Всемирный следопыт, 1930 № 09

Рассказ Ю. Бессонова

Рисунки А. Шпир

I. На промысле

На плоту промысловые девушки пели о соленой моряне[4]), о тяжелых волнах, погубивших милого, и жаловались на злое море:

Но сегодня ветра не было, море было спокойно.

С начала весны, когда снялся с Волги лед, шаланды — плавучие промысла — покинули берег и больше чем на месяц ушли с ними рабочие, чтобы уже не возвращаться на землю до разгара лета. Буксирные пароходы привозили им продовольствие, а обратно, отплевываясь сизым дымом, тянули тяжело груженные воблой высокобортные парусные рыбницы и пузатые плоскодонные речные прорези, которые в своем дырявом решетчатом брюхе несли бьющуюся живую рыбу.

На промыслах, под широким навесом, растянувшимся вдоль берега, сидя на коротких скамьях, работали плотовые девушки-резалки. Одни, острыми ножами разрезая вдоль воблу, приготовляли «корбовку», другие огромной иглой нанизывали на тонкий шпагат отливающую сталью рыбу и вспарывали животы плоским, с удивленно вытаращенными глазами лещам. Рыба билась, вырывалась из рук, звонко шлепала «плесом»[5]) по мокрым скамьям и медленно усыпала под ножом, вздрагивая разовым телом и топыря плавники.

На плоту сортировщики разбирали рыбу, откидывая в отдельные кучи блестящую с огромными подведенными глазами воблу, пеструю щуку со змеиной головой и гибким телом, зеленобрового жериха, золотистого сазана, красноперого окуня, ленивого судака, серебряную чухонь, белоглазку, тарашку…

— Девушки! — закричал кривоногий приземистый парень, вываливая у скамей из тачки легкоскользящую рыбу. — Девушки, чего вы грустную поете? Море— оно пустое… Спели бы вы мне что-нибудь веселое, божественное… ну, хоть насчет картошки…

Довольный своей «остротой», парень хихикнул и толкнул тачку под ноги стройной девушке, ловко орудовавшей ножом.

— Наташка, зачни погромче!

— Не мешай! — вскрикнула девушка, выпуская из рук леща. — Пусти же! — сказала она, отталкивая тачку, которой парень старался свалить скамью.

Наташа вскочила, и скамья грохнула.

Девушки возмутились.

— Уйди, Василий! — закричали одновременно. несколько резалок.

— Чего пристаешь?! Плотовому жаловаться будем, чтобы убрал тебя…

— Я сегодня поговорю в ячейки — сказала Наташа. — Будем просить заведующего уволить тебя с промыслов. Ты на работаешь, ты только мешаешь другим.

— Задаешься! — огрызнулся парень. — Умной стала, как в комсомол вступила, поиграть нельзя.

На шум подошел плотовой. Девушки пожаловались.

— Ты пойдешь на Красную, к холодильнику, — сказал плотовой парень. — А если и там будешь мешать другим и лодырничать, придется с промыслов уйти. Это поимей в виду.

Василий свернул козью ножку, покосился на Наташу.

— Не хотите, значит, с нами знаться, с безграмотными. Это, значится, на заметку возьмем…

Отшвырнул попавшегося под ногу сазана и, забрав тачку, отправился на другой конец плота.

II. Кража

На «икорной» было спокойнее и тише. Здесь не работали черпаки, и на плоту не бились тысячи рыб.

Медленно втаскивали на плот огромных, щурящих свиные глаза белуг, тупорылых осетров, утконосых зеленых севрюг с колючим панцырем на спине и гладких, жирных белорыбиц с удивительно маленькой головой на мечеобразном теле.

Когда Василий подошел к «икорной», на плот выкинули толстую белугу. Шлепая по доскам хвостом, белуга переваливалась с боку на бок, бурно вздымая полукруглые коралловые жабры. Двое рабочих деревянными дубинами усыпляли рыбу. Они наотмашь били ее по уродливой голове, и только после нескольких ударов тяжелой «балды» рыба уснула. Черные искрящиеся пласты икры выползли из распоротого брюха и упали на сита, повиснув виноградными лозами.

Нагрузив тачку опорожненной от икры севрюгой, Василий выехал с плота и покатил груз по берегу, к холодильнику. Стены его дышали морозом. Василий толкнул дверь и вошел. Рабочие — в белых халатах, надетых поверх ватных тужурок, и в нелепых летом рукавицах укладывали на покрытые снежной пылью железные трубы, по которым проходил аммиак, еще шевелящихся судаков, севрюг, осетров… Здесь сухой заморозкой приготовляли «пылкую рыбу». Она привозилась живой и, замерзая, сохраняла свой блеск и остро торчащие плавники.

Выгружая в общую кучу севрюг, Василий сам выкрикивал счет и оставил на тачке двух увесистых рыб, прикрыв их от посторонних взглядов сеткой. Катя впереди себя тачку, он вышел из холодильника. Приятно потянувшись под солнечными лучами, повернул в сторону от плота к «вешалам», на которых гирляндами серебряных стрел висела просоленная рыба.

После шума промыслов здесь было особенно лихо. В конце длинного ряда стоек бродил сторож, лениво отгоняя вороватых ворон, норовящих вырвать из гирлянд, спускающихся почти до самой земли, сохнущую рыбу.

Василий вытащил из тачки украденных севрюг и спрятал их, закопав в кучу желтой отработанной соли. Бегом спустился с полегчавшей тачкой к плоту и озабоченно принялся грузить рыбу, жалуясь старшему:

— Ну и мороз в холодильнике, едва пальцы не отморозил… Здесь работа тяжелая; с мороза — на жару, с жары — на мороз, замаешься!

III. Подслушанный разговор

Вечер был холодный. Ранняя весна давала себя знать. Днем солнце припекало горячо, а с закатом зябко, по-весеннему еще тянуло с реки холодом и сыростью. Волга очистилась ото льда в низовьях, а севернее Астрахани реку все еще сковывал тугой лед. Вода прибывала медленно. Ловцы вздыхали.

— То ли затор где, то ли снега не тают ладом. Шибко разольет реку.

На промыслах зажглись огни На другом берегу полыхал костер и над ним стояло шатающимся столбом розовое зарево. На промысловой кухне пыхтели под котлами форсунки. Пахло рыбой и нефтью.

Наташа вышла с собрания комсомольской ячейки поздно. Собрание затянулось. Обсуждали вопросы рационализации, молодежь спорила и волновалась.

Путина была жаркой, и промысел едва справлялся с обработкой рыбы.

На собрании Наташа горячилась больше других.

— Нужно как следует наладить работу — говорила она, — Парни больше курят или балуются, а дело стоит. Рыба ждать не будет!

Ячейка решила организовать комсомольскую ударную бригаду и созвать собрание промысловых, на котором поставить вопросы рационализации и уплотнения рабочего дня. Наташа возвращалась в барак под впечатлением собрания. «Завтра начнем организацию бригад. Ребята пойдут — здесь много хороших работников».

Где-то в верховьях реки густо рявкнул пароход, и застонала запоздалая гармонь. Невдалеке затарахтела телега. Она вынырнула из-за конторского общежития и остановилась у лежащей на боку старой рыбницы.

«Кто это еще ночью ездит?» — подумала Наташа и прислушалась.

— Тебя ждать — весь табак скуришь, — услышала она голос Василия.

— Малость замешкался, — ответил незнакомый. — А что у тебя сегодня?

— Мешок разной: судак, лещ, — сказал Василий, — и немного севрюги.

Наташа незаметно подошла ближе.

Зашуршала береговая галька, и Василий выволок из рыбницы туго набитый мешок. Скрипнула телега, конь фыркнул и попятился.

— Но, запрыгала, — дернул вожжами приезжий, — все плясала бы, да плясала, а ходить мочи нет…

— Тише ты, Митрий, — остановил Василий, — ненароком сторож подойдет.

— Что мало красной, только четыре? — спросил Митрий, укладывая в телегу рыбу. — Не постарался.

— Пойди больше достань. Красная не судак — счетом идет. Ладно, езжай, и так запоздали.

Телега заскрипела и, стуча колесами о визжащий щебень, шагом поехала вдоль берега.

Наташа вышла на дорогу и побежала наперерез. Ей хотелось догнать Василия и заставить его вернуть Митрия с украденной рыбой. Она шла на огонь его папиросы, но огонек вдруг взлетел на воздух, описал дугу и, ярко вспыхнув, упал на землю. Наташа остановилась:

«Будить кого-нибудь — поздно, да, пожалуй, и не к чему. Темно, не догонишь эту телегу» — подумала она и пошла к женскому бараку.

IV. Два договора

Утро встало мокрое. Накрапывал дождь. Рыба, уснувшая за ночь, была неприятно скользкой и липкой.

«Мало все-таки нас», — думала Наташа# следя за одинокими на огромном плоту комсомольцами-ударииками, приготовляющими тачки и носилки к выходу рабочих.

Бессонная ночь не прошла бесследно. Хотелось спать, пробирал озноб.

Прошел секретарь ячейки.

— Сергей, — остановила его Наташа, — я вчера видела, как один из наших рабочих продавал украденную рыбу.

— Кто? — круто повернулся на каблуках секретарь. — Вот сегодня перед всеми рабочими его… Кто это?

— Что ты хочешь сделать?

— До начала работы соберу промысловых и сейчас же выгоним его вон. Здесь воров не нужно. Я не пойду к администрации… Пусть сами плотовые вышвырнут его с промыслов!

— Тогда я не скажу, — возразила спокойно Наташа.

Секретарь опешил.

— Что же из этого выйдет? — спросил он. — Ты дашь ему повод еще раз украсть.

— Совсем нет, — ответила Наташа, — но выгнать сразу легко. Парень из деревни, неграмотный. Я хочу поговорить с ним, Сережа.

— Ну, как хочешь, — сдался секретарь. — Обещаю: я ничего не буду делать, только скажи его фамилию. Мы хоть будем посматривать за ним.

— Василий-тачечник, — ответила Наташа.

— Опять Василий! — вскрикнул Сергей, но Наташа остановила его:

— Ты обещал ничего не делать, пока я не скажу. Сегодня я буду говорить с ним, а лотом — увидим…

Наташа встретила Василия около столовой. Он шел из промысловой кухни, держа в руках большую миску дымящегося супа.

— Василий! — окрикнула его Наташа. — Подожди меня, пообедаем вместе.

Василий подумал, что Наташа хочет просить прощения за историю на плоту и засмеялся.

— Чего там, ладно, только больше не бузи. Будь девка, как девка, а то в роде управляющего.

— О чем ты? — не поняла Наташа.

— Да все о том же — за что меня к икорной отправила?

— Я вовсе не об этом, — резко сказала Наташа и мигом оправилась от замешательства. — Я хотела тебе сказать, что видела, как ты продавал украденную рыбу.

Тарелка в руках Василия качнулась.

— Что ты мелешь? — сказал он нерешительно.

Наташа ответила медленно, смотря прямо в лицо Василию:

— Я видела, как ты продавал рыбу какому-то Митрию… Вчера вечером, около старой рыбницы…

— Несешь на меня! — вскрикнул Василин. — Я вчерась с вечера спать лег. Ребята подтвердить могут.

Наташа вспыхнула.

— Если хочешь отговариваться, я скажу ребятам — будешь говорить с ними.

Раскаиваясь, что начала разговор с Василием и не послушалась Сергея, Наташа быстро пошла к конторе. Там ее нагнал Василий. Он на ходу крикнул:

— Эй, погоди-ка маленько!

— Ну? — сказала Наташа, останавливаясь.

Василий тяжело дышал от быстрой ходьбы.

— Это правда, — сказал он. — Продал я маленько рыбы. Только ты не сказывай никому. Отработаю промыслам — вложу при получке, будто купил… А только не мог я — мать у меня больна, денег нет, до получки далеко, сама знаешь. Ну и взял. Не сказывай. Куда я деваюсь?

Лицо Василия передергивалось. Он стоял жалкий и растерянный. От былого ухарства не осталось и следа.

— Вот тебе слово — не буду больше, да и отплачу я…

Хлюпнул носом.

— Мать жалко — помирает!

— Хорошо, я пока никому говорить не буду — оказала Наташа — Только смотри, я сама за тобой следить буду. Чуть что замечу — на себя пеняй.

Василий скинул фуражку и поклонился.

— Спасибо тебе — спасаешь! А теперь не сомневайся — больше не буду.

Наташа покраснела до ушей.

— Одень фуражку, зачем ты это! — вскрикнула она и, повернувшись, почти побежала от Василия.

Он постоял минуту, смотря ей вслед, потом надел фуражку и нехорошо выругался.

— Ну, погоди, встретимся еще… У нас не задержится, — пробормотал он и, бережно держа тарелку, пошел в столовую заканчивать остывший обед.

К вечеру дождь перестал, и упавший на горизонт закат порозовил воду.

В клуб на собрание, созванное комсомольской ячейкой, стекались рабочие. В дверях Наташа столкнулась с Василием. Он улыбнулся ей и уступил дорогу.

Собрание было людным и оживленным. Один за другим на трибуну поднимались промысловые. Они говорили о недостатках в своей работе, о необходимости ударничества и предлагали здесь же, после собрания, приступить к организации бригад, по примеру комсомольской ячейки.

Очередь дошла до Наташи.

— Товарищи, — сказала она. — Вчера на промысле нашли в старой рыбнице украденную рыбу. Это сделал кто-нибудь из наших плотовых рабочих, больше некому. Теперь мы должны поймать вора, и каждому из вас нужно хорошенько посматривать, чтобы рыбу не уносили с плота.

Секретарь ячейки в упор посмотрел на Василия, тот вздрогнул и отвел глаза.

«Рассказала, — подумал он, — говорила, что не будет, а сама…»

Василию показалось, что уже все знают о его краже, но все же, стараясь представиться равнодушным к словам Наташи, он просидел на собрании несколько минут и незаметно вышел.

«Убить бы такую следовало, — думал он, спускаясь к реке. — Чего ей?.. И рыба не ее… Что ей, больше других надо?!»

Волга бурлила, катя густые и неприятно желтые воды. Казалось, что река вспухает.

— Эге, прибывать начала, — пробормотал Василий, — наконец-то решилась! — Он подобрал щепку, сделал на ней отметину ногтем и воткнул у берега в воду.

«Гляну завтра, как подымет», — подумал он и пошел к баракам рассказать рабочим, что Волга начала прибывать.

V. Задуманная месть

— Тебе придется ехать, — сказал секретарь. — Больше некому…

— Я не отказываюсь, если решила ячейка. Только лучше бы кого-нибудь послали поопытнее — рано мне.

— Ничего, справишься… На дальних тонях отдельные комсомольцы есть, а ячейка до сих пор еще не организована, — вот помоги организоваться ребятам… Парохода лучше не жди, поезжай на парусном подчалке. Здесь недалеко, километров десять-пятнадцать, засветло еще доберешься. Кто-нибудь из ребят сплавит, а завтра вернешься назад.

Наташа вышла на берег. Там было тревожно. Ожидали наводнения. Группа рабочих спешно окапывала площадку, на которой рядами стояли длинные козлы для сушки неводов.

— Гуляешь, — услышала Наташа голос Василия. Он шел ей навстречу, размахивая несуразно длинными руками и дымя неизменной папиросой. — Или по реке соскучилась?

— Сейчас ехать надо на тони — ответила девушка. — Не знаю, кого просить отвезти… Наших ребят нет…

— Меня попроси, — сказал, подходя, Василий — Я свободный седне. Мигом свезу.

Василий задумался.

— А окромя всего, ты мне услужила — не выдала. Я тебе отслужу. Так завсегда ведется промеж людей, — Василий улыбнулся.

Наташе было неприятно пользоваться услугой Василия, но ничего не оставалось делать — на поиски другого спутника ушло бы много времени.

Василий пошел просить лодку. Он вернулся через несколько минут и крикнул:

— Дали с уговором: для «кафеля» камышу на островах наломать!

Василий подождал, пока Наташа уселась в лодку, оттолкнулся шестам и поднял парус.

— Вот и пришлось тебе отслужить, — сказал он, — так-то оно и хорошо выходит!..

Лодка шла быстро, и скоро промысловые постройки потерялись из виду. Вода прибывала на глазах. Маленькие островки были уже затоплены.

— Далеко промысел-то остался, — сказал парень. — Однако верст пять отхватили. К сумеркам дойдем и до тоней.

— Да, — ответила Наташа, — еще ее больше часа.

— Кому как, — усмехнулся Василий, — кому час, а кому и за трое суток не добраться.

— Как это? — не поняла Наташа.

— Да так, очень просто! Кто знает, что тебя повез. Лодку я не спросясь взял — никто не видел. Теперь что захочу, то с тобой и сделаю… Хочу в море направлю, хочу — ко дну, чтобы не лeгaвила. Говорила — молчать будешь, а сама секретарю выболтала…

Возражать было бесполезно — это только сильней рассердило бы Василия.

— Я сделала так, как считала нужным, — сказала Наташа, стараясь быть спокойной.

На берегу горел камыш. Огонь шел перекатами вдоль Волги. Запах дыма не доносился на реку — ветер шал его в степь.

— Ладно уж, не дрожи, — буркнул вдруг Василий, — довезу тебя до тоней, ничего не сделаю, не такой я.

Наташа не поверила.

«Нарочно успокаивает, чтобы отвлечь внимание! — думала она — Убьет?»

Садились сумерки. Луна, цепляясь за камыш, выползла над берегом. От пылающего камыша на реку ложились красные отсветы.

Внезепно Василий повернул к небольшому островку, расположившемуся на середине реки.

— Зачем? — Наташа вздрогнула и приготовилась защищаться.

— Камышу наломать ребятам на кафель, — ответил Василий.

Наташа облегченно вздохнула. «Значит, он просил лодку, а теперь только пугал меня».

— Ты же не спросясь взял подчалок, — сказала она и улыбнулась.

— Не спросясь? — хихикнул Василий, возясь с парусом — Разве не спросясь можно?

Лодка, раздвигая камыш, мягко стукнулась о землю.

— Ты поди, наломай, — сказал Василий, вынимая шест, — а я подержу подчалок.

Он, упершись в дно шестом, подогнал лодку вплотную к берегу. Наташа легко выпрыгнула на землю и принялась ломать камыш. Он шуршал, и Наташа не слышала, как захлюпала вода и Василий отчалил от острова.

Когда Наташа, неся охапку наломанного камыша, подошла к берегу, лодки уже не было — она качалась на середине реки, а Василий направлял парус.

Наташа уронила камыш и закричала:

— Василий, перестань шутить!

— Посиди, да подумай, — ответил Василий, — а хочешь, плыви к морю.

Лодка вздула парус и, подхваченная ветром, метнулась от берега. Наташа побежала на другой конец острова, мимо которого мчалась лодка.

«Может быть, он вернется… хотел пошутить?..»

Лодка, ускоряя ход, скрылась за выступом противоположного берега.

«Нет, не вернулся… Придется теперь ждать, — решила Наташа, — пока кто-нибудь поедет мимо» — Она присела на берегу.

Вода прибывала, взбираясь на остров.

«Если хлынет зараз, — плохо будет, — вспомнила Наташа слова рыбаков. — Что, если в верховьях был затор и теперь прорвало?..»

Девушка бегала по острову от берега к берегу, в надежде увидеть с какой-либо стороны лодку.

С каждой минутой остров становился все меньше и меньше. Вода прибывала бурно. На другой стороне реки прыгал огонь, сжигая сухую траву и камыш. Отсветы пламени цветили воду красной рябью.

«Что же делать? Как же теперь?» — пыталась собрать мысли Наташа. И вдруг ей захотелось сесть на мокрую землю и заплакать.

— Спасите! — подавляя слезы, закричала она. — Спасите!

Прислушалась.

Ей ответила мерным похлюпыванием вода, пробираясь через камыш.

— Спасите! Тону! — кричала девушка, шаг за шагом отступая от воды на середину острова. Но она не сообразила, что ветер относит ее крик в степь, где, кроме веселых красных палов, в это время никого не могло быть.

Наташа охрипла, голос не слушался, но она все продолжала кричать.

— Спасите!

Остров уже весь был затоплен, и Наташа стояла по щиколотку в воде. Луна заглянула в реку. Ветер гнал, ускоряя, течение, мутные волны прибывающей Волги.

Василий, пристав к берегу, тотчас же отправился резать камыш, который он действительно обещал привести хозяину лодки.

«Пусть пообождет, гордость сбавит, да потрясется на острову ночью…»

Нарезав охапку камыша, вернулся к лодке.

«Стемнело, — подумал он, — однако можно теперь за ней поехать».

Он уже подошел к столбу, чтобы отвязать лодку, но раздумал:

«Нет, пусть еще обождет. Лягу посплю час».

Постелил на дно подчалка камыш и лег.

Лодка носом стояла на мели, и Василия не качало. Довольный своей местью, он скоро уснул.

VI. Убегающая земля

Вода поднялась до колен, течение сбивало с ног. Держась за камыш, Наташа едва стояла. Ноги коченели, а ветер пронизывал легкую суконную куртку.

«Надо плыть, — как-будто вспомнила Наташа, — ждать некого…»

Охваченная страхом, отрывая пуговицы, девушка поспешно скинула куртку, нагнулась, чтобы снять ботинки. Они намокли, и шнурки не развязывались. Разрывая их, Наташа упала и, стоя на коленях по пояс в воде, разулась.

«Нужно раздеться совсем… Там огонь, я согреюсь…»

Сорвала юбку, кофту и осталась в одной рубашке.

«Теперь можно… Зачем я столько времени ждала!»

Пошла в направлении пылающего берега. Река поблескивала, освещенная луной. Грунт острова был илистый, и ноги вязли.

Наташа побежала, с трудом вырывая ноги, увязающие в тине. Жесткие стволы камыша били по лицу, царапали тело… Оступилась. Показалось — будто полетела в яму. Вода подхватила и понесла. Наташа попыталась встать, но не достала дна. Поплыла.

«Река», — сообразила она.

Вода была так холодна, что сковывала мышцы.

«Скоро земля, огонь близко… еще немного…»

Но земля уходила. Обманчивый огонь то прорывался совсем рядам, то убегал дальше. Временами Наташе чудилось, что стоит лишь протянуть руку, и она достанет берег. Но берег был далеко, ноги не находили дна. Теперь Наташа попала в заросли камыша. Он царапал в кровь руки, гнулся и не давал плыть. Можно было только барахтаться, с трудом держась на воде.

На момент опять рядом вспыхнул яркий огонь и тотчас же скрылся. Наташе послышалось, что кто-то кричит сзади— зовет ее.

Судорожно хватаясь за камыш, девушка попыталась крикнуть, но сама не услышала своего голоса.

Шум реки заглушил все звуки…

Василий проснулся от сильной качки. Вскочил. Лодка плавала на причале около столба, до половины ушедшего в воду Со сна Василий с трудом сообразил:

«Прибывает».

Вспомнил о Наташе.

«Эк заспался! Остров начнет еще топить, — напужается».

Подтянувшись к столбу, отвязал веревку и стал отталкиваться шестом, направляя лодку вверх по реке. Проехав некоторое время вдоль берега, бросил шест и взялся за весла.

Луна сползла к горизонту, но река была освещена хорошо.

Василий греб, сильными рывками дергая весла. Лодка почти наперерез пересекала реку. Скоро показался берег с горящим камышом.

— Э, чорт! — выругался Василий — Я пропустил остров.

Он повернул лодку и принялся грести, утроив силы. Острова опять не было.

Мелькнула догадка:

«Затопило!..»

Приложил к губам руки, сделав из них раструб, и закричал:

— Эй, Наталья! Ау!

Прислушался. Вода хлюпала о борта лодки.

— Не отвечает, — сказал Василий вслух. — Не слыхать.

Он обрушился руганью на остров и, окончательно запутавшись, бестолково направлял лодку то в одну, то в другую сторону.

Для чего-то поставил парус. Подчалок рвануло и понесло. Но через минуту парус лежал уже опущенный на дне лодки, а Василий греб куда-то в сторону, сам не сознавая хорошо, что делает. Наконец он потерял надежду найти остров и растерялся. Бросил весла и, опустив руки, протяжно завыл бессмысленно пересыпая вой бранью.

Лодка теперь шла, задевая дном о землю. Василий увидел запутавшийся в камыше красный платок. Он под’ехал и сиял его.

«Платочек ейный…»

Нахлынула слабость. В горле появился комок, который давил неимоверной тяжестью и душил.

Усилием воли Василий снова взялся за весла.

«Надо на тони ехать… Может, неводом поймают… Где искать теперь…»

VII. На тонях

Когда Василий причалил к берегу, уже светало.

Двое калмыков на берегу ели уху. Они были оставлены дежурными, чтобы следить за рекой и в случае большого под’-ема воды разбудил тоневых рабочих.

Калмыкам было скучно дежурить, и они всю ночь варили уху, поедая ее в полном молчании. Рыбу — вареного леща — дежурные отправляли себе в рот огромными кусками, выплевывая обратно в миску обсосанные кости, чтобы потом, растерев их ложкой, выпить вместе с ними мутный и жирный навар. Они блаженно улыбались и облизывали пальцы, покрытые рыбьим жиром.

Василий подбежал к дежурным.

— Девка на острове потонула! — крикнул он. — Будить рабочих надо, — неводом искать!

— Девка не потонула, — ответил калмык, пережевывая полный рот костей. — Не надо будить.

— Я тебе говорю: потонула! — закричал Василий. — Слышь, буди рабочих.

— Девка выплыл, — сказал бесстрастно калмык, принимаясь вновь за уху. — Девке дали шубу, и девка лежит в бараке. Иди глядеть.

— Девка выплыл недалеко, — сказал другой калмык, мотнув головой в сторону реки.

Василий побежал в барак.

В углу на нарах, завернутая в калмыцкую шубу, лежала Наташа. Василий стоял минуту, смотря на ее спящее лицо, потом присел на корточки рядом с нарами и заплакал.