Глава 20 БЕССМЕРТНЫЙ

У тебя острый ум, Джон. Мы должны как-нибудь поговорить и обсудить варианты, открывающиеся для существ нашего уровня.

Император, во время Триумфа в Пеше


Услышав крик, Нумеон схватился за оружие.

Полный душераздирающей агонии вопль раздался из лазарета, вырвав легионера из состояния мрачной задумчивости. Он уже слышал такой крик — в долине черного песка. И мысль о том, как перекликается воспоминание об одном с реальностью второго, заставила мороз пробежать по его коже.

Мучительный крик оборвался, едва успев зазвучать. В воздухе витал отвратительный запах, но Нумеон не был уверен, вызвало ли его то, что только что произошло в лазарете, или оно было ложным ощущением после его смутных грез. Он не шевелился, но не сводил глаз с двери в лазарет, держа глефу с активированным волкитом на уровне пояса.

Умирающие угольки погребального костра за его спиной в последний раз треснули и погасли. Он проигнорировал это, все внимание устремив вперед. Несколько легионеров зашли в цех, привлеченные криком. Нумеон предупреждающим жестом велел им оставаться на расстоянии, после чего кивнул в направлении лазарета.

— Что это было? — услышал он шепот Леодракка и уловил звук передергиваемого затвора болтера.

— Раздалось оттуда, — тихо ответил Нумеон, оставаясь в напряженной позе. — Кто здесь, помимо Лео? — спросил он. Ранее он снял шлем — тот теперь стоял у погребального костра, покрытый пятнами сажи. Без него определить расположение товарищей было нельзя.

— Домад, — отозвался Железнорукий.

— К'госи, — раздался голос Саламандра, едва слышный за тихим рокотом зажигателя.

— Шен? — позвал Нумеон, чувствующий присутствие четырех легионеров и уверенный, что слышит рычащий отзвук кибернетических имплантатов технодесантника.

— Он был мертв, — сказал Шен'ра, обозначая ответом свое присутствие. — Ни один человек после таких ран бы не выжил. Ни один.

— Тогда как?.. — спросил Леодракк.

— Просто он не человек, — пробормотал К'госи, поднимая руку в огнеметной перчатке.

— Стойте, — приказал им всем Нумеон. — Ближе не подходите. Здесь, на таком расстоянии, у нас есть преимущество над существом в комнате, чем бы оно ни было. Домад, — добавил он, — позови Хриака. Никому другому не входить. Леодракк, сторожи дверь.

Оба легионера подчинились, оставив Нумеона караулить.

— Дождемся библиария, узнаем сначала, с чем имеем дело.

— А потом, брат-капитан? — спросил К'госи.

— А потом, — ответил Нумеон, — убьем его, если потребуется.

Все они были знакомы со слухами. С боевыми историями. Любому солдату было что рассказать. Это были устные предания, способ передать товарищам знания и опыт, но что давало основания им верить, так это то, что даже старейшие офицеры Легионес Астартес подтверждали истинность тех событий и детально описывали их в своих отчетах. Ни в легионе, ни в Армии предоставление ложных сведений о сражении или боевой миссии не считалось незначительным нарушением. Все военные органы относились к подобным вещам чрезвычайно серьезно. Однако факты — независимо от того, можно ли было объяснить их с научной точки зрения или нет, — при всей кажущейся точности и убедительности не могли описывать «кощунственных созданий» или случаи «одержимости», не вызывая подозрений в своей правдивости. Прославленные, заслуживающие доверия люди говорили об этом. Капитаны, батальонные командиры, даже магистры орденов. Сомневаться в честности их показаний не приходилось.

И все же…

Создания Древней Ночи, порождения нечистого колдовства, считались мифом. В древних книгах писалось, что они были способны трансформировать людей и принимать их облик. К концу Великого Крестового похода появились доказательства — сразу же засекреченные, но позже получившие огласку, — что подобные создания могли даже обратить легионера против его братьев.

Имя «Самус» порой всплывало в кошмарах Нумеона, звуча по-жуткому знакомо. Здесь, на Раносе, оно возникало в мыслях особенно часто. На Виралисе было то же самое. Эти создания не были ксеносами: Нумеону довелось встретить и уничтожить достаточно чужаков, чтобы в этом не приходилось сомневаться. Он знал старое слово, которым они назывались. Несколько лет назад того, кто вздумал бы его произнести, высмеяли бы, но теперь в нем чувствовалась горькая и запретная истинность.

И, если верить последним слухам, Несущие Слово искали покровительства этих существ. Последователи Лоргара нашли себе новую веру. Нумеон был уверен, что именно поэтому они сюда прибыли. Все его инстинкты об этом говорили.

— Что-то приближается! — прошипел К'госи.

Саламандры направили оружие на человекоподобную фигуру, которая нетвердым шагом прошла через лазарет к двери в цех. Внутри было темно, и сквозь окно виднелся лишь силуэт.

— Позволим ему заговорить — и для нас все может быть кончено, — заметил Шен'ра.

— Согласен, — сказал К'госи.

— Подождите… — приказал Нумеон. Дурные предчувствия и угроза неизведанного беспрестанно подтачивали решимость любого легионера в этой войне, но сейчас ситуация казалась иной.

Дверь с тихим скрипом открылась, и человек, известный им как Джон Грамматик, ступил за порог. Подняв руки, он прошел от силы на метр от двери и остановился.

— Кто ты? — враждебным тоном спросил Нумеон.

— Джон Грамматик, как я вам и говорил.

Он выглядел спокойно, даже мирно, несмотря на то, что стоял перед четырьмя изготовившимися к бою космическими десантниками.

— Ты не мог выжить, — обвиняюще бросил ему Шен'ра. — Твои раны… Я видел, как ты умер на том столе. Ты не мог выжить.

— И тем не менее вот он я.

— В этом и проблема, Грамматик, — сказал ему Нумеон. — Ты жив, когда должен быть мертв.

— И не я один.

Нумеон долю секунды помолчал, невольно выдав свои сомнения, после чего ответил:

— Говори без околичностей, — приказал он. — Хватит игр.

— Я не был с вами до конца откровенен, — признался Грамматик.

— Надо убить его сейчас же, — сказал К'госи.

Грамматик вздохнул.

— Ничего не выйдет. Никогда не выходит. Могу я руки опустить?

— Нет, — ответил Нумеон. — Но можешь говорить. Если я решу, что ты говоришь правду, то руки ты опустишь. Если нет, мы их опустим иным образом. А теперь объясни, почему ты еще жив?

— Я вечный. Иначе говоря, бессмертный. И ваш примарх тоже.

— Что? — нахмурился Нумеон.

— Убей его, Нумеон, — не отступал К'госи, — или я его на месте испепелю.

Нумеон вытянул руку, остановив пирокласта:

— Подожди!

— Он лжет, брат, — тихо проговорил Леодракк, вставая рядом с Нумеоном.

— Не лгу, — спокойно ответил им Грамматик. — Это правда. Я не могу умереть… Вулкан не может умереть. Он все еще жив, но он нуждается в вашей помощи. Я нуждаюсь в вашей помощи.

Помотав головой, Леодракк мрачно ответил:

— Вулкан мертв. Он погиб на Исстване вместе со Скатом и остальными. А мертвые не возвращаются. Во всяком случае, прежними. От них остаются лишь оболочки, как на Виралисе.

К'госи согласно закивал.

— Однако огонь очищает от этой скверны… — он придвинулся на шаг, почти коснувшись вытянутой руки Нумеона нагрудником.

— Стоять.

Нумеон видел пирокласта на периферии зрения; в кольчужной маске и чешуйчатом плаще тот походил на палача — и как знать, эта роль еще могла ему достаться.

— Я не меньше тебя хочу ему поверить, — сказал Леодракк, переходя на ноктюрнский. — Но разве это возможно? Вулкан жив? Да и как бы он мог это узнать? Довольно мы потеряли из-за предательств.

— Все мы хотели бы, чтобы примарх по-прежнему был с нами, — добавил К'госи, — но его больше нет, капитан. Он погиб, как Феррус Манус. Оставь это.

— А ты, Шен? — спросил Нумеон. — Ты почти ничего не сказал. Действительно ли меня обманывают, действительно ли я поступаю глупо, веря, что наш лорд примарх еще жив?

Он рискнул покоситься на технодесантника и увидел, что тот стоял с задумчивым видом.

— Я не знаю, какова судьба Вулкана. Я знаю только, что на Исстване мы сражались отчаянно и пролили немало крови. Но если кто и способен пережить такое, это он.

— Брат… — прорычал Леодракк, недовольный ответом, который ему представлялся капитуляцией.

— Это правда, — ответил технодесантник. — Вулкан может быть жив. Я не знаю. Но этот человек был мертв. Нумеон, он был мертв, а мертвые не разговаривают. Ты наш капитан, и мы подчинимся любому твоему приказу — все мы. Но прошу, не доверяй ему.

Прежде, чем Нумеон успел ответить, Леодракк обратился к нему в последний раз:

— Мы вернее всего умрем здесь. Но я не могу допустить, чтобы мы погибли, потому что из-за легковерия не стали устранять опасность в наших рядах.

— Не мне тут угрожает опасность, — сказал Грамматик на чистом ноктюрнском.

Легионеры попытались скрыть удивление, но им это плохо удалось.

— Откуда ты знаешь наш язык? — спросил Нумеон.

— Это дар.

— Как способность воскресать из мертвых?

— Способность, строго говоря, не моя, но да.

В комнату вошел Хриак. В его бледных глазах, скрытых за линзами шлема, метались молнии, уже образовывавшие мрачную бурю.

— Опустите оружие, — прохрипел он, входя в поле зрения Нумеона и становясь перед ним.

Никто не стал ему возражать. Они все убрали.

Сразу за ним появился Домад, занявший место у двери. Он не направлял болтер на человека, но держал его наготове.

— Опять попытаешься взломать мне сознание? — спросил Грамматик, настороженно смотря на приближающегося библиария.

Хриак секунду молча разглядывал его:

— Для человека ты… необычен. И не только из-за способности до последнего цепляться за жизнь.

— Интересная формулировка. Но ты не первый легионер, который это заметил, — ответил Грамматик.

Проигнорировав его попытку пошутить, Хриак добавил:

— Я слышал о биомантии, позволяющей исцелять плоть и сращивать кость, — он протянул руку и коснулся вылечившегося Грамматика, — но этого она не могла. С ее помощью нельзя было воскрешать умерших.

— Я ни при чем, — ответил Грамматик. — Я просто служу высшим силам, которые называют себя Кабалом.

— Высшим силам? — спросил К'госи. — Значит, ты веришь в богов?

Грамматик приподнял бровь:

— А вы не верите после всего, что видели? — он продолжил: — Они дали мне вечную жизнь. Им я и служу.

Нумеон уловил в его голосе горечь и, встав рядом с Хриаком, спросил:

— И для чего же, Джон Грамматик? Ты определенно не являешься порождением Древней Ночи, иначе бы мой брат немедленно призвал нас уничтожить тебя. И в том, что ты можешь быть ксеносом, я также сомневаюсь. Но если у тебя нет злого умысла, то какова твоя цель?

Грамматик посмотрел Саламандру в глаза.

— Спасти Вулкана.

Градус напряжения в мануфакторуме резко возрос.

— Вот как, — отозвался Нумеон. — Но я думал, что он бессмертен, как и ты? Разве наш примарх в таком случае нуждается в спасении?

— Я сказал, что мне нужно спасти его, а не спасти ему жизнь.

Леодракк усмехнулся, не скрывая, какое раздражение вызывает у него этот разговор.

— И почему ты решил, что способен справиться там, где мы, его легион, потерпели неудачу?

Нумеон подавил желание сказать брату, что они не «потерпели неудачу», и дал Грамматику продолжить.

— Из-за копья. Того артефакта, который ваши враги забрали у меня. Они и мои враги тоже. Оно нужно мне. С ним я смогу его спасти. — Грамматик повернулся к библиарию: — Можете заглянуть внутрь, если не верите. Вы увидите, что я говорю правду.

Хриак едва заметно кивнул Нумеону.

Но Грамматик тоже увидел кивок.

— Честное слово. У нас общий враг, а также общая цель.

— Союз?

— Я его предлагаю с тех пор, как вы меня схватили.

— Тогда где он? — спросил Нумеон. — Скажи, где наш примарх, чтобы мы смогли его спасти? И как может простой человек, пусть и бессмертный, надеяться это сделать? Ты говоришь, что для этого тебе нужно копье, но что оно дает? Какой силой обладает?

— Он далеко отсюда, это все, что я знаю. Остальное — тайна даже для меня.

— Скажи Хриаку, чтобы вскрыл ему череп, — зарычал Леодракк. — И мы узнаем все, что ему известно.

— Пожалуйста… Помогите мне вернуть копье и покинуть Ранос. Я сумею до него добраться.

Нумеон некоторое время размышлял над этим, но потом махнул Хриаку.

— Скажи нам, что он знает, — мрачно приказал он.

Библиарий шагнул вперед и прижал ладонь правой руки ко лбу человека.

— Не надо… — забормотал Грамматик. — Ты не понимаешь, что…

Он затрясся, когда его прошила боль от психического вторжения. Затем Хриак дернулся, и из-за решетки его шлема вырвался хриплый стон.

Нумеон потянулся к нему:

— Брат?

Но Гвардеец Ворона остановил его, выставив руку.

Хриак не мог говорить, только тяжело дышал, из-за напряжения своих способностей хрипя еще сильнее. Он упал на колено, но не отводил взгляда и держал руку поднятой, показывая остальным, что в порядке. Затем он потянулся к горжету, отсоединил замки шлема, отчего в воздух вырвалась небольшая струйка сжатого воздуха, и снял его.

У него была бледная, почти белая, как кость, кожа. Половина лица у Гвардейца Ворона была обезображена и искажена в вечной гримасе. Шею пересекал шрам от страшного пореза. Рана была глубокой, а затянувшись, оставила серый и уродливый рубец. Грамматик отшатнулся при виде этого мрачного зрелища; с того момента, как Хриак почувствовал недомогание, его собственная боль заметно ослабла.

Хриак отпустил его, определенно почувствовав себя легче, когда контакт прервался.

— Теперь ты понимаешь? — обратился Нумеон к Грамматику. — Мы многое пережили, и нам почти нечего терять, кроме нашей чести. Если ты лжешь нам или скрываешь правду, я без малейших угрызений совести тебя убью.

— Я не лгу. Вулкан жив, — просто ответил Грамматик.

— Он больше ничего не знает, — просипел Хриак, опираясь на предложенную Нумеоном руку, чтобы подняться. Он пока не надевал шлем, хотя показывать товарищам изуродованное лицо ему явно не хотелось. Без шлема ему, судя по всему, было легче дышать. — Во всяком случае, сейчас. Инструкции помещены в него психическим образом. Некоторые заблокированы. Я не могу их раскрыть.

— Он тебе мешает?

— Или кто-то другой.

— Этот «Кабал», его хозяева?

Грамматик перебил их:

— Они хорошо охраняют свои секреты. Вы можете сколько угодно копаться в моем черепе, но до нужной вам информации не доберетесь.

— Вынужден согласиться, — признался Хриак, беря шлем.

— Или помогите мне, или отпустите, — сказал Грамматик. — Эта патовая ситуация нам обоим ничего не дает. Позвольте мне спасти его.

— Как? — с неожиданной злостью спросил Нумеон. — Мне надо знать. Я должен знать.

Грамматик с побежденным видом опустил плечи.

— Я не знаю. Сколько еще раз мне повторять? Я только знаю, что с этим связано копье.

Нумеон успокоился, но раздражение еще горело глубоко внутри. Он повернулся к остальным:

— Копье, скорее всего, сейчас находится у клирика, — сказал он. — Мы заберем его.

— Из его мертвых рук, — вставил Леодракк, углядев возможность для личной мести.

— Так или иначе, — ответил Нумеон. Он покосился на Грамматика. — Свяжите его. Не хочу, чтобы он пытался сбежать.

Домад кивнул и начал разматывать висевший на поясе моток спусковой веревки.

— Это излишне, — сказал Грамматик.

— Может быть. В любом случае ты пока остаешься с нами. Я хочу посмотреть, что будет, когда копье вновь окажется в твоих руках, какие новые тайны всплывут в твоем сознании. И тогда я попрошу Хриака вскрыть тебе голову и вытащить оттуда все, что там спрятано.

Грамматик повесил голову, уронил руки вдоль тела и проклял судьбу, которая привела его к Саламандрам.


Нарек сидел за полуразрушенной стеной в восьмидесяти метрах от мануфакторума и пораженно смотрел в бинокль.

— Невозможно… — выдохнул он, настраивая фокус и приближая изображение за разбитым окном.

Как он и рассчитывал, он увидел шесть легионеров — партизан, с которыми столкнулся раньше. Что его удивило, так это присутствие человека, которого он убил, который никак не мог выжить после того ранения и который тем не менее стоял, совершенно невредимый, в центре цеха. Стоял. Дышал. Был жив.

Нарек открыл вокс-канал с Элиасом, не забывая о присутствии товарищей вокруг и зная, что остальные уже сходились к мануфакторуму с нескольких сторон.

— Апостол… — начал он.

Скоро все изменится.


Несмотря на помощь, оказанную апотекарием, Элиаса терзала мучительная боль. С некоторыми усилиями двоим легионерам удалось надеть на него силовой доспех, но сожженная рука оставалась голой. Она почернела и стала практически бесполезной. С травмами от божественного огня не могли справиться, кажется, ни регенеративные способности его улучшенного организма, ни лечебное искусство легиона. Лишь покровитель с соперничающей стороны мог его восстановить, и Элиасу, скорчившемуся от боли в своем шатре, оставалось лишь горько размышлять о неудавшемся ритуале.

Копье лежало на столе, на расстоянии вытянутой руки. Оно больше не светилось и не жгло. Оно выглядело как обычный наконечник из камня и минерала. Но за этой простой оболочкой скрывалось нечто куда более могущественное.

Элиас обдумывал, когда ему стоит известить Эреба о ходе дел, но в итоге решил, что сначала необходимо вернуть себе ясность духа. У его господина будут вопросы — а Элиас не был уверен, что у него имелись на них ответы. Поэтому на оживший вокс он отреагировал с особой раздражительностью.

— В чем дело? — рявкнул он, морщась от боли в руке.

Это был Нарек.

Сначала Элиас был рассержен. Сколько еще раз он должен объяснять охотнику, что от того требуется? Задание было простым, с ним бы справилась и хорошо выдрессированная собака. Он уже размышлял, как бы порвать все связи с Нареком, когда услышал нечто, заставившее его изменить свой взгляд на этот вопрос. Оскаленная гримаса боли и злости на лице Элиаса сменилась на заинтересованное и заговорщицкое выражение.

Боль вдруг показалась не такой сильной, а увечье — не таким страшным.

Ритуал завершился неудачей. Но не из-за копья или слов. Неправильной была жертва. И теперь он знал почему.

Элиас встал с кресла и потянулся к шлему.

— Приведи его ко мне. Живым, чтобы я мог его убить.

Судьба и Пантеон его все-таки не бросили.

Он улыбнулся. Эребу придется подождать.


Что-то произошло. Нарек чувствовал это по голосу Элиаса. Тот звучал измученно, и охотнику оставалось только гадать, что же Элиас попытался сделать с копьем. Безусловно, что-то глупое, продиктованное гордыней. Он выкинул эти мысли из головы. Амареш ждал, и Нареку казалось, что он слышит нетерпеливый шорох крови в его венах.

— Почему мы медлим? — прорычал он.

Нарек не удостоил его взглядом. Он опустил бинокль.

— План изменился, — сказал он, пересылая приказы по воксу остальным своим людям. — Нам велено захватить человека. Живым.

— Ты ведь не серьезно, — рыкнул Амареш, хватая Нарека за наплечник. Одним движением охотник вывернул воину запястье и опрокинул его на землю — так быстро, что остальные почти ничего не заметили. Амареш хотел подняться, но обнаружил, что к горлу его прижат нож Нарека. Одно движение — и он пройдет сквозь горжет, кожу шеи и кость.

— Абсолютно серьезно, — сказал ему Нарек. — Дагон, — продолжил он несколько секунд спустя, когда убедился, что Амареш будет подчиняться. — Следи за всеми выходами.

Дагон отрывисто подтвердил приказ.

— Инфрик, обойди спереди и… Подожди, там что-то есть, — перед этим Нарек поднял взгляд, оценивая расположение своих людей. Тогда он и заметил совсем слабый блеск металла, отразившийся в линзе бинокля. — Умно…

Амареш только успел подняться на ноги, когда болтерный снаряд влетел ему в затылок, прошел голову и покинул ее через левую линзу, разбрызгивая кровь и ошметки плоти. Даже столь одаренный легионер, как Амареш, не мог после этого выжить.

Нарек бросился на пол.

Он сомневался, что снайпер станет стрелять во второй раз, — во всяком случае, целенаправленно. Он знал этого стрелка. Это был легионер с градирни, следивший ранее за ним и Дагоном. Амареш подергивался в последних предсмертных судорогах. Нарек осознал, что противник ему нравится.

Планы опять изменились.

Он снова открыл вокс и спокойным голосом приказал:

— В атаку.

Загрузка...