Вторая радуга

Ручейный

С утра Ермолай глянул на календарь: зиме осталось два дня. Сразу вспомнилось странно застывшее, производящее тревожно щемящее впечатление лицо Ольги Аникутиной. Эвенки, на зиму отсылавшие детей и некоторых женщин в Ручейный, вот-вот должны были возвращаться в свои лесные чумы. У них учебный год кончался в конце марта, тогда как юноша, как и полагалось в русских школах, должен был сидеть за партой до конца мая. А там ещё и экзамены…

Мимолетно позавидовав Ольге, он поскорее проглотил завтрак и выскочил из избы. Идти в школу вместе с отцом — учителем — он не хотел и сейчас в очередной раз изобрел какой-то предлог, чтобы уйти пораньше. Впрочем, он давно подозревал, что отец с матерью догадывались об истинной причине его раннего выхода в школу и оттого с готовностью выслушивали любые отговорки. Из соседней избы, как по команде, одновременно вышла Инка, как бы случайно замешкавшись на крыльце. Калитку она открыла аккурат в тот момент, когда он проходил мимо.

— Привет, — небрежно поздоровался юноша и слегка умерил шаги.

Неудобно, в самом деле, встретив одноклассницу по дороге в школу, продолжать путь одному. На это Гришина и рассчитывала, раз за разом подстерегая у окошка своего дома выход одноклассника на улицу. Впрочем, явно Инна ему своего общества не навязывала, а он постоянно делал вид, что верит в случайность их одновременного выхода из дома. Внимание соседки юноше, который ещё ни с одной девушкой не гулял, было одновременно и приятно, и в то же время раздражало.

— Ты про экономические теории до расщепа реферат писать будешь? — спросила Инка, как будто этот вопрос её действительно волновал.

— Я писал краткий обзор, — ответил юноша. — Мне его уже зачли. Семнадцать баллов.

— Так тебе по экономике ещё два обзора писать придется. Я уж лучше один полноценный реферат сделаю, чем три обзора. Подобрала себе двадцатый век, середину. До монетаризма. Веселые были времена. Я до сих пор не понимаю, как это все они могли всерьёз полагать, что богатеть можно бесконечно.

— Так они же не в расщепе жили, а в полноценном мире, — изрек невероятную банальность Ермолай и даже слегка устыдился сказанного.

Инка, впрочем, сочла сказанное справедливым, в очередной раз поразив юношу женским умением в сотый раз с энтузиазмом выслушивать прописные истины. Зато Харламов разом почувствовал себя не в своей тарелке. Так с ним обычно и случалось, стоило ему поговорить с девушкой несколько минут. Он или замолкал, не в силах отыскать тему для разговора, или же начинал изрекать глупости, отчего стыдился, краснел и пытался найти повод удалиться. Соседка же, ничего не замечая, весело щебетала:

— Тебе хорошо обзоры писать, отец всегда поможет.

— Поможет, — не стал возражать одноклассник, — только от его помощи быстрее не получается. Он мне не подсказывает, только проверяет и на ошибки указывает. Писать и ошибки исправлять самому приходится.

— Все равно помощь, — не согласилась девушка, и зачем-то остановилась.

Не сразу Харламов заметил бредущего навстречу Бордусея. Шаман, в вывернутой неотделанной шкуре поверх засаленной телогрейки, старых валенках и остроконечной овчиной шапке, внимательно глянул на Инну, зачем-то перевязывающую платок, нахмурился, и направился к ним.

— Ты, юноша, не сын ли Николая Владимировича будешь? А ты, девица, внучка деда Афанасия, кажись?

Одноклассники молча кивнули, затем поздоровались с шаманом:

— Здравы будьте, дядька Бордусей…

— И вам того же, — пробормотал шаман и ухмыльнулся. — Дядька… Не ошиблись, однако.

Затем глаза его остановились на Ермолае и он спросил:

— Аня, сестра твоя, вроде с моей Ольгой подруги, так?

Юноша замешкался, но постарался ответить честно:

— Ну, они иногда гуляют вместе…

Инна при этих словах отвернулась в сторону, с интересом разглядывая проезжающего по улице на стареньком снегоходе мужика в ярком китайском пуховике. Шаман, несомненно, уловил неуверенность в голосе молодого человека, но ответ его вполне удовлетворил и он заявил, что молодежи пора идти в школу.

— А Ольга на него совсем не похожа, — без всякой связи с предыдущим разговором сказала соседка.

Что-то в её голосе подсказало юноше, что сейчас не время изрекать банальности.

— Её настоящий отец утонул, когда она была ещё младенцем. Бордусей женился на её матери сразу после смерти отца. Так по их обычаям полагается — жениться на вдове погибшего брата.

— Так он ей дядей приходится… — ошеломленно протянула Инка и пристально посмотрела на юношу.

Тот опустил голову, размышляя над странной фразой шамана насчет дядьки. Это они с Инной не ошиблись, назвав его дядькой, или же шаман имел в виду, что он Аникутиной дядей приходится? Но почему дядей? И по обычаям эвенков, и по русским, он Ольгу удочерил — и был ей отцом. А вот кто был отцом круглолицей и слегка раскосой соседки, в поселке не очень-то знали. Её мать вышла замуж повторно и вместе с мужем работала в Заполярье, на рудниках Норильска, приезжая в Ручейный только раз в году. Инна жила у деда, родители считали, что суровый климат севера дочери на пользу не пойдет. Первого же её мужа и отца девушки в поселке помнили плохо. Он то появлялся, то уезжал, пока не пропал окончательно.

Но говорить с соседкой об этом Ермолай не решился, Инка же быстро перевела разговор на другую тему, избавив его — или себя — от возможной неловкости. А там они дошли до школы и разговор с шаманом сам собой забылся.

Спортивное развитие неожиданно заменили физикой, причем за урок быстро прошли сразу три темы. Школьники даже взвыли в прямом смысле слова — тихонечко, не разжимая губ, задние ряды издавали протяжные стоны, стоило физичке объявить последнюю тему.

— Попрошу тишины, — постучала по столу указкой физичка. — Вы знаете, что к концу недели некоторые ученики нас оставят, в связи с отъездом к постоянному месту жительства. Надо поспешить, чтобы до их отъезда класс прошел основную часть программы…

Ермолай, как и Громяк, Аникутина и ещё пара учеников восприняли известие спокойно. По физике у них всегда были высшие оценки, а юноша ещё в начале года прочитал весь учебник, и мог без подготовки сносно ответить по любой теме. Остальные заметно опечалились. На экономике предстояла имитационная игра, Харламов сел рядом с другом, Костей. Раскладывая карточки, имитирующие пакеты акций и просматривая правила игры, приятель шептал на ухо последние школьные сплетни. Заинтересовало юношу лишь известие о свидании Наденьки с Агафоновым, мастером с лесопилки.

— Витька узнает, морду Агафону набьёт.

— Кто кому набьёт, Агафон старше на два года, и мышцы у него накачаны — дай бог каждому, — усомнился Костя.

— Богомолов, Харламов, вы готовы? Ваши заявки?

— Акции угледобывающих шахт, на сорок тысяч, — твердо произнес Ермолай, пододвигая стопку бумажек на центр стола.

Костя сделал вложение в самый большой банк — ход беспроигрышный, но никак его позиции не улучшающий. Витька Громяк глянул на него угрюмо, а друг уже шептал на ухо:

— Твоя Анька вчера с Ольгой Аникутиной в шаманском обряде участвовала. Она тебе ничего не говорила?

Ермолай ошарашенно покачал головой и тихо ответил:

— Мне сестра про Ольгу никогда ничего не рассказывает.

Пожалуй, только сейчас он задумался, почему так. Анька на год его старше, немного пытается братом командовать, но отношения между ними вполне доверительные. Но об Ольге, с которой она, похоже, дружит, сестра никогда не рассказывает. Ему не рассказывает. А Маринке, младшей сестренке, рассказывает. И матери тоже. При мысли о том, что он начнет расспрашивать про девушку мать или сестренку юноша, похоже, покраснел. Уши вдруг стали горячими, он воровато огляделся, и взор его на мгновение задержался на дочери шамана. Девушка смотрела в пространство, шевеля губами, а затем опустила глаза и отделила от стопки своих бумаг небольшую кучку. Он отвел глаза в сторону и успел заметить вопросительный взгляд Инки.

— Ты хоть скотное хозяйство какое прикупи, Костя, — подсказал он растерявшемуся приятелю.

Игра затягивала его все больше. Уже самые неосторожные успели разориться, те, кто осторожничал, остались при своих, потеряв всякие шансы на выигрыш, а Витька Громяк и Ольга пододвигали к себе все новые пачки акций. К середине урока игроков осталось семеро. Советы Харламова помогли Косте продержаться до того момента, когда итог четко определился. Хозяйственный мир поделили между собой Громяк и Аникутина, оставив жалкие крохи Ермолаю, Руфику и Косте; прочие игроки выбыли.

— Ну конечно, теперь Ольге нужно по всем предметам хорошо учиться, — пробурчал разочарованный Богомолов и пояснил: — Она останется в поселке до весны. Отец её на Край посылает.

Русских отбирали для путешествия на Край специальные комиссии психологов, у эвенков решал шаман.

Из школы он возвращался вместе с Гришиной, и опять не спросил её про отца. Девушка его опередила.

— Тебе лучше на красавиц не заглядываться, а стараться оценки повыше получить. А то дальше Лесосибирска не уедешь. С твоими способностями в городе надо жить, Ермолай.

— Я что, по твоему, на Надьку заглядываюсь? — возмутился юноша.

— Не на Надьку. На Ольгу Аникутину, — тихо проговорила Инна. — Я же вижу…

— Это Ольга-то красавица? Да у неё вид, как будто она никак проснуться не может…

— Ну, и ты на неё запал, как странствующий принц на спящую красавицу, и мечтаешь разбудить поцелуем.

— Да ничего я на неё не запал, охота была тебе всякие глупости говорить!

До калитки своего дома соседка молчала, а юноша шёл, и чувствовал, что всё лицо у него пылает. Дома он поспешил умыться холодной водой, чтобы мать и сестры не приставали с расспросами.

А ближе к вечеру, в спортзале, к нему подошел Витька, капитан всех существующих в школе команд, попросил перекинуться парой слов без свидетелей. Вид у него был мрачно-сосредоточенный, и Ермолай даже струхнул немного. Витька — парень крутой, развитый, подраться не дурак и стремится всегда утвердить свое главенство. До сих пор он юношу не задирал — мол, сын учителей, себе дороже связываться — но и тот Витьке ни в чем дорогу не пересекал.

— Ты, Ерёма, все знаешь. Слышал такое выражение — воин Блеклой Радуги? Нет? Я слышал, это круче любого спецназа.

Нет, про таких воинов он не слышал. Ясно, что Витька, который пытался прослыть всезнайкой, не мог безболезненно перенести неведения и пытался узнать всё возможное о воинах Блеклой Радуги. Интернет ему не помог — впрочем, Громяк прекрасно понимал, что мог неправильно задать вопрос. А в таком случае любой поиск был обречен на неудачу.

Витька обращался за помощью, причем помощью тайной.

— … Бордусей при мне проговорился. Там, кроме меня, одни девки были. Мне он сразу сказал: "не видать тебе, малый, радуги" — и про меня забыл. А после девкам начал камлать, будущее предсказывать. Там и твоя Анька была. Вот ей он и сказал — судьба, мол, твоя счастливая, доведется тебе рядом с собой узреть аж трех воинов Блеклой Радуги.

— И что дальше?

— А дальше дядька Бордусей что-то совсем непонятное понес, я же не мог шамана прерывать. Спасибо и за то, что меня вообще туда пустили. Да, Ерёма, ты и об этом никому не говори. Я там в волчьей маске был, а говорил хриплым голосом, вряд ли меня девки узнали. Просекаешь ситуацию?

Вернувшись в спортзал, Громяк больше к юноше не обращался. Играли в волейбол. Только в этом виде долговязый и не очень сильный Харламов представлял какую-то ценность для школы. Он искусно ставил блок, чутьем угадывая и момент прыжка соперника, и попытки обмануть блокирующих скидкой. В нападении он играл слабо, оттого выпускали его только на своей подаче, выставляя в переднюю линию. После игры затеяли соревнование: броски мяча в баскетбольное кольцо после пробежки с переворотом через голову. Витька разделил первое место с Гришкой Рахимовым, Ермолай стал пятым из пятнадцати участников.

— Неплохо, — одобрительно сказал Громяк ребятам, — Ерёма и без всяких помех никогда больше не забрасывал.

Вроде бы и без подковырки сказал, а юноша разом поскучнел и молча пошел в раздевалку.

Вечером вместе с Костей он ушел на лыжах в лес. Жила там одна белка, которую они пытались приручить. Приманивали зверька до сумерек, но белка на снег так и не спустилась. Взяла свое угощение с нижней ветки сосны — и наверх. Пришлось ограничиться только этим, чтобы не искать обратный путь в темноте.

— Ерёма, а ты отсюда бы дорогу в поселок нашел в ночи? — спросил Богомолов, когда они спустились в заросший лиственницей и сосной распадок.

— Чего не найти, — удивился тот, — слева от нас горбы идут цепочкой до Бирюсы. А у берега их тракт пересекает, что к нам в поселок идет. Заблудиться невозможно, разве что крюк небольшой сделаешь.

Костя хмыкнул недоверчиво, и лесенкой быстро пошел вверх по склону. На лыжах он ходил хуже Харламова, но признавать превосходство друга не собирался. Подождав его на вершине очередного горба, он спросил:

— Чего от тебя Витька сегодня хотел?

— Так, спросить по одному вопросу, вполне абстрактному.

— Ну, ты же у нас ходячая энциклопедия… А я смотрю, он сегодня весь день не в себе. И на Аникутину так внимательно поглядывает. Он же тунгусов никогда не замечал…

Юноша промолчал, сильно оттолкнувшись палками, заскользил вниз. Дома он выбрал момент и подошел к Аньке, когда та оказалась на кухне одна.

— Ты вчера дядьку Бордусея видела? Что он интересного сказал?

— А что тебя интересует? — повернулась от сковородки разрумянившаяся сестра. — Он девицам будущее предсказывал. Или тебя какая-то девушка заинтересовала? — сестра понимающе улыбнулась и добавила:

— Наконец-то…

— Меня больше интересует, что шаман насчет радуги говорил. А из девушек — твоя подруга, Ольга…

Аня повернулась к сковородке и принялась там что-то переворачивать.

— Он предсказывал, кто нынешней весной радугу увидит. А мне посулил воинов радуги, но кто они такие — не сказал. Ольге он ничего не говорил. Я вообще не поняла, что она там делала — сидела молча, без маски, глаз с отца не сводила. А когда всё кончилось, встала с таким трудом, как будто не отец, а она сама камлала. И вообще, почему бы тебе её саму не спросить? Не бойся, она не кусается, — сестра оглянулась на него через плечо, посмеиваясь.

— Спрошу, — пообещал брат коротко. — А ты у отца не интересовалась насчет воинов радуги, кто они и что сулит их появление?

Когда Анна качнула головой и замялась, он спросил:

— Хочешь, я сам спрошу?

— Спроси. Только про меня упоминать не надо, а?

— Не буду, — пообещал брат.

Отец даже спрашивать не стал, откуда сын услышал о воинах Блеклой Радуги.

— Ты слова Бордусея буквально не воспринимай. Он ведь уже стар, а старики часто говорят путано. Шаманам же это даже положено. Те, кого он назвал воинами Блеклой Радуги, на самом деле называются иначе. Если твоя судьба сложится определенным образом, ты о них узнаешь всё, что полагается.

— А сейчас что, мне вообще не положено про них слышать?

— Да, не положено. Но, раз услышал, знай — есть люди, добившиеся многого на пути постижения Учения Радуги. Те из них, кто учит других, всем известны как Чародеи Радуги. Но есть и другие мастера, которые не занимаются преподаванием. Таким народная молва приклеивает самые разные названия. Бордусей вот назвал их воинами, хотя с обычными солдатами, даже спецназовцами, у постигших Путь Радуги ничего общего нет.

— А с монахами Шаолиня есть? — поинтересовался жадно слушающий сын.

— С реальными — нет, с мифическими — возможно. Миф — понятие многогранное…

Отец опустил глаза к загромождающим стол бумагам, намекая на то, что разговор окончен.

— А обычному человеку встретить такого воина на жизненном пути — это хорошо или как?

— Или как, — буркнул Николай Владимирович раздраженно, не поднимая глаз от стола.

Ничего не оставалось делать, кроме как выйти из отцовского кабинета. Анну его рассказ взволновал, и уже вдвоем они отправились к матери с тем же вопросом. Анастасия Сергеевна обрадовалась случаю поговорить. Взрослеющие дети не баловали её долгими разговорами, может быть, поэтому, она начала издалека. С радуги Края.

Конечно, все в расщепе 80-100®, или меридиане Енисей — Иравади, с детских лет знали, что некоторые люди на Краю, среди меняющихся световых узоров его вечного свечения, могли разглядеть неподвижную фигуру. Для того и организовывали молодёжи путешествия на Край, чтобы определить, кто же её способен видеть. И некоторых из видящих приглашали в Школы Радуги.

— Приглашают туда не всех, способных к обучению. Если в обычной школе можно выучить любого, у кого мозгов достаточно, то Учение Радуги требует не только способностей, но и желания посвятить этому пути всю жизнь. Оттого и берут туда немногих. И оканчивают эту школу далеко не все. Многие через год, или через пять понимают, что не хотят там дальше учиться, а кто-то не способен перейти на следующую ступень. Способности-то у всех разные…

— А сколько там учатся те, у кого и способностей и желания достаточно? — спросила Аня.

— Долго. Обычное образование, в университетах, тоже входит туда, как часть. Только первый год обучения в Школе Радуги связан с полным отрывом от обычного мира, а дальше — у каждого свой путь. Может, кто-то из учеников Радуги живет рядом с нами, обычной жизнью. Они ведь не станут кричать об этом на каждом углу.

Получалось, что Школ Радуги много, и они не имеют постоянного местонахождения. А те, кто прекращал обучение в них, вливались в обычную жизнь общества рядовыми членами. Видящие недвижные узоры Края отличались повышенной чувствительностью и острым вниманием. Эти способности у них и развивали, но в жизни они помогали далеко не всем.

— А воинов там готовят? — не утерпел сын.

Но об этом мать ничего не слышала. Зато она давно знала Бордусея, у которого, оказывается, были уже взрослые внуки и куча правнуков.

— Не всегда он был шаманом. Закончил по молодости Новосибирский университет, в аспирантуре учился, преподавал в Большом университете Красноярска. А потом надолго ушел в леса, жил, как обычный охотник-эвенк. Шаманить начал, когда ему порядком за сорок стукнуло. У настоящего шамана жены не бывает, так что Ольгу он удочерил. Она моложе любого из его родных внуков будет…

Анна осталась послушать, её рассказ матери заинтересовал, а юноша ушёл готовить домашние задания. К нему, как сыну учителей, в школе было особое отношение: все учителя из кожи вон лезли, чтобы выучить Ермолая Харламова как можно лучше. Если другие школьники могли ограничиться рефератом в три страницы, то для него написать меньше пяти — означало прилюдное объяснение, почему это он вдруг стал лениться. Вся школа знала, что он с десяти лет владеет скорочтением и почти не забывает прочитанного.

Он, конечно, как любой школьник, забывал многое, но его мозги с малолетства были так устроены, что он легко выделял в любом тексте самые главные моменты; и вот их-то он действительно запоминал накрепко. Отчего и приобрел репутацию всезнайки и ходячей энциклопедии. При всем том он не был круглым отличником, хотя половина учителей считала его сильнейшим учеником. Другая половина считала таковым Виктора Громяка, который, как ни странно, тоже отличником не был. Витька был сильнее в физико-математических дисциплинах, Ермолай — в гуманитарных, которые как раз и требовали чтения в больших объемах.

Утром одноклассница вновь выскользнула из своей калитки в трех шагах перед ним.

— Привет, Ермолай, — она единственная во всем классе не звала его Ерёмой.

— Привет, — меланхолично отозвался юноша.

— Не выспался, что ли?

— Есть маленько…

Девушка взяла инициативу на себя, и он бездумно отвечал на её вопросы, пока вдруг не прозвучала витькина фамилия, и юноша автоматически не спросил:

— А ты никогда не слышала о воинах Блеклой Радуги, Инна?

— Как не слышать. Мой отец — настоящий отец — был одним из них.

— Расскажи, Инна, — сон с него разом слетел.

— А чего рассказывать-то? Есть такие люди, полжизни учатся, чтобы достичь способности совершить великий подвиг, затем годами пытаются его совершить. Потом те, кто уцелел, возвращаются к обычной жизни и до смерти держат язык за зубами. Мой отец не уцелел, вот и все.

Что за подвиг пытались свершить эти воины, Гришина не знала. Это и было их великим секретом. Знала только, что многолетние попытки к успеху не привели, лишь умножили ряды не вернувшихся. Зацепила юношу одна фраза:

— … У воинов Блеклой Радуги не бывает могил… — ею он и закончил свой рассказ Витьке.

Соседка не просила держать свой рассказ в тайне, так что никакого стеснения Ермолай не чувствовал.

— Инке, конечно, все мать рассказала. И рассказала, скорее всего, уже давно, — размышлял вслух Виктор. — А у матери не спросишь, да она и не ответит ничего посторонним. Твой отец знает, но молчит. Даже специально намекнул, что название это неправильное, чтобы мы отвязались. Так оно, наверное, и есть, но ведь мы другого названия не знаем, и ничем это нам не поможет. Ты сам что думаешь? — спросил он с фанатическим блеском в глазах.

Харламов полагал, что отсутствие могил и есть основной ключ к тайне воинов Блеклой Радуги. То ли они уходят в свои походы поодиночке, отчего никто не знает, где и как они приняли смерть. То ли характер смерти таков, что хоронить после нечего. Либо сам факт признания смерти нежелателен, ибо раскрывает строго охраняемую тайну.

— Что это за тайна, если только в нашем классе уже трое её знают, — скривился Громяк. — Здесь тайна не сами воины, а то, чем они заняты.

— Но могил всё же не бывает, — упрямо повторил юноша. — Даже если человека разметало в пыль высокотемпературной вспышкой, хоронят подобранный на этом месте пепел. Здесь — другое…

— Ты еще Ольгу спроси, — посоветовал Витька, — она вполне могла слышать от отца куда больше.

— Почему я должен спросить? — удивился юноша, — ведь это тебя воины больше интересуют.

— У тебя шансов больше, — рассудил одноклассник. — Ты всезнайка. А ответить на вопрос, которого даже всезнайка не знает — это почетно и поднимает самоуважение. К тому же ты брат её подруги, и за девчонками не ухлестываешь, Олька и не подумает, что ты к ней подкатываешься таким способом. Точно тебе говорю, она девчонка нормальная, это не Надька Белова, которая каждый мужской взгляд или слово немедленно себе на винт заносит, — Витька изобразил пальцем круг внутри головы, — а на том винте нет ни одной программы, кроме оценок этих слов и взглядов.

При этих словах одноклассник посмотрел вдоль школьного коридора на Надьку, которая вместе с подругами рассматривала журнал с яркой обложкой. Вздохнув, юноша прошел вдоль коридора и подошел к Аникутиной, которая по своему обыкновению в одиночестве смотрела в окно.

— Слушай, Оль, тут вопрос такой возник, о воинах Блеклой Радуги. Мой отец отмалчивается, может, ты чего знаешь?

— Знаю, — дочь шамана повернула к нему неподвижное лицо, — и расскажу тебе позже, когда мы поплывем на Край.

— Но почему позже? И ты уверена, что мы поплывем на Край вместе?

— В этом я уверена. А почему позже, ты поймешь из самого рассказа, Ермолай.

Она продолжала смотреть на него без всякого выражения, как будто ожидая продолжения, но юноша смутился, пробормотал что-то благодарственное, и пошел назад. Витька понял все по его лицу, и даже не спросил, что же она ему ответила.

Оказалось, это был последний день, когда дети эвенков-лесовиков учились вместе со всеми. Уже на следующий день они принялись готовиться к экзаменам по особой программе, а через пару дней, когда весеннее солнце уже вовсю плавило снег на пригорках, начались и сами экзамены. Дочь шамана в эти дни юноша не встречал, хотя специально шатался по школе и поселку в надежде случайно на нее наткнуться. Витька с расспросами о воинах радуги больше не приставал, чему он был только рад. Потому что случайно услышал дома, как Анька спрашивала отца о всё тех же воинах, и почему Бордусей имеет к ним какое-то отношение. Сестре отец тоже не ответил, но юноша тем не менее понял, что если кто-то и осведомлен об истинном облике воинов Блеклой Радуги, так это именно эвенкийский шаман.

27 марта состоялся последний экзамен у эвенков. Он прошел быстро, уже на втором уроке в окно Ермолай разглядел толпу школьников, с радостными возгласами выбегающих с территории школы. Аникутина шла не спеша, отстав от остальных. У ворот школьной территории её встретил шаман и она остановилась.

— Харламов! За окном, конечно, что-то очень интересное происходит, но нам всем бы хотелось, чтобы вы нам всем рассказали, какие аргументы вам известны за и против концепции Тойнби, — голос исторички заставил юношу вернуться в скучную действительность.

Машинально отвечая, он в то же время обдумывал возможные значения слова "блеклый". Выцветший? К настоящей радуге неприменимо… А если и радугу понимать расширенно, то смыслов становится столь много, что и пытаться угадывать бессмысленно. Нет, радуга должна быть радугой, то есть разноцветной полоской преломления солнечного света в каплях воды. Тогда — бледная, слабо заметная? Возможно. Но если такой эпитет применяется к обычной радуге, то она уже не совсем обычная. Возникает при особых обстоятельствах. Каких только?

Ещё у слова "блеклый" есть такие значения, как вянущий, завядший, потерявший жизненные соки, вообще умерший. Но это, похоже, больше о цветах.

Что это за радуга такая, что никогда — или в большинстве случаев — яркой не бывает? Почему не бывает; из-за постоянного тумана, или же она вызвана не прямыми солнечными лучами, а отраженными? Или оттого, что возникает эта радуга в пустыне, где очень мало воды в атмосфере? Ему пришел в голову ещё один вариант: Край. Там, говорят, небо светится изменчивым светом, сквозь сполохи сияния Края любая радуга покажется блеклой. Но эту радугу, как известно, видят очень и очень многие — каждый пятнадцатый, если не каждый десятый. И никогда он не слышал, чтобы радугу Края называли блеклой, бледной или бесцветной.

Так что радуга пустыни показалась ему наиболее подходящей. Интересно, путешествовал ли Бордусей по пустыням?

— А скажите нам, Харламов, с чем связано усиление интереса к этой концепции в последние десятилетия? — прервал размышления вопрос учительницы.

— Возможно, с тем, что в нашем расщепе по сравнению с Материнским Миром значительно замедлился прогресс. Это может быть связано с тем, что в расщепе меньше цивилизаций, следовательно, слабее энергия их взаимодействия. К тому же в расщепе практически не представлена англосакская западно-христианская цивилизация, которая своими вызовами давала наибольший импульс развития всем другим…

Дальше урок, как легко можно было предвидеть, превратился в диспут. Слишком острой была тема. Согласиться, что прогресс в обществах православного христианства, буддизма, индуизма, мусульманства и даосизма в отсутствие европейской цивилизации остановился, — это означало признание собственной неспособности к развитию и прогрессу. С чем ни русские, ни китайцы с индусами согласиться категорически не могли. Но и объяснить многолетний технический застой никто убедительно не мог, отчего выдвигались самые неожиданные гипотезы, которые всякому здравомыслящему человеку весьма хотелось опровергнуть.

— Ерёма, а ты что думаешь? — толкнул друга Костя.

Юноша, уже давно ответивший и почти не следивший за оживленной дискуссией, уныло пробормотал:

— Я уверен, что неправы все.

Богомолов недоуменно поморгал, вникая в слова друга, затем прошептал "ну, ты даёшь" и отвернулся. У школьных ворот Бордусей разговаривал с отцом Ермолая, а Ольги там уже не было.

На улице эвенки с радостными лицами грузили свой скарб в запряженные оленями сани. Взрослых среди них было немного, а из мужчин и вовсе был один Бордусей. Ольги юноша не увидел, а стоявшая рядом Инна предположила, что шаман уже попрощался с дочерью и она сейчас устраивается где-нибудь на новом месте. Тут юноша припомнил, что Аникутина вроде бы оставалась в поселке до весны, чтобы вместе с поселковой молодежью совершить путешествие на Край. Непонятно было только, зачем она сдавала вместе со всеми лесовиками экзамены, раз все равно никуда не уезжает. Соседка предположила, что шаман счел образование дочери достаточным.

— Однако сам-то он закончил университет, — возразил Ермолай.

— То мужчина. А женщине лишнее образование ни к чему, — рассудила девушка. — Раз школьный аттестат Олька уже получила, теперь сможет более важными делами заняться. Не для того ли отец её здесь и оставил?

Более важным делом, по мнению Инки, было замужество. Говоря об этом, она искоса бросила на юношу быстрый взгляд. То, что она увидела, ей не понравилось, и она немедленно мстительно добавила:

— Если так, значит, брак уже сговорен. Дождутся её совершеннолетия и распишутся.

Харламов промолчал, наблюдая за сборами. Укладывались быстро. Эвенкам не привыкать, они и в лесу ежегодно меняют летние и зимние стойбища, обходясь в быту скудным набором предметов. А сейчас на оленях за три дня домчат по льду до Ангары, пересекут её по крепкому ещё льду и дальше неспешно двинутся к северу, по сохраняющемуся в тени деревьев снегу.

Бордусей подошел к ним неожиданно, поздоровался, назвав обоих по именам. Школьники нестройно ответили.

— Вот такое дело, — поправил шаман косматую шапку, — уезжаем мы. Может, уже не свидимся. Вы Ольгу тут не обижайте, — он стрельнул глазами в сторону девушки, — она девушка лесная, к вашим лукавым беседам непривычная.

Юноша только кивнул, зато Инна принялась горячо уверять, что — ни в коем случае.

Бордусей сказал:

— Так я на вас надеюсь, — и затем спросил юношу, не занимался ли тот йогой или же иными практиками медитации.

— Это плохо, — изрек он, выслушав ответ. — Я бы тебе советовал попросить Ольгу с тобой позаниматься. Она в поселке до весны остается, а жить будет у вас. Твои родители согласны…

Одноклассница, едва услышав, вся прямо побелела. Шаман глянул на нее и добавил:

— И тебе, Инна, тоже не вредно будет позаниматься. Ты ведь тоже на Край весной отправишься. Да и вообще, приглядывай за ними двоими, чтобы они от дела не отлынивали.

Бордусей отошел, а юноша с девушкой смущенно посмотрели друг на друга. Харламов явным образом покраснел, снял шапку и расстегнул воротник куртки. Одноклассница тоже вся порозовела, но выглядела довольной. Эвенки собрались, и Бордусей пошел вдоль санного поезда, на всякий случай его осматривая. Затем он подошел к группе мужчин, стоявших на улице поселка, пожал им всем руки и сел в передние санки. В воздухе раздался эвенкийский клич, повторенный возницами в других санках, и поезд тронулся. Через две минуты передние санки спустились на лед Бирюсы, а еще через пять — исчезли за поворотом реки, оставив только темный след на сверкающем снегу.

Ольга провожать отца так и не пришла. Домой юноша не шел — летел. Соседка с трудом успевала за ним.

— Я к тебе зайду через часок, ладно? — спросила она у калитки.

— Заходи, — без раздумий ответил юноша, даже не удивившись — Инка к нему ещё никогда не заходила.

Но в доме Ольги не было. Мать предупредила его, что девушка будет жить в комнате Анны, а та переберется на это время к младшей сестре.

— Ты к ней не приставай, Ермолай. Она раньше в русских семьях не жила, ей понадобится время, чтобы привыкнуть.

— А что она делать будет, ма? Она же экзамены сдала, учиться ей не надо…

— Ничего, женской работы в доме на всех хватит, — ответила мать. — Садись, поешь.

Когда через час прибежала Инка, Ермолаю пришлось занимать гостью, чему он был абсолютно не рад. Гришина же, наоборот, с интересом рассматривала его работы в компьютерной графике, она проявила даже интерес к подготовительным материалам, которые он собирал по сравнительной культурологии Материнского Мира.

— Не думал, что тебя это интересует…

— Женщины — существа конкретные. Для них что-то становится интересным, если кто-нибудь из знакомых этим увлечётся.

Девушка остановила внимание на рисунках, которые он, чтобы не давать лишних объяснений, назвал городами будущего. Необычных очертаний машины, непривычные, будто игрушечные дома… Харламов никому не собирался говорить, что эти картины он видел в редких ярких и смущающих снах, после которых он долго не мог восстановить душевное спокойствие. Чем-то настроение после этих снов напоминало чувства, которые вызывала в нём Ольга. Казалось, будто он случайно прикоснулся к запретному Неведомому. Но рассказывать об этом он никому не собирался.

Инна чувствовала себя комфортно, и юноша понемногу разговорился. Даже перестал думать о том, где сейчас может быть Ольга. Та же пришла вместе с Анной, и на одноклассников внимания не обращала. Но соседка взяла инициативу на себя и сразу же вывалила просьбу позаниматься с ними медитацией. По просьбе Бордусея.

— Мне отец говорил, — кивнула Ольга. — Только он говорил про одного Ермолая. Можно, конечно, и двоим заниматься: тебе, Инна, тоже не повредит. Но не сейчас. Я обычно ступаю на путь духов в лесу, под открытым небом. Подождем, пока станет тепло, до 21 апреля.

— Я опять ничего не чувствую, — признался Ермолай, поворачиваясь к девушкам.

Морозы ушли уже давно, уже и ночами воздух сохранял плюсовую температуру, но снег между деревьями еще не истаял, слежавшись в плотную сероватую массу. Дочь шамана, глядя на него, сидела на упавшем древесном стволе, и её неподвижное лицо, как обычно, никаких чувств не выражало. Инна, напротив, хоть и прикрыла глаза, но на её лице явственно отражалось умиротворение и довольство. У неё медитация — если то, что они пытались делать, можно было назвать медитацией — получалась. У него — нет.

— Ты чем перед этим занимался? — спокойно спросила Ольга.

Юноша чуть было не брякнул, что спрашивать ей незачем. Девушка, живущая с ним в одном доме, прекрасно знала его распорядок дня и видела, что он готовил большую работу по истории Материнского Мира. Однако, раз знала, но спросила, то вопрос должен был иметь смысл.

То, чем они с Аникутиной занимались, было не столько медитацией — сосредоточением на своем внутреннем мире — сколько постижением жизни древесного мира. На удивленный вопрос юноши, сразу же осознавшего различие, девушка невозмутимо ответила, что к одной цели может вести множество дорог. А им, жителям леса, куда разумнее для начала использовать то, с чем они лучше всего знакомы, оставив сокровенные тайны человеческой души жителям городов. И вот Ермолай, уже не в первый раз, не мог постигнуть судьбу дерева, из семени которого выросла сосна, перед которой он сидел на пятках сплетенных ног.

Быстро прокрутив в голове все свои действия перед походом в тайгу, юноша вдруг вспомнил. Хлопнув себя по лбу, он вскочил на ноги и засунул руку в карман. На его ладони лежала забытая флэшка. Забытая в кармане; все прочие предметы современной цивилизации он выложил. Одежда, как говорила Ольга, никакого значения не имела, а вот компас, часы, любое оружие, даже перочинный нож, могли начинающему помешать слиться воедино с лесной сущностью-душой.

Наставница его ничего не сказала, и он, вновь усевшись в традиционную медитативную позу, попытался соединить свой дух с душой возвышающейся перед ним сосны. Пару раз у него получалось, но соседка достигала куда больших успехов. Впрочем, дочь шамана советовала однокласснице не обольщаться. Женщины отличались от мужчин, и если начальное постижение одухотворенности природы давалось им легче, мужчины куда успешнее обучались использованию своих возможностей для реальных изменений.

Сегодня не получалось ничего. Харламов с трудом, но сумел изгнать из головы посторонние мысли. Вернее, он их даже не изгнал — засунул в дальний угол сознания, где позволил им течь, сплетаться и завихряться, превращаясь в калейдоскопический поток образов. Он как бы спал наяву, одновременно и видя сон из собственных мыслей, и наблюдая ленивое движение древесных соков под нагретой дневным теплом корой, и ощущая настороженные движения прячущейся в кроне белки…

— Ермолай, — позвала Ольга, и когда он повернулся к ней, тихо попросила:

— Не надо…

Юноша не понял, к чему относились её слова, но девушка уже встала и неожиданно сказала, глядя на Инну:

— Вы продолжайте… чего хотели, а я пойду, — и ушла, несколькими шагами обогнув поваленное дерево и растворившись среди частокола стволов.

Он недоуменно смотрел ей вслед и вдруг почувствовал, что соседка села к нему на колени и обняла. Вообще сидеть на подогнутых под себя ногах для русского человека не столь привычно, а уж когда на тебя еще и садятся… Он даже охнул от неожиданности и неудобства. Глаза одноклассницы, до того полуприкрытый и сонные, мгновенно оживились. Она поднялась и спросила:

— Тебе так неудобно? Сядь на дерево.

Юноша приподнялся, чувствуя себя крайне неловко. Только что что-то случилось, доказательством чего стали неожиданные поступки девушек, но он абсолютно не понимал — что. И это непонимание его неожиданно разозлило.

— Может, ты мне скажешь, что произошло? Отчего вдруг Ольга убежала, а ты вдруг вся размякла, как после стакана водки? Почему я не заметил, отчего?

Инна вся покраснела, отвернулась, и зло сказала:

— Какие все-таки вы, парни, сволочи…

— Ладно, — согласился охотно Харламов, — и мы все сволочи, и я, отдельно взятый, тоже. Но ты мне объясни-таки, будь добра, что я такого сделал. Может, я после того буду немного меньшей сволочью?

— Не будешь, — с разочарованием, но уже миролюбиво возразила соседка. — Это в твоей природе заложено. Прости, что обозвала тебя, это я сгоряча.

Она потупилась, и глядя в сторону, медленно проговорила:

— Ты отдал нам с Олькой бессловесный приказ — стать твоими женщинами. Она смогла не подчиниться, я — нет. И лишь когда я тебе коленки придавила, ты приказ отменил. И сам этого не заметил, ни первого, ни второго…

— Я…, — Ермолай не знал, что сказать.

Отчего-то ему было стыдно перед Инной, и совсем не стыдно перед Ольгой. Да, он её хотел, она ему нравилась и она его манила, как волнующая загадка. И пусть она знает о его чувствах. А вот соседка…

— Ну да, ты старался об этом не думать, честно старался воспарить духом в верхний мир. Наверное, у тебя получилось даже больше того, на что Олька рассчитывала, — задумчиво проговорила девушка. — Я верю, Ермолай. Только не знаю, стоит ли продолжать наши занятия. Ведь в следующий раз может случиться что-нибудь посерьезнее…

Назад они шли, уже не разговаривая. Юноша выбрал путь напрямик: чутье говорило ему, что с высоких мест снег уже сошел. И они действительно дошли до поселка быстрее Ольги, догнав её ещё в лесу, так что по улице шли уже втроем. Девушки друг на друга не глядели, а юноша молчал, не находя слов. У калитки они попрощались с соседкой, и на пороге дома Ольга неожиданно сказала:

— Инна добрая. Многие девушки на её месте на тебя бы смертельно обиделись.

Он не стал спрашивать, за что. Как-то разом юноша гораздо лучше стал понимать окружающих. Но себя, как он думал, он понимал намного хуже. И с этим предстояло что-то сделать — и как можно быстрее. Обратиться он мог только к отцу: не с рассказом о том, что случилось, нет. Пожалуй, рассказать об этом он смог бы только Ольге, если бы подобрал нужные слова, конечно. Но она и так знает. Возможно, она знает даже больше, чем он. К отцу же он мог обратиться за советом — что делать в такой вот ситуации, когда он вне своей воли совершает некие действия, сам того не замечая.

Ермолай, будучи пареньком начитанным, догадывался, что ситуация в данном случае наверняка не уникальная. Но он-то оказался в ней впервые, да ещё совершенно неожиданно.

— … Так что я сам не заметил, что делаю. У меня впервые получилось почувствовать зверьков вокруг, и вдруг девчонки мне говорят, что я на них сильно действую, и что пора прекращать. Это как, папа, нормально? Или действительно стоит прекратить?

Николай Владимирович снял очки, зачем-то их протер, затем заложил закладки в разложенные по столу листы бумаги, аккуратно начал их складывать.

— Я надеюсь, девчонки на тебя не обиделись? Или?

— Да вроде нет. Ольга попросила больше так не делать. А Инна поначалу обиделась, но затем вроде успокоилась. Да, батя, ещё одно. Когда возвращались, я пошел напрямик, верхами. Я откуда-то знал, где летние тропы уже открылись. Это может иметь какое-то отношение…

— Самое прямое, — перебил его отец, закончивший наконец возиться с бумагами. — Ольгу позови. А сам приходи, когда я её отпущу.

Аникутина пробыла у Николая Владимировича недолго. Слушающий шаги в коридоре юноша старался успокоиться. Почему-то самым неприятным последствием случившегося он счёл бы отъезд девушки; впрочем, такая возможность казалась невероятной. И когда мягкие шаги дочери шамана в домашних сапожках прошелестели мимо него, он спокойно открыл дверь отцовской комнаты. На лице Николая Владимировича играла счастливая улыбка, неумело спрятанная при виде сына.

— В общем, твое обучение именно для этого и предназначалось, Ерёма. В тебе есть способности, позволяющие учиться в Школе Радуги. Их в тебе специально не пробуждали, оттягивали до последнего. Чтобы не мешать обычной учебе, — ответил он на вопросительный взгляд сына.

А вот Ольга вступила на Путь Радуги лет с десяти, и обучением её занимался сам Бордусей. И отец говорил, что во многих случаях она уже могла заменить шамана.

— Она после похода на Край будет учиться в Школе Радуги?

— Скорее всего, — слегка наклонил голову Николай Владимирович. — Ей сначала надо увидеть радугу, а потом проводник, которому она о радуге расскажет, уже решит все окончательно.

— Проводник? — удивился сын.

— Поход на Край — не экскурсия. Видят радугу многие, но видят её разной. А какой именно видят, рассказывают проводнику.

Получалось, проводник, слушая описание увиденной радуги, гораздо больше узнавал о самом человеке, чем о радуге Края. Отец еще добавил, что многие, кстати, прошедшие Путем Радуги далеко, вдруг переставали её видеть.

— Как так? — остолбенел Ермолай.

— Да вот так, — раздосадовано ответил отец, — и не думай, что есть хоть одно пристойное объяснение. Учение Радуги — не обычная наука, там полно парадоксов и мы не всегда способны проверить наши предположение. Только ты об этом не распространяйся среди ребят. Эти знания обычным людям ни к чему.

— Батя, ты сказал — мы. Значит, ты тоже учился в Школе Радуги? И Бордусей?

Николай Владимирович нехотя кивнул.

— Так вот, Ермолай, занятия с Олей пробудили в тебе дремавшие способности. Никто тебя не учил медитации, в тебе пробуждали мусун. Знаешь, что это такое?

— Божественная сила у эвенков, — кивнул сын, — а также духи жилищ, огня, рек, сопок и всего прочего. Только мусун является в виде человека.

— Вот ты Ольге в виде человека и явился, — подтвердил отец. — Да и Инне, наверное, тоже. Она не говорила?

Юноша покачал головой и отвел глаза в сторону. Страшно было даже представить, в каком виде он — его мусун — мог показаться девчонкам. И когда он задавал следующий вопрос, ему казалось, что голос предательски дрожал.

— Но я ведь ничего такого не хотел…

— Я понимаю, — кивнул отец, — только ты совсем не обучен контролировать свой дар. По иному и быть не могло, раз его только что пробудили. В Школе Радуги тебя первым делом научат управлять собой. А до той поры все занятия с Ольгой придется прекратить…

Отец смотрел на него ласково, как будто сын только что успешно сдал важнейший экзамен. Может, так оно и было, только юноша по-прежнему чувствовал себя записным неудачником. Неведомые способности, которые совершенно ему не подчинялись, никак не могли обрадовать. Он с ужасом вспоминал безвольное лицо соседки с бессмысленными глазами и стремительный уход дочери шамана. Что, если нечто подобное произойдет вновь, да еще где-нибудь в школе?

— Маловероятно, — покачал головой Николай Владимирович. — То случилось в лесу, с двумя девушками, когда твои мысли были направлены в определенную сторону. Я не думаю, что в привычной обстановке мусун вдруг явит себя. Гарантировать, однако, ничего нельзя. Поговори с Ольгой. Она в этих вопросах подготовлена лучше меня.

Сын также хотел знать, насколько случившееся с ним естественно.

— Мне казалось, контроль над собой теряют только сумасшедшие…

— Ну, — отец достал очки и вновь их надел. Сквозь очки его взгляд казался строже. — Полностью и надолго потерять контроль — это действительно нездоровье, какой-то из видов психоза. Но существуют также особые состояния сознания, вызванные то ли экстремальными условиями, либо каким иным воздействием на мозг. Все медитативные практики тоже способны их вызвать. Например, шаман камлает в таком состоянии — мы же не считаем его душевнобольным?

— Батя, но я всегда был уверен, что полностью сознаю, что делаю. Пусть я на время потерял способность управлять собой — но я же должен был хотя бы знать, что творю? Я же не терял сознания!

— А ты всегда сознаешь своё дыхание? Или, прежде чем произнести предложение вслух, ты его конструируешь по слову и тщательно обдумываешь? Обычно не так, обычно всё это происходит без участия сознания. Нет, оно может вмешаться — но только в случае необходимости. Осознавать что-либо нам необходимо лишь для того, чтобы внятно высказать свои мысли другому человеку. Сознание — скорее речевая функция, чем интеллектуальная. А то, чем ты занимался в лесу, речи как раз не требовало. Насколько я понимаю, — добавил Николай Владимирович с едва заметной усмешкой.

Наутро за завтраком он обжегся горячим чаем.

— О чём ты только думаешь? — воскликнула мать.

— О мамонте, — пробормотал Ермолай, поспешно хватая ковшик с холодной водой.

Анастасия Сергеевна на его слова внимания не обратила, зато отец сразу перевел взгляд на Ольгу, раскатывающую тесто на столе. Девушка коротко глянула через плечо на одноклассника, но ничего не сказала. Они, похоже, все поняли. Юноша, стоило ему опустить глаза, начинал видеть сквозь землю. И там, внизу, охраняли вход в нижний мир мамонт Сэли и змей Дябдар. Он мог отчетливо их видеть, а они видели его и ждали, когда он подойдет ко входу.

Инна на этот раз не встречала его у калитки, она вообще не пришла в школу. Юноша ощутил мимолетное чувство вины, ясно же, что причиной её отсутствия служило вчерашнее происшествие. Но своё собственное состояние беспокоило его гораздо больше. На управлении публичными процессами ему поручили вырабатывать позиции для переговоров с "синей" командой, и он несколько отвлёкся. Похоже, на происходящие с ним перемены никто не обратил внимания. Только на перемене, когда он открыл сборник мифов, Костя заглянул через его плечо.

— "Энгдекит — река шаманов, берущая истоки в верхнем мире и уходящая в нижний мир. По Энгдекиту и его притокам путешествуют души шаманов…".

Приятель восторженно цокнул языком, разглядывая иллюстрацию к описанию злых духов, населяющих семь порогов шаманской реки.

— В шаманы собрался, Ерёма? Что-то у тебя вид сегодня озабоченный…

— Ты знаешь, я их сегодня вижу. И сэвенов, и мусуна школы, и даже мамонта Сэли внизу. Почти так же отчетливо, как тебя. Озаботишься в такой ситуации, как думаешь?

Костя покачал головой:

— С шаманами поведешься… Чем ты с дочкой Бордусеевой и Гришиной в лесу занимался? Камлали все вместе, вот и результат. И Инки в школе нет — тоже, небось, пару сэвэнов увидала, и в школу не пошла.

Юноша пожал плечами. Уже то хорошо, что друг не счел его сумасшедшим. Жители Ручейного к эвенкийским верованиям привыкли, здесь никому не требовалось объяснять, что сэвэны, например, это духи-духи-помощникишаманов, имеющие облик животных с человеческим лицом. Обычно на поясе шамана висела целая связка подобных резных фигурок, да и во многих русских домах подобная фигурка где-нибудь в углу пылилась. Так что если кто из жителей поселка утверждал, что ему встретилась лиса с человеческим лицом, особого удивления такое известие не вызывало. Сказать, что во всё это верили, было нельзя, но — не удивлялись, относились спокойно.

К тому же шаманы нет-нет, да и излечивали безнадежных больных или проясняли судьбу пропавшего в тайге человека. Пусть не всегда, пусть порой вопиюще ошибались — но немногие удачные случаи перевешивали в глазах поселковых все неудачи. Так что — не смеялись. Но до конца и не верили. И Костя, друг, отнесся спокойно, как к преходящей ерунде. Нельзя сказать, что Харламов успокоился. Однако книгу с мифами отложил и попытался втянуться в школьную жизнь.

Получалось плохо. Если математические формулы оставались сами собой, несмотря на то, что в преподавателя временами явно воплощался здешний мусун, и он покрывался либо медвежьей шерстью, либо крупной скользкой чешуей, то гуманитарные предметы вообще сегодня не давались. В мыслях юноши, обычно логичных и последовательных, непрошенными гостями бродили духи давно умерших шаманов и пытались с ним беседовать. Кое-кого из них он даже видел, как будто расплывчатое полупрозрачное облако колыхалось перед глазами. Вскоре от всего этого собственная голова начала напоминать юноше огромную чугунную болванку, совершенно неподъемную и готовую долго гудеть от малейшего прикосновения.

Отец в школьном коридоре кинул на него быстрый взгляд, но не подошел. С трудом отсидев до конца, Ермолай с облегчением вышел на улицу. У ворот его ждала дочь шамана. То, что она ждала именно его, он понял сразу.

— Пойдем на берег, — он безропотно повиновался, почувствовав облегчение от того, что хотя бы Ольга Аникутина выглядела обычным человеком, без всяких шаманских штучек.

На открытом берегу, где снег уже сошел, они присели на трухлявое бревно. Быстрая вода уже кое-где промыла лед, хотя на других участках ещё сверкал почти зимней белизной снег. Ольга сунула ему в руку небольшую фигурку змея с выпученными глазами.

— Дябдар может помочь, если ты его попросишь со всей душой. Есть у тебя какая-то ненужная мелочь, которую, однако, просто выбросить жалко?

Юноша пошарил по карманам и выложил на ладонь несколько монеток, перочинный нож, флэшку, календарик… Дочь шамана негромко сказала:

— Лучше нож.

— Что нож?

— Если хочешь, чтобы Дябдар помог, подари ему свой нож. Подойди к полынье, погладь амулет пальцами и попроси у великого змея помощи. Чтобы ты стал каким же, как раньше. Потом брось нож в воду.

Ермолай удивленно посмотрел на девушку, которая, судя по всему, говорила совершенно серьезно.

— И это поможет?

— Дябдар может помочь, если ты обратишься к нему всей душой.

Конечно, предложи ему это кто другой, он бы только посмеялся — даже несмотря на то, что сам мог видеть Дябдара, стоило лишь пристальнее всмотреться в землю под ногами. Подойдя к берегу, Харламов пробормотал свою просьбу, поглядывая на простенькую деревянную фигурку. Затем бросил нож в воду и вернулся к дочери шамана.

Сидя рядом с ней, он пытался уловить какие-то изменения в себе. Голова всё так же болело, в горле пересохло и першило, настроение… А вот настроение несколько улучшилось. Исчез страх. То ли великий змей, один из сотворителей мира, над ним сжалился, то ли присутствие Ольги повлияло.

— Всё, — сообщила девушка, — Дябдар принял жертву. Дальше можешь жить спокойно, Ермолай.

— Тебе легко говорить "спокойно", — возразил юноша, — а я такого страху натерпелся… Уже начал думать, что с ума схожу. Представить невозможно, чего я за это время увидел.

— Я знаю, что ты видел, — спокойно возразила дочь шамана. — Вчера в лесу твой мусун пробудился и слился с моим. Так что видели и чувствовали мы одно и то же. Мне пришлось всё утро потратить, чтобы исправить положение. Но окончательное действие должен был сделать ты. Хорошо, что у тебя сразу получилось…

Ермолай вновь не знал, что сказать. Выходит, девушка жила среди таких видений постоянно? Это какую же силу воли надо иметь, чтобы не свихнуться?

— Ты что, видишь духов всё время?

— Обычно — только когда мне самой это нужно. Но ты своей силой управлять не мог, и меня тоже заставил присутствовать в их мире. Кстати, такой четкости восприятия мира духов я никогда не достигала.

Конечно, юноша, забыв про свои страдания, пустился в расспросы. Но дочь шамана многое видела иначе, не так, как он.

— Мы воспринимаем мир духов не зрением, пойми, хотя наши образы и носят зрительный характер. И ты, и я знаем, что видим воплощение мусуна дома, но для тебя это старик с длинной белой бородой, а для меня — женщина в лисьей шапке и теплом халате. А кто-то другой вообще никого на этом месте не видит.

Конечно, о дальнейших занятиях и заикаться не стоило. Разбудив мусун Ермолая, дочь шамана выполнила обязательство перед своим отцом. Неуправляемой же силы Харламова она откровенно побаивалась. Хорошо, что Бордусей пригласил еще и Инну, иначе слияние проснувшегося мусуна юноши с Ольгиным могло оказаться необратимым. Соседка взяла на себя часть пробудившейся силы.

— Нет, она не пострадала. В ней нет той силы, которой ты смог бы причинить ущерб. Ей, конечно, стыдно за вчерашнее, но она быстро все забудет. Вообще, Ермолай, взял бы ты её в жены. Она не против будет.

— Важно, чтобы ещё и я был не против, — хмуро ответил юноша, которому это предложение весьма не понравилась.

— Сложно всё у вас, поселковых. Все любви ждут, как будто она нормальную семью заменить может. Вот у нас проще: созрел, так тебя родители женят, или замуж отдадут, и живи себе, детей расти.

Харламов недовольно заметил, что и у русских когда-то бытовали такие обычаи. Только от них давно отказались, и никому в голову не приходит к ним возвращаться. Впрочем, Аникутина наверняка знала это не хуже его. В конце концов, в школе она училась вполне прилично.

— Если бы эвенки жили оседло, деревнями, у нас бы тоже быстро привыкли сами замуж выходить, — согласилась дочь шамана.

— Другие же роды живут оседло. Орочен, мурчен, например. А некоторые вообще в города перебрались.

Ольга сделала жест, выражающий отвращение. Эвенков, покидавших лес ради земледелия или коневодства она считала потерянными. Их же род, строго говоря, жил оседло: только летние и зимние жилища у них находились в разных местах.

— Извините, что прервал увлекательную беседу, — раздался из-за спины голос Николая Владимировича. — Как дела, Ермолай? Духи смилостивились?

Отец подал голос издалека, чтобы молодые люди не подумали, что он слышал их беседу. Для этого ему пришлось почти кричать. Сын ответил сразу, стараясь говорить громче:

— Мне удалось откупиться. Все нормально, батя.

— Вот и хорошо, — уже тихо сказал отец, подойдя поближе, — зайдите оба к директору. В школу прислали фиксаторы мощи. Для вас двоих прислали.

Девушка зашла в кабинет директора первой. Пробыла она там недолго и вышла с безучастным видом. Юноша ни о чем не успел её спросить — директор, Александр Трофимович, известный среди школьников как Особист, уже стоял в двери, внимательно на него глядя.

— Заходите, Харламов.

Он подождал, пока ученик пройдет в кабинет и прикрыл дверь. Юноша бывал здесь и раньше, и оттого сразу обратил внимание на маленький столик в углу, изготовленный, похоже, ещё во времена целостного Материнского Мира. Рядом стоял столь же почтенный стул. На столе располагался небольшой металлический ящик с ручкой сбоку. Жестом указав на древний стул, Особист сел за свой стол и спросил для проформы:

— Как себя чувствуете, Харламов? Не переутомились, не болеете?

Ермолай, пожалуй, уже отошел от утренних страданий. Даже голова уже не болела. Ничего, кроме легкой усталости, он не ощущал, в чём и признался.

— Прекрасно, — кивнул директор. — Вам, как и всем, известно, что до достижения совершеннолетия правительство отбирает одаренных школьников и отправляет их на Край. В случае, если они там пройдут некое испытание, им предлагается продолжить образование в Школах Радуги. Дело это, безусловно, добровольное, но отказы крайне редки. Вы, надеюсь, понимаете, что отказаться от испытаний означает закрыть перед собой множество жизненных дорог?

Ученик поерзал на стуле под пристальным взглядом Особиста и ответил, что полностью разделяет такой взгляд.

— Николай Владимирович уверил меня, что Ваши родители ни в коей мере не станут Вам препятствовать в прохождении такого испытания.

Юноша кивнул, недоумевая. В семье никогда специально эту тему не обсуждали, и он был уверен, что если его возьмут на Край, никто возражать не станет.

— Хочу Вам заметить, Харламов, что отбор для путешествия на Край — предварительный. Не берут лишь тех, кто совсем без способностей. Они смогут позднее, за свой счет, предпринять такое путешествие. А настоящий отбор проводится там, на Краю. Однако, как можно заранее отсеять совершенно непригодных, так же можно заранее выявить тех, у кого искомые способности высоко развиты. Они тоже отправляются на Край, но это лишь потому, что испытание выявляет определенные грани их дарования. Я об этом знаю очень мало, — поспешно добавил Александр Трофимович, заметив, что юноша пытается задать вопрос.

Видимо, на лице Ермолая отразилось разочарование, потому что директор добавил:

— Вскоре к нам приедут психологи, Вам предстоит пройти обследование вместе со всеми — таков порядок; и вот их можно будет расспросить подробно.

И он продолжил рассказ о том, что отобранным заранее кандидатам обычно предлагают зафиксировать свое состояние на специальных пластинах, способных запечатлеть некоторые характеристики биополей человека. Делается это с двойной целью: во-первых, чтобы оценить эффект обучения в Школе Радуги, и во-вторых — если в ходе такого обучения человек случайно пострадает, фиксирующая пластина поможет восстановить былое здоровье.

— Конечно, имеется в виду не просто телесное здоровье, а важные для обучения в Школе Радуги способности, — подчеркнул директор, хотя юноша и сам это понял.

— Итак, вот она, эта пластина, — Особист подошел к столику и открыл тяжелый стальной ящичек.

Внутри оказалась ровная коричневатая масса, похожая на застывшую кашу.

— Вам надо положить на пластину ладонь и постараться немного нагреть её своим теплом, — подсказал директор, отходя в сторону.

На ощупь пластина походила на мягкую глину. Ермолай добросовестно попытался направить свое тепло вглубь пластины. После занятий с Ольгой это было несложно. Но пластина, создание бесчувственное, никак на его усилия не отозвалась.

— Мне кажется, достаточно, — сказал наблюдающий за ним Особист.

Он закрыл ящик — оказалось, тот запирался ещё и на ключ — и запломбировал, пропустив шнурок печати через маленькие петельки на ручке. Ученик расписался на трех бумагах, одну из которых, свернув и залив специальным влагозащитным составом, Александр Трофимович прилепил к ящику.

— Все, Харламов, можете быть свободным.

Дочь шамана не то, чтобы не замечала юношу в его же собственном доме — скорее, держала дистанцию. На его реплики реагировала, но так, чтобы продолжения разговор не имел. А на вопросы о мире духов, Школе Радуги и всём необыденном уклончиво отвечала, что расскажет позднее. Поговорить с нею не удалось, да и Анна смотрела насмешливо, отчего заранее подготовленные слова вдруг забывались, и он сам себе казался никчемным существом. Отец был завален работой, а к матери с такими вопросами идти не следовало. Она, как и все матери, не столько ответит, сколько собственных вопросов назадает. И как ей объяснишь столь внезапный интерес к Школам Радуги, миру духов и собственным непонятным способностям?

Наутро соседка встретила его возле калитки, как будто ничего не случилось.

— Приболела? — спросил одноклассник, не надеясь на правдивый ответ, но и не сообразив, что бы сказать другое. — Или другое?

— Другое, — ответила Инка мимоходом, — а ты вчера неважно выглядел.

Юноша знал, что видеть его она могла только возле калитки. Значит, сидела у окна, ждала его. Пришлось признаться, что с утра видел духов, и было сиё и неприятно и утомительно.

— Значит, наши занятия закончились, — огорчилась Гришина.

— Мои точно закончились. А насчет тебя я не знаю…

На первой же перемене к Ермолаю подошел Витька:

— На два слова…

Громяк завел его в туалет, где никого не оказалось.

— Скоро приезжают психологи, отбирать нас для поездки на Край. Тебе отец говорил?

— Нет. Особист что-то такое упоминал.

— Ты зачем к нему ходил? — заинтересовался Витька.

— Он спрашивал, не буду ли я против путешествия на Край. Я даже удивился.

— Ничего удивительного, — убежденно изрек Громяк, — это после того, как твоя Анька отказалась проходить испытания. Ты чего, не знал?

Юноша покачал головой. Дома никогда об этом не говорили, он считал, что сестра просто не прошла испытания. Впрочем, Витька тему не развивал, перешел к главному.

— Ерёма, у твоего отца огромная библиотека по психологии. Ты бы покопался, поискал, какие тесты нам психологи будут давать. Ты же книгу за пятнадцать минут просмотреть можешь!

— Мочь-то я могу, но думаю, пользы от этого не будет. Психология — наука такая, что её нахрапом не возьмешь. К тому же там в основном теоретические труды, а не сборники тестов на все жизненные случаи. Я уже пробовал кое-что читать: понять не всегда легко.

— Не надо теорий, ты ищи то, что описывает практическую работу. Наверняка найдешь что-нибудь. Ищи, как исследуют проницательность, интуицию, понимание других.

— Посмотрю, — пообещал юноша, стараясь отделаться от назойливого одноклассника.

Собственно, то, о чём его просил Витька, он уже сделал — перерыл всю отцовскую библиотеку, стараясь отыскать книги, доступные "человеку с улицы". Кое-что нашёл, но понял и то, что различных тестов множество и пытаться заранее подготовиться к испытанию, не зная, какие именно тесты будут применяться, бесполезно. К тому же отбирали для путешествия на Край в основном не по психологическим характеристикам, а по тому, что Ольга Аникутина назвала "мусуном". А кто, как, и когда измерял у школьников это загадочное свойство, Ермолай не знал. Он лишь догадывался, что владеющий этой загадочной силой человек распознает её наличие в другом на расстоянии в несколько шагов, мгновенно, и без всяких специальных процедур.

После отъезда эвенков напряжённость учёбы лишь возросла. Повторяли программу по всем предметам, готовясь к итоговым экзаменам; спешно заканчивали учебную программу, прогоняли последние темы. Харламов, заранее написавший все рефераты, обзоры и самостоятельные исследования, увеличения нагрузки даже не заметил. При его памяти повторять материал почти не требовалось, так что он быстро обнаружил, что несколько школьников во главе с Витькой учёбой почти не интересуются. Тот уже несколько раз подходил к нему с вопросами о тестах, и пришлось ему кое-что рассказать.

— … Здесь существует несколько основных методов. Первый и самый надежный — это имитация жизненной ситуации. Организуют, например, для нас ролевую игру, в которой та же интуиция окажется важным фактором успеха, и посмотрят, кто чего стоит. Но это долго и сложно. Вряд ли кто станет возиться. Хотя возможны игровые варианты вроде составления рассказа по картинкам, или оценка текстового описания какого-нибудь.

— Ты сразу скажи, как готовиться? — перебил его Витька.

Ермолай пожал плечами. Ему казалось, что подготовиться в данном случае невозможно. Одноклассник не особо и огорчился — ожидал такого ответа, надо думать.

— Ещё способ — самоотчёт. Тебе задаются вопросы, а ты на них отвечаешь. Есть вопросы прямые, типа "часто ли Вы угадываете по выражению лица, что человек собирается предпринять в дальнейшем?", а есть статистические. Такой вопрос может быть о чем угодно, но установлено, что проницательные люди чаще отвечают определенным образом. Несколько десятков таких вопросов позволят отделить проницательных от простодушных, но никто и не поймет, о чём спрашивали…

— Ясно, — разочарованно выдохнул Громяк, — проехали, дальше давай.

— Есть проективные методы, когда тебе предлагают непонятную или незавершенную информацию. Считается, что при её обдумывании, тьфу, какое обдумывание, нужно реагировать сразу, отвечать тем, что в голову пришло — так вот, при ответе ты проявишь свои истинные свойства. Увидишь информацию так, как диктуют тебе твои глубинные качества.

Витька удовлетворенно кивнул:

— Годится. При таком испытании надо лишь постоянно проявлять нужные качества, независимо от того, что тебе подсунули.

Харламов не стал возражать. Возможно, это сдвинет полученные ответы в требуемую сторону, но ведь надо ещё знать, как именно можно проявить нужные качества. И какие именно качества? Впрочем, об этом Витька Громяк не спрашивал. Он для себя уже что-то определил и, по всей видимости, его консультировал кто-то ещё. Одноклассник попросил его как-нибудь принести один из проективных тестов и показать на нем желательные ответы. По его словам, придут человек пять, которые хотят получше подготовиться к тестированию.

— Никаких законов мы не нарушаем, и ты тоже. Ты же не психолог из комиссии, и вообще не психолог. Так — любитель с библиотекой. Но рассказывать об этом налево и направо всё же не стоит, — убедительно проговорил Громяк на прощание.

Впрочем, о его планах и так знал почти весь класс. Костя рассказал, что ему удалось разузнать порядок тестирования. Будут те, кто пройдет эту процедуру раньше и Витька уже договорился, что они расскажут ему всё в деталях. А Ермолай на двух-трех тестах покажет заранее, какого рода ответы необходимо давать чаще.

— С точки зрения здравого смысла вроде бы всё нормально, может прокатить, — заключил приятель, который по авантюрности натуры тоже собирался принять участие в заговоре Громяка.

— Здравый смысл сплошь и рядом противоречит научным представлениям, — назидательно заметил юноша.

— Ерёма, будь проще. Тебя же никто не зовет участвовать. Тебе, кажется, поездка и так гарантирована. Вот и не мешай другим её добиваться.

— Да я и не мешаю. Только предупредить хочу, что во многих тестах есть защита от таких вот сознательных искажений ответов. Результаты могут быть объявлены недействительными. Да и психологи, надо думать, не вчера родились, и таких хитрецов за свою жизнь немало повидали.

Костя обозвал друга ранним пенсионером, заявив, что нечего его жизни учить. Сами заговорщики не придурки, сообразят, как себя вести. На это юноша только молча пожал плечами: понятно, ребятам хочется отправиться на Край. Пусть они даже там ничем себя не проявят, само путешествие уже поднимет их в глазах окружающих. Это очевидно.

А вот Анька, старшая сестра, в своё время отказалась от испытания и поездки. Оказывается, её ещё в возрасте десяти лет попросили об этом родители. Они хотели, чтобы хоть один из их детей жил обычной человеческой жизнью. Анна согласилась, и даже не пожалела ничуть. Может, поэтому мать с отцом попросили именно её. С ним же всё было по-другому: он, сын, должен был испытать себя; ему с детства внушалось, что пройти испытание Краем — это почетно, и к этому стремятся все настоящие мужчины. Маринку, оказывается, ни к чему не подталкивали, оставив этот вопрос на её свободный выбор.

Психологи приехали на девятое мая, когда вода в реке уже поднялась, залив часть берега и вытолкнув на него льдины. Их класс, действительно, поделили таким образом, что большинство парней попали на второй день тестирования, и уже вечером первого дня юноше пришлось отвечать на бесчисленные вопросы Витьки, Костика и прочих заговорщиков. Подготовились те неплохо: выбрали несколько качеств, наличие у себя которых собирались демонстрировать и изучили их возможные проявления. Харламов им нужен был, как судья со стороны — оценить успешность подготовки и кое-что поправить.

Конечно, то, что Витька назвал интуицией, быстро развить невозможно, но вот способность улавливать и понимать эмоции человека они отработали здорово. Богомолов, оказалось, отыскал где-то статью, где нужные качества перечислялись, и заговорщики взяли её за основу. Ещё там была эмоциональная устойчивость, открытость опыту и ряд других качеств. Вечером, когда юноша сам просматривал статью, к нему неожиданно зашел отец.

— Ты полагаешь, к завтрашнему тестированию можно подготовиться? Я не про тебя говорю, — уточнил отец, мельком глянув на экран.

— Подготовиться — вряд ли, — убежденно ответил сын, — а вот повлиять на результат в требуемом направлении, если постараться, можно.

— Ну-ну, — усмехнулся Николай Владимирович. — Только усилив проявления одного свойства, вы тем самым изменяете рисунок общего профиля личности. А соотношение разных свойств часто куда важнее выраженности определенного свойства. Хотя… усилия твоих друзей в этом направлении могут парадоксальным образом повысить общий балл за творческие способности.

— Каких друзей ты имеешь в виду? — насупился сын.

— В первую очередь Костю. У него шансы поехать на Край довольно хорошие. Если он завтра себе всё испортит, обижаться придется только на самого себя.

— А скольких сегодня психологи отобрали? — увёл разговор с со скользкой темы юноша.

Николай Владимирович не знал. Дело в том, что общее число отобранных зависело от показателей в других районах. Были так называемые абсолютно пригодные — таких сегодня нашли двоих, им поездка была гарантирована. Пригодных относительно было раз в пятнадцать больше. Ольга же Аникутина и Ермолай попадали в категорию "краевых" — таких следовало брать на обучение для их же собственного блага. Иначе их способности, развиваясь хаотически, могли причинить вред им самим или окружающим.

— "Краевые" — это от Края, или имеется в виду неустойчивость психическая? — поинтересовался сын.

— От Края, — лаконично ответил отец. — Так ты своим друзьям скажи — даже если у них задуманное получится, они могут этим себе и навредить.

В который уж раз отец продемонстрировал знание фактов, которые, казалось, не должны были быть ему известны. Ещё тем же свойством отличался и директор, за что того и прозвали Особистом. Николая Владимировича школьники звали только по имени-отчеству. Может быть, оттого, что он был только учителем и никакой властью не располагал.

Конечно, юноша предупредил заговорщиков.

— Как он узнал, я не представляю. Отец не спрашивал, зачем мне книги по психологии, никому другому я тоже не говорил.

— Ничего, — сохранял решимость Костя, — Владимирович психологам не скажет. Спасибо, Ерёма, за предупреждение, я все-таки рискну.

Громяк тоже на попятную не пошел, хотя видно было, что доводы Харламова поколебали его решимость. Остальные промолчали, нервно поглядывая вдоль школьного коридора. Вскоре всю группу пригласили в класс и рассадили за компьютерами. Витька шевелил губами, вскидывал глаза вверх, крутил в руках ручку — работал в поте лица. Остальные тоже выглядели напряженными и настороженными. Костя, впрочем, действовал иначе: помедлив с расслабленно-блаженной физиономией, он принимался лихорадочно барабанить по клавиатуре. Затем вновь застывал, погружаясь в себя.

Опросники, решение задач, интерпретация рисунков — вскоре Ермолай увлекся самими заданиями настолько, что не замечал окружающего. И когда экран монитора внезапно посинел, и на нем появилась надпись "Спасибо, тестирование завершено", он испытал некоторое разочарование.

— Видеокамеры заметил? — толкнул его в бок Витька, когда они выходили во двор.

Видеокамеры, оказывается, занесли в середине тестирования и начали снимать всех подряд.

— Я, как их заметил, начал просто отвечать, не стараясь изменить результат, — сообщил Громяк, поглядывая на юношу.

Тот промолчал. Костя шел сзади, что-то обдумывая. Он не успел выполнить несколько заданий, и с ужасом ожидал, что промедление катастрофически скажется на результатах.

— Ты как, Богомолов? — спросил Витька.

— Не успел разобрать мультик с двумя жирафами, да ещё строительство башни оставил на потом, до него и не дошло в итоге, — грустно сознался Костя.

— Какие жирафы? — удивленно посмотрел на него Ермолай.

Вскоре выяснилось, что набор заданий у всех оказался разным, совпадали только первые три теста. Учительскому сыну пришлось выслушать немало упреков; он никого о такой возможности не предупредил.

— Здесь, похоже, гибкая самонастраивающаяся тест-программа, — решил он, — и следующий тест подбирается в зависимости от результатов предыдущего. Я же предупреждал, что просто так обмануть психологов не удастся…

Результатов ждали к концу мая, а пока что все мысли занимали вплотную надвинувшиеся экзамены. Особенно тяжко пришлось тем, кто дополнительно дистанционно изучал разные дисциплины. У Ермолая таких было три: социология примитивных сообществ, русская литература 20–21 веков (материнский мир), история тюркских народов и государств. При дистанционном обучении можно было самостоятельно планировать время сдачи работ и зачетов, и юноше казалось, что он оставил на конец немногое. Но вот май наступил, и это немногое свалилось на него тяжким грузом. В спортзал он почти не ходил, времени не хватало.

Как ни странно, ему порядком помогла Ольга. В социологии примитивных сообществ она, не изучая этого курса, разбиралась довольно прилично. Собственно, её собственная семья к таким сообществам и принадлежала — и при этом девушка получила достаточное образование, чтобы суметь взглянуть на тему с точки зрения современного человека.

Если юноша мог сформулировать свои мысли достаточно четко, дочь шамана легко указывала ему на ошибки. При этом он заметил, что в общении с ним лицо девушки уже не кажется застывшим. Она вообще гораздо больше стала напоминать обычную поселковую девчонку. Когда он сказал ей об этом, девушка ответила, что так оно и задумывалось.

— Меня отец оставил в поселке не только для того, чтобы твой мусун пробудить. Мне и самой следует немного привыкнуть к жизни среди чужих людей.

— Дядька Бордусей рассчитывает, что тебя пригласят в Школу Радуги?

— Это только на Краю выяснится.