Вспомни, что будет

28

Все течет, все меняется.

В 2017 году группа физиков и исследователей головного мозга, работавших в основном в Стэнфорде, закончила создание теоретической модели смещения времени. Квантово-механическая модель сознания человека, предложенная Роджером Пенроузом[61] тридцатью годами раньше, в общих чертах оказалась верной, несмотря на ошибочность некоторых деталей. И в том, что достаточно мощные эксперименты в области квантовой физики могут воздействовать на восприятие, не было ничего удивительного.

Однако ключевым фактором все же стали нейтрино. Еще в шестидесятые годы двадцатого века было установлено, что наше Солнце выбрасывает только половину того объема нейтрино, которые оно должно вырабатывать. Это явление было названо проблемой солнечных нейтрино.

Нагревание Солнца осуществляется за счет ядерной реакции водородного синтеза: четыре ядра водорода, каждое из которых является одним протоном, сливаются и образуют ядро гелия, состоящее из двух протонов и двух нейтронов. В процессе превращения двух изначальных протонов водорода в нейтроны должен происходить выброс двух электронных нейтрино… Но почему-то один из каждых двух нейтрино, которые достигают Земли, исчезает, словно ситуация каким-то образом корректируется. Вселенная будто бы знает, что в присутствии слишком большого числа нейтрино квантово-механические процессы, лежащие в основе сознания, теряют устойчивость.

Открытие в 1998 году того факта, что нейтрино все же обладают микроскопически малой массой, сделало вероятным решение давней проблемы солнечных нейтрино. Если, согласно гипотезе, нейтрино имеют массу, то, вероятно, их тип может меняться по мере перемещения в пространстве, а для примитивных детекторов это выглядит так, словно они исчезли. Однако в Нейтринной обсерватории в Садбери, где имелись возможности выявлять все типы нейтрино, ученые по-прежнему отмечали значительное расхождение между числом нейтрино, вырабатываемых Солнцем, и числом этих частиц, достигших Земли.

Согласно строгому антропному принципу, Вселенная нуждалась в порождении жизни, а по копенгагенской интерпретации квантовой физики Вселенной требуются квалифицированные наблюдатели. С учетом новых данных о взаимодействии нейтрино и сознания проблема солнечных нейтрино, очевидно, свидетельствует о том, что Вселенная действительно изо всех сил старается поддерживать существование таких наблюдателей.

Конечно, время от времени происходили выбросы нейтрино за пределами Солнечной системы, но при обычных условиях их мощность не превышала допустимого уровня. Но когда произошло отклонение условий от нормы, то есть когда нейтринная вспышка наложилась на условия, подобные возникшим сразу после Большого Взрыва, произошло смещение времени.

В 2018 году Европейское космическое агентство отправило к объекту Сандулик (-69° 202') космический зонд «Кассандра». Конечно, зонду предстояло лететь до Сандулика миллионы лет, но это не имело особого значения. Важно было только то, что сейчас, в 2030 году, зонд «Кассандра» находился в двух с половиной триллионах километров от Земли, то есть на два с половиной триллиона километров ближе к остаткам сверхновой «1987А», а такое расстояние свет и нейтрино могли преодолеть за три месяца.

На «Кассандре» были установлены два прибора: направленный на Сандулик детектор света и тахионный эмиттер, нацеленный на Землю. Зонд «Кассандра» не мог непосредственно выявить нейтрино, но если бы Сандулик в очередной раз вышел из состояния коричневой дыры, то испустил бы свет и нейтрино, и тогда детектор зарегистрировал бы этот свет.

В июле 2030 года приборы на «Кассандре» уловили испускаемый Сандуликом свет. Зонд немедленно отправил к Земле сверхнизкоэнергетичный (а следовательно, сверхбыстрый) тахионный импульс. Сорок три часа спустя тахионы достигли Земли, и сработала сигнализация.

И вот через двадцать один год после первого смещения времени жители Земли были за три месяца предупреждены о том, что у них есть возможность еще раз заглянуть в будущее, если, конечно, они этого хотят. Безусловно, новая попытка Флэшфорварда должна была быть предпринята в тот самый момент, когда нейтрино с Сандулика войдут в контакт с Землей. Вряд ли могло быть простым совпадением то, что произойти это должно было в 19 часов 21 минуту по Гринвичскому времени в среду, 23 октября 2030 года, то есть точно в то время, которое было в видениях во время первого Флэшфорварда.

Дебаты в ООН по этому вопросу прошли в рекордно короткие сроки. Некоторые объясняли это тем, что настоящее оказалось не совсем таким, каким его увидели во время первого Флэшфорварда, и потому люди могли решить, что на новые видения не следует обращать особого внимания. Однако на самом деле общая реакция была как раз обратной: почти все мечтали еще раз заглянуть в будущее. «Эффект Скруджа» до сих пор действовал. К тому же выросло целое поколение людей, родившихся после 2009 года. Они считали себя обделенными и требовали шанса получить то, что уже пережили их родители: возможность заглянуть в будущее.

Как и прежде, ключом, отпирающим дверь в завтра, был ЦЕРН. Но Ллойд Симкоу, которому уже стукнуло шестьдесят шесть лет, не собирался участвовать в этом эксперименте. Два года назад он вышел на пенсию и отказался приехать в ЦЕРН. Ллойд и Тео все же получили Нобелевскую премию за совместную работу. Премия была вручена им в 2024 году, но не за открытие эффекта смещения времени и не за получение бозона Хиггса. Ллойд и Тео стали лауреатами Нобелевской премии за совместное изобретение тахион-тардионного коллайдера — настольного устройства, после появления которого необходимость в гигантских ускорителях попросту отпала. В ЦЕРНе осталось совсем немного сотрудников, но самый первый тахион-тардионный коллайдер был установлен именно там.

Возможно, Ллойд отказался участвовать в повторном эксперименте из-за того, что они с Митико развелись через десять лет после свадьбы. У них родилась дочь, но в глубине души Митико, хотя поначалу и сама себе в этом не признавалась, все же считала Ллойда виновным, пусть и косвенно, в гибели ее первой дочери. Когда это обвинение слетело с ее губ во время ссоры с Ллойдом, она сама сильно удивилась. Но так уж получилось.

Ллойд и Митико любили друг друга, но в конце концов решили, что жить вместе больше не могут. Ллойд так и не смог избавиться от чувства вины, а Митико не могла не винить его в смерти Тамико, и это тяготило обоих. Но по счастью, развод не был таким болезненным, как у родителей Ллойда. Митико уехала в Японию и увезла с собой дочь Джоан. Ллойд мог навещать девочку только раз в год, на Рождество.

У Ллойда не было особого желания участвовать в повторении эксперимента, хотя его помощь оказалась бы неоценимой. Он был счастлив во втором браке. Он женился на Дорин — той самой женщине из видения, и они жили в своем доме в Вермонте.

А вот Джейк Горовиц, который давно ушел из ЦЕРНа и теперь работал со своей супругой Карли Томпкинс в TRIUMF, согласился приехать в Швейцарию на три месяца. Карли поехала с ним, и им с Джейком пришлось терпеть добродушные подтрунивания коллег, интересовавшихся, какую из лабораторий в ЦЕРНе они жаждут «окрестить». Джейк и Карли были женаты уже восемнадцать лет, у них родились трое чудесных детей.

Теодосиос Прокопидес до сих пор работал в ЦЕРНе вместе с почти тремястами сотрудниками, проводившими эксперименты на тахион-тардионном коллайдере. Тео, Джейк, Карли и другие члены основной команды ученых работали засучив рукава, чтобы до регистрации поступления нейтрино с Сандулика успеть подготовить бездействующий уже пять лет Большой адронный коллайдер к новому эксперименту.

29

У сорокавосьмилетнего Тео были свои личные причины радоваться, что 2030 год оказался не совсем таким, каким предстал перед людьми в видениях 2009-го. Тео отрастил густую бороду, прикрывшую тяжелый подбородок. Теперь к вечеру он не выглядел так, словно ему не мешало бы еще раз побриться. Поскольку маленький Хельмут Дрешер в своем видении обратил внимание на подбородок Тео, борода для него стала одним из мелких проявлений свободы воли.

Но чем ближе был день повторения эксперимента, тем больше нервничал Тео. Он пытался убедить себя, что волнуется просто потому, что может возникнуть нештатная ситуация, но БАК работал отлично, и Тео вынужден был признаться: дело вовсе не в этом.

Нет, нервничал он исключительно из-за того, что день, когда, согласно видениям 2009 года, он должен был погибнуть, становился все ближе.

У Тео пропал аппетит, он почти не спал. Если бы за прошедшие годы ему удалось узнать, кто изначально желал его смерти, возможно, все стало бы гораздо проще. Тогда ему нужно было бы просто-напросто постараться избежать встречи с этим человеком. Но он понятия не имел, кто собирался нажать на курок.

И вот наконец с неизбежностью наступил понедельник, 21 октября 2030 года, — дата, которая, согласно одной из версий реальности, была высечена на надгробии Тео. В то утро он проснулся в холодном поту.

В ЦЕРНе еще было много дел — ведь до момента притока к Земле нейтрино с Сандулика осталось всего два дня. Тео пытался выбросить из головы мрачные мысли, но и в своем кабинете никак не мог сосредоточиться на работе.

Вскоре после десяти утра Тео не выдержал. Он вышел из центра управления БАК, надев бежевую кепку и зеркальные солнцезащитные очки. День выдался холодным, полнеба было затянуто облаками. Но теперь никто не выходил на улицу без головного убора и темных очков. И хотя истончение озонового слоя было наконец приостановлено, восстановить прежний уровень озона пока не удавалось.

Снежные вершины гор Юра сверкали на солнце. На автостоянке Тео заметил большой туристический автобус. Почти опустевший ЦЕРН, конечно, уже не был, как раньше, экскурсионной Меккой, но и туристов во время эксперимента сюда ни за что не пустили бы. Этот автобус арендовали для доставки журналистов из аэропорта.

Тео подошел к красному «форду октавия» — не слишком дорогой, но надежной машине. В молодости его игрушками были ускорители элементарных частиц, стоившие миллиарды долларов, поэтому для престижа ему не нужен был дорогой автомобиль.

Машина узнала его, и Тео кивнул. Дверца скользнула вверх. Машины с открывающимися вбок дверцами еще продавались, но места на парковках в центре городов было так мало, что такие автомобили, как у Тео, были куда удобнее.

Тео сел в машину и сказал, куда хочет ехать.

— В это время дня, — сообщил автомобиль приятным мужским голосом, — быстрее всего можно доехать по рю Менар.

— Отлично, — сказал Тео. — Веди ты.

Машина послушно оторвалась от земли.

— Музыку или новости? — поинтересовался синтезированный голос.

— Музыку, — ответил Тео.

В салоне автомобиля зазвучали песни одной из любимых групп Тео. Но музыка его не успокаивала. Черт побери… Ведь он знал, что ему не следовало находиться здесь, в Швейцарии. Но Большой адронный коллайдер оставался самым крупным в мире прибором подобного типа. Все попытки возродить проект Сверхпроводимого суперколлайдера, отвергнутый Конгрессом США в 1993 году, провалились. Обслуживание ускорителей элементарных частиц стало вымирающей профессией. Большинство из тех, кто строил большой электрон-протонный ускоритель — первый, установленный в гигантском подземном туннеле ЦЕРНа, — либо умерли, либо вышли на пенсию, и лишь немногие из тех, кого приняли на работу четверть века назад, до сих пор трудились здесь. Короче говоря, опыт Тео был необходим в Швейцарии. Но будь он проклят, если согласится играть роль подсадной утки!

Машина остановилась у полицейского управления Женевы. Старинное здание было построено больше века назад, и хотя после 2021 года автомобили с двигателями внутреннего сгорания были объявлены вне закона, на фасаде полицейского управления до сих пор сохранилась копоть от выхлопных газов. Пескоструйщикам еще предстояло хорошенько потрудиться над этой стеной.

— Открой, — распорядился Тео.

Дверь послушно поднялась.

— Свободных мест для парковки в радиусе пятисот метров нет, — сообщила машина.

— Поезжай вокруг квартала, — велел Тео. — Позову, когда освобожусь.

Автомобиль издал мелодичный звон. Тео надел кепку и очки и вылез из машины. Прошел по тротуару, поднялся по ступеням и вошел в здание.

— Здравствуйте, — поздоровался по-французски крупный светловолосый полицейский, сидевший за письменным столом. — Могу ли я вам чем-то помочь?

— Да, — тоже по-французски ответил Тео. — Позовите, пожалуйста, детектива Хельмута Дрешера.

Хельмут Дрешер действительно стал детективом. Тео из чистого любопытства удостоверился в этом несколько месяцев назад.

— Мута сейчас нет на месте, — объяснил дежурный по-французски. — Может, кто-то другой сумеет помочь?

У Тео упало сердце. Дрешер хотя бы мог его понять, но пытаться объяснить свое положение совершенно незнакомому человеку…

— Мне необходимо поговорить именно с детективом Дрешером, — заявил Тео. — Как думаете, он скоро вернется?

— Честно говоря, не… О, вам сегодня везет. Вот и Мут.

Тео обернулся. В помещение вошли двое мужчин, на вид ровесники. Который из них Дрешер?

— Детектив Дрешер? — нерешительно произнес Тео.

— Это я, — отозвался тот, что был справа.

Хельмут стал весьма импозантным мужчиной. Русые волосы, мужественные черты лица, ярко-голубые глаза.

— Говорю же, — улыбнулся дежурный офицер, — у вас сегодня счастливый день.

«Только если я его переживу», — подумал Тео.

— Детектив Дрешер, — сказал он, — мне нужно с вами поговорить.

Дрешер повернулся к своему напарнику:

— Я попозже зайду, Фриц.

Фриц кивнул и ушел по коридору.

Дрешер, похоже, не узнал Тео. Еще бы. Со времени их первой встречи минул двадцать один год, и хотя предстоящий повторный эксперимент по смещению времени широко освещался в средствах массовой информации, Тео был очень загружен и в последнее время на экранах телевизоров не появлялся. На интервью он отправлял Джейка Горовица.

Дрешер одет был довольно просто, но Тео не мог не обратить внимания на его дорогие туфли. Дрешер прижал ладонь к считывающему устройству, и двери в дежурную комнату открылись. Они вошли. Плоские компьютеры, не толще листа бумаги, были сложены на одних столах в стопку, на других — валялись как попало. Всю стену целиком занимала электронная карта Женевы, показывающая движение транспорта в городе и дающая возможность проследить за каждой отдельной машиной. Тео попытался отыскать свою машину, кружащую по кварталу в поисках парковки. Похоже, в своих поисках его автомобиль был не одинок.

— Садитесь, — пригласил Дрешер, указав на стул напротив письменного стола. Он взял плоский компьютер из стопки и положил на стол. — Не возражаете, если я запишу нашу беседу? — спросил он.

Его слова — на французском — тут же появились на мониторе в виде текста. В начале строки возникло имя: «X. Дрешер».

Тео покачал головой. Дрешер кивком указал на компьютер. Тео догадался, что нужен устный ответ.

— Нет, — произнес он по-французски.

Компьютер послушно записал его ответ, поставив, однако, знак вопроса перед этим словом.

— Как вас зовут?

— Теодосиос Прокопидес, — ответил Тео, ожидая, что, услышав знакомые имя и фамилию, Дрешер наконец его узнает.

Имя и фамилию компьютер записал, по крайней мере, правильно. Тео даже заметил маленькое окошечко, в котором его данные были написаны по-гречески и приводились краткие факты биографии. Вместо знака вопроса перед ответом «Нет» появилось «Т. Прокопидес».

— Чем могу быть полезен? — осведомился Дрешер.

— Вы ведь знаете, кто я такой, правда? — ответил вопросом на вопрос Тео.

Дрешер покачал головой.

— Когда мы виделись в прошлый раз, у меня не было бороды.

Детектив вгляделся в лицо Тео.

— Нет, я не… О! О господи! Это вы!

Тео опустил глаза. Компьютер послушно расставил восклицательные знаки. А когда Тео посмотрел на Дрешера, то заметил, что детектив побледнел.

— Да, — сказал Тео. — Это я.

— Бог мой, — произнес Дрешер. — Меня столько лет преследовали воспоминания. — Он покачал головой. — Знаете, с тех пор мне не раз случалось присутствовать при вскрытии. Я видел много трупов. Но… увидеть такое, когда ты совсем ребенок… — Он поежился.

— Простите, — сказал Тео и после короткого молчания спросил: — А вы помните, как я заходил к вам домой вскоре после вашего видения? У ваших родителей был очень красивый дом, с такой большой лестницей. Помните?

— Помню, — кивнул Дрешер. — Я тогда жутко испугался.

— И за это тоже простите, — едва заметно пожал плечами Тео.

— Я пытался выбросить это видение из головы, — признался Дрешер. — Все эти годы я старался о нем не вспоминать. Но оно по-прежнему возвращается. Представляете? Я много чего успел повидать, но то видение меня не отпускает.

Тео только виновато улыбнулся.

— Вы тут ни при чем, — взмахнув рукой, сказал Дрешер. — А что вы видели в своем видении?

Тео изумил его вопрос. Дрешер, похоже, до сих пор не мог связать свое видение с сидевшим перед ним реальным живым человеком.

— Ничего, — ответил Тео.

— Ах да, конечно, — смутился Дрешер. — Извините. На несколько секунд в комнате воцарилось неловкое молчание, затем Дрешер снова заговорил:

— Знаете, на самом деле все не так плохо. То видение… Из-за него я заинтересовался работой полицейских. Если бы не видение, то вряд ли пошел бы в академию.

— И давно вы на этой службе? — спросил Тео.

— Семь лет. Последние два года работаю детективом.

Тео понятия не имел, означает ли это стремительное восхождение по служебной лестнице, но быстро сделал в уме простые арифметические расчеты. Университетскую степень Дрешер получить не мог. Тео столько времени проводил в научных кругах, что всегда боялся ляпнуть что-нибудь высокомерное при тех, кто не имел высшего образования.

— Это хорошо, — уклончиво ответил Тео.

Дрешер пожал плечами, нахмурился и покачал головой:

— Вам не следовало бы здесь находиться. Да и вообще в Европе, если на то пошло. Вас должны убить… убили… Даже не знаю, как лучше сказать… в Женеве или где-то поблизости… Иначе мне не поручили бы расследование убийства. Будь у меня видение, что меня прикончат здесь, в этот самый день, я бы махнул на Гавайи или куда подальше.

Настала очередь Тео пожимать плечами.

— Я вовсе не жаждал здесь находиться, но у меня нет выбора. Я же говорил вам, что работаю в ЦЕРНе. Я входил в группу, которая двадцать один год назад проводила эксперимент на Большом адронном коллайдере. И я нужен там послезавтра. Поверьте, будь у меня выбор, я с радостью уехал бы.

— Вы не занялись боксом?

— Нет.

— Потому что в моем видении…

— Знаю, знаю. Вы говорили, что меня убили на ринге.

— Мой отец постоянно смотрел бокс по телевизору, — сказал Хельмут. — Для торговца обувью, пожалуй, немного странное увлечение, но он просто обожал бокс. И я смотрел матчи вместе с ним, даже еще ребенком.

— Послушайте, — начал Тео, — вы лучше других знаете, что мне действительно грозит опасность. Вот почему я пришел к вам. — Он судорожно сглотнул и продолжил: — Мне нужна ваша помощь, Хельмут. Мне нужна защита полиции. С этого момента и до начала эксперимента. — Тео посмотрел на настенные часы — собственно даже не часы, а плоский компьютер, прикрепленный к стене скотчем. На экране светились пятнадцатисантиметровые цифры. — А он начнется через пятьдесят один час.

Дрешер указал на разложенные на столе плоские компьютеры.

— У меня уйма работы.

— Пожалуйста. Вы знаете, что может случиться. У большинства людей в эту среду выходной. Как вы прекрасно понимаете, это сделано для того, чтобы все могли позаботиться о собственной безопасности на момент смещения времени. Мне ужасно неловко вас просить, но не могли бы вы освободиться на среду? Если есть такая возможность, постарайтесь закончить все срочные дела сегодня и завтра.

— У меня в среду нет выходного. — Мут указал на остальных офицеров, сидевших за рабочими столами. — И ни у кого из нас нет. Мало ли что может случиться. — Пауза. — У вас нет никаких предположений насчет того, кто может вас убить?

Тео покачал головой, взглянул на экран плоского компьютера, продолжавшего исправно вести запись их разговора, и ответил:

— Нет. Не имею ни малейшего представления. Двадцать один год я ломал голову, пытаясь выяснить, кто бы это мог быть. Все думал: кому же я так насолил, что он хочет меня убить, или кто может выиграть от этого? Но так и не додумался. У меня нет врагов.

— Ни одного?

— Ну, понимаете… Можно ведь впасть в безумие, стать параноиком. Начинаешь подозревать всех и вся. На самом деле одно время я подозревал своего бывшего коллегу Ллойда Симкоу. Но я с ним вчера говорил по телефону. Он в Вермонте и в Европу в ближайшее время не собирается.

— Но если он сядет на сверхзвуковой самолет, то доберется сюда… часа за три, — заметил Дрешер.

— Понимаю, понимаю, но я уверен, что это не он. Но кто-то охотится за мной, какой-то… Как это у вас называется? Есть какой-то термин. Один человек или несколько неизвестных личностей, которые действительно могут попытаться совершить покушение на мою жизнь. И я прошу… Я просто умоляю вас: не дайте этому человеку, этим людям добраться до меня.

— Где вы должны сегодня находиться?

— В ЦЕРНе. Либо у себя в кабинете, либо в центре управления Большим адронным коллайдером, либо внизу, в туннеле.

— В туннеле?

— Да. Вы, наверное, слышали, что в ЦЕРНе имеется туннель окружностью двадцать семь километров, прорытый под землей на глубине сто метров. Такое вот гигантское кольцо. Знаете? Именно в нем находится Большой адронный коллайдер.

Дрешер в задумчивости прикусил нижнюю губу.

— Позвольте мне переговорить с начальством.

Он встал, пересек комнату и постучал в дверь. Дверь скользнула в сторону. Тео увидел сидевшую за столом строгую темноволосую женщину. Дрешер вошел в кабинет, дверь за ним закрылась.

Тео показалось, что Дрешер отсутствовал целую вечность. Тео сидел и нервно оглядывался по сторонам. На столе у Дрешера стояли голографические фотоснимки. На одном была изображена красивая девушка: то ли жена, то ли подружка, а на втором — пожилые мужчина и женщина. Женщину Тео узнал: фрау Дрешер. Если снимок был сделан недавно — а иначе и быть не могло, поскольку еще пару лет назад голокамеры были не по карману честному копу, — то годы пощадили мать Хельмута. Она до сих пор была весьма привлекательной, даже несмотря на то что не закрашивала седину.

Наконец дверь кабинета открылась и оттуда вышел Дрешер. Пройдя через дежурную комнату, он вернулся к своему столу.

— Извините, — сказал детектив, сев на свое место. — Если бы вам кто-то угрожал…

— Разрешите мне поговорить с вашей начальницей.

— Она вас не примет, — фыркнул Дрешер. — Она и меня-то принимает через раз. — И добавил более мягким тоном: — Мне очень жаль, мистер Прокопидес. Послушайте… Просто будьте осторожны. И все.

— Я думал, что из всех именно вы… меня поймете.

— Я обычный коп, — отрезал Дрешер. — Мне отдают приказы, и я их выполняю. — Он немного помолчал, а потом сказал с иронией в голосе: — Кстати говоря, а вдруг вы совершили ошибку, обратившись ко мне? То есть вдруг это я застрелил вас тогда, в первый раз? Кажется, у Агаты Кристи есть такой сюжет, где убийца — детектив?

Брови Тео удивленно поползли вверх. Его сердце бешено забилось. Он не знал, что на это сказать. Господи… Ведь в него стреляли из «глока» — любимого пистолета всех полицейских!

— Не бойтесь, — усмехнулся Дрешер. — Я просто пошутил. Решил вас немножко попугать за тот страх, который я из-за вас испытал двадцать с лишним лет назад.

Он наклонился к столу и пару раз провел указательным пальцем по экрану, чтобы стереть последние строчки записи беседы с Тео.

— Удачи вам, мистер Прокопидес. Как я уже сказал, просто будьте внимательны и осторожны. Для миллиардов людей будущее оказалось не таким, каким они увидели его в своих видениях. Мне не следовало бы говорить вам об этом, так как вы ученый и все такое, но вряд ли стоит верить, что именно ваше видение сбудется.

Тео вызвал свой автомобиль, позвонив по мобильному телефону. Машина подъехала. Тео сел в нее и отправился в обратный путь.

Дрешер, без сомнения, прав. Тео стало неловко за собственные страхи. Наверное, просто накопилась усталость. Ночью ему приснился дурной сон, он очень волновался за предстоящий эксперимент, вот нервы и сдали. Он пытался расслабиться, глядя в окно на окрестности. Вскоре машина подвезла его к центру управления БАК. Туристический автобус стоял на том же месте. У Тео защемило в груди. Автобусы компании «Глобал гейтвей» колесили по всей Западной Европе. Сам Тео никогда не ездил на экскурсии по Европе, но еще подростком он вместе с приятелями с нетерпением поджидал эти автобусы в июле и августе. На них часто приезжали в Грецию девушки из Северной Америки в поисках летних приключений. В те годы Тео не раз проводил с американками романтические вечера.

Но приятные воспоминания сменились грустью. Тео подумал о родительском доме, об Афинах. После похорон Дима он был там всего два раза. Почему он не уделял родителям больше внимания? Тео велел автомобилю найти свободное место на стоянке, вышел и направился в центр управления БАК.

— О, Тео! — воскликнул попавшийся ему навстречу Джейк Горовиц. — А я тебя искал. Позвонил на номер твоего автомобиля, а он мне ответил, что тебя то ли арестовали, то ли еще что-то в этом роде.

— У машины хорошее чувство юмора, — ответил Тео. — На самом деле я просто кое-кого навестил… Одного старого друга.

— У нас тут проблема с БАК. Джиггс не знает, как быть.

— О?

— Да. Что-то с одной из систем криостатов. Номер сорок четыре, в третьем секторе.

Тео нахмурился. Уже несколько лет БАК не работал на полную мощность. Тридцатичетырехлетний Джиггс возглавлял эксплуатационный отдел, но при этом ни разу не видел, чтобы коллайдер запускали на полную мощность.

Тео кивнул. Управление криостатами всегда было непростым делом.

— Схожу проверю.

В старые добрые времена, когда в ЦЕРНе работали три тысячи сотрудников, Тео не пришлось бы спускаться в туннель в одиночку, но сейчас рук не хватало. И к тому же… Он решил, что для него туннель, пожалуй, самое безопасное место. Да, конечно, какой-нибудь псих мог пробраться на территорию ЦЕРНа, чтобы прикончить Тео, но нарушителя остановили бы задолго до того, как он попытался бы спуститься в туннель. Кроме того, никто, кроме Джейка и Джиггса, не мог знать, что Тео в туннеле, а им он целиком и полностью доверял.

Тео спустился на лифте до отметки «минус сто метров». Воздух в туннеле ускорителя был влажный и теплый, пахло машинным маслом и озоном. Освещение было тусклым. Флуоресцентные лампы на потолке и аварийные фонари, установленные на стенах через равные промежутки, озаряли все кругом голубовато-белым светом. Жужжание аппаратуры, гул системы вентиляции, стук подошв Тео по бетонному полу — все эти звуки громким эхом разносились по туннелю. Не считая ровного пола, туннель в сечении был практически круглым; его диаметр на разных участках составлял от трех целых восьми десятых до пяти с половиной метров.

Тео не раз бывал в этом туннеле. Он по привычке посмотрел сначала в одну сторону, а потом — в другую. Дальность видимости в туннеле была хорошей, но только до того места, где начинался изгиб стен.

К потолку туннеля была прикреплена двутавровая балка, а к ней был подвешен монорельсовый состав. Джиггс оставил его в этом месте. Поезд состоял из кабинки, в которой мог поместиться только один человек, за ней шли три небольшие вагонетки — в сущности, металлические корзины, годившиеся для перевозки скорее грузов, нежели людей, и замыкала состав еще одна пассажирская кабинка с сиденьем в противоположную сторону. Кабинки представляли собой просто-напросто раму с наклонным ветровым стеклом, с прожекторами над ним и с широким резиновым бампером внизу.

Водителю этого поезда приходилось сидеть, вытянув ноги вперед. Кабинка явно не была рассчитана на то, чтобы в ней можно было устроиться с комфортом. Спереди на кабинке красовалась надпись «ORNEX» — название фирмы — производителя монорельса. По обе стороны от названия располагались маленькие красные катафоты, а ниже — черно-желтая полоса. Инженеры хотели, чтобы кабинки монорельса были хорошо видны в тускло освещенном туннеле. В 2020 году монорельсовую дорогу отремонтировали и усовершенствовали. Теперь поезд мог разгоняться до шестидесяти километров в час, а стало быть, объехать весь туннель меньше чем за полчаса.

Тео достал из шкафчика чемоданчик с инструментами и надел свою личную желтую каску. Хотя он редко спускался в туннель, ему, как заслуженному сотруднику, выделили персональную каску. Затем он положил чемоданчик с инструментами в вагонетку, забрался в кабинку и включил механизм монорельса. Поезд почти бесшумно тронулся в нужном направлении, по часовой стрелке, и исчез в темноте.

Детектив Хельмут Дрешер пытался заниматься своей обычной работой. Ему нужно было просмотреть материалы семи заведенных дел, и капитан Лавуазье его торопила. Но мысли Мута постоянно возвращались к Тео Прокопидесу. Ученый показался ему симпатичным малым, и Мут жалел, что ничем не смог ему помочь. Правда, для мужчины, которому под пятьдесят, Тео был в хорошей форме и вполне мог за себя постоять. Мут нашел плоский компьютер, на котором был записан его разговор с Тео, и ознакомился с биографическими данными ученого. Родился 2 марта 1982 года — значит, ему сорок восемь. Для боксера староват, да и телосложение все же не то. Может быть, в альтернативной реальности, показанной в видениях, он был тренером или рефери, а не бойцом. Но нет… В этом не было никакого смысла. Мут сохранил визитную карточку, которую Тео дал ему двадцать один год назад. Иногда он ее даже рассматривал. На карточке было четко напечатано: «ЦЕРН». Значит, если до Флэшфорварда Тео уже был физиком, вряд ли он переметнулся бы в спорт. Но свое видение Мут до сих пор помнил очень ярко: мужчина в белом халате — теперь он понимал, что это был патологоанатом, — ясно сказал, что Тео был убит на ринге, и…

На ринге.

Как же сказал Прокопидес сегодня? «Вы, наверное, слышали, что в ЦЕРНе имеется туннель окружностью двадцать семь километров, прорытый под землей на глубине сто метров. Такое вот гигантское кольцо. Знаете?»

Мут был маленьким мальчиком, который постоянно смотрел с отцом бокс, маленьким мальчиком, обожавшим фильм «Роки». Потому-то и решил тогда, что «на ринге» означает «на матче по боксу». С тех пор он больше об этом не задумывался, а ведь английское слово «ринг» переводится как «кольцо»!

«Такое вот гигантское кольцо. Знаете?»

Черт! Возможно, Прокопидесу грозила реальная опасность. Мут встал из-за стола и снова отправился к капитану Лавуазье.

Забарахлившая система криостатов находилась на расстоянии около десяти километров. Монорельс должен был доставить Тео до места назначения примерно за десять минут. Свет прожекторов рассекал темноту. Конечно, по всей длине туннеля были установлены люминесцентные лампы, но одновременно освещать все двадцать семь километров его окружности смысла не имело.

Наконец поезд поравнялся с тем местом, где были обнаружены неисправные криостаты. Тео остановил состав, сошел на платформу, нашел панель включения освещения и повернул рубильник так, чтобы туннель был хорошо освещен на пятьдесят метров в обе стороны.

На сей раз капитан Лавуазье смилостивилась и разрешила Дрешеру до конца дня поработать телохранителем Тео. Мут сел в обычную машину, без опознавательных знаков, и отправился в ЦЕРН. Он думал, что проезд на территорию ЦЕРНа осуществляется, как везде: сигнал от машины сотрудника — и тебя автоматически пропускают. Однако ему пришлось остановиться у ворот и показать компьютеру на входе свой значок. Только тогда решетка ворот поднялась и пропустила его машину. Мут попросил компьютер указать направление. Комплекс ЦЕРНа состоял из десятков практически пустых зданий. Около пяти минут Мут искал центр управления БАК. Автомобиль опустился на землю, и молодой полицейский поспешил войти в здание.

По коридору, украшенному мозаичными панно, шла привлекательная женщина средних лет с симпатичными веснушками. Мут показал ей свой полицейский значок.

— Я ищу Тео Прокопидеса, — сказал он.

Женщина повела его в глубь здания. Она заглянула сначала в один кабинет, потом в другой, но Тео ни тут, ни там не оказалось.

— Давайте зайдем к моему мужу, — предложила женщина. — Они с Тео работают вместе.

Еще один бесконечный коридор и еще одна дверь.

— Джейк, это офицер полиции. Он разыскивает Тео.

— Тео спустился в туннель, — отозвался Джейк. — К этой треклятой системе криостатов в третьем секторе.

— Ему может угрожать опасность, — сказал Мут. — Отведете меня к нему?

— Опасность?

— Судя по его видению, он должен сегодня погибнуть, и у меня есть все основания полагать, что это произойдет в туннеле.

— Господи… — выдохнул Джейк. — А… конечно, конечно, я могу вас туда доставить, и… проклятье! Черт побери, он наверняка уехал на монорельсе.

— На монорельсе?

— В туннеле есть монорельсовый поезд. И чтобы добраться до нужного места, Тео должен был проехать на нем десять километров.

— Там только один поезд?

— Было еще три, но несколько лет назад мы их продали. Остался один.

— Можно добраться на машине до станции дальнего доступа, — сказала женщина. — Дороги там нет, но можно пролететь над фермерскими полями.

— Точно. Точно! — обрадовался Джейк и улыбнулся жене. — Красавица и умница! — И, повернувшись к Муту, воскликнул: — Вперед!

Джейк и Мут пробежали по коридору, потом через вестибюль и выскочили на автостоянку.

— Возьмем мою машину, — сказал Мут.

Они сели в автомобиль, Мут нажал кнопку «старт», и машина оторвалась от асфальта и послушно выполнила инструкции Мута. Как только они оказались за пределами комплекса, Джейк ткнул пальцем в сторону фермерского поля.

Машина полетела туда.

Тео осмотрел обшивку системы криостатов. Неудивительно, что Джиггс не сумел ее отладить: он воспользовался не тем портом доступа. Та панель, через которую он пытался подобраться к контрольной аппаратуре, до сих пор была открыта, а нужные потенциометры находились за другой панелью.

Тео попытался открыть дверцу, но она не под давалась. За годы бездействия в сыром и темном туннеле дверца панели, видимо, заржавела. Тео порылся в чемоданчике с инструментами в поисках чего-нибудь, чем можно было бы подцепить дверцу, но нашел только несколько отверток, которые для этой цели явно не годились. Ему нужен был ломик или что-то в этом роде. Тео выругался по-гречески. Он мог вернуться на монорельсе в центр управления и взять подходящий инструмент, но ужасно не хотелось терять время. Наверняка в туннеле можно было найти подходящее орудие. Он оглянулся, но вспомнил, что на протяжении последних ста метров пути ничего такого ему на глаза не попалось. Правда, он особо не присматривался. Пожалуй, имело смысл пройти еще немного вперед по часовой стрелке и поискать хоть что-нибудь, чем можно было бы подцепить треклятую дверцу.

Станция дальнего доступа представляла собой старый бетонный бункер посреди рапсового поля. Автомобиль Мута опустился на узкую подъездную дорожку. Мут выключил двигатель, и они с Джейком вышли из машины.

Был полдень, а в октябре в это время солнце стоит не слишком высоко. Но хотя бы не было пчел, которые летом просто оккупировали рапсовые поля. Выше, в горах, росли сосны и ели, а здесь — только невысокие лиственные деревья. На многих из них листва уже пожелтела.

— Пошли, — сказал Джейк.

— А там… нет радиации? — растерянно спросил Мут.

— Когда коллайдер не включен, нет. Абсолютно безопасно.

Пока они шли к бункеру, мимо деловито пробежал еж и спрятался в высоких сухих стеблях рапса. Джейк резко остановился перед дверью. Дверь была старомодная, с тяжелым засовом, который почему-то был открыт. На траве рядом с бункером валялся ломик.

Мут подошел к двери.

— Ржавчины нет, — произнес он, указав на то место, где был взломан засов. — Это сделано недавно. — Он поддел носком ботинка ломик. — Трава внизу еще зеленая. Значит, это произошло вчера или сегодня. — Детектив посмотрел на Джейка: — У вас там внизу есть что-нибудь ценное?

— Ценное — да, — кивнул Джейк. — Но такое, что можно было бы продать… вряд ли. Если только, конечно, у вас нет выхода на черный рынок, где можно было бы задорого загнать оборудование для тончайших экспериментов в области физики высоких энергий.

— Вы говорите, что этот коллайдер в последнее время не использовался?

— Да, уже несколько лет.

— Может быть, это сделали скваттеры? Ну, бездомные. Не мог там кто-нибудь поселиться?

— Ну… В принципе не исключено. Правда, там холодно и темно, но с потолка не капает.

На бедре у Мута висела небольшая сумка. Он вытащил из нее маленькое электронное устройство и провел им вдоль ломика.

— Полно отпечатков пальцев, — сообщил он.

Джейк посмотрел на экран прибора и увидел отпечатки пальцев. Мут нажал несколько кнопок на панели.

— Зарегистрированных совпадений нет. Тот, кто это сделал, никогда не был под арестом в Швейцарии или в одной из стран Евросоюза. — Пауза. — Прокопидес сейчас далеко отсюда?

— Около пяти километров в ту сторону, — кивнул Джейк. — Но здесь мы должны найти пару ховеркартов. Возьмем один и на нем доберемся.

— Мобильник у него с собой? Мы можем ему позвонить?

— Он находится на глубине сто метров, — ответил Джейк. — Мобильники там не работают.

Они поспешно вошли в бункер.

Тео прошел пару сотен метров по туннелю, но не обнаружил ничего, что помогло бы ему открыть дверцу панели на обшивке системы криостатов. Он оглянулся назад; криостаты исчезли за поворотом. Тео уже собрался было прекратить поиски и вернуться к монорельсовому поезду, как вдруг его внимание привлекло что-то странное впереди. Он увидел человека, работавшего рядом с одним из секступольных магнитов. Человек был без каски, тем самым злостно нарушая правила техники безопасности. Тео решил окликнуть его, но не стал этого делать, вспомнив об ужасной акустике в туннеле. Да и какое имеет значение, кто это такой: главное, что у него мог оказаться при себе более полный набор инструментов.

Тео пошел к человеку около магнита. Рядом работал мощный вытяжной вентилятор, и его шум заглушал шаги Тео. На полу туннеля стоял ховеркарт — диск диаметром около полутора метров с двумя сиденьями под навесом. Первоначально ховеркарты были придуманы для использования на полях для гольфа. На них было гораздо удобнее перемещаться по лужайкам, чем на старых машинах с моторами.

В прежние времена в ЦЕРНе работали тысячи сотрудников, которых Тео не знал в лицо, но теперь, когда их осталось всего несколько сотен, он очень удивился, увидев перед собой незнакомца.

— Эй, послушайте! — окликнул его Тео. Мужчина — лет пятидесяти, худощавый, седой, с темно-серыми глазами — вздрогнул и резко обернулся. У него с собой был чемоданчик с инструментами, но…

Порт доступа на обшивке вытяжного вентилятора был открыт, и мужчина только что установил внутрь обшивки какое-то устройство…

…устройство, похожее на маленький алюминиевый чемоданчик. Маленький чемоданчик с цепочкой светящихся синих цифр на боку.

Синих цифр, ведущих обратный отсчет.

30

Вдоль стены бункера выстроились шкафчики. Джейк достал две желтые каски. Одну надел сам, вторую протянул Муту. Вниз можно было спуститься и по аварийной лестнице, и на лифте. Джейк нажал кнопку вызова лифта, и они целую вечность ждали, пока подъедет кабина.

— Кто бы ни взломал дверь, наверняка он до сих пор внизу, — заметил Джейк. — Иначе кабина была бы сейчас наверху.

— А не мог он спуститься по лестнице? — поинтересовался Мут.

— Возможно, но… сто метров. Вряд ли. Это высота тридцатиэтажного дома. Даже идти вниз тяжеловато будет.

Наконец подъехала кабина лифта. Джейк с Мутом вошли внутрь, и Джейк нажал кнопку нужного уровня. Кабина опускалась до туннеля целую минуту. Мужчины поспешно вышли. Около лифта стоял ховеркарт. Джейк тут же бросился к нему.

— Кажется, вы что-то говорили о двух ховеркартах?

— Я точно знаю, что их должно быть два, — ответил Джейк.

Джейк сел на место водителя, Мут устроился сзади. Джейк включил фары и запустил двигатель на воздушной подушке. Карт плавно поднялся вверх и полетел по туннелю против часовой стрелки. Джейк попытался выжать максимальную скорость. Ближайший участок туннеля был прямым. Такие участки находились вблизи всех четырех крупных детекторов — во избежание излучения от синхротрона. Посередине прямого отрезка возвышалось гигантское двадцатиметровое сооружение — пустой кожух компактного мюонного соленоида — детектора элементарных частиц, снабженного магнитом массой четырнадцать тысяч тонн. В свое время производство и установка мюонного соленоида обошлась в сто миллионов долларов США. После изобретения тахион-тардионного коллайдера ЦЕРН выставил некоторые устройства на продажу, в том числе Большой ионный коллайдер, который ранее находился в аналогичной камере в другой точке туннеля, и систему управления. Японское правительство приобрело эту аппаратуру, и ее установили в лаборатории в Цукабе. Контроль за демонтажом оборудования в ЦЕРНе и сборкой у себя на родине осуществляла Митико Комура.

Негромкое гудение мотора ховеркарта эхом отражалось от опустевшего кожуха, в котором вполне можно было бы поместить небольшой многоквартирный дом.

— Далеко еще? — спросил Мут.

— Нет, — ответил Джейк.

И они продолжили путь.

Тео уставился на мужчину, сидевшего на корточках перед корпусом вентилятора.

— Mein Gott, — тихо произнес мужчина.

— Вы… — обратился к нему Тео по-французски. — Кто вы такой?

— Приветствую вас, доктор Прокопидес, — сказал мужчина.

Тео расслабился. Если этот человек его знал, значит, он не мог быть незваным гостем. Кроме того, его лицо показалось Тео смутно знакомым.

Мужчина оглянулся через плечо, сунул руку в карман темной кожаной куртки и вытащил пистолет.

У Тео ёкнуло сердце. Много лет назад, когда маленький Хельмут упомянул о «глоке» калибра девять миллиметров, Тео сразу нашел в Интернете картинку с изображением пистолета. Сейчас на него было направлено именно это оружие. До пятнадцати пуль в обойме.

Мужчина опустил глаза и посмотрел на оружие с таким видом, будто сам удивлен тем, что держит его в руке.

— Маленький сувенир из Штатов. Там их купить намного проще. — Человек немного помолчал. — Я знаю, что вы думаете. — Он указал на алюминиевый чемоданчик с синим жидкокристаллическим таймером. — Вы думаете, это бомба. Так и есть. На самом деле я мог установить ее где угодно. Я долго искал подходящее место и нашел такое, где эту бомбу никто не найдет.

— Что… — выдавил Тео и сам удивился своему охрипшему голосу. Он судорожно сглотнул и попытался взять себя в руки. — Чего вы хотите добиться?

— Разве не ясно? Хочу помешать работе вашего ускорителя, — пожал плечами мужчина.

— Но зачем?

Мужчина чуть-чуть шевельнул рукой с пистолетом.

— Вы меня не узнаете?

— Ваше лицо мне кажется знакомым, но…

— Вы приезжали ко мне в Германию. Моя соседка тогда связалась с вами по Интернету. В своем видении я смотрел видеозапись выпуска новостей, где говорилось о вашей смерти.

— Точно! — воскликнул Тео. — Вспомнил!

Он забыл имя этого человека, но хорошо помнил их встречу двадцать лет назад.

— А почему, вы думаете, я смотрел эти новости? Почему сюжет о вашей смерти был единственным, который я смотрел в записи? Зачем перематывал пленку? Потому что проверял, нет ли каких-либо улик, указывающих на меня. Я в жизни никого не собирался убивать, но вас убью, если понадобится. В конце концов, это будет справедливо. Вы убили мою жену.

Тео уже открыл рот, чтобы возразить, сказать, что ничего такого не делал, но тут до него дошло. Да, он вдруг вспомнил встречу с этим человеком. Его жена упала на эскалаторе метро во время Флэшфорварда и сломала шею.

— Мы никак не могли знать, что такое случится. И не могли этого предотвратить.

— Еще как могли, — рявкнул мужчина.

Руш. Вот как его звали. Вольфганг Руш. Тео наконец вспомнил.

— Еще как могли предотвратить, — повторил Руш. — Вы не должны были заниматься тем, чем занимались. Подумать только, вы пытались воспроизвести условия рождения Вселенной! Хотели вынести дело рук Божьих на свет дня! Говорят, любопытство сгубило кошку. Это было ваше любопытство, и оно сгубило мою жену.

Тео не знал, что сказать. Как объяснить фанатику, что такое наука?! Как втолковать ему, что такое необходимость поиска, что такое исследования?

— Послушайте, — начал Тео, — где бы сейчас был мир, если бы мы не…

— Вы что, думаете, я свихнулся? — буркнул Руш. — Думаете, у меня крыша поехала? — Он покачал головой. — Нет, я не чокнутый.

Он сунул руку в задний карман брюк и вытащил бумажник. Встряхнув его одной рукой, вынул желто-голубую ламинированную карточку и показал Тео.

Тео посмотрел на карточку. Это было удостоверение сотрудника Университета имени Гумбольдта.

— Профессор, — подтвердил Руш. — Химический факультет. Доктор философии. Защищался в Сорбонне.

Все верно. Тогда, в 2009-м, он говорил, что преподает химию.

— Если бы я тогда знал о вашей роли во всем этом, то и разговаривать бы с вами не стал. Но вы заявились ко мне до того, как ЦЕРН публично признался в своей причастности к Флэшфорварду.

— И теперь вы хотите меня убить? — спросил Тео. Сердце у него билось так часто и громко, что, казалось, вот-вот разорвется. Он чувствовал, что покрывается испариной. — Это не воскресит вашу жену.

— Еще как воскресит, — процедил сквозь зубы Руш.

«Нет, он точно ненормальный. Господи, ну почему я спустился в этот треклятый туннель один?!»

— Не ваша смерть ее воскресит, конечно, — уточнил Руш. — А то, что я хочу сделать. Да, это вернет Хелену. А случится это благодаря принципу запрета Паули.

Тео не знал, что и сказать. Руш явно бредил.

— Вольфганг Паули, — произнес Руш и кивнул. — Я люблю рассказывать своим студентам, что меня назвали в честь него, хотя на самом деле это не так. Меня назвали в честь дяди моего отца. — Пауза. — Изначально принцип запрета Паули относился только к электронам: два электрона не могут одновременно занимать один и тот же энергетический уровень. Позднее этот принцип расширили, и теперь он включает другие субатомные частицы.

Все это Тео знал. Он пытался скрыть, что все больше впадает в панику.

— И?

— И я считаю, что принцип запрета распространяется и на понятие «сейчас». Все доказательства налицо: может существовать только одно «сейчас». На протяжении всего существования человечества у людей не было разногласий и тем более сомнений в том, какой момент считать настоящим. Никогда не существовало мгновения, которое одна часть человечества считала бы настоящим, другая — прошлым, а третья — будущим.

Тео неловко пожал плечами. Он не понимал, к чему клонит Руш.

— Не понимаете? — осведомился Руш. — Разве не ясно? Когда вы сдвинули сознание человечества на двадцать один год вперед, когда переставили «сейчас» из две тысячи девятого года в две тысячи тридцатый, то «настоящее», в котором в это самое время должны были находиться люди в две тысячи тридцатом году, должно было переместиться куда-то еще. Принцип запрета Паули! Каждое мгновение существует как «сейчас» для тех, кто переживает это мгновение, кто в нем замирает. Невозможно наложить «сейчас» две тысячи девятого года поверх «сейчас» две тысячи тридцатого. Два «сейчас» не могут существовать одновременно. И когда вы перебросили «сейчас» две тысячи девятого года вперед, «сейчас» две тысячи тридцатого должно было освободить это место. Когда я услышал о том, что вы собираетесь вновь провести эксперимент в то самое время, к которому относились видения, для меня все встало на свои места. — Он немного помолчал. — Сверхновая звезда Сандулик будет пульсировать еще много десятков или даже сотен лет. Наверняка завтрашняя ваша попытка не станет последней. Думаете, жажду человечества заглянуть в будущее так просто утолить? Конечно нет. Мы ненасытны в своих желаниях. С древних времен не было мечты более искушающей, чем возможность узнать будущее. Всякий раз, когда у нас будет появляться шанс переместить ощущение «сейчас», мы будем это делать — если, конечно, ваш завтрашний эксперимент пройдет удачно.

Тео украдкой взглянул на бомбу. Если он правильно понимал показания, до взрыва оставалось больше пятидесяти пяти часов. Тео попытался собраться с мыслями, но под дулом пистолета сделать это было совсем непросто.

— Так… Так что же вы хотите сказать? Выходит, если сейчас, в две тысячи тридцатом, не будет окна, куда сможет запрыгнуть сознание две тысячи девятого года, то того первого прыжка никогда не произойдет?

— Вот именно!

— Но это безумие. Первый скачок уже произошел. Мы все это пережили двадцать один год назад.

— Не все это пережили, — резко бросил Руш.

— Ну… да, но…

— Да, это случилось. Но я собираюсь это исправить. Я собираюсь ретроактивно переписать последние два десятка лет.

Тео не хотел спорить с этим человеком, но все же сказал:

— Это невозможно.

— Нет, возможно. Я это знаю. Как вы не понимаете? Мне это уже удалось.

— То есть?

— Что было общего во всех видениях в первый раз? — спросил Руш.

— Я не…

— Выходной! Все отдыхали. У подавляющего большинства людей был не то праздник, не то свободный от работы день. А почему? Потому что им велели в этот день оставаться дома и соблюдать меры безопасности, поскольку ЦЕРН собирается повторить эксперимент по смещению времени. Однако что-то случилось, что-то помешало этому повторному эксперименту, но было уже слишком поздно для того, чтобы люди могли вернуться на работу. И человечество получило неожиданный выходной.

— Скорее в первый раз мы видели просто версию реальности, в которой предыдущий Флэшфорвард вообще не происходил.

— Чепуха, — отрезал Руш. — Безусловно, мы видели, что некоторые люди в этот день работали: хозяева магазинов, уличные торговцы, полицейские и так далее. Но все же деловая активность была в основном свернута. Не так ли? Вы же слышали разговоры на эту тему. Дескать, на среду, двадцать третье октября тридцатого года, наверное, назначат большой праздник, который будут отмечать во всем мире. То ли день всемирного разоружения, то ли день первого контакта с инопланетянами. Но две тысячи тридцатый год наступил, и вы не хуже меня знаете, что никакого такого праздника не существует. Все получили отгул, все готовились к смещению времени, которого не наступило. Однако всех как-то предупредили о том, что оно и не наступит, то есть в новостях должны были сказать, что Большой адронный коллайдер чуть раньше в этот самый день получил повреждение. Ну вот я и поставил часовой механизм своей бомбы на время за два часа до нейтринной атаки.

— Но если что-то подобное было в новостях, наверняка кто-нибудь увидел бы это в своем видении. Кто-нибудь обязательно сообщил бы об этом.

— Кто стал бы сидеть дома и два часа кряду смотреть новости в неожиданно выпавший выходной день? — спросил Руш. — Нет, я твердо уверен: описанный мной сценарий абсолютно верный. Я сумею помешать ЦЕРНу. Сознание людей Земли две тысячи тридцатого года останется именно там, где ему место, и от этой точки изменения пойдут обратно в прошлое — на двадцать один год назад. История будет переписана. Моя дорогая Хелена и все остальные, кто погиб из-за вашего эксперимента, будут снова живы.

— Вы не сможете меня убить, — сказал Тео. — И держать меня здесь два дня тоже не сможете. Мое отсутствие обнаружат, сюда спустятся люди, меня станут искать, найдут вашу бомбу и обезвредят ее.

— Хорошая мысль, — кивнул Руш, продолжая держать Тео под прицелом «глока». А затем подошел к бомбе, вытащил чемоданчик из панели в корпусе вентилятора и, поймав взгляд Тео, добавил: — Не бойтесь, не взорвется.

Руш поставил чемоданчик на пол и немного повозился с механизмом обратного отсчета. Затем повернул чемоданчик боком к Тео. Тот посмотрел на таймер. Обратный отсчет продолжался, но теперь до взрыва оставалось пятьдесят девять минут и пятьдесят шесть секунд.

— Бомба взорвется через час, — заявил Руш. — Немного раньше, чем я планировал. Возможно, люди не получат-таки лишнего выходного послезавтра, но результат будет тот же. Повреждения туннеля придется ликвидировать дольше двух дней, и Флэшфорвард повторить не удастся. — Немного помолчав, он продолжил: — А теперь придется прогуляться. На ховеркарт я с вами, пожалуй, сесть не рискну. Да и… Вы ведь на монорельсе приехали? Словом, на монорельсе мы тоже не поедем. Но за час мы успеем уйти довольно далеко, и никто из нас не пострадает. — Он помахал пистолетом. — Так что вперед!

Они пошли вперед: туда, где Тео остановил монорельсовый поезд. Но не успели они пройти и десяти метров, как Тео услышал позади еле слышное жужжание. Он обернулся. Руш тоже. Из-за поворота туннеля вдалеке показался ховеркарт.

— Проклятье, — сквозь зубы процедил Руш. — Кто это?

Даже издалека Тео сразу разглядел пышную рыжую шевелюру, тронутую сединой. Джейк Горовиц. А с ним…

Боже! Второй мужчина был похож на…

Точно. Это был детектив Хельмут Дрешер из полицейского управления Женевы.

— Не знаю, — сказал Тео с самым невинным видом.

Ховеркарт стремительно приближался. Руш быстро огляделся по сторонам. По стенам туннеля было прикреплено столько оборудования, что он без труда мог найти место, где спрятаться. Оставив бомбу у стены, Руш начал быстро пятиться назад. Но было поздно. Джейк заметил Тео и Руша и махнул рукой в их сторону. Руш бросился назад и, поравнявшись с Тео, ткнул ему в бок дулом «глока». Тео на миг показалось, что сердце вот-вот выскочит из груди.

Ховеркарт опустился метрах в пяти от Тео и Руша, Дрешер с пистолетом в руках выскочил наружу.

— Вы кто такой? — спросил Джейк.

— Осторожно! — выдохнул Тео. — Он вооружен.

Руш явно запаниковал. Одно дело — попытка подложить бомбу, но совсем другое — захват заложника и покушение на убийство. И все же он снова ткнул Тео пистолетом в бок.

— Вот именно, — сказал он. — Так что назад.

Мут стоял, расставив ноги, и, обеими руками сжимая оружие, целился Рушу прямо в сердце.

— Я офицер полиции, — сказал Мут. — Опустите оружие.

— Нет.

— Опустите оружие, или я буду стрелять, — спокойно повторил Мут.

У Руша забегали глаза, но он явно не спешил сдаваться.

— Если вы выстрелите, доктор Прокопидес умрет.

Мысли молнией проносились в голове Тео. Так ли все должно было быть? Руш должен был выстрелить в него не один, а три раза, если все произойдет так, как было в воссозданном им сценарии. При данной диспозиции Руш мог всадить одну пулю ему в грудь. Этого, конечно, хватит, чтобы его прикончить, но, как только Руш спустит курок, Мут сразит его наповал.

— Назад! — взвизгнул Руш. — Назад!

Джейк был испуган не меньше Тео, но Мут не собирался сдаваться.

— Опустите оружие. Вы арестованы.

Похоже, Руш начал потихоньку осознавать, что же он натворил. Если он действительно был простым университетским профессором, то почти наверняка за всю жизнь ни разу не имел неприятностей с законом. Но вдруг Руш оживился.

— Вы не можете меня арестовать.

— Еще как могу, черт побери! — ответил Мут.

— Вы из какого полицейского управления?

— Из женевского.

Руш выдавил нервный смешок и снова ткнул Тео пистолетом под ребра.

— Скажи ему, где мы находимся.

У Тео душа ушла в пятки. Он не понял вопроса.

— В Большом адронном…

Руш опять ткнул его пистолетом в бок.

— Страна какая?

У Тео упало сердце.

— О! — «Проклятье! Вот проклятье!» — Мы во Франции, — произнес он. — Граница проходит прямо по туннелю.

— У вас, — ухмыльнулся Руш, глядя на Мута, — нет никакого права арестовывать меня здесь. Швейцария не входит в Евросоюз. А если вы пристрелите человека в чужой стране, это будет считаться убийством.

Мут, похоже, на миг растерялся. Пистолет в его руке дрогнул, но он тут же снова взял Руша на мушку.

— С законом я потом разберусь, — бросил Мут. — А сейчас опустите оружие, или я буду стрелять.

Руш стоял так близко к Тео, что тот слышал его дыхание — учащенное, хрипловатое.

— Ладно, — ответил Руш. — Ладно.

Он на шаг отступил от Тео и…

Бах!

Звук выстрела эхом разнесся по туннелю.

У Тео остановилось сердце…

… но только на секунду.

Руш широко раскрыл рот от ужаса, от страха…

… поняв, что же он натворил…

…Детектив Мут Дрешер пошатнулся, оступился, упал на спину, выронив пистолет. Вокруг его плеча по полу начала расползаться лужа крови.

— Боже мой! — закричал Джейк. — Боже мой! — И, бросившись к Дрешеру, подобрал его пистолет.

Руш не в силах был сдвинуться с места. Тео накинулся на него сзади, сдавил ему шею и ударил коленом по копчику, одновременно пытаясь другой рукой вырвать дымящийся пистолет.

Джейк держал пистолет Дрешера. Он хотел прицелиться, но у него тряслись руки. Тео завернул локоть Руша за спину, и тот выронил «глок». Тео проворно отскочил в сторону. Тут Джейк нажал на курок. Стрелок он был неважный, да к тому же страшно волновался. Пуля угодила в флуоресцентную лампу на потолке. Лампа взорвалась, посыпались искры и осколки стекла. Руш пытался снова завладеть пистолетом, но ему никак не удавалось дотянуться до оружия, и тогда Тео наконец сумел отпихнуть пистолет в сторону ногой. Пистолет отлетел метров на десять по туннелю против часовой стрелки.

Тео не удалось завладеть «глоком», хотя теперь и Руш был безоружен. Дрешер лежал в луже крови, но, похоже, был жив. Его грудь тяжело вздымалась. Джейк попытался выстрелить еще раз, но снова промазал.

Руш вскочил и, даже не успев до конца выпрямиться, кинулся за «глоком». Тео понял, что Руша ему не опередить, а потому решил бежать в противоположную сторону.

— У него бомба! — крикнул он, пробегая мимо Джейка. — Помоги Муту!

Джейк кивнул. Руш схватил свой пистолет, развернулся и, держа «глок» в вытянутой руке, помчался в сторону Джейка и Мута.

Тео бежал изо всех сил. Стук его подошв эхом разносился по туннелю. Впереди тускло поблескивал алюминиевый чемоданчик с бомбой. Оглянувшись, Тео увидел, что Джейк с пистолетом в руках стоит на коленях рядом с раненым полицейским. Но тут мимо них пробежал Руш. Он держал Джейка под прицелом, чтобы не дать тому выстрелить. Затем Руш развернулся и, не опуская оружия, начал пятиться назад. Наконец, убедившись в том, что Джейку его уже не достать, Руш повернулся и помчался за Тео.

Тео поравнялся с чемоданчиком, схватил его за ручку и…

Он запрыгнул на ховеркарт Руша и нажал на педаль. Ховеркарт оторвался от пола и полетел по туннелю по часовой стрелке.

Руш отпрянул назад. Тем временем Джейк положил пистолет Мута на пол, сорвал с себя рубашку, чтобы, использовав ее как жгут, остановить кровотечение у Мута. Руш, не обращая на них никакого внимания, забрался на ховеркарт Джейка, завел машину и полетел следом за Тео.

Тео успел оторваться от погони, но мчаться по туннелю было не так-то просто: крутые повороты и громоздкое оборудование на стенах затрудняли движение.

Тео бросил взгляд на таймер бомбы. Сорок одна минута и восемнадцать секунд. Он надеялся, что Руш не соврал, сказав, что бомба самопроизвольно не взорвется. Около таймера Тео увидел несколько кнопок, но ни одна из них не была подписана. Тео прекрасно понимал, что если нажмет не на ту кнопку, чтобы перевести таймер назад, то бомба может взорваться немедленно. Но если он успеет доставить бомбу на станцию дальнего доступа и поднять на поверхность, то тогда ее можно будет бросить посреди поля.

Ховеркарт здорово трясло. Наверняка Тео превысил скорость, и гироскопический механизм уже не выдерживал. Тео снова обернулся. У него даже вырвался вздох облегчения: Руша нигде не было видно, но буквально через секунду из-за поворота вылетел второй ховеркарт.

Впереди — темнота, так как он активировал освещение только на небольшом участке туннеля. Тео терзали мысли о Муте. Он надеялся, что Джейку удалось оказать ему первую помощь. Проклятье… Наверное, не следовало брать ховеркарт. Надо было в первую очередь доставить на поверхность раненого Мута, а уж потом думать о том, как спасти оборудование в туннеле. «Хоть бы Джейк вспомнил о монорельсовом поезде!» — мысленно взмолился Тео.

Вот дерьмо! Ховеркарт Тео чиркнул по наружной стене туннеля и завертелся вокруг собственной оси. Свет фар заметался в темноте. Вцепившись в джойстик, Тео с огромным трудом выровнял машину и направил ее в нужную сторону, но драгоценное время было потеряно. Руш на своем ховеркарте вдвое сократил разрыв между ними.

Конечно, ховеркарт летел не как ветер, но все же довольно быстро. Руш все еще держал в руке «глок», но ховеркарт — не автомобиль, шины не прострелишь. Единственный верный способ заставить машину на воздушной подушке остановиться — пристрелить водителя. Тео приходилось постоянно жать на педаль акселератора. Ему приходилось вилять то вправо, то влево, то взмывать к потолку, то опускаться, чтобы не наткнуться на оборудование. А потому для Руша Тео был не самой легкой мишенью.

Тео то и дело посматривал на отметки на стенах. Туннель был разделен на восемь октантов длиной примерно три с половиной километра, а каждый делился на стометровые сектора. Судя по отметкам, Тео сейчас находился в двадцать втором секторе третьего октанта. Еще немного, и…

Удар!

Брызги искр.

Звук рвущегося металла.

Проклятье! Он немного отвлекся и налетел на обшивку системы криостатов. Ховеркарт чуть было не перевернулся вверх тормашками. И Тео вместе с бомбой мог свалиться вниз. Он снова начал осторожно работать джойстиком, пытаясь выправить ховеркарт. Оглянувшись, Тео, к своему ужасу, увидел, что Руш его нагоняет. Их уже разделяло всего пятьдесят метров, но все равно только чертовски меткий стрелок может попасть с такого расстояния в цель в темноте, но если дистанция сократится…

Впереди смутно виднелись контуры еще каких-то агрегатов. Тео пришлось практически вжаться в землю, но при такой скорости машина слушалась плохо. Она подпрыгивала над полом, словно плоский камешек, пущенный по воде.

Тео снова бросил взгляд на таймер. Цифры ярко горели в полумраке. Тридцать семь минут.

Мимо Тео со свистом пролетела пуля. Он инстинктивно пригнулся. Пуля угодила в металл обшивки какого-то устройства впереди. Туннель озарился снопом искр.

Тео очень надеялся, что Мут с Джейком спустились на лифте. Если кабина наверху — ему конец. Он не мог ждать, пока кабина опустится, а если придется бежать вверх по длиннющей лестнице, Руш без труда его подстрелит.

Тео снова вильнул в сторону — на сей раз, чтобы не зацепить скобу, поддерживающую трубу. Он снова обернулся. Черт… Похоже, аккумуляторы ховеркарта Руша были заряжены лучше. Он был уже совсем близко.

Вперед, вперед, вдоль стены туннеля… и наконец — вот она! Платформа станции дальнего доступа. Но…

…но Руш уже дышал ему в спину. «Если я остановлюсь, — подумал Тео, — он меня достанет. Проклятье, проклятье, проклятье!»

Тео скрепя сердце миновал станцию доступа. Оглянулся и увидел, как платформа исчезает из виду. Руш, у которого, похоже, не было особого желания гнаться за Тео по туннелю, снова выстрелил. Пуля попала в ховеркарт. Металлический корпус мелко задрожал.

Тео попытался прибавить скорость. Он еще помнил старые машинки, которыми в былые времена пользовались на полях для гольфа. Раньше именно такие карты ездили по туннелю ускорителя ЦЕРНа. Какая жалость, что их уже нет. Они хотя бы не переворачивались на большой скорости.

Оба ховеркарта мчались вперед, все дальше и дальше по туннелю, и…

За спиной Тео раздался сильный удар, потом послышался жуткий скрежет. Тео оглянулся. Ховеркарт Руша стукнулся о наружную стену… и остановился. Тео, не сдержавшись, даже вскрикнул от радости.

По его прикидкам, они преодолели примерно семнадцать километров. Платформа монорельса в районе комплекса ЦЕРНа уже совсем близко. Может быть, удастся остановить там ховеркарт, добежать до лифта и подняться прямо в центр управления БАК. Он надеялся, что монорельсовый состав окажется на месте, а это будет означать, что Джейк с Мутом добрались до платформы и теперь в безопасности, и…

Проклятье! Ховеркарт терял скорость. Сели аккумуляторы. Наверное, машина звуком уже предупреждала его об этом, но за ревом двигателя ховеркарта Тео не услышал сигнала. В следующее мгновение карт упал на бетонный пол, прополз несколько метров и замер. Тео схватил чемоданчик с бомбой и ринулся вперед. Однажды еще школьником он участвовал в реконструкции забега от Марафона до Афин, который впервые был совершен гонцами в 490 году до нашей эры, дабы возвестить о победе эллинов над персами. Но тогда Тео был на тридцать лет моложе. Сейчас он тоже старался бежать как можно быстрее — так, что сердце выпрыгивало из груди.

Еще один выстрел. Видимо, Руш все-таки справился со своим ховеркартом. Тео мчался вперед, бежал на пределе своих возможностей. Вот уже показалась платформа, с которой можно было попасть в комплекс. У стены припаркованы полдюжины ховеркартов. Еще двадцать метров…

Тео оглянулся. Руш быстро его нагонял. Боже… Похоже, и тут ему не удастся остановиться. Руш подстрелит его как зайца.

Тео заставил свое тело преодолеть последние несколько метров, и…

Погоня продолжилась.

Тео забрался на стоящий у стены ховеркарт и снова полетел по туннелю — вперед, по часовой стрелке. Обернулся. Руш тоже сменил машину — у первого ховеркарта, очевидно, сели аккумуляторы — и снова пустился в погоню.

Тео посмотрел на таймер. Оставалось всего двадцать минут, но зато Тео удалось оторваться. Получив передышку, он задумался над словами Руша. А если тот прав? А вдруг действительно был шанс повернуть все вспять, воскресить людей, погибших двадцать один год назад? Если бы не было видений, Хелена, жена Руша, и Тамико, дочка Митико, остались бы живы. И его брат Димитриос тоже был бы жив.

Но тогда получалось, что никто из людей, зачатых после видений, никто из тех, кто родился за последние двадцать лет, не был бы прежним. То, какой именно сперматозоид соединится с яйцеклеткой, зависело от тысячи мелочей. Если мир пошел по другому пути, если женщины забеременели в другие дни, то и их дети должны были родиться другими. А за эти два десятилетия родилось почти четыре миллиарда человек. Даже если Руш и мог переписать историю, то какое он имел на это право? Разве эти миллиарды людей не заслуживали того, чтобы прожить отпущенные им судьбой годы? Разве можно было вот так взять и даже не убить их, а просто выбросить из исторического отрезка времени?

Ховеркарт Тео продолжал мчаться дальше. Он обернулся. Из-за поворота туннеля показалась машина Руша.

Нет. Нет, он не изменит прошлое, даже если такое возможно. К тому же Тео не слишком верил Рушу. Да, будущее изменить можно, но прошлое? Нет, прошлое должно оставаться неизменным. В этом они сходились с Ллойдом Симкоу. А Руш нес полный бред.

Снова выстрел. Пуля пролетела мимо и врезалась в стену туннеля. Но Руш на этом не остановится, если поймет, куда направляется Тео.

Ховеркарт миновал очередную километровую отметку. До взрыва осталось одиннадцать минут. Тео вглядывался в отметки на стенах. Где-то совсем близко, и…

Вот он. Именно там, где он его оставил!

Монорельсовый поезд. Если успеть добраться до него…

Прогремел новый выстрел. Рушу снова удалось попасть в ховеркарт, и Тео опять с большим трудом выровнял машину. До монорельса оставалось еще метров сто. Тео прибавил скорость…

Две кабинки… Посередине — три вагонетки. Тео нужно было во что бы то ни стало добраться до дальней кабинки. Он мог повести поезд только в одном направлении: вперед.

Еще немного…

На плавную остановку времени не было. Тео резко нажал на тормоз. Машину качнуло вперед вместе с пассажиром. Ховеркарт рухнул на бетонный пол, покатился вперед, разбрызгивая искры. Тео спрыгнул на пол, схватил чемоданчик, и…

Новый выстрел…

Господи!

Кровь брызнула фонтаном. Его собственная кровь.

Такой боли он не чувствовал ни разу в жизни.

Пуля угодила в правое плечо.

Боже…

Он выронил чемоданчик с бомбой, но успел перехватить его левой рукой и, шатаясь, забрался в кабину монорельсового поезда.

Боль… Какая невыносимая боль….

Он быстро нажал кнопку старта.

Тут же зажглись прожекторы, осветив туннель. После долгого пути в темноте свет резал глаза. Поезд со скрипом начал набирать ход. Тео прибавил скорость.

Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание от боли. Он снова обернулся. Руш пролетел над брошенным им ховеркартом. Монорельс двигался способом магнитной левитации и мог развивать очень высокую скорость. Хотя, конечно, на максимальной скорости в туннеле никогда не ездили…

До сегодняшнего дня.

До взрыва бомбы оставалось восемь минут.

Очередная пуля пролетела мимо. Тео оглянулся и увидел, как ховеркарт Руша исчез за спиной, за поворотом туннеля.

Тео выставил голову из кабинки. Ветер ударил ему в лицо.

— Скорей, скорей, — прошептал он.

Мимо пролетали стены туннеля. Генераторы магнитной левитации натужно гудели.

Вот они: Джейк и Мут. Физик стоял на коленях рядом с полицейским, который сидел на полу. Значит, Мут жив. Тео помахал им рукой. Состав пронесся дальше.

Километр за километром пролетали мимо, и вдруг…

Осталось шестьдесят секунд.

Нет, ему ни за что не успеть добраться до станции дальнего доступа, ни за что не подняться на поверхность. Может быть, стоит просто выбросить бомбу. Да, конечно, она повредит коллайдер, где бы ни взорвалась, но…

Нет.

Нет, он проделал слишком большой путь — и не сделал ни одной фатальной ошибки. Его гибель не была неизбежной.

Если только…

Тео снова посмотрел на таймер, затем перевел взгляд на отметки на стене. Да!

Да! Он мог это сделать!

Он еще прибавил скорость.

А потом…

Начался прямой участок пути.

Тео со всех сил нажал на тормоза.

Еще один сноп искр.

Металл о металл.

Голова Тео качнулась вперед…

Жгучая боль в плече…

Он выбрался из тесной кабинки и заковылял подальше от монорельса.

Сорок пять секунд…

Еще несколько метров вперед по туннелю…

Ко входу в громадный, пустой, высотой с шестиэтажный дом кожух, в котором когда-то находился компактный мюонный соленоид.

Тео из последних сил дошел до него, вошел внутрь кожуха и поставил чемоданчик на пол.

Тридцать секунд.

Он развернулся и побежал так быстро, как только мог. Ему страшно было смотреть на свое окровавленное плечо.

Назад, к монорельсу.

Пятнадцать секунд.

Тео забрался в кабинку, нажал педаль акселератора…

Десять секунд.

Поезд начал набирать ход…

Пять секунд…

Конец прямого участка, начало поворота…

Четыре секунды.

Тео начал терять сознание от боли…

Три секунды…

Он еще прибавил скорость.

Две секунды.

Тео накрыл голову руками. Правая рука почти не гнулась…

Одна секунда.

Он вдруг подумал о будущем…

Ноль!

Бабах!

Эхо мощного взрыва разлетелось по туннелю.

Вспышка света озарила все вокруг. На стене появилась тень монорельсового состава, похожая на гигантское насекомое….

А потом…

Блаженная, целительная темнота. Тео повалился головой на приборную панель, а поезд мчался вперед.

Два дня спустя.

Тео находился в центре управления БАК. Народу здесь собралось много, но в основном не ученые и инженеры — тут почти все было автоматизировано. Гораздо больше было репортеров, и все они лежали на полу. Естественно, присутствовал и Джейк Горовиц, а также особые гости Тео: детектив Хельмут Дрешер с рукой на перевязи и его молодая жена.

Тео начал обратный отсчет, после чего тоже лег на пол и стал ждать, что же будет.

31

Ллойд Симкоу часто думал о своей семилетней дочери Джоан, которая теперь жила в Японии. Конечно, каждые два-три дня они общались по видеофону, и Ллойд уговаривал себя, будто видеть и слышать дочь — это почти то же самое, что обнимать ее, качать на коленях, держать за руку, гуляя по парку, утирать ей слезы, если она падала и расшибала коленку.

Он всем сердцем любил дочь и безмерно ею гордился. Правда, несмотря на западное имя, Джоан была абсолютно не похожа на отца. Черты лица у нее были азиатские. На самом деле больше всего она походила на бедняжку Тамико — сводную сестру, которую ей так и не довелось увидеть. Но внешность не имела значения; половину всего, что текло в жилах Джоан, она унаследовала от отца. Нет, не Нобелевская премия, не все статьи, автором и соавтором которых он был, — именно Джоан была его бессмертием.

И хотя она родилась от брака, который распался, Джоан особо не расстраивалась. Ллойд, конечно, не сомневался, что порой ей хотелось, чтобы ее мама и папа до сих пор жили вместе. Но тем не менее Джоан приехала на свадьбу Ллойда и Дорин. Ей была отведена роль девочки, несущей букет невесты: женщины, которая должна была стать ее мачехой.

Мачеха. Сводная сестра. Бывшая жена. Бывший муж. Новая жена. Перестановка, разнообразие человеческих взаимодействий, способов составлять семью. Теперь мало кто устраивал пышные свадебные церемонии, но Ллойд настоял на этом. Согласно закону, в большинстве штагов и провинций Северной Америки, если мужчина и женщина достаточно долго жили вместе, они считались супругами, а если прекращали совместное проживание, то переставали быть супругами. Коротко и ясно, без суеты, без судебных заморочек — и никакой боли вроде той, какую пришлось пережить родителям Ллойда, ни истерик, ни страданий, свидетелями которых были они с Долли. Они тогда смотрели на ссоры матери и отца, испуганно вытаращив глаза, и мир рушился вокруг них.

Как бы то ни было, Ллойду хотелось, чтобы церемония обязательно состоялась. Он столько пережил из-за своего страха перед созданием еще одной разбитой семьи. Между прочим, он обратил внимание, что в новейшем издании словаря Вебстера понятие «разбитая семья» толковалось как «устаревшее». И он снова твердо решил навсегда избавиться от призраков прошлого. Словом, свадьба у них с Дорин была по всем правилам, и потом гости говорили, что получился просто незабываемый праздник. Танцы, песни, смех и любовь.

К тому времени, когда Ллойд и Дорин познакомились, у нее уже наступила менопауза. Конечно, существовали специальные методы, и если бы Дорин пожелала иметь ребенка, то могла бы родить. Ллойд отнюдь не возражал: ведь он уже был отцом и уж точно не лишил бы Дорин шанса стать матерью. Но Дорин отказалась. Она была вполне довольна своей жизнью и до встречи с Ллойдом, а теперь радовалась тому, что они вместе, но детей ей иметь не хотелось. Она не искала бессмертия.

Теперь, когда Ллойд вышел на пенсию, они подолгу жили в загородном доме в Вермонте. И конечно, в своих видениях и он, и она в этот день оказались здесь. Весело смеясь, они обставляли спальню так, чтобы она выглядела точно такой, какой они ее впервые увидели. Поставили на правильное место старую тумбочку, повесили зеркало в сосновой раме.

И вот теперь Ллойд и Дорин лежали рядышком на кровати. Дорин даже специально надела синюю домашнюю рубашку. За окном виднелись деревья в роскошном осеннем убранстве. Дорин и Ллойд взялись за руки. Радиоприемник был включен, шел обратный отсчет секунд до того, как нейтрино с Сандулика достигнут Земли.

Ллойд улыбнулся Дорин. Они были женаты вот уже пять лет. Пожалуй, Ллойду, чьи родители развелись и который сам развелся с первой женой, наивно было верить в то, что они с Дорин будут жить вместе вечно, но, как бы то ни было, ему казалось, что все будет именно так. Ллойд и Митико были хорошей парой, но он и Дорин были совершенной парой. Дорин уже побывала замужем, однако ее брак распался лет двадцать назад. Она считала, что больше никогда не выйдет замуж, и смирилась с одиночеством.

А потом она познакомилась с Ллойдом. Он лауреат Нобелевской премии по физике, она художница. Два абсолютно разных мира, отличавшихся друг от друга сильнее, чем Япония Митико от Северной Америки Ллойда. И все же они прекрасно ладили, и их любовь цвела пышным цветом, и теперь Ллойд делил свою жизнь на две части: до Дорин и после.

Голос по радио продолжал отсчет: «Десять секунд. Девять. Восемь».

Ллойд посмотрел на жену и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

«Шесть. Пять. Четыре».

Ллойд гадал, что увидит в будущем, но в одном он не сомневался, совершенно не сомневался. «Два! Один!»

Что бы ни уготовило будущее, они с Дорин всегда будут вместе.

«Ноль!»

Ллойд увидел застывший кадр. Он и Дорин, но намного старше. Он и не представлял себе, что они доживут до таких лет. А потом…

Наверняка они не умерли. Конечно, если бы его сознание перестало существовать, он ничего и не видел бы.

Может быть, его тело истаяло, но вдруг… беглый взгляд… и мимолетный образ…

Новое тело, серебристо-золотистое, гладкое и блестящее…

Тело андроида? Его человеческое сознание попало в оболочку робота?

Или это было виртуальное тело, не более, но и не менее, чем запись в компьютере?

Поле зрения Ллойда сместилось.

Он смотрел на Землю с высоты в несколько сотен километров. Белые облака парили над планетой, солнечные лучи играли на поверхности бескрайних океанов.

Вот только…

…вот только на миг ему показалось, что это не океаны, а Северная Америка, покрытая сетью металла и аппаратуры. Вся планета превратилась в буквальном смысле слова во Всемирную паутину.

Затем поле зрения снова изменилось, и перед ним опять предстала Земля, то есть ему показалось, что это Земля. Да, да, безусловно, это была Земля, поскольку он увидел Луну, встающую над горизонтом. Но площадь Тихого океана уменьшилась; теперь он занимал всего треть прежнего пространства, а Западное побережье Северной Америки радикально изменилось.

Время быстро пролетало; за тысячелетия материки перемещались на новые места.

А он все мчался вперед…

Он увидел, как Луна по спирали удаляется все дальше и дальше от Земли, а потом…

Казалось, это произошло мгновенно, но на самом деле, наверное, прошли тысячелетия…

Луна рассыпалась на кусочки, ее не стало.

Еще одно смещение…

И сама Земля начала уменьшаться, сжиматься, удаляться. Вскоре она превратилась в маленький камешек. А потом…

… а потом он снова увидел Солнце, но…

Невероятно…

Солнце и Земля теперь были наполовину заключены в металлическую сферу, захватывающую каждый фотон энергии, падавший на нее. Луна и Земля не рассыпались. Нет. Они были разобраны. Стали сырьем.

Ллойд продолжал свое странствие. Он увидел…

Да, это было неизбежно. Да, он читал об этом бессчетное число лет назад, но даже не чаял, что доживет до этого, увидит собственными глазами. Галактика. Млечный Путь, звездное веретено, которое человечество называло своей родиной, столкнулась с туманностью Андромеды — своим ближайшим соседом. Два веретена пересеклись, вспыхнул межзвездный газ…

А он все летел и летел вперед. В будущее.

Это было совсем не похоже на первый раз. Но это жизнь. В первый раз, когда произошли видения, перемещение из прошлого в будущего показалось мгновенным.

Но если бы на это ушла стотысячная доля секунды, кто бы заметил? А если бы это была не стотысячная доля секунды, а скажем, ноль целых пять стотысячных секунды в год, и годы прыгали бы вперед… вперед… — кто бы это заметил. Но из ноля целых пяти стотысячных секунды за восемь миллиардов лет набежит час. Целый час странствовать по просторам времени, без остановки, без материализации, без смещения и замещения истинного осознания момента, но при этом чувствовать, осознавать, воспринимать, переживать эволюцию человечества от детства до…

…до того, чем ему суждено было стать.

Конечно, на самом деле Ллойд вовсе не странствовал. Он находился в Новой Англии, а свое новое тело и предстающие перед глазами картины контролировал не лучше, чем во время первого видения. Сдвиги перспективы, несомненно, отражали его собственные перемещения по мере прохождения тысячелетий. По всей видимости, сохранялась какая-то инерция памяти, в чем-то схожая с инерцией зрительного восприятия, благодаря которой можно смотреть кино. Конечно, к каждому из этих моментов Ллойд прикасался на какое-то неуловимое, мимолетное мгновение. Его сознание как бы искало — занят в данный момент этот срез куба или нет, а потом, если оказывалось, что занят, нечто вроде принципа запрета (кстати, Тео прислал Ллойду электронное письмо насчет Руша и его бредовых идей) мешало сознанию там обосноваться, гнало его вперед и вперед, все дальше и дальше в будущее.

Ллойд был изумлен тем, что ему удалось сохранить индивидуальность. Он скорее подумал бы, что если человечеству было суждено прожить еще миллионы лет, то наверняка его сознание стало бы коллективным, объединенным. Но в его сознании не звучали иные голоса; насколько он мог судить, он по-прежнему представлял собой уникальное отдельное существо, даже несмотря на то, что его хрупкое физическое тело, некогда служившее оболочкой для разума, давно перестало существовать.

Он увидел сферу Дайсона,[62] наполовину объявшую Солнце, а это означало, что в один прекрасный день человечество овладеет фантастической технологией, но пока перед ним не предстало свидетельств того, что за всем этим стоит еще какой-то разум, кроме человеческого.

А потом он вдруг понял. На него снизошло озарение. Происходящее означало, что нигде нет никакой разумной жизни — ни на одной из планет, вращающихся вокруг двухсот миллиардов звезд, образующих Млечный Путь, вернее… Ллойд помедлил и поправил себя: вокруг шестисот миллиардов звезд, образующих объединенную супергалактику, сформировавшуюся, когда Млечный Путь и туманность Андромеды стали единым целым. Разумной жизни не было ни на одной из планет в других галактиках, образующих Вселенную.

Наверняка все сознания, где бы они ни были, должны были понимать, что они существуют. Но если человеческое сознание пульсирует только здесь, не означает ли это, что больше нигде никакого сознания нет, что больше никто не борется за право доказательства своего бытия?

Если так, то человечество оказалось поразительно, непоправимо, безраздельно одиноким в мрачном бескрайнем космическом пространстве: оно было единственной вспышкой разума во все времена. Жизнь счастливо протекала на Земле в течение четырех миллиардов лет до того момента, как впервые зародилось самосознание, но до сих пор, то есть к 2030 году, никому не удалось воспроизвести разум внутри машины. Разум, осознание того, что нечто было когда-то, а что-то происходит сейчас, что завтра — это новый день… Все это было невероятной флуктуацией, случайностью, аномалией, не встречавшейся прежде и не повторившейся за всю историю существования Вселенной.

И, возможно, именно этим объяснялись провалы и неудачи, свидетелем которых Ллойд становился. Даже к 2030 году человечество не сумело улететь дальше Луны. Никто не высадился на Марс через шестьдесят один год после нескольких неуверенных шагов Армстронга по лунной поверхности, и, похоже, сейчас уже никто не строил грандиозных планов на этот счет. Конечно, Марс мог удалиться от Земли на триста семьдесят семь миллионов километров, когда две эти планеты находились по разные стороны от Солнца. При таком положении планет человеческий разум на Марсе отделяла бы от других разумов на Земле двадцать одна световая минута. Даже люди, стоящие рядом, немного разделены во времени: они видят друг друга не такими, какими являются, а такими, какими они были на триллионную долю секунды раньше. Да, какую-то степень десинхронизации, конечно, можно было перенести, но у всего есть предел. Наверное, шестнадцать световых минут еще можно было бы пережить, если бы именно такое время и расстояние разделяли двух людей, находящихся по разные стороны сферы Дайсона на радиусе земной орбиты. Но двадцать одна световая минута — это слишком много. Пожалуй, и шестнадцать световых минут было бы больше допустимого для разумных существ предела. Несомненно, человечество все же построило сферу Дайсона, которую видел Ллойд, и тем самым загородилось от пустынного, одинокого, бескрайнего внешнего мира, но… Но не исключено, что вся внутренняя поверхность этой сферы не была населена. Люди могли занять только часть ее. В конце концов, площадь поверхности сферы Дайсона в миллионы раз превышала площадь поверхности планеты Земля. Даже использование десятой части этой территории предоставило бы человечеству на несколько порядков больше места для жизни, чем оно когда-либо имело. Сфера могла улавливать каждый фотон, испускаемый главной звездой, но человечество вряд ли скиталось по всей поверхности сферы.

Ллойд — вернее, то, чем он стал, — все дальше и дальше уходил в будущее. Перед ним возникали все новые и новые картины.

Он думал о том, что ему когда-то сказала Митико: о Фрэнке Типлере и его теории. О физике бессмертия. О том, что все, кто когда-либо жил и когда-либо будет жить, в Точке Омега воскреснут для новой жизни.

Но теория Типлера была основана на предположении о том, что Вселенная не может расширяться до бесконечности, что она обладает достаточной массой и ее собственное притяжение со временем приведет к гравитационному коллапсу, так что все галактики сольются воедино. Одна эпоха сменяла другую, и стало ясно, что этого не произойдет. Да, Млечный Путь и его ближайшая соседка столкнулись, но даже целые галактики были ничтожно малы по сравнению с масштабами постоянно расширяющейся Вселенной. Расширение могло замедлиться, асимптотически приблизившись к нулю, но оно не могло прекратиться окончательно. Точка Омега никогда не будет достигнута, и другой Вселенной никогда не будет. Вот так-то. Одно-единственное изменение пространства-времени.

Конечно, теперь изменения грозили звезде, окруженной сферой Дайсона. Если астрономы двадцать первого века были правы, наше Солнце должно было увеличиться в размерах и превратиться в красный гигант, который поглотит свою оболочку. Но человечество было предупреждено об этом за миллиарды лет и наверняка перебралось — целиком, если того требовала физика сознания, — куда-то еще.

По крайней мере, Ллойду очень хотелось верить, что все произошло именно так. Он по-прежнему чувствовал себя отделенным от всего, что открывалось его взору как отдельные кадры. Может быть, человечество погибло, когда умерло Солнце.

Но он — кем бы он ни стал — как ни странно, был еще жив. Он до сих пор мыслил и чувствовал.

Должен был существовать кто-то еще, с кем он мог бы поделиться всем этим.

Если только…

…если только Вселенная таким образом не прекратила неожиданный сдвиг, вызванный потоком нейтрино с Сандулика, обрушившимся на воссозданный мир в первые мгновения его существования.

Стереть все проявления жизни. Оставить одного-единственного квалифицированного наблюдателя — одну вездесущую форму, глядящую сверху вниз на…

…на все и судящую о реальности по своим наблюдениям, замкнутую в одном незыблемом «сейчас», движущуюся вперед с невероятной скоростью, секунда за секундой.

Бог…

Бог пустой, безжизненной, не способной мыслить Вселенной.

Наконец полет во времени подошел к концу. Ллойд прибыл к месту назначения, к планете, чей оборот вокруг Солнца составлял год, к планете, что давно исчезла, поменяв это место на более отдаленные пределы, оставив для него, Ллойда, «окно» в пространстве.

Конечно. Вселенная была открытой. Конечно, она была бесконечной. Сознание могло совершать скачки из прошлого в будущее только в том случае, если для каждого скачка существовала некая более далекая точка, в которую могло переместиться нынешнее сознание. Если бы Вселенная была конечной, смещения времени вообще никогда не произошло бы. Нет, речь могла идти только о бесконечности.

И теперь перед ним…

…теперь перед ним предстало далекое, далекое будущее.

В юности Ллойд прочел «Машину времени» Г. Дж. Уэллса. Многие годы сюжет этой книги не давал ему покоя. Нет, конечно, не мир элоев и морлоков. Даже в юности Ллойд понимал, что этот мир аллегоричен, что он представляет собой морализацию на тему классовой структуры викторианской Англии. Нет, мир 802 701 года, нарисованный Уэллсом, произвел на него не слишком большое впечатление. Однако путешественник Уэллса совершил еще одно странствие в будущее: переместился на миллионы лет вперед, к сумеркам мира, когда приливные силы замедлили вращение Земли вокруг своей оси и она навсегда повернулась к Солнцу одной стороной. Солнце же стало разбухшим, красным, выпученным глазом, а побережье населили крабоподобные существа.

Но то, что предстало перед Ллойдом теперь, выглядело еще более уныло. Небо было тусклым. Звезды настолько удалились друг от друга, что лишь некоторые из них были видны. И эти звезды, богатые металлами, выплавленными поколениями звезд, родившихся и умерших до них, отличались своей особой красотой. Они сияли красками, не ведомыми юной Вселенной, которую некогда знал Ллойд: изумрудно-зелеными, пурпурными, бирюзовыми. Звезды были похожи на драгоценные камни, разложенные на черном бархате небосвода.

Но и теперь, достигнув места назначения, Ллойд не владел своим синтетическим телом. Он был пассажиром своих стеклянных глаз.

Да, он все еще сохранил телесную оболочку. Время от времени он видел собственные руки, причем то одну, то другую. Руки были идеальные, без малейшего дефекта. В них не было ничего биологического, казалось, они состоят из жидкого металла. Он находился на поверхности планеты — на бескрайней равнине, усыпанной чем-то белым. Может быть, это был снег, может быть — измельченный в порошок камень, а может быть — что-то абсолютно неведомое беспомощной науке двадцать первого века. Вокруг — никаких построек. Возможно, существам, наделенным телом, которое невозможно разрушить, не нужен кров. Эта планета не могла быть Землей — Земля давно перестала существовать, — но сила притяжения была здесь точно такой же. Ллойд не чувствовал никаких запахов, а вот звуки различал — странные, легкие звуки, похожие на вздохи ветра и шелест деревьев.

Он повернулся, и поле его зрения сместилось. Нет, нет, не так: на самом деле он вовсе не поворачивался, а просто переключил внимание на другую систему входящих сигналов, короче — поместил глаза на затылок. А почему бы и нет? Уж если конструировать новое тело, так с учетом недостатков оригинала.

И в новом поле зрения перед Ллойдом возникла другая фигура, другая оболочка для человеческой сущности. К его изумлению, лицо этого существа не было стилизованным, не было просто яйцевидным. Нет, оно было наделено тонкими, искусно вырезанными чертами, и если тело Ллойда казалось сделанным из жидкого металла, то это тело словно было высечено из зеленого мрамора — полированного, с прожилками. Ожившая статуя.

В фигуре этого существа не было ни женских, ни мужских черт, но Ллойд мгновенно понял, кто перед ним. Дорин, конечно. Его жена. Та, с которой он мечтал жить вечно.

Но тут он начал внимательно разглядывать лицо, точеные черты… глаза…

Миндалевидные глаза…

А потом…

К началу эксперимента они с Дорин легли в постель, чтобы не упасть и не разбиться при потере сознания.

— Это было невероятно, — сказал Ллойд, придя в себя. — Совершенно невероятно. — Он повернул голову, нашел руку Дорин, сжал и, посмотрев на жену, спросил: — Что ты видела?

Дорин протянула свободную руку к радиоприемнику и выключила звук. Ллойд заметил, что руки у нее дрожат.

— Ничего, — ответила Дорин.

У Ллойда болезненно сжалось сердце.

— Ничего? Совсем никакого видения?

Дорин только покачала головой.

— О, милая, — произнес Ллойд. — Мне так жаль.

— И далеко тебя унесло твое видение? — поинтересовалась Дорин. Должно быть, гадала, насколько отстала от мужа.

Ллойд не мог найти слов, чтобы описать все, что пережил.

— Честно говоря, не знаю, — отозвался он.

Он пережил потрясающее приключение, но как горько было осознавать, что Дорин не примет участия в его путешествии.

Дорин попыталась скрыть огорчение.

— Я немолода, — горько улыбнулась она. — Думала, что, может, проживу еще лет двадцать — тридцать, но…

— Наверняка проживешь, — сказал Ллойд с напускной уверенностью. — Ни минуты в этом не сомневаюсь.

— А у тебя было видение… — прошептала Дорин.

— Да, но оно относилось… к очень далекому времени, — кивнул Ллойд.

— Телевизор, включись, — взволнованно произнесла Дорин. — Эй-би-си.

Одна из картин на стене превратилась в телевизионный экран. Дорин приподняла голову, чтобы было лучше видно.

— …величайшее разочарование, — говорила ведущая, белая женщина лет сорока. — Пока никто не сообщил о своем видении. Повторный эксперимент в ЦЕРНе, судя по всему, прошел успешно, но ни у кого из сотрудников Эй-би-си, ни у кого бы то ни было из тех, кто нам звонил, видений не было. Все, похоже, просто потеряли сознание… примерно на час. Сейчас к нам снова присоединится доктор Джейкоб Горовиц из ЦЕРНа. Доктор Горовиц был членом группы, проводившей эксперимент двадцать один год назад. Тот самый эксперимент, который вызвал смещение времени. Доктор, что все это значит?

— Что ж… если предположить, что смещение времени все-таки имело место, а пока мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть это, — пожал плечами Джейк, — то, вероятно, смещение произошло в очень далекое будущее. Настолько далекое, что никто из ныне живущих… Как бы поделикатнее выразиться… Все ныне живущие к этому моменту умрут. Если время сместилось лет на сто пятьдесят вперед, в этом нет ничего удивительного, но…

— Выключи звук, — велела Дорин телевизору. — Но у тебя ведь было видение, — сказала она мужу. — И к какому времени оно относилось? Сто пятьдесят лет вперед?

Ллойд покачал головой.

— Дальше, — тихо произнес он. — Намного дальше.

— Насколько?

— На миллионы лет, — ответил Ллойд. — На миллиарды.

Дорин негромко рассмеялась.

— Да ну тебя, дорогой! Наверное, это был сон. Просто ты будешь жив в будущем. Будешь спать, и тебе приснится сон.

Ллойд задумался. А вдруг Дорин права? Может, действительно то, что он видел, было сном? Но все выглядело так ярко, так реалистично…

А ведь ему было шестьдесят шесть лет. Неважно, на сколько лет все они скакнули вперед… Если видение было у него, то у людей помоложе видения тоже должны были быть. Но Джейк Горовиц был на четверть века моложе, да и среди сотрудников Эй-би-си наверняка хватало двадцатилетних и тридцатилетних.

И никто из них не сообщил о том, что у них были видения.

— Не знаю, — наконец произнес Ллойд. — На сон похоже не было.

32

Будущее можно изменить. Это стало очевидным, когда реальность отклонилась от показанной первой порции видений. Наверняка можно было изменить и это будущее.

Очень скоро, в ближайшем будущем, разработают некий метод достижения бессмертия или чего-то чертовски близкого к бессмертию и Ллойд Симкоу пройдет через эту процедуру. Процедура будет, конечно, значительно сложнее, чем просто замена исходного тела на новое, созданное на основе хромосом человека, стремящегося к бессмертию. Но в любом случае этот метод явно будет работать — как минимум в течение нескольких сотен лет. Затем биологическое тело Ллойда будет заменено более выносливым, как у робота. Он проживет долго-долго и обязательно увидит поцелуй Млечного Пути и туманности Андромеды.

Итак, ему ничего не остается, как уговорить Дорин пройти процедуру обретения бессмертия. Сколько бы это ни стоило, каковы бы ни были критерии отбора, он должен добиться того, чтобы его жену включили в программу.

Без сомнения, кроме него, существовали и другие люди, которые станут бессмертными. Он не мог быть единственным, получившим послание. Ведь под конец своего видения он уже не был одинок.

Но эти люди, как и он, пока хранили молчание, пытаясь осмыслить, что предстало перед ними в видении. Возможно, когда-нибудь все будут жить вечно, но не из этого поколения, поколения 2030 года. Бессмертие, вероятно, суждено познать лишь горстке избранных.

Ллойд решил разыскать их. Может, поместить сообщение в Интернете? Нет-нет. Не так прямолинейно. Не стоит начинать с вопроса о том, были ли у кого-нибудь на этот раз видения. Нет, действовать нужно было тонко. Возможно, ключевым понятием здесь должна быть сфера Дайсона. Даже те, кто не понял, что предстало перед ними в последнем видении, вернувшись в настоящее, почти наверняка захотели разобраться в этом, и термин должен был обязательно всплыть во время поисков в Интернете.

Да, он найдет их. Он найдет других бессмертных.

Или они найдут его.

Ллойд гадал, не Митико ли встретилась ему на белоснежной равнине далекого будущего.

И тут пришло письмо. Его пригласили в Торонто. Короткое послание по электронной почте: «Я тот нефритовый человек, которого вы видели в своем видении».

Нефрит. Конечно. Не зеленый мрамор, а нефрит. Он никому не рассказывал об этой части своего видения. Да и как он мог рассказать Дорин о том, что увидел не ее, а Митико?

Но это была не Митико.

Ллойд вылетел из Монпелье и добрался до аэропорта. Рейс был международный, но с канадским паспортом Ллойд быстро преодолел зону таможенного досмотра. Около выхода из терминала его ждал водитель, державший в руках плоский компьютер с фамилией «СИМКОУ» на экране. Лимузин полетел — в буквальном смысле — вдоль Четыреста седьмой улицы, потом — вдоль улицы Йондж, а потом — на юг, к высотному жилому дому, на первых уровнях которого располагались книжный и продуктовый супермаркеты и кинотеатр.

— Если бы вы могли спасти от смерти только крошечную часть человечества, кого бы вы выбрали? — спросил у Ллойда, сидевшего на обтянутом оранжевой коже диване, мистер Чэн. — Как бы вы удостоверились в том, что выбрали именно величайших мыслителей своего времени? Несомненно, может быть сколь угодно принципов отбора, но я остановился на лауреатах Нобелевской премии. Самые лучшие врачи! Самые выдающиеся ученые! Самые гениальные писатели! И конечно, самые известные гуманисты — те, кто награжден Нобелевской премией мира. Конечно, каждый год возникают споры по поводу справедливости решения Нобелевского комитета, но в целом лауреаты получают свои награды заслуженно. И мы начали подбираться к нобелевским лауреатам. Естественно, тайно. Можете себе представить, какая бы поднялась шумиха, если бы стало известно, что бессмертие возможно, но только для избранных? Нас просто не поняли бы. Не поняли бы, что процедура невероятно дорогая и что она еще несколько десятков лет не подешевеет. О, вероятно, впоследствии мы сумеем найти более экономичные способы, но сейчас можем себе позволить подарить бессмертие только нескольким сотням человек.

— Включая вас?

— Раньше я жил в Гонконге, доктор Симкоу, но уехал оттуда не без причины, — пожал плечами Чэн. — Я капиталист, а капиталисты считают, что разбогатеть можно, только работая в поте лица. Процедуры обретения бессмертия не было бы вообще без тех миллиардов, которые мои компании инвестировали в ее разработку. Да, я избрал себя тоже. И это мое право.

— Если вы охотитесь за нобелевскими лауреатами, как насчет моего коллеги, доктора Теодосиоса Прокопидеса?

— Ах, да. Нам показалось логичным предлагать процедуру бессмертия с учетом возраста: сперва более пожилым людям, потом — тем, кто помоложе. Но доктор Прокопидес, несмотря на его молодость, следующий в нашем списке. Если Нобелевская премия вручается группе ученых, они получают «эликсир» бессмертия одновременно. — Пауза. — Знаете, я ведь однажды встречался с Тео. Двадцать один год назад. Мое первое видение было связано с ним. Он тогда искал информацию о своем потенциальном убийце, что и привело его ко мне.

— Помню. Тогда мы были вместе в Нью-Йорке, и оттуда он полетел в Торонто. Он рассказал мне о встрече с вами.

— А он говорил вам, что я ему сказал? Я ему сказал, что душа бессмертна, а религия — нечто вроде справедливой награды. Я сказал ему, что его ждут великие дела и в один прекрасный день он обретет великую награду. Я еще тогда был близок к разгадке. В конце концов, судя по всему, у меня в первый раз не должно было быть никакого видения: уже сейчас, по идее, меня не должно было быть или, в лучшем случае, меня возили бы исключительно в инвалидной коляске. Конечно, я даже и не предполагал, что мои сотрудники сумеют раскрыть секрет бессмертия, но эта тема меня давно интересовала, и когда в видении я узрел себя в прекрасной для моего более чем преклонного возраста форме, то понял, что причина именно в этом. Я хотел намекнуть вашему другу, не выдавая всех своих секретов. Хотел сообщить ему, что если он проживет достаточно долго, то ему будет предложена величайшая из наград: бесконечная жизнь. — Пауза. — Вы с ним часто встречаетесь?

— Да нет, не слишком.

— Но я очень рад. Вы даже не представляете, как я рад, что его смерть была предотвращена.

— Если вы так за него переживали, если бессмертие уже было у вас в руках, почему тогда не предложили ему пройти процедуру обретения бессмертия до того дня, когда, согласно первым видениям, он должен был погибнуть?

— Разработанная нами процедура предотвращает биологическое старение, но не делает человека неуязвимым. Хотя, как вы, несомненно, поняли из своего видения, дублирующие тела будут изготавливаться с учетом данного фактора. Если бы мы вложили в Тео миллионы, а его потом застрелили, это было бы пустой тратой денег. А наши ресурсы ограниченны.

Ллойд задумался.

— Вы упоминули о том, что Тео моложе меня. Это правда. Я старик.

— Вы дитя! Я более чем на тридцать лет старше вас! — рассмеялся Чэн.

— Я хочу сказать, — поправился Ллойд, — что если бы мне предложили это, когда я был моложе, здоровее…

— Доктор Симкоу, да, вам шестьдесят шесть, но вы в неплохой форме. Врачи заботились о вас. Я видел вашу медицинскую карту…

— Что?!

— Прошу вас… Я тут раздаю вечную жизнь, причем совершенно бесплатно. Неужто вы считаете, что для меня существуют какие-либо преграды? Итак, как я только что заметил, я видел вашу медицинскую карту. Сердце у вас в отличном состоянии, давление в норме, уровень холестерина тоже. Так что, доктор Симкоу, здоровье у вас сейчас лучше, чем у любого двадцатипятилетнего парня, родившегося более ста лет назад.

— Я женатый человек. Как насчет моей жены?

— Простите, доктор Симкоу. Мое предложение относится только к вам.

— Но Дорин…

— Дорин проживет до конца своей естественной жизни: полагаю, еще двадцать с лишним лет. Она ничего не лишится. Все отпущенные ей годы вы проведете вместе. В какой-то момент она покинет этот мир. Я христианин, доктор Симкоу. Я верю в то, что нас ожидает лучшая жизнь… Ну, скажем, большинство из нас. Я капиталист и порой был безжалостен, а потому жду сурового суда… Вот почему я не спешу получать свою награду. Но ваша жена… Я многое о ней знаю и догадываюсь, что место в раю ей уже обеспечено.

— Не уверен, что хочу продолжать жить без нее.

— А вот она, несомненно, пожелает, чтобы вы жили и дальше, даже если ей самой это не удастся. И, простите меня за прямолинейность, она не первая ваша супруга, а вы у нее не первый муж. Не хочу принижать вашу любовь, но, выражаясь буквально, вы с Дорин — всего лишь этапы на жизненном пути друг друга.

— А если я откажусь?

— Область моей деятельности — фармацевтика, доктор Симкоу. Если вы решите отказаться от процедуры либо если согласитесь, но дадите нам повод усомниться в вашей искренности, вам будет сделана инъекция мнемоназы и все ваши краткосрочные воспоминания будут стерты. Вы забудете об этой встрече. Если вы действительно не хотите бессмертия, будьте добры, согласитесь на эту инъекцию. Она безболезненна и не имеет побочных эффектов. А теперь, доктор Симкоу, мне крайне желательно услышать ваш ответ. Что вы выбираете?

Дорин встретила Ллойда в аэропорту Монпелье.

— Слава богу, ты дома! — воскликнула она, как только Ллойд получил багаж, — Что случилось? Почему ты не прилетел предыдущим рейсом?

Ллойд обнял жену. Боже, как он ее любил — и как ненавидел с ней расставаться. Он покачал головой.

— Черт-те что. Я напрочь забыл, что ближайший обратный рейс в четыре часа. — Он пожал плечами и улыбнулся: — Старею, наверное.

33

Тео сидел в своем кабинете. Когда-то это был кабинет Гастона Беранже, но срок его директорства давно истек, а ЦЕРН уже не был крупным учреждением, которому требуется генеральный директор. В общем, Тео, ставший директором БАК, занял этот кабинет. Старик Гастон был жив; он был почетным профессором физики Парижского университета Орсей. Они с Мари-Клэр по-прежнему были счастливо женаты и имели сына, блестящего студента, и дочь.

Тео задумчиво смотрел в окно. С момента «большого» Флэшфорварда, во время которого все люди на час потеряли сознание, прошел уже месяц. Но на этот раз «принцип Клаату» сработал на славу. По всей Земле не было зарегистрировано ни одного случая смерти.

Тео уцелел. Избежал убийства. Ему предстояло жить дальше. Но кто знал, как долго? Еще несколько десятков лет — это точно. Новая жизнь взаймы.

И вдруг он отчетливо осознал, что понятия не имеет, что делать со всем этим временем.

Была осень. Слишком поздно нюхать розы, причем в буквальном смысле. А в переносном?

Тео встал. Перед ним открылась сначала внутренняя дверь кабинета, потом — наружная. Он дошел до лифта, спустился на нижний этаж, прошел по вестибюлю и вышел из административного здания.

Небо было затянуто тучами, но все же Тео надел темные очки.

Подростком он пробежал от Марафона до Афин. Когда добежал до финиша, то решил, что никогда в жизни теперь не сумеет отдышаться. Этот момент он запомнил навсегда: как пересекает линию финиша и завершает исторический пробег.

Были в его жизни, конечно, и другие яркие минуты. Первый поцелуй, первый сексуальный контакт, а потом — словно кадры из фильма. Поездка в Гонконг, окончание университета, день знакомства с Ллойдом и другой день, когда он сломал руку во время игры в лакросс. А еще — день первого эксперимента на БАК, день Флэшфорварда…

Но…

…но эти яркие моменты, эти живые воспоминания — все они были в прошлом, более двух десятков лет назад.

Но что произошло совсем недавно? Что он пережил? Какую невероятную печаль, какие головокружительные взлеты?

Тео шел по территории ЦЕРНа. Воздух был прохладным, бодрящим. Все вокруг вдруг встало на свои места, обрело форму, четкость и ясность. Всего этого ему не хватало с тех пор, как…

…с тех пор, как он начал расследовать собственное убийство.

Двадцать один год он был одержим одной мыслью.

А у капитана Ахава были острые воспоминания? О да. Наверняка Ахав прекрасно помнил, как лишился ноги. Но потом… После того, как он начал преследовать Моби Дика? Или он был в сплошном тумане, месяц за месяцем, год за годом, и в этом тумане растворились всё и вся?

Но нет, нет. Тео не был Ахавом. Он не был проклят. Между 2009 годом и сегодняшним днем он успел многое сделать.

И все же…

…и все же он никогда не позволял себе строить планы на будущее. Он продолжал выполнять свою работу, несколько раз получал повышение, но…

Как-то раз он прочел книгу о человеке, который в девятнадцать лет узнал о том, что ему грозит болезнь Хантингтона — наследственное заболевание, из-за которого к среднему возрасту он потеряет свои способности. Этот человек посвятил себя тому, чтобы сделать как можно больше, прежде чем его сразит болезнь. Но Тео поступил по-другому. О, конечно, он добился значительных успехов в работе. Получил Нобелевскую премию. Но даже это мгновение — момент получения награды — запечатлелось не так ярко.

Двадцать один год в тени. В сумраке. Тео знал о том, что будущее можно изменить, он дал себе обещание, что не позволит поискам потенциального убийцы свести на нет всю его жизнь, и тем не менее два десятка лет промчались мимо, это время было почти безвозвратно потеряно. Он словно бы проскочил через эти годы — тусклые и безрадостные.

Не было ли все фатальной ошибкой? Смешно.

Тео шел дальше. Вокруг радостно щебетали птицы.

Не было ли все фатальной ошибкой? Эта мысль была самой дерзкой. Конечно, он совершил фатальную ошибку. Конечно, испытал на себе силу судьбы — hamartia Но это стало как бы зеркальным отражением фатальной ошибки Эдипа. Эдип думал, что может уйти от судьбы. А Тео, зная, что можно изменить будущее, так и не смог избавиться от страха, что не сумеет перехитрить судьбу.

И поэтому…

…и поэтому он не женился, у него не было детей. И тут он был ничуть не лучше капитана Ахава.

Он так и не прочел «Войну и мир». И Библию не прочел. На самом деле за десять лет Тео не прочел ни одного романа.

Не путешествовал по миру, а побывал только там, куда его вел поиск разгадки предстоящей гибели.

Не научился готовить изысканные блюда.

Не брал уроков бриджа.

Не взошел на Монблан — он даже не одолел середины пути до вершины.

И вот теперь — невероятно! — вдруг у него появилось… Ну, конечно, не все время на свете, но, во всяком случае, масса времени.

Он был наделен свободой воли. Он просто обязан был создать свое будущее.

Забавная мысль.

«Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» Тео давно перестал носить футболки с изображением мультяшных героев. Юность ушла. Ему было сорок восемь. Для физики он был стариком. Нового прорыва в науке ему уже не совершить.

Создать будущее. Но каким он его видел?

Ему хотелось, чтобы в его будущем хватало ярких моментов, совсем как лазерное шоу. Моментов, оставляющих ясные и радостные воспоминания. Ему хотелось, чтобы это будущее было прожито, бережно сохранено, чтобы он помнил все, что с ним произойдет, — ясно и четко. И чтобы порой он до боли переживал из-за каких-то своих поступков, а порой — радовался. И чтобы радость была абсолютной, чистой, без примесей — такой радостью, какой он не испытал за все эти двадцать лет.

А теперь, с этого момента…

…с этого момента он будет жить.

Но с чего начать?

Из памяти, из подсознания возникло имя.

Митико.

Теперь она жила в Токио. Она прислала ему электронную открытку на Рождество. А потом еще одну — надень рождения.

Она развелась с Ллойдом, своим вторым мужем, но потом так и не вышла замуж.

На самом деле Тео мог бы слетать в Токио, навестить ее. Это уж точно стало бы незабываемым моментом.

Но… Боже, столько лет прошло. Столько воды утекло.

И все же…

…и все же он всегда ею восхищался. Такая умная — да, об этом он подумал сразу. Такой потрясающий, такой острый ум. И к тому же красавица. Всегда изящная, всегда модно одетая. Но…

…но прошел двадцать один год. Наверняка за это время у Митико кто-нибудь появился…

Нет. Не появился. До Тео обязательно дошли бы слухи. Конечно, он был моложе ее. Но какое это имело значение? Сейчас ей… сколько же? Пятьдесят шесть.

Но не мог же он просто так взять и махнуть в Токио.

Или мог?

Прожить жизнь…

Что ему было терять?

Абсолютно ничего. Абсолютно ничего.

Он вернулся в административный корпус, прошел мимо лифта и, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал по лестнице.

Конечно, сначала он ей позвонит. Который сейчас час в Токио?

— Который час в Токио? — произнес Тео вслух.

— Двадцать часов восемнадцать минут, — ответило одно из бесчисленных электронных устройств в кабинете.

— Соедини меня с Митико Комура в Токио, — велел Тео.

Из динамика послышались звуки электронного набора номера. У Тео часто-часто забилось сердце. Из-под крышки стола выехал вверх монитор с логотипом «Ниппон телеком».

А потом…

Появилась она. Митико.

Она по-прежнему была хороша собой и выглядела на десять лет моложе своего возраста. И одета была стильно. Правда, в Европе сейчас такое не носили, но наверняка это был последний писк моды в Японии. На Митико был короткий блейзер в радужных разводах.

— О, Тео, это ты? — произнесла Митико по-английски.

Что такое электронная открытка? Текст и картинка. Как давно Тео не слышал этого высокого мелодичного голоса, звучавшего как плеск ручейка. Он невольно улыбнулся.

— Привет, Митико.

— Я думала о тебе, — сказала она. — Все время думала, пока приближался день повторения эксперимента. Но звонить боялась. Боялась, что ты можешь решить, будто я звоню, чтобы попрощаться.

Ему было бы приятно услышать ее голос раньше. Тео снова улыбнулся.

— На самом деле тот человек, который в видении меня убил, сейчас в тюрьме. Он пытался взорвать Большой адронный коллайдер.

— Я читала об этом в Интернете, — кивнула Митико.

— Похоже, ни у кого видения так и не сбылись.

— Ну, может быть, сбылись, но не совсем точно, — пожала плечами Митико. — Но моя дочурка абсолютно такая, какой я ее тогда увидела. И знаешь, я познакомилась с новой женой Ллойда, и он говорит, что она точь-в-точь как в его видении. Да и мир теперь очень похож на тот, каким получился в проекте «Мозаика».

— Наверное. Я просто рад. То, что касалось меня, не сбылось.

— Я тоже очень рада, — улыбнулась Митико.

Они вдруг, не сговариваясь, замолчали. Одним из преимуществ видеофона была возможность помолчать, глядя друг на друга.

Она была такая красивая…

— Митико, — негромко произнес Тео.

— Гмм?

— Я… я много думал о тебе.

Она улыбнулась.

У Тео от волнения ком встал в горле. Он сглотнул и попытался собраться с духом.

— Я тут подумал… А что, если я нагряну к тебе в Японию? — Он тут же поднял руку, словно пытаясь защититься на случай отказа. — Меня давно зовут в Токийский университет. У них там есть тахион-тардионный коллайдер, и они просят меня приехать, чтобы обсудить возможности его модернизации.

Но Митико не стала искать предлога для отказа.

— Буду рада повидаться с тобой, Тео.

Конечно, сложно сказать, есть ли будущее у их отношений. Может быть, она просто почувствовала ностальгию. Вспомнила о тех временах, когда они вместе работали в ЦЕРНе.

Но может быть… может быть, они все же были настроены на одну волну. Может быть, у них что-нибудь получится. Может быть, по прошествии стольких лет это наконец случится.

Тео очень надеялся.

Но только время могло дать ответ.