Время для жизни

Глава 6

После ухода Веры, он навел порядок в комнате, проветрил ее. А то запах стоял такой… определенно возбуждающий.

Выйдя во двор, посидел, блаженно расслабившись и лениво покуривая, почувствовал голод. Этот «не дядька» быстро и уверенно набирал обороты и заявлял о себе со все большей силой.

«Так… а моя ответственная квартиро-сдатчица оставила ли мне что-нибудь, или по своей склочности упылила на рынок, позабыв про меня?».

Но нет… Зря он наговаривал на Петровну. Как всегда, на столе в сенях ее половины, стояла крынка с молоком, в плетеной корзинке, накрытой полотенцем, подсыхал изрядный ломоть ноздреватого хлеба, а рядом лежали пара вареных яиц, кусок сала и луковица.

«Ну что ж… маловато, конечно, но – сойдет! Все-таки надо выбраться в город, зайти в какую-нибудь столовку. Жуть как хочется горячего и жидкого! Супца бы какого-нибудь, а лучше – борщеца! Да с изрядным ломтем мяска на кости! Интересно, а как сама Петровна обходится все время в сухомятку? Или она днем где-нибудь перехватывает?».

Столовка – это, конечно, здорово! Но умяв все припасенное для него хозяйкой, Ивана неудержимо потянуло в сон. Ну да, ночью толком не спал – все какое-то… этакое снилось, потом – интенсивные физические упражнения, а потом – и сексуальные, не менее интенсивные! А сейчас-то – брюшко полное, тепло от него по телу расходится и клонит, клонит на подушку!

«Так, ладно… Пару часов – посплю, голова лучше работать будет!».

Парой часов – не обошлось, Иван продрых аж до шести часов вечера! Даже стыдно стало – а как там Вера, после таких-то кувырканий, да возня по дому и с ребятишками?

За стеной иногда слышалось постукивание, да побрякивание, из чего он сделал вывод, что Петровна – уже дома.

«Ладно, умыться, поужинать и садиться за тетрадку, кропать вирши. Чужие, конечно! А как иначе прожить попаданцу! Все-таки для всегдашней русской интеллигенции – «ворюги милее, чем кровопийцы». Вот и будем – те, кто «милее»!».

Постучав к хозяйке, Иван поздоровался.

- Ну, хоть сегодня вовремя пришел! – Петровна опять чем-то недовольна.

За ужином он обрадовал ее тем, что директор, после открытия клуба, согласен на его заселение в комнатушку, под лестницей. Хозяйка никаких эмоций явно не выразила. Ну и Бог с ней.

«Так… «Шмеля» значит – берем! Да там и песенка-то – недлинная».

Откуда-то Иван помнил, что перевод так и невспомненного им автора, был куда как короче, оригинальных стихов Киплинга. Да и ладно! Если в восьмидесятых года песня так пошла в народ, то и сейчас будет – не хуже. Будем надеяться!

Потом Косов решил записать слова той песни, что пел Вере, когда они… ну в первый раз. Ага… «Горькая ягода».

«Правда, не понятно – она будет подходить по типажу этой певице… бывшей Илюхи. Тоже – посмотрим!».

Дальше… Что там еще – «кабацкого»? Да что думать-то? «Глаза напротив» Ободзинского; «В шумном зале ресторана», там, где про поэта, это точно должно женщинам зайти!

Что еще? А вот – близко к народным, точнее – к народу: «Мы на лодочке катались» и «А он мне нравиться». Уж больно ему нравилась Валентина Толкунова. Ну а про Герман – тут уж и вовсе говорить ничего не надо!

А еще Иван записал слова песни, которая никак к «кабацким» не относилась, но ему нравилась еще с юности, про «заречную улицу». Ее он не собирался отдавать в уплату. Да и не «кабацкая» она вовсе. Но она ему напоминала собственную юность и его родной городок. Поэтому, закончив с писаниной поздним вечером, он вышел в ограду и тихонько, как только можно, попытался самостоятельно подобрать аккорды. Получалось откровенно плохо! И сам-то он играл, как пьяный босяк в подворотне, а с подбором музыки – вообще швах!

«Ладно… оставим это Илье. Да и предложить ему стать соавтором – автором музыки. А что не так? Пусть Илья хоть в будущем какую копеечку получит!».

Иван не сомневался, что песни пойдут, а значит, в какой-то момент настанет необходимость их легализации, регистрации и прочей бюрократии.

Наутро Илья огорошил его известием, что завтра к ним в клуб приедет этот пресловутый Калошин и бывшая Ильи. Звать ее, оказывается – Варвара.

- А чего так рано-то? У меня же и по песням – так… наброски только. И с музыкой – вообще никак. Я думал, ты мне поможешь с этим, ну… ноты там… то-се…, - Косов был растерян.

- Иван! Ты не понимаешь! Чтобы музыканты освоили новую песню – недели мало. А у нас, по плану, открытие клуба, и значит – концерт уже через три недели! Времени вообще нет! Поэтому – вовсе не рано!

- А как ты… ну – уговорил этого Калошина, и… певицу к нам приехать? Что за песни пообещал? Ты же – даже не видел еще текстов, и музыки вообще нет! Илья, я считаю – это… авантюризм какой-то! Вот!

Илья задумался, почесал переносицу, потом улыбнулся и сказал:

- А это ты, Ваня, на меня так влияешь! Ты – вон, все торопишься, на месте не сидишь, все что-то тебе нужно, чего-то не хватает. Я бы и правда – еще пару месяцев назад так бы не поступил, а сейчас – вот…

«Ну вот – опять за рибу гроши! Я-то тут причем?».

- Да… Иван! Я вот что еще хотел сказать… Когда ребята приезжали… ну… видно было, как ты на Киру смотрел. Я вот… не мое, конечно, дело. Но – не лезь туда. Она девушка красивая, этого не отнять… и умница тоже. Я сейчас даже не про Сергея… хотя он тебе точно нос расквасит, если будешь продолжать в том же духе!

Иван сидел, опустив голову, слушать все это – было неприятно!

«Неужели я так явно себя вел? Если даже Илья, не от мира сего, и то – заметил. Вот же… Вот на кой хрен она мне повстречалась?»

- Имей в виду, Иван… У них с Сергеем все серьезно. Они давно уже вместе… ну – дружат. Да и характер у нее – очень непростой! Она… лидер – вот! С ней… с такими девушками просто – не бывает!

- Да с чего ты все это напридумывал?! Ну да, красивая девушка! И да – понравилась она мне! Но мне и Зина - тоже понравилась, что с того?

Илья задумался, опять почесывая нос:

- Нет… там – не так… На Зину ты просто смотрел, так… с удовольствием. А вот на Киру – либо вообще старался не смотреть, либо замирал, уставившись. Это видно было.

- Ну ладно… ну – мало ли кто и кому понравился? Переживу… совет им да любовь, с Сергеем этим! Все… давай закругляться с этим, да делом заниматься.

- Иван! Понимаешь, я почему тебя прошу… не лезть к ним. Я… я эту семью давно знаю. Наверное, как они сюда, в Никольск переехали, да Витька к нам в класс учиться пришел. Мы с ним как-то сразу подружились. Я и дома у них бывал часто, и Киру знаю еще, когда она девчонкой с хвостиками была… Думаешь, ты первый, кто на нее вот так реагирует? Да за ней всегда поклонники табунами ходили, пока Серега их не отвадил! Но… вот что мне не понравилось… Кира… она в таких случаях как-то весело и с шутками, но не обидно, ставит парней на место. А вот здесь… она не так себя вела. Поэтому… я и прошу тебя… ты же парень умный. Не лезь к ним, не ломай там все, что сложилось уже давненько.

- Все, Илья… Все. Я понял. Закончили с этим. Пойду, покурю и начнем делом заниматься.

Косов вышел на крыльцо, присел на лавку и закурил.

«Ну… что я на нее так отреагировал – тут… хоть и не все понятно, но – пусть! Она очень, очень мне понравилась. Даже не так… я даже думать о ней не могу. Там, внутри сразу что-то дрожать и вибрировать начинает. Именно внутри, а не в штанах! Хотя… в штанах – тоже все неспокойно! Но здесь – самое страшное… нет, не так. Самое неприятное, что – дрожь эта именно внутри, аж мутить начинает, когда о ней думаю. И во рту… как будто медом намазано, сладко так… Влюбился что ли, пень старый? Вот на хрена мне это было нужно? Все вроде шло по плану: работу нашел, с временным жильем – определился. Планы на будущее понятны – на следующий год поступать в Омское пехотное училище. Потом… потом похоже все тоже самое – как и у нас было. Пережить эту мясорубку – и не надеюсь. Это… нестрашно. Нет… не так… неприятно это – вот! Но умом я понимаю, что уже одну жизнь прожил, нормальную такую жизнь. А это вторая… ну… должен сделать, что… должен! Страшно струсить в последний момент, оказаться… не мужиком. Потерять уважение и людей, а еще – самое страшное – перед самим собой уважение потерять! Тогда и жить-то – зачем? А вдруг… мне и еще какую-нибудь жизнь подкинут? Ну а почему нет? Хотя… губу-то раскатывать не стоит…

Да… о чем это я? Ага… про Киру. И вот при таких раскладах… и правда – а зачем девушке голову глумить? Зачем все это начинать? А ведь с Кирой, если начинать, то только всерьез! Это не Вера, и никакая не другая девушка или женщина! Тут… серьезно. И никак по-другому!

А вот… Илья сказал, что она на меня реагировала странно, не так как всегда… Ну… это тешит самолюбие. Сумел заинтересовать девушку. Ну и ладно! Согласен и с Виктором, и с Ильей. Не стоит оно того, не надо опаскудиваться совсем! Все… решено! Кира – просто знакомая, без малейших планов на продолжение! Решил? Решил! Мужик сказал – мужик сделал! Х-м-м… А вот Сереже я бы арийскую морду все же подрихтовал бы! Тут даже дело не в Кире… ну… не только в ней, да. Просто… бесит он меня, бесит! Все… разложил по полочкам, решение принял!»

Косов повеселел и насвистывая, направился в кабинет в Илье. Песни-то кто за них писать будет? Так! Ну, Илюха, сейчас будем решать – кто из нас Пахмутова, а кто – Добронравов!

И уже перед кабинетом Ильи поймал себя на мысли: «А сможешь вот так вот – просто мимо нее ходить, просто общаться, как с обычной девушкой? Что ты себе врешь-то!».

Иван встал как вкопанный. Мгновенно охватила дикая злость – на себя, на такого… распиздяя. Аж скулы свело!

«Брысь! Брысь, на хер, все такие мысли! Ты что – не мужик? Держи себя в руках, тряпка!».

В той жизни что-то подобное с ним было дважды. С Ириной, женой – все закончилось браком. А второй раз… Хорошо, что все закончилось именно так, как закончилось! И вышибал эту муть он из себя долго! А как вышибал? А – кинулся в безумное такое блядство! Баб в этот период у него было – жуть просто! Разные. Красивые и не очень, стройные и не очень. Умные и дуры. Не разбирал! Через полгода, примерно, успокоился. Прошло. Наваждение это. Как – переболел!

«Может и здесь так же поступить? Надо подумать!».

Иван сунул Илье тетрадку с текстами песен, а сам встал у раскрытого окна, и бездумно пялясь на дома близкой деревни Бугры, курил.

- Г-х-м… к-х-а… это… это ты все вчера написал? – Иван не оборачивался, но по голосу Ильи определил, что тот – мягко говоря – удивлен.

- Да нет… наброски у меня давно уже были… Так, пару-тройку строчек тут, пару четверостиший – там… Вчера просто свел все, постарался пригладить. Вот – как получилось.

Посмотрев на Илью, который сидел, тупо уставившись в стену напротив, затушил папиросу в приспособленной консервной банке:

- Ну – что думаешь?

Илья вздрогнул, встрепенулся как конь, и даже потряс головой.

- Так… что я думаю… что я думаю… Я вот так сразу и не скажу, что я думаю. Не могу сформулировать. Но… вот эти песни – Игорь однозначно возьмет! Даже… даже жалко этому козлу их отдавать! А вот эти… не знаю, подойдут ли они Варе. Надо будет посмотреть, попробовать, послушать. Та-а-ак… а пойдем-ка в актовый зал, там помещение лучше к этому приспособлено. Ты мне сначала напоешь, как сам представляешь. Я послушаю.

Илья прихватил из комнаты перед его кабинетом, которую превратили в склад музыкальных инструментов, аккордеон и они пошли в актовый зал.

- Видишь ли… здесь, конечно, фортепиано больше бы подошло. Или – пианино, на худой конец. Но – нету! Поэтому – аккордеон! Ну не с гитарой же музыку подбирать?

- Странно… а почему не с гитарой-то? Чем она тебе не угодила?

- Ну как объяснить… Гитара… она же – ну цыганщина там, дворовые песенки… не серьезно. Аккордеон – это инструмент!

Иван с Ильей был не согласен!

Взял в руки ту гитару, которую брал с собой, задумался, потом попробовал взять аккорд.

«Нет… не так! Вот… И опять – не то, не совсем – то, что надо! А вот так? Ага… уже лучше!».

Илья с интересом смотрел как он пытается подобрать аккорды, ждал.

- К долгожданной гитаре я тихо прильну!

Осторожно и бережно трону струну…

И она отзовется, зазывно звеня,

Добротою наполнит тебя и меня.

- Ага… тоже твое?

- Нет, не мое. Слышал просто, понравилось!

- Ну вот, как я и говорил – цыганщина! Особенно – припев! – Илья подумал и улыбнулся, - а зачем, когда ты пел, то – с каким-то акцентом, что ли?

Иван смутился:

- Ну… я когда ее услышал, запала она мне. А пел ее – толи румын, толи венгр… не знал я его толком. Вот как-то и запомнилось так.

- Кстати! А ее тоже можно Калошину предложить, думаю она ему понравится!

Они проторчали в зале до вечера. Спорили, ругались, пробовали снова и снова. Расходились по разным углам, прерывались на чай и многочисленные перекуры. В один момент – чуть не подрались! Иван был очень удивлен, когда Илья, этот «тютя», вдруг полез на него с кулаками, и принялся дергать за грудки!

- Ну вы еще подеритесь! Музыканты! – остановил их Мироныч, который с интересом наблюдал за ними из дверного проема актового зала.

К вечеру вымотались до предела!

- Так, Ваня. Надо остановиться. Ты как – сможешь сегодня домой не ездить? Переночуешь в своей комнате, на топчане, а я – у себя в кабинете, на диване. А завтра, с раннего утра – отшлифуем все до упора. К их приезду нужно показать товар лицом! – Илья с замученным видом, с растрепанной прической выглядел безумным профессором.

«В своей комнате… Кстати, мужики сторожа восприняли это пока формальное вселение – по-разному. Мироныч вполне спокойно, а вот Яков – с явным недовольством!»

- Ты, что же, сосед, надулся? Человеку жить негде, углы снимает. А мы – что не найдем себе потом угол, где приткнуться да ночь провести? Вон – сиди в библиотеке, да читай книжки разные, или газеты. Все умнее будешь! А отоспаться – и на утро, дома, сможешь! – Мироныч урезонил Якова, и тот промолчал.

Иван договорился с Миронычем, что потом нужно будет переделать стол, топчан, лавку, какой-никакой шкафчик соорудить, под всякое-разное – чтобы уже не бытовкой строительной смотрелось помещение, а жилым уголком.

Иван, по предложению сторожа, сбегал к тому домой, чтобы жена собрала им какой-нибудь перекус. Поужинали уже поздно, в комнате Ивана, попили чай, перекурили.

- Так… учиться тебе Ваня гитаре придется всерьез, тут уж я от тебя не отстану, - Илья говорил устало, но твердо, - а потом, к осени ближе… за аккордеон я тебя усажу!

- Это… к-х-к-х-а-а…, - Иван закашлялся, - это – зачем же… аккордеон? Я тебе что – музыкант, что ли? Да и… сложный же он!

- Ничего он не сложный… помаленьку-потихоньку… освоишь! И здесь – поможешь, и потом – в жизни пригодиться, и не спорь со мной! – вот так «тютя»! Я же говорил – начальник в нем прорезается! Мироныч лишь усмехался, дуя в кружку с горячим чаем.

- И вот еще… Песни завтра представлять будешь ты! – Илья смотрел на него своим близоруким взглядом. Но взгляд был… твердым, ага.

- А здесь-то – почему я опять? Кто из нас музыкант – я или ты? – Иван был возмущен, повернулся к коллеге-сторожу - вот так и живем, Мироныч! Все норовят на шею сесть и ножки свесить!

- Пойми, Иван! Я музыкант, конечно… Но – не певец. И они об этом знают. Зачем ставить себя сразу в заведомо проигрышную позицию. А ты что – ну да не певец, и что? Это и понятно. Ну – спел как мог, какие претензии? И, кстати, ты зря так говоришь – голос у тебя вполне приятный. Такой… немного на баритон походит, когда поешь. Ну – не оперный певец, само собой. Но… если бы с тобой позанимались наши преподаватели – вполне бы для эстрады подошел. Я, знаешь ли, и похуже голоса слышал. И ничего – выступали люди со сцены, да еще и апломбом! У нас, в культуре, знаешь какие типажи встречаются? Гонору, спеси – ого-го!

Они сидели с Миронычем на крыльце, курили, глядя на деревню. Илья уже давно ушел спать, а Ивану не спалось. Что-то не выходит у него жить спокойно, размеренно, как думалось. Ни одно, так – другое, все что-то – наперекосяк!

Было тепло, по-летнему ясное звездное небо над головой. И даже комары куда-то пропали. Огни в деревне были редкими. Тихо и хорошо. Лишь изредка то тут, то там погавкивали собаки во дворах. После такого нервного и утомительного дня – лепота! И мысли про Кир… так, не будем! Нет их, этих мыслей! Вот – лучше о Вере думать! Но думать о Вере мешал попыхивающий самокруткой рядом на крыльце, Мироныч.

- Ты слышь, паря, Тимофеич тут приезжал. Говорит – на днях привезут дрова, долготьем. Вот нам их пилить, а потом и колоть нужно. А то, чем топить-то столько печей зимой будем? Да и просохнуть им, дровам этим, надо! Времени-то теплого, сколько еще будет – ну месяц, полтора, не больше. Мы завтра с Яковом козлы собъем, под распиловку.

- Ну что ж… привезут – будем пилить, да колоть! Наше дело телячье…

Мироныч покосился на него, хмыкнул.

- А я вот, Осип Миронович, все спросить хотел… Как-то имя-отчество у вас… вроде – не здешнее. Отчего так?

Тот пыхнул самокруткой:

- Так я, паря, и не местный! Я ж – с Белоруссии, ну – это сейчас так называется. А тогда – с Виленской губернии, да.

- А как же вы тут оказались?

- Да как… революция, а потом – Гражданская… они ж здорово людей-то перемешали. Люди с севера на юг перлись, а кто – с востока – на запад, а кто – наоборот! Кто – воевал, а кто – от войны бежал. Всякое было…

- Я вот – в вёске своей жил, не тужил. Ну как не тужил… Бывало и потужить приходилось, да. Там же как – то недород, то еще какая чума на людей свалиться. Но ничего так – справно жили. Не хуже других. Дом у меня был, хозяйка да ребятишек уже двое. А потом – война эта… Не, меня так-то не призывали. Только уже на второй год, когда наши царские генералы уже и Польшу просрали, стали нас привлекать, мужиков, по обозной надобности. Фронт-то уже и недалеко от нас был. Не близко, конечно, но – и не недалеко. Хорошего в той повинности было мало – ну как крестьянину радоваться, у него же всегда забот, полон рот! А тут – вози то продовольствие, а то и снаряды-патроны разные. Раненых опять же – в тыл. Но грех говорить, и фураж лошадям выделяли, и самих, нас – кормили справно. Да деньжишек мало-мало подкидывали, да. Но все равно… не к душе все это было. Работа-то дома стоит! Ее кто за тебя делать будет?

- А потом… германец попер, попер – дуром прямо! Вот я и попал, как кур в ощип! Собрали нас, в очередь кто, и погнали на лошаденках – кто патроны везет, кто еду. На передовую, значит. А оттуда, чтобы порожнем не гонять – раненых. Ох и много же их было, ох много! Нам уже и те патроны – в радость казались! Они же, патроны-то, не орут благим матом, да и не мрут на каждой версте! Всё мы с мужиками тряслись, когда же это кончится?!

- А только сдали их в госпиталь – прискакал, значит, офицер и ну – уговаривать нас, что, дескать, еще бы ходку сделать. Дескать – очень уж патроны на передовой нужны. Деньгами нас соблазнил, паскуда… Вот… Вернулся я домой только через месяц после отъезда. А там… в веске нашей, за это-то время… штабов каких-то понагнали, еще какие-то части, склады. А дома моего – нету… Ни жинки, ни детишек… Одни головешки… Соседи уж рассказали, что прилетал, значит дирижабль германский по ночи, да давай бомбы скидывать… Вот – куда попал, туда – попал! Так я… один и остался.

- И знаешь, Иван… Такая злоба меня взяла, такая злоба! Продал я свою лошаденку, пил… неделю, не меньше. А потом – пристал к одной добровольческой команде. Очень уж мне хотелось хоть парочке германцев глотки взрезать! Своими руками чтобы… Чтобы в глаза их посмотреть, значит…

- Вот так, до семнадцатого года и провоевал, да.

- Ну что – получилось отомстить? – Иван смотрит на Мироныча, досталось же мужику!

- С избытком! Нас там таких… охотничья команда подобралась. А что – мне тогда аккурат двадцать пять было. Силенки-то были, были… Вот мы и порезвились… с германцем-то. И сами, конечно, ложились… ну – кому не свезло. Но и кровушки их – попили вдоволь. Я ж и Егория получил. К семнадцатому уже и второй маячил… да вручить не успели. Закрутилось все. А потом – помотало меня… И под Петроградом повоевать успел, и на Дону… с Сиверсом. А потом нас – вот сюда отправили, Колчака, с-с-собаку, кончать!

- А здесь уж меня, в стычке одной, в колено-то и ранили. Оставили меня здесь, в госпитале, а наши то дальше пошли, гнать этих сук. Вышел я из того госпиталя, толком ходить не могу. Куда податься? И дома нет… Вот я здесь к хозяйке-то и прибился… У нее же мужик-то помер, а с ребятенком одной – солоно. А там уж и сын у меня здесь образовался. Так и живу здесь. Уж скоро двадцать лет.

- Так получается – снова у Вас двое детей?

- Ну… так получается. Дочка-то – она от первого мужика. Но – ничего так, тятей меня называет. Она же малая совсем была. Муж вот только у ней…

- А что не так с мужем? Пьет поди?

- Да не… Так-то он мужик справный, работящий. В колхозе они тут живут, недалеко. Верст двадцать. Только… из беляков он, поганец.

- Как из беляков? Офицер, что ли?

- Да какой офицер… тьфу ты… мобилизованный он. Все оправдывается, что, дескать, три месяца всего прослужил у Попеляева. И в боях, дескать, не бывал. А потом – в лес убег, с еще несколькими. Партизанил, значит.

- Так что ж ты, Мироныч, его тогда – шпыняешь?

- У беляков был? Был!

Помолчали. Мироныч свернул новую самокрутку.

- А что… здесь сильно воевали-то с беляками?

- Так… а как иначе-то? Ведь сволота же! Так-то… если мобилизованные, то могли и не кончать, ежели в плен брали. А уж если офицер, а тем более – если из казачков! Что ты! Они ведь, тьфу ты… они нашего брата – не жалели. А уж казачки-то – живодеры те еще были. И если кто из молодых еще… тут по-разному могло быть. А вот из старых возрастов – ух и лютые были, ох и злыдни! Ну да и к ним у нас – особое отношение было, ага!

- А вот интервенты? Они тоже лютовали?

- Да по разному… Если где часть в порядке, офицеры там… вроде и ничего такого. А вот всякие команды… те тоже были сволочи. Все по селам шныряли, продовольствие, фураж. Грабили, конечно. И баб валяли. И попробуй против вякни – быстро оформят как большевистского партизана. А там – конец один. Американцы тут были… французы… немного, правда. Американцы – те торгаши бессовестные, все какие-то купи-продай. Ну да, мы их тоже не баловали! На хер ты сюда пришел? А пришел, так не жалуйся!

«М-да… сурово тут было, и кроваво. Да и у нас – примерно также. Это только к концу семидесятых почему-то в фильмах и книгах стали белогвардейцев облагораживать. С какой целью? Да, понятно, с какой! А потом и вовсе – хруст булок, балы, юнкера, барышни-гимназистки! Все в розовом цвете, да все эльфы благородные!».

- Может – по чайку, Мироныч?

Попив чаю, Иван завалился спать.

«А не прост Осип Миронович, не прост! И повоевал… добро, и крови на нем…да».

Поутру, как уже привык, Иван поднялся рано. Выскочил за клуб, стал разминаться, делать зарядку. К тому времени, когда проснулся Илья, он уже бодрый, умытый и свежий сидел в комнате, пил чай с Миронычем.

- А ты где умывался-то, Иван? – физиономия директора была изрядно помята, как будто полночи пил горькую.

- Так вон, за печкой же умывальник, Мы с мужиками уже давно его там поставили!

- А ты чего не переезжаешь-то, не обживаешься? Договорились же, - Илья вытерся поданным ему Косовым полотенцем.

- Не… я так не хочу. Обустроить все нужно, как положено. Чтобы жить нормально, а не как бродяга, - чуть не ляпнул, как бомж!

Попив чай, они снова пошли в зал.

- Давай прогоним все еще раз, посмотрим, что получается. Я думаю, Калошин с Варей приедут часам к одиннадцати, - Илья снова уселся с аккордеоном в руках.

Ну что, прогнали. Получалось вроде бы неплохо, как на взгляд Косова.

- Так. Ладно, хватит! Нам не с концертом перед ними выступать. Если, как ты говоришь, этот фраер в музыке не лох, то он сразу врубится, подойдут ему песни, или нет. А я, пока время есть, лучше вон до станции сбегаю – что-нибудь на бутерброды куплю, да еще что. Может вина какого-нибудь взять? У нас же – деловые переговоры будут, нужно контрагентов умаслить. Ты как думаешь, Илья?

- Иван! Ну вот что ты за человек – то шпана какая-то из тебя прет, то, как приказчик купеческий заговариваешь! А по поводу вина… лишнее я думаю, это…, - Илья морщился.

- Ну… по поводу шпаны – я ж детдомовский! Как говорится – «Бытие определяет сознание»! Воспитание хромает, ага! И вот ты не прав! Даже если тебе эти люди неприятны – сделай вид, что тебе насрать! Будь вежлив и корректен! К тому же – будет дама, а она, хоть и твоя бывшая, но обхождение все-таки нужно иметь. Иначе и связываться с ними не надо было!

Илья махнул рукой, мол, делай как знаешь!

Он успел к одиннадцати. И колбасы купил, на вид – неплохая, даже сыр какой-то у бабули взял. Хлеба свежего опять же… А вот с вином – долго пробегать пришлось. Уже собирался и вовсе возвращаться, но добрые люди подсказали, где тут бакалея продается. Вино он здесь еще не пил, потому выбрал больше – по цене, что подороже. Да там и не винный супермаркет будущего был, а лавка бакалейная. Ну – пусть не лавка, а магазин, но все же выбор был не богатый. Вот еще – шоколад прикупил!

Они сидели в зале, когда гости зашли в клуб. Илья все показывал Косову, как правильнее, по его мнению, играть «Улицу».

- Здравствуйте! – звонкий голос, красивый.

«Ага… это значит бывшая… пассия Ильи. А что – вкус у нашего директора явно есть! И пусть женщина все-таки была в каноне красоты именно этого времени, а значит – не совсем во вкусе Ивана, но стоит признать, что – да! Приятная особа… внешне. Он-то представлял себе кого-то в стиле Любови Орловой, но вот – ошибся. Нет, пожалуй, от Орловой у нее что-то и было. Рост вот – метр с кепкой. Метр шестьдесят, вряд ли больше. И фигура такая… низ – несколько тяжеловат. Хотя… эта серая юбка чуть ниже колена, почти облегающая ее широкие и довольно тяжелые бедра, ей шла. Ага! Взгляд притягивает. Светлая блузка, тоже вполне подходит. Грудь такая, заметная, не сказать, что уж прямо сильно большая. Но – заметная. Полные голени ног… она, похоже – еще и танцует. А на ножках-то – чулки, не иначе. Как их там… фильдеперсовые, во! А на лицо… какая-то смесь, ага – микст, от Элины Быстрицкой, Аллы Ларионовой, Людмилы Чурсиной. Брюнетка, но не жгучая, а так… Но приятная, приятная особа! И – ухоженная, явно следит за собой».

Иван встал, подошел и довольно неожиданно и для себя, и уж тем более – для нее, поцеловал ей руку.

- Здравствуйте! Вы – Варя? Илья рассказывал про Вас, - она метнула взгляд на Илью: что он там «хорошего» мог рассказать про нее? - что Вы – начинающая, но талантливая певица!

Женщина заулыбалась, и чуть покраснела щечками.

- Ну уж так прямо и талантливая?! Это вряд ли он мог сказать… Может просто – неплохая или там… хорошая. Но уж – не талантливая! Признайся – сам придумал? А ты…, - она протянула и посмотрела на Илью.

Тот тоже поднялся:

- Да. Надо Вас представить… Иван – это Варвара Александровна! Это – Игорь. Ты уж прости, - он повернулся к мужчине, который зашел вслед за дамой, - не помню, как тебя по отчеству… Это - Иван!

- Ну, Илья… ф-у-у таким быть! Варвара Александровна! Как будто мне лет сорок уже. Варя! Просто Варя!

«М-да… а она умеет быть… обаятельной, что ли… Хотя – несомненно – хищница!».

- И мне очень приятно! – хотя… вот про этого типа – явная ложь.

«Тип», кстати, выглядел очень неплохо. Этакий типаж, который нравиться женщинам. Особенно, если они не умны. Высокий, стройный, одет неплохо. Светлые летние брюки, парусиновые легкие туфли, сорочка светло-зеленая, с чуть расстегнутым воротом, аккуратная кепочка на голове.

«А вот усики эти – дурацкие!».

Нет, усики вовсе не были по-гангстерски тонкими, ниточкой. Просто – как-то уж чересчур аккуратно подбриты, открывая верхнюю губу.

«И вообще он похож на… жиголо! Точно! Ему бы вместо кепки – шляпу, да пиджак светлый! И всё – все дамы чуть больше сорока – его! Но это не здесь, а где-нибудь в Европе. Здесь-то народ попроще. Хотя, полагаю, на определенную часть дам достатка выше среднего – он, без сомнения, и здесь оказывает определенное воздействие!».

Илья явно нервничал:

- Ну что… можно приступать?

- Илья! А давай проведем нашим гостям небольшую экскурсию. Наверное, им интересно, чем же теперь руководит их знакомый, - сам он попытался, подмигивая, дать понять Илье, чтобы он временно передал «бразды правления» ему.

«Вот не доверяю я способностям Ильи проводить такого рода переговоры! Варенька эта – та еще лиса, а уж про этого… Игорька – и говорить нечего! Явно наглый типус, с таким карманы проверяй через каждые пару минут, альфонс сраный!».

Что-то Илья все же понял, так как несколько коряво отступил чуть в сторону.

- Мужчины! Давайте сделаем перерыв небольшой, буквально - несколько минут! Дайте даме припудрить носик! Иван! Можно тебя на пару минут? – «лиса» подхватила Косова под локоть и повлекла его к выходу.

В сенях клуба она остановилась, оглянувшись, проверила, не видно ли их из фойе, и бесцеремонно подтянув Ивана к себе за рубаху, прошептала:

- Ваня! Не дай оконфузиться бедной девушке! Уже из последних сил терплю! Где у Вас здесь… удобства? Ну – не в ограде же вы… это делаете?

- Мадам! Ну как вы могли такое подумать? Мы, конечно, не в Париже, но уж уборная, пусть и простая, у нас все же есть! Пошли покажу! – интересно, вот она так специально придумала, чтобы показать какая она простецкая… девчонка, или действительно – прижало?

Она хихикнула и вновь прицепилась к его локтю:

- Веди, показывай… И, если что – то вернее будет – мадмуазель, а не мадам! Или ты тоже норовишь меня в возраст ткнуть? Мне всего двадцать шесть!

- Извини… как-то не подумал. А когда ты спросила, можно ли меня на пару минут, я уже готов был заявить, что с такой женщиной, да всего пара минут – это преступление!

- Пошляк! – хихикнула она и ткнула его кулачком в бок.

Он довел ее до угла клуба, кивнул на «удобства» и отвернувшись, закурил.

«Так-так-так… планы надо менять. Если до того момента, как он увидел Игоря, он был готов отдать тому эти песни безвозмездно, но сейчас… планы – поменялись! На хрен этого прощелыгу! Нет, на концерте-то он нужен, конечно. Но вот бесплатно? Будем торговаться, как одесситы на Привозе!».

Сзади хлопнула дверка туалета.

Натянув улыбку на «фейс», он повернулся.

- Я думаю, мадмуазель не против пройти к умывальнику?

- Да… не помешало бы.

- Пойдем, красавица, я готов служить тебе проводником хоть всю жизнь!

- А позволь спросить… а сколько лет проводнику, - Варя чуть игриво наклонила голову, но вот глаза ее – не улыбались, они как будто приценивались как… как, к вроде бы и не нужной, но и немного интересной, вещи.

«Ну – хищница… да, довольно корыстная особа. Но стоит ли осуждать? Что ты, Елизаров, в той жизни таких «продуманных» женщин не видел? Да видел, и не раз. С ними, кстати, много проще, чем с романтично настроенными молодыми особами».

Когда Варя помыла руки, скептически осмотрев будущее местожительство Ивана, готова была к продолжению общения, они вышли в фойе.

- Так… здесь у нас будет библиотека. Книг еще нет, завезем чуть позже… Здесь, как вы видели, актовый зал, он же – зал для занятий. Предполагается несколько кружков – и хорового пения, и танцевальный кружок, и инструментальный ансамбль. Здесь же и кинофильмы будем показывать. Так… ну что – все. Можно приступать к разговору, все политесы соблюдены?

«Ну вот… Ильюша! Переговорщик из тебя…».

Илья, надо отдать ему должное, писал ноты утром, после последнего их «прогона» буквально на слух. И передал их Игорю и Варе, которые сидели сейчас на скамейках, поставленных квадратом в актовом зале. Они сначала несколько отстраненно смотрели в них, но потом было видно – дошло! И уже Игорь просматривал ноты более внимательно, чуть покачивая головой. А Варя, так же внимательно читая ноты, беззвучно шевелила губами, видно «про себя» слова пыталась напеть.

Илья был напряжен, глядел в окно зала, а Иван – якобы лениво покуривая, старался внимательно следить за мимикой оппонентов.

«Нет… или я ничего не понимаю, или им – нравится! А Варя, кстати, вполне попадает в типаж песен. Ну, тех, которые для нее и писались».

- Так… хотелось бы точно узнать – а кто автор песен? Или – авторы? Поймите правильно – я не хочу попасть впросак! – Игорь переводил взгляд с Ильи на Ивана.

- Автор стихов – вот, Иван! – Илья кивнул на него.

- А автор музыки – Илья, - в свою очередь кивнул Косов на Илью.

- Нет! Не так! Музыку мы писали вдвоем! Иван придумал мелодию, а я – только обработал ее, и положил на ноты! – ну что за упрямец, а?

Здесь Иван заметил, как Варя с жалостью посмотрела на директора, а потом опустив глаза в ноты, вздохнула.

- М-да… это все интересно, но как бы – послушать? – Игорь со всех сторон хотел посмотреть «товар».

- Ты же понимаешь, что из инструментов у нас только аккордеон, и певца опытного – тоже нет. Но если вы не против, Иван вот споет, а я буду за аккомпаниатора, - Илья встал и взял аккордеон.

- Я все же буду подсматривать в лист, хорошо? И – не судите строго, это только чтобы вы понимали, как это должно звучать, не певец я - а зачем я перед ними оправдываюсь?

«Так… надо настроиться… и… как это – постараться петь с душой! А как это сделать? Ну… а вот я Варе ее буду петь!».

Под аккомпанемент Ильи, он спел сначала «глаза», а потом и «Ах, какая женщина».

«А она засмущалась! И глазки опустила, и чуть разрумянилась! Понравилось значит?».

- Варя! Что ты думаешь? – обратился к певице Игорь. Они наклонились друг к другу и начали шептаться.

- А хорошо спел! Добротно так! – негромко похвалил Ивана напарник.

Варя подняла голову:

- Иван! А мои песни – покажешь?

- Ну-у-у… тут уж вообще не знаю… они же женские!

- А давай вдвоем? Ты начни, а я – подхвачу. Я понятливая! – и она, задорно тряхнув головой, встала рядом с ним.

Она была действительно понятливая. Ему пришлось спеть лишь первые куплеты с припевами в каждой песне, как она подхватывала. Нет… и он, да и она тоже – и «лажали», и сбивались! Но ведь все понимали, что с первого раза спеть – не получиться. Глаза у Вари блестели, на губах была довольная улыбка.

«Значит и ей – нравиться!».

Игорь Варины песни толком не слушал, так – вполуха. Все заглядывал в ноты своих песен, думал. И как только Илья закончил играть, потащил его к окну, где стал негромко, но напористо что-то втолковывать.

«Так… а вот это мне уже не нравится!». Иван хотел подойти к ним, но Варя взяла его под руку:

- Да ну их! А хорошие у тебя песни получились! Людям точно по душе будут! – потом помолчала, - и сам ты спел неплохо… мне вот – понравилось!

«Она что – меня кадрит?».

- А еще у тебя есть что-то? – и она пристально посмотрела в его глаза.

- Может… и есть. Но вот – как договоримся?

- А что бы ты хотел? – она улыбалась.

- Ну… я – молодой парень, ты – красивая женщина… Мне продолжать?

- У-у-у… кобель! – вот как-то не искренне у нее вышло. И возмущаться не стала.

«Говорю же – вот с такими корыстными всегда проще договорится!».

- Илья! Игорь! А давайте пройдем в более удобное помещение! – Косов посмотрел на директора и кивнул в сторону лестницы в мансарду.

Мужчины, о чем-то продолжая негромко спорить, пошли вперед. Иван, снова подхваченный под руку Варей, за ними не торопились.

- Ты откуда такой взялся? – она спросила негромко, чуть придерживая его за локоть.

- С Северов приехал, работал там пару лет. А здесь… да пару месяцев всего, вот – пристроился здесь временно… За зиму думаю чуть подготовиться, освежить школьный курс в памяти, а уж следующим летом – поступать куда-нибудь.

- А стихи… ну – песни давно пишешь? – она смотрела внимательно, оценивающе.

- Да я их и не пишу… так… Там что-то услышал, и как-то само приходит. Тут чем-то навеяло… То есть – целью себе это не ставлю.

«Как-то она оценивающе меня разглядывает? Наверное, я выгляжу постарше реального возраста. Да и одет прилично! Хорошо, что рабочую одежду на смену здесь оставляю, а езжу в чистой».

- Варенька! Мне кажется, что нужно тебе сразу объяснить, чтобы не было потом непонимания. У меня планы… не связанные ни с культурой, ни с Никольском. То есть… если вдруг мелькнула мысль на серьезное что-то… не стоит. Вот песни тебе подготовить – это одно… а что другое… нет, не надо! Я, конечно, с радостью соглашусь посвятить тебе свое время… какое-то. Но… в общем, ты всё поняла, я думаю. Смотри сама – я предельно честен! Ты мне нравишься как женщина, я тебе нужен – как источник песен. Найдем общий язык?

- М-да… такой молодой – и уже такой циничный! Я поняла тебя… я… подумаю, - чуть отодвинувшись от него, она демонстративно его оглядела, улыбнулась, - а что – вполне симпатичный мальчик, и знает, что хочет. Откуда только в таком возрасте такой цинизм и похоть, как у старого сатира?

Она негромко засмеялась и ткнула кулачком его в живот:

- О-о-о! И мышцы есть! Интересно-интересно. Спортом занимаешься?

Он взглянул на лестницу – «уже поднялись?», потом взяв ее за руку, подтянул ее к себе и прижав, крепко поцеловал в губы. А она – и не сопротивлялась! Но через пару секунд отодвинула его от себя:

- Ну вот! Нахал! Всю помаду стер!

Лестница была довольно узкой, с двумя короткими пролетами и крошечной площадкой между ними. Иван пропустил Варю вперед. Ступеньки были круты, а ее юбка довольно узкой. С улыбкой посмотрев на него, она пальцами приподняла юбку и медленно стала подниматься по лестнице.

«Кто и кого соблазняет? Я – ее, или она – меня?». Ножки приоткрылись намного выше коленей.

«Да… ножки чуть полноваты, но формы – очень соблазнительные!».

- Ваня! Хватит пялится на мои ляжки! Это – бессовестно, между прочим! – чувствовалось, что она улыбается.

В пару шагов он догнал ее, и запустил руку между ног. Выше, выше – до самой попы. Она на секунду приостановилась, потом все же легонько шлепнула его по руке:

- Ну, это уже совсем неприлично! Перестань! – ага… а сама это чуть слышно прошептала. Что же не кричишь, не возмущаешься?

Он придвинулся к ней еще ближе и шепнул:

- Как я тебя хочу! У меня голова кружится!

Она - так же шепотом:

- Мало ли кто и чего хочет! Прекрати, имей совесть!

Он приподнялся, держась за перила, придвинулся к ее ушку губами и сказал ей, что у него выросло на том месте, где раньше была совесть.

- Вот же хам! Иван! Ты переходишь границы, остановись!

«М-да… что-то и правда меня занесло!».

- Извини… и правда, что-то я… но ты сама виновата! Зачем ты такая красивая? О! кажется есть пара новых строк! – он опять придвинулся к ней и прошептал, про то, что нельзя быть на свете красивой такой!

Она повернулась и с удивленным интересом посмотрела на него.

Тут их, такое интересное общение, прервал альфонс Игорь:

- Иван! Варя! Ну, где вы там потерялись?

Она стиснула его кисть своей рукой и быстро простучала каблучками вверх по лестнице.

Иван чуть задержался. «Ага, а юбку сейчас уже и не приподнимала! То есть – и с начала не было такой необходимости? О женщины! Вам имя вероломство!».

Стараниями Ивана, в кабинете Ильи был вновь восстановлен порядок. Из шкафа он достал тарелку с бутербродами, бутылку вина, шоколад.

- Извини, Илья… а то – командую тут, как у себя дома. Но, ребята, не знаю как Вы, а я – зверски проголодался! Давайте перекусим, а потом и делами займемся. Согласны? Сейчас я еще чайник на керосинку поставлю!

Он сбежал вниз, заскочил в свою комнату и попросил зашедшего сюда Якова:

- Яков Степанович! Там к директору гости приехали – по поводу концерта договариваться. Я здесь чайник поставлю, ты присмотри, пожалуйста, а как закипит – крикни меня, я сразу прибегу.

Так же бегом вернулся в кабинет директора.

- А здесь у тебя, Илья, миленько так…, - услышал он последнюю фразу Вари.

«Вот так оставь Илюху одного с ними – так одна соблазнит, чего доброго! А второй – «разведет», как кролика!».

Он уже давно приметил, что здесь люди… нет, они вовсе не были глупее или ограниченнее тех людей – в будущем. Но были они здесь… неторопливые какие-то, и на слова, и на мысли, и на поступки. Поэтому, наверное, все, что делал Иван, казалось окружающим эдаким напором, постоянным движением, а то и хаосом.

«Ну – что выросло, то – выросло! Как сказал поэт: «И жить торопится, и чувствовать спешит!».

Когда он зашел, Игорек уже что-то активно «впаривал» в уши директора, невзирая на его вялые возражения.

- Что-то я не понял? Мы же вроде бы решили прерваться на перекус и чай, а ты, Игорь, опять о делах?!

Он открыл вино, чуть понюхал его.

«Вроде бы и неплохое…».

- Извини, Варя, я в винах этих – ничего не понимаю. Вот – купил, что показалось получше, - он посмотрел на женщину. Та в ответ, неопределенно махнула рукой, типа – «пойдет!».

- Ну что – попробуем? – фужеров у Ильи, конечно же, не было. А Иван – не догадался посмотреть в бакалее. Пришлось разливать по чайным кружкам. Варе выделили ту, что была поприличнее. Пригубил вино.

«А что – красное полусухое. Название – вообще ни о чем не говорит! Ну, так… в меру терпкое, чуть сладковатое, с приятным ароматом и привкусом. Нормальное вино!».

Выпив вина и слопав бутерброд, Иван закурил, поглядывая на присутствующих. Илье, понятно, все происходящее не нравится, и только в силу необходимости, он терпит гостей. Варя как-то ушла в себя, задумавшись, и чуть улыбаясь, помалу прихлебывая вино. Вот Игорь – тот тоже недоволен, но причина явно не идентична недовольству Ильи. Похоже, что присутствие Косова прохиндею сильно мешает.

- Ну… давайте я начну. Если никто не против! У нас есть несколько новых песен, которые нужны и тебе, Игорь, и тебе, Варя. Нам нужно – ваше участие в концерте. Причем, не просто участие, так – номер отбыл и до свидания! А нужен нам хороший концерт! Потому – от вас работа, это – понятно! От нас… Илья пообещал эти песни. Так мы с ним изначально и договаривались. Но ситуация – несколько изменилась. Свое предложение мы сделали, еще фактически не имея этих песен в готовом виде. А сейчас понятно, что они получились – неплохие. Да что там, неплохие! Хорошие песни получились! И ты, Игорь, это прекрасно понимаешь! Поэтому, первоначальная концепция нашего предприятия – несколько видоизменилась. Мы не будем передавать Вам песни – навсегда и безвозмездно!

«О как! Как все вскинулись-то! Игорь с возмущением, Варя – тоже, пусть и более спокойно. Даже Илья и то пялиться на меня с недоумением!».

- Хорошие песни, которые востребованы людьми, основа благосостояния артистов, которые их исполняют, не так ли? Я понимаю Ваше возмущение. Но, согласитесь – поиметь с нас шлягеры, так их кажется называют, за полтора часа работы? Те песни, которые будут вам приносить доход, причем – хороший доход и долгое время, за полтора часа работы? Извините, но жизнь нас учит чему? А учит она тому, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке!

- Илья! Я не понимаю, кто здесь директор, ты, или вот этот наглый юноша? – влез со своим недовольством «альфонс».

- Игорек! Вот тут ты конкретно не прав! В некоторых кругах говорят, что «наглость – это второе счастье!», назвав меня наглым юношей, ты, по факту, назвал меня – счастливым юношей. Причем – выразил недовольство! Ты завидуешь моему счастью? Так что ли? Так зависть – это плохое чувство! И еще как говорят – «завидуй молча!». Далее, здесь в нашем разговоре – нет ни директора, ни подчиненного. Есть два соавтора хороших песен. И к чему ты подталкиваешь Илью? Чтобы он забыл, что он мой соавтор, и включил «административный ресурс»? Так Илья не такой человек, совесть у него есть! – ну вот, Илюха смутился, и злобно покосился на Игорька, что и требовалось!

- Игорь! Я не хочу ругаться, но свои и Ильи интересы я готов отстаивать! И что в этом плохого? Я уже понял, что, в сфере культуры отношения между творческими людьми сродни паукам в банке. Это как пойти стричься к хреновому, но наглому мастеру – так подстригут, что хоть уши бы целыми остались!

Тут Иван поймал на себе взгляд Игоря.

«Ути-муси-пуси! Какие мы злые, как мы желваками-то двигаем! Как бы у Игорька так морду не переклинило! Ага… решил взглядами пободаться? Ну – давай!».

В прошлой жизни Елизарову приходилось встречаться с разными людьми – и с жуликами всех мастей, и с «братвой», и представителями других силовых структур. Из этого он вынес несколько уроков – нужно уметь, в определенных ситуациях, конечно, взглядом показать способность и желание действовать – жестко, грубо, напролом!

Как говорил как-то ему знакомый «фобос», из «тяжелых», во время командировки в горах Ичкерии - «чтобы «на базаре» не съехать – дави врага взглядом!». На вопрос – как это?

Ответил:

– Смотри ему в глаза, не отводи взгляд, вызови в себе, внутри, желание убить оппонента! Злость, бешенство, готовность идти до гонца! Даже – пусть ценой собственной смерти! Но есть нюанс – делай это только глазами! Не корчь морды – иначе это будет воспринято, что ты – псих! А от психов, в таких ситуациях, стараются избавиться радикально! Псих – значит ты – недоговороспособен! Значит, ему, чтобы выжить – нужно убить тебя!

- А тебе же нужно – забороть врага, чтобы он сдал назад, а потом – довести разговор до нужного тебе финала! Так вот – держи покер-фейс! Но глазами – дави, дави, дави, блядь! Убить его, суку! Глотку перегрызть – здесь и сейчас! И хуй с ним, что будет с самим тобой! В могилу его утащить, за собой! Сдохни, тварь! Вот такие эмоции должны быть у тебя в глазах!

- Можешь даже потренироваться, перед зеркалом! Даже нет, не так! Этому – нужно тренироваться у зеркала! Нащупай ее, эту волну в себе, подними ее, чтобы с головой накрыла, и пошли ее в глаза!

- Все бойцы, неважно кто они – «чехи» здесь, «братки» у нас дома, гопота разная – они же как собаки – это вот шкурой чувствуют! Собака же как? Она бросается только на того, кто ее боится. Ну – если это простая собака. Служебная-то – она натренирована на такие взгляды – агрессией отвечать!

- Так вот… в таком противостоянии – кто кого переглядел, тот и выиграл. Психологически. И пиздежь, когда говорят, что можно, проиграв психологически, выиграть по факту. Ты – сдался, ты дал слабину, ты – уже проиграл! Все!

- И что – это действует всегда?

- На девяноста девять процентов! За исключением тех случаев, когда у тебя в оппонентах оказался, к сожалению, более сильный воин. Не физически сильный, психологически. Да ты и сам, наверняка, видел, что подчас – более слабый с виду… ну – дрищь какой-то! А «душок» у него – сильнее, чем у «качка». И вот уже «качок» смущенно отступает перед тщедушным «ботаником». Заметь – с виду «ботаником».

Вот сейчас и послал Иван такую волну Игорьку. Ха! Сработало! Отвел взгляд прощелыга! Аж пот пришлось бедняге вытирать! Торкнуло его, и хорошо так!

А потом Иван сделал ошибку. Не «погасив» взгляда, он перевел его на Варю. Она широко распахнула глаза, побледнела и втиснулась в диван.

Он опустил голову и прикрыл глаза рукой. «Вдох-выдох, вдох-выдох, и еще раз! Фу-у-ух-х… вроде бы все!».

Иван вновь посмотрел на Варю, улыбнулся и подмигнул ей. Она ответила ему робкой улыбкой.

- Знаете… как-то слышал анекдот о людях искусства. Сидят два пожилых артиста в гримерке. Вечер, спектакль прошел, устали оба. Но один все же чуть поживее. И вот этот живчик этак вальяжно говорит второму:

- Что-то ты сегодня играл… так, без души… вяловато как-то…

Второй посидел, помолчал и отвечает:

- Знаешь… приснился мне ночью сон. Как будто умер я и вот – подхожу к вратам рая. А Петр мне и говорит: «Извини, уважаемый, но впустить я тебя не могу! Не велено мне артистов впускать!

И тут вижу я, а за оградой – ты разгуливаешь, довольный такой!

Вот я Петру и говорю: «Как же, артистов не впускать! А вон же – ходит у вас артист!».

Петр оглянулся, посмотрел и так, с ухмылкой: «Да какой он артист?! Так… лицедей презренный!».

Илья засмеялся, даже Варя улыбнулась, но Игорь остался хмурым.

- Ну так что, Игорь? Будем договариваться?

- Я не услышал предложений…, - тот продолжает хмуро глядеть в окно.

- Ага… лет тронулся, господа присяжные заседатели! – Варя опять улыбнулась.

- Ну так вот… сколько вы берете за такие концерты? – Ивану и правда интересно, сколько зарабатывают музыканты.

Игорь покосился на Варю:

- Ну… пятьсот. И еще – доставка инструментов и людей на место, а потом – все назад!

Девушка чуть подняла бровь.

«Пиздит! Как Троцкий, Лев Давыдович, пиздит!»

- Ладно. Пусть так. Сколько вы заработаете за наши песни, за вечер в кабаке?

- Да как я могу сказать-то? Как тут посчитаешь?

И опять помогла Варя, точнее – ее мимика. Выходит – примерно можно посчитать!

- Игорь! Ну что мы тут как дети? Знаю-не знаю… хочу-не хочу. Давай все-таки по-взрослому, ага!

- Ну… тридцать… может – пятьдесят.

- И это – за вечер! – Иван поднял палец в потолок, - а за месяц? Триста? Пятьсот? Мне кажется, что побольше! Поэтому вот наши предложения – мы даем вам эти песни бесплатно, но! На полгода! И с условием, что пока их народ не знает – перед каждым исполнением вы называете имена и фамилии авторов. Ну… Пусть – три месяца! Потом, еще три месяца, можешь не называть, если тебе так трудно.

- Потом, когда они пойдут в народ, а мы решим вопросы с регистрацией, будь любезен – на общих основаниях, по репертуарному плану, с отчислениями. Договорились?

Тот молчал, размышлял. Но постепенно его лицо разглаживалось. Видать – прокубатурил, сколько поимеет, вот и успокоился.

- Ладно! По рукам!

- Ну вот! Давайте «спрыснем» наш пока устный, но договор! Ведь договор, как говорится, есть продукт при полном непротивлении сторон!

И опять Варя тихо засмеялась. А вот Игорек видно, что не читал классиков!

- Илья! Покажи мне… куда там у вас можно…

Парни вышли из кабинета, а Иван потянул Варю к себе. Она сначала опешила, но отбиваться не стала. Он прижал ее к себе, а руками начал вовсю тискать за попу. Они целовались, причем девушка отвечала ему.

«Ох какая попа! Большая, упругая! Вот чего мне не хватало с Верой!».

Она все же чуть отодвинулась от него:

- А ты интересный! И напор вон какой. Девушкам такие нравятся.

- А уж ты, Киса, как мне нравишься! Вот прямо сдержать себя не могу!

- Ты все же как-то сдержи себя! А вот… ты сказал, что еще песня для меня есть. Правда?

- Зачем же я буду тебя обманывать? Я же рассчитываю на взаимность? – он попытался поднять ей юбку и запустить свои ручонки туда. Но тут Варя уперлась:

- Ты что – совсем сдурел! Парни же сейчас вернуться!

Услышав голоса внизу, они разошлись. Он – уселся на край подоконника, закурил, а она вернулась на диван.

Потом Илья еще долго спорил с Игорем – они все смотрели в ноты, ругались, что-то чиркали, даже иногда привлекали Варю, чтобы она рассудила их. Но той это скоро надоело, так как в любом случае, она, поддерживая одного, вызывала недовольство другого.

- Иван, а пойдем еще чай поставим, а то эти двое еще долго так ругаться могут.

Они спустились, поставили чайник на керосинку. Косов снова попытался «распустить» руки, но Варя довольно твердо пресекла это.

- Ну что ты такой нетерпеливый. Дай девушке подумать, пошли вон – на лавочке посидим, пока вода греется.

Они сидели на лавочке, Варя, подняв голову к солнцу, закрыв глаза, жмурилась и улыбалась, а он курил, поглядывая на нее.

- Тебе уже доложили… что мы с Ильей… ну – раньше вместе были? – она опустила голову и отвернулась.

- Да.

- И… что ты думаешь?

- Что думаю? Знаешь, я тебя не осуждаю. Как там – «не судите, и не судимы будете!». Всем хочется устроить свою жизнь, а уж девушкам – так тем более. Хороший достаток, дом, семья, дети… Что уж тут непонятного?

Варя, повернув голову, с удивлением смотрела на него:

- Знаешь, я родилась и выросла… тут – неподалеку. Небольшая железнодорожная станция, колхоз рядом. И мамка, и папка – вкалывают всю жизнь, а все концы с концами свести не могут. Нас пятеро в семье, ребятишек. И я решила, что так жить не хочу. Правильно ты сказал – хороший достаток, дом, семья, дети. А там что – в колхозе всю жизнь коров за дойки дергать? Или шпалы укладывать, да костыли заколачивать? А Илья… я к нему очень хорошо отношусь… правда-правда… только вот он – этот достаток мне обеспечить никак не сможет. Не тот он человек! А годы-то идут. Вот так и получилось…

- А Игорь что – может обеспечить?

Она хмыкнула:

- Ну да… тут я ошиблась. Так-то он неплохо зарабатывает, только вот… козел!

- А что не уйдешь куда-нибудь?

- А что я еще умею? Только петь, да танцевать? Все более или менее хорошие места – уже давно разобраны, да еще и очередь туда стоит! И все – через кровать! Да меня бы и это не остановило, как ты понимаешь… Вот только ничего хорошего не предлагают. Вот в койку – часто. А как-то жизнь устроить – желающих нет. Ты вот тоже… ну – хоть не врешь и песни обещаешь. Может с этими песнями – заметят меня, да получше устроится получиться?

- Почему же обещаю? Я их и даю тебе, разве нет?

- А еще – какую? Ну – любопытно же! Ну… не мучь девушку.

Эту песню он довольно часто слышал, правда ни про авторов, ни про время ее написания – ничего не знаю. Она ему нравилась – задорная такая, веселая.

- Давай я тебе пару куплетов напою. Только негромко, почти на ушко, подсядь поближе…

- В роще пел соловушка, там вдали,

Песенку о счастье и о любви

Песенка знакомая и мотив простой

Ой! Как ты мне нравишься! Ой-ёй-ёй-ёй!

Иван увлекся, встал у лавочки и пел чуть громче, чем хотел. Даже пританцовывать начал, видя, как Варя раскраснелась и заблестела глазками. Песня ей нравилась, тут и слепому было бы видно! Она тоже вскочила и закружилась в танце.

- Вот… такая песенка! Ну как тебе!

Она подскочила к нему, и обняв, расцеловала, правда – только в щеки.

- Здорово! Правда – здорово! Ой, как же я рада, что Игорь уговорил меня сюда приехать! Я ведь не хотела! Какой ты молодец, Ваня.

«Ага… молодец-то – молодец, а только стоило ему за попу ее взять – сразу отскочила!».

- Так… а как же нам это все на музыку положить, ноты записать? Илью снова просить – я не хочу. Как же быть-то?

Она смотрела на него с ожиданием, что он и найдет решение.

- А ты… ты же тоже музыкант? Ты сама сможешь подобрать ноты, записать?

Варя явно загрустила:

- Во-первых – мне негде это делать. Во-вторых… н-н-н-е-т… не получится у меня. Это Илья у нас – музыкант талантливый, он даже пробовал сам что-то сочинять. А я… так, певичка. Ну играть могу – на гитаре, на аккордеоне немного. Нет, Ваня, не получиться.

- Ну вот что с тобой делать, а? Ладно… давай подумаем.

Они вернулись за давно уже закипевшим чайником. Здесь он вновь развернулся к ней:

- Ну-ка… иди сюда! – обнял ее, притянул руками за попу, но целовать не стал. Глядя в глаза, сказал:

- Попробую с Ильей переговорить. Скажу – что лишним номер для концерта не будет. Уговорю. Вот только… смотри, Варенька… если обманешь меня – хрен тебе, а не песен в дальнейшем!

- Тебя попробуй обмани… вон как зырнул на нас с Игорем. Как волчара матерый! Знаешь, я еще маленькая была, а у нас на станции, зимой, волк повадился в стайки лазить – то овцу задерет, то кур передавит. И собаки его боялись, даже тявкнуть не смели. Но потом мужики его подловили. На наш двор притащили, а он живой еще был. А нам же интересно! Вот мы и разглядывали его. Подходить-то боялись, а так – чуть поодаль стояли. Матерый был волчище – ну тятя так мой сказал. И вот смотрю я на него, а вдруг – он глаза-то и открыл! И взгляд у него такой… такой тяжелый, умный… и вроде как видно, что будь его воля он бы всех нас загрыз! Я тогда так испугалась, как завизжу… Знаешь, даже описалась с испуга! Вот и ты так же – как зыркнул, меня аж в дрожь кинуло… и сразу тот волк вспомнился.

Она даже не обращала внимания на то, что его руки весьма вольно мнут-поглаживают ее попу, все смотрела в его глаза.

- Я, Варюшка, своих не грызу. Я своими дорожу, а уж женщин – только поглаживать, да ласкать умею. Ну… если только чуть-чуть кусну тебя … вот, за попу. Не больно… Я ведь и правда тебя очень хочу!

Она сама поцеловала его в губы.

- Ну все, все… пошли. А то нас мужики уже потеряли, еще невесть что подумают!

Они вернулись в кабинет директора, но там никого не было. Зашли в актовый зал. Игорь и Илья были там. Оба взъерошенные, как воробьи после драки, сидели друг возле друга, оседлав скамейки и что-то чиркали в нотах.

- Ага… вот так будет лучше, - Илья взял стоящий рядом на полу аккордеон и заиграл. Иван узнал «Глаза».

«А похоже! Я не музыкант, не могу определить – на сколько процентов Илья попал в прежнюю, знакомую мне мелодию. Но – похоже!».

- Я сейчас наверх сбегаю, чашки принесу. По-моему, их сейчас наверх не загонишь, - Варя убежала в кабинет.

Когда вернулась, принесла не только чай, но и остатки вина в бутылке.

- Да черт с ними! Давай вот, вино допьем! – она налила и протянула Ивану чашку. Иван медленно выцедил вино, глядя на нее. Она, видя это, зарумянилась, отвернулась и допила свое.

- Ну так что? На этом остановимся? – Илья посмотрел на Игоря.

Тот задумчиво почесал карандашом нос:

- Ну… пока да! Я потом еще подумаю, может что поправлю!

- Мужчины! Я вам чай налила! Вот! – Варя поставила перед ними чашки с чаем, поломала на обертку плитку шоколада, - а мне Иван еще одну песню сочинил, вот!

«Не выдержала, все рассказала! А я думал, как Илью к этому подвести!»

Игорь покосился на Варю с явным одобрением:

- Вот ведь! На ходу подметки рвет! А что за песня? Можно услышать?

- Не-не-не… не сейчас. Уже голова кругом идет от этих песен, нот и прочего. Я понимаю, вы фанаты музыки, но я-то обычный человек! Я и так этим уже сыт по горло! Илья, еще одна веселая, задорная женская песенка нашему концерту ведь не помешает, правда?

Илья вздохнул, покосился на Варю, и промолчал.

Илья с Калошиным еще договаривались по репетициям. Косов в это дело не влезал. Игорь пообещал, что через две недели, они снова приедут уже с какими-то результатами.

- Что значит – с какими-то? Через три недели все должно быть готово, а значит и пару репетиций нужно будет здесь провести! Здесь, а не где-то там! – Илья вновь взбодрился, не иначе, - а генеральную – вообще всех нужно будет здесь собрать, отрепетировать весь концерт! Полный прогон устроить!

Они опять сцепились с Игорем, который доказывал, что если пионеры и прочая самодеятельность идут первой частью, то и нечего им, то есть его ансамблю, здесь делать!

- Ансам-бля…, без ансам-бля, сам бля… - пробормотал Иван.

- Что ты говоришь? – оба повернулись к Ивану.

- Да нет… ничего. Просто анекдот вспомнил, про пьяного конферансье.

- Расскажи, а то и правда уже устали и надо заканчивать, - попросила Варя.

- Да он… глупый.

- Давай глупый! Нам сейчас – любой подойдет! – разминая папиросу, сказал Игорь.

- Ну…

«Идет концерт на летней эстраде. Между номерами, пожилой конферансье в гримерке прикладывается к бутылочке коньячка. И уже ближе к концу концерта, почти на бровях, выходит на сцену, объявлять очередной номер:

- Счас пирд вами вы-ы-ступит сионист Пидоров! Прдон! Пи-о-ни-ст Сидоров! Выступает маэстро без ансамбля…сам бля… то есть один бля! Во бля!».

Творческие люди развеселились и наперебой начала вспоминать смешные случаи на концертах. Правда, Иван ничего толком не понял, так как они, рассказывая ему всем им известные курьезы, хохотали, перебивали друг друга, что-то мычали нечленораздельно. В общем, богема, мля!

Фух… Иван умылся после утренней зарядки, даже обмылся, и теперь отдуваясь, вытирался полотенцем, стоя во дворе дома.

«А нормально так посидели вчера. И гостей проводили уже без этой, поднятой на загривке щетины! Видать прав был Матроскин, когда говорил, что совместный труд – он объединяет! В нашем случае, даже вот таких людей, которых друзьями-приятелями точно не назвать! Надо будет с Илюхой еще поговорить. Так сказать, провести психологическую беседу, по поводу – прощения долгов… разных. Нет, Игорьку этому – может и не прощать. А вот с Варей… как-то нет у меня к ней такого… осуждающего отношения. Ну да… хочет девушка комфортной жизни. Вильнула хвостом, и при этом ошиблась. Бывает!».

Косов, в прошлой жизни Елизаров, вообще не был склонен осуждать женщин. Как их осуждать-то? Это же женщины! С мужской точки зрения – у них и ума-то нет! А в тех, редких случаях, когда ум все же есть – то он явно дан этим особям врагом рода человеческого, а значит сей ум – дьявольский! Вот и получается – «Ибо не ведает она, что творит»! А уж если женщина красивая, то и вообще… не осуждать ее надо, а… взять с нее виру, определенным способом!

«М-да… про способ. Вчера он явно… переволновался. Варя эта! «Эту сову мы разъясним!». Интересно, а Вера сегодня придет? Хотелось бы, чтобы - да!».

Вчера он отпросился у Ильи на сегодня, на полдня – отоспаться.

Он успел позавтракать, и даже поскучал немного. Правда – с гитарой в руках, пытаясь самостоятельно подобрать ноты к еще одной песне.

«Может… предложить ее Илье, на концерт? А что – она должна понравиться людям!»

Вот он и лежал, мурлыкал себе под нос, подбирая аккорды:

- Услышь меня, хорошая,

Услышь меня, красивая!

Заря моя вечерняя,

Любовь неугасимая!

- Ваня! В-а-а-нь! Ты дома? – все-таки пришла, хорошая моя!

- Ну а где я могу быть, радость моя! Дом-то открыт. Заходи быстрее! Соскучился я по тебе, страсть как соскучился! Иди ко мне, Верочка!

- О-о-о-х-х-х! Вот какой же ты… сладкий, Ванюшка! Я прямо вся таю с тобой! – Вера пыталась отдышаться.

Они лежали на одеяле, привычно расстеленном на полу, оба мокрые от пота, но – довольны-ы-ы-е-е-е…

- Вань… а вот правда… ты вот так… меня ласкаешь… даже совестно как-то мне становиться. Тебе со мной хорошо? Нет… вот правду скажи!

- Верочка! Кисуня! Ну как же… ты же видишь, как я с ума схожу с тобой! – ага, опять устроил секс-марафон! Не иначе – вчерашние игрища с Варей, не доведенные до логического… конца, так повлияли на его тягу к Вере.

Вера опять лежала, закинув ногу на него, и что-то чертя на его груди пальчиком. Было немного щекотно.

- А мне вот все кажется… что я тебе что-то… недодаю… Вот… даже не знаю, что такое сделать, чтобы как-то отблагодарить за все… ты вон какой… умеешь все такое.

- Ну… ты же вот… по-цыгански… видишь же, как мне хорошо? А вот тебе – правда не больно? Не болит у тебя там, после этого?

Краем глаза Иван видел, как залилось румянцем ее лицо.

- Ну… когда как… иногда – даже приятно… а иногда болит… уже после этого, потом! И знаешь, что я подумала… только… стыдно мне как-то…

- Ну – говори, что ты, Киса, стесняешься? Я же вот – перед тобой весь… открытый. Или не доверяешь мне?

- Да нет… просто… ну… ты тогда предлагал, а тебя наругала… вот. Если хочешь, давай я попробую… ну сделать это… только я… не умею, как это…

«Оп-па-на! Однако Вера до минета созрела?»

- Знаешь, радость моя! Что я тебе сказать хочу… Если ты решилась… есть одно большое НО! Я хотел бы, чтобы ты это делала не потому, что я этого хочу. А потому, что ты этого сама захотела бы! Мне кажется, что женщины доходят до этого… ну – чтобы сделать это… Потому, что сами хотят этого! Вот видишь… даже не могу тебе толком объяснить! Понимаешь, какой я телепень?

- Да ладно тебе, телепень! Никакой ты не телепень! В-а-а-а-нь… а может я и правда – этого хочу? Знаешь, я давно себя блядью считаю… но вот так хорошо мне ни с кем не было! И должна же я как-то суметь тебя за все это… отблагодарить? Ты же ласковый такой, как телок!

«Вот… такого комплимента я точно не ожидал!».

- Слушай, глупенькая… никакая ты не блядь! - Иван сдвинул ее ножку и повернувшись навис над женщиной, - даже не думай такие глупости! Ты… прелесть ты, вот кто! Давай-ка я тебя снова приласкаю.

Иван прихватил ее рукой за попу и ощутимо так сжал!

- Нет… погоди! Я уже сегодня все свое получила! Не мешай мне… а то сейчас забуду, что сказать хотела. Ну, Ваня!

Вера уперлась руками ему в грудь и чуть отодвинула от себя.

- Вот… я хочу… сама хочу – слышишь! Только я не умею. Ты подскажи мне как это делать, а?

Иван почувствовал, как от этих разговоров у него опять начал… проявляться интерес к жизни.

Вера посмотрела вниз и хихикнула.

- Слушай! А как так-то… Он ведь такой большой. Как его вот… как его в рот-то взять? Он же не войдет!

Косов вздохнул.

«Придется проводить ликбез!».

Он, подбирая слова, начал объяснять женщине, но она прервала его, положив ему палец на губы:

- Подожди… Я сейчас простыней укроюсь, будешь мне рассказывать, а я сразу – пробовать.

Она закопошилась, пытаясь вытащить из-под него ткань.

- А зачем тебе укрываться-то?

- Ну ты что?! Как зачем? Мне же… стыдно будет! Ты еще и подглядывать начнешь! Я со стыда тогда сгорю!

- Верусик! Ты меня вроде бы и слушала, а не услышала! Если тебе стыдно – значит и делать этого не надо! Зачем? А то еще и… тошнить тебя начнет!

- Да ну… прямо там! Что я – девочка-малолеточка, что ли?

«М-да… женская логика!».

- Ну а если не девочка, то зачем укрываться? Отчего тогда стыдно?

Вера задумалась, потом – покраснела:

- Не знаю… только как-то все равно стыдно. Немного… но – стыдно.

- Поэтому я и предлагаю тебе – давай отложим это. Вон, со сметаной ты тоже сначала против была, а сейчас же – вполне привыкла, так ведь?

Она тихо засмеялась:

- Ну так… с таким ебарем… ко всему привыкнуть можно!

- Вот я и говорю – давай повременим! А когда тебе невмоготу станет, так хотеть будешь – тогда и попробуем.

- Ты, Ваня, все же какой-то дурак, честное слово! Баба тебе сама предлагает, а ты – кочевряжешься! Все… разозлил ты меня, вот!

Но по женщине что-то заметно не было, чтобы она злилась.

- Тогда… вот – ласкай меня снова! Уговариваешь его тут, понимаешь! А он еще и кобенится!

- А ты думаешь – я откажусь? Вот уж – не угадала! Иди ко мне, сладкая моя!

Когда он после обеда приехал в клуб, там его ждало не очень приятное известие. Дрова-таки – привезут сегодня! Уже позже, Иван обошел эту кучу бревен и присвистнул! Охренеть! И как же это все – перепилить, да потом – переколоть?! Без бензопилы, вручную.

- К-х-е… а ты, паря, мастёр, по бабам-то! – пила швыркала туда-сюда по бревну, вгрызаясь в древесину, Мироныч поглядывал на него с усмешкой, - как ты павлином-то вчера вкруг этой крали выхаживал!

Иван остановился, выпрямился, и почесал нос – чешется, зараза! Пыль что ли?

- Это когда же ты тут был, вчера-то? Якова – вот видел, а тебя, Мироныч, даже не заметил!

Он снова ухватился за ручку «дружбы-два».

- Х-х-х-а-а… так ты вчера и лося бы не заметил, пробеги он рядом! Да и она, что та горлица, все ворковала, да по сторонам не оглядывалась! Ты смотри, паря, городским-то голову можешь и дурить, а вот ежели ты так с нашими деревенскими девками кружить начнешь, то – парни тебе быстро голову-то под крыло загнут-завернут! Или – батька ейный, или братовья! Смотри, остерегайся! Тут, в деревне, это сладкое дело-то – шибко опасное выходит! Я и сам, в молодости, бывало, ох и куролесил, ох и дурогонил! Ну, бывало, что и отхватывал, не без этого! Иной раз вспомню – аж ребра ноют, как мне тогда ума вкладывали! Как только башку не стряхнули, с блядками этими! – Мироныч крутил головой и весело хмыкал.

Уже в первый день этой каторги, к вечеру, Ивану хотелось сдохнуть, от этих дров! Сначала – стой раком, тягая пилу туда-сюда. И ведь руку не сменишь – пилят-то рабочей рукой, а она у него только правая. Попробовал пилить левой, но быстро понял, что – ни хрена не получится! Пила ровно не шла, все норовила пойти винтом, оттого не шла в распил, а лишь елозила да дергалась.

Они менялись – двое пилят, один – рубит уже напиленные чурки. Еще он был очень «благодарен» Тимофеичу – ведь именно он припер эти дрова с Лесобиржи. Несколько «захаров» пришло груженными сюда! Яков сразу определил то, что Иван слету и не заметил! Мужик мельком глянул еще на первую машину, когда она разгружалась:

- Тьфу ты, блядь! Одни комли привезли! Упиздякаемся мы с ними! Это ж кому спасибо-то сказать, за такие дровишки?

- Да ладно тебе, Яша! Глаза бояться – руки делают! Зато – комлистые, они жаркие! – Мироныч был настроен более оптимистично.

- Вот что ты за человек, Осип! Какой, на хрен, руки делают?! Вот поотшибаешь руки эти колуном, когда тюкать все это начнем, вспопашешься!

Но и правда – делать было нечего, надо как-то эту хрень побеждать!

Яков был прав, комлистые чурки, то есть – пиленные из кряжей, ближних к корню дерева, кололись плохо! Тем более, хлысты эти были не из свежего спила. Где-то уже полежали, «подвялились», как сказал Мироныч. Так что Иван даже не мог сказать – что было более тяжким – пилить лес на чурки, или колоть неподатливые чурки колуном!

Пять дней! Пять дней ухайдакали они втроем на это дело! А потом, еще и таскать и складывать уже поленья – в сарай! Как прикинул Косов, получили они, примерно, шестьдесят кубометров дров. Мироныч еще и сомневался – как бы маловато не было, на зиму-то. Все же – шесть печей топить, если не считать маленькую, в ивановой каморке.

Периодически к ним подходил Илья, пытался что-то сказать, но глядя на выразительную морду Ивана, старался уйти.

Второй день был еще более тяжким! Казалось, что болело все тело! И похрену, что он каждый день интенсивную зарядку делает. Болели ноги, болела спина, болели отбитые колуном руки.

Лишь на третий день Ивану стало полегче. Толи он втянулся, толи уже боль так притупилась, стала привычной.

Мироныч еще и подкалывал, дескать, попробуй-ка «християнского» труда. Яков пытался тоже вначале гундеть на него, что плохо пилит, неумеха, рукожопый. Но Мироныч видно шепнул мужику, что Иван – детдомовский, потому и научится всему этому было негде.

Но все когда-нибудь кончается. Перепилили и перекололи они эти дрова! И поленницы теперь стояли в сарае ровные, аккуратные. Теперь Косов знал, что нужно сделать, чтобы человек испытал катарсис! Именно он, этот «сис» его и накрыл, когда он вышел из сарая, отнеся очередную пачку поленьев, а Яков вдруг скинул «верхонки», выматерился и сказал:

- Все! Пиздец! Шабаш!

«Не верю! Эта хрень не должна была кончаться! Это – наказание, а не «християнский» труд!».

Потом они пошли к Миронычу, где уже была вытоплена баня, и там Иван подвергся жесточайшему истязанию этих двух извергов! По очереди они «охаживали» его вениками, то березовыми, то – пихтовыми. Похоже, им доставляло удовольствие, смотреть на его физиономию при экзекуции.

- А ты силен! – протянул Мироныч, когда они в третий раз вышли из бани, и сидели на лавке, - мой пар только я сам, да вон – Яков вытерпеть и можем! А уж венички наши и моего зятя заставляли убегать из бани, а он-то у меня орясина – та еще!

Но Иван не очень хорошо воспринимал все эти слова. Казалось, что и зрение у него было странное, тоннельное. И краски окружающего мира как-то померкли. Пришло отупение.

Потом сидели за столом, ели какие-то блюда, приготовленные хозяйкой, супругой Мироныча. Мужики подливали себе и Косову самогона, на что хозяйка даже заворчала на них – «чего парня-то так накачиваете? сами-то пьянчуги со стажем!».

Он помнил, что в итоге он хотел сам дойти до клуба, где и намеревался упасть на свой топчан и помереть, но Мироныч все же проводил его.

Утром Иван проснулся и долго лежал, уставившись в потолок над топчаном, пытаясь понять – помер он, или еще нет? Или все это сон? А дальше «будильник» его убедил, что никакой это не сон, и даже – не тот свет, и что жизнь продолжается. И что если он сейчас не встанет, и не пройдет до «удобств» то либо мочевой пузырь его лопнет, либо он уподобиться грудничку, писающему в пеленки, и пускающему пузыри.

По возвращению его из «будки раздумий», выяснилось, что жизнь-то – не так уж и плоха. И помирать ему – рановато. И что есть такие приятные «моменты», как Вера. А еще приятный «момент» - Варя, который ему необходимо еще изучить и освоить!

Да, жизнь продолжалась! И это было – хорошо!