— Серьезно, малыш, ты в порядке? — Декс потянулся ко мне с водительского места и положил ладонь на мой лоб. Его рука была приятной и горячей. Я быстро открыла дверь и вышла в холодную ночь, повернулась к миссии перед нами.
— В полном, — сказала я, улыбаясь, и ледяные крупные капли упали на мои щеки. Я укуталась в плащ, а Декс вышел из машины и вытащил только беспроводной микрофон и маленькую камеру. Мы вернемся за оборудованием и другими камерами, если они нам потребуются, но мы не хотели сразу пугать доктора Хасселбэка.
Мы прошли под дождем и ветром к тяжелым дверям со странным узором. Декс попытался открыть их, но после пары попыток решил, что они заперты, а не слишком тяжелые.
Он посмотрел на телефон.
— О, всего лишь пять.
Я посмотрела на окна сверху, но лишь получила дождем по глазам. Я вытерла их и дернула за дверь. Было заперто.
— Я же говорил, — сказал Декс.
— Может, они рано ложатся спать, — предположила я. — В твоей больнице было время для сна? Для посещений? Комендантский час?
Я знала, дойдя до «посещений», что зашла слишком далеко, и я отошла от двери и огляделась, избегая взгляда Декса.
— Еще рано, — сказал он через минуту. Он склонился и посмотрел сквозь двери. В приемной был отчасти освещенный стол с табличкой, где могло значиться «Администрация», но я не была уверена. Я была уверена, что уже пять часов вечера, и больница выглядела мертвой и пустой. Короткая часть коридора, которую было видно, была без движений, лишь мигали огни, а все двери были закрыты. Я начала представлять ужасы за простыми дверями, пустые лица и утерянные жизни, но остановила себя. Не нужно развивать страх перед больницами. Я была уверена, что это придет позже.
Я осмотрела вход, но тут не было даже приборов для связи. Я постучала Декса по плечу. Он растерянно посмотрел на меня.
— У тебя же есть номер этого доктора? — спросила я. — Позвони ему и скажи: «Чувак, что за дела?..»
Двери распахнулись с оглушительным шумом. Я схватилась за руку Декса, сердце чуть не выскочило из груди. Двери двигались сами по себе, или…
Перед нами появилась маленькая фигурка, по другую сторону от дверей, словно выросла из линолеума.
Я закричала, но быстро взяла себя в руки и пригляделась. Сперва я подумала, что это Мэри, призрак, с которым мы столкнулись на острове Дарси. Она была того же роста, ужасно низкая, и с такими же глупыми очками и мышиным лицом. Но у этой женщины был узкий нос, множество морщин холодной старой девы. А еще она была в белой форме медсестры, почти принадлежала этому веку. Она посмотрела на нас, покачивая маленькой странной головой, словно была лошадью, которая не могла смотреть на нас прямо.
Удовлетворившись, она отперла дверь и толкнула изо всех сил. А сил было много для такой крохи. Декс поймал дверь рукой, и он удерживал ее с силой, был напряжен.
— Мистер Форей и мисс Паломино? — спросила она голосом, напоминающим Кэтрин Хепбёрн. Ее взгляд был быстрым, перемещался между нашими лицами.
— Это мы, — сказал Декс. Он широко улыбнулся, надеясь очаровать ее, но я видела по напряжению на его скулах, что ему неловко, он нервничал. Может, он тоже вспомнил Мэри.
Она окинула его взглядом, не осталась впечатленной и сказала:
— Вы опоздали!
Она развернулась и пошла по коридору. Мы быстро прошли внутрь, огромные двери закрылись за нами с грохотом.
Мы спешили за ней, скрипя подошвами по полу. Она ходила быстро, кем бы ни была.
— Простите, мы думали, что успеем добраться вовремя, — сказала я ей, глядя, как ее фигура подрагивает с каждым шагом. — Кстати, как вас зовут?
Она вскинула руки, словно просила меня заткнуться.
— Я — миссис Раундтри, — сказала она, не оглядываясь.
Декс взглянул на меня так, будто спрашивал: «Миссис? Кто-то на ней женился?». К счастью, он не открыл рот. Мы шли за ней, пока не оказались среди полумрака коридора.
Она резко остановилась и указала на простую дверь с табличкой: «Доктор Льюис Хасселбэк, глава администрации».
— Он вас ждет, — сказала она. Он смешно прижимала губы к зубам, пока говорила.
А потом она ушла, ее белая форма скрылась в тенях коридора.
Я глубоко вдохнула и вскинула брови, глядя на Декса.
— Всех не очаруешь, — разочарованно поджал губы он и поднял руку, чтобы постучать.
Но дверь распахнулась. Низкий лысеющий мужчина с глазами-бусинками и пухлой фигурой смотрел на нас с тревогой на лице. Я думала, что мы с Дексом увидим психолога/психиатра или как их там, от которых начнем вспоминать неприятное прошлое.
Но доктор Хасселбэк так нервничал, что мне стало легче. У него не было спокойствия, как у доктора Фридмана, когда я была подростком. Судя по выражению лица Декса, он ощущал то же самое.
— Заходите, заходите, — сказал доктор, открывая дверь шире и пропуская нас взмахом руки, выглядывая при этом в коридор и озираясь.
Я шла рядом с Дексом. Мы вошли в комнату, большой кабинет, который был близок к беспорядку в нем. Два стула с твердыми спинками стояли у большого дубового стола, полного папок с файлами и высокими стопками книг, которые, казалось, пытаются подняться до потолка. Казалось, он играл книгами в дженгу.
В дальнем углу комнаты был диван, а еще кресло, а еще несколько шкафов, где хранились таблетки, и рукомойник.
Мы с Дексом рассматривали кабинет, а доктор тихо закрыл дверь, прошел за стол и сел на кресло на колесиках. Он едва посмотрел на нас, грубо указав на стулья:
— Прошу, садитесь.
Стулья были твердыми и неудобными, в отличие от его мягкого кожного кресла. Но хотя мы были тут по делу, доктор Хасселбэк никак не мог успокоиться. Он уже ерзал, словно не мог усесться как надо.
— Простите, если помешали, доктор. — сказал Декс, склонившись, с видом дипломата.
— Я ошибся и думал, что нам к пяти.
Доктор нервно рассмеялся, сцепил руки и со скрипом отклонился на спинку кресла.
— О, нет, вы вовремя. Это я виноват. Не сказал миссис Раундтри про время. Мы закрываем больницу для посетителей в полпятого. Я должен был это упомянуть.
— Вы закрываетесь рано для психиатрической больницы, да? — сказала я.
На миг его глаза стали мрачными. Я так подумала. Было сложно понять, ведь они были крохотными и за толстыми очками. Но он идеально улыбнулся.
— Рано. Но сейчас зима, мы ориентируемся на солнце. Так проще. Да и посетителей нынче мало. И пациентов у нас не много.
— А сколько? — спросил Декс.
— Тридцать три, — сказал доктор. — И с каждым годом их все меньше. Вообще-то, их не должно быть больше тридцати, но семьи отчаивались, а у меня доброе сердце.
Я не была в этом уверена.
— Не против начать интервью? — спросил Декс, поднял камеру и поставил на стол.
Другой рукой он вытащил несколько документов из чехла камеры и опустил рядом.
Доктор с подозрением посмотрел на них, а потом поднял и тщательно прочитал.
— Надеюсь, вы понимаете, почему я позволяю сделать это.
Мы с Дексом переглянулись.
Доктор Хасселбэк продолжил, глядя на документы.
— Мне рискованно открывать двери даже для съемок фильмов. Слишком много публичности, еще и неправильно, и меня с пациентами унизят.
— Этого не случится, — сказал Декс.
Доктор посмотрел на него.
— Точно? Надеюсь. Я согласился, потому что вы не из тех, кто трубит об этом. Вы мне показались честными. Я надеюсь на это. Порой я не очень верю в то, что вы пишите, но заметил, что, даже если вы сочиняете каждый эпизод, вы делаете это по правильным причинам.
— Каким? — спросила я.
Он удивился и посмотрел на бумаги.
— Вы явно видите то, чего здесь нет. То, что хотите видеть. Но вы не сочиняете это из злого умысла. Ради славы. И денег.
Я хотела возразить, но Декс положил ладонь на мое колено и взглянул с предупреждением.
— Так что я не против ваших съемок. Потому что я знаю по своему опыту, что вы ничего не найдете. И я знаю, что вы не будете говорить о том, чего здесь нет. И я согласился на интервью, это важная часть. Потому что интервью поможет пролить немного света на этот темный уголок мира. Страна забыла о нас. А с вами я могу вернуть свет.
Доктор хотел использовать нас, а мы — его. Это было честно. И мы все этого не скрывали.
— Звучит как отличный план, доктор Хасселбэк, — сказал Декс, улыбаясь, но настороженно глядя на бумаги, что еще не были подписаны. Доктор понял это и тут же подписал. Он отдал их Дексу и сказал:
— Начнем? Боюсь, у меня нет всей ночи. Можете снимать ночью здесь. На третьем этаже. Там пусто. Увидимся завтра насчет четверга и блока В.
Я подозревала, что только ему решать, будем ли мы снимать тут в четверг, но не стала задавать вопросы. Я знала, как сложно Дексу было получить сюда доступ. Я видела это по лицу Энни Поттерсон, когда она поняла, что у нас есть доступ к загадочной больнице. Они все понимали.
Декс поднял камеру на уровень глаз и направил на него. Я не знала, стоит ли как-то начинать, но Декс уже нажал на запись. Мою часть мы могли добавить и позже. Отлично.
Мои волосы были влажными, я бы сейчас все испортила.
Декс говорил большую часть времени. Он, казалось, знал о больнице больше, чем я почерпнула из Интернета. Это меня не удивило. В этот раз он был главнее.
Доктор Хасселбэк ерзал на камеру так же, как и без нее, но страстно отвечал на вопросы. Он описал историю этого места, проблемы с финансированием, а потом Декс перешел на тему призраков.
— Когда вы впервые услышали, что в Риверсайде призраки? — спросил Декс.
Доктор рассмеялся, но не истерически, и отклонился на спинку кресла.
— Не знаю. В первый день здесь, наверное. Я только прибыл после обучения. Меня привел отец, который, как и я говорил, забрал больницу после войны. Но, поймите, каждая больница… и любое другое место с историей в какой-то степени с призраками. О каждом месте есть такие истории, которые сочиняют люди… это неминуемо.
— И вы не верите в призраков?
— Нет, конечно.
— Тогда как вы определяете то, что здесь случалось?
Хасселбэк сцепил ладони, он впервые за вечер выглядел спокойно. Он опустил голову и посмотрел на Декса.
— Сначала вы скажите, мистер Декс Форей, что произошло здесь. Что вы слышали?
Декс на миг поджал губы и пожал плечами. Камера чуть подвинулась.
— То, что говорили всему миру. Что пациенты видели в комнатах приведений.
Посетителей запирали с родственниками, когда они пытались уйти. Что медсестры слышат шепот и шаги, хотя вокруг никого нет. И что блок В полон гниющих частей тел.
Я поежилась от последнего предложения. О таком я не читала. Я посмотрела на доктора. Его пальцы сжались сильнее, но выражение лица не изменилось.
— Все? — спокойно спросил.
— Уверен, что не все, — ответил Декс. — Но нам этого хватит.
— А мне — нет. Все это объясняется двумя простыми словами: психиатрическая больница. То, что видят пациенты, нельзя воспринимать серьезно.
— А их семьи? Работники?
Он выдавил улыбку и встал с кресла. Он подошел к окну и выглянул на дождливую ночь. Декс следил за ним камерой.
— Думаю, это заразно, — сказал Хасселбэк. — Медсестры, ночные работники, старые охранники. Они не связаны с пациентами. Но эти… болезни. Игры разума. Они заразны. И они их подхватывают. Если такое случается с людьми с рациональным мышлением. То что будет с членами семьи, увидевших родных прикованными к стулу, бурчащими бред о том, чего нет?
Я уже не смотрела на доктора. Я смотрела на Декса. Камера чуть опустилась, его глаза были остекленевшими, полными страха. Словно он что-то вспоминал. Я хотела коснуться его, вернуть, но доктор опередил меня.
Хасселбэк отвернулся от окна и посмотрел на Декса.
— Разве привидения не вирус? Люди начинают верить и видеть, это заразно, как простуда. Или нет?
— Возможно, — медленно сказал Декс. Мы знали, о чем он. Мы тоже так думали. Но мы знали, что это не правда.
— Так вы понимаете. Так работает разум. Нет, ни эта больница, ни другие здания не заполнены призраками.
— Потому что лично вы не верите в них, — отметила я.
— Дело не в вере в них. Призраки тут есть, да, и они все живут здесь. Потому что людей с расстройствами психики они терзают каждый день. Но это призраки в их головах.
Созданные потерей равновесия, усиленные воспоминаниями. У всех есть призраки, преследующие их всю жизнь. Призраки прошлого, которое люди хотели бы оставить позади, призраки отвергнутой любви, сожаления и потери. Призраки вины. Они есть у всех. У меня. У Раундтри. У вас обоих. И если вы не расправитесь со своими демонами, они будут преследовать вас до конца жизни.
Мы с Дексом молчали, смущенные, застывшие. Слова Хасселбэка сильно ударили по мне, и я знала, что на Декса они подействовали не меньше. Это было логично. Наши личные демоны, призраки прошлого, то, что мы прятали в шкафу или под кроватью, внутри вырезанной книги, находило нас. Может, находило так, как может представить только воображение, делающее все это сверхъестественным.
Но при этом… это было невозможно. Не потому, что это не могло случиться, просто с нами было не так. Со мной и Дексом. Особенно, со мной. Я видела мертвую девушку в его гостиной не из-за того, что было сложно подавить любовь к нему. Я видела Мэри не потому, что не чувствовала поддержку родителей. Я видела старика Родди не из-за того, что меня дразнили в детстве. Я видела их, потому что когда-то они были людьми, и их терзало их прошлое, и они хотели, чтобы кто-то это заметил. Не знаю, почему они выбрали меня, но притворяться, что они были созданы моим воображением, я не могла.
Злые или нет, они были людьми и заслуживали хотя бы внимания, даже если я не могла им сочувствовать.
Я посмотрела на Декса. Он все еще направлял камеру на доктора, хоть повисла долгая пауза, Декс мыслями был не здесь. Я сунула руку в сумочку, нащупала телефон. Я сжала его и отпустила. Сегодня он мне понадобится, я была в этом уверена.
— Этого ответа достаточно, мистер Форей?
Декс медленно кивнул и посмотрел на камеру.
— Думаю, здесь мы получили достаточно, — его голос был тише обычного и сдавленный.
Хасселбэк кивнул, а потом посмотрел на руку Декса. Тот был в простой черной футболке с длинными рукавами, куртка висела на спинке стула. В комнате было жарко.
— Что у вас за татуировка? — спросил Хасселбэк.
Декс взглянул на него, вскинув брови.
— На руке?
— Да, — терпеливо сказал он и подошел, чтобы лучше рассмотреть.
Декс закатал рукав, чтобы показать ему черный и простой на вид флер-де-лис на его бицепсе. Мышцы напряглись, и татуировка выглядела красиво.
Доктор кивнул и выпрямился.
— Метка преступника.
Декс не отреагировал. Я вздрогнула.
— Что? — я склонилась ближе к руке Декса. Метка преступника?
— Декс это, наверное, знает. Потому и выбрал. Флер-де-лис — метка французской знати, но и метка преступника. Обычно ее наносили на плечо или спину. Так показывали, что они в долгу перед монархией. Вы француз, Декс?
— Да, — сухо ответил он. И опустил рукав. Движение было скованным. Я следила за ними и не хотела мешать.
— Ясно. Хотя это можно понять легко. Я вижу это по вашей внешности. Темные глаза. Темные волосы. Смуглая кожа. У вас это от француза. Но не все. Вы полукровка.
Декс недовольно нахмурился. Но доктор продолжал:
— Простите. Я не хотел проявить неуважение. Но происхождение людей говорит о них больше, чем сами люди. Это часть прошлого, эта часть формирует нас.
— У нас нет времени на психологию, доктор, — процедил Декс. Но он все еще пытался вести себя вежливо.
— Жаль. И прошу прощения за любопытство. Но для нее все это — открытия, и она хотела бы знать больше.
Он указал на меня сцепленными пальцами. Декс не смотрел на меня, а все еще сверлил доктора взглядом.
— Наполовину француз… наполовину шотландец? — спросил он.
Я думала, Декс промолчит. Но он сказал «ирландец», чтобы посмотреть, что сделает с этим доктор. Он вел себя как гадалка по ладони. Я была рада, что внимание не на мне, хотя было бы интересно узнать, что он рассказал бы обо мне.
— Ах. Ирландец и француз. Идеально.
— Да? Почему же?
— Внешне. И француженкой была ваша мать, верно?
Декс промолчал. Заговорила я:
— Разве это уместно?
Я знала, что Декс не любил говорить о родителях. О его маме я знала лишь, что она умерла, а его отец разочаровал его, когда Декс был маленьким, ведь их семья бедствовала. Декс с трудом рассказал мне это, хотя здесь не было ничего грандиозного, и я знала, что какому-то доктору он точно ничего не поведает. Да и Декс уже пересекался с докторами.
— Не совсем, — сказал доктор. — Думаю, мы закончили. Можете идти.
Вот и славно. Я встала и взяла Декса за руку, уводя его. Он шел как в трансе, все еще не смотрел мне в глаза, был растерян.
Мы двигались к двери, но доктор окликнул нас:
— Простите за вмешательство. Но это меня восхищает. И приятно поговорить с людьми, у которых еще есть уравновешенная голова на плечах.
Уравновешенная. Это нечто новое. Я улыбнулась напряженно доктору и помахала, открыла другой рукой дверь.
Он помахал нам и вернулся к стопке с книгами.
— Не забывайте. Только третий этаж, только один час. У вас только один час.