Второй шанс

Глава 3.

Дом встретил меня тишиной и пустотой. "Наверное, все ещё на поминках", - поняла я, и решила облететь родную обитель. Теперь, когда тело не тянуло назад, и появилась относительная свобода, я поняла, что летать изумительно прекрасно. Это чувство невероятной свободы и лёгкости захватывало с головой и мне очень нравилось парить в воздухе, или резко сорвавшись с места, нестись вперёд.

"Главное привыкнуть, что теперь не надо открывать двери и можно пройти прямо через стену" - напоминала я себе, когда облетая дом, постоянно затормаживала перед дверью или резко уворачивалась от стены, боясь столкновения. До сих пор казалось непривычным, что рука проходит сквозь ручку двери, и я не могу её открыть, как раньше.

Облетая дом, я вспоминала наше с Линой детство и чувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Но это были слёзы не горя, я тихой радости, что я успела это пережить и почувствовать. "Как бы там ни было, но с уверенностью могу сказать - я прожила хоть и недолгую, но счастливую жизнь. Мама, пока была жива, любила нас всей душой и о ней остались только тёплые воспоминания. Затем папа холил и лелеял нас. Да, внешне он не проявлял любви, но мы с сестричкой всегда ощущали её. Он служил нам опорой, и что бы не случилось, мы всегда знали - он поймёт нас и поддержит. Потом появился Андрик. Благодаря ему я испытала чувство настоящей любви. Жаль конечно, что я так рано умерла и не испытала счастья материнства, не узнала, каково это - жить с любимым мужчиной под одной крышей, заботиться о нём каждый день и ждать его вечером домой... Многое я так и не успела почувствовать, но что выпадала на мою долю, с уверенностью могу сказать - приносило мне по большей части счастье и положительные ощущения... Вот только как это донести Лине, чтобы она не горевала обо мне? Как сказать ей, что нужно радоваться тому, что есть, а не лить слёзы о том, что могло бы быть, или что не вернуть? Как уменьшить её боль, Андрика и папы?".

Вздохнув, я залетела в нашу детскую и зависла там под потолком. До переезда в квартиру мы всегда проживали в одной комнате, засыпая и просыпаясь вместе, ругаясь и мирись, споря и замышляя каверзы для недоброжелателей. Но переехав, стали жить в разных комнатах и часто, просыпаясь по утрам, я жалела, что нельзя, как в детстве, не вылезая из кровати поболтать с сестрой о всякой ерунде, рассказать о снах, которые увидела ночью, понежиться в постели или запустить в Лину подушкой, а надо идти на кухню или к ней в комнату. А здесь, в нашей просторной и уютной детской, казалось до сих пор витала атмосфера того счастья и единства с сестрой, которое стало не таким сильным, после переезда. Но всё же не исчезло, потому что приезжаю к отцу на выходные и, останавливаясь здесь, мы как будто снова становились маленькими девочками.

"Ох, если я всё это чувствую, то каково будет Лине здесь находиться" - оборвав воспоминания, подумала я и ощутила боль за сестричку. "Надеюсь, она поселилась в другой комнате, а не здесь".

Со двора донёсся звук открывающихся ворот, и я понеслась на первый этаж, чтобы посмотреть - кто там приехал. "Хм, а чего я собственно, как человек лечу по коридору, спускаюсь по лестнице? Ведь я могу просто вылететь через стену и, завернув за угол, всё увижу... Да уж, не просто теперь привыкнуть к бестелесному существованию и возможности беспрепятственно перемещаться" - пронеслось в голове и я в очередной раз отметила, что нужно привыкать мыслить и действовать по другому и тут же снова совершила оплошность, потянувшись к дверной ручке. "Тьфу ты! Вот только себе сказала о необходимости мыслить иначе, и снова, действую по старой привычке!".

Пройдя через дверь, я попробовала отойти от крыльца и, поняв, что могу двинуться дальше, порадовалась. "Наверное, понятие "дом" включает в себя и участок вокруг него. Это хорошо" - подумала я и двинулась к машине отца, въехавшей во двор.

Зависнув возле неё, я просунула голову в салон и ощутила новую волну боли. На заднем сиденье сидел отец, а рядом с ним Лина. Положив голову на плечо отцу, она безучастно смотрела впереди себя, а папа, обнимая её за плечи, плотно сжимал губы. "Бедные мои, поминки дались им не легче похорон".

Машина остановилась возле главного входа, и помощник отца вышел из машины. Открыв задние двери, он дождался пока папа выйдет и выведет Лину, а потом взял сестричку под локоть и помог отцу завести её в дом.

Следуя рядом с ними, я с тоской смотрела в пустые глаза Лины и на папу, и снова душа наполнилась горем и отчаянием. "Сестричка так и не смогла выплакаться. Ох, не нравится мне это... Нехорошо, что она не может выплеснуть горе".

В холле сестра высвободилась из рук провожатых и, ссутулившись, начала подниматься по лестнице, а когда скрылась из виду, папа глухо произнёс, обращаясь к помощнику:

-Вызови врача. Лина меня очень сильно беспокоит. Ей необходимо хотя бы поспать.

-Хорошо, - Кирилл кивнул и достал телефон, а папа тяжёлой походкой направился в свой кабинет.

Разрываясь между двумя родными и дорогими людьми, я не знала за кем лететь в первую очередь. Хотелось и папу как-то утешить, и сестричку пожалеть. Метнувшись сначала наверх, я вернулась вниз, но потом передумала и снова полетела к сестре.

Нашла я её в гостевой спальне и порадовалась, что она решила остановиться здесь, а не в детской. Но это был единственный положительный момент. Сев на стул, Лина не двигалась, смотрела невидящими глазами в пустоту, и с каждой секундой мне становилось страшнее. Безжизненный взгляд уже вселял ужас, и казалось, что сестра душевно сама умерла, оставив лишь жить телесную оболочку. Не выдержав, я затараторила:

-Линочка, сестричка, не делай так. Я не умерла совсем, и нахожусь рядом с тобой! Мне очень больно смотреть на тебя и я хочу, чтобы ты продолжала жить как раньше... Нет! Я хочу, чтобы ты теперь жила за нас двоих! Если ты сломаешься, то будешь несчастна и сделаешь несчастной меня... Пожалуйста, умоляю, не грусти сильно обо мне!

Витая вокруг неё, я говорила без умолка, пытаясь донести, что она должна жить полноценно и счастливо, но сестра продолжала сидеть, не двигаясь и смотреть в одну точку. Чувствуя, как меня всё больше охватывает отчаяние и боль, я закричала:

-Лина, не смей так себя вести!

И в этот момент сестра встрепенулась и громко спросила:

-Эва? - а потом вскочила со стула и начала оглядываться вокруг.

-Да-да! Я здесь! Ты меня чувствуешь! - воскликнула я. - Смерть - это не конец! И я всё равно рядом с тобой.

Однако, не увидев никого, Лина снова понуро опустила голову и сколько бы я не кричала, никак не реагировала, так и оставшись стоять, а спустя несколько минут двинулась к двери. Проследовав за ней и увидев, что она направляется к дверям нашей детской, я испугалась ещё больше. "Нет, нельзя ей сейчас идти туда! Там будет только хуже... Что же делать?". Мечась по коридору, я пыталась преградить ей путь, но сестра продолжала идти.

"Нельзя её сейчас оставлять одну! Нужно позвать папу! Вдвоём им будет легче" - решила я и полетела на первый этаж.

Пройдя сквозь дверь отцовского кабинета, и увидев папу, я замерла. Сидя за столом, в одной руке он держал нашу с Линой фотографию, во второй - бокал с коньяком, а по его лицу катились слёзы.

-Папочка, нет... - выдохнула я. - Пожалуйста, ну хоть ты не смей скорбеть сильно по мне! Ты нужен Лине! Живи ради неё! Иди к ней, умоляю! Ей тоскливо, тебе плохо и вы должны сейчас поддерживать друг друга!

Подлетев к столу, я начала парить возле отца и страстно желала, чтобы он услышал меня. То крича, то нашёптывая ему слова, я изо всех сил пыталась показать своё присутствие, но всё было тщетно. Отец не слышал меня. Продолжая разглядывать фотографию, он всё чаще делал глотки из бокала, а слёзы не переставали течь из его глаз. Было ясно - папа, погружённый в своё горе, хочет сейчас напиться.

-Господи, да что же это такое! - закричала я, подняв голову вверх. - Хоть кто-нибудь, помоги мне достучаться до родных! Они нужны друг другу как никогда, и я хочу, чтобы они находились вместе!

Внезапно в дверь кабинета постучали, и я заметалась по комнате, надеясь, что папа отвлечётся от своего горя и пойдёт к сестре.

Вытерев слёзы и сделав ещё один глоток коньяка, он поставил фотографию на стол и отрывисто бросил:

-Войдите.

-Борис Анатольевич, там врач приехал, - зайдя в кабинет, тихо произнёс помощник отца. - Куда его проводить?

-В гостиную, - сухо приказал он и поднялся из-за стола.

Кирилл тут же исчез, а папа, тяжело вздохнув, снял пиджак и развязал галстук, а потом, бросив ещё один взгляд на снимок, и вышел из кабинета. Увидев, что он направляется к лестнице, я испытывала сильное желание упереться руками ему в спину и подогнать его, потому он шёл медленно, но руки ловили лишь пустоту и я начала недовольно сопеть из-за его медлительности.

-Иди сразу в детскую, - подсказывала я, видя, как отец идёт к гостевой спальне. - Лина в детской!

Но папа не услышал меня, и только поняв, что сестры нет в комнате, направился в верном направлении.

Проскользнув следом за отцом, зашедшим в нашу комнату, я снова ощутила, как меня захлёстывает волна боли. Сестричка сидела на моей кровати и, прижав к груди мою любимую мягкую игрушку, что-то беззвучно шептала губами.

-Лина, доченька, ну зачем ты сюда пришла, - с болью произнёс отец, подходя к сестре. - Мы же договорились, что ты поживёшь в другой комнате.

-Не могу я там находиться, - прошептала сестричка, а потом тоскливо добавила: - И здесь не могу... Мне нигде теперь нет места... Без Эвы всё неправильно и не так...

-Родная моя, я так тебя понимаю, - папа сел рядом и обнял её за плечи. - Но ты должна держаться и жить дальше. Это чувство пустоты никогда не пройдёт и никто не сможет занять место Эвы в твоём сердце, но со временем боль притупится. Просто подожди и возьми себя в руки. Не усугубляй всё.

-У тебя так с мамой было, да? - она посмотрела отцу в глаза.

-Да, - лицо папы исказила болезненная гримаса. - Столько лет прошло, а мне её до сих пор не хватает... Ты, да Эва были моей единственной радостью и помогли через всё пройти, обрести новый смысл жизни...

-Но ты справился ради нас, а мне - ради кого? - Лина не своди пристальный взгляд с папы. - Как мне теперь быть?

-Девочка моя, ты должна жить за двоих теперь...

-Вот-вот! - воскликнула я, кружа возле родных. - И я то же говорю! За двоих!

-Думаю, если бы Эва находилась рядом, она сказала тебе именно это, - продолжил отец. - Она была жизнерадостной девочкой и её бы огорчили твои страдания...

-Очень сильно огорчили! - поддакнула я.

-Постарайся быть собой...

-Папа, не могу я быть собой, - Лина горько усмехнулась, прервав его. - В том-то всё и дело - не могу! Часть меня умерла, а половина никогда не сможет быть полноценной! Я боюсь ложиться спать, потому что не представляю, как проснуться с утра и не найти Эву, не выпить с ней чашку кофе, не поболтать, не посмеяться... Как день провести и не поприпираться с ней о какой-нибудь ерунде... Как вечером прийти домой и не иметь возможности поговорить с ней... Как пойти в университет или к друзьям и понимать, что она больше никогда не составит мне компанию... Всё о чём я думаю, меня теперь пугает и я не представляю, как с этим справиться...

-Из вас двоих ты всегда была более сильной и стойкой девочкой...

-Я такой была только потому, что Эва стояла у меня за спиной... Она была моим крепким тылом! - вскрикнула Лина и подскочив на ноги, начала сновать туда-сюда по комнате. - Как ты не понимаешь этого? Эва всегда была мягкой и деликатной, и я хотела её защищать, чтобы она оставалась такой же всегда! И одновременно этого же придавало мне сил! Я знала - чтобы я не сделаю, как не поступлю, что не скажу, она поймёт меня, поддержит, укажет верный путь или мягко пожурит и попытается показать ситуацию с другой стороны. Но чтобы не случилось - она всегда будет любить меня чисто и беззаветно! И как теперь жить без неё? Никто меня не поймёт, так как она, не пожалеет и не поругает, не остановит, а у нужном месте не подтолкнёт... Всё потеряло смысл без неё и нет больше внутренней силы! Эва была моим внутренним стержнем...

-Доченька, ну перестань... - отец судорожно вздохнул, а на его глазах выступили слёзы. - Ты ещё обретёшь себя. Научишься жить заново... Понимаю, что сейчас слова тебе совсем не помогут и боль очень сильна, но однажды наступит день и ты почувствуешь, что она отступает. А я тебе помогу в этом. Всегда буду рядом и поддержу.

Поднявшись, папа поймал бегающую туда-сюда сестру и прижал её к себе, а потом измученно добавил:

-Знаю, что был вам плохим отцом... Когда ваша мама умерла, я долго не мог прийти в себя и погрузился в работу. А потом, чем больше вы росли, тем сильнее напоминали мать и мне становилось ещё больнее... Чтобы лишний раз не бередить рану, я старался немного с вами общаться, надеясь, что потакая вам во всём, компенсирую своё невнимание... И постоянно себе говорил, что в любой момент могу наверстать упущенное... Но оказалось, что я ошибался... Но теперь точно всё изменится, - твёрдо заверил он. - Ты можешь рассчитывать на меня в любой момент. Эву никто не заменит ни тебе, ни мне, но жить дальше необходимо. Мы есть друг у друга, а значит, всё вынесем.

-Не уверена, что вынесу всё это, - нервозность сестры сменилась апатией и стоя в крепких объятиях папы, Лина заговорила бесстрастным голосом. - Я как будто наполовину мертва и так жить невозможно. А знаешь, что самое страшное? Это я накликала смерть на Эву...

-Эй, ты что говоришь? - недоуменно спросила я. - Это моя неуклюжесть во всём виновата!

-Там, в салоне, мы с Эвой как обычно поддевали друг друга, и на одно из её замечаний, я сказала, что скорее костлявая с косой замаячит на её горизонте, чем появится тот, кто заткнёт мне рот, - продолжила Лина, и я нахмурилась, совсем позабыв про её шутливые слова. - Понимаешь? Это я виновата! Я! Я!

-Доченька, ну что ты говоришь? Это тут совсем не причём, - ответил отец, гладя её по голове.

Но Лину как заклинило. Повторяя постоянно "я", она замотала головой и я поняла, что дело совсем плохо. "Или нет? У неё истерика. Может, будет лучше, если она выплеснет всю боль? Ох, надеюсь папа поможет ей", - кружа возле них и не имея возможности облегчить страдания родных, мне оставалось только сопереживать и наблюдать за происходящим.

-Не трогай меня! - внезапно закричала Лина и, отпихнув отца, снова принялась бегать по комнате. - Я ужасный человек, раз смогла такое сказать сестре! И недостойна сочувствия сейчас!

-Шшш, моя родная, - папа вытянул руки и стал медленно подходить к ней. - Ты не виновата. Это была шутка. Просто сейчас она кажется мрачной и неуместной. Это из-за переживаний... Тебе надо поплакать или отдохнуть, и ты поймёшь, что твои слова здесь ни при чём...

-Нет! Именно я виновата! - на секунду остановившись, завизжала сестра. - Я! Я! Я!

"О, Боже! Это не истерика, а нервный срыв. Бедная моя Линочка! Папа должен хоть что-нибудь сделать!" - подумала я, с отчаянием наблюдая за метаниями сестры.

А папа и сам понял, что Лине требуется помощь. Поймав, он сжал её в своих медвежьих объятиях и громко крикнул, перекрывая голос сестры:

-Кирилл, врача!

Врач, по-видимому, уже находился рядом, потому что дверь открылась спустя несколько секунд, и вошёл сначала помощник отца, а за ним подтянутый мужчина лет сорока.

-Отпустите меня, - ещё громче завизжала Лина и попыталась вырваться. - И уйдите все! Не хочу никого видеть!

-Линочка, солнышко моё, сейчас тебе сделают укол, и ты поспишь, - начал увещевать отец, продолжая держать её. - А завтра станет легче, вот увидишь...

-Не станет! Мне никогда не станет легче! - сестричка перешла уже на такие высокие ноты, что меня пробрал ужас.

-Необходимо девушку уложить, - печально произнёс врач и, поставив на стол небольшой саквояж и открыв его, достал одноразовый шприц и ампулу.

-Кирилл, помоги, - отрывисто бросил отец и кивнул на одну из кроватей.

Тот с готовностью подбежал к отцу, и когда тот приподнял сестру, взял её за ноги. Пока её несли к кровати, Лина орала и брыкалась, но потом неожиданно на секунду затихла и наконец-то разразилась слезами.

-Поплачь, моя хорошая, поплачь, - ласково сказал папа, когда её уложили на кровать, и сев рядом, принялся гладить её по голове.

Слушая рыдания сестры, её судорожные всхлипы, глядя в глаза полные слёз, я не выдержала и сама расплакалась. Зависнув рядом, я очень хотела стереть слезинки с лица Лины и постоянно приговаривала, поглядывая на доктора:

-Ну пожалуйста, быстрее! Сделайте ей укол, чтобы она успокоилась.

Только когда Лине его сделали, я смогла с облегчением выдохнуть.

-Всё хорошо. Сейчас заснёшь, и тебе обязательно приснится что-нибудь хорошее, - нежно сказала я, наблюдая, как сестричка постепенно затихает и её охватывает сон.

-Здесь Ангелину оставим или перенести в гостевую спальню? - спросил Кирилл.

-Я сам перенесу её. Проводи доктора, - устало сказал отец, а потом повернулся к врачу. - Возможно, завтра снова понадобится ваша помощь.

-Я приеду в любое время суток по первому же вызову, - заверил врач, складывая всё в саквояж. - И порекомендовал бы ещё обратиться к психологу. Специалист быстрее поможет преодолеть такую потерю.

Ничего не ответив, отец снова посмотрел на сестричку и тяжело вздохнул, а когда доктор и помощник покинули комнату, осторожно подхватил Лину на руки и отнёс в гостевую спальню. Сняв с неё только туфли, он прямо в одежде уложил её в кровать, и заботливо укрыв одеялом, ещё минут двадцать наблюдал за ней, а потом поднялся и тихо вышел из спальни.

"Ох, надеюсь, что больше такого не повторится. Не вынесу я. Невероятно больно и тяжело, а самое противное в этом - беспомощность!" - подумала я, опускаясь рядом с сестрой на кровать и зажмурилась, пытаясь отрешиться от увиденного в детской.

И к счастью, такое больше не повторилось. Последующие дни прошли хоть и в гнетущей, но в более спокойной атмосфере.

Следующий день после похорон Лина практически не вставала из кровати и постоянно плакала. Летая вокруг неё, я, не переставая говорила, пытаясь утешить, и порой казалось, что она слышит меня, потому что, настораживаясь, сестричка начинала оглядываться по сторонам. Но потом слёзы начинали течь с новой силой, и к вечеру я замолчала, боясь, что спровоцирую новый срыв. А на второй день Лина начала уже подниматься и бродить по дому. И хотя внутри всё разрывалось от боли за неё, облегчение приносило то, что она выплёскивает своё горе и хоть как-то пытается двигаться. Очень хотелось надеяться, что это поможет ей не замкнуться в себе и со временем она возьмёт себя в руки и вернётся к полноценной жизни.

Большую часть времени я проводила с сестрой и испытывала огромную благодарность к папе, что он постоянно находился дома и во всё шёл ей навстречу и как мог, старался утешить. Хотя и на него смотреть было тяжело. При Лине он держался, но закрываясь у себя в кабинете по вечерам, он с такой тоской рассматривал нашу фотографию, что меня пробирала дрожь. Иногда казалось, что папе ещё хуже, потому что он держит всё в себе, и я волновалась на него не меньше, чем за сестру.

На шестой день после моей смерти Лина заявила, что в нашу квартиру не вернётся, и попросила её продать. И я прекрасно понимала, почему она не желает больше там появляться. Но когда она сказала, что и в университет не вернётся, была возмущена. Отец тоже не обрадовался этой новости и нашёл выход - уговорил Лину оформить академический отпуск.

А затем Лина стала меня пугать. Наша домработница съездила на квартиру и собрала все вещи, а сестра потом с какой-то холодной решимостью перебрала их и выкинула почти всё своё, оставив лишь мою одежду, и стала надевать её, хотя вкусы у нас отличались. Она всегда одевалась вычурно и экстравагантно, как бы бросая окружающим вызов, я же любила более консервативную одежду и не слишком яркие цвета. И становилось жутковато смотреть на Лину в моих платьях или сарафанах - я как будто видела себя.

Папа тоже заметил эти изменения и пригласил домой психолога. Хотя и без специалиста становилось понятно - Лина слишком близко к сердцу приняла слова о том, что должна жить и за меня в том числе. Она вознамерилась жить только за меня, полностью меняя свои вкусы. Меня не устраивало это, и я надеялась, что психолог поможет. Однако сестра сразу раскусила доктора и посоветовала ему не тратить на неё время, чётко давая понять, что не прислушается к нему. А когда тот всё же попытался с ней поговорить, в таких нелицеприятных словах высказалась, что даже я почувствовала стыд за её поведение.

Лина явно менялась и я уже не знала, что делать. Если подражание в одежде и вкусах я ещё как-то оправдывала и старалась понять её, то изменения в характере приносили мне боль. Сестра всегда была весёлой оптимисткой, немного наглой и ироничной, но всё же добродушной. Общаясь с кем-либо, она демонстрировала свою независимость и порой провоцировала окружающих на конфликт, но по-настоящему никогда не обижала людей, зная, когда остановиться. Сейчас же она становилась нетерпимой и непреклонной, и даже отцу могла язвительно ответить на замечание. От моей любимой Лины не осталось ничего, кроме решительности и прямолинейности. Казалось, что поставив себе цель, она готова смести любого со своего пути, кто посмеет ей перечить. Больше всего я боялась, что сестра сломается, а она озлобилась на весь мир и я ничего не могла сделать.

Оставалось только наблюдать и сожалеть о таких разительных переменах. Я снова начала говорить с ней и опять иногда создавалось впечатление, что она слышит меня, но уже ничего не помогало.

Однако оказалось, что это не самое страшное и реально испугалась я на восьмой вечер после моей смерти. Отец позвал сестру в кабинет, чтобы поговорить о поминках, которые должны состояться завтра в узком кругу близких людей, и я услышала то, от чего пришла в ужас.

Усевшись в кресло, она исподлобья посмотрела на отца, а он сдержанно произнёс:

-Ангелина, завтра у нас соберутся гости, чтобы помянуть Эву, и очень надеюсь, что ты будешь с ними вежлива и проявишь уважение к пришедшим.

-Уважение проявлю к тем, кто будет искренен, а если почувствую фальшь, то прости, молчать не стану...

-Доченька, мне больно и я понимаю, что тебе больно, но не надо думать, что и для остальных жизнь закончилась со смертью твоей сестры, - мрачно сказал он, прервав Лину. - Не все должны убиваться из-за этой потери...

-Я хочу видеть лишь тех, кто действительно сожалеет о нашей потере. Эва была мягкой и добродушной, без грамма лицемерия, и её должны поминать только такие люди, - тоже прервав отца, твёрдо заявила сестра. - А по поводу "убиваться", у меня тоже есть к тебе разговор... Я хочу, чтобы все, кто виновен в смерти Эвы, умерли. Дворник, который не удосужился посыпать тротуар хотя бы песком; человек, который плохо следил за дворником, нерадиво исполняющим свои обязанности; чиновник, который прикарманил деньги, выделенные на реагенты против оледенения... В общем - все, кто виноват в этом несчастном случаи.

-Лина, ты что?! Не смей даже думать о таком! Только моя вина, что я упала! - возмущённо воскликнула я и закружила по кабинету, отказываясь верить в услышанное, а потом подлетела к отцу и потребовала: - Папа, останови её! Скажи, чтобы она даже не думала о таких страшных вещах!

-И не говори, что ты не можешь этого сделать, - добавила она, сверля его взглядом. - Я давно знаю, что ты у нас не просто добропорядочный бизнесмен, придерживающийся буквы закона и в силах наказать всех.

Отец нахмурился и упёрся тяжёлым взглядом в сестру, но она ответила ему тем же, и он первый отвёл глаза, а потом лаконично поинтересовался:

-И как давно ты это знаешь?

-Лет с двенадцати. Как-то я хотела разыграть тебя и спряталась в кабинете, а ты зашёл не один, а с начальником своей службы безопасности и, не пожелав ставить тебя в неловкое положение, я затаилась. Тогда и услышала, как ты отдавал приказы решить кое-какие проблемы с главой конкурирующей фирмы. А затем по телевизору увидела, к чему это привело, - спокойно и без осуждения ответила Лина. - Да и потом до меня доходили кое-какие слухи о деятельности некого Свиры. Сам понимаешь, что сложить всё не составило большого труда...

-А Эва об этом знала? - папа напрягся, ожидая ответа.

-Конечно, нет. Эва была бы шокирована, а я очень не хотела, чтобы она разочаровывалась в окружающих и особенно в тебе. Я спокойно поняла и приняла это, потому что осознавала - по-другому ты не мог поступить, иначе сожрали бы тебя, а мы остались бы сиротами. Жестокие времена порождают жестокие поступки... Хотя не исключаю, что она поняла бы тебя, но мучилась угрызениями совести, зная, что за нашу счастливую жизнь кто-то расплачивается собственными жизнями, и её не успокаивало бы даже то, что те люди заслуживали смерти. А я не хотела её душевных мук. Мне нравилась именно та Эва - немного наивная, добродушная, мягкая...

-Спасибо, что не рассказала ей об этом и мне жаль, что ты узнала такое, - отец тяжело вздохнул.

-Папа, брось. Ещё раз повторяю - не осуждала раньше и сейчас не собираюсь это делать. Я любила, и буду любить тебя, чтобы ты не совершал в прошлом, или в будущем. И сейчас хочу, чтобы ты разобрался так же жёстко с виновниками её смерти, как умеешь это делать. Не могу избавиться от ярости и мыслей, что те люди продолжают дышать, ходить, говорить, чувствовать, а Эва лежит в холодной земле и больше никогда не посмотрит на меня своими добрыми глазами, не улыбнётся так, что жизнь кажется ярче, не скажет нежным голосом слова любви или поддержки... Не могу начать новую жизнь, не отомстив за неё, - Лина начала всхлипывать, но резко оборвала себя и предупреждающе процедила: - Или я возьмусь за дело. Правда, по неопытности могу совершить какую-нибудь оплошность или наследить...

-Даже не думай об этом, - вкрадчиво посоветовал отец и, повернувшись к окну, задумался, а потом произнёс то, что испугало меня ещё больше: - Я думал об этом. Но убить слишком просто и не интересно. Мы мучаемся, и я хочу, чтобы они тоже страдали, поэтому оставлю им жизнь, но сделаю её невыносимой, а потом, когда каждый из них опустится на самое дно, расскажу за что им эти испытания.

-Так даже лучше, - Лина злорадно усмехнулась и, увидев этот оскал, я почувствовала, как внутри всё холодеет.

"Боже, что они говорят?! Этого просто не может быть!" - я оцепенела, не веря, что мои близкие на такое способы.

-Папа! Лина! Опомнитесь! - крикнула я, и сестра дёрнулась. - Не смейте даже думать о таком! Я не желаю мести и страданий других!

-Иногда мне кажется, что я схожу с ума, - пробормотала Лина, украдкой оглядываясь. - Я как будто слышу Эву... Отголоски её голоса, непонятный сквозняк, которого просто не может быть... А иногда вообще кажется, что она рядом...

-Я рядом! - изо всех сил закричала я. - Здесь! И не хочу, чтобы вы наказывали другим за мою неосторожность! Слышите?!

Подлетев к сестре, я начала махать руками перед её лицом, чтобы она снова ощутила моё присутствие и поняла, что я против задуманного ими. Но всё было бесполезно. Лина смотрела перед собой, не чувствуя меня.

-Это потому, что ты постоянно думаешь о ней. И мне иногда кажется, что я сейчас выйду из кабинета и встречу её, или что и сам слышу её голос. Как будто эхо отдаётся в ушах... Но это невозможно, - ответил он, а потом замялся. Его что-то явно беспокоило, и он как будто размышлял - говорить или нет, а потом всё же произнёс: - Есть ещё кое-что, о чём я хотел поговорить.

-Говори.

-Это по поводу твоего поведения в последние дни, - неуверенно начал папа. - Я рад, что ты смогла хоть немного смириться с горем, решила вернуться в этот дом, и даже избавилась от обуви на высоких шпильках. Но мне совсем не нравится, что ты во многом стараешься подражать Эве. Носишь её одежду, слушаешь её диски с лирическими песнями, просматриваешь книги, которые нравились ей... Ты как будто хочешь стать самой Эвой...

-Да, папа, хочу, - спокойно ответила она, даже не думая отрицать этого. - Хочу, чтобы во мне продолжила жить её частичка, хоть какая-то. Да, я осознаю, что никогда не стану такой же доброжелательной, дипломатичной, понимающей, как она, но если я продолжу жить своей жизнью, всё то хорошее, что было в ней, исчезнет навсегда из этого мира, а я не могу такого допустить. Она достойна, чтобы её помнили. Я очень попытаюсь стать похожей на неё и надеюсь, что когда все понесут наказание за её смерть, и я отпущу злобу из своей души, я ещё на шаг смогу приблизиться к ней, стать, как она.

-Родная моя, не обязательно так себя вести. Главное помнить её и тогда она продолжит жить в нас, - папа начал втолковывать сестре те слова, которые и я сама бы ей сказала.

-Да-да-да, - с жаром согласилась я, витая возле сестры. - Не хочу, чтобы ты менялась! Мне всегда нравилась твоя стойкость, умение поставить недоброжелателей на место, твоя смелость и безразличие к мнению окружающих, умение всегда оставаться собой! Ты не должна забывать про себя и пытаться вернуть то, чего уже нет!

-Папа, это решено, прости. Мне мало только не забывать Эву и я хочу большего, - решительно заявила сестра и встала из кресла. - И давай договоримся на будущее, эту тему не поднимать, психологов не подсылать. Я морально раздавлена и тоскую, но психически здорова и адекватно мыслю.

-Лина, я не говорю, что ты больна, - отец недовольно поморщился. - Просто специалист быстрее поможет восстановить тебе душевное равновесие.

-Моё душевное равновесие восстановится, когда виновники будут наказаны, - ответила она. - А сейчас прости. Хочу подготовиться к завтрашнему дню. И тебе советую. Лучше сразу вычеркни из списка приглашённых тех, кто может проявить неискренность или попытается использовать поминки, как возможность обсудить с тобой вопросы, касающиеся бизнеса.

-Таких людей не будет, - заверил отец, печально глядя на Лину, а когда она вышла из кабинета, пробормотал: - Если Эва пошла в мать, то Лина - моя копия. И это проявляется всё отчётливее... Бедная моя девочка, не такой судьбы и характера я для тебя хотел.

Откинувшись на спинку кресла, папа закрыл глаза, а я ощутила желание побыть в одиночестве, чтобы примириться с тем, что мой любимый отец не совсем такой, как я привыкла считать, а сестра вообще кардинально изменилась. Вылетев из кабинета, я направилась в детскую и примостившись там на люстре, задумалась, переосмысливая заново свою жизнь и только теперь вспоминая все мелочи, на которые не особо обращала внимания, но которые могли ещё при жизни помочь мне всё узнать, и возможно удержать отца от страшных поступков.