Высоты

7

Казалось, золотая оболочка разорвалась. Она вздымалась вверх высоким снопом горящего пожара, полыхая в лучах заходящего солнца. Морщины покрыли овальное тело шара, и никто теперь не смог бы сказать, что уверен в целости оболочки. Сквозь складки и морщины стратостата проступало рыхлое тело резинового баллонета, который успел, благодаря аппаратам, вобрать в себя до 14.000 кубометров гелия из тех 64.000, что утром наполняли золотой шар. Именно это спасало от аварий и уравновешивало всю систему.

Команда работала молча. Только шорох песка и свист ветра слышались в середине…

Земля кружилась в голубой облачной бездне, ибо сам «Комсомол» кружился вокруг собственной оси. Ясная поверхность кое-где взбаламученных облаков пылала от красного заката и шла навстречу гондоле. Если бы не близость посадки, ученые примостились бы у окон гондолы.

А закат пылал невероятно, и не вверху, а внизу. Один за другим тепловые удары сыпались на «Комсомол». Низинный воздух волной перекинулся на шар и засвистел в тросах и парашютных устройствах. Похоже было, что оболочка действительно прорвалась, потому что гондола резко дернулась.

Дрожащая стрелка альтиметра подползла к цифре 7.600 метров. Али быстро развинтил люк гондолы, проверил парашютное снаряжение Инны и сунул ей в зубы какую-то странную трубку. Сам сжал губами такую же трубку и посоветовал Феде последовать за ним… Больше Инна ничего не слышала и не видела…

Растрепанная, развеянная ветрами, вылетела Инна в родные глубины сини. Не дергая кольца парашюта, пошла тяжелым камнем вниз, а освобожденный стратостат натянулся, как резина, и содрогнулся от толчка. Молодая девушка попрощалась с товарищами быстрым взмахом руки.

Инна падала, и в крутых витках морозного сальто-мортале считала секунды. Крепко держала в зубах трубку кислородной подушки и незаметно дышала, боясь пропустить тот математически точный момент, когда нужно рвануть кольцо парашюта и повиснуть на шелковой вязи гладкого полотна.

Считать — как это трудно! Сколько требуется выдержки, чтобы не рвануть кольцо на тридцатой секунде вместо пятидесятой или сороковой.

Прыжок с горных гиндукушевских высот, с ближней границы стратосферы, побежденной тремя комсомольцами, — в самом деле достоин третьей степени значка «Готов к труду и обороне». Разреженный воздух свистит пулей. Тело безумно крутится вокруг своей оси и, если бы не ватный комбинезон, на землю спустились бы обмороженные останки упорной комсомолки.

— 31, 32, 33, — считает, темнея, Инна — и хочет рвануть кольцо. Но это грозит бедой — стратостат может упасть на плечи и разорвать напряженный круг твоего парашюта. К тому же в разреженном воздухе нет смысла раскрывать шелковый зонт — его лучше надует внизу.

Боясь пропустить минуту раскрытия, Инна открывает глаза и глядит на землю. Земля кружится и темный круг раз за разом прыгает вокруг нее, плывя в голубом экстазе тяжелыми облаками и туманами. Темные проколы созвездий неподвижно застыли в глазах и посыпают все черным зерном.

На сорок шестой секунде Инна решительно дергает кольцо и вскрикивает от боли. Ленты шелковых строп врезаются в тело и чуть не ломают кости. Но боль быстро исчезает, и теплая волна воздуха победно бьет в лицо. Огромный зонт парашюта, загоревшийся в вечернем свете солнца, встает над ней белой каймой и покачивается от напряжения.

Белые волнистые облака с плывущими горбами лежат внизу. Косые взмахи циклонных лезвий свидетельствуют о буре, о страшном ветре. Чистый прозрачный воздух окружает Инну. Ясная трехкилометровая высота играет озоном и зимней грозой, и нежные далекие «стратусы» укрывают ее материнским теплом. Инна замерзла. Ей холодно, но чувство счастья затопляет сердце. От радости она начинает тихо смеяться.

Какое счастье, — какая панорама! Она между двух облаков. Низина со всеми ее облачными колодцами, прорывами в черное ущелье неизвестной земли, сейчас пылает ослепительным льдом. Облака горят огнями отражений. Плывущие клочья пара смешат Инну. Пережив первые минуты счастья, она поднимает голову и начинает искать глазами стратостат.

— Что с ним? Что с товарищами, с научным материалом, который они собрали на двойном 87-километровом пути?

Полная тревоги, она видит золотой продолговатый шар с серым баллонетом, под которым выплывает «Комсомол»; стратостат напоминает теперь большой восклицательный знак с серебряной точкой внизу. Он блуждает в верхних облаках и словно горит без конца. Парашютные полотна бывшей золотой оболочки неровно колыхаются от кривых, загнутых вниз траекторий.

Инна следит за эволюциями «Комсомола». И пока собственный парашют спокойно опускает ее, стратостат снова начинает быстро падать. Достигнув высоты в пять тысяч метров, он выбрасывает из себя какую-то точку, напоминающую человека.

— Кто это? Наверное, Мурзаев, — предполагает Инна Шевченко и напряженно следит за движением обеих точек.

Первая быстро и решительно падает вниз, кувыркаясь, а вторая — титаническая по сравнению первой — поднимается выше и, как планетарная медуза, шевелит своим золотым парашютом.

«Комсомол» описывает кривую, и в то время, как Мурзаев влетает в рыхлый туман облака, исчезая из поля зрения Инны, стратостат теряет скорость падения и медленно проплывает над головой девушки. Его относит в сторону. Инне хочется наблюдать и дальше, но резкий сырой туман обволакивает ее и она утрачивает всякую ориентацию. Тяжелый сквозняк зимнего облака осыпает ее снежинками. Изморозь вдруг покрывает парашют и комбинезон. Чувство пространства и времени исчезает.

Через пять-шесть минут Шевченко расстается с облаком и кружит над какими-то лесами и степями, воющими метелью, отданными на поживу антициклонному ветру.

Синева, как и закат, исчезает из глаз. Белая земля встает под ногами со всеми географическими деталями, четкая в изогнутых железнодорожных петлях, с маленькими игрушечными паровозами и поездами, со снежными заносами, под которыми спят засыпанные снегом колхозные поля.

Инна тревожно оглядывается и забывает, что черная печать созвездий застилает ей картину. Далеко под собой она видит обрывок какого-то облака, который падает вниз, как круглая льдина. Вьюга заволакивает сыпучим снегом дальнейшие события. Инна падает вместе со снегом, и он кажется ей спокойным. Вдруг ветер налетает из степи и подбрасывает вверх парашют, раскачивает Инну; она вынуждена принимать меры, чтобы не перевернуться так близко к цели, несущейся под ногами.

Все идет кругом: леса, поля, село, несется, как в автомобильных гонках.

Минута приземления вот-вот настанет. Рывок ветра. Снова все идет кругом… Кружение, качание! Земля летит навстречу, ноги подкашиваются…

…Тяжело ударившись о грунт ногами и чуть не сломав камеру Вильсона, которую она прицепила на спину, не желая расстаться с ней, Шевченко ныряет в сыпучий сугроб. Минуты метаний, борьба с парашютом, со снегом и… она видит перед собой веселого Али. Он пляшет и кричит ей на ухо:

— Инна, дорогая Инна… Это не метель, это курортная забава… тебя чуть не прихватило на снежном пляже… Ну, ничего… Иди за мной… Я приземлился раньше тебя и уже вызвал автомашину из этого колхоза… Слышишь, гудит?..

Уставшая, полуослепленная девушка встает на ноги и, как ошпаренная радостью жизни (она — на земле, на земле), бежит с камерой и парашютом в машину, что гудит на околице небольшого села. Она слышит новые слова, старинный детский язык — язык великого советского народа — и переводит то, чего не понимает казахстанец. Председатель колхоза угощает ее горячим молоком.

Авто рычит и срывается с места. Вьюга ревет. Шоссе тяжело отбрыкивается на изгибах и поворотах. Водитель смело рвет пространство и рассекает метель. Инна кричит ему:

— А город, город какой?

Вместо водителя колхозной машины ей отвечает Али:

— Наш «Комсомол-1» садится сейчас в Харькове — в первой столице Советской Украины. Там уже ждут, ведь Федя вот-вот сядет на землю…

Авто бешено мчится в бывшую столицу. Километры мелькают тенью скорости.

И вот… на резком повороте на площадь Дзержинского оба видят «Комсомольца» — свой стратостат, который выбрасывает якоря над площадью. Якоря цепляются за густые деревья парка Постышева и прижимают к земле непокорный стратостат. Он кивает головой и ложится в центре огромной площади Дзержинского.

Федя быстро срывает полотно гордого комсомольского шара.

Две оболочки медленно опадают. Гондола не перевернулась.

Со всех сторон бежит народ. Небольшая группа людей хватает гайдроп и тросы оболочек и сдерживает напор ветра. Надо спасти золото. Оно еще найдет применение. Толпа быстро растет, несмотря на непогоду. И это понятно: в миллионном городе, украшенном парками, заводами, памятниками, гигантскими небоскребами в 18 этажей, суетливые толпы растут, как на дрожжах. Скачет на лошадях милиция.

Авто сразу разрезает людскую гущу, и Инна видит, как снимается гондола, слышит, как сквозь мороз и вьюгу Федя кричит им навстречу:

— Наша теперь высота, молодежная…

В ответ ему гремит дробный гул и громкое до боли, выкованное молодой волей, великое звонкое «ура»…

В следующий миг трое стратонавтов взлетают вверх на высоту трехсот сантиметров, и она кажется им значительнее и почетнее тех восьмидесяти семи километров, которые они сегодня вписали в комсомольский баланс социалистической родины.

И тогда мощная труба «Коминтерна» снова включает свои телевизоры и бросает в мировой эфир панораму новых советских высот.