- Именем Господа нашего, Создателя и Хранителя, Вседержателя и Небесного Отца, объявляю Коронный Совет открытым.
Артур произнес полагающиеся случаю ритуальные слова с некоторой скукой, он уже порядком устал от того, чтобы соблюдать всевозможные ритуалы, хотя и понимал, что уставать пока еще рановато. Все только начинается, впоследствии придется столь часто утруждать язык произношением торжественных формул, что проще повеситься. Герцог Айтверн досадливо мотнул головой и отошел к окну, чтоб наблюдать оттуда за сидящими на своих местах высокими лордами. Никакой этикет, решил Артур, не заставит его садиться в жесткое, явно притащенное прямиком из пыточной неудобное кресло.
Льющийся из высоких окон солнечный свет заливал просторную залу и ложился желтыми полосами на поверхность длинного дубового стола. Собравшихся за столом вельмож было не то чтобы много, и полным Коронным советом назвать их можно было, лишь сделав большое преувеличение. Принц, пока все еще принц, ведь королевский венец до сих пор не увенчал его головы, Гайвен Ретвальд, занявший место во главе, буквально-таки вжавшийся спиной в высокую спинку. Герцог Дерстейн Тарвел, расположившийся по левую руку от него. Тарвела ранили в сражении под Смоуки-Хиллз, но он клялся, что рана совершенно пустяковая, и через неделю сможет вновь сидеть в седле. Рядом с Тарвелом потягивал вино его племянник и наследник, Алистер Тарвел, сын убитого пять лет назад младшего брата лорда Дерстейна, ныне владевший ленным замком к северу от Стеренхорда. Алистеру было немного за двадцать, и он мало чем напоминал родича - загорелая кожа, высокий рост, косая сажень в плечах. Очень похож на Железных герцогов со старых портретов. Артур задумался, каково приходилось лорду Дерстейну в юности, и не считали ли его заморышем и уродцем, и не отсюда ли пошли вся его бравада и неотесанные манеры. Место напротив Тарвелов занял Роальд Рейсворт, этот был хмур, угрюм и неразговорчив все последние дни. Следом за Роальдом сидел его сын Лейвис, присоединившийся к их армии лишь накануне, приведя с собой последние, резервные полки, не успевшие подоспеть прежде. Отпрыск Рыжего Кота приходился Артуру троюродным братом, совсем как Александр… да, как Александр, только по мужской, а не по женской линии. "Это и мой, а не только дяди Роальда наследник, - подумал Артур, - если мне хватит ума погибнуть в ближайшем будущем". Айтверн внимательно изучал кузена, не виденного им пару лет. Ну что ж, малость повзрослел, оно и неудивительно, когда ты из пятнадцатилетнего делаешься семнадцатилетним, а в остальном все такой же. Не самого крепкого телосложения, такие же, как у самого Артура, светлые волосы, тонкие черты лица и острый подбородок, вот только глаза серые, доставшиеся молодому Рейсворту в наследство от матери-северянки. Лейвис Рейсворт поймал устремленный на него взгляд и вызывающе усмехнулся. Артур в ответ ограничился надменным кивком. Нрав его кузену передался семейный, а значит - препаршивый. В детстве они постоянно затевали потасовки, и несколько раз даже весьма изрядно намяли друг друга бока, так, что кости трещали. Родственничек, причеши его бес, не отличался уживчивостью. Следом за Лейвисом сидели Эйтон Сарли и еще несколько дворян рангом пониже.
Да, Коронным Советом сие собрание никак не назовешь. Не хватает еще самое малое Лайдерсов, Гальсов, Малеров и Тресвальдов, чтоб назвавшая себя Советом публика могла утверждать, что говорит от лица всего королевства. Но что поделать, если лорды, которых сейчас здесь нет, запятнаны государственной изменой? Малеры и Тресвальды держатся Гледерика Картвора, как и еще не узнавший о гибели своего отца Эдвард Лайдерс, позавчера ставший новым герцогом Шоненгема, что же до Гальсов… Артур отправил гонцов к Виктору Гальсу, но пока еще те доберутся до Элвингарда… Любопытно, какую сторону займет новый повелитель Юга. Конечно, едва ли он воспылает немедленной любовью к человеку, убившему его брата, но хочется надеяться, что здравый смысл окажется сильнее чувств, и Элвингард вступит в союз с Малерионом, вместо того, чтобы поддерживать узурпатора. "Я, как всегда, питаю несбыточные надежды, - подумал Артур с мрачноватым весельем. - Никакой здравый смысл не заставил бы меня лизать сапоги убийце своего родственника, я бы, напротив, сражался с ним до победного конца, да я и сражаюсь с ним до победного конца. Чего же ожидать от четырнадцатилетнего мальчишки? Стариковской рассудительности? Ну ее к бесам, такую рассудительность. Виктор будет мстить за Алекса, и окажется вполне в своем праве. Кровь господня, до чего же мне не хочется опять убивать графа Гальса, одного раза за глаза хватило". Айтверн оборвал невеселые раздумья, пришедшие не ко времени. До юга очередь дойдет в свой черед, сейчас важней разобраться с Картвором. В конце концов, им удалось победить его в открытом бою.
Да, битва при Смоуки-Хиллз завершилась победой верных Ретвальдам войск. Тогда, хмурым полднем, после пробуждения сотню лет забытой магии, больше похожей не на чудо, а на бесовской кошмар, это выглядело невероятным. Артур хорошо помнил, каким невероятным показался ему успех. Осознание победы, вопреки ожиданиям, принесло не радость, а опустошение и усталость. И все-таки они победили, план Тарвела и Рейсворта сработал почти ровно так, как и был задуман. Редкостная удача, как признался потом лорд Дерстейн, покуда войсковой лекарь, личного костоправа герцог при себе не держал, перевязывал его раны. Силам лоялистов удалось окружить авангард войск узурпатора и перебить большую часть воинов противника, нескольким отрядам вражеских рыцарей все же посчастливилось прорваться сквозь заслоны и отойти обратно в расположение своих сил. Не вовлеченные сначала в битву картворовские полки попробовали контратаковать, чтобы вывести соратников из котла, но с флангов лоялисткого войска выдвинулись отряды лучников, которые хоть и не смогли совсем рассеять неприятелей, но зато удержали их на достаточном расстоянии от места основного боя. Наверно, если бы Мартин Лайдерс командовал своей армией, он смог бы обратить ход битвы в свою пользу, но герцог Севера вместо этого организовал отчаянный прорыв к ставке принца Гайвена, а других толковых полководцев у Картвора, видать, не нашлось. Что было весьма странно, среди сторонников Гледерика имелось некоторое число опытных военных, взять к примеру Томаса Дериварна, о чьем боевом опыте с долей уважения отзывался граф Рейсворт. Удивительно, что тот же Дериварн не смог ничего предпринять… правда, он мог просто не присутствовать на поле боя. Никто из сражавшихся, вроде бы, не приметил его стяга. Возможно, Картвор оставил часть своих лордов в Лиртане? В любом случае, удача как раз повернулась лицом к армии Ретвальда, когда на западе вдруг вспыхнул столб света, вонзившийся в небеса. Наступила заминка, очень многие оказались потрясены небывалым зрелищем - а потом горнисты Картвора протрубили сигнал к отступлению. Видно, потомок старых королей очень быстро сообразил, что может означать невиданная иллюминация, и предпочел не подвергать своих людей лишнему риску. Он и так находился в волоске от поражения. Потрепанная, но все же не разгромленная армия Гледерика отступила на восток, но не задержалась в своем лагере, а откатилась дальше, к столице. Айтверн не стал отдавать приказа преследовать их, его собственные войска были порядком деморализованы видом древнего волшебства, да что там, он сам чуть не отдал Богу душу.
Это была победа. Более того, это была легкая, чистая, почти идеальная победа, из которой их собственная армия вышла, не потеряв ни одного из своих предводителей и не понеся значительных потерь. Победа казалась легкой и чистой ровно до тех пор, пока Артур не вспоминал о волосах Гайвена, сменивших цвет с черного на белый.
Войско Айтверна заняло город Витрсфол, стоящий на западном берегу Нейры и расположенный в полудне пути от Лиртана. Витрсфол строился как крепость, с вполне внушительными укреплениями, способными выдержать осаду и укрыть уставших после сражения солдат. Местные жители приняли их без особенного восторга, ведь горожан обязали делиться запасами еды, пошедшей армии на провиант, а некоторым и вовсе пришлось потесниться в собственных домах, в которые расквартировали солдат. Здешний замок не мог вместить в себя все двадцать тысяч воинов вкупе с неменьшим числом войсковой прислуги, а размещать людей прямо на городских улицах и площадях, под открытым небом, Артур счел неправильным. В конце концов, его солдаты хорошо сражались, и заслужили право выспаться под крышей, так пусть мещане немного потеснятся. Они, эти мещане, и виду не подали, что рады возвращению Ретвальдов, похоже, им было плевать, кто титулуется королем. Черт возьми, для чего вообще ведутся войны, переламываются мечи, умирают рыцари?! Чтобы тупой ограниченный сброд, только в жизни и знающий, что жрать и совокупляться, жаловался на мелкие неудобства, нарушенную торговлю и поднявшиеся цены?! Их, видите ли, не устраивает, что пришлось впустить в свои дома чужаков! А вот его, Артура Айтверна, не устраивает, что его отец погиб, и Александр Гальс погиб, и Роберт Ретвальд тоже погиб, а этим скотам на все наплевать.
Айтверн встряхнулся. Ладно, не до того. Сейчас ему предстоит взнуздать целую ораву союзников и вассалов, а это дельце потруднее, чем заткнуть недовольные рты разобиженным простолюдинам.
- Блистательные вы мои лорды, - сказал Артур, привычно садясь на край подоконника и свешивая ноги, - не будет преувеличением сказать, что я счастлив лицезреть вас всех в добром здравии. - Блистательные лорды ответствовали ему насупленными взглядами. "Ну еще бы, дорогие мои, когда я с вами разговариваю, вечно вам кажется, что я над вами изощренно издеваюсь. Оно, ранимые вы мои, в некотором роде так и есть, отпираться грешно. Ну что мне поделать, если характер у меня такой? От отца, между прочим, характер достался, отца вы же как-то терпели, значит, и меня потерпите". - Рад поздравить вас всех с победой, господа, - добавил он уже более серьезно. - Вы все неплохо потрудились.
- Мы делали, что должны, - сухо сказал лорд Рейсворт, чуть заметно скривившись. Рыжий Кот был мрачнее тучи, и Артур догадывался даже, в чем причина дядюшкиного недовольства. Сэр Роальд не испытывал к принцу Гайвену ни малейшего почтения, о чем хотя и не говорил вслух, он был для этого слишком хорошо воспитан, но зато выказывал каждый жестом и взглядом. Должно быть, Рейсворт и вовсе предпочел бы драться на стороне Гледерика, не погибни в бою с Гледериком его кузен. Владетель Рейсворта испытывал к молодому Ретвальду самое настоящее презрение, и едва ли оказался обрадован тем, что означенный молодой Ретвальд обрел Силу короля Бердарета. Чародея, пусть и необученного, нельзя сбрасывать со счетов. - Мы делали, что должны, милорд маршал, вам не за что нас благодарить.
- Да уж, милорд маршал, вы поторопились с благодарностями, - подал голос Лейвис Рейсворт. - Сии достопочтенные дворяне относятся к войне не как к работе, работа это для вшивых смердов, а как к развлечению. Уверен, они получили немало удовольствия, отрубая головы картворовским шакалам. Я бы и сам занялся сим достойным делом, да вот, незадача, несколько опоздал. Не жизнь, а сплошное невезение, вечно куда-то опаздываешь. А так хотелось повеселиться всласть! Да еще оправдывая свои развлечения государственными нуждами. Лучшего оправдания, сами понимаете, и придумать нельзя…
Лейвис покачал головой, ухмыляясь этой своей наглой ухмылочкой, тоже, надо сказать, семейной. Кузен Артура вырядился сегодня в цвета дома Айтвернов, надев желтую рубаху и красные бриджи до колен, причем рубаха была расстегнута на груди. Это придавало молодому Рейсворту удивительное сходство с портовой шлюхой, особенно если присовокупить его развязные манеры.
- Сын мой, извольте помолчать, - холодно произнес сэр Роальд, - иначе я пожалею, что позволил вам сюда придти.
- Да нет, почему же, пусть юный Лейвис и дальше поражает нас своим красноречием, - живо вмешался в беседу Артур. - Он, конечно, говорит редкостные глупости, но выслушивать их поучительно. Я гляжу на него, вспоминаю, каким сам был недавно, и понимаю, как не следует вести себя ни в коем случае.
Кузен запрокинул голову, изящно, он все старался делать изящно, взмахнув волосами, и расхохотался:
- Милорд маршал, вы совершенно правы! Вам больше ни в коем случае нельзя вести себя так, как веду себя я, и думать не смейте мне подражать. Вы теперь взрослый, ответственный человек, а значит, обязаны разговаривать исключительно напыщенными пошлостями, храня при том скорбный лик. Так пристало вести себя всем государственным мужам.
- Вы, милый брат, безусловно осведомлены, как именно пристало вести себя государственному мужу. У вас преотличный опыт в подобных делах. - Сказал ему Артур исключительно медовым голосом. - К слову сказать, извольте напомнить - сэр Барридж уже успел посвятить вас в рыцари?
На лице Лейвиса Рейсворта тут же мелькнуло странное выражение, смесь обиды и досады, но он тут же овладел собой, улыбнувшись с прежней наглостью:
- Нет, мой наставник еще не считает возможным признать мое обучение законченным. Возможно, - родственничек склонил голову к плечу, - он просто не желает со мной расставаться. Престарелые рыцари, вы же знаете, могут порой воспылать нежными чувствами к своим оруженосцам. Особенно, если жена уже в возрасте, нехороша собой и вообще напоминает ведьму…
- Сэр Барридж просто знает вам цену, и не желает удостаивать серебрянных шпор того, кто до них еще не дорос. Милый мой Лейвис, извольте заткнуться, пока у меня еще не иссякли остатки великодушия. - Артур сделал паузу, не без удовлетворения замечая, что кузен отнесся к его словам серьезно. Во всяком случае, замкнул уста. - А теперь, господа, продолжим беседу. Мы остановились как раз на том, что я поздравил вас с одержанной победой. К сожалению, нашей победе не достает некоторой завершенности. Враги укрылись в Лиртане, и вряд ли намереваются оттуда высовываться.
- Это верно, - кивнул, нахмурившись, лорд Дерстейн. - Они понесли потери, и снова встревать в бой им не с руки. Зато за стенами столицы они остаются в полной безопасности, и могут зализать там свои раны. Дождаться подхода подкреплений с севера и востока, на месте узурпатора я бы именно так и поступил. Вызвал к себе всех, кто может держать в руках оружие, не погнушался бы даже крестьянским ополчением, хотя толку с него… В Шоненгеме и Дейревере, уверен, найдется еще достаточно мечей. Когда эти мечи будут здесь, нам придется несладко. А если Картвору поможет еще и новый Конь с юга… Война затянется очень надолго, и один Создатель знает, чем закончится. Есть лишь один выход, милорды. Немедлено замкнуть Лиртан в кольцо и брать штурмом.
Вот оно. Эти слова наконец прозвучали. "Брать штурмом". Артур заметил по лицам вельмож, что предложение Тарвела явно пришлось им по душе.
- Да, брать штурмом, - повторил Дерстейн Тарвел. - Других путей я не вижу. Конечно, последний раз стольный город захватывали таким манером три века назад, с тех пор тамошние стены порядком обновили и достроили. Легко не будет, но не ждать же, покуда эти шакалы перемрут от голода, да и не успеют они помереть, подкрепление раньше подойдет, и тогда не до смеха будет уже нам. Замкнем их в кольцо, дождемся, покуда из моих владений доставят осадные машины, и сразу за дело. Придеться повозиться, но внутрь мы ворвемся, а дальше всего-то и останется, вырезать всех, кто решит нам помешать.
Племянник Дерстейна, Аллистер Тарвел, одобрительно кивнул и ударил пудовым кулаком по задрожавшему столу:
- Милорды! Мой родич и сюзерен предложил лучший выход из всех. Покажем этому Гледерику и его охвостью, что их не спасут никакие стены. Бежав с поля боя, они просто отсрочили свою смерть, но вовсе ее не отвратили. Мы войдем в Лиртан и отплатим изменникам за все и сразу.
- Вынужден признать правоту подобного предложения, - признал виконт Сарли, запустив пальцы в аккуратную короткую бородку. - Промедление в нашем положении будет сущим безумством, время играет на руку неприятелю. Они не должны успеть соединиться со своими резервами, а значит, действовать придется быстро. Возьмем Лиртан в осаду, и, сразу как получим осадный парк, выбьем ворота и оседлаем стены. Внутри города они не смогут долго удерживать оборону, разве что запрутся в королевском замке, но это будет просто медленной смертью, прятаться в цитадели, когда сам город окажется в наших руках.
Роальд Рейсворт медленно, очень медленно произнес:
- Да, господа. Мы и в самом деле обязаны в скорейшем времени пойти на приступ.
Остальные вассалы Айтвернов ответили одобрительным гулом, они тоже кивали и стучали по столу кулаками, и видно было, что решительно все высокие лорды целиком согласны с предложением штурма. Им не терпелось дорваться наконец до хорошей драки, им не терпелось покончить с мятежом, и еще они понимали, что промедление и в самом деле очень опасно. Одобрение разносилось по главной зале ратуши города Витрсфола расширяющимися кругами, пропитав собой воздух, и даже стражники, несущие караул у дверей, казалось, готовы были застучать по паркету копьями, поддерживая принятое Коронным советом решение.
Почти принятое.
Потому что, когда шум сделался уже совсем громким, вдруг заговорил Гайвен Ретвальд, прежде молчавший, и стоило ему открыть рот, как в зале тут же установилось молчание:
- Но ведь, господа, правильно ли я вас понимаю… Штурм означает резню. Резню среди моих подданных. Если вы будете брать Лиртан с боем, погибнут невинные. - Принц сжал губы, и Артур заметил, что руки Гайвена, на которых сегодня были черные перчатки, сжали подлокотники кресла. - Штурм означает резню, - повторил Гайвен, озвучивая те же самые мысли, что еще до начала совета бродили в голове Артура.
Владетель Стеренхорда спокойно выдержал взгляд наследника престола:
- Да, ваше высочество, вы все верно сказали, - подтвердил лорд Дерстейн. - Без резни нам не обойтись при всем желании, но так оно всегда и бывает. Я повидал на своем веку всяких осад, и знаю, о чем говорю. Жертвы среди горожан будут обязательно, возможно, много жертв, но а куда деваться? Надо же как-то все это заканчивать.
- Герцог Тарвел. - Светлые глаза Гайвена Ретвальда сделались холодны, как лед, и столь же холоден был его голос. - Вы чего-то не понимаете. Это. Мои. Подданные.
- Это вы чего-то не понимаете, милорд! Это не только ваши подданные, это еще и ваша корона. Хотите ее получить наконец или нет? А если хотите, то придется немного испачкаться в грязи, ничего тут уже не поделаешь. Вы что, вознамерились остаться весь чистеньким и благородным? Ничего у вас не выйдет. Это, милорд, война, на ней всегда кто-нибудь погибает. Решите уж, чего вы хотите, предаваться возвышенным раздумьям в лесной тиши или править Иберленом. Если все же второе - придется капельку замарать ручки. - Тарвел разошелся не на шутку. - Пора бы вам, милорд, уже уразуметь, с какой стороны хлеб маслом намазан. Может, вы вознамерились выйти к Лиртанским воротам, произнести длинную речь про милосердие и всепрощение? И думаете, тогда все ваши враги разрыдаются, сложат оружие и встанут перед вами на колени? Ну, можете попытаться, я потом посмотрю и посмеюсь. Или у вас найдутся какие-нибудь дельные мысли? Я слышал, вы сделались чародеем. Способны вы сотворить такое колдовство, чтобы стены Лиртана взяли, да и рассыпались во прах?
Тарвел знал, о чем говорил. Пробудившиеся у Гайвена магические способности ходили на устах у всего войска. И, к слову сказать, далеко не все солдаты с радостью восприняли новость, что служат отныне чародею. Магия - вешь странная и совершенно непонятная, никогда не знаешь, чего ожидать от практикующего ее. Конечно, все знают, что волшебство может быть даром Господним, ведь полторы тысячи лет тому назад, когда Творец воплотился на земле в человеческом теле, первыми о том узнали ясновидящие маги, узревшие невиданной силы вспышку на вечно бушующих полях Силы. Они увидали, как весь мир в один миг переменился, приняв иную форму, стоило Создателю вступить в пределы творения. Ведь творение, бывшее прежде ограниченным и незавершенным, достигло совершенства лишь тогда, когда давший начало ему сам сделался его частью - не умалившись, но расширивши созданный Им мир до пределов самого Себя. Так, во всяком случае, говорилось в Священном Писании. Ясновидящие маги отыскали Создателя, заключившего Себя в тело человеческого младенца, воплотившегося на земле без отца и без матери, но как дитя всех мужчин и женщин человеческих, и отнесли Его к Деве, что вскормила Его своим молоком и воспитала впоследствии, как собственного сына. Да, магия вполне может быть добром, доказывало Писание. Но магия также способна быть и злом, ведь на что, как не на магию, опирался Повелитель Бурь, когда обрушился на род человеческий?
Наследник иберленского трона обречен на вечное одиночество, обречен быть отделен от всех прочих людей, неважно, великих или малых, незримой стеной. Но волшебник, обладающий недоступным простым смертным могуществом, одинок вдвойне. Чем больше шагов Гайвен сделает по дороге волшебника, тем в меньшей степени его будут считать человеком. Пока на него еще смотрят, как на едва начавшего брить усы юнца, чудаковатого, но безобидного книжника, но исключительно по привычке. Скоро он окончательно сделается чуждым и непонятным для всех существом. Вот и сейчас, стоило Тарвелу упомянуть о магии, некоторые из дворян осенили себя крестными знамениями.
- Я не могу обрушить стены Лиртана, никакие стены не могу обрушить, - сообщил Гайвен после продолжительного молчания. - Вы же знаете, герцог. Когда мне нужно было… справиться с Лайдерсом, Сила пришла. Но я не понимаю, как это получилось. Я не понимаю, как вызвать ее снова. Мне даже не хочется этого делать, вы сами можете видеть, чем мне пришлось заплатить за один-единственный раз, но если так нужно для спасения жителей столицы, я бы рискнул снова. Вот только, я не знаю, как это сделать.
Артур вполне мог поклясться, что Ретвальд испытывает не просто сожаление - настоящее отчаяние. Сын Роберта Ретвальда сильно изменился с того дня, когда Артур увел его из Лиртанского замка. Они все очень сильно изменились.
- Я понял вас, государь, - несмотря на учтивые слова, тон Тарвела был жестким. - Думаю, как следует поразмыслив, вы согласитесь с моей правотой. У нас нету никаких других выходов, кроме предложенного мной.
Никаких других выходов, кроме предложенного… Артур понимал, чем потом обернется этот самый выход, предложенный Тарвелом и поддержанный прочими лордами, а также солдатами у дверей. Он вспомнил видение, однажды уже посетившее его, еще до Смоуки-Хиллз, во время разговора с Эльзой, перед тем, как они в первый раз познали друг друга. Видение разоренного Лиртана. С трупами, что раскинув руки, скользили по водам Нейры, с выгоревшими черными остовами домов, обрушившимися под ударами метательных орудий башнями, грудами камней и щебня. Видение ожило в его памяти, неожиданно став четким и зримым, оно заполнило собой все вокруг, в то время как зал ратуши, в котором заседал Совет, сделался далеким и почти ненастоящим. Артуру показалось, что он очутился внутри своего кошмара, и видел его теперь наяву. Он стоял на разбитой мостовой, полной грудью вдыхал удушливую смесь запахов гари и трупного разложения, и над развалинами зданий стлался тяжелый, жирный дым. В небе кружилась воронья стая, множество мелких черных точек, то и дело пикирующих вниз, к разоренной земле. Треск костров и клекот стервятников сливались воедино. Потом все исчезло, и Айтверн вновь обнаружил себя сидящим на каменном подоконнике, подставившим спину летнему солнцу. Но, все силы вселенной, что это только что было, что же он увидал?! Просто игра воображения - или нечто большее?! Артуру немедленно пришел на ум рассказ Гайвена, поведавшего ему про память крови, и собственные странные сны. Айтверн вспомнил, как стоял среди заросших мхом менгиров, разговаривая с Повелителем Тьмы, и еще их первую ночь с Эльзой, когда ему приснилось множество знакомых людей, живых и мертвых, и среди них - Гайвен с сединой в волосах, и еще день битвы с Лайдерсом, когда Артур услышал в собственной голове голос кого-то, кто мог быть Золотым Герцогом Радлером. Он, Артур Айтверн, выводящий линию своих предков от князей Древнего Народа, был Одаренным, полукровкой, частью человеком, частью чем-то еще, существом, носящим в своей крови магию. Подобно Гайвену, он не знал свойств своей магии, как не знал и пределов ее возможностей, как не знал, может ли он управлять тем, чем владеет. Артур и не хотел, по правде, управлять ничем, имеющим отношение к Силе, после того, как он увидал Силу, пусть и чужую, в действии. Но он мог это делать, теперь понимал, что может, хотя видения и знаки приходили к нему сами собой, без спроса и разрешения. Он мог видеть прошлое, вернее ту его часть, что когда-то прошла перед глазами предков. Он мог слышать голоса мертвых, хотя и не знал, откуда доходят до него эти голоса, из рая или из ада. А еще, возможно, он мог… он мог видеть то, что еще не случилось, но только лишь могло произойти.
Будущее. Варианты будущего, что еще не стали, но могли стать настоящим.
Разрушенный Лиртан, сделавшийся местом пира для воронья. Тот вариант грядущего, что ждет их всех, если какие-то из возможных решений будут приняты.
Вот только ему совсем не хотелось позволить подобному будущему обрести плоть. Его долгом было не допустить подобного будущего, не позволить городу его детства, городу-мечте, городу-сказке, лучшему городу мира, сделаться прахом и пеплом. И в тот миг, покуда лорды Иберлена со все возрастающим пылом обсуждали свою грядущую победу, стражники несли караул на посту у входа, ожидая решения господ, Гайвен Ретвальд обреченно сжимал подлокотники кресла, а мелкие пылинки танцевали в нагретом воздухе, Артур наконец понял, что же он должен делать. И едва не расхохотался, до того простым и очевидным было правильное решение.
Айтверн соскользнул с подоконника и медленно направился к столу. Он шел через весь зал, без лишней спешки, печатая шаги, и пока он приближался, гомон голосов становился все тише и тише, покуда не заглох совсем. Артур ловил на себе взгляды - слегка удивленный лорда Роальда, насмешливый - Лейвиса, выжидающий - Дерстейна Тарвела, молящий о помощи - Гайвена. Столько людей, подумал Артур, и всем чего-то нужно, а я совсем один, и мне придется сделать многое из того, что вы от меня ждете, и еще кое-что из того, чего от меня ждать не желаете, но и то, и другое будет сделано мной только ради вашего блага… вашего, а не моего. Потому что меня нет, есть только Иберлен, и я совсем не знаю, хорошо это или плохо, знаю лишь, что это - правильно.
Артур выхватил из висящих на поясе кожаных ножен кинжал с рукояткой из белой, с желтоватыми прожилками кости, и вонзил этот кинжал прямо в потемневшую от времени поверхность стола. Клинок полностью ушел в дерево.
- Один удар, - сказал Айтверн обступившей его морозной тишине. - Если вам что-то мешает, господа, не обязательно крушить это что-то топором. Лучше обойтись одним-единственным ударом. - Он вытащил кинжал и спрятал его обратно в ножны, а потом продолжил. - Я отправлюсь сегодня в Лиртан и убью Гледерика Картвора. Для этого мне не потребуется никакая армия. Хватит совсем небольшого отряда. - Он снова замолчал, давая высоким лордам возможность осмыслить услышанное.
Первым, как и следовало ожидать, заговорил Лейвис Рейсворт. Кузен никогда не страдал от неразговорчивости.
- Каким это образом, скажите на милость, милорд маршал? Если даже сам наш король, то есть, извиняюсь, пока еще принц, не может ничего поделать, будучи волшебником с головы до пят? Уж не собираетесь ли вы приехать в столицу, заявив, что отказываетесь от борьбы и сдаетесь на милость Картвора, быть представленным к его двору, а потом, приблизившись на расстояние удара, поразить нашего недруга кинжалом столь же ловко, как вы поразили этот стол?
Артур улыбнулся одними губами:
- Нет, любезный брат, ни в коем случае. Предложенный вами план хотя и интересен, но излишне рискован. Куда больше вероятность того, что я буду представлен не мастеру Гледерику, а начальнику его тюремного каземата. Я буду действовать иначе. А как именно… Все куда лучше, чем вы думаете, господа. У нас есть одна вещь, под названием Дорога Королей.
- Дорога Королей? О чем это вы, герцог? - Алистер Тарвел явно не понимал ровным счетом ничего. Ну еще бы, секретный ход, которым можно было покинуть пределы столицы, держался не просто в тайне - в глубочайшей тайне. О его существовании слышали немногие, о том, откуда и куда он вел, не знал практически никто. Никому не полагалось знать, каким именно образом Артур, Гайвен и Лаэнэ бежали из столицы, а те, кто все-таки об этом знал, полагали, что они выбрались из королевского замка через подземелье, выводящее в одном из купеческих кварталов, и потом уже покинули город обычным способом, через ворота. Хочешь скрыть правду, состряпай подходящую ложь, так и нужно действовать, если не хочешь, чтоб о государственных секретах судачили на каждом углу. Но сейчас, похоже, тот самый случай, когда придется вытащить из-под сукна один из этих самых секретов.
Время раскрывать карты.
- Дорогой Королей, сударь, именуется подземный ход, продолженный еще давным-давно, до падения Картворов. Пожалуй даже, до всего на свете. Он начинается за пределами городских стен, и приводит в саму Лиртанскую цитадель. Мне известно, как воспользоваться этим ходом. Именно так мы с принцем Гайвеном на самом деле покинули столицу. И именно так я в столицу вернусь.
- И в самом деле, герцог, звучит интересно, - медленно сказал Роальд Рейсворт. Сейчас он явно прямо на ходу переоценивал весь расклад, Артур почти слышал, как в голове у дяди с огромной быстротой вращаются мельничные колеса. - Очень заманчиво, я бы сказал… Но ведь теперь все становится намного проще, мы сможем провести войска прямо в замок. Так где, говорите, он начинается, и в какую именно часть цитадели выводит? - Граф задал этот вопрос со светской небрежностью, за которой, тем не менее, скрывался приказ немедленно выложить все карты на стол.
- Я не говорил, сударь, где он начинается. И не намерен говорить - здесь и сейчас, покуда нас слушает столько ушей. Вы и герцог Тарвел узнаете все, что вам нужно знать, но лишь в свою пору. Секретные ходы на то и секретные, чтобы про них знали лишь немногие.
- Сохранить эту тайну в ведении немногих никак не получится, - заметил Рейсворт. - Нам все равно предстоит вести упомянутым вами путем войска. Конечно, это рискованная авантюра, растягивать войско через довольно узкий, как я понимаю, коридор… Но придется рискнуть, дело того стоит.
- Не придется. Я же сказал, что обойдусь небольшим отрядом.
Артур знал, о чем говорил, хотя и прекрасно понимал, что идет на отчаянный, смертельный риск. Слишком во многом приходилось полагаться на одну лишь удачу. Беда в том, что ему только и оставалось, что полагаться на удачу, если он не желал, чтобы его кошмарное видение сделалось правдой. Потому что одно дело рисковать своей головой, и совсем другое - головами всех, живущих в Лиртане. Нет, Айтверн не сомневался, что обитателям столицы в большинстве своем так же плевать на имя правящего ими короля, как и жителям Витрсфола. Но, какими бы они были, это все же были люди любимого им города, в котором Артур прожил много лет. Там, в Лиртане, оставались сейчас друзья, с которыми он кутил и бражничал, девушки, с которыми он спал, и просто люди, знакомые и незнакомые, дышавшие вместе с ним одним воздухом. Он не мог допустить, чтобы они все погибли. Он не мог допустить, чтобы хоть кто-то из них погиб, уже и так случилось слишком много смертей. И может случиться еще больше, если большим отрядом ворваться в королевскую цитадель. Потому что большой отряд не сделает нужного дела тихо, войти в Лиртанский замок означает обречь себя на открытое столкновение с врагом, а это значит, что враг успеет поднять весь расквартированный в городе гарнизон, а это значит, что не удастся избежать большой крови, а это значит, что не удастся избежать увиденного им будущего. Единственный шанс - проникнуть в крепость с малым числом спутников, поздно ночью, под покровом темноты, миновать караулы, не подняв тревоги - а потом найти Гледерика Картвора и убить его. Когда узурпатор будет мертв, у мятежников не останется вожака, не будет никого, кто бы смог повести их за собой - и, соответственно, у них не будет причины продолжать войну. И все наконец закончится.
- Я пойду с небольшим отрядом, - повторил Артур.
Лорд Роальд поглядел на Айтверна, как на умалишенного, и, надо сказать, не только он. Ничего страшного, Артуру было к этому не привыкать.
- Вы уверены в своих словах, герцог? - тяжело спросил Рейсворт.
- Так же, как в своем имени. Я не намерен вести в Лиртанский замок всех наших доблестных воинов одной большой оравой. Для моего плана они будут помехой, а не подспорьем. Три десятка хороших солдат принесут куда больше пользы, чем три сотни и тем более три тысячи.
- И каков же ваш план, сэр? - все так же тяжело поинтересовался дядя. Он не верил в замысел Артура, каким бы тот замысел ни был, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы это заметить. Но Артуру вовсе и не требовалась ничья вера. Черт с ними со всеми, достаточно лишь того, чтоб никто не помешал ему исполнить задуманное. Интересно, а сии почтенные господа вообще способны ему помешать? Ему, их командиру и, для многих из них, сюзерену? Кто их разберет, пожалуй, что способны… Ну что ж, значит не позволим этого сделать, только и всего.
- Мой план вас не касается, граф, - сказал ему Артур спокойно. - Вы, как и все остальные, станете исполнять приказы и не задавать лишних вопросов. Сегодня я отберу несколько десятков своих гвардейцев, тех, которых сочту подходящими для дела, и отправлюсь в путь. На время моего отсутствия командование армией принимает герцог Тарвел. Но не думаю, что ему долго придется командовать. Если все пройдет гладко, к завтрашнему утру война будет закончена.
- А если у тебя не получится? - тихо спросил Тарвел. Сэр Дерстейн не спорил, не предрекал поражение, не насмешничал, он просто задал вопрос, и за это Артур почувствовал к своему учителю благодарность.
Айтверн пожал плечами:
- Значит, тогда вы вольны делать все, что вздумается. Если через двое суток после моего ухода ворота столицы не отворятся, можете проводить через Дорогу Королей хоть все армии мира.
- Если только в этом еще будет смысл, - бросил Рейсворт. - Скажите мне, милорд, потайная дверь, через которую вы проникните в замок… ее можно так закрыть изнутри, чтобы она не открывалась со стороны подземного хода?
Артур чуть помедлил с ответом.
- Да, граф. Можно.
- Что и требовалось доказать. Если ваша вылазка провалится, и вы откроете врагу местоположение двери, мы уже не сможем проникнуть в крепость.
Дядя Роальд был прав, опасность и в самом деле существовала. Однако, на взгляд Артура, опасность эта входила в пределы допустимого риска. Велика ли разница, как именно в случае его провала начнется кровавая баня, если в случае его победы кровавой бани удастся не допустить вовсе? Не допустить… Не будет вороньего клекота, не будет алых пятен на речной воде, не будет сажи и копоти на проломленных стенах.
- Я сделаю все, чтобы этого не случилось, - пообещал Артур. Очень серьезно пообещал, он не отговаривался и не успокаивал, а знал, что и в самом деле сделает все. И только он это сказал, как ему немедленно вспомнился Александр Гальс, лежащий на каменных плитах крепостного двора замка Стеренхорд, и Мартин Лайдерс, с криком обращающийся в белый свет. А еще убитый им, Артуром, на площади одной маленькой деревушки герольд. И, вспомнив о них, Артур понял, что же потребуется сделать после того, как над донжоном Лиртанского замка снова будет поднят флаг со вставшим на задние лапы хорьком. Он повернул голову, обращаясь на сей раз к Гайвену Ретвальду и только лишь к Гайвену Ретвальду. - Ваше высочество… мой принц… скажите, я хорошо служил вам?
Гайвен беспокойно шевельнулся в своем кресле, ловя взгляд Айтверна. Принц ни единым словом не выразил несогласия с его планом, вообще никак не выказал отношения к затее своего маршала, не пытался, против обыкновения, его отговорить. Наверно, Гайвен и в самом деле слишком устал, после всего.
- Вы очень хорошо мне служите, герцог Айтверн, - тихо сказал принц, положив руки на колени и переплетя пальцы. - Так, как никто никогда не служил.
- Спасибо на добром слове. А раз вы довольны моей службой, примите ли вы совет от меня?
- Говорите, - все так же тихо произнес Ретвальд. Он не сказал ни "да", ни "нет", только лишь "говорите". Артур и сам не знал, раздосадован ли он подобной рассудительностью или же, напротив, доволен.
- Ваше высочество, - сказал Артур, - вы знаете не хуже меня, мятеж поддержали немало знатных родов. Дворяне севера, востока и юга. Малеры, и Гальсы, и Тресвальды, и Дериварны, и Эдвард Лайдерс на севере, и один Бог ведает, кто еще. Все эти люди рассудили, что Гледерик Картвор будет лучше смотреться на Серебрянном Престоле, нежели ваш отец или вы. Однако они сделали это не потому, что ненавидят вас, а потому, что любят Иберлен. Не спорю, все же они восстали против вас, и по их вине погиб ваш отец. Вы вправе мстить, и ни один честный человек не оспорит это ваше право. Вы можете предать смерти любого лорда, примкнувшего к мятежу. И любого воина, служившего в их дружинах и сражавшегося против вас. И любого слугу, подносившего им вино на пирах. Конечно, когда вы казните восставших лордов, останутся еще их семьи, жены, дальние родственники и дети. Когда эти дети подрастут, они могут захотеть отомстить за родителей и начать новую войну, вроде этой. Поэтому вам придется убивать и детей, прямо сейчас, пока они малы и не могут воевать. Да, вы можете это сделать. Видит Бог, когда все это только началось, я бы и сам с радостью так поступил. Вы можете залить половину страны кровью, и не совершите ничего дурного, я даже и не вздумаю попрекнуть вас, ваша честь и память о вашем и моем отцах призывают к отмщению. Но все же я прошу. Я умоляю вас. Помилуйте всех тех, кто воевал с нами, даруйте им свое королевское прощение и королевское милосердие, предайте их грехи забвению. Когда Картвор будет убит, им больше не будет смысла сражаться. Пощадите их, позвольте им служить вам и Иберлену. Не надо больше смертей, даже если все прочие ваши вассалы будут единым голосом призывать вас к смертям и мести. Хватит, стервятникам и так перепало уже достаточно пищи. Давайте наконец положим всему этому конец.
Он замолчал, ожидая решения Ретвальда, выслушавшего его монолог с напряженным вниманием. Решение, которое Артур предложил принцу, оказалось довольно неожиданным для самого Айтверна, но чем дольше он думал, тем больше убеждался - этот выход единственно верный. Для них всех сейчас важнее всего было уже не выиграть войну, а выиграть мир. Иначе они обречены год за годом, десятилетие за десятилетием ходить по замкнутому кругу, вновь и вновь платя по старым долгам и заводя новые, око за око, зуб за зуб, кровь за кровь, а умирая от меча или стрелы - передавать накопленные долги детям. Он устал от всего этого.
- Я же пообещал лорду Мартину, что помилую его сына, - сказал Гайвен. - Разве вы, герцог, забыли это? Я не привык отказываться от своих слов. И если мы победим, я не намерен карать никого из наших врагов, если они решат сложить оружие. Таково мое слово.
- Ваше высочество! - Лейвиса Рейсворта Артур смог бы узнать даже в могиле, даром что стоял сейчас к нему спиной. И теперь Лейвис говорил без обычной своей насмешливости. В его взволнованном голосе не осталось и следа столь свойственной обычно сыну лорда Роальда снисходительной иронии. - Ваше высочество, как смеете вы давать подобные обещания! Герцог Айтверн, очевидно, сошел с ума, раз обращается к вам с такими просьбами! Мы не можем… мы не должны щадить никого из предателей! Это же… Это же… Сэр, да неужели вам хватит духу простить убийц нашего короля! Убийц моего дяди!
Артур неторопливо обернулся, в упор поглядев на своего троюродного брата. Лейвис подался вперед, казалось, готовый вскочить на ноги, его рука шарила по бедру в поисках отсутствовавших сейчас ножен. Несомненно, будь у молодого Рейсворта при себе шпага, он бы ее выхватил. Лицо его раскраснелось от негодования, глаза горели. Ничего общего с тем развязным циником, которым Артур привык Лейвиса считать. Айтверн вдруг вспомнил, что его кузен всегда был очень привязан к лорду Раймонду. Артур внимательнее посмотрел на кузена, словно видя его впервые - и внезапно узнал в Лейвисе себя самого. Это же он сам, каким был совсем недавно и вместе с тем очень давно, это он, стоящий на ночной улице чутко спящего Лиртана, под яркими майскими звездами, готовый драться с собственным отцом насмерть, не верящий, что отец только что подписал Лаэнэ смертный приговор. Все равно что смотреть в зеркало, вместо настоящего вдруг наловчившееся показывать минувшее. Наверно, ему следовало пожалеть это свое юное растрепанное отражение - да как-то не получалось.
- Вы не можете требовать пощады убийцам своего отца, - отчетливо сказал Лейвис Рейсворт, выделяя каждое слово. - Ваш отец так бы никогда не сделал.
- Можеть быть, - согласился с ним Артур. - Но я не мой отец. Довольно, вассал. Я изложил свои доводы, и его высочество согласился с ними. Приказываю вам прекратить пререкаться с собственным лордом - иначе в скорейшем времени отправитесь в тюремное подземелье. Мне надоело наблюдать, как вы устраиваете на совете перебранку.
- А мне надоело терпеть, как ты… - начал кузен и осекся. Не договорил до конца.
Не посмел договорить.
- Я твой лорд, - сказал Артур ему очень мягко, но мягкость его слов была обманчивой, и они оба прекрасно понимали это. - Я твой лорд, глава твоего дома и глава всех людей одной с твоей крови. Когда я приказываю, ты подчиняешься, не рассуждая и не смея спорить. Твоя жизнь в моих руках, ты живешь взаймы, для меня и для моего знамени, точно также, как я живу для моего сюзерена и его знамени. Короткой твоя жизнь будет или длинной - зависит лишь от тебя. Если я посчитаю, что твоя служба, вассал, бесполезна для меня - я объявлю ее законченной, точно также, как объявлю законченной твою жизнь. Помни об этом, и знай свое место.
Лейвис ничего не ответил ему, только лишь опустил голову. Видно, все же понял наконец, чем постоянно проявляемая дерзость могла ему грозить. Артур ничуть не сомневался, если бы кузен мог, то немедленно вызвал бы его на дуэль. Но в том-то и дело, что кузен не мог. Знаменосец не имеет права поднимать оружие на своего сеньора, ни в каком порядке, даже на самом честном поединке из всех. Зато сеньор может хоть заточить знаменосца под замок, хоть сослать в монастырь, хоть отрубить голову - если посчитает нужным. Артур не хотел рубить Лейвису голову - но также он не хотел и дальше терпеть его неповиновение.
- Милорд… - осторожно произнес Роальд Рейсворт. Артур никогда прежде не видел его таким неуверенным в себе. - Милорд, прошу вас проявить снисходительность к моему сыну. Он еще очень юн…
- Ваш сын ненамного младше меня, граф. Он уже достаточно зрел годами, чтобы воевать. И ему пора уже воспитать в себе хоть какое-то разумение. Произнесенных им слов достаточно, чтобы я мог приказать вырвать ему язык. Радуйтесь, что я слишком для этого милосерден. Но от тюремной камеры ему не отвертеться, если не перестанет нести глупости.
Граф Рейсворт склонил голову:
- Мы в ваших руках, милорд. Делайте, как сочтете нужным. Сын мой, прошу вас быть благоразумным.
Видно было, что призыв отца оказался для Лейвиса сущим ножом в спину - но он все-таки покорно кивнул.
Окончание совета не отняло много времени. Айтверн отдал владетельным дворянам, по совместительству являющихся командирами дружин, еще несколько распоряжений, об их действиях, на случай, если он не вернется, и настрого запретил ему идти на любые уступки перед Гледериком, если тот возьмет его в плен и решит использовать, как заложника. Артур видел, что его приказы не вызывают у лордов особенной радости, но они подчинялись, больше не пытаясь спорить. Это принесло ему определенное удовлетворение. Наконец он отпустил их всех, а когда вельможи вышли, повелел удалиться и стражникам. Артур Айтверн и Гайвен Ретвальд остались в комнате совершенно одни.
Был июньский полдень, не очень жаркий, не очень прохладный, удивительно погожий после ненастья последних дней. По залу гулял свежий ветерок, совсем легкий, из тех, что спасают от духоты. Пылинки все так же танцевали в воздухе, и ныне покойные короли, принадлежащие к обеим династиям, старой и новой, наблюдали за их полетом с настенных портретов, а еще покойные короли наблюдали за двумя находящимися в зале молодыми людьми. Один из этих людей, совершенно седой, сероглазый, с бледным изможденным лицом и узкими плечами, одетый в простое черное платье, немного скованно сидел в кресле с неудобной спинкой, опустив голову. Его ладони напряженно лежали на столе, одна ладонь поверх другой. Второй человек, светловолосый и зеленоглазый, с лицом одновременно насмешливым и немного грустным, облаченный в золотые и алые цвета, стоял у окна, оперевшись сильными руками, выдававшими в нем неплохого фехтовальщика, о подоконник, и смотрел на залитую солнцем улицу, и на закрытые зелеными шторами окна дома напротив. В доме напротив располагалась лучшая в городе гостиница, в которой сейчас почти не наблюдалась постояльцев, за исключением одной лишь женщины-барда, прибывшей в Витрсфол вместе с королевским войском.
Было очень тихо.
Наконец человек в алом и золотом слегка качнул головой и медленно, очень медленно повернулся к тому, другому, сидящему в кресле. Все так же медленно подошел к нему и остановился в нескольких шагах.
- Ну, ваше высочество, - сказал Артур Айтверн, силясь улыбнуться, - вот вроде бы и все, позвольте распрощаться. Если я не вернусь, значит, я не вернусь, ну а если все-таки вернусь - жизни наши совершенно изменятся. Как ни посмотри, но чему-то приходит конец.
Гайвен не ответил. Артур немного поколебался, а потом добавил:
- Знаешь, когда отец приказал мне увести тебя из Лиртана, я был чертовски недоволен. Так хотелось наконец доброй драки, и совсем не хотелось тратить свое время на всяких, прошу не обижаться, наследников престола. А потом ты и вовсе казался мне бесполезной обузой, ни к чему толком не пригодной. Знаю, нехорошо говорить подобные вещи собственному сюзерену, но лгать тоже… нехорошо. Сколько раз мне хотелось, чтобы на твоем месте оказался кто-нибудь другой, но сюзеренов не выбирают. Точно также, как не выбирают знамена, фамилию, родину, предков, родителей… сестер. Да, сестер. Еще одна наша маленькая тайна, - он оборвал себя. Говорить о Лаэнэ не хотелось. - Я терпеть тебя не мог, но это, пожалуй-таки, в прошлом. Теперь же… Я мог бы сказать, что служить тебе было честью, но это опять будет ложью, а лгать мне сейчас не хочется. Милорд Ретвальд, вы не тот человек, которому я желал бы отдать свой меч. Но если мне даже встретится тот человек, хоть на большой дороге, хоть… в Лиртанском замке, менять вас на него я не намерен. Потому что Айтверны не торгуют своей верностью. Больше не торгуют. Жил на земле один господин, по имени Майлер Эрван, он бы со мной не согласился, он был первым из нашего рода, а еще он был последним предателем в нашем роду. Больше таких как он не будет.
Гайвен повернул голову в его сторону - и долго, очень долго молчал. Айтверну показалось, что принц и вовсе никогда не заговорит, когда тот произнес:
- Ты, по крайней мере, честен.
- О да. Чего не отнять, того не отнять.
Снова пауза - очень долгая и очень… непростая. Воздух между ними сгустился до такой степени, что едва не сделался непрозрачным, и Артур кожей чувствовал повисшее в комнате напряжение. Что-то похожее, пожалуй, можно испытать перед боем. Это ведь тоже бой, в своем роде, осознал он вдруг. Чтобы вести бой, не обязательно браться за шпаги. Иногда вполне хватит слов - или их отсутствия.
- Мне бы полагалось тебя ненавидеть, - вдруг задумчиво сказал Гайвен. - Я ведь не путаю ничего… Если тебя презирают, в ответ полагается ненавидеть, верно? Никак, Артур, не могу понять, с чего оно так повелось, но раз уж принято, то надо. Откровенность в ответ на откровенность - у меня никак получается тебя ненавидеть.
- Я не презираю вас, сэр. Раньше - презирал, отрицать это было бы бессмысленно. Но сейчас - нет. Впрочем, если вы полагаете, что должны меня ненавидеть, то остаетесь целиком в своем праве. На вашем месте я бы охотно ненавидел.
Ретвальд невесело усмехнулся:
- Я же сказал, не могу. Кроме того, глупо ненавидеть человека, благодаря которому я скоро сяду на отцовский трон. Или не сяду, но все равно окажусь к нему ближе, чем был бы, не прими ты мою сторону. Не прими ты мою сторону, я был бы давно уже мертв, так о какой тут ненависти может идти речь? Впрочем, герцог, едва ли это все имеет смысл… - Он сжал губы, как перед броском в пропасть, а потом произнес. - Надеюсь лишь на одно. На то, что ты знаешь, что делаешь.
- Я знаю, что делаю, - и вновь, чтобы ответить, Артуру не пришлось лгать.
- Что ж, рад слышать… И вот еще что, герцог. Вы вернетесь из этой вылазки, причем живым. Только попробуйте погибнуть… Я лишу тогда вас всех ваших земель и титулов.
- Не советую вам этого делать, сэр - ведь тогда мои проклятия достигнут вас даже из самой глубокой преисподней. - Артур расхохотался. - Можешь не сомневаться, я вернусь. Я ведь буду совершенно несчастен, если не смогу напиться вусмерть на твоей коронации.
Они обменялись улыбками - скорее вымученными, чем полными настоящего веселья. Настоящее веселье едва ли было уместно в этом зале. После всего, что было сказано, после всего, что предстояло сделать, и перед взорами древних королей.
Потом Гайвен сказал:
- Иди. И даже не вздумай… не смей проиграть.
- Не имею привычки… вздумывать, как вы выразились, совершать всякие глупости. Я не проиграю. Мой король.
На то, чтобы отобрать нужных воинов, много времени не потребовалось. Айтверн решил взять с собой солдат из собственной гвардии, служивших еще ему отцу. Хорошо себя зарекомендовавшие люди, вдобавок, знакомые с детства. Такие не предадут. С многими из них он частенько сходился в тренировочных поединках, когда учился владеть клинком. Однако, приятно же это, когда есть кому довериться, сразу становится этак легко на душе.
Приказав воинам дожидаться его в одном из внутренних дворов, Артур поговорил с Тарвелом и Рейсвортом, сообщив им место, где находится дверь на Дорогу, комнату цитадели, в которую Дорога приводит, и то, как управиться с дверями на входе и выходе. Затем он отправился в апартаменты, которые сейчас занимал. Перед тем, как выходить, требовалось уладить кое-какие дела. Никуда от них не денешься, от этих дел. Придя в роскошно меблированные, немного душные комнаты, предназначавшиеся для приема высоких гостей, он распахнул все окна, а потом отыскал бумагу, перья и чернила. И принялся писать. Первое письмо, сочиненное Артуром, предназначалось графу Рейсворту. В нем Артур подтверждал, что сэр Роальд является на текущий момент первым в череде законных наследников титула Малерионских герцогов, и выражал надежду, что в случае смерти своего сюзерена сэр Роальд достойно проявит себя в роли нового повелителя Запада. Он призывал сэра Роальда и впредь хранить верность дому Ретвальдов, не вступая ни в какие сношения с вражеской стороной. В последнем увещевании не было особой нужды. Как бы дурно дядя не относился к Гайвену, под руку Гледерика он не перейдет, ведь Гледерик убил Раймонда, а если он убьет еще и Артура… Нет, на этот счет можно оставаться спокойным. В общем, Артур повторил все то, что и так перед этим уже говорил дяде, желая просто закрепить эффект - всегда лучше немного перестараться. Во втором письме Артур обращался к Гайвену Ретвальду с прошением в случае его, Артура, пленения или смерти утвердить герцога Тарвела в полномочиях маршала Иберлена.
Третье письмо предназначалось некой Элизабет Грейс.
С Эльзой, конечно, оно выходило сложнее всего. Айтверн от души радовался, что ему не придется лично разговаривать с ней перед уходом, он ведь и не представлял, как бы выдержал такой разговор. Нет, вряд ли бардесса стала бы причитать, заламывать руки и призывать его остаться, к счастью, она была слеплена из иного теста. В отличие от некоторых мужчин. Но все равно, не хотелось изводить себя непростой беседой. Расставания всегда утомительная вещь. Эльза остановилась в гостинице, Артур пообещал навестить ее вечером, если не помешают дела. Что же, дела помешали. Бывает.
Он быстренько пробежался по своим ощущениям, стараясь привести их хоть в какой-то порядок. Получилось не то чтобы совсем хорошо. Артур до сих пор не мог сказать себе, какова же природа чувств, испытываемых им к девушке. Нет, ему было хорошо с Эльзой, очень хорошо, нравилось смотреть на нее, на эту ее немного холодноватую красоту, и покрывать ее лицо поцелуями, и видеть, как она усмехается, насмешливо, немного кривовато, с осознанием некого легкого превосходства, и слушать ее язвительные реплики, на ходу выдавать не менее язвительные ответы, а потом молчать, закрыв глаза, когда она спала, положив голову ему на плечо, и… И что? К чему это все? Это и есть та самая куртуазная любовь, от которой у трубадуров хрипнут голоса? Да вроде не похоже. Куртуазную, вернее не совсем куртуазную, скорее уж смахивающую на извращение, любовь Артур успел испытать совсем недавно по отношению к сестре, и не мог сказать, что жаждет повторения опыта. В одном уж точно он был благодарен госпоже Грейс. Если бы не она, он бы уже свихнулся, думая о Лаэнэ. Воистину верно говорят в народе, что клин следует выбивать другим клином.
Артур перебирал все вышеуказанные мысли, скусывая кончик пера, покуда корпел над тем самым злосчастным третьим письмом. При этом он еще умудрился оставить на дорогой бумаге несколько клякс. Ну что тут поделаешь, писать у него всегда выходило хуже, нежели фехтовать. Когда-то приставленный к молодому Айтверну учитель очень ругался по этому поводу, а временами и вовсе брался за розги. Артур тогда сожалел, что не может убить мерзавца… Он вздохнул и продолжил скрипеть пером, выдавливая из себя церемонные и от того несколько неуклюжие фразы. Наконец послание было закончено. Айтверн перечитал его - а потом сжег в камине. И долго сидел на полу, бесцельно пялясь на остывающие угли.
За этим занятием его и застала Эльза.
- И чем этот тут занимается милорд маршал? - Артур каким-то чудом умудрился не вздрогнуть, услышав от дверей знакомый голос. - Вы, герцог, так выглядите, словно пытаетесь… решить задачу по арифметике. Уверена, для вас это непросто.
- Я размышляю о судьбах страны, - буркнул Артур, не поднимая головы. - Это не такое уж и легкое дельце. Как это тебя пропустила стража, скажи на милость?
- Легко пропустила. Я просто сказала им правду.
- Правда - клинок, выкованный из тумана, сударыня. Какого рода была изреченная вами правда?
- Знаешь, тебе не военным надо быть, а допросы устраивать в Веселой Башне, любого узника достанешь. Я - менестрель при особе герцога Айтверна, и мне, понимаешь, ну просто вот судьбой предначертано пребывать поблизости от этого самого герцога, чтобы видеть, как помянутый герцог запечатлевает себя на полотне истории… Боже, что я за бред несу… ну и чтобы увековечить твои деяния в песнях. Удовлетворен?
- В какой-то степени - да.
- Ну и то хлеб.
Эльза прошествовала к окну и опустилась в стоящее рядом с ним глубокое низкое кресло. Поджала под себя ноги. Сегодня на девушке вместо обычно носимой ею дорожной одежды было надето зеленое платье из плотной ткани, закрывающее плечи, с широкими рукавами и длинным подолом. Волосы, правда, были стянуты в хвост, что не вполне соответствовало правилам этикета, но даже так бардесса сейчас больше всего походила не на колесящую по трактам бродягу, а на воспитанную девицу из благопристойной семьи. Артур вспомнил, что и понятия не имеет, а кто, собственно, Эльза такая и откуда родом. Даже и спросить у нее не додумался. Зря, пожалуй. В голове у него вдруг заскреблась какая-то смутная мысль, но Артуру не удалось ухватить эту мысль с первого раза.
- Что еще? - нахмурилась госпожа Грейс, поймав его изучающий взгляд. - У меня рожки на голове выросли?
- Ни в коем случае, сударыня, - учтиво склонил голову Айтверн, - я лишь восхищаюсь вашей красотой. К слову сказать, я и не ожидал, что подобная оказия выпадет мне в столь скором времени. Мы же договаривались встретиться вечером, а никак не днем.
- Договаривались, - в свою очередь кивнула Эльза, - да у меня знаешь как-то терпения не хватило ждать до вечера… Представляешь, какая в этой гостинице скука смертная? Ни одной живой души, кроме владельца со слугами, да и те мертвецки пьяны. Словом ни с кем не перемолвишься. Заканчивали бы вы эту свою войну, совсем народ распугали.
- Скоро закончим.
Артур легко поднялся на ноги, с непонятной досады вдруг пнул окованным железом сапогом каминную решетку, та в ответ недовольно загремела. Герцог Айтверн подошел к противоположной стене, не глядя на Эльзу, и сложив руки за спиной, уставился на выцветший гобелен. Какое-то сельское празднество, столы завалены снедью, милые поселянки отплясывают в компании розовощеких поселян какой-то лихой танец. Совершеннейшая идиллия. Наверно, она висит здесь для того, чтоб останавливающиеся в ратуше знатные господа наполнялись умилением и сентиментальными чувствами. Когда Артур служил у герцога Тарвела, он любил заглядывать на такие вот деревенские пирушки - переодевшись простым солдатом, разумеется. На таких деревенских пирушках бывало очень весело.
- Вечером мы бы не встретились, - сказал он негромко. - Эльза, я сегодня ухожу в поход, назовем это так.
- Я знаю.
- Что?!
Артур не выдержал и все-таки обернулся. Ему показалось, что он ослышался. Эльза Грейс все так же сидела в кресле, чуть подавшись вперед, сжав руками колени. Ее лицо казалось спокойным, вот только губы чуть-чуть дрожали. Артур хорошо помнил эту дрожь.
- Ты что-то задумал, - голос Эльзы гитарной струной прозвенел в сделавшейся вдруг очень пустой и холодной комнате, - не ври, я по тебе вижу. Ты вроде шутишь, а глаза такие, как перед боем. И еще, когда я сюда шла, видела с галереи солдат во дворе, с оружием, явно готовятся куда-то выходить. Мало ли что, конечно, может просто патруль какой-нибудь, тут патрулей этих как грязи, да вот только патрули обычно пешими не ходят… и еще когда я вошла, и увидела, как ты сидел… Что ты задумал?
- Я не могу тебе этого доверить, - Артур постарался, чтоб его слова прозвучали мягко, хотя и понимал, что горьковатое лекарство ни в каком сиропе не растворишь. - Извини, это тайна. Но ты права, не буду спорить. Вечером мы бы не встретились, за два часа до заката я уезжаю из Витрсфола. Может быть, и не вернусь, это как получится. Помолишься за меня, ладно?
- Мне за тебя не молиться хочется, - если раньше голос Эльзы звенел острой струной, то теперь он резал хорошо заточенной сталью. - Мне хочется тебя придушить.
Артур, сам не понимая, что делает, шагнул вперед, выставил перед собой открытые ладони:
- Ну, давай, души, вперед и без страха. Может это даже приятно, в такие игры мы еще не играли, - дурацкая несмешная шутка вырвалась у Артура прежде, чем он успел прикусить язык. Он замер, борясь с отчаянным желанием сказать что-нибудь еще. Что-нибудь такое, чего говорить не стоило.
Эльза рывком поднялась с кресла, оттолкнувшись от подлокотников, подошла к маленькому столику, стоявшему прямо посередине комнаты, разделившему их, как барьер. На столике стояли графин с водой и одинокий бокал, девушка наклонилась, очень ловко, не хуже, чем заправской аристократ, наполнила бокал до краев. Поднесла ко рту, сделала несколько быстрых, резких глотков - а потом развернулась и впечатала бокал в стену. Брызнули на ковер осколки хрусталя, вода потекла вниз по гобелену темными ручейками. Эльза утерла губы рукавом. Ударом ноги опрокинула столик.
Артур не шелохнулся.
- Я же знала, с кем связываюсь, - сказала Эльза тихо. - Герцог Запада, да еще когда война на дворе. Да хоть бы и не было войны, по тебе и так видно, что ты влезешь в любое пекло, да сам этому будешь рад. У меня был один приятель, знаешь, на тебя чем-то похож. Года два назад, черт, да какая разница, когда это было. Наемник, сегодня здесь, завтра там. Говорил, бастард какого-то знатного лорда, врал, наверно. Любил подраться, он даже спал с мечом - представляешь? Укладывал свою чертову железку себе под ноги, говорил, это если враги вдруг ворвутся. Какие враги, откуда враги… Я всегда боялась, когда с ним спала, что однажды порежу себе ступни об эту штуку. А еще он любил пошутить, вот вроде как ты, и посмеяться любил, тоже вроде как ты. Да не будь у него темные волосы да синие глаза, я б решила, что это его твой папаша сделал. Артур Айтверн, как у тебя с незаконными братьями, не слышал про таких? Не слышал, знаю, можешь не отвечать. Ну и вот… Мне он нравился, этот парень, хотя и не пойму, кому в здравом уме такое чудо понравится. Наверно, у меня ум не очень здравый. Правда, Джеймсу, так его звали, Джеймсу нравилось, как я пою. Наверно, потому я его терпела. А может, и нет, не знаю. На худой конец, он был веселым, а я люблю веселых парней. Одна беда, еще веселых парней любит война, вечно мы их с ней никак не поделим. Войны тогда не было, Джеймс совсем уж заскучал, ну что поделать, если иберленские лорды сами не любят междуусобиц… м-да, не любили… и знаменосцев за них по голове не гладят. В общем, собрался мой герой податься в Лумей, тогда как раз король тамошний с сеньорами своих западных графств чего-то не поделил… ох, мнится мне, лумейских сеньоров на мятеж подбил герцог Малер, кто, как не он… в общем, собрался Джеймс, но не подался. Сидели как-то в таверне, а туда с тракта одна компания завалилась, солдаты какого-то барона. Сильно навеселе были, да и Джеймс тоже порядком набрался, слово за слово, а потом он меч рванул, стол опрокинул и пошла драка. Только вот он один был, а баронских солдат - много. Нескольких зарубил, силен он был драться, а потом его самого на копье подняли. И таверну подожгли. Я через окно выбралась, видела, как зарево до неба колыхалось. В этом огне то, что от моего героя осталось, и сгорело. Так, сжавши меч, сдержав тяжелый стон, окончил жизнь и пал на землю он, - процитировала Эльза какую-то жесту. Она стояла очень ровно и прямо, только лишь пальцы самую малость, едва заметно подрагивали. Артуру захотелось подойти к девушке и обнять ее, но он почему-то не стал этого делать.
- Смотрю на тебя и поражаюсь, до чего вы с Джеймсом похожи, - продолжила Эльза после паузы. - Нет, сначала мне так не показалось, врать не стану. Сначала ты показался мне обычным придворным хлыщем со слишком длинным языком. Но потом, когда рубил голову тому гонцу, когда сталь свистнула и у тебя лицо все горело, и выглядел, как сумасшедший… Нет, вы правда с Джеймсом похожи, как родные братья. Мне потом все время это в голову приходило - мол, встретила парня, совсем как тот, который мне… неважно. Но я вот встретила кого-то, тебя то есть, и ты был как тот, кого я потеряла, понимаешь? А это как если судьба дает второй шанс, судьба же дает иногда вторые шансы, верно? Не очень часто, но дает. Иногда. Нельзя упускать вторые шансы. Нельзя, слышишь? Потому я к тебе и приехала. Потому что вы похожи. Потому что я скучаю по нему. Потому что он - это ты. Потому что ты - это он, или его брат, или просто, не знаю, тень его, может. Отражение. Потому что я хочу его, потому что я хочу тебя, потому что я во всем запуталась, но ты или он мне нужны, ясно тебе? Это как возможность вернуть прошлое, сделать все как было, заново. Только вы похожи куда побольше, чем мне бы хотелось. Джеймс из Чардинга был повенчан с войной, а не с девой, и ты, Артур Айтверн, герцог Малерион, тоже повенчан с войной. Такие, как ты и он, всегда повенчаны с войной. Ты опять куда-то уходишь, и я не знаю, вернешься, не вернешься, кто ж тебя разберет.
Она замолчала.
Артур вновь поймал себя на желании подойти к Эльзе и обнять ее, и вновь подавил это желание. Наверно, подумалось ему вдруг, сейчас и в самом деле не стоило делать ничего подобного. Обнять ее, и, может быть, поцеловать, и, может быть, зарыться лицом в ее волосах - все это было бы хорошо, но это значило ответить на вопрос, произнесенный словами и идущий от рассудка, на языке тела. А это было бы неправильно. Это было бы… унизительно. Это означало уйти от того, о чем его спрашивали, промолчать, спрятаться за лаской, за удовольствием, за сближением плоти - и тем самым струсить, оскорбить Эльзу и оскорбить себя. Ее - своим нежеланием честно встретить ее слова своими. Себя - позорным отступлением, трусостью, ведь это была бы именно трусость и ничего, кроме трусости. Эльза спрашивала его на языке рассудка, значит, и отвечать следовало доводами рассудка, а не удовольствием, даваемым телу. У госпожи Грейс был ум, и она умела им пользоваться. Редкое качество для женщины. Да и для мужчины тоже. Чужие достоинства следует уважать.
И поэтому Артур не стал заключать Эльзу в кольцо своих рук, хотя и был не прочь это сделать. Вместо этого он подошел к ближайшему креслу и осторожно в него опустился. Потер ладонями лоб и переносицу, словно испытывал головную боль. В известном смысле, так оно и было.
- Не могу сказать тебе, Эльза, вернусь я или нет, это не мне решать, а Богу. Если Господа устраивает то, что я сделаю, значит, я вернусь. Чтобы делать тоже самое и дальше. Если Господь недоволен мной, значит - не судьба, придется умирать. Мне хотелось бы верить, что я делаю именно то, что следует, даже нет, я верю в это, но решать все равно не мне. Я могу лишь пройти до самого конца, а каким он этот конец будет, отсюда, с земли, не разглядеть. Я могу сказать вам, миледи, лишь одно. У меня нет права останавливаться. У меня нет права оставаться в стороне. У меня нет права уклоняться. Я пройду до конца, я сделаю то, что должен, даже если погибну, и даже если своей гибелью разобью кому-нибудь сердце. Это - мой долг. Я не могу его не исполнить.
- Да уж понимаю, не совсем дура, хвала Всевышнему. Понимаю все про долг, и про ответственность, и про королевство… хоть до вечера это все перечисляй. Я понимаю, Артур, можешь не упражняться в красноречии. Мне просто страшно за тебя, соображаешь, нет? Страшно мне, вот я и боюсь, а что ты никуда не свернешь, даже если я у тебя на шее повисну - невелика тайна. И знаешь что, милый друг… В этом-то вся и беда. Если бы не был таким вот упрямым рыцарственным ослом, с вдохновенным видом прыгающим прямо в пропасть - черта бы с два ты мне так нравился.
Артуру понадобилась секунда или две, чтобы переварить услышанное. А потом он от души расхохотался - громко, звеняще, до боли в сердце и колик в животе, и мало что не до слез. Так смеются, услышав самую немыслимую, самую невероятную, самую сводящую с ума из всех слышанных в жизни острот. Так можно смеяться, осознав всю тщету и бессмысленность мироздания - или же, напротив, постигнув вселенную до конца, во всей ее ослепительной, жестокой и возмутительно прекрасной реальности. Так можно смеяться при рождении или за вздох до смерти.
- Миледи! - простонал он в совершеннейшем изнеможении, одуревши хлопая себя по бокам. - Миледи, я просто не могу, я сейчас… сейчас умру просто на этом самом месте! Мне никогда не понять женщин! Так, значит… выходит… получается, вы любите нас ровно за то же самое, за что и пришибить готовы? Нет, просто возмутительно… Немыслимо! Непостижимо… - Он не совладал с собой и снова расхохотался, умудрившись при этом больно стукнуться головой о спинку кресла. - Без всякого сомнения, я когда-нибудь уйду в монастырь… в женский монастырь, миледи, в женский, ни в какой другой! Стражником… Нет, силы небесные, это ж надо… Значит, вы, миледи, полагаете вашего непокорного слугу полным безумцем и в изрядной степени этим удручены, но не будь ваш непокорный слуга безумцем, вы бы в его, то есть мою, сторону даже и не посмотрели бы вы? Нет, эти парадоксы бытия однажды сведут меня с ума…
Артур осекся, лишь заметив, что Эльза ни в малой степени не разделяет его веселья. Напротив, она показалась ему не на шутку разозленной, того и глядишь подойдет и треснет по голове чем-нибудь тяжелым. Айтверн замолчал, правда, ехидная ухмылка так и не смогла покинуть его лицо.
- Да, милорд, вы совершенно правильно угадали, - сказала Эльза совершенно холодным голосом. - Я люблю вас именно за то, за что была бы не против убить. Чего уставился?! - огрызнулась девушка, заметив, что лорд Малериона, герцог Западных берегов, маршал королевских войск, и прочая, прочая, прочая, смотрит прямо на нее, являя образец окончательного и полнейшего обалдения. - Я что, чего-то не того сказала? Или, может, у меня платье само собой расстегнулось? Чего это с тобой?! А, постой-ка… Постой, - повторила она, явно понимая, в чем тут дело - пока Артур прикладывал отчаянные усилия к тому, чтобы хотя бы удержать вываливающуюся из рта нижнюю челюсть. - Я сказала, что тебя люблю… Ну… Да. Все так и есть. Я люблю тебя, Артур Айтверн, слышишь ты это, или у тебя еще и уши заложило?
- Сударыня… - выдавил из себя герцог Айтверн, кое-как справившись с потрясением. Ему второй раз в жизни признавались в любви, и как и в первый раз, в тот самый первый раз, думать о котором не хотелось, первый шаг почему-то делала женщина, а не он сам. Не самая утешающая тенденция, правду сказать. - Сударыня, вы меня… что, любите, говорите?
- Да, - Эльза яростно кивнула, - да, у тебя точно заложило уши! Я тебя люблю, пень высокородный. Еще повторить, или трех раз будет достаточно?
- Леди Элизабет, вы…
- Я не леди, изволь узнать, запомнить и выучить! Я дочка учителя фехтования, всю свою предшествовавшую жизнь прошлявшегося в наемных отрядах, вот я кто. Сбежавшая в пятнадцать лет от роду из дома, если тебя это так интересует, в чем я сомневаюсь, потому что если бы тебя это хоть каплю интересовало, ты бы расспросил меня про мою жизнь. И чтобы между нами совсем уж не стояло никакого непонимания, я совершенно безумная особа, побезумнее вашего, можете тут не сомневаться… потому что лишь совершенно чокнутая, больная на всю голову девка может спутаться с недоразумением навроде тебя. Я люблю тебя, вот он твой четвертый раз, и только попробуй сказать, что до тебя до сих пор не дошло.
Этого Артур говорить не стал. Отчасти потому, что до него все-таки дошло, отчасти потому, что за последнее время достаточно много увидал, чтобы понять - иногда молчать бывает полезнее, нежели говорить. И еще потому, что пытался кое-как обдумать услышанного. Он был не готов к признанию Эльзы. О да, он был абсолютно, совершенно, катастрофически не готов, и понятия не имел, что с этим признанием делать, потому что сам прежде не признавался никому в любви, разве что шутливо или намереваясь соблазнить, и слышал чужое признание лишь однажды, слышал, о да, слышал, но сам был не рад, что услышал, и, несмотря на всю свою боль и все свое отчаяние, и непонимание, сможет ли он когда-нибудь отрешиться от этой боли или вынужден будет с нею жить и дальше, впоследствии, всегда - несмотря на все это, не видел никакого достойного ответа на то, первое признание, кроме категорического отказа. На то признание, но не на это. Это, второе признание… он не мог еще сказать, как к нему отнестись, слишком неожиданно оно последовало, но Артур твердо знал, что услышанное ему сейчас ни в малой степени ему не претит. И все же, чтобы скрыть свою растерянность, он ограничился ироническим замечанием:
- Сударыня, по всем правилам куртуазной любви, признаваться в любви первым полагается мужчине, а не женщине.
- Полагается, - согласилась Эльза, - но что женщине поделать, если мужчина довольно-таки медленно соображает? Не ждать же до седых волос.
И, прежде чем Артур сообразил, чем отвечать на эту возмутительную несправедливость, девушка быстро преодолела разделявшее их растояние, переступив через опрокинутый ею столик, и, подойдя к Айтверну, залепила ему пощечину. Артур был настолько изумлен, что даже не успел перехватить ее руку. Пощечина отпечаталась на его щеке алым цветком, но Артур и выдохнуть не успел, как Эльза тут же упала к нему на колени, и, обхватив его голову своими ладонями, впилась в его губы своими. И очень долго не отпускала. Настолько долго, что Артур Айтверн уже успел поверить - вот именно так он состарится и умрет. С сидящей у него на коленях темноволосой, сероглазой и остроязыкой как сам дьявол бардессой, длящей и длящей их бесконечный поцелуй. И случись оно и в самом деле так - Артур ничуть бы против этого не возражал.
Прошло, пожалуй, две или три вечности, прежде чем Эльза отстранилась от его губ, опустила свою голову ему на плечо, и крепко-крепко обняла Артура.
- Если скажешь, что тебе не понравилось, я тебя убью, - пробормотала она, прижимаясь к юноше. - Я тебя убью, запомни ты это… Твоим же собственным мечом.
- Мой меч лежит на столе у окна. Чтобы взять мой меч, тебе придется подойти к окну. Чтобы подойти к окну, тебе придется с меня слезть. Чем угодно клянусь, тебе этого очень не хочется.
- М-м-мерзавец, какой же ты мерзавец. Мерзавец, негодяй, наглец, вот ты кто.
- Я знаю, - Артур прижал к себе Эльзу, чувствуя ее тепло. - Я знаю, миледи.
- Никакая я не миледи, говорю же тебе. Простолюдинка, как есть, без всяких имений и титулов, и кровь у меня красная, а не голубая, меня в детстве шить заставляли, вечно себе пальцы колола, тогда и узнала. Я - обычная мещанская девчонка, тут уж никуда не денешься, в самый раз, чтоб быть любовницей аристократику вроде тебя.
Артур, прежде гладивший Эльзу по волосам, внезапно замер, как будто напоровшись грудью на выставленный острием вперед меч. Любовницей. Аристократику. Вроде. Тебя. Любовницей… И, чуть раньше, "я тебя люблю". Любовницей… Та судьба, на которую ты, Артур, желаешь обречь Эльзу? Судьба любовницы. Судьба развратной девки. Судьба подстилки, это все называется именно так и никак иначе. У знатных лордов всегда есть любовницы, это знают все. Знатные лорды навещают любовниц, когда у знатных лордов выклевывается свободная минутка, когда знатные лорды устают от того, чтобы жонглировать коронами и престолами, играть в кости с судьбой и просто играть в кости на деньги, драться на дуэлях, водить армии в бой, преломлять копья и в щепки разносить щиты. Когда мир становится очень тяжелым и давит на плечи, можно ненадолго расслабиться, забыться со своей подружкой в темноте ее спальни, среди разлетевшихся простынь, слушая ее напряженное дыхание. В ее спальне, но не в вашей общей спальне. Потому что любовницу не приводят к венцу. Потому что с ней не появляются на пирах и не представляют ко двору. И детей с ней не заводят, а если заводят, то таких, которые никогда не получат твоей фамилии, не станут твоими наследниками, которыми ты никогда не сможешь гордиться. И в один день с любовницей ты не умрешь. Когда она состарится, ты дашь ей достаточно денег, чтоб было на что жить, и оставишь ее, и забудешь про нее. Эта та судьба, которую ты желаешь Эльзе? И это та судьба, Артур, которую ты желаешь себе? Тебе ведь тоже придется что-то делать. Жениться на какой-нибудь породистой кобыле с хорошей родословной, девице подлинно дворянских кровей, не хуже, чем у тебя, и делить свою жизнь - с ней. Это она, кобыла какая-нибудь, да пусть и не кобыла, просто девушка, которая выйдет за тебя ради интересов своей и твоей семей, и никогда, никогда, никогда тебя не полюбит, это она будет рожать от тебя детей, носящих твое имя, и сжимать твою ладонь на светских приемах, и распоряжаться в твоем доме. А когда ты постареешь, о да, ведь все мы стареем, если только не погибаем во цвете лет, о да, так вот, когда ты постареешь, и сделаешься слаб и дряхл, и полученные в тысяче битв раны будут болеть, как в первый раз, и кости заноют к перемене погоды, а волосы станут совсем белыми, вот тогда, когда ты тяжело опустишься в кресло у камина, а за стенами замка будет метаться буря, голодная буря, волчья буря, тогда в кресло напротив тебя сядет совершенно чужая, нелюбимая женщина, которая никогда не возьмет лютню в руки и не споет, не прогонит бурю. А та, что могла бы спеть - она останется за пределами освещенного круга, и за пределами комнаты, и за пределами замка, в темноте. Да. Это то, что тебя ждет. Ты стоишь на перекрестке, ты стоишь на распутье дорог, и ты должен решить, куда тебе идти.
Кого ты будешь видеть подле себя, просыпаясь по утрам.
Кто сядет возле тебя в самом конце.
- Ты не будешь моей любовницей, - сказал Артур твердо.
- Это еще почему? - он не видел лица Эльзы, но знал, что она недоуменно и обиженно нахмурилась.
- Потому что… Потому что ты будешь…
Артур замолчал, собираясь с духом, собираясь с силами, чтобы сказать. Он все еще не был уверен. Он все еще испытывал сомнения. Он все еще не знал до конца, куда пойти. И еще он немного боялся, боялся будущего, боялся ошибиться, боялся себя. Это страшнее, чем решиться умереть, смерть - просто росчерк стали, уносящийся в небо вздох, было и нет, а потом только чертоги Творца и никаких тревог, а жизнь нужно нести на себе, день за днем, год за годом, и так важно не ошибиться, не допустить промаха, не обречь себя на вечное сожаление о неправильно сделанном выборе.
Судьба дает нам иногда шанс, вспомнил он вдруг слова Эльзы, и никогда нельзя этот шанс упустить. Артур вспомнил эти ее слова, произнесенные ей столь недавно, и понял, что именно в них заключается самая главная, самая сокровенная, самая святая истина, что может открыться человеку, и сколько бы он не топтал сапогами грешную землю, он не узнает ничего более важного и подлинного, чем эта истина. Просто шанс. Протяни судьбе руку. И не бойся. Никогда не бойся.
И тогда он решился.
- Элизабет Грейс, - сказал Артур Айтверн, отстраняясь от девушки и заглядывая ей в глаза, - Элизабет Грейс, выходи за меня замуж. Становись моей женой. Да, да, ты не ослышалась, - торопливо сказал он, заметив, как потрясенно округляются ее глаза - и успев умереть в этот миг. - Выходи за меня замуж. Будь моей женой. Герцогиней Айтверн. Матерью моих детей. Иди со мной под венец. И, я клянусь тебе, своим именем, своей честью, своей душой - если ты согласишься, никогда об этом не пожалеешь. Я буду любить тебя. В горе и радости. На войне и в мире. Ночью и днем. И я буду твоим, а ты будешь моей. И мне плевать, какого ты происхождения, простолюдинка ты или нет, а если хоть одна аристократическая собака посмеет грязно сплетничать о тебе и попрекать тебя твоей семьей - я найду эту собаку и вырежу ей язык. Клянусь тебе в этом. Я люблю тебя, теперь я понимаю, что это называется именно так. Выходи за меня замуж, - повторил он третий раз, зная, что обратной дороги уже нет. - Ну? Ты согласна?
И тогда, увидев, как меняется лицо Эльзы, увидев, как дрожат ее губы, складываясь в неуверенную, растерянную, невозможно счастливую улыбку, и слыша, как она вдруг начинает смеяться - хрустально, звонко, весенне, волшебно - Артур вдруг с невыразимым облегчением понял, что он все-таки не ошибся. И что дорога, по которой он теперь пойдет, будет принадлежать не ему одному. Он не видел сейчас будущего. Он не знал будущего. Он не знал, доживет ли хотя бы до утра.
Он только знал, что сделает все, лишь бы только дожить.
- Бедный ты мой герой, - отсмеявшись, сказала Эльза, - ну стала бы я тебе признаваться в любви, если бы не была согласна. Да. Я согласна. Я буду твоей женой. Только ты… возвращайся, ладно уж?