Поскользнувшись, Вольф упал на бок и покатился по гладкой стеклянной поверхности вниз с горы, на вершине которой стояли «врата». Склон по которому он мчался вниз был сухим и скользким, хотя создавал впечатление смазанного маслом. Несмотря на все старания притормозить каблуками или ладонями, он продолжал нестись вниз.
Это было похоже на спуск по льду.
Скорость все возрастала. Изогнувшись он бросил взгляд по ходу движения. Отлогий склон постепенно выравнивался, падение несколько замедлялось. Но все же он спускался со скоростью по меньшей мере триста пятьдесят миль в час, не имея возможности остановиться. Он лишь приподнял руки и голову, предохраняя их от ожога. Одежда перекрутилась и порвалась от трения, но нагрелась не сильно.
В пурпурном небе над краем горизонта показалась яркая луна — почему-то он решил, что это луна. Арка выделялась на фоне неба темно-багровым оттенком. Место не походило на дворец Властелина, он попал на другую планету. Судя по расстоянию до горизонта, эта планета была приблизительно такого же размера что и та, которую он только что покинул. И собственно говоря не было никакой уверенности, что планета — одна из тех, которые он видел с поверхности водного мира.
Уризен сыграл с ним злую шутку. Он устроил «врата» переместившие его лишь на другую планету, вращающуюся вокруг Аппирмадзума. Другие «врата» водного мира привели бы его в мир Уризена. Но могли доставить и сюда же. Теперь узнать об этом было невозможно.
Куда бы ни вел другой выход, было поздно что-либо изменить. Он беспомощно попался в западню отца, практическую западню, если смерть можно назвать практичной.
Вольф скользил пожалуй около двух миль, когда скат начал изгибаться кверху. Еще через полмили скорость замедлилась примерно до тридцати миль в час, хотя утверждать что-либо было трудно, поскольку имелись только косвенные данные. По правую сторону вдали виднелись причудливые деревья. Но не зная их высоты и расстояния до них, он не мог точно определить скорость скольжения.
Еще несколько минут спустя склон резко оборвался, и Вольф вылетел за край уступа не сдержав крика. Он падал в пропасть. Под ним в сорока-пятидесяти футах катила воды река. Противоположный берег был примерно в ста футах, образовывая отвесную стену из того же стекловидного материала, по которому он катился от самых «врат».
Вольф падал в каньон, дергая ногами и пытаясь сохранить вертикальное положение. До реки оказалось не так далеко, как он думал и, ударившись ногами, он погрузился в холодную воду. По инерции он ушел на глубину, потом выплыл. Течение быстро потащило его между стенами ущелья к изгибу. Перед тем как течение унесло его за изгиб реки, он успел заметить, что в воду упал еще один Властелин, третий взмыл над обрывом. Вскоре стены ущелья расступились и река расширилась, начались пороги, камни к счастью были ровные и гладкие — очевидно из того же стекловидного материала, поэтому он отделался несколькими ушибами. После порогов течение замедлилось. Вольф поплыл к берегу, полого поднимавшемуся из воды. Но выбраться из воды не смог, потому что все время соскальзывал по гладкой поверхности.
Не оставалось ничего другого, как плыть вдоль берега дальше и надеяться, что рано или поздно объявится место, где удастся выйти из воды. Одежда, нож, лук и лучемет тянули его вниз. Вольф понимал, что нужно избавиться от груза, но откладывал это до последнего. Все же усталость одолевала, и он бросил лук и колчан со стрелами, еще через некоторое время отстегнул пояс с кобурой и ножнами, а лучемет и нож засунул в брюки. Еще немного спустя освободился и от ножа.
Время от времени он оглядывался, различая вверх по течению восемь голов. Пока что все выжили, но если и дальше берега останутся неприступными, то всем будет конец.
Утонут пожалуй все, кроме может быть Теориона, который продержится в воде дольше любого из них, даже с одним полуотросшим ластом.
Именно тогда Вольфа осенило. Он поплыл против течения, пока не оказался рядом с Лувахом, Валой и Тармасом. Приблизившись, он крикнул им, чтобы они тоже плыли против течения, если хотят спастись.
Наконец появилась огромная маслянистая сине-черная туша Теориона, за ним следовали Аристон, Энион и Ринтрах. Больше всех похвалявшийся, однако вошедший во «врата» последним, был Паламброн. Лицо его было бледным, он тяжело дышал.
— Спаси меня, брат! — крикнул он. — Я больше не могу, я умираю.
— Побереги дыхание, — отозвался Вольф.
Он обратился к Теориону:
— Ты нам нужен, брат. Именно ты, некогда презираемый нами, можешь нам помочь. Без тебя мы все утонем.
Теорион ухмыльнулся, плывя против течения с легкостью.
— Чего ради вам помогать? — Ведь всем плевать на меня, вас тошнит от одного моего вида, не так ли?
— Ты никогда не был мне безразличен, — возразил Вольф. — Я никогда не говорил, что меня тошнит от твоего вида. Именно я настоял на том, чтобы ты отправился с нами. Потому что предвидел день, когда мы будем нуждаться в твоей помощи. Взгляни на свое тело: ты можешь сделать многое, что нам не под силу. По иронии судьбы Уризен, устроивший нам эту ловушку видно не учел того, что сам превратил тебя в морское чудовище, способное выжить при таких обстоятельствах. Поступив неразумно, он предоставил в твоем лице средство к спасению.
Учитывая ситуацию, речь была длинновата, и Вольф запыхался. Тем не менее, следовало похвалить Теориона, ведь тому ничего не стоит бросить их умирать, да еще посмеяться, когда они пойдут ко дну.
Теорион задумчиво произнес:
— Ты хочешь сказать, что Уризен перехитрил сам себя?
Вольф кивнул.
— И как же я могу спастись?
— В воде ты быстрый и сильный как тюлень. Ты можешь разогнаться так, что выскочишь на берег, и сможешь вытолкнуть на сушу одного за другим нас. Я знаю ты сумеешь это сделать.
Теорион хитро усмехнулся.
— Ради чего мне выталкивать вас в безопасное место?
— Если ты это не сделаешь, то останешься один в этом странном мире, — сказал Вольф. — Может ты и выживешь, но будешь одинок. Сомневаюсь, что здесь найдется хотя бы еще одна живая душа. Тебе не с кем будет перемолвиться словом. Кроме того нужно будет разыскать «врата», которые ведут из этого мира. Сможешь ли ты найти их один? Как только ты ступишь на землю, тебе понадобятся товарищи.
— К черту вас всех! — крикнул Теорион и, не добавив ни слова скрылся под водой.
— Теорион! — воскликнул Вольф.
Властелины принялись звать беглеца. Но тщетно они приподнимались над водой и оглядывали поверхность реки, с отчаянием поглядывая друг на друга. Тот не появлялся. На их лицах теперь не осталось и следа былого высокомерия.
Неожиданно Вала воскликнула и, всплеснув руками, исчезла под водой. Она скрылась так быстро, словно ее потащили вниз.
Прошло несколько секунд. Наконец на поверхности показалась маслянистая голова Теориона и мгновение спустя рыжие волосы Валы. Длинные пальцы брата запутались в ее волосах, голову сестры он поддерживал ногой.
— Скажи, что сожалеешь! Скажи, что я не отвратительная медуза! Скажи, что я красивый! Обещай любить меня, как ты любила на острове Паламброна!
Вала рванулась, оставив между пальцами Теориона темно-рыжие пряди, и воскликнула:
— Я убью тебя, жалкий прыщ! Я еще далека от смерти. Но даже если бы я умирала, то уж лучше это, чем лебезить перед тобой!
Глаза Теориона расширились. Шлепнув по воде ногами, он отплыл от Валы и повернулся к Вольфу.
— Вот видишь! Так чего ради мне спасать ее и кого-либо из вас? Все равно вы будете ненавидеть меня а я вас.
Паламброн завопил, яростно разбрызгивая воду:
— Спаси меня, Теорион! Я больше не могу! У меня нет сил! Я умираю!
— Помни, что я говорил об одиночестве, — тяжело дыша произнес Вольф.
Теорион усмехнулся и нырнул, а вскоре он уже толкал перед собой Паламброна, упершись головой в ягодицы брата, загребая воду ластами. Паламброн выскользнул из воды на стекловидный берег, на расстояние приблизительно равное двум его ростам. Там он остался лежать, дыша как загнанная лошадь. С одежды капала вода, изо рта стекала струйка слюны.
Одного за другим Теорион всех вытолкал на берег, где они остались лежать чуть живые. Только Вала отказалась от его помощи, собрав все силы она продолжала плыть. Вольф только подивился ее мужеству. Приблизившись к берегу, она послала свое тело вперед и, медленно отталкиваясь локтями, поползла по покатому склону. Достигнув наконец ровного места, она осторожно приняла сидячее положение. Затем окинула остальных презрительным взглядом.
— И это мои братья? Всемогущие Властелины вселенных? Кучка полузатонувших крыс, вот вы кто! Лизоблюды морского слизня, канючившие спасти свои жалкие жизни!
Теорион мощным толчком вытолкнул себя на берег и прошел мимо спасенных. На Валу он даже не взглянул. Вскоре все восстановили силы и дыхание и выбрались на ровную землю. Вид у них был жалкий, так как почти все сбросили с себя в воде одежду и оружие… Только Вольф и Вала были одеты. Но Вольф лишился своего оружия, кроме лучемета. Да еще у Валы сохранился меч. Если не считать мокрых волос, то не верилось, что девушка побывала в реке; ее платье было сшито из водостойкой ткани.
Лувах дважды пытался идти, но оба раза шлепался на землю. Наконец он добрался до Вольфа ползком. Лицо его вновь порозовело и веснушки уже не были так заметны. Он сказал:
— Отец поймал нас, как детей, играющих в прятки. Только из детей мы превратились в младенцев. Мы даже не можем ходить, только ползать. Как ты думаешь, что он еще задумал?
— Не знаю, — пожал плечами Вольф. — Уверен я только в том, что Уризен долго вынашивал свои планы. И теперь мне начинает казаться, что он создал все планеты, которые вращаются вокруг Аппирмадзума только для того, чтобы мучить и испытывать нас.
Лувах безрадостно рассмеялся.
— И какая же награда ждет нас в конце всех мук и испытаний?
— Мы получим шанс пасть от руки отца или убить его.
— Неужели ты действительно веришь, что он поступит честно?
Что он не сделает свою крепость абсолютно неприступной? Не думаю, что он способен на такое.
— Честно? А что такое «честно»? Согласно неписанному закону предполагается, что каждый Властелин оставляет в своей обороне лазейку, какой-либо дефект, который может использовать искусный противник. Не знаю, многие ли следуют этому правилу. Но Властелинов убивают и лишают собственности. Властелинов, убежденных в своей безопасности, уверенных в том, что их защитные сооружения оградят их от атак более могущественных и умных соперников. Не думаю, чтобы победителям везло из-за слабых мест в системе защиты. Оборона оказывается уязвимой по другой причине.
Причина эта заключается в том, что Властелины наследуют оружие. Больше его взять неоткуда, либо получить в наследство, либо отобрать у кого-нибудь другого. Наша раса растеряла древнюю мудрость. Вы стали лишь потребителями и расточителями. Поэтому Властелин вынужден пользоваться тем, что имеет, а если уж с наличным вооружением он в состоянии предусмотреть все непредвиденные обстоятельства, что невозможно, то в обороне волей-неволей оказываются лазейки и тогда к нему действительно можно пробиться.
Следует учитывать еще одно, Властелины сражаются за свою жизнь и сражаются так, чтобы убить противника. Но большинство живет долго. И они устали от жизни. Они хотят умереть. Глубоко, в самом уголке разума, под пластами тысячелетнего могущества и недостатка любви — они ищут смерти. Вот что делает их уязвимыми.
Лувах был удивлен.
— Ты в самом деле веришь в эту галиматью, брат? Я, например, ничуть не устал от жизни. Я и сейчас люблю так сильно, как и тогда, когда мне было сто лет. Другие стремятся к смерти ничуть не больше, они сражаются и будут сражаться за свою жизнь.
Вольф пожал плечами.
— Это только теория. Мысль пришла мне в голову, когда я был Робертом Вольфом. Став им, я понял, что не понимал раньше, и что недоступно никому из вас.
Он подполз к Вале и попросил:
— Одолжи мне на минутку свой меч. Я хочу проделать опыт.
— Как, например, легко ли отделится голова от шеи? — поинтересовалась она.
— Если бы я хотел убить тебя, то вполне мог бы воспользоваться лучеметом, — ответил он.
Она вытащила короткий клинок и отдала Вольфу. Он легонько стукнул острием по стекловидной поверхности. Видя, что первый удар не оставил никакой отметины, он ударил посильнее.
— Что ты делаешь! — возмутилась Вала. — Прекрати, испортишь лезвие.
Вольф указал на царапину оставленную вторым ударом.
— Похоже на царапину, сделанную на льду. Это вещество гораздо более твердое и стойкое, но в остальном напоминает замерзшую воду.
Он отдал ей меч и вытащил лучемет, установив его на полную мощность и направил на поверхность. Стекловидное вещество покраснело, затем запузырилось и наконец потекло. Вольф выключил лучемет и вынул из выемки жидкость. Остальные подползли, заинтересовавшись происходящим.
— Странный ты человек, — заметила Вала. — Ну кому бы такое пришло в голову?
— Зачем он это делает? — заметил Паламброн. — Глупость какая — вырезать дыры в земле.
— Нет, это не глупости, — возразила Вала. — Вольф любознателен, вот и все. А впрочем ты наверное позабыл, что такое любознательность, Паламброн? — Какой-то у тебя бледный вид… и движения вялые. А ведь еще недавно ты действовал куда оживленнее.
Паламброн вспыхнул, но ничего не сказал. Он наблюдал, как росла горка кристаллов на стенках выемки и вдоль царапины.
— Самовосстановление, — произнес Вольф. — Странно. Я прочитал все, что мог достать о древней науке предков, но нигде не встречал упоминания ни о чем подобном. Уризен, видимо, владеет знаниями, которые другие давно утратили.
— Может быть эти знания достались ему от Рыжего Орка, — высказалась Вала. — Говорят, что Рыжий Орк знает больше, чем все остальные Властелины вместе взятые. Он последний из старшего поколения. Ходят слухи, что он родился свыше полумиллиона лет назад.
— Говорят, говорят, — скривился Вольф. — А ведь на самом деле никто не видел Рыжего Орка. Сотни тысячелетий. Я лично считаю, что он давно умер и только легенда о нем продолжает жить. Но довольно об этом. Нам нужно найти следующую группу «врат», хотя трудно сказать, куда они нас приведут.
Он осторожно поднялся и сделал несколько шагов, медленно ступая. Стекловидная поверхность этой планеты не была бесплодной. В сотне ярдов виднелись редкие деревья, а между ними кусты в форме грибов. Тонкие спиральные стволы деревьев с красными и белыми полосами напоминали щипцы парикмахеров. Там, где начинался изгиб, росли ветви, походившие на горизонтальные девятки; их покрывали мягкие серые нити длиной около двух футов.
Обнаженный Ринтрах дрожал. Он произнес:
— Не холодно, но что-то тревожит меня так, что пробирает дрожь. Наверное, эта тишина. Вы только послушайте, как тихо.
Все замолкли. Слышался только отдаленный шелест — это ветер шуршал в кустах и мохнатых ветвях, да журчание воды в реке. Больше ничего. Ни пения птиц, ни рева животных, ни человеческих голосов. Только шум ветра и реки, да и он, казалось, звучал приглушенно, словно придавленный пурпурным небосводом.
Глянцево-белое поле вокруг них простиралось во все стороны горизонта. Поодаль возвышалось несколько холмов, над ними выступала закругленная вершина горы, с которой они скатились. Им были отчетливо видны ее склоны и «врата» — крошечный темный предмет на самой верхушке.
«Как же нам выбраться?» — подумал Вольф. — «Без ключа здесь можно бродить вечно, но и это нам вряд ли удастся, если мы не найдем пищу».
Вслух он сказал:
— Я считаю, что нам нужно идти вдоль реки. Она течет вниз, следовательно должна привести нас к какому-нибудь большому водоему. И то, что Уризен бросил нас в реку, может означать, что она является нашим проводником до следующих врат, одних или… нескольких.
— Звучит логично, — заметил Энион. — Но у твоего отца и моего дяди извращенный ум. Используя реку в качестве указателя, он мог вполне иметь ввиду, что нам надо продвигаться вверх по течению.
— Возможно ты и прав, кузен, — согласился Вольф. — Однако имеется только один способ выяснить истину. Я предлагаю идти вниз по течению, хотя бы потому, что так двигаться будет легче.
Он обратился к Вале:
— А что ты думаешь?
Вала пожала плечами.
— Не знаю. Я ведь ошиблась, выбирая «врата». Почему ты спрашиваешь меня?
— Ну как же, ты ведь всегда была ближе всех к отцу, и лучше других должна знать его манеру думать.
Она слегка улыбнулась.
— Сомнительный комплимент! Но все же благодарю. Как ни сильна во мне ненависть к Уризену, я не могу не восхищаться им. Ведь он выжил там, где большинство его современников погибло. — Ладно, коль уж ты меня спрашиваешь, скажу: я за то, чтобы идти вниз по реке.
— Есть еще мнения? — спросил Вольф. Для себя он уже сделал выбор, но не хотел, чтобы другие жаловались, если путь окажется неверным. Пусть все разделят ответственность за принятое решение.
Паламброн заявил:
— Я говорю нет, я настаиваю, чтобы…