он вырос в форме трубы!

— Да вы меня… эм. вы что? Не помните?… Ну. сажали., - голосом сладкой свистульки, покрываясь скромным румянцем, проворковал долговязый. — Неужели не помните?

— То же мне, гладиолус. Чахоточный одуванчик! — засопела бабка, положив тощую, узловатую руку, унизанную драгоценными кольцами на аккуратную розовую подушечку в виде сердечка. — А это что за дамочка к тебе жмется? Неужели жена?

— Да. Женился я. Племянник я ваш. Семиюродный! — покрылся пятнышками Одуванчик, сдувая жиденькую волосню, прилипшую к взмокшему от напряжению лбу. — Недавно.

— Кто-нибудь говорил ей, что она красивая? — поинтересовалась старуха, обводя тусклым взглядом подслеповатых глаз присутствующих. Мадам зарделась, тут же начиная мило улыбаться и хлопать ресницами. — Ничего, найдется слепой, который скажет. И чего это мы тут все собрались? На десятки лет память ошибло, а тут всем дружным скопом озарение пришло! Ну-ну.

— Да мы смерть отгонять будем! По традиции! — тут же заволновалось море родственников. Старуха потянула носом воздух и посмотрела в толпу.

— А ты чей будешь? — прищурилась она, пока в моей голове уже зрел замечательный план. Я отряхивала свое платье, отковыривала цветы и чувствовала, что нашла родственную душу.

— Так я ваш двоюродный брат по материнской линии! — оживился мужик, чьи брови вполне могли сойти за козырек. — Любимый брат по материнской линии!

— Тот, который по кривой пошел? И по ней уже трижды споткнулся? — прокашлялась старуха, потерев кончик крючковатого носа, а я уже входила в зеркало, возвещая громким стуком, что приехала троюродная тетка по линии двоюродного отца. Била я ногой от души! Дверь не открывали, поэтому я присмотрела окно на первом этаже. Неловко подпрыгивая мешком с картошкой, я уцепилась за подоконник, пытаясь подтянуться и долезть до ручки окна. Грация тюленя, данная мне от природы и волшебного заклинания: «Пока все не съешь из-за стола не выйдешь!», продлевала жизнь старушке.

Отлипнув от окна, маленькая Золушка, которую не взяли на бал, немного расстроилась от мысли, что крысы оказались проворнее, поэтому прикатила камень и встала на него ногами. Окно открылось, а я, постанывая, как ежиха в процессе родов, вползла внутрь, шлепнувшись с таким грохотом, что едва ли не потеряла сознание. На мгновенье мне показалось, что родственников стало еще больше, но потом сознание прояснилось, а на меня нехорошим взглядом смотрела счастливая семья.

— Ты кто? — хмуро спросил суховатый бородач, успевший нарядиться во все черное. Остальные заняли оборонительную позицию.

— Любимые!!! — заорала я, бросаясь к чужим родственникам и сгребая двух попавшихся в охапку не глядя. Кто-то тоненьким голоском взвизгнул: «Мама!», а я уже прижимала их к груди, намереваясь поймать следующую партию.

— Конечно, тринадцатого родила! Вчера вечером! — обрадовалась я. — И вы все мне как дети! Ну же! Смелее! Обнимите тетушку!

— Это по какой линии ты тетушка? — зыркнула на меня худощавая старая дева, уже перешагнувшая рубеж с выданья на вынос.

— По параллельной! — обрадовалась я, пытаясь сгрести и ее. — Помню-помню, как ты голенькая по моей клумбе с крапивой бегала! Бегаешь и орешь, а я смотрю и умиляюсь! Сразу видно было, что умницей растет! Певицей будет! Пристала ко мне однажды: «Хочу певицей стать!», ну я и научила!

— Да вы что! — чопорно возразила «девица на вынос», пока я пыталась изо всех сил прижать ее груди.

— Я вас не помню! Вы никогда со мной не сидели! — бурчал толстый мужик, капризно оттопыривая нижнюю губу.

— А как же третьи нары слева? Мы тебя еще губошлепом прозвали! — мило улыбнулась я, изображая восторг от внезапной встречи. — Мне сказали, что все съехались, а я уже устала вас выслеживать по одному! Только на след нападу, вы как чувствуете — переезжаете!

нападу, вы как чувствуете — переезжаете!

— Самозванка! — горделиво заметил Одуванчик, делая самый грозный вид из всех, которые только можно представить, глядя на его тщедушные плечики.

— Я тебя тоже не помню! — я поджала губы и шмыгнула носом, выпуская мятую партию чужой родни, которая разбредалась, как пьяная. — Хотя… Вспомнила! Семья у вас бедная была… Горе-то какое! И игрушек у тебя не было! Я уж было хотела тебе каменный мячик подарить, но все руки не доходили. А у тебя быстро дошли! Если был бы девочкой, то играть было бы нечем. Балаболом тебя в детстве звали! Женился? Слыхала!

— Да что вы себе позволяете! Мы вас не знаем! — гневно вмешалась супруга потерпевшего от «семейных воспоминаний» Одуванчика.

— Молчите, самка балабола! — отрезала я, глядя на то, как у нее свирепо раздуваются ноздри, а среди толпы виднелся просвет лестницы, ведущей наверх. — Мы были против этого брака сразу! Он у нас и так бракованный, так зачем ему брак? Я так его родителям и сказала!

Упрямой баржей, которая плывет по морю любви и обожания, я порывалась подняться наверх, но меня оттесняли так, что в руках остался кусок перил.

— Я только поздороваюсь! — добреньким голосом увещевала я, раздавая куском перил всю нерастраченную любовь. — Я на минутку!

Одуванчик прижимала руку к лицу, а я с умилением смотрела на фонарь, который еще неделю будет освещать ему путь в темноте бренностей бытия.

— Откуда она пронюхала, что к бабке смерть сегодня придет? — ядовитой змеей прошипел кто-то в районе моей кормы. — Ты же никому не говорила?

— Богами клянусь! Никому! — тут же пролепетал испуганный голос. — Никому-никому!

Я уже была на полпути, глядя на умилительные портреты котяток в кружавчиках, украсивших подходы к умирающей.

— Как же так! — горестно вздыхала я, чувствуя, как родственники оттягивают меня назад, требуя показать смертельный номер. Моя рука накрепко вцепилась в перила, а за мной кишочками тянулась вся родня. — Я только вернулась!

— Откуда? — поинтересовался особо любопытный родственник, пока меня дружно стаскивали вниз.

— Из комы, Хуанита, из комы! — выдохнула я, чувствуя, что осталось еще немного. Я резко обернулась, чувствуя, как хрустит моя одежда. — Я должна сказать правду! Его зовут Хуан Педро Себастьян Долорес Дель Ган Дель Дон!

Я ткнула пальцем в одуванчик, который покраснел от натуги и замер в тишине.

— И он женат на Карлотте Марии Лючии Всех По Очереди Задолбальо, — горестно заметила я, пока супруга переводила взгляд на своего мужа. — А ты, Мария Карлос даже не догадывалась об этом! О, если бы мы встретились еще до моей комы, то я бы тебе все рассказала! Да, это твое настоящее имя, Мария Дель Чтобытебя. Ты наша — приемная дочь…

Народ переглядывался, пытаясь осмыслить полученную информацию. Я уже затащила родню наверх, сумрачно глядя на остальных.

— Что смотришь, как педро, Педро? — вздохнула я, глядя на запыхавшегося толстяка, который открыл рот, чтобы что-то возразить, но я его опередила. — Ты ведь — не Педро! Тебя подменили в детстве! Ты — сын садовника, Педро. И твое настоящее имя Пабло Себастьян Эрнесто Дель Иди Дель Нафиг! А пока ты учишь свое новое имя, я должна сказать нечто важное. Ты, Хуанита, настоящая дочь служанки, которая умерла при рождении. Если бы я не вышла из комы, то ты бы этого никогда не узнала! А ты, Долорес всю жизнь любила Хуана! Не прикидывайся. Любила ведь!

— Она сумасшедшая! — взвизгнул кто-то из родни, пока старуха подняла руку к лицу. — Что она несет?

— А ты чего орешь? — удивилась я, глядя на мелкого мужичка, который ловким тараканом прятался среди массовки. — Ты вообще не из нашего сериала, так что помалкивай!

— Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит? — привстала старуха, прищуриваясь в мою сторону.

— Я объясню, — мило улыбнулась я, обводя взглядом новоявленную родню. — Это последняя серия сериала «Мы делим бабкину фазенду!»

— Понятно, — вздохнула старуха, откинувшись на подушки. И тут она задергалась, глядя на свои руки. — Ой! Что происходит? Почему они холодеют?

Я взяла ее за руку, видя, как земное тело превращается в маленький огонек, который вспорхнул и улетел.

— Мамочки!!! Это же Смерть! Смерть научилась обманывать! Караул! — заорала родня, дружно бросаясь к выходу. На лестнице возникла давка, а кто — то с грохотом упал вниз. «Ай-ай!», — орал писклявый голос, пока добрые родственники спешно ретировались из дома, унося с собой дверь.

Через полчаса я устало выдохнула, любуясь на свою работу. А как цветами заиграло! Прямо ремонт!

— Ты что творишь? — орала бездна, пока я с деловитым видом, красила стены в розовый цвет. В кладовке у старушки нашлось несколько банок с ядовито-розовой краской. — Это же храм смерти!

— Храм смерти в розовый цветочек! — почесалась я, чихнув краской и любуясь своей работой. На пол с кисточки капали розовые капли, а вместо угрюмой и мрачной смерти на стене висела салфетка с котенком. — Почему сразу черный? Нет, он меня стройнит и все такое, но я люблю розовый!

— Прекрати! Это же оплот скорби! — орала бездна, когда я разукрашивала раму зеркала в виде черепов и костей. — А ну быстро убери свои цветочки со стен!

— Ты прав, — покачала головой я, разглядывая испачканную краской юбку. — Вместо них отлично будут смотреться котята!