Время для жизни

Глава 11

Тем временем приближалась дата праздничного концерта, посвященного очередной годовщине Великого Октября. Здесь и сейчас это вовсе не очередная официальная дата, которую празднуют во многом – формально. Это действительно праздник для подавляющего большинства населения. Нет, наверняка есть те, кто держит фигу в кармане, но показывать эту «фигу» хоть словом, хоть делом – чревато. Даже очень чревато!

Илья, как и в прошлый раз, уже начинает психовать – все плохо, все не готово, все – не так! Даже с Тоней они пару раз поругались! И некоторая отстраненность Косова поэтому весьма злила директора. Но решив проблему… самую большую свою проблему, да! Иван включился в подготовку концерта.

Было, как и ранее, решено первым отделением концерта поставить номера детей. Декламация, песни, какая-то хореографическая постановка, которая опять же послужила поводом для ссоры Тони и Ильи. Здесь Иван поддержал Тоню – ну невозможно меньше чем за месяц добиться хоть какой-то слаженности в танце!

Второе отделение концерта – взрослые артисты местной самодеятельности. Нашлись несколько молодых женщин, которые очень неплохо поют. Аккомпаниатор здесь – сам Илья.

Пытались пристроить к этим номерам Николая Ганина, но, после некоторых проб, женщины взбунтовались. Несмотря на весь свой артистизм и великолепную игру на баяне, Ганин был… Ганин! Он не мог одинаково ровно сыграть хоть несколько раз ни одной песни. Уходил в себя, в песню, в игру с импровизациями, и там получалось у них с женщинами – кто в лес, кто по дрова. Николай ругался, что женщины – петь не умеют, а те наседали на него, что он сам по себе, а не с коллективом.

Решили – не портить номер, директор сам подыграет певицам!

А Ганин… Ганин будет играть и петь – соло! Иван с Николаем разучили песню «Я назову тебя зоренькой», предполагая, что Ганин будет играть на баяне и петь, а Иван – на гитаре и подпевать ему. Но по той же причине дуэт не сложился.

- Илья! Ну что ты в самом деле! Николай сам и сыграет, и споет отлично! Я-то тут зачем?

Себе и директору Иван оставил четыре песни. Они с Ильей уже разучили их, записали ноты для передачи в филармонию. Но премьера песен, по общему мнению, должна была состояться именно на концерте. Песни всем очень понравились. Тоня, присутствующая на репетициях, сказала Ивану:

- Вань! А как так получается – ты же такой несерьезный человек. А песни у тебя – вон какие получаются? Хорошие такие, душевные и серьезные…

- Знаешь, Тонечка… Мы, наверное, все не очень простые люди. Думаю, в каждом живут и плохие, и хорошие черты. Да и вообще, в жизни нет абсолютно белого, или абсолютно черного цветов. Так и у нас – все перемешано. И одного без другого не бывает. Ну… это мое мнение.

В преддверии праздника в клубе появились две звезды – Кира и Зиночка. Викинг был – в сопровождении. Зиночка демонстративно дулась на Ивана, подчеркнуто игнорировала. А тому было… забавно. Все играет… девчушка.

- Так, товарищи! Надеюсь, Вы не забыли, что Приреченский райком комсомола шефствует над Вашим клубом? И что мы с Зиной снова ведем Ваш концерт? – Кира смотрела на них строго, но глаза… смеялись.

А ему было так радостно ее снова видеть! И внутри снова что-то защемило…

Потом Кира, как и прежде, развила бурную деятельность, все расспрашивала Илью о концерте, о чем-то смеялась с Тоней, чмокнула в щеку Ганина. Девушка-метеор!

Во время генерального прогона, Зина подсела к нему и чуть покосившись, прошептала:

- Ну… и что ты можешь сказать в свое оправдание? Ты понимаешь, что ты – подонок! Ты мерзавец, который соблазнил девушку и бросил!

- Нет мне прощения, Зиночка! Я все понимаю, но… никак не придумаю, как мне ее загладить перед тобой, красавица! Вина моя столь велика, что… даже слов нет, насколько гнусным я себя ощущаю! А ты такая… такая… Теряюсь я пред тобой. В оправдание могу лишь сказать, что воспользовавшись твоей минутной слабостью, позднее я ощутил себя столь ничтожным и дрянным человечком, что не смог предстать перед тобой вновь, - Иван все добавлял и добавлял «трагизма» в голос, но закончил вполне своим, без игры, - тем более, что в институте, рядом с вами постоянно такие умные молодые люди! Надежды советской медицины! Пироговы и Мечниковы, Склифосовские и Боткины, Бурденко и Гамалеи… Лысенко и Вавиловы, Тимирязевы и Курчатовы.

Зина со все большим удивлением слушала его «спич», а потом фыркнула:

- Ты что несешь?! Последние – вообще не медики! Они… агрономы, вроде бы, или физики!

- Ну вот видишь, насколько я темен и далек от науки! Как тебе с таким Митрофанушкой в свете появляться?!

- Клоун ты, Косов! Хватит придуриваться, начал тут… прибедняться! Так… ну-ка целуй меня… в щечку! И проси прощения! А то… в следующий раз приеду со скальпелем, и… «подложу» тебя, как те же ветеринары бычков!

Он наклонился к ней и прошептал:

- Может сбежим отсюда ко мне в комнату, и там я как следует попрошу прощения?

- Вот еще! Совсем сбрендил, Ваня? Люди кругом! – так же, но только возмущенным шёпотом в ответ.

Но Зина все же была хороша! Он чуть подзабыл уже, насколько она… красива!

- Радость моя! Ну вот… опять ты меня… «динамишь»! Неужели настолько плох я был в прошлый раз? – тут он опять начал играть, но и проверить нужно было – насколько девушке запомнился тот первый раз.

Она поглядела на него:

- Косов! Ты – нахал! – «ага… а щечки-то зарумянились!», - знаешь же… что вовсе… неплох! Что ты… как девушка на комплименты напрашиваешься?

- Так может… все же в комнату?

- Ваня! Ты несносен!

- Ну как же не сносен-то? Ты сидишь рядом, а у меня аж дыхание перехватывает! И рука сама тянется обнять тебя. И поцеловать хочется, что вот… аж губы сводит от желания!

«А девушке приятно, приятно такое слышать! Щечки огнем горят и глазки заблестели!».

Тут его одернул гневный голос директора:

- Иван! Мне сколько раз тебя звать на сцену?! Ты когда серьезно будешь относится к работе?!

«Упс… неловко получилось! И смотрят многие на нас… Вон – даже Лидочка с Лизой поглядывают с неодобрением, но и с любопытством, шушукаются».

Он поднялся на сцену, чуть помешкал, настраиваясь. Тронул пальцами струны, и потом – сразу:

- Бьют свинцовые ливни,

Нам пророчат беду!

Мы на плечи взвалили

и войну, и нужду!

И Илья подхватил на аккордеоне, стал подпевать.

- Плохо! Плохо, Иван! На песню настрой должен быть, а ты… Серьезнее, Иван!

Но вот людям, которые сидели в зале, уже после прогона своих номеров, тем - явно понравилось! Многие даже хлопали. И Кира… с какими горящими глазами… сидит в первом ряду!

- Так, Иван… Все, настроился? Давай, как и договорились, я начинаю, - и Илья заиграл вступление на аккордеоне.

Выждав время, Иван запел негромко:

- Забота у нас простая,

Забота наша простая.

Жила бы страна родная –

И нету других забот!

Пели они с Ильей… неплохо. Только вот в куплете про любовь… Иван невольно опустил глаза, чтобы – вдруг не встретиться с глазами Киры…

И опять вступление – за Ильей, и снова Иван начинает:

- Остался дом за дымкою степною,

Не скоро я к нему вернусь обратно.

Ты только будь, пожалуйста, со мною,

Товарищ Правда,

Товарищ Правда.

Ну что это… если не успех? Уже все в зале колотили в ладоши, не жалея своих конечностей! А крику сколько было, крику!

- Ребята! Дорогие Вы мои! Какие же Вы молодцы, вы же и сами не знаете! – к ним вдоль стены зала пробирался невысокий худощавый человек лет сорока на вид.

Иван с недоумением посмотрел на Илью. Тот шепнул в ответ: «Парторг совхоза, Васильев Иван Степанович!». Парторг забежал на сцену и затряс руки директора:

- Илья! Вот нет слов! Нет слов просто! – потом повернулся к Ивану, - ну что, тезка, дай я тебе руку пожму! А мы с директором еще говорили, мол, удивят нас чем-нибудь хлопцы, или нет! Удивили, еще как удивили! Вот молодцы-то где! А, товарищи?! – парторг повернулся к залу.

«Ого! Какое дружное подтверждение!». Народ что-то выкрикивал, продолжал хлопать, шумел и обсуждал новые песни.

- У нас, вообще-то… еще одна песня будет! – Косов, скромно так, чуть пошаркивая ножкой… ну, ножкой он, конечно, не шаркал. Но приятно, приятно, черт возьми!

- Да? Это же здорово! Ну все товарищи, садимся, садимся. Послушаем, что нам ребята еще приготовили.

Негромкий проигрыш на гитаре. Иван помнил, как здорово это выглядело в фильме.

«Ну так там… и актер был – ого-го какой! Смерть всем бабам, называется!»

- Поле, русское поле…

Светит луна или падает снег –

Счастьем и болью связан с тобою,

Нет, не забыть тебя сердцу вовек!

И это песня… что называется – зашла в зал!

- Так я директору и скажу, дескать, проспорил ты мне, Ефимыч! Как есть проспорил! Удивили ребята, сильно удивили! – после окончания прогона высказывал Васильев Илье и Ивану, - как он Вам поручение-то дал… ну – чтобы, мол, не хуже, чем на открытии клуба песни были… А сам-то говорит, не верю, говорит… не смогут ребятки что-то путное сообразить, времени у них мало. А оно вишь как! А я думаю, дай погляжу, как там дела с концертом-то. Вот Вы, дорогие мои, удружили, так удружили! Да, Иван! А что ты про улицу-то не спел? Хорошая же песня! Н-е-е-е-т… надо и ее спеть обязательно! И людям же нравится, да!

- А Вы, комсомолия, куда смотрите? Вот человек – такие песни сочиняет, а почему он еще не в комсомоле, а? Недоработка, товарищи, как есть – упущение! Я как член партии Вам говорю, что это надо исправить! Как же так-то?

Кира смущалась, краснела и старалась не встречаться с Иваном взглядом. Тот тоже как-то присмирел.

«Как же мне хочется, чтобы она так смущалась, но не от выговора парторга…».

Когда он провожал Зиночку и Киру с Сергеем на передвижку, Кира спросила у него:

- Иван! А почему ты, действительно, не вступаешь в комсомол?

Он хмыкнул:

- Кира! Раньше я работал все больше в местах, где вообще… комсомольская работа была не очень налажена. Там много бывших зэков, да и прочего элемента было большинство. А здесь? Да все как-то… то некогда, то еще что-нибудь. Да и не знаю я как это делается! И к кому обращаться с этим вопросом.

Она задумалась:

- Ну, считай, что обратился. Я подумаю, как это все провести. И вот что, Зина, ты, кроме всяких там любовей, должна взять над Иваном и комсомольское шефство. Устав чтобы он изучил, и вообще… по текущему политическому моменту разбирался.

Зиночка, пользуясь тем, что они с Иваном шли чуть позади, скорчила мордаху и показала Кире в спину язык, вот так – «бе-бе-бе»!

Уже на платформе, он, пока ждали поезда, приобнял Зину и с улыбкой спросил:

- Ну что, ответственно-закрепленная за несознательным элементом, где будем изучать Устав комсомола? Может быть ко мне приедешь… на днях. Ну чтобы никто не мешал погружаться в глубину текущего политического момента?

Зина фыркнула:

- Ага… с тобой поизучаешь Устав! У тебя одно на уме! Так углубишься в текущий момент, что…, - тут Зина мило покраснела.

- Ты, Киса, совсем позабыла обо мне! Вот как бы мне… освежить в твоей памяти… некоторые эпизоды наших отношений?

Тут их окликнула Кира. Они подошли ближе.

- Я совсем забыла Илье сказать! Мама спрашивала – что-то Ильюшка давно к нам в гости не заходит. Так вот! После демонстрации, ждем Вас в гости, тебя, Илью и Тоню! Так что никаких планов не стройте, никакие отговорки не принимаются!

- Кира! Все же как-то неудобно… У Вас наверняка гости будут – друзья родителей. И мы еще… компанией завалимся.

- Ерунда это все, что ты говоришь! Илья у нас был частый гость. И Тонечку мама хорошо знает. А что гости… Ну да, будут папины коллеги, сослуживцы, с женами. Но квартира у нас хорошая, мы их не стесним. Да и веселее им будет, они всегда рады с нами пообщаться. Правда, Сережа?

Викинг подтвердил, что, мол, так и есть, люди все хоть и серьезные, но компанейские и в общении легкие.

Косов не понял, как к этому отнестись. С одной стороны, отпраздновать в хорошей компании – что же тут плохого; с другой стороны, насколько он знал со слов Ильи, отец Киры – военный в чинах немалых. Значит и компании взрослых будет соответствующая. Косяка бы не упороть… Да и быть весь вечер… рядом с Кирой… Как-то нервно может получится. Здесь, конечно, ему Зина поможет скрасить вечер, но все равно…

Концерт прошел отлично. Опять в зале было – негде яблоку упасть!

В начале, как водится, была официальная часть. Выступали и местные руководители, директор совхоза и парторг, были и приглашенные – от райкома и завода «Сибкомбайн». Среди официальных фраз и речей, Иван смог вычленить и вполне интересное для себя. Как оказалось, в трех отделениях совхоза, по числу деревень в него входящих, трудятся двести девяноста восемь работников. Есть молочно-товарные фермы, есть откормочный комплекс и свинофермы, имеются и обширные посевные площади. Директор сетовал, что все те продукты, которые «выдает нагора» совхоз, не покрывают необходимого для завода. Что требуется кардинальное укрупнение хозяйства, а вот людей и мощностей – не хватает. Озвучил директор и планы – начнется строительство жилья для работников, с целью – привлечь в совхоз дополнительных работников.

А что? Вполне себе интересно! Нужно же знать, где живешь, чем дышит предприятие, где ты, пусть и в клубе, работаешь.

А потом был непосредственно концерт. И все участники отвели свои номера без особых ляпов. Особенно понравился Ивану Ганин. Вот же где самородок русский! Стоя в проеме малых дверей, возле подъема на сцену, Иван и сам не заметил, как стал подпевать заводному баянисту.

- Подставляй-ка губки алые,

Ближе к молодцу садись!

Играл и пел Николай все больше русские народные, но здорово же! Здорово! Спел он и новую песню, про «зореньку». И Иван видел, как улыбаясь, вытирали глаза, зрительницы в зале. Значит и эта песня – понравилась.

Свои с Ильей песни они отыграли… нормально. Людям тоже нравилось! Уже после концерта, к ним подходили и сам директор совхоза с парторгом. Хвалили, жали руки. И другие люди тоже благодарили за хорошо поставленный концерт, и за песни. Ну… возможно, что люди просто не избалованы зрелищами. Хотя Ивану хотелось думать, что все-таки – концерт был и впрямь неплох.

Иван был на кураже, да и по рюмашке коньячку они уже приняли. Может потому, когда к нему, улучив момент, подошла учитель музыки Елизавета Николаевна, и спросила, когда же он напишет что-то для школы, Косов, придвинулся к ней, положил руку на… попу, прошептал:

- Елизавета Николаевна! Красавица Вы наша! Но как бы поэта… вдохновить на творчество! Я бы Вам… определенно что-то придумал.

Женщина сначала так опешила, что даже руку его не сразу убрала, а потом, покраснев, прошипела:

- Вы, Иван, редкостный нахал! И… кобель блудливый! За каждой юбкой волочится готов! Вон… у Вас… девушка Ваша в зале! И еще… ходят тут к Вам!

Потом чуть успокоилась:

- Руку убери! Не было бы здесь людей… я бы тебе по наглой смазливой морде нахлестала, хам!

- Ну что Вы, Елизавета Николаевна?! Ну что Вы так-то? Я же… просто Вы очень интересная женщина. А я… после концерта… взбудоражен. Так что… извините, если что не так. Но… ведь правда же, что Вы – красивы!

Отодвинувшись друг от друга, они с натянутыми улыбками пропустили мимо себя людей, кивками поприветствовав тех.

- Знаешь, Иван… Я сначала даже подумала, что ты… очень приятный, образованный молодой человек. А получается, что ты самоуверенный сопляк! Я чуть не вдвое тебя старше, а ты мне такие предложения делаешь!

- Ну, если уж начистоту, Елизавета… Николаевна! Вы очень привлекательная женщина. Я бы даже сказал – молодая, привлекательная женщина. А для таких женщин… возраста нет. Ну пусть… женщина бальзаковского возраста. И извините, если обидел.

Она успокоилась, хотя щечки еще были розовыми.

- Давай так, Иван! Сделаем вид, что ничего не было, и ты мне… ничего не говорил. А может ты пьян… немного? Вот и не сдерживаешь свои порывы?

- Хорошо… пусть так. Я немного пьян, и не смог сдержать своего восхищения от твоей, Лиза, красоты! Прощу меня простить за несдержанность!

Потом он чуть наклонился к ней:

- Но, Лиза… попа твоя и впрямь очень хороша, как и вся ты! И я бы… очень хотел… познакомиться с тобой поближе.

Не дожидаясь гневного ответа от вновь ошарашенной женщины, он поспешил в зал, где стали готовить зал для танцев, убирали скамьи, открыли для проветривания форточки окон.

- Ты о чем это так с той старушкой шептался, Косов?! – он не увидел, как сзади к нему подкралась Зина. А вот ее щипок… очень болезненный, надо признать! не почувствовать было невозможно!

- Ну что же ты так, Зиночка?! Больно, ей богу! И ни о чем мы с Елизаветой Николаевной не шептались. Она напоминала мне, что я обещал ей песню для детей. Вот я… и пообещал! Ай! Ну что опять-то?! Зина! Это уже неприличным становится, люди же увидят! Да и больно…

- Вот выведешь ты меня, Ваня! Я тебя поколочу! А чтобы тебе больнее было, я еще Кирочку позову.

- Вдвоем с Кирой? Душа моя! Так я уже согласен! Когда и где? Я весь в томлении!

- Клоун! Вдвоем с Кирой?! Похотливый ты… козел! Я вот еще и Сергею сейчас расскажу, он тебе морду начистит!

- Не… Не хочу, Зина, с Сергеем! Он мне не нравится. Я вообще… не по этому делу!

Хорошо, что они с Зиночкой… общались шёпотом. А то бы – что люди бы подумали?

«А про то, как Лиза сказала «ходят тут к Вам!», это не иначе Лидия все же видела, как к нему приезжала Вера. В первый-то ее приезд Лидии не было, а вот второй раз… библиотека была открыта, ага! Вот же… женщины! Это получается, они ему косточки-то уже перемыли!».

Зачем он все это сделал с Лизой, Иван и сам не смог бы себе ответить. У него, как он уже не раз замечал, на эмоциях могло быть такое-этакое... Шизофрения… она такая.

А десятого, пройдя с Ильей и Тоней в колонне работников совхоза по Красному проспекту, они направились в гости к Каухерам. Парни тащили купленный торт, и «жинтыльменский» набор, состоящий из бутылки коньяка, бутылки водки, и двух бутылок вина, красного и белого.

Из разговоров Ильи и Тони, он понял, что отец Киры с месяц назад вернулся из командировки. Причем Тоня говорила об этом с каким-то пиететом.

«Это о чем они?».

На вопрос, где в командировке был Каухер-старший, ребята с удивлением поглядели на него.

- Иван! Ты что, с Луны свалился? Он же на Дальнем Востоке был! – Тоня была даже возмущена неведением Ивана.

«Бляха… муха!».

А как он мог это пропустить? Нет… в газетах-то промелькивали сообщения о конфликте с японцами на озере Хасан. Но все как-то… мельком и невнятно! Типа – пограничный конфликт… части РККА, вместе с советскими пограничниками… еще что-то.

«Вот же – погрузился в текущую жизнь, подготовка клуба, личная жизнь, то-сё! Как говорил один Карл – «Бабы и вино доведут да цугундера!». А может и у нас там… сначала также особо не распространялись о конфликте? Или же – здесь это по-другому шло?».

Елизаров, конечно же, был в курсе данного исторического события, там, у себя, в истории. Но только в общих чертах. И уж точно не был знаком с тем, как советская пресса тридцатых освещала эти боевые действия.

«Получается, батя-то у Киры – боевой мужик?!».

В центре Красно-Сибирска, и по Красному проспекту, и на соседних улицах были расположены районы новой жилой застройки. В будущем это бы назвали жильем класса «премиум». Ну да, новые дома; квартиры по три, четыре, а то и больше комнат, полностью благоустроенные; с лифтами в подъездах, а в фойе домов – консьерж. Сейчас здесь так живут очень и очень немногие люди. Вот и пара-тройка домов, относящихся к жилью командного состава Сибирского военного округа, были из этого разряда.

Они подождали, когда консьерж созвониться с квартирой Каухеров, уточнит по гостям, а потом поднялись на лифте на третий этаж.

«Ну да… светлый холл; чистые, широкие лестницы. Лифт опять же… чистый и даже с зеркалом. И расположение квартир – интересное! Получается, на этаже – три квартиры: с одной стороны две, и с другой стороны площадки – еще одна квартира. И даже лестничной площадкой это назвать… сложно. Скорее, тоже – холл. Даже картины на стенах висят и вдоль стен – диванчики стоят, пусть и деревянные, но все-таки! И еще – какие-то цветы в кадках. Неплохо живет комсостав!».

Из холла имелись застекленные двери в изрядную по размерам лоджию, которая, судя по всему, выходила во двор дома. Интересно!

Встреча и толкотня в прихожей квартиры была немного сумбурной. Их встречали Кира и Виктор. Девушки – почмокались в щечку, парни обменялись рукопожатиями.

- Проходите, проходите! Папы и дяди Зураба, с дядей Васей еще нет. Ну – там понятно, пока парад закончился, да пока части в казармы вернулись… Они чуть позже будут. А я пока Вас с мамой и с женщинами познакомлю, - Кира была одета в темно-синюю юбку, чуть ниже колена, и голубую блузку. Ей очень шло!

Иван опять заставил себя не пялиться на девушку.

- Кира! А куда торт и спиртное… определить? – он не знал, куда деть коробку и бумажный сверток с бутылками.

- Пойдем! Я тебе покажу. Нет, не надо разуваться!

«О! Еще один показатель! В доме не разуваются. Хотя… если в доме будут военные… Неловко как-то им будет, в портянках-то, если сапоги снять! Тапочки на портянки – тоже не айс!».

Он прошел вслед за девушкой по широкому коридору.

«Ага… кухня. Неплохая такая кухня, метров двадцать в квадратах! Завидуешь? Да нет… злюсь, пожалуй. Я, конечно, понимаю, что военные… в больших чинах… но вот, пожалуй, с этих времен и началось расслоение в советском обществе. Когда одни, пусть и по заслугам, живут в таких квартирах, а другие… ютятся в бараках. И чем, к примеру, хуже какой-нибудь сержант, так же воевавший на Халхин-Голе, даже – раненный, даже награжденный, но – вернувшийся после демобилизации в свой барак… ну – пусть в домишко неказистый! Чем он хуже… этих больших командиров?».

Потом Косов чуть разозлился на себя, что не может внятно ответить на вопрос; вот такое неравенство в жилье – это правильно, заслуженно, или нет? Сейчас так живут военные в больших чинах, ученые и преподаватели ВУЗов, творческая элита, руководство областей и страны, предприятий. Потом так же захотят жить их дети – а что, если уж привык так жить, как после этого жить в бараке? Вот и получается – новый класс аристократии зародился уже сейчас.

«Ладно… ты же примерно представлял, что так есть и будет? Ну тогда на кой хрен перся сюда в гости? Что – не мог «отмазки» придумать? Вот… тогда – не чирикай, и не мешай людям отмечать праздник!».

- Иван! Вот, поставь все сюда на стол! Я сейчас маме скажу, и она распорядится всем этим, как нужно! – Кира была приветлива. А у Косова в груди… опять томление.

- Ты… очень хорошо выглядишь, Кира! Как всегда… впрочем, - прокаркал он пересохшим горлом, - а можно мне водички… попить.

- Ну конечно! Сейчас налью. Или может быть – газводы, или вот – компот? Ты знаешь, тетя Аня Шедько такой вкусный компот варит, - похоже она говорила что-то еще, но Иван не слышал, а только смотрел на нее.

Кира не могла не заметить его взгляда, и зарумянившись, засуетилась, наливая компот.

- Ну вот… какая же я безрукая! Пролила! Сейчас затереть нужно! – а вот наклоняться ей… не нужно было. Юбка… да и блузка тоже… так предательски обтянули ее спину… и ниже, что Косов явственно почувствовал, как ему не хватает воздуха.

Чтобы хоть что-то сделать, он наклонился, чтобы перехватить половую тряпку из рук девушки, помочь... Но столкнувшись с ней лбами, позорно завалился на задницу.

«Хоть вытереть она успела… и то – слава Богу! А то сидели бы сейчас напротив друг друга на попах… да в луже компота! Картина маслом, ага!».

Кира, хохоча и потирая лоб рукой, сидела сейчас напротив него, опершись спиной о кухонный стол. Ноги ее были вытянуты по полу и практически касались ног Ивана. Юбка, довольно узкая, изрядно поднялась и оголила, предательница! такие красивые ножки! чуть не до середины бедра!

- Вань! Ты чего? – позвала она его негромко.

Он встряхнулся как пес, пытаясь сбросить оцепенение. Все это время он самым бессовестным образом разглядывал… ноги… да.

- Я? я… ничего. Я… просто… вот, - предельно информативно высказался Косов.

Кира с улыбкой чуть удивленно посмотрела на него.

- Ваня, - очень вкрадчиво, почти шёпотом, - Вань! Скажи честно… я тебе очень нравлюсь, а?

- А-к-х… г-х-м… я…, - со ступором сделать пока ничего не удавалось, и только прокашлявшись, неожиданно для самого себя сказал, - очень…

- А как я тебе нравлюсь? Вот ноги мои… нравятся? – чертовка довольно легко приподняла одну ножку, заставляя юбку сползти еще выше., даже край чулок стал виден… и даже еще чуть повыше!

- Очень…, - проскрипел Косов, потом замотал головой.

«Так… этот гипноз пора прекращать! Немедленно! А то… скандал может получится».

- Кира… ты зачем так… Ты же и сама знаешь… это – не нравиться, это… другим словом называется, - опять лезет с языка, сам не знаю что!

- В-а-а-а-нь… а хочешь, я тебя поцелую, а? – а вот здесь она переборщила!

Иван быстро приходил в себя, и улыбнулся:

- Кирочка! А вот это – уже не твои слова, а Зиночки! И прошу тебя… не надо издеваться надо мной. Ты же знаешь, когда ты рядом – я больной! А над больными издеваться – грешно.

Девушка удивилась и задумалась – «где оступилась-ошиблась?».

Хорошо, что он успел подняться и протянув руку, помог подняться Кире. Как только это произошло, в кухню зашла женщина… очень похожая на Киру, только явно старше.

- Кира, что тут у Вас? Как пропали куда-то? – женщина с подозрением посмотрела сначала на девушку, удивленно подняла бровь и перевела взгляд на Ивана.

- Мам! Я тут… Ивану попить хотела дать. И компот разлила, вот… подтирала… пол.

«Эх ты! А еще меня совращаешь-соблазняешь! А сама-то «палишься» на ровном месте!».

Кира явно покраснела щечками, что добавило подозрения в глаза ее мамы.

- Спасибо, Кира, за компот! Знаете… я, наверное… домой пойду. Что-то я себя неважно чувствую… Наверное… я заболеваю. А ну как что заразное, да еще и вас заражу. Извините, пожалуйста, - Косов попытался «откланяться».

- Иван! Ты что придумываешь-то? – возмущенно воскликнула дочь.

- Это что за выдумки? – не отставала от нее мать, - так… Кира! Пойди и представь Ивана гостям! Я тут сама разберусь с полом и компотом! Здесь, Иван, целая куча медработников, и мы вас вылечим, при необходимости, конечно!

Чувствуя, как полыхают от стыда щеки, Иван на прямых ногах, вышел из кухни в коридор. Услышал, как сзади сердитым шёпотом мать выговаривала дочери:

- Кир! Ты чего тут устроила? Ты… ладно! Потом поговорим! Иди!

Дождавшись Киру в коридоре, Иван, отвернувшись в сторону, спросил:

- А где у Вас… туалет?

- Прямо по коридору… вон, видишь двери, - Кира тоже отводила взгляд.

Он прошел в туалет, не прикрывая за собой дверь, умылся, и напился из-под крана.

- Ты чего… двери не закрыл? – девушка стояла, прислонившись плечом к косяку.

- Я… мне просто умыться нужно было. И напиться! Кто-то компотом полы моет, а не гостей угощает!

Кира засмеялась:

- Ой! И правда, я же тебя так и не напоила!

Уже протискиваясь мимо нее в коридор, Иван мстительно прошипел:

- А тебе тоже… умыться бы не помешало! Щечки-то вон как горят! Сережа еще чего придумает!

Они прошли в зал.

«Ага! Тут тоже… квадратов тридцать, не меньше! У-у-у-у… буржуи советские… воинского сословия!».

Это его взбодрило!

- Иван! Разреши тебе представить наших друзей… Вот – Анна Афанасьевна, супруга папиного сослуживца!

«Невысокого роста полная женщина… Лет сорок пять, похоже… Явно такая… домашняя. Хозяйка, наверное, хорошая. И компот этот скорее всего – ее. На хохлушку похожа, вот!».

Он довольно бесцеремонно перебил девушку.

- Кирочка! Ты не права! Это не женщин мне представлять нужно, а меня – женщинам! Представь меня, пожалуйста! – ага! Вот уже и ему удалось смутить эту красавицу!

Он раскланялся с улыбчивой толстушкой, чуть пожал ее руку. Угу… тоже врач, как и мама Киры. Это его Тоня просветила, кем работает мать его… предмета обожания.

Повернулся ко второй.

«Ого! А вот здесь явно не тот типаж! Эта… дама явно не тех кровей и не того происхождения!».

Второй женщиной, сидевшей в зале на стуле, была… как раньше писали – «жгучая брюнетка». Тоже примерно того же возраста, но… все остальное было категорически не так как у «хохлушки». Все еще хорошая фигура, стройная. Интересное, даже можно сказать утонченное лицо. Аристократическое – опять штамп такой! Тонкие черты лица, высокий лоб, нос чуть с горбинкой… но – так даже интереснее смотрелось. И руки… холеные такие, красивые руки, с тонкими длинными пальцами и тонким же запястьем. И глаза… охренеть какие карие глаза, с пушистыми длинными ресницами вокруг.

«Такими пальцами нужно держать длинный мундштук с тонкой папиросой и томно поглядывать вокруг, эдак… чуть лениво и пресыщенно! Очень, очень красивая… дама! По-другому и не назвать! Похоже… кавказское здесь что-то есть».

- Тамара Георгиевна! Разрешите Вам представить – это Иван, наш хороший друг! Кстати! Он поэт и написал уже несколько очень хороших песен!

«А вот это зря, Кирочка! Я вообще-то сюда отдыхать пришел! А после такого… играть и петь придется. А как откажешь такой… даме?».

- Иван! Тамара Георгиевна очень хорошо играет на рояле, она работает в пединституте, преподавателем.

Он подошел ближе и чуть улыбаясь, пропел:

- Где Вы теперь? Кто Вам целует пальцы?

Куда ушел Ваш китайчонок Ли?

Вы, кажется, потом любили португальца.

А может быть с малайцем Вы ушли?

Женщина засмеялась и подала ему руку. Кивнув головой, и даже чуть щелкнув каблуками, Иван склонился над рукой.

«Здесь рукопожатие не подходит абсолютно! Не та дама! Хотя… пижон ты, Ваня! Как есть пижон!».

И он чуть поцеловал запястье.

Тамара Георгиевна удивленно подняла брови, с улыбкой протянула:

- Однако! Кирочка! Где Вы нашли такого молодого человека?

Было видно, что Кира чуть нахмурилась, так… слегка. А вот Зиночка, что стояла чуть поодаль с Сергеем, Ильей и Тоней, закусила губку.

- Иван работает в клубе, где директором Илья. Там мы и познакомились.

«Странно… и это жена командира в чинах? Больше походит на салонную даму, этакую светскую львицу… из прошлого».

- Иван! А мы сегодня услышим Ваши песни? Будет любопытно…

- Прошу меня простить, княгиня, но я сегодня не в голосе. Да и инструмента нет. Еще раз, миль пардон, мон шер! – «что я несу! пиздец какой-то! хотел же не косячить!».

Женщина опять была поражена. Воспользовавшись этим, Кира оттащила его к молодежи, где им сразу завладела Зиночка.

- Нам нужно серьезно поговорить, Иван! Кирочка, с твоего разрешения, мы воспользуемся твоей комнатой? – и она затащила его в одну из дверей.

В комнате Киры находились Виктор и Таня. Ничего такого, женщина подкрашивала губы, а Виктор ей о чем-то со смехом рассказывал.

- Виктор, Татьяна! Нельзя ли попросить Вас об одолжении? Мне крайне срочно необходимо поговорить вот с этим… обалдуем!

Виктор с улыбкой кивнул, а Таня даже с каким-то сочувствием посмотрела на Ивана, выходя из комнаты.

- Ты что творишь… клоун? Ты чего это перья распустил перед… Тамарой? – она шипела ему в лицо.

- Зин! Да ты чего? Ничего я перья не распускал! Просто… старался быть галантным и всего лишь…

- Ой, придурок! Ты знаешь, кто она и чья жена? Хотя… откуда ты это можешь знать? – Зиночка была и впрямь… толи встревожена, толи расстроена.

- Ее муж, Кипанидзе Зураб Шалвович – начальник особого отдела Н-ской стрелковой дивизии! А она, к твоему сведению, и впрямь – грузинская княжна. Понял? Он, как и все грузины – ревнив до одури. Они… как говорят, еще до революции познакомились. И всю Гражданскую вместе провоевали.

Зиночка перешла на шёпот, горячим своим дыханием прямо ему в ухо сбивая с него всяческий серьезный настрой.

- Он, как я сказала, ревнивый, а возможности у него – ого-го! Тебе это надо? Поулыбался какой-то старой перечнице, а потом… Ладно! Может и пронесет… Хотя… поговаривают, что она тоже… молоденьких лейтенантов любит. А эти лейтенанты… после этого… едут служить куда-нибудь в Кушку, или еще в какую тмутаракань. И это – в лучшем случае… а то и… куда-то переводятся… в неизвестном направлении.

- Зин…, - перебил он ее, - слушай… а может это ты сама ревнуешь, а? Навыдумывала тут семь верст до небес… И страсти-то какие! А про княжну… Так в Грузии, до революции любой джигит, который имел саклю и пять баранов – считался князем. Соответственно – жена его – княгиней, а дочь – княжной. Так им интереснее жить было!

- Да ты…, - Зина как-то «сдулась» и чуть успокоилась, - может и правда… враки это все. И может… и правда – ревную?

В комнату зашла Кира.

- Ну чего Вы тут? – судя по виду Киры, она не особо волновалась. Значит и правда – Зиночка… преувеличивает?

- Знаешь, Кира… Мне кажется… эта тигрица… эта хищница! Тамара эта! Она на Ивана нацелилась, вот! Кошка облезлая! – Зина снова начала распаляться.

Кира с сомнением посмотрела на Зину, потом на Ивана:

- Зин! Мне кажется, ты зря волнуешься. Ну да, Иван, конечно, тот еще… балбес. Но вряд ли Тамара так явно будет демонстрировать свой… интерес. А ты, Ваня, перестань корчить из себя… непонятно кого.

- А что… правда, как Зина говорит, что эта весьма интересная дама соблазняет молоденьких мальчиков, а потом их ее муж гнусно расстреливает по подвалам?

Девушки обалдело смотрели на него. Потом Кира расхохоталась, а Зина возмущенно замахала руками:

- Я не так все говорила! Что ты выдумываешь-то?

Кира успокоилась:

- Ну про соблазнение… сплетни такие ходят, это так. У дяди Зураба несколько раз помощники менялись. Но, насколько я знаю, они все уходили на повышение. Да он и сам – ходок тот еще…

Тут Кира как-то резко замолчала, а Зина отчего-то покраснела и отвернулась.

«Так-так-так… тут явно скелетики в шкафчике имеются, явно! Надо будет, при случае удобном, попытать Зиночку… даже знаю, как ее пытать буду!».

- Ты все же, Иван, поаккуратнее с Тамарой. Она женщина красивая, и еще… не совсем старая, - Зина здесь опять хмыкнула, - а Зураб… они уже давненько, насколько я понимаю, больше просто как друзья, а не супруги. А что не разводятся… так и Зурабу это по службе боком может выйти, и Тамаре терять положение… не хочется. В общем… веселятся как могут. Но порознь.

«Все-таки Кира… умна. По-житейски. И выглядит старше той же Зиночки… по рассуждению».

Они вернулись в зал, где, похоже, что Тамаре наскучило сидеть просто так, за разговорами. Илья уже усаживался на стуле, одевая на плечо ремень аккордеона.

Кира шепнула:

- О как! Уже к соседям успели сходить за инструментом. А то у нас в доме только старая Витькина гитара лежит.

- Так… Иван! Вот гитара, развеселите женщин своими песнями. А то мы уже наслышаны, что они хороши, но хотелось бы услышать их своими ушами, - Тамара была напориста.

«А все-таки женщина – очень красива! Вамп! И это черное бархатное платье ей очень к лицу».

Они с Ильей исполнили «Глаза напротив», причем Иван, на всякий случай, старался не встречаться взглядом с Тамарой. Потом спели «В шумном зале ресторана». Точнее Илья только играл, а Иван пел и играл на гитаре.

- Вот значит как! А мы с Зурабом не так давно в ресторане были, слышали эти песни. Мне очень понравились. А теперь мы и с авторами знакомы! Очень хорошо! Похвастаюсь женщинам на работе! – Тамара улыбалась, но пару раз Иван поймал ее взгляд на себе… Вроде бы…

- А давайте я Вам еще песню спою, тут что-то пришло в голову… Нет, Илья, Я тебе еще ее не показывал. Я сейчас спою ее, как сам вижу. А потом мы с тобой обсудим, может что в музыке и поправим.

Иван поправил гитару, откашлялся, настраиваясь:

- Очарована, околдована,

С ветром в поле когда-то повенчана.

Вся ты словно в оковы закована,

Драгоценная ты моя женщина!

Душевно получилось, что там говорить. Женщины расчувствовались, Анна вон и платочек уже достала. А Зиночка… он смотрел ей в глаза, пока пел. Зиночка… вот не уверен, что не… кончила. Только вот… Тамара опять смотрела на него.

Слава всем Богам, в этот момент пришли мужчины!

В прихожей стало шумно, кто-то громко смеялся, кто-то басил. Потом его представили прибывшим. Ну да, остальные-то уже не первый раз здесь в гостях сиживают.

Отец Киры… был невысок ростом, чуть полноват. Черты лица были… какие-то простецкие. Светлые, не особо густые волосы, с заметной уже залысинкой, брови как сильно выгоревшая солома. Он постоянно улыбался, то подмигивал кому-то, то – поддакивал, то о чем-то шутил. Постоянно крутил в руках небольшую трубку.

«На Визбора похож очень!» - мелькнула у Ивана тень узнавания.

Мда… товарищ старший батальонный комиссар, судя по трем «шпалам» в петлицах, и звездам на рукавах кителя. Вот только иногда глаза его, очень светло-голубые, не смеялись, в отличие от лица.

«Тоже… из птенцов Дзержинского? Или действительно – политработник?».

Интересная они пара – родители Киры. Он… такой типичный прибалт, даже, судя по фамилии, скорее – прибалтийский немец. Она же – яркая, статная казачка. Чуть располневшая с возрастом, но до сих пор не потерявшая южной красоты. И что забавно – она заметно выше его! Контрастом они смотрятся. Но видно, что отношения очень хорошие.

Эти… грузинские демоны… были тоже интересной парой. Он, невысокий, изрядно седой. Какой-то весь резкий, взрывной. Шумно говорит, шутит, смеется. Усики эти дурацкие, под Гитлера. Ну сейчас такие усы – в тренде. Вот и у товарища комполка Шедько такие же.

Грузин был похож… на Симонова. Который Константин, поэт. Только уже… когда тот после войны был. Иван, точнее Елизаров не раз видел его выступления по телевизору, в записи. Да… похож. Этот уже – товарищ полковой комиссар. Однако, уже старший начальствующий состав, прочем, как и отец Киры.

А вот комполка был – под стать жене. Нет, так-то он был высок, здоров как медведь, шумный, с бритой наголо большой головой. Три «шпалы» в петлицах – подполковник. Но – вот они органичная пара. Хохлы. В хорошем понимании этого слова. Дополняли друг друга. Пара, да!

Наготовлено у Каухеров – можно было всех жильцов дома накормить. По шуткам и подначкам сидящих за столом, мать Киры, и жена комполка, уже давно устраивают такие поварские соревнования, по праздникам. Одна – хохлушка, другая – кубанская казачка. Что в принципе – рядом. Вот и ломился стол… от всего.

Очень быстро Иван понял, что, если еще чуть-чуть то он умрет от разрыва желудка.

«Нужно выйти, покурить. Встряхнуться как-то».

- А где можно покурить? – негромко обратился он к Виктору.

- Да! Точно! Пора промяться и покурить! Товарищи командиры! – басом скомандовал комполка.

- Мужчины! Курить в лоджии, или в холле! А то вы мне всю квартиру прокурите! – потребовала мама Киры.

Они вышли все вместе на лоджию, где уже курили компанией мужчины из соседних квартир. В подавляющем большинстве – в военной форме. Сразу возник треп. Анекдоты, смех.

Иван не удержался:

- Один интеллигентный мужчина, преподаватель института, филолог, приходит на работу после праздников с шикарным синяком под глазом. Коллеги сразу сочувствовать, расспрашивать – хулиганы, грабители? Да нет, говорит, были мы с женой на праздниках в гостях. А там, так совпало, из гостей мужчин – почти все военные. Вот в перерыве празднования, все мужчины вышли на балкон покурить. «Вы знаете, я не курю, - продолжает рассказ филолог, - но решил выйти за компанию. А на балконе… ну, как водится, различные смешные случаи, анекдоты… И вот один военный начинает рассказ: «Помню был у меня один хер в роте…». Вы же знаете, коллеги, я человек интеллигентный, перебивать людей – нехорошо… но я же еще и филолог! Вот и пришлось поправить товарища – говорю ему: товарищ командир, по правилам русского языка, правильно говорить не «в роте», а «во рту».

Военные сначала чуть помолчали, а потом – грохнуло! Его хлопали по плечу, жали руку, мужики повторяли на все лады про «в роте» и «во рту».

«Не любят у нас военные интеллигентных преподавателей! И это, похоже, было всегда и будет в будущем!».

- Разговаривают красный командир и инженер с завода. Инженер командиру: Нет, так-то вы, военные, ребята неплохие, только… туповатые какие-то. Командир – инженеру: Ха! Если Вы такие умные, то что же по утрам на работу строем не ходите?

Здесь смеха было поменьше, так… поулыбались немного.

- Проверяющий часть старший командир советует командиру полка: А здесь, на твоем месте, я бы поставил шлагбаум! Ну – или толкового майора, - опять вызвал смех у товарищей командиров.

Потом какая-то женщина, заглянув на лоджию позвала соседскую компанию назад, за накрытые столы. Иван остался один с отцом Киры, Зурабом и Шедько. Уже спокойно переговаривались, командиры обсуждали какие-то рабочие моменты. Конечно, не секретные – упаси Бог! Потом Каухер обратился к Ивану:

- Иван! Я слышал, ты на следующий год в училище собрался поступать? А в какое, если не секрет?

«Слышал он… интересно, от кого он слышал о моих планах? От Киры? Да – вряд ли! Сомневаюсь, что она стала бы обсуждать мою персону с отцом. А вот с матерью… ну да, могла. Если у них отношения – соответствующие. А та уже – вот ему! Да и ладно, я секрета из этого делать не собираюсь. Просто интересно, под каким «соусом» обсуждалась моя… морда».

- Да какой секрет?! Тем более от командиров такого ранга. Тем более, от представителей армейской контрразведки. Особые отделы, это же – контрразведка, правильно?

Каухер хмыкнул, попыхивая трубкой.

А вот Зураб немного… ощетинился.

- А ты, Иван, где раньше жил? – уставился «грузин» на Ивана своими карими глазами.

«Ню-ню… и чего?».

Иван вкратце изложил имеющую место «легенду».

- А сейчас где работаешь?

- Так в клубе, в совхозе. Нас там трое – мы и сторожа, и истопники, и дворники. Я вот еще и киномеханик.

- А что же… другого места работы ты не нашел?

- Да я за два с лишним года… позабыл все, чему в школе учили. Как поступать в училище-то? Опозорится не хочу, вот и готовлюсь. На Севере я денег чуть прикопил, приехав сюда приоделся, вот – на работу устроился. А что зарплата маленькая… так мне на жизнь хватает. А поступать я планирую в Омское пехотное.

- Х-х-х-а-а-а…, - это уже Шедько засмеялся, - а чего ж к «коням»-то? Чего ж не другое какое?

Иван удивился:

- А почему – к «коням»? Оно ж пехотное, а не кавалерийское.

- Да не… все правильно, пехотное! Только вот уже с десяток лет Омское пехотное дает такую физподготовку, что на всех соревнованиях в округе, его курсанты все первые места берут стабильно. Вот их и прозывают – «кони», что носятся они что твои жеребцы племенные! Что в беге, что на лыжах! Ну и стрельба у них – очень прилично поставлена. Говорят, что даже до революции Омский кадетский корпус всегда выделялся физподготовкой. А вот умом… как-то не так уже! Но ничего не могу плохого сказать – к нам лейтенанты все больше неплохие приходят. Нормальные хлопцы!

- А что – в другое училище? Техническое… Авиационное, или танковое, например? – опять интересуется Каухер.

- Тут видите, в чем дело… У меня как-то с техникой… не очень. Там же – математика та же… Все эти теории крыла, или баллистика орудий. Я об этом как подумаю, мне… что-то дурно становится.

Мужчины вежливо посмеялись: «если точные науки не даются, то да – только в пехотное!».

Потом и их позвали за стол.

Сейчас уже за столом толком и не ели, так – выпивали нечасто, да закусывали. Больше разговаривали. Сергей, к примеру, на вопрос опять же Каухера, стал разливаться соловьем по поводу полетов.

«Интересно получается… Папа Киры как бы ненавязчиво дает понять дочке… да и всем присутствующим, насколько Сергей более предпочтительней… ага – как зять!».

- Где начинается авиация, там заканчивается порядок! – ляпнул Иван.

Сергей запнулся на середине фразы, а остальные посмотрели на Косова – кто с улыбкой… вон – как Шедько, даже засмеялся! а кто и с недоумением.

- Есть такой анекдот: взлетает бомбардировщик. Командир спрашивает штурмана: Эй, штурман! Ты карты-то взял? Тот отвечает – а как же! Лететь-то долго – аж две колоды карт в карманах! Командир: я тебя про полетные карты спрашиваю! Тьфу ты, мля… опять по пачке «Беломора» лететь!»

Народ посмеялся. Сергей же насупился, как и недовольно взглянул на Ивана Каухер старший.

- Иван! Илья! Тут Зина рассказала, какие Вы отличные песни написали! Как люди на концерте их здорово принимали! Спойте нам! – это Тамара намеренно, или так… случайно выправляет ситуацию за столом.

«Ну что же… может это и к лучшему! А то вон – папы Киры уже посматривает… странно. Да и Сережа-викинг насупился!».

Последние их песни… всем понравились.

- А хорошие, да! Хорошие песни Вы написали, ребята! Правильные! – вот даже Зураб одобряет!

- Иван! А… что-нибудь… лирическое ты можешь спеть, - опять эта… Тамара.

«Вот лирику… не стоило бы. Что-то внимание этой дамы… меня, несколько настораживает! Особенно… в присутствие ее мужа!»

Но делать нечего…

Иван чуть перебором струн настроился, вспоминая, что можно еще спеть. Плотные занятия с гитарой последние полгода давали ему навык подбирать аккорды практически на ходу.

- Ну вот если это:

- Целую ночь соловей нам насвистывал,

Город молчал и молчали дома.

Белой акации гроздья душистые,

Ночь напролет нас сводили с ума!

Присутствующие за столом молчали, погрузившись кто в воспоминания, кто – в лирику песни.

- Ах как хорошо! Молодец, Ваня! – Тамара захлопала в ладоши.

Зураб же покачал головой:

- Белогвардейщина какая-то, честное слово!

Его жена завозмущалась:

- Ну что ты, Зураб?! Ну какая белогвардейщина? Красивая песня! Это твоя, Иван?

- Нет, что вы! Слышал где-то… просто понравилось.

Супруги Шедько тоже поддержали Тамару, отстаивая песню.

- Ну… если белогвардейщина… А вот про эту что вы скажете, Зураб Шалвович? – Ивана тоже чуть обидело такое отношение.

- Призрачно все в этом мире бушующим.

Есть только миг, за него и держись!

Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь!

Иван вспомнил, насколько ему казался непонятным разрыв между внешним видом Анофриева и его голосом. Простецкий же мужик, а голос…

И опять его слушали в полной тишине.

- И опять – белогвардейщина! – кивнул головой Зураб!

«Вот же… редиска «гэбэшная»! Все ему не так… Наверное, хватит уже провоцировать особиста? Веду себя как… полный придурок!».

- Ну, Зураб… Тут и я с тобой не соглашусь. Белогвардейщины здесь нет. А вот непонятный такой… идеалистический душок, что ли… да, слышится, - это уже Каухер старший.

«Как бы меня тут… после окончания вечера не «приняли»! Завязывать нужно с выступлениями!», раздумывал Иван, пока часть присутствующих вступила в спор по поводу идеализма и его содержания в этой песни.

Ситуацию спасла хохлушка Шедько:

- А давайте народные споем!

- А - давайте! – Иван решил… реабилитироваться.

- Нэсэ Халя воду – коромысло хнеться!

А за нэй Иванко, як барвинок вьется!

Песню подхватили супруги Шедько. Пели они здорово, голосисто, весело.

Потом Иван снова взял гитару:

- Ничь яка мисячна, зоряна, ясная,

Выдно хучь голки збырай!

Выйды коханая працею зморэна

Хучь на хвылыночку в гай!

Тут Анна Афанасьевна подпевала одна. Ее супруг с улыбкой смотрел на жену.

«Какая славная они пара, все-таки!».

- Так ты шо ж, Иван, из наших мабуть? Из малоросов? – по окончании песни спросил комполка у Косова, пока его жена вытирала слезы с лица платочком – расчувствовалась.

- Та ни, дядьку… С кацапив я. Або размовляю трошкы, - заулыбался Иван.

- Це дуже гарно, парубок! Це дуже цикаво!

- Могу и так, - Иван перевернул гитару и на манер бубна застучал, все громче напевая песню, которую помнил еще со школы, той еще – Елизарова.

- Жужуна цвима мовида,

Диди миндори данама.

Данама, данама, данама

Диди миндори данама.

Тамара, да и Зураб опешили, а потом женщина стала активно подпевать. Ее муж тоже, улыбаясь, чуть слышно пел.

Когда Иван закончил петь, Тамара вскочила со своего стула, обежала стол и расцеловала его в щеки.

- Иван! Еще раз! Зураб, ну что ты сидишь? Иди, станцуй с женой!

Иван снова пел, отстукивая себе и паре танцоров ритм. Чуть позже музыку подхватил на аккордеоне Илья. Остальные, смеясь и хлопая, смотрели как пара Кипанидзе здорово выплясывает посреди зала. Она ходила павой, а он, вокруг нее, выдавая коленца – крутился чертом!

- Ай, молодец! Ай, спасибо! Удружил, Ваня! – раскрасневшийся после танца особист хлопнул его по плечу и вполне благосклонно смотрел, как супруга снова расцеловала Косова в щеки.

Потом они снова пошли курить. Но атмосфера уже была куда как теплее, чем в первый раз. Даже Каухер… как-то по-другому смотрит.

- Слушай! А откуда ты знаешь и украинские, и грузинские песни? – спросил Каухер, и вроде бы даже – без неприязни.

- Ну как сказать… я два года на Севере отработал. Там же… люди разные есть. А вечерами, в бараке лесорубов или строителей – чем заняться? Вот… кто в карты играет, кто читает, а кто – песни поет. А память у меня всегда была неплохая!

Комполка Шедько, уже изрядно выпивший, гудел ему на ухо:

- Ты, Иван, этих не слушай! Летчики, танкисты, моряки еще! Без пехоты, Ваня, армии не бывает! И правильно решил, что в пехотное, правильно! Оно – привычнее, да и надежнее! Я тебе вот что скажу – тебе, Иван, к поступлению в училище, надо бы курсы стрелковые закончить. Чтобы значок, значит, был! Ворошиловский стрелок! И лучше – второй степени! Там, в Омске это оценят! Да и нормы ГТО сдать обязательно! И опять же – с отличием, вот! У меня знакомые в Доме Красной армии есть. Можно, конечно, в любой клуб записаться… Но у нас там… более ответственно подходят. Пусть и жестче спрос, зато и знаний – больше. Я договорюсь, чтобы тебя приняли. Но! Сдавать будешь сам, без поблажек! Ты меня не подведи. Понял, Иван?!

«Дело нужное! И стрелковая подготовка и физическая – точно пригодится, и к поступлению, и потом. В училище легче будет!».

- Спасибо, Василий Николаевич! Не подведу, обещаю!

Вечер продолжался. Несмотря на обилие закуски, народ все же постепенно поднабрался. И Косов тоже чувствовал легкое опьянение. В какой-то момент гости переместились в холл на этаже, перемешались там с людьми из других квартир. Откуда появился патефон, Иван не знал. Начались танцы.

Благо, что Тоня хоть чуть-чуть, но натаскала Косова. Уж вальс-то он мог танцевать без особой опаски. В основном, он танцевал с Зиной, на которую было довольно забавно смотреть. Девушка… изрядно поднабралась. Нет, со стороны все смотрелось вполне пристойно, но Иван, танцуя с ней, понимал, что и прижимается она к нему сильнее, чем надо, и зарумянилась, и смеется очень уж заразительно. Даже мило насупилась, когда Косов все же станцевал с Тамарой.

- Иван! А как тебе удается писать такие хорошие стихи к песням? – женщина, танцуя с ним, тоже, как и Зиночка, дистанцией себя на ограничивала. И похоже, что Тамаре нравилось, что он чуть конфузиться от такой… близости. Ага… не оконфузиться было сложно. И духи у нее подобраны хорошо – очень уж подходит аромат к грузинской красавице, какой-то… пряный и чуть горьковатый. И ткань платья, мягкая на ощупь, очень выгодно подчеркивала, что фигура у Тамары еще – ого-го! И эта легкая улыбка на губах. И взгляд карих глаз, затененных такими длиннющими ресницами.

«Ведьма, не иначе!»

- Я, Тамара, и сам не знаю, как это получается, - ага, сейчас вот скажу – «а ворую я! краду интеллектуальную собственность!», - иногда кажется, что я где-то слышал уже какие-то строки… ну вот – похоже… как-то. Иногда… что-то навеет. Ситуация какая-нибудь или еще что… А вот когда уже есть несколько строк, или даже – четверостиший, тут уже приходится думать, чем их дополнить. Но – тоже чаще всего происходит спонтанно!

- Интересный ты… паренек! И внешне… и пообщаться с тобой… интересно! Как будто тебе на восемнадцать лет, а… лет так тридцать, а то и тридцать пять! То – юноша, а то – уже и мужчина зрелый!

Иван с облегчением выдохнул, когда танец закончился. А то и сама женщина на него действовала… и разговор этот… тоже. Когда на какое-то время она замолкала в танце, то так прижималась к нему, что казалось, что вальс вот-вот перейдет в танго. Танго Тоня его тоже учила танцевать, только вот похвастаться здесь пока ничем не мог. Сложновато оказалось за такое время изучить все фигуры этого чувственного танца. Поэтому, когда музыка стихла, Косов определенно чувствовал… стеснение в штанах. Тамара улыбнулась, казалось бы, случайно провела рукой, задев… область стеснения, ага! и негромко сказала:

- И за это… за комплимент… тоже спасибо! Надеюсь, не в последний раз видимся!

В ответ он смог только наклонившись, поцеловать ей руку, и отвести к диванчику, где о чем-то спорили и смеялись ее муж и еще несколько военных. В холле и на лоджии уже находились не менее тридцати человек. Кто-то курил, общаясь; кто-то танцевал, как сам Косов только что; было и несколько кучек по интересам – болтали сидя в уголке женщины, в углу несколько мужчин хохотали, явно обмениваясь анекдотами. В общем празднование явно перешло в фазу – все друг другу братья и сестры, все – одна семья. Люди заходили в квартиры, выходили из них; кто-то подходил с других этажей, или уходит куда-то. Броуновское движение, не иначе.

Иван еще пару раз станцевал. Один раз в какой-то совсем молоденькой девчушкой, которая донимала его расспросами, кто он, у кого в гостях, чем занимается, любит ли он читать, и что ему нравиться из музыки. Вот же болтушка!

Второй раз он танцевал с подругой Виктора, Татьяной. Здесь все было спокойнее, комфортнее.

- Ну что, отдохнул? – смеясь глазами, спросила его Таня.

- Мда… даже не знаю, что и сказать. Компания, конечно, хорошая, но вот отдохнул ли я…

Она засмеялась.

- Ну так… нечего было хвостом крутить перед Тамарой. Зиночка вот покажет тебе «кузькину мать», готовься. И танцуешь ты весь вечер то с одной, то с другой. Какой же девушке это понравится.

- Да как отказаться-то? Девушкам, а тем более зрелым женщинам отказывать никак невозможно!

Татьяна засмеялась:

- Вот-вот… так и затаскают по рукам, как котенка! Гадить где попало еще начнешь!

Кто «сдал» их с Ильей, осталось неизвестным, но только в какой-то момент, незнакомая ему молодая женщина захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание, а потом громко сказала:

- Товарищи! Среди нас находятся молодые дарования, которые написали уже довольно много известных песен! Паша! – обратилась она к какому-то майору, - помнишь мы на концерте были, там еще певица, Вера Конева так хорошо пела? Так вот – это песни этих молодых ребят. Давайте все вместе попросим их что-нибудь спеть? – и сама же начала хлопать в ладоши, повернувшись к Косову, и стоявшему недалеко Илье.

«Пиздец подкрался незаметно! Узнать бы, кто это нас так сдал?».

Пришлось снова петь. И практически – весь свой, слава богу, пока еще небольшой запас выданных «в народ» песен. Хорошо, что Илья взял на себя конферанс, и несколькими фразами давал знать Ивану, какая песня следующая. Уже к середине этого импровизированного концерта, у Ивана стало побаливать горло, а потом, уже к концу, он и вовсе стал похрипывать, «как старый инструмент баян»!

И даже теплый чай, который организовала мамы Киры, снял боль в горле лишь частично. Наградой, если это так можно назвать, ему стали горящие глаза Зиночки, Тамары, и, как не странно, этой девчушки-болтушки. На Киру он старался вообще не смотреть!

А вот Зиночка сделала вывод. И даже правильный!

- Тебя невозможно никуда брать с собой в компании, где есть хоть одна… симпатичная женщина! Ты, Ваня, несносен! Все! Я обиделась и сейчас ухожу домой! А ты меня – проводишь, и это не обсуждается!

Ну а что, а? Что тут можно сделать? Только согласиться. Тем более, Иван и сам уже чувствовал некоторую усталость. Нет, не физическую, а… устал от большой компании, где он и не знает никого толком, от необходимости постоянно «фильтровать» слова, от Тамары и ее мужа устал! От внимания посторонних людей – тоже устал. Успех у людей, и даже их искреннее внимание и дружелюбие… тоже нужно дозировать!

Пока они спускались по лестнице, Зина ему негромко выговаривала:

- Ну что такое, Иван! Ну как мне к этому относится – и Тамара к тебе липнет, и вон… с Татьяной этой ты во время танца мило чирикаешь! И даже эта… мелочь, эта Ленка соседская, уж на что – сопля зеленая, малолетка! И та тоже… сю-сю-сю… ах, Ванечка! Ах, какой…

- Да девчушка-то эта причем? Я же с ней только один раз потанцевал и все! Да и молоденькая она совсем! – тут Косов явно лукавил. Вполне уже сложившаяся девушка была, эта Лена. И все при ней… «в плепорцию». А через пару-тройку лет – вообще будет очень красивой девушкой.

- Эта – молоденькая? Ей уже семнадцать! В выпускном классе учиться! Знаю я таких! – «может, потому что сама такая была», с улыбкой подумал про себя Иван.

- Она, Ленка эта, частенько к Кире забегает, поболтать! И очень уж ее интересуют проблемы… медицинского вопроса взаимоотношений полов. Так что – не звезди тут мне, Ваня! Так же ты говоришь?

- Ну все, все, Зиночка! Успокойся уже и прости! Из того, что ты сейчас мне предъявляешь – я и в половине не виноват! Что уж тут делать… если красота моя пленяет всех женщин окрест, а богатый внутренний мир и природное обаяние – заставляет неровно дышать всех девочек, девушек, женщин на пару сотен метров вокруг!

Они уже спустились почти до фойе на первом этаже, когда возмущенная его тирадой Зиночка, повернулась к нему, чтобы высказать – все-все, но оказалась в его объятьях.

Иван крепко поцеловал девушку. Через пяток секунд Зиночка все же смогла вырваться из его рук.

- Так! Ты, Косов, совсем обнаглел! Вот все Кире выскажу, чтобы больше вообще не разу тебя не приглашала! Каков наглец! Красота у него, видишь ли! Богатый внутренний мир и природное обаяние! Вот же… подлец где!

- Ну все, все, красавица! Ну – успокойся! Я же пошутил, неужели не понятно? Рядом с тобой – мне хоть наглостью и беспардонностью надо отличаться, если больше нечем. Пошли выйдем на улицу, и ты на холодке – успокоишься.

На улице было безветренно, а потому морозец градусов… в двадцать пять почти не ощущался. Было свежо и приятно дышать свежим воздухом.

- Давай прогуляемся немного, душа моя! Прямо вот не хочется мне так с тобой расставаться. Ты не замерзнешь? – Иван вспомнил, что на Зиночке сейчас ботики, на которые она успела сменить туфли, а вот выше – все те же тонкие чулки. Переодеваться девушка – не посчитала нужным. Ну да – тут до ее дома и ста метров не будет.

- Ну… если недолго, то не замерзну. Но как замерзну, велю тотчас доставить меня к дому, понял, нахал и хам?

- Так точно! Товарищ самый красивый главнокомандующий! – схохмил Косов, приложив руку к шапке.

- Вот! Вот умеешь же, Ваня, правильно смотреть на жизнь! И слова у тебя находятся хорошие, и ведешь ты себя вполне сносно! – Зина тоже смеялась.

Они и правда чуть прошлись по улице. Потом Иван развернул девушку по направлению к ее дому, замерзнет ведь. Девушкам нельзя мерзнуть, особенно – вот в таких тонких чулочках!

Перед ее подъездом Косов остановился, думая прощаться. Но Зина потащила его в подъезд. Здесь было гораздо проще, чем в подъезде дома Каухеров. Ни тебе фойе, ни консьержа. Но – тепло и места для поцелуев вполне хватает. А неяркий свет от ламп очень подходит для романтичных подъездных свиданий.

Они довольно быстро запыхались. Помада у Зиночки была напрочь «съедена» Иваном, пальто ее – расстегнуто, и даже… юбка была поднята… до неприличия. Зиночка, пытаясь отдышаться, чуть отодвинула его от себя.

- Подожди, подожди… вот же… глупый! Ну дай сказать-то!

- Ну о чем здесь говорить, красавица! – руки его вовсю исследовали девичье тело, хотя и с трудом проникая в… некоторые места, через преграды одежды. Иван вовсю раздумывал – будет ли удобно… мда… повернуть ее и чуть нагнуть? Или – просто подсадить… вон – на подоконник. Вроде бы… высота вполне подойдет для такого дела. Одновременно он прислушивался к звукам в подъезде. Получалось, что за все время… ну как? минут за пятнадцать… пока никто не прошел. Значит, что, успеем? А Зина как к такому отнесется? Ну… если ее еще чуть довести… то, думаю – нормально отнесется.

- Ванечка! Ну подожди же ты… ну подожди! Дай сказать!

- Ну что еще, радость моя? Тебе… не нравится?

- Ну вот… так. Быстро поправил мне юбку! Быстро! Вот мне такого еще не хватало – чтобы потом кто-то из соседей родителям накляузничал, что их дочь… в подъезде раком стоит! Совсем обалдел, Косов? Вот… держи дистанцию и слушай меня!

Обескураженный таким отпором Иван, чуть отошел от Зины.

- Так! Успокаиваемся оба! И потом… тихо и спокойно… идем ко мне домой! – Зиночка хихикнула, увидев ошеломленное лицо Ивана.

«М-да-я-я… пришла пора знакомиться с родителями? Как-то… неожиданно. Мы же вроде бы с ней разговаривали, что не претендуем на серьезность отношений. И что теперь?».

- Ой, Косов! Ты меня когда-нибудь до смерти со смеху доведешь, со своей такой физиономией! У тебя же на лице написано, как ты не хочешь встречаться с моими родителями! Ах ты, подлец! Ах ты, гнусный развратник! – она, уже не скрываясь, смеялась, прикрывая рот ладошкой.

- Ладно… сейчас успокоюсь. Вот… сейчас, сейчас… скажу… Так, Иван! Я приглашаю тебя к себе домой, потому что…, - «ну к чему эти театральные паузы»? – потому что у меня родители уехали! Вот! Представляешь – они вернуться только послезавтра, к вечеру! Ну как тебе?

Ему было – «очень даже – как!». Он обнял ее и закружил по площадке. А потом аккуратно поставил на ноги и поцеловал – очень нежно!

- Ах! Ну все, Ваня, идем! Или ты думаешь, что я тоже… не человек что ли я? – горячим шёпотом поделилась Зиночка.

Они поднялись на второй этаж, где девушка открыла дверь ключом, и они зашли в темную квартиру. Здесь они снова не удержались и принялись бешено целоваться. Правда, все же понемногу смещаясь куда-то в темноту квартиры, оставляя на полу частями одежду и обувь.

Пытаясь отдышаться, но уже не сопротивляясь все более наглым посягательствам рук парня, Зиночка простонала:

- Ваня! Может все-таки… разденемся как-то спокойнее… дай хоть свет включить. Ведь сейчас упадем куда-нибудь и побьемся. О-о-о-о-х-х-х… да… вот так, хороший мой.

Это «хороший» добрался руками… куда надо!

«Протанцевав» таким образом до какого-то дверного проема, они ввалились в такое же темное помещение, и Иван, нащупав ногами ковер на полу, довольно бесцеремонно опустил на него подругу.

- А-а-а-а-х-х… да… так… хорошо-то как! – Зиночка сама «заходилась» в желании. Некоторое время они… молчали. Потом девушка начала постанывать… все громче и громче.

- В-а-а-а-н-я! В меня… можно сегодня. Да, хороший мой! Только… поглубже… о-о-о-х… еще! Еще!

Когда она «взорвалась», он чуть сбавил темп… А потом… потом резко ускорился, и – да! Да!!!

Потом они чуть отдохнули.

- Иван! Может… уже… выйдешь из меня, и встанешь? Нужно собрать одежду… и хотелось бы… все-таки… в спальню перейти…

- Что-то ты, красавица, быстро успокоилась? – Иван начал снова двигаться… по чуть-чуть, но… ускоряясь.

- Ну что же ты делаешь… ну как тебя о чем-то просить… если ты все по-своему делаешь… а-а-а-х… ну… что же ты? Еще… еще… быстрее!

Иван, набрав темп, немного подумал, потом приподнял ножки девушки, и перекинул их на свои руки. Одну… другую…

- Ой! А вот так… уже… чересчур глубоко… потише, родной мой…

А через некоторое время:

- Вот сейчас… сейчас уже можно… да… да. Глубже и сильнее, а-а-а-х…

Так, спустя немного времени, лодыжки Зины оказались на плечах Косова. Девушка уже зажимала себе рот руками и только глухо стонала.

Потом… потом они снова отдыхали, лежа рядом на ковре. Он, лежа чуть сбоку, целовал и покусывал открывшийся в процессе сосок такой классной грудки, а рукой… рукой он поглаживал у нее между ножек.

Шёпотом:

- Все-таки… Ваня. Надо встать и перейти в спальню. И одежду… собрать тоже надо. И… вообще-то я ванну хотела принять. Ты, Ванечка, дикарь… орангутанг какой-то. Набросился на меня! Ты, если не заметил… я сегодня почти трезвая, вот! Не хочу, чтобы как в тот раз… все в тумане было! Вроде и хорошо… а утром почти ничего и не помню. Все какими-то кусками… Вон Кира спрашивает, а я ей только – все было ах как! А как это «ах как!» и сама толком не помню… Ой! Чего это я языком-то… Ой!

«Мдя-я-я… выходит… интересуется кое-кто… как тогда было! Ну… подруги же ж… но вот… неожиданно, да! Хотя… может… и нет ничего неожиданного?».

Он приподнялся на руках и поцеловал девушку в губы.

- Хочешь запомнить? Ну-у-у… ладно. Я… постараюсь.

- Ваня! Ты не слушай, что я тут мелю, а? И… Кире… не говори, что я проболталась, а?

- Хорошая моя! Красавица! Ну как ты считаешь – при каких таких обстоятельствах я могу Кире рассказать, что ты проболталась?

Она задумалась, засмеялась.

- Нет… при каких обстоятельствах… я представить могу. Только… вряд ли они, такие обстоятельства возникнут. Хотя-я-я-я…

Но что «хотя» Зиночка не пояснила. Она довольно сильно оттолкнула его от себя, и поднялась на ноги.

- Вставай, развратитель невинных дев! Приберем одежду, чаю попьем… что ли. А потом… потом – я в ванну.

«Ага… невинная дева. Тут кто кого еще соблазнил. Приводит мужика в квартиру, когда родителей нет. Оба – подшофе, а в результате – развратитель – он! Нормальная женская логика, чё!».

Когда загорелся свет, Иван прикрыл глаза рукой, полежал и поднялся.

«Ну – ты же хотел с Зиночкой остаться в квартире денька на два? Вот! Не два денька, но – немногим меньше. И да… нужно показать девушке весь багаж… знаний и умений. Чтобы ей было, что вспомнить, и чем… поделиться с подругой, ага!».

Он перехватил Зину, когда она пыталась надеть какой-то длиннющий халат.

- Краса моя ненаглядная! У меня к тебе просьба… Большая-большая! Вот, что хочешь за ее исполнение сделаю!

Она немного стеснялась своего… вида. На ней был только бюстгальтер, пояс и чулки. Но – когда вот так, с просьбой обращаются, да еще и обещают сделать «все, что хочешь!», какая женщина останется незаинтересованной? Зина только прижалась к нему, не давая рассмотреть себя… с ног до головы. А мордашка ее была крайне заинтригована!

- Хорошая моя! А давай ты – вот так и будешь ходить, а? И свет мы совсем гасить не будем… Ну – можно вон торшер оставить, или настольную лампу?

Она чуть зарумянилась щечками.

- Ты… совсем бессовестный, да? Ну как мне так ходить-то? Это же… стыдно. Перед парнем так разгуливать.

- Ты же медик? Помнишь – ты сама говорила, что медики… они более циничны и бесстыжи.

- Ну… не до такой же степени. Да! Я же ванну хотела принять! Все равно снимать придется! – ишь как обрадовалась, выход-то нашелся!

- А зачем тебе сейчас в ванну? В ванну можно и потом, чуть погодя. А хочешь – вместе ванну примем?

- Как вместе? – вот тут она удивилась! – как же… вдвоем там… мыться? Это же не мытье будет, а…

И девушка еще больше покраснела.

- Эх, Зиночка! Вот нет в тебе того романтизма, нет! А представь – я бы тебе и спинку потер, и ножки вымыл…

Она, похоже, живо представляла, как бы это было. И щечки совсем красные, как две помидорки, и глазки – блестят-блестят! Девушка даже закашлялась, от картины, представшей в ее воображении.

- Знаешь… я подумаю. А вдруг и соглашусь! Интересно же… Только потом. А сейчас я одна. Понял? Одна. А ты пока… вон на кухне что-нибудь пошеруди. Ну там… чай. Бутерброды какие-нибудь.

Прихватив все-таки халат, девушка ушла в одну из дверей. И защелка с той стороны щелкнула! У-у-у-у… консерватор! Или… консерваторка? Как там будет это слово женского рода?

Иван прошел по квартире, любопытствуя. Ну что? Тоже – очень такая… «некислая» квартира. Попроще, конечно, чем у Каухеров, но все равно… Три комнаты, поменьше площадью, чем у родителей Киры. Неплохая кухня, довольно просторный коридор. И что заметил Иван – мебель здесь все же получше, чем у Каухеров. И со вкусом подобрана. Ну да – там же все казенное, скорее всего. А здесь люди под себя обстановку подбирали.

Зашел на кухню. Посмотрел по шкафам, из чего тут бутерброды делать? Ага… под окном – встроенный холодильный шкаф. Так… что тут у нас? Ага… вот мясо есть, какие-то свертки, но сильно уж смерзшиеся, так просто не достанешь. Пошарился еще по шкафам. Мда… Зиночка, похоже, хозяйка-то… та еще. Полбатона копченой колбасы, да кусок изрядно подсохшего сыра. Полбуханки изрядно черствого хлеба.

В шкафах еще обнаружился бумажный мешок с картофелем; мука – тоже в бумажном мешке, поменьше размерами. Бутыль с постным маслом…

«А вот это… ага! Точно нам пригодится! Она же просила… ну как… показать ей «мастер-класс». Надо соответствовать!».

Так… лук… какие-то крупы… пакетики с самыми простыми приправами – лаврушка там, черный перец, соль. Ага… чай, и неплохой похоже.

Ну ладно… что там? Бутерброды? Значит – бутерброды!

К тому времени, как он соорудил тарелку с бутербродами, и вскипятил воду в чайнике, заварил чай, вылезла из ванной и хозяйка квартиры. Она была в таком длиннющем бесформенном халате, да еще и голова замотана в полотенце, на манер тюрбана. Очень милый вид у нее был! Иван подошел, обнял ее и наклонившись к шее, сильно втянул воздух. Пахло теплом, уютом и… девушкой. Чистым девичьим телом! И он опять потерял голову.

К бутербродам они перешли… нескоро. Зато – обследовали Зиночкину спальню и ее кровать. Кровать была – вовсе не узенькой девичьей кроваткой, а вполне себе… супружеским ложем. Полуторка, как минимум!

Отдыхая после приступа… интереса к чистому девичьему телу, они валялись на взбитом белье. Причем Зиночка – уткнувшись головой в подушки, и вообще не «заморачиваясь», что она – полностью голая, лежит раскинув ножки и чуть оттопырив попку.

Девушка приподняла голову, и, глядя на него мутными, но блестящими глазами, произнесла:

- Косов! Я не могу понять – где изысканность, где тонкий душевный трепет, где безумные ласки? Пока я вижу… и чувствую… только сплошное, ничем не прикрытое насилие. Грубое, какое-то дикарское… насилие.

- Тебе плохо, душа моя? Или… больно? – Иван протянул руку и погладил ее по спине, от шеи и до попы.

Девушка вздрогнула, но не отстранилась.

- Плохо? Или больно? Н-н-нет… и не плохо, и не больно. Было очень хорошо… И мне… хочется еще!

Они оставили гореть настольную лампу на столе. И девушка сейчас абсолютно не стеснялась своей наготы. Она была красива!

- Так… давай несколько изменим… наше общение, краса моя ненаглядная! Ложись вот так… да, на спинку, поудобнее! Вот… дай-ка мне вторую подушку… так, вот так мы ее положим, тебе под попу… и вот так, - Иван сполз по кровати вниз, к ногам девушки, - нет-нет-нет… вот ножки как раз сдвигать не нужно. Не нужно… их, как раз-таки, чуть приподнять нужно! И вот еще что – закрой глаза и не подглядывай!

Последняя фраза Ивана была – явной провокацией! Ну как же? Закрыть глаза и не подглядывать? Ага-ага!

Как она металась по кровати и стонала! Как стискивала ноги и подергивала попой! Мда… и правда – развратник! Чему девушку учит… где же она еще такого найдет? С кем такое почувствует?

Поэтому, когда она отдышалась, он так… намеком… предложил ей… поменяться ролями. К его удивлению, особых возражений не последовало! И даже глаза ему закрывать не предложили. Правда вот исполнение… хромало! Поэтому, поняв, что… разрядится у него не получится, он потянул ее к себе и усадил сверху.

К бутербродам они вернулись… ближе к утру. Попивая чай на кухне, сидя на стуле в том самом халате, Иван глядел на девушку напротив. Она, держа кружку в руке, забыв о чае, чуть улыбаясь, глядела в темное окно.

- Ну что ты, радость моя? Не жалеешь, что не пьяна, как в тот раз?

Она тихо засмеялась, покачала головой:

- Нет, не жалею. Все… очень ярко и здорово! Только… у меня чуть-чуть болит уже… там. Наверное… надо поспать?

- Вот еще… глупости говоришь! Сама потом будешь жалеть о бездарно потерянном времени. А что чуть болит… мы немного по-другому попробуем!

И они попробовали.

- Ну… как?

- Знаешь… я не могу сказать, что я… в восторге. Но… было интересно попробовать. Слышать-то я слышала, а вот самой… не доводилось. Но… такого блаженства… как если по-другому… точно не было.

Потом они принимали ванну… вместе. Для этого ему пришлось опять раскочегаривать колонку. Он, как и обещал, «потер ей спинку». На что она стонала, и закусывала губки. Потом – помыл ей ножки, во время чего она довольно мурлыкала. А потом… ему пришлось нести ее в кровать на руках, ибо Зиночка банально вырубилась, прямо в ванной.

Проснулся он, когда в окнах только начинало синеть. Девушка спала, отвернувшись к стенке, стащив с него все одеяло, и подмяв под себя обе подушки.

«Ну это даже не штамп! Это обыденность, такое вот поведение в кровати! Ага… надо что-то сообразить насчет «пожрать»!

Когда она, через пару часов, вылезла на кухню, замотавшись в одеяло, сонная, теплая и очень милая, он предложил ей:

- Яичница с колбасой? Тосты с вареньем? Яйца пашот? Кофе или чай? А борщ будет к обеду!

- Это что сейчас было? Ты что мне сейчас предлагал? Это что – все есть? И ты… это сам приготовил? Не верю… так не бывает! Вот только попробуй сказать, что этого ничего нет! Я тебя самого съем, за такие обманы!

Но все что он перечислил – было. Поизгаляться пришлось, конечно. Но он – справился. Ну какой пятидесятилетний мужик не сумеет это все приготовить. Сложнее всего пришлось с яйцами пашот. Но – мастерство не пропьешь!

Глядя, как Зина все это лопает, он с улыбкой спросил:

- Ну что? Нравится?

С полным ртом, а потому не очень внятно, она ответила:

- Знаешь, Косов… Я выхожу за тебя замуж! Ты – сочиняешь отличные песни, и скоро станешь знаменитым поэтом-песенником. Будешь зарабатывать очень неплохие деньги. Мы переедем в Москву, и будем жить… ну, где там все наши знаменитости живут? Я не знаю… Потом ты – бесподобен в постели… я раньше и предположить не могла, что мне будет… так хорошо! И ты – так готовишь! Ну и на морду ты… не так что уж и очень страшен!

Он был… несколько удивлен таким спичем! А девушка продолжила:

- Ага! Испугался! Я тебе еще не все сказала! Я, конечно, буду тебе изменять. Ну а как иначе? Все богемные люди, даже в социалистической стране, так живут! Успокойся! Ты мне тоже будешь изменять! Тут ничего не поделать, поэтому я – не против! Потом… потом ты меня откормишь! Я буду толстой-толстой! Меня перестанут замечать другие мужчины. И вот тут, Ваня, наступит для тебя самое страшное – тебе придется со мной спать! Или я… буду водить домой молоденьких курсантов… или бойцов из воинских частей. Они – всегда голодные… И на пожрать, и на женское тело! И я стану тебя постоянно пилить… за всяких там… певичек… или прочих… балерин! Вот такое счастье, Ваня, нас с тобой ждет! Ага! Боишься? Вот то-то же! Бойся!

Допив чай, она сказала:

- Ой… какое пузико у меня образовалось… даже самой страшно! Иван! Я сейчас в ванну. Утреннее омовение и прочий туалет. Потом… потом, Ванечка, мы с тобой немного выпьем… и повторим все, что делали ночью. Для закрепления урока… так сказать. А может ты и еще что-нибудь вспомнишь? Давай, вспоминай, пока я в ванной. И еще… там в спальне родителей, в трильяже, у мамы… разные крема стоят. Тащи их все к нам в спальню… Буду смотреть и пробовать… все же натер ты мне немного… изверг!

Уже по пути домой, вымотанный до предела за прошедшие двое суток, Иван подумал:

«Ну вот, сбылась твоя мечта – двое суток с Зиночкой, почти не вылезая из постели. Понравилось? Или… разочарован?».

И сам себе ответил:

«Да не в коем разе! Все было… замечательно! Жаль повторить это… не получится. Слишком уж много обстоятельств вместе сложилось! А может… получится? Мы же не умерли, так почему же – нет?».

Они так и не спали толком все это время. Засыпали на час-полтора, потом, стоило кому-нибудь завозится и тот, кто просыпался, будил второго ласками. Вставали, ели, пили чай, принимали ванну. И снова неслись в койку.

«Все-таки как здорово быть молодым! Когда и с… потенцией все на уровне, и с выносливостью – тоже все нормально! И знания прошлой жизни… и в сексе, и просто в общении… знание женщин… даже – вот опыт и навыки в приготовлении пищи! И то – есть!».

Иван сейчас ни о чем не жалел! Ни о том, что попал сюда. Ни о том, что познакомился со всеми этими людьми. А как жалеть о знакомстве с такими женщинами?! А будущее… страшное такое? А – пусть это и будет платой за вот это время! Время, где ему так здорово!

«Аминь! Мля!».