Вторжение Химеры

ВЗГЛЯД СВЕРХУ 2

Над Романов-Сити бушевала гроза. Ветвистые молнии распарывали животы сизым тучам, дождь колотил в стекло, и только грома в помещении, где находился диктатор объединенного человечества, не было слышно.

– Мои предки считали, что во время бури драконы беснуются в облаках, – заметил Вэй Ляо, поворачиваясь к сидящим по обе стороны от длинного стола членам Совета Координаторов.

Те ответили вежливыми улыбками.

– Лишь бы у этих драконов не было химериновой брони и плазменных пушек, – буркнул Иван Брыкалов.

– Воистину так, – кивнул диктатор. – Но сегодня мы будем говорить не о форсерах, а о людях.

Еженедельные совещания, проводимые обычно по вторникам, вошли в обиход с самого начала войны. Первое время на них обсуждали срочные проблемы, вызванные быстрым наступлением форсеров, а затем, когда конфликт перешел в стабильную фазу, начали заниматься стратегическими проектами.

– Все вы читали доклад командира корпуса «Иван Грозный», генерала де Сен-Жак, – проговорил Вэй Ляо, – а господин Такеда по моей просьбе сделал из этого доклада практические выводы. Прошу.

Хидетоши Такеда, один из старейших членов Совета Координаторов, наклонил седую голову и заговорил, медленно, тщательно подбирая слова.

Голос его звучал бесстрастно и размеренно, точно у автомата.

Когда Такеда замолчал, в комнате для совещаний повисла напряженная тишина.

– То есть… – Юсуф Кала, недавно разменявший девятый десяток, возмущенно кашлянул. – Вы предлагаете дать еще больше прав этой… контрразведке? До меня доходили сведения, что они и так слишком много себе позволяют. Люди недовольны…

– Они всегда недовольны, – скупо заметил Вэй Ляо. – Народ счастлив только в том случае, если он не должен работать, но имеет возможность жрать от пуза и развлекаться вволю. Но мы же не можем этого допустить, верно?

– И для этого начнем устанавливать везде камеры и микрофоны, поощрять доносы и вмешиваться в частную жизнь граждан? – Брыкалов набычился, глаза его гневно сверкнули.

– Какая может быть частная жизнь во время войны, когда речь идет о самом нашем выживании? – заметил Фабрицио Ла-Плата.

– Верно, – кивнул Вэй Ляо. – Кроме того, это же ведь временная мера. Как только война закончится, все права и свободы вернутся к нашим гражданам, а деятельность контрразведки будет ограничена. Вспомните, Иван, великого русского правителя Сталина. Он был диктатором не только по названию, но и по сути, и люди в его стране не знали, что такое свобода. Но он ведь сумел одолеть страшного врага, спасти страну.

– Это выглядит обоснованно, звучит красиво, – покачал головой Юсуф Кала, – но я против. Единый заповедал право человека на свободу выбора. Как мы взглянем ему в глаза после смерти, если отберем ее у наших граждан?

– И я против, – сказал Брыкалов. – Нельзя узаконивать репрессии.

– Что скажут остальные? – Вэй Ляо улыбнулся, тщательно скрывая охватившее его бешенство. – Все мы знаем, что указ диктатора может быть заблокирован, если против него большинство из вас.

– Я – за, – сказал Такеда. – Ради жизни можно пожертвовать свободой.

– И я, – проговорил Ла-Плата.

«Против» высказались еще двое, «за» – все остальные.

– Завтра указ будет предоставлен на подпись, – Вэй Ляо посмотрел на Юсуфа Кала, – вы можете заявить официальный протест, но толку от него, честно говоря, не будет. Так что решайте сами. А теперь перейдем к проблеме продуктовых квот, прошу всех посмотреть на графики…

Полыхнувшая за окном молния отразилась в экране вычислительного центра, и Вэй Ляо на мгновение увидел свое лицо, аккуратно прилизанные волосы, тонкие губы и горящие торжеством глаза.