Время, назад! Маришка и Егор Адаменковы. СССР времен Л.И. Брежнева Юмористически-мелодраматическая повесть.

Глава 12 Социальное неравенство. Приватизация по-Брежневски.

Прошли ноябрьские праздники, и Маришка сидела в кабинете. После первоначального взлета расширение прекратилось. Люди понесли деньги, накопленные деньги, либо заработанные, но спрос не рос. Статистика говорила, что марля была хоть и хуже, но дешевле. Мыло, завернутое в бумажку, хоть и хуже пахло, но было дешевле.

В стране были деньги, и шел приток капитала, в том числе и от сокращения братской помощи. Но люди этих денег не видели.

Маришка штудировала журналы по экономике, советовалась с молодыми и опытными экономистами. Все они пришли к одному выводу. Система работала на тонком балансе. Дешевость продуктов обеспечивалась дешевизной труда. И страна попадала в замкнутый круг. Более дорогие товары, в том числе и из-за упаковки отказывались брать.

Надо было дать денег и насытить товарный спрос. Как можно было это сделать. Маришка встретилась с послом Норвегии. Маришка встретилась с послом Саудовской Аравии, отношения с которой тоже потеплели. Обе страны жили за счет нефти, и Маришка помнила, у кого она перехватила мрамор.

Пятьдесят миллиардов долларов минимум Союз ежегодно тратил на помощь «братским странам». Грубо в СССР было 300 миллионов. По сто пятьдесят долларов на человека СССР терял в год. По курсу официальному 70 копеек за доллар каждый, и младенец, работающий и пенсионер теряли по 100 рублей. Подсчеты расходились, но суть была верна. Деньги в стране были. Теперь надо было обеспечить товары.

Маришка вызвала к себе экономистов, среди них выделялся обаятельный толстячек, внук детского писателя, Айдая, Аркадий. Второй был высокий, кудрявый, чуть картавящий Явелинский. За их улыбками скрывалась волчья хватка. Она поговорила с ними и через неделю получила план. Отправила в Академию наук. Получила три тома замечаний и два дельных предложения. Так она пересылала документы примерно три дня. Ей надоело. Согласованный доклад лежал через час.

Ах, какой это был документ. Ровные четкие строчки, белая бумага. И все вело к тому, что выводы будут приняты.

При этом там были и риски. Закрытие предприятий, которые не могли выдержать конкуренцию. Маришка еще раз собрала совещание. Минфин и Банк СССР пообещали. Сдюжим. Они не обманули. Страна сдюжит.

Речь шла о сложной переделке экономики страны. Экономика было огромной, но в основном военной. Сфера услуг не была развита вовсе.

Заводы производили хороший металл. Но он шел на хорошие танки.

Как ей объяснял Устинов, следующая война должна была быть маневренной. Быстрый прорыв обороны и выход в тылы. А если было не воевать? Если задавить их экономикой. Новейший журнал утверждал, что страна в 300 миллионов, какой был СССР, может быть самостоятельной.

Дмитрий Федорович говорил, что это не в ее и его компетенции.

А в чьей? А действительно. Маришка попыталась разобраться.

После смерти Вождя вся власть была рассредоточена, и при этом отдана наверх. Дошло до того, что цену на скрепки утверждало высшее руководство страны. Маришка сама об этом знала. Она сама представляла прейскурант цен в «Желтом клоуне» и наверное, он бы никогда не заработал, пойдя она обычным порядком. Требовалось утверждение пятидесяти различных структур, если считать отделы в каждом Министерстве.

Например: согласование котлеты. Мясо – Министерство сельского хозяйства. Плюс Госплан. Министерство транспорта, ведь мясо как-то нужно возить. Плюс Госплан. Министерство Промышленности. Где надо было согласовать мясорубку. Плюс Генплан. А где надо было согласовать металл, чтобы эти мясорубки сделать? Маришка плюнула. Составила смету. Прикинула расходы, прикинула доходы. Поговорила с экономистами Толстым и Тонким, как она называла про себя их и через день провела прейскурант Постановлением Политбюро.

И так было во всем. Функции, которые должны были быть автоматическими, утверждались на самом верху.

Она хотела привести график уборки в ресторанах. Но этот пример не прошел. График утверждала она сама. Для всех ресторанов он был един. Но она утвердила его за минуту. А, не согласовывая с бесчисленными подразделениями Госплана.

Она поняла, что все прячутся за бумажками. А за какой бумагой прячется Генеральный? Ей дали сводки из Ленина. Она поняла, что Лениным можно обосновать буквально вещи противоположные. Так и родилась книга: «Как перестать бояться буржуев и начать жить. Избранные работы по НЭП. Пять шагов к успеху».

Тираж книги был огромен. Миллион пятьсот тысяч. Еще два миллиона вышли дополнительным тиражом. Причем стоимость была не копеечная, а полноценные 25 рублей. За них можно было купить и все собрание сочинений. Но покупали только эту книгу.

Страна вникала, куда зовет ее Партия. Партией было Политбюро, а Политбюро была Маришка Богдановна Адаменкова.

Перед днем Советской Конституции Политбюро собралось в полном составе. Необходимо было избрать нового члена, место которого оставалось свободным после ухода на пенсию Михаила Андреевич Суслова.

Кандидатов было несколько. Но только Маришка могла быть избрана. Так хотели все и формально, остающийся у нее в подчинении член Политбюро Устинов, выдвинул ее кандидатуру.

Голосов против не было.

Предложили Михаила Сергеевич Горбачева, как кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Маришка была против. Место оставили вакантным.

Она изучила путь Горбачева и в принцип, он делал то, что делает она. Но между путем, предложенным ей и путем, его была огромная пропасть. Михаил Сергеевич дал свободу без денег, что свободой не являлось, а она хотела дать деньги не ломая, в общем-то, неплохую в социальном плане систему.

Распределение благ было, была, в общем-то, протестантская система скромности, или индуистская, по ее увлечению йогой.

Но слишком много сил, как сказали бы, в будущем, тратилось на не приносящую пользы рекламу. Зачем было продвигать свои идеалы, если внутри страны из-за этого был голод товарный.

Леонид Ильич подписал программу сокращения помощи и деньги пошли в страну, но много было стран-дармоедов социалистического лагеря.

И с этим надо было что-то делать. Выхода было два. Включать республики народной демократии в СССР или отпускать на Запад.

Что делать она не решила. Госбанк готовил одно, молодые экономисты другое.

Маришка решила начать с сокращения танков, заняв рабочих, «Кастрюлями!», промелькнуло в голове, нет, тракторами. Благо все делалось на одних заводах. Деньги на это были. Изменив статью расходов в бюджете. Для этого надо было ломать план. Нет не так План Пятилетки. Велика проблема, решила она. Сломала. К весне трактора были. Были в кредит. Урожай затмит все. Будет зероно. Будет скот и страна расцветет мясом и молоком.

Рязанов не выпустит комедию «Роман на службе». Институту статистики будет не до этого. Надо было увязывать сотни показателей, и лучшие умы были заняты изменением Плана. Да Плана с большой буквы. Институт цифры свяжет, а Рязанов фильм он снимет другой. Жесткий. Цепкий фильм, про колхозы и деление земли. «Роман на земле».

Баалсилашвили сыграет крепкого директора колхоза, становящегося миллионером. И колхоза и директора. Он уже успел поработать в городе, даже успел побывать за границей, но бросит карьеру и пойдет на понижение в колхоз, видя здесь, на земле, бескрайние перспективы. Жену его сыграет роскошная Мордюкова. Она сыграет простую, но умную женщину из народа, сумевшую поднять себя и мужа.

Мягков играл зажиточного крестьянина, распахивающего не удобья и тоже становящегося миллионером со своими взрослыми сыновьями.

Дочка Баалсилашвили влюбиться в сына Мягкова и все закончится свадьбой. А героиня Фройндлиих будет матерью еще одной дочки и главой крепкой крестьянской семьи. Конечно, их сын и дочь поженятся.

Лии Ахренпоймешкакой не будет. Долго мявшись, она достанет справочку. Лия Гершоновна Бляйшиц. И уедет в США. Выйдет замуж. Наденет парик и родит молодому хасиду Мише Ходорковскому двух деток. Детки вырастут и вернуться в Союз. Приличные хасидские ребята окажутся.

А фильмов про матерей одиночек не будет. Не будет и все.

Все фильмы будут делаться под песню: «Над страной веселый ветер веет». Будут взвиваться флаги. А вот ГУЛАГа не будет. Солженицын не даст.

И ветер веял. В парторганизациях обсуждали новую книгу Ленина.

За ней вышла и другая книга. Книга была тоненькая, но сносила головы. Книга называлась. «Мир – народам. Фабрики – рабочим. Землю крестьянам».

Если с крестьянами было все более – менее понятно. Колхозы не отменяли, но земли дали столько, сколько каждый мог взять. И люди брали, а если не справлялись то и возвращали. Желающих было много. Рабочие, в основном бывшие крестьяне, помыкались в городах по общежитиям, по отдельным и небольшим квартирам, пожили в не удобьях и соблазнах городской жизни.

Фильм Данелии «Афанасий Матвеевич» был кстати. Маришка сама расставляла акценты. Комедии не вышло. Был классический русский «лишний» человек. Она сама прописывала линию его любви и сама дописывала строки, которые возвращали его домой. В свой дом. Именно домой, а не в колхоз и не в совхоз.

В дом, где он мог приложить руки и при поддержке государства распахать свою землю. Помыкавшись, походив по женам, расставшись уже с двумя, Афанасий находит свою Синеокую любовь. Они разговаривают, узнают друг друга и за мечтой и работой едут в деревню.

В конце фильма Афанасий въезжает в свой родной край на новом тракторе.

Причем в фильме показывается довольно подробно простая схема его получения.

Приходили в гос. банк и подавали заявку. В три дня ее рассматривали и выдавали технику.

Мечта Афанасия сбывалась, он расширял теткин дом, и уже через пять лет у него было пять детишек и сотни тысяч гектаров земли.

Вместо тысячи танков заводы выпустили сто тысяч тракторов. Маришка знала. Надо миллион. Но курочка клевала по зернышку. С убыточных фабрик потянулся тонкий ручеек в деревни. Люди начинали верить.

С «Мир – народам» тоже был понятен. Евреев выпустили и с Америкой замирились.

Госдепартамент был загружен и встревожен. Количество въезжающих в Израиль вызывало тревогу. Премьер-министр Израиля запрашивал помощь.

Мэр Нью-Йорка республиканец, уже отказывался принимать их у себя. Количество стоматологов, музыкантов, математиков, артистов зашкаливало. Пособия сжирали львиную часть бюджета. Отельерам было хорошо. Приезжающих размещали за счет города. Но профсоюз стоматологов. Профсоюз математиков. Профсоюз артистов. Перестал вносить деньги в его избирательный фонд. Это было существенно.

А профсоюз отельеров все равно поддерживал Демократов.

Вилка была найдена. Соседние штаты. Но соседние штаты тоже, видя проблемы Нью-Йорка. Не хотели их принимать. Получалась вилка опять. Пять миллионов евреев из СССР сидели на чемоданах, а принять их никто не мог.

Канадский парламент, возглавляемый ставленником украинского лобби, поднимал руки, открещиваясь от приема евреев, но больше казалось, что он зиговал.

Маришка была в кабинете у Леонида Ильича. Присутствовали Константин Константинович и Устинов. Они обсуждали проект конверсии остальных заводов под выпуск народного хозяйства.

Часть конверсии была признана нецелесообразной. Оружие покупалось по миру, и стоило отказаться от бесплатных кредитов, на СССР пошел бы золотой дождь.

Но часть заводов могла делать попутно больше. Стимул был один – увеличивать смены, платя достойную зарплату. Цена была приемлема. Увеличение товаров несло за собой увеличение денег. Баланс сходился.

Раздался телефонный звонок. Президент США был на проводе. Леонид Ильич переключил на громкую связь.

Джимми Кратер был на проводе. Демократы были вынуждены идти на переговоры.

Вопрос был простой. Ограничение выезда евреев из СССР. В смысле американцы просили ограничить выезд евреев, хотя бы до ста тысяч в месяц.

Джимми хоте бы либо переизбраться, либо оставить «еврейский вопрос» своему приемнику.

Он обещал невмешательство в дела СССР, Варшавского блока и стран, куда Советы прекращали поставлять денежную помощь. Предложение было заманчивым. Но нужно было добиться списание государственного долга, копившегося еще с Войны, а также снятия санкций. И Куба. Куба как шестнадцатая республика Союза завораживала. Маришка думала про Таиланд. Но с ним приходилось подождать. Была еще Прибалтика. Официальное признание трех республик частью СССР. США затягивали с этим с 1945 года.

Леонид Ильич выслушал Картера, и обещал посоветоваться с Политбюро, сославшись на приближавшийся праздники и демократический строй Союза.

Возникала заманчивая перспектива. Но тонок был вопрос. Люди, хотевшие уехать, могли и не захотеть ждать. Выход был найден. Сказать людям правду.

Перезвонили Картеру, сошлись на 175 тысячах. Картер вздохнул. Он был готов на двести. Брежнев тоже. Был готов на 150 тысяч выезжавший евреев. Санкции снимались. Американским компаниям разрешалось делиться всеми технологиями. Невмешательство в дела СССР, Варшавского блока и стран «советского зонтика» обеспечивалось. Долг гасился. Прибалтика признавалась частью СССР. С Кубой не выходило. Картер не хотел попасть в ловушку дважды. Потока кубинцев республиканско-демократическая Флорида ему бы не простила.

«Правда» на утро вышла со статьей. «Оставайтесь. Вас там не ждут». Кратко обрисовывалась ситуация в лагерях переселенцев. Честно показывались кибуцы. Переполненные улицы Нью-Йорка. Палатки на них. Желающим американское правительство оплачивало тур.

Многие съездили. Многим там не понравилось. Желтый клоун здесь был лучше их красного там. По цене в том числе. Наш был дешевле.

А дома в Америке в основном, были деревянными. Евреи, в основном, жили лучше здесь.

Маришка не видела проблемы и в другом вопросе. Ребе Шнейерсон (Главный праведник Любавической ветви хасидов) прибыл с визитом в страну предков. На границе Смоленской области проложили асфальт, по примеру Умани организовав паломничество. Акционерное общество участвовало и здесь. Хасиды вошли в дело тоже.

И люди видели. Видели, что Америка прогнулась. На работу возвращались кадры. Их опыт был нужен. Никто им не припоминал, но как люди, в целом, порядочные, увидев денежный смысл, евреи стали работать. И хорошо работать.

Оставался вопрос третий. Что значило «Фабрики - рабочим».

Ответ был найден в книге. Оставшиеся вопросы, в меру сил пояснили тоже. Государство определяет производство фабрики. Пока. Временно. Входит в капитал. Но семьдесят пять процентов фабрики делится между рабочими и инженерно-техническим сотрудниками.

Прибыль соответственно. Убыточные фабрики спонсируются. Пока. Фабрики заведомо убыточные спонсируются тоже. Но. Прибыли с них рабочим будет меньше.

Производство и обновление, пока тоже было за счет государства. В схеме подвоха не было. Было еще одно. Кто не хотел, не мог работать тот мог продать долю только государству. Государство отдавало ее пришедшему на смену.

Рискнуть стоило. В худшую сторону, вроде бы ничего не менялось. Но в лучшую могло.

Решили попробовать. Сократили время перекуров. Избавились от пьяниц. Многие сами перестали пить. Выпуск продукции за смену, во многих местах увеличился вдвое.

Маришка посчитала и решилась на сборочное производство машин. Говорили с гигантами Детройта.

Выбирали ниши и составляли план сборки машин и постепенного переноса производства в Союз. Трехсотмиллионный рынок привлекал.

Конгресс не возражал, занятый дрязгами. США приходилось искать нового врага.

Враг был найден. Мексика загорелась с юга Шатов.

Американцы, объявили импичмент Картеру за соглашения с СССР, но сами соглашения менять не стали. Картер плюнул и пошел на выборы снова. Но, проиграл Рейган заехал в Белый дом на два года раньше и моложе.

Он объявил Мексику империей зла в знаменитой речи своей.

Там он вспомнил про серию войн и Штат одинокой Звезды (Техас) готовился прирастать Юкотаном. Лозунг понравился и пошел в Американский народ. «Земля Американская Юкотаном прирастать будет. Р. Рейган». Нравился не долго. Но пошел бодро. В народ.

Здравомыслящие люди чесали затылки и присматривались к контрактам в СССР. Знания там были нужны. Светлые головы тоже. Там было холодно. Но те же здравомыслящие головы подсказывали, что нынешние границы СССР не вечны.

Первых прибывших из Америки встречали по-будничному. Расселяли вмести со своими гражданами. Те не удивлялись ничему. Вместе ходили в Желтого клоуна. Выбирали еду по картинкам. Картинки в целом совпадали. В магазинах не было семи сортов колбасы, но свежее мясо. Мясо, а не кости, молоко, сметана и творог были всегда. Хлеб был всегда тоже. А дома здесь топили так, что рачительные американцы долго не хотели открывать форточки, считая это расточительством. Потом привыкли. Отложили дома носки и свитера. И уже не казалось, что страна так холодна. Смотря как топить.