Вторая война шиноби: Страна Рек

Глава 13 Цунаде

— Мне рассказали, как ты помогла на поле боя, — сказала Бивако, устало потирая глаза. Она сидела за железным столом под большим шатром ирьенинов, а Цунаде стояла рядом и думала, что сейчас её будут отчитываться за своевольный уход из госпиталя, но Бивако, наоборот, одобряющее кивала.

— Признаюсь, — продолжила Бивако, — когда ты ушла и затем раздался грохот ворот, я сперва подумала, что ты это сделала.

— Нет, это был Джирайя, — вздохнула Цунаде.

— Что ж, он всегда умел удивлять.

— Да, умел, — задумчиво ответила Цунаде, все еще не придя в себя от увиденного сегодня утром у стен храма.

— Ты тоже большая молодец, — от размышлений отвлек голос Бивако. — Я всегда знала, что у тебя все получится. Ты же внучка Первого Хокаге. Он был великим медиком и обладал поистине исключительными техниками ирьенина. Когда-нибудь я тебе о них расскажу, а сейчас тебе надо отдохнуть, наверняка всю чакру потратила.

— Да, у меня, похоже, ее совсем не осталось… — Она посмотрела на ладонь и почувствовала, насколько внутри все было опустошенно. Но не так, как после боя с голубой чакрой, когда быстрое биение сердца и порывистое дыхание ещё долго не могло успокоиться. Сейчас же ей казалось, что она просто провела целый день на ногах в долгом путешествии. Тело приятно покалывало от усталости, а веки так и хотели поскорее закрыться.

— Я хотела у вас спросить, — произнесла Цунаде, — почему на собрании у Маяка говорили, что это мы, ученики Хокаге, раздобыли информацию, где прячется главарь повстанцев? Но мы даже ничего об этом не знали, это же все сделал наш капитан. Неужели Учитель сделал это специально, чтобы после проступка на базе повстанцев о нас никто плохо не говорил?

— Цунаде, прости, но я не знаю. Может быть, поэтому, а может быть мой муж что-то еще придумал. Но ты не спеши расстраиваться, совсем скоро он сам сюда прибудет, и ты у него все спросишь. А сейчас можешь быть свободна.

Бивако улыбнулась и опустила взгляд на бумаги. Цунаде, не желая больше отнимать ее время, вышла из-под шатра, вдохнула полной грудью свежий вечерний воздух и осмотрелась.

Бой закончился еще с утра. В небе сгущались тяжелые тучи. И несмотря на то, что над горизонтом полыхал тревожный желтый закат, на сердце у Цунаде разливался покой. Наконец-то день подошел к концу, и все, за кого она переживала, были живы. Обессиленная Икки спала в госпитале рядом с ранеными. Орочимару ходил между рядами шиноби в поисках чистой воды, чтобы умыться. Дан отчитывался за работу своего отряда, а Джирайя был черт знает где… На этих мыслях Цунаде тяжело вздохнула и услышала, как ее живот громко заурчал.

— Сколько же я не ела? — удивилась она.

Полевую кухню еще не успели организовать, так что пришлось искать свободное место под тентами, где можно было съесть сухой паек и не промокнуть под дождем, который должен был совсем скоро пойти. Она уходила все дальше и дальше от госпиталя, пока на склоне не заметила маленькую палатку. Именно в этот момент из нее выходил шиноби, и внутри, под светом яркой масляной лампы, она увидела человека в кожаном костюме, сидящего на коленях с завязанными за спиной руками. Это был он… Тот самый человек, которого она видела на базе повстанцев, тот самый человек, которого схватил Джирайя, тот самый человек, который начал восстание…

— Это не моё дело, — произнесла она и постаралась сосредоточиться на своем голоде. Но взгляд так и возвращался на палатку, а ощущения — на чакру пленного.

Вдруг резко стемнело и с неба рухнул дождь. Все вокруг засуетились, закрывали голову жилетами, уносили раненых под тенты и собирали воду в железные ведра. А Цунаде неожиданно для себя вспомнила, что такой же холодный дождь шёл в тот самый день, когда она шла по размытой дороге на опознание… И она, как завороженная, подходила все ближе и ближе, насквозь промокнув под дождем. Остановилась недалеко и не могла оторвать взгляд от просвета в палатке, в которой сидел главарь повстанцев. И какое же удовольствие она испытала, когда увидела, насколько тот был сильно избит: синяки, ссадины, кровоподтеки. Наверняка Джирайя бил даже без чакры… И она никак не могла понять, почему этот страшный человек сейчас сидел в тепле и сухости под шатром, когда на улице всех заливало холодным дождем? Почему он дышал вечерним воздухом и полузаплывшим взглядом лагерь Конохи, когда многие не выжили после этого боя, сгорев под золотым огнём? А главное — почему он был жив, а ее брат мертв?

Цунаде знала, что сейчас ей лучше уйти и больше никогда не приближаться к этому месту. Только желание заглянуть в его глаза было настолько велико, что она посмотрела на высокого и худого охранника с черными короткими волосами и подумала, как же от него по-тихому избавиться. Он стоял под небольшим тентом перед входом в палатку, и пока шум дождя ещё не стих, у нее возникла мысль собрать последнюю чакру в ноги и неожиданным рывком его обезвредить. Но все же он был шиноби Конохи. Совесть взяла верх, и она решила действовать по-другому: отдернула мокрую форму, обтерла лицо и уверенно подошла к охраннику, сложив руки на груди.

— Ну, чего ждешь? — требовательно спросила она. — Впусти меня.

— С чего бы? — ответил он, высоко подняв бровь.

— С чего? — возмущённо переспросила Цунаде, показав на повязку ирьенина. — Я ирьенин, меня госпожа Бивако прислала, залечить нашего пленного. — Она косо посмотрела в просвет палатки, уже ближе увидела избитого главаря повстанцев, и внутри от волнения все подскочило. Но ей надо было сохранять спокойствие, так что она сделала глубокий вдох и продолжила: — Ничего себе, как его отделали. Надо же, на что способны ученики Хокаге…

— Цунаде Сенджу, — усмехнулся охранник, — думаете, я вас не узнал?

— Ну да, кто ж меня не знает? — Она издала нервный смешок. — Ну так что, вроде познакомились, теперь пропустишь?

— Приказано: никого без разрешения не впускать.

— Знаешь, меня попросили привести в порядок пленного не просто так. Поговаривают, что сам Хокаге совсем скоро прибудет сюда. И что будет, если он увидит его в таком виде? Конечно, если бы перед тобой стоял какой-нибудь обычный ирьенин, я бы тоже, наверное, не пустила. Но мне-то можно доверять, я все-таки как никак Сенджу…

— Хорошо, я вас пропущу, — улыбнулся он, — но только когда вы принесете письменный приказ.

— Что ж, — вздохнула она, пожав плечами, — как хочешь. Тогда я вернусь к Бивако и попрошу ее оторваться от какой-нибудь важной операции ради тебя. Конечно, быть может, она как раз сейчас спасает твоего друга. Но это же пустяки, правда? Ничего, найдет время пару строчек тебе написать. А может лучше ей и вовсе самой сюда прийти?

Цунаде коротко улыбнулась, сдержав свое недовольство, развернулась и стала отходить от палатки. Сделала несколько шагов и внезапно испытала такое облегчение, как будто тяжелый дорожный мешок сняли с её плеч. Она вспомнила, что хотела поесть, а дальше после небольшого отдыха решила обязательно вернуться в госпиталь лечить раненых. Но этому не суждено было сбыться. Цунаде никогда не узнала, что в тот момент подумал охранник. Испугался ли он появления Бивако, или же посмотрел на избитого пленного и подумал, что Хокаге подумает на него и сделает выговор, или же он доверился Сенджу? Но в тот вечер охранник окликнул ее, а она, почти без сомнений, обернулась.

— Ладно, проходи, — произнес он.

У нее еще был шанс уйти. Но холодный дождь напомнил не только о морге, но и о том обещании, что она дала себе перед тем, как уйти на войну.

— Я обещаю, я отомщу за тебя, — тихо повторила она свои же слова, кивнула охраннику и молча зашла в палатку.

Главарь повстанцев поднял заплывшее от побоев лицо, медленно перевёл взгляд на повязку ирьенина на её плече и неприятно усмехнулся.

— Правду говорят, что Коноха за последнее время стала слишком бесхребетной, — хрипло произнес он на удивление совсем без акцента.

Цунаде ничего не ответила, присела рядом с ним на корточки и поднесла ладони к его лицу. В ладонях слабо загорелась зеленая чакра — все же ей и вправду не помешало бы отдохнуть.

— Если ты не слышал, — твердо произнесла она, — мое имя Цунаде Сенджу.

— О, — протянул он, — сама внучка Первого Хокаге пришла ко мне. И чем же я удостоен такой чести?

Цунаде в ответ лишь поджала губы.

— Рад знакомству, — продолжил он. — Теперь по правилам приличия и я должен представиться, не так ли? Все меня называют Красным Тигром или же Хиньян, что значит господин. Настоящее мое имя тебе никогда не узнать, но можешь быть уверена, что меня назвали в честь пламени солнца и обжигающего ветра…

— Что ж, Тигр, — со злостью проговорила Цунаде, — из-за вашего восстания погиб мой брат.

— Да-да, припоминаю тот маленький инцидент.

Цунаде сжала зубы и продолжила спокойно его лечить, стараясь не обращаться на его слова внимания: кровавые ссадины стали довольно быстро срастаться, а отеки и синяки проходить.

— В первый день избавиться от наследника Сенджу, — произнес Тигр. — Какая ужасная смерть… Лучше разлететься на кусочки, чем так мучительно умирать… Я был в ту ночь совсем недалеко и слышал его невыносимые стоны. Кажется, ему оторвало ноги и руки, бедняга…

— Замолчи! — перебила Цунаде, и сразу же осеклась, заметив, что охранник заглянул к ним в палатку. — Все в порядке, скоро закончу, — улыбнулась она, и когда тот вернулся на свой пост, вновь посмотрела на Тигра и еще ближе поднесла ладонь, светящуюся зеленым светом, к его лицу. — Чувствуешь мою чакру? Чувствуешь, как от неё становится легче? Но она может быть совсем другой…

— Угрожаешь? Но разве ты сейчас можешь что-то со мной сделать? Я слышал, как ты говорила про Хокаге. Без сомнения, он хочет меня допросить. Узнать, почему началось восстание и откуда у нас взрывные печати. Уверен, у вас даже есть специальные техники, которые могут из моей головы эту информацию достать, — он усмехнулся, — только боюсь, что вы не успеете…

— О чем ты говоришь? — нахмурилась Цунаде.

— Думаю, скоро поймешь. Там, откуда я родом, человек ценен не столько за его жизнь, сколько за его смерть. А я умру достойно, блестяще справившись со своей задачей… И совсем скоро Коноха сгорит в своем же пламени…

— Хватит! — Она выхватила кунай с пояса, схватила Тигра за грудки, приложив лезвие к его загорелой шее, и с ненавистью взглянула в его черные глаза, полные насмешки.

Голубые искры вспыхнули где-то глубоко в ее сердце, и с каждым мгновением загорались все сильнее, грозя вырваться настоящим пожаром. Она хотела его не просто убить, она хотела заставить его мучиться, как мучался Наваки. Думала вонзить ему кунай в горло так, чтобы он захлебнулся своей же кровью. Долго и в полной тишине. И когда уже без колебаний решила действовать, за спиной раздался хорошо знакомый голос:

— Цунаде, что ты здесь делаешь? — Прозвучало грозно по палатке. Она резко обернулась и увидела за собой встревоженного Дана, а за ним и охранника.

— Дан, я… — растерялась она, охранник уже хотел броситься к ней, но Дан загородил ему путь рукой.

— Цунаде, — произнес он, — я боялся, что ты сюда придешь, и хорошо знаю, что ты хочешь сделать. Но послушай меня, сражение окончено, восстание подавлено, люди, которые ответственны за смерть твоего брата, будут наказаны. И мы сможем наконец-то вернуться домой. — Он сделал осторожный шаг к ней и протянул руку. — Пожалуйста, отдай мне кунай, и я обещаю, что все будет хорошо…

— Я не могу, — ответила она, и только сильнее надавила лезвием на шею Тигра.

— Цунаде, я тебя понимаю, — продолжил Дан, — как никто другой понимаю. Но от убийства тебе не станет легче, и Наваки это не вернет.

— Прости, я не могу…

— Нет, можешь, — уже тверже произнес он.

К глазам подкатили слезы, в горле появился ком. Цунаде ещё раз посмотрела на Тигра, на кунай в ее руках, и вдруг поняла, что как только Дан появился здесь, вся злоба внутри растворилась, и захотелось всего лишь одного — поскорее уйти из этой проклятой палатки.

— Дан, — дрожащим голосом произнесла Цунаде, — я сама не справлюсь, пожалуйста, помоги мне.

— Конечно, — мягко улыбнулся он, опустился перед ней на колени и осторожно забрал кунай из ее рук. И в это мгновение, когда она уже хотела расплакаться от облегчения, лампа вдруг погасла и послышался едва уловимый свист.

— Пригнись! — закричал Дан и закрыл ее собой, крепко обняв.

Свет в лампе вновь загорелся. Цунаде подняла голову и увидела над собой растерянного Дана. Он смотрел на нее своими прекрасными зелеными глазами, и она сердцем почувствовала, что случилось что-то очень страшное. В следующий миг Дан издал глухой хрип, из его рта пошла желтая пена, тело свела судорога, и он упал.

— Дан, что с тобой?! — испуганно воскликнула Цунаде, переворачивая его на спину, и заметила, что в его жилет были воткнуты острые длинные иглы. Она скорее выдернула их, оглядела палатку и с ужасом поняла, что и главаря повстанцев, и охранника взяла такая же судорога. Цунаде скорее зажгла в ладонях зеленую чакру и поднесла дрожащие руки к груди Дана.

Первым умер охранник. За ним последний хрип издал главарь повстанцев. Сердце Цунаде бешено забилось, в ушах до боли застучала кровь. Она перевела ошарашенный взгляд на Дана и с ужасом поняла, что совсем скоро его тоже ждала смерть.