Все можно исправить. Легкомысленная фантастика [СИ]

Вся правда о...

— Налейте ветерану четвертых марсианских войн, а я вам правду скажу… Всю правду об осадном орудии и плантажном плуге… — надрывался под барной стойкой косоглазый человечек. Одно плечо у него было выше другого, тощее тело в камуфляжном скафандре подергивалось, на сапогах толстым слоем лежала красная грязь.

Представители гуманоидных и негуманоидных рас в баре человечку наливали: кто из жалости, а кто в надежде, что он наконец перестанет орать. Но, дойдя до кондиции, ветеран вдруг сфокусировал глаза, выпрямил плечи и заговорил вполне нормальным, даже приятным голосом:

— Итак, все здесь знают о марсианских каналах?

Кто-то в толпе неодобрительно хмыкнул.

— И что это никакие не каналы?

Кто-то в толпе хмыкнул одобрительно.

— И даже не марсианское наземное метро, как кое-кто пытался нас когда-то убедить?

Несколько рук, щупалец и отростков похлопали рассказчика по спине и плечам. Он громко икнул и еще сильнее выпрямился:

— Так вот, это не каналы и не метро. Эти борозды — наших рук дело. Точнее, наших плантажных плугов. Вы спросите, при чем тут плуги, даже плантажные? — он воздел указательный палец. — Мы вели осаду марсианских куполов по всем правилам осадной науки. Точнее, тогда еще не мы, а атланты, наши предки. Но потом вынуждены были уйти, а высаженные ими осадные орудия захирели и для марсианских куполов опасности уже не представляли. Но в начале двадцать первого земного века нам дали повод для новой войны. Марсиане похитили ее, такую прекрасную, такую блестящую, такую алую! — рассказчик горестно заслонил лицо руками и на какое-то время застыл, не обращая внимания на поднесенные ему напитки. Но потом заговорил снова, хотя голос дрожал и прерывался от сдерживаемых чувств. — На то время она была образцом совершенства. И изнутри, и снаружи. Сердце любого землянина обоих полов принадлежало ей безраздельно. Но не каждый себе мог такую позволить. Только он, один, совершивший со своей командой прорыв в космолетостроении. И ради него же отрекшийся от нее. Или даже не так, — рассказчик утер глаза. — Надолго отложивший с ней встречу ради прорыва к звездам. Как вы понимаете, мы не могли… не могли отречься от нее, от красоты и совершенства, оставив несчастную в лапах гнусных марсиан… Да простят меня присутствующие, — добавил он и одним могучим глотком осушил выставленную перед ним выпивку. — И тогда наш десант был выброшен на Марс, чтобы продолжить дело наших загадочно исчезнувших предков. Я сам, лично, волочил за собой навесной плантажный плуг.

Рассказчик оглянулся, словно искал у себя за спиной хвост или этот самый плуг.

— Ну, это так говорится. На деле его тянул модифицированный трактор «Беларус», у которого я был водилой. Он был настолько мощный, точно под его капотом прятался табун не лошадей, а слонов или носорогов. Трактор сиял светодиодами и лазерной подсветкой, красная марсианская пыль в свете мощных фар искрилась неземным сиянием. Счетверенные моторы ревели, гусеницы укатывали бездорожье, а плантажный плуг взрывал непокорную сухую марсианскую почву, заглубляясь в нее ровно на шестьдесят сантиметров. А идущие за тракторами сеялки роняли в борозду генномодифицированные семена.

Увы и ах, осадные орудия, брошенные в марсианскую землю нашими предками атлантами, не дали по-настоящему могучие варианты стенобитной машинерии. Оставшиеся от них растения были квелыми, хилыми и для пробивания куполов не годились. Но лучшие военные ботаники Земли совсем не даром ели свой хлеб, масло, ламинарии, омаров, брюссельскую капусту и красную икру. Проведя сотни исследований и тридцать четыре мозговых штурма, они очень скоро выяснили, что стенобитным орудиям пойдет на пользу горсть родной земли — по одной горсти на каждое.

Рассказчик одушевился. Перед его глазами точно проплывали картины героического прошлого. И каждый, кто слушал его, словно наяву мог это прошлое увидеть. А телепаты (были здесь и такие) — и без «словно».

— Видели бы вы, как один за другим садились на Марс почтовые корабли, и в трюмах каждого лежал кубанский чернозем, и чукотская глина, и пепел с острова Рапа-Нуи, расфасованные в девятиграммовые герметичные пакетики. А мы бросали их под молодые осадные орудия, и те ударились в рост. Сосны, ели, бамбук, виноград, — он завел глаза к расцвеченному рекламой потолку бара, — это было нечто! А если учесть пониженную силу тяжести на Марсе, это было во сколько-то раз нечто. Вот так! И марсианские купола не выдержали! Они треснули под напором осадных орудий, и тогда я впервые увидел противную зеленую марсианскую рожу на фоне красного песка. Тьфу, гадость, прошу прощения присутствующих. Я выпрыгнул из трактора и стал перед ним вот так, — рассказчик сжал кулаки, словно тряс ими невидимого противника. — И глядя в его буркалы, спросил: «Где она?!!! Где тесла?!!»

А он, сволочь, не испугался даже. Ткнул пальцем в зенит и гаденько мне так отвечает: «А вы в расчетах промахнулись. Она к Юпитеру полетела».

Рассказчик размазал слезы по лицу.

— И вот скажите, браточки, за что мы тогда с марсианами воевали? За что плантажные плуги гробили и орудия эти чинили? А?!!

И тут из толпы слушателей пробился к ветерану четвертых марсианских войн зеленый буркалистый марсианин, ободряюще похлопал по плечу, поднес рюмку водки и проникновенно произнес:

— А за яблони вам спасибо, браток. Прилетай по осени, увидишь, какой у нас урожай.