Врата испуганного бога

Глава 4 КЛОКОЧУЩАЯ ПУСТОТА

— СТО СЕКУНД РОВНО ДО КОНТАКТА. ПРИКАЗ ЕСТЬ, ОГОНЬ ГОТОВ, С МОМЕНТА “БЕЗ ДВАДЦАТИ” — ПОЛНЫЙ НАЗАД И СТРЕЛЬБА ПО УМОЛЧАНИЮ.

Армада чужих приближалась с пугающей равномерностью, словно мертвые шли “ежи”, с постоянным ускорением и минимальными энергопотерями, в полном радиомолчании, словно бы вовсе и не замечая стоящего на их пути “Свина”, манипуляций и перемещений остальных кораблей службы перехвата… Это здорово походило на психическую атаку из старого фильма. Приближалась, не откликаясь на постоянно передаваемые пограничниками сигналы, от которых штормило эфир во всех известных коммуникативных спектрах.

Самурайство, подумал Пет Помон. Белая кость. Сатырос пытался меня оскорбить? Упрекнуть? Он не понимает, этот гражданский, что обвинение в самурайстве — высшая похвала для запорожского казака… О чем я думаю…

— БЕЗ ДВАДЦАТИ КОНТАКТ.

— Третий пост. Четыре “Иволги” по указанному квадрату. Начинаю отсчет. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Ноль.

“Свин” вздрогнул, освобождаясь от серии кассетных бомб. Белые бутыли, кувыркаясь, отдалились от перехватчика и вдруг рассыпались мелкими злыми точками боеголовок. Пространство взбухло пьяными пузырями расцветающей плазмы. Смерть на крыльях поэзии. Может быть, именно это заставляло самураев писать бессмертные стихи, вошедшие во все современные учебники? Да, наверняка, это. У А.Саймона перехватило дыхание. Заградительную сеть он ставил не в первый раз, да и бой этот тоже был для него скорее обыденностью, но от чего еще пьянеть солдату, как не от близости схватки?

Батька Помон заметил реакцию своего первого помощника и спрятал улыбку, привычно закусив вислый ус. Ему нравился А.Саймон, хотя открыто капитан никогда об этом не заявлял. Скорее, наоборот, держал в строгости. Нравился именно этим качеством — способностью упиваться боем допьяна и, вместе с тем, не терять головы в сложных ситуациях.

Мониторы отфильтровали свет и автоматически подстроились к яркости; на экранах запылала смертельная сеть — густоячеистая плазменная решетка, перекрывшее квадрат космоса, к которому приближалась армада инопланетян.

Напряженное молчание. Если “гости” не страдают суицидальным синдромом, то они должны сделать что-нибудь одно: либо замедлить движение и остановиться, либо изменить курс маневром “кобра”. Любой из вариантов был хорош уже тем, что разрушал индифферентность наездников молчаливых “ежей”.

— Ну! — раздался снизу, от ходовых терминалов, чей-то нетерпеливый голос, словно стараясь поторопить чужих, заставить из реагировать, — ну, блин!

В другое время командир обязательно нашел бы время, чтобы вычислить говорящего и врезать плетей, но сейчас было не до того. Плевать было “ежам” на сеть. Они вошли в облака убийственной плазмы, не снижая скорости и не подавая признаков обеспокоенности. Головной корабль, попавший в самый центр одного из узлов сети, только слегка качнуло. И все. И ничего больше.

Первый помощник открыл рот и посмотрел на своего командира. Лицо батьки было пустым и безразличным. Он тоже не ожидал такого исхода, но удивления не выказал, считая, что всякое проявление слабости со стороны командира деморализующе действует на экипаж. Вот это что-то новое, подумал батька. Это они чего-то новое придумали.

— СЕТЬ НЕЭФФЕКТИВНА. ОГОНЬ ПО УМОЛЧАНИЮ, ПРОДОЛЖАТЬ ПОЛНЫЙ НАЗАД, ВРЕМЯ ДО КОНТАКТА СТАБИЛЬНО — ШЕСТНАДЦАТЬ СЕКУНД РОВНО.

— Первый пост, — сказал Помон ровным голосом.

— Здесь первый пост!

— Подготовьте залп двух “Прокрустов” по флагману армады с интервалом в пять секунд. По моей команде.

— Есть, командир. Готово.

– “Свин” — “Стратокастеру”. Вследствие сложившейся нестандартной ситуации я имею намерение атаковать флагман агрессора двумя установками “прокруст” в режиме “вечная память”. Оценка ситуации — прецедент неописан. Явно, что техника нового типа. Флаг.

— Послушайте, капитан! — в разговор ворвался голос ксенопсихолога, который наблюдал за ходом событий из своей каюты. — Не порите горячку! Нужно попробовать еще раз привлечь их внимание и…

Кивком головы Пет Помон приказал обернувшемуся офицеру связи отключить Сатыроса от канала и повторил:

— Жду вашего подтверждения.

— Согласна, — сказала Ларкин. — Работайте, Помон.

— Есть. Первому посту: огонь!

“Свин” тряхнуло, когда разлапистый импульс белого высокоактивного света, исторгнутый носовым “прокрустом” ушел в космос. И через пять секунд — еще раз. “Еж”-флагман попал в свет почти мгновенно. Взгляды Пета Помона и Андрея Саймона неотрывно следили за ним, как бы пытаясь помочь излучению растопить флагмана, взорвать его изнутри и снаружи одновременно, расплескать в вакууме и тем самым приблизить развязку. Даже у закаленных воинов не бывает стальных нервов, что бы там ни говорили по этому поводу досужие писаки. Все здорово волновались. Ни один человеческий корабль не может пройти плазменной сети не поврежденным. Свет же “прокруста” выдерживает в режиме ВП только шипоносец — неподвижный, сконцентрировавший всю энергию на силовых щитах.

Свет погас, словно его выключили.

— ФЛАГМАН АГРЕССОРА ПРИМЕНИЛ ПРОТИВ “ПРОКРУСТА” АКТИВНОЕ СРЕДСТВО НЕИЗВЕСТНОГО ТИПА. НОСОВАЯ УСТАНОВКА ПОВРЕЖДЕНА. ЗАМЫКАНИЕ В УПРАВЛЯЮЩИХ СЕТЯХ, СБОЙ В СЕТЯХ БЕЗОПАСНОСТИ. КАТАПУЛЬТИРУЮ УСТАНОВКУ, САНИТАРНОЙ ПОДДЕРЖКЕ — СНИМИТЕ С ТУРЕЛИ КАТАПУЛЬТИРОВАННОГО “ПРОКРУСТА” РАСЧЕТ, ДАЮ КООРДИНАТЫ…

Второго “прокруста” постигла та же участь, но пятью секундами позже.

— Всем постам, — начал Пет Помон, — “Свин”…

Закончить он не успел.

Хелен Джей Ларкин мигнула. Потом мигнула еще раз, избавляясь от наваждения. И едва удержалась, чтобы не протереть глаза. Ничего бы не изменилось. И ничто не указывало на то, что тяжелый перехватчик “Свин” с командой из тридцати восьми человек все еще существует в природе.

— Где Помон? — яростно спросила она, бросая стакан с апельсиновым соком в угол кабинета. — Опять глюк в программе?

— Нет, мэм, — немедленно и очень серьезно откликнулся Ксавериус, — никаких глюков. Тяжелый перехватчик “Свин” подвергся внезапной атаке со стороны флагмана НК-армады и был уничтожен.

— Что значит — уничтожен? Я не заметила никаких признаков… — Хелен Джей замолчала, обдумывая собственные слова.

— Говоря “уничтожен”, я подразумеваю под этим исчезновение объекта из всех возможных областей, которые я способен лоцировать имеющимися у меня средствами, — пояснил компьютер, — что усугубляется и прекращением передачи объектом сигналов о своем нормальном или ненормальном функционировании. Производятся спасательные работы ботами санитарной службы в районе катапультированного первого “прокруста” “Свина”, расчет (три человека) на связи, есть раненые. Вторую поврежденную установку они катапультировать не успели.

— Говори по-человечески, сейчас у меня нет времени копаться в твоих лингвистических конструкциях!

— Хорошо, мэм. “Свин” сбит, мэм. “Свину” каюк. Его нет на радарах, с ним нет связи. Это означает…

— Хватит. Я тоже умею думать.

— Совершенно в этом уверен, мэм.

Уволю, — подумала Хелен Джей. — Продам на запчасти.

— Дай мне моего первого эскадры.

— Секунду, мэм… Прошу вас.

На одном из экранов появилось потрясенное красивое лицо Синтии Кастро, бригадира ППС, координатора операции. Синтия стояла на мостике своего корабля, крепко вцепившись руками в поручни, и командовала:

— Всем нашим! Уйти в воронку по варианту “сантехник”! До атаки — две минуты, считая с этого момента. Атаку вести только с дальнего расстояния, не приближаться ни в коем случае! Никакого выгребывания, вы меня слышите? Флаг!

Она заметила сигнал вызова и повернулась к монитору:

— Слушаю, мэм. Вы все видели?

— Да, Синтия. Комментарии?

— Никаких. Помон просто исчез со своим кораблем, а эти ублюдки даже не замедлили хода! И никаких признаков того, что атаковали именно они. Одна голая логика. — Синтия стукнула кулаком по блестящему поручню. — С таким мы еще не сталкивались, мэм!

— Да, деточка. — Голос Ларкин зазвучал официально. — Прецедента нет. Попробуйте такую тактику: отвлекающий удар “прокрустами” с нескольких максимально разбросанных точек; это наверняка не принесет результата, но, возможно, поднимет нагрузку на цепи их защитных систем. Если, конечно, у них есть защитные системы. Молитесь, Синтия, чтобы у них были защитные системы. Затем — одновременный залп кавитаторами, квантум-сингулярное питание на кавитаторы. НЕ ПО ФЛАГМАНУ! Разрешаю использовать приводы Кумока для маневрирования вблизи друг друга — вы все дети большие. И разрешаю выгребываться. Флаг.

Кастро кивнула. Она уже поняла, что имеет в виду Ларкин. И принялась отдавать приказы, дослушивая рекомендации начальства.

— Всем нашим! Отмена предыдущего приказа. Первая эскадрилья тяжелых перехватчиков — воронка по схеме “обрыв”, дистанция три минуты ровно, цели выбрать случайным образом. Одновременная атака “прокрустами” в режиме ВП по флагману армады — по моей команде. “прокрусты” должны работать синхронно. Остальным — действовать по схеме “осада”. “Стратокастер”, будет ли поддержка штурмовиками?

— НЕТ, — спокойно сказала Ларкин. — МНЕ НУЖНА ЭНЕРГИЯ НА МОЙ КАВИТАТОР.

Секундное молчание в эфире.

Старая сука, — одновременно подумали полторы тысячи человек на шестнадцати кораблях.

И сама Хи Джей подумала то же самое — о себе же.

— Боевое управление — в мои апартаменты. Все радиоточки — на прямую нешифрованную передачу событий — в режиме “Всем-всем-всем”, - сказала она далее. — Дети мои, я открою огонь только в самом крайнем случае. Санботы — вон из боя. Ксавериус, расчет “прокруста” подобран?

— Да, мэм. Все живы. Санбот в центре цели. Не атакован. Уходит из цели маневром “пик”. Не атакован. Помона нет, мэм. Цель чиста от наших.

— Всем моим, — сказала Ларкин. — Считать уничтожение НК — личной местью. Флаг. С богом.

Восемь кораблей изменили траектории полета и рассеялись в космосе, занимая позиции для атаки. Еще восемь окружили армаду НК кольцом.

— Кастро, деточка, для проведения реального удара выберите один из арьергардных кораблей. В случае неудачи — передадите командование Сагату Баймурзину. С ним все в порядке?

— Да, мэм. — Лицо координатора окаменело. — Господин Баймурзин находится у себя в каюте.

— На мостик его. Он наделен всеми полномочиями, которые я способна ему делегировать. И не расстраивайтесь, Синтия. Там, где бессильны пушки, должны работать ученые. Я же сказала — открою огонь только в крайнем случае.

— Есть, мэм. Я все понимаю, мэм. — Синтия ничего не понимала. Она ничего не хотела понимать, но пререкаться с Ларкин было бессмысленно.

— Всем — на связи. Говорите со мной, дети мои. Флаг.

— Есть, мэм. — Кастро проверила коммуникатор и быстро отдала еще несколько приказов уже занявшим позиции кораблям пограничной эскадры. Затем переключилась в режим внутренней связи и попросила господина Баймурзина подняться на мостик.

Мужчина среднего роста, безбородый, безусый, спокойный и уверенный, материализовался на мостике через несколько секунд. Профессор Баймурзин внешне походил не на лабораторного яйцеглавого, а, скорее, на хорошо тренированного бойца. Он кивнул координатору, показывая, что помнит сегодняшнюю встречу в офицерской кают-компании за завтраком, а потому не считает нужным здороваться официально, и вопросительно глянул в ожидании пояснений.

Синтия кивнула в ответ и произнесла, стараясь, чтобы слова звучали не слишком сквозь зубы:

— Господин профессор Баймурзин, прошу вас присутствовать рядом со мной все время, пока будет идти операция. Мне может понадобиться ваша помощь.

Ученый приподнял брови и ответил, как всегда, вежливо:

— Конечно, капитан. Чем я могу быть вам полезен? Кстати, если вас это не смутит, называйте меня просто Сагатом. Я очень не люблю официальных титулов.

Синтия наклонила голову к левому плечу, секунду подумала и решила, что просьба профессора, хоть и необычна, но все же не выходит за рамки приличий. Потом улыбнулась. От яйцеглавого веяло какой-то доброй уверенностью и расположением. Она не любила шпаков, но Баймурзин не походил на шпака ни в какой мере.

— Хорошо, Сагат. Мы не зависим друг от друга в служебном смысле, поэтому я могу допустить такую вольность. Можете называть меня Синтией — но только при неофициальных встречах. Когда я нахожусь при исполнении своих служебных обязанностей, будьте добры обращаться ко мне по званию.

— О'кей. — Ученый усмехнулся. — Жаль только, что вы, капитан, при исполнении — всегда…

Слова могли быть и намеком… На что? Синтия почувствовала легкое тепло, исходящее от этого невысокого мужчины с азиатскими чертами лица, какую-то расслабляющую волну эмоций, но тут же запретила себе всякие мысли по поводу… Чего? Неважно. Перед боем — не к месту.

— Так вот… Сагат. — Обращение далось ей слегка через силу. — Большая Мама распорядилась передать вам командование операцией в том случае, если наши действия не принесут результатов. Придется ли мне это делать — станет известно не позже, чем через четверть часа.

Баймурзин внимательно слушал.

— Вы позволите мне вопрос?

Ученый кивнул:

— Несомненно, капитан. Спрашивайте.

— Этот приказ как-то связан с той аппаратурой, которую установили на борту “Сандерсторма” перед выходом с Тритона-11?

— Да, капитан. Непосредственно. Это экспериментальная боевая аппаратура.

— У меня нет времени расспрашивать вас о принципах ее работы. Ответьте только на один вопрос: чем угрожает ее применение моему кораблю? Я не должна буду отдать приказ о подготовке команды к экстренной эвакуации?

— Это два вопроса, капитан, — ученый опять улыбнулся. — Но ответ один — “Сандерсторму” ничего не грозит. Нет причин для беспокойства. Моя техника либо сработает, либо не сработает. Результат будет виден не сразу. Я ученый, но не слишком сумасшедший.

— Замечательно, — сказала Синтия. — Спасибо. А теперь — постойте, пожалуйста, молча.

Она отвернулась к монитору и определила, что все пограничные корабли заняли свои точки.

— Всем нашим — приготовиться. Начинаю отсчет…

— ОГОНЬ ГОТОВ! СЧЕТ ВЫШЕЛ.

“Прокрусты” дали залп.

— Всем нашим! Синхронизируйте свои наводящие системы.

На ситуационном пульте вспыхнули ряды индикаторов, подтверждающих синхронизацию систем наведения перехватчиков. Светящиеся квадратики всегда напоминали Синтии разинутый рот какого-то странного механического зверя. Сегодня в этом рту не хватало одного зуба. “Свина”. Затем, с интервалом в секунды противник невидимым хуком вышиб еще два. “Дагестан” и “Урядник”. Тьма раздвинулась и сомкнулась вновь. И даже кругов не пошло по неподвижной глади космоса.

— ОБЩИЙ МАНЕВР “ХАОС”. ПРОДОЛЖАТЬ ПОДОГРЕВ. ЗАДЕЙСТВОВАТЬ ВЕСЬ ОГОНЬ.

В тот же миг от каждого из перехватчиков пограничной эскадры оторвались гроздья мерцающих пузырей и, набирая скорость, поплыли к арьергардному “ежу”. Средние кавитаторы плюнули.

— РЕПРИЗА. ПРОДОЛЖАТЬ ПОДОГРЕВ!

Кастро кивнула. Прошло еще несколько секунд.

— Понятно, — сказал Баймурзин. — Понятно…

— Что вам понятно, профессор? — зло бросила Синтия, глядя как светящиеся пузыри исчезают, не совершив своего зла. И, не дожидаясь ответа: — Всем нашим! Реприза вразнос!

Ее перебила Ларкин:

— Всем моим! Реприза и сброс атаки.

— ПРИНЯТО.

Космос вспыхнул лезвиями длинных лучей, протянувшихся со всех сторон к шипастому кораблю пришельцев, но лучи остановились на границе кристаллической решетки, образованной строем вторгшейся армады, бессильно пометались по граням и угасли.

— Всем моим! Сброс атаки! Профессор! Агрессор ваш. Потом я применяю свой огонь. У вас четыреста секунд.

— СБРОС АТАКИ. “САНДЕРСТОРМ”, ВАШ ВЫХОД.

Синтия медленно посмотрела на ученого.

— Согласно приказу адмирала Ларкин командование операцией переходит к вам, господин профессор. Мои ресурсы истощены. — И через паузу добавила: — Мне будет позволено остаться на мостике, или от командования своим кораблем я тоже отстранена?

Вопрос был обращен в сторону Баймурзина, но адресовался непосредственно Хелен Джей.

— Зачем такие крайности, капитан? — удивился яйцеглавый. — Мои полномочия тоже отнюдь не безграничны. Всего лишь — испытание новой техники…

— Это бой, профессор! И гибель!

— Кастро, держите себя в руках, — раздался ровный голос Ларкин, — или мне действительно придется задуматься о подборе для вас новой должности. Профессор Баймурзин, принимайте временное командование. После успешного, я надеюсь, завершения испытаний ваши полномочия аннулируются. Приступайте. Флаг.

— Хорошо, адмирал, — совсем не по-военному подтвердил получение приказа Баймурзин и включил свой коммуникатор.

— Мальчики, вы меня слушаете?

— Да, тятечка.

— Пушечка готова?

— Очень, тятечка. Огонь готов, как тут говорят. Показания в норме, графики стандартные.

— Хорошо. Настройте мощность импульса на двадцать процентов от максимальной, режим “конус”, угол восемнадцать градусов на срез.

Двадцать процентов, подумала Синтия Кастро. Кажется, шпак слишком самонадеян. Либо он держит в загашнике нечто такое, от чего содрогнутся звезды.

— Готово, господин профессор.

— Цель — все корабли вторгшейся армады, — Баймурзин кивнул каким-то своим мыслям и повторил, — цель — все корабли.

— Все?! — не удержалась Синтия.

Профессор глянул в удивленное лицо координатора и пожал плечами:

— Ну да… Выборочно было бы слишком сложно. Техника еще не доведена до нужной кондиции качества. Мальчики, побыстрей, пожалуйста. Оставьте вашу медлительность до лучших времен. Вы меня понимаете?

— Конечно, тятечка! — в голосе “мальчика” звучала легкая неуверенность, но это можно было списать на его молодость и возбуждение, неминуемо сопутствующее первым испытаниям.

— Тогда — начали.

Будничное “начали” вовсе не походило на команду атаковать. Азиатское лицо профессора выглядело даже немного скучающим. Будто его в принципе не интересовал исход боя.

Рыба, — подумала Синтия. — Холодная рыба. Я всегда знала, что с яйцеглавыми нельзя иметь дел. Думают только о своей науке, и плевать им на то, что рядом гибнут солдаты. Проклятая рыба. Ненавижу.

Тем не менее, глаза ее впились в экран, чтобы не пропустить момент, в который начнут происходить перемены.

Рядом раздался тихий смешок. Синтия вздрогнула и резко обернулась к Баймурзину. Ученый сделал серьезное лицо, развел руками и мирно посоветовал:

— Капитан, не напрягайте попусту зрение. Сейчас вы все равно ничего не увидите. Кроме того, мне нужно ваше содействие. Прикажите одному из кораблей занять позицию на пути армады. Кажется, вы называете это — фокус атаки?

А вот теперь Кастро ненавидела яйцеглавого по-настоящему.

— Я не буду этого делать, уясните себе! Я не хочу, чтобы погиб еще один мой корабль. Ваша железяка не сработала, и теперь вы пытаетесь спасти свою карьеру ценой наших жизней?

— Деточка, я плохо тебя воспитала, — заревела Хелен Джей, — и у нас теперь будет с тобой противоестественная любовь, трах-тарарах-тах-тах! Закрой свою пасть и вон с мостика! “Всем моим! Слушать “Сандерсторм”! Профессор, я прошу у вас прощения за выходки моих подчиненных. Используйте формулу “Всем моим”! Все — ваши. У вас триста секунд.

— Все в порядке, адмирал Ларкин, — кивнул Баймурзин.

— И вот что, — продолжила Хелен Джей, — Кастро, назад! На мостик! К пульту. Занять фокус атаки собой! Бегом! Чтобы совесть была чиста. Выполнять!.

— Всем моим! Удалиться от места боя на безопасное расстояние, перегруппироваться и ждать моих приказаний. “Сандерсторм” принимает огонь на себя, — важно сказал Баймурзин. Было видно, что все ему очень нравится.

Профессор Баймурзин был сильный человек. Потерявший во время нападения НК на Чапанку-1 семью, институт, учеников, родину, он воспринимал теперь мир, как игру. Как компьютерную игру, если хотите. Гибнущие на мониторах корабли — всего лишь набор совершенных информационных объектов. Только так. А то он спятит по настоящему.

Также профессор Баймурзин был сумасшедшим, жил и работал в психиатрической клинике Центрального Западного Госпиталя. Совершенно настоящим сумасшедшим. Гениальным сумасшедшим. Неопасным. Вежливым. Умным и даже остроумным собеседником. На людях он пауков не ел. Он ел их скрытно. Причем не потому, что он так уж любил есть пауков. Нет. Что он — идиот? Все дело в том, что пауки очень жестоко обращаются с мухами. А мух профессор Баймурзин обожал. Строил им домики. Разводил. Культивировал — как другие разводят кактусы. Разумеется, пауков можно просто давить. Но после долгих раздумий, профессор Баймурзин пришел к выводу, что наиболее адекватная и надежная казнь негодяям именно такова — съесть и переварить.

Вообще-то профессор Баймурзин был существом необычайно доброжелательным. К НК тоже. Он готов был бы их терпеть, но в галлюцинациях они являлись к нему в виде пауков. Поэтому как-то ночью он рассчитал на клочках оберточной бумаги от нового мушиного садка кое-что во славу мушиного племени. И послал по сети в адрес секретаря Хи Джей Ларкин. И надо было быть Ксавериусом, чтобы понять что мушиный угодник профессор Баймурзин насчитал. И надо было быть Хи Джей Ларкин, чтобы бросить все дела, остановить финансирование верфям Тритона и перебросить средства на счет сумасшедшего профессора. Мухи когда-нибудь поставят ей памятник — на десяток-другой парсек меньшего размера, чем самому Баймурзину.

Кстати, “мальчиками” Баймурзина, сидевшими сейчас в наскоро смонтированном посту управления установкой на жестких деревянных стульях, были два профессора физики поля Государственного Университета Нашей Галактики, младший из которых был на пять лет Баймурзина старше.

Вот такого типа Ларкин и поставила на мостик “Сандерсторма”, позволив ему — впервые в истории — штатскому — произносить в эфир формулу “Всем моим”.

“Сандерсторм” шевельнулся и, по кривой огибая чеканный и жуткий строй пришельцев, быстро прибыл в точку фокуса. Зафиксировав корабль в пространстве, Синтия мрачно посмотрела снизу на ученого, предвкушая увидеть на его лице испуг, панику, ужас от происходящего, что-то еще… Баймурзин только кивнул ей благодарно и довольным голосом произнес:

— Как вы думаете, капитан, сколько времени понадобится флагману чужих, чтобы сблизиться с нами на расстояние активности?

— Что вы имеете в виду под расстоянием активности?

— То расстояние, на котором было задействовано оружие, уничтожившее “Свина”, капитан.

— Вы хотите сказать — их защитное поле.

— Нет, капитан, не поле. Поле работало с торпедами и черными дырами — на совсем небольшой дистанции от атакуемого корабля. И вы, кстати, это тоже заметили. “Свин” явно был уничтожен другими средствами. И два других.

— Вы так думаете? — хмыкнула Синтия, быстро прокручивая в голове слова профессора. И с удивлением пришла к выводу, что Баймурзин, может быть, прав.

— Я знаю. Так что вы скажете, капитан?

— Если они не изменят скорость, на что я не особенно рассчитываю, мы будем превращены в ничто через четыре минуты восемнадцать секунд после полного останова.

— Ну, зачем же так пессимистично, капитан? Я предпочитаю думать иначе. Вы не представляете, как много еще у меня дел…

Если бы бригадир Кастро знала, что это за дела!..

— Вашими бы устами… — устало сказала Синтия и повернулась к нему спиной.

Баймурзин поглядел на выступающие из-под обтягивающей форменной куртки бугорки лопаток и промолчал. Это очень приятная особь, подумал он смутно. Возможно, что она тоже любит мух?

Четыре минуты, подумала Х.Д.Ларкин. Только бы псих-профессор не ошибся. Только бы чужие начали стрелять. Мне очень нужно, чтобы они начали стрелять.

Синтия ошиблась. “Ежи” атаковали раньше. На целую минуту. Возможно, их, наконец, раздражили. И тотчас профессор произнес:

— Мальчики-и!

И никто, кроме Хелен Джей Ларкин, профессора Баймурзина и его помощников дальнейшего не понял.

Флагман армады пришельцев вдруг остановился на месте, точно и не существовало в природе физического закона, гласящего, что каждому материальному объекту присуще такое свойство, как инерция. Флагман замер и вывернулся наизнанку, развернулся кошмарным металлическим цветком, светящиеся иглы раздулись и лопнули. Потом содрогнулся сам вакуум. Так бывает в пустыне: мираж, легкая рябь идет по горячему воздуху, потоки поднимаются вверх, к белесым выгоревшим небесам, и все пропадает — белый город над барханами, струи прохладных фонтанов, зелень пальм — все.

И снова перед путником лежит жадная и безмолвная песчаная равнина.

Флагман исчез, канул в пустоту — точно так же, как канул батька Помон несколькими десятками минут раньше.

Синтия, не отрываясь, открыв пасть (никакой приказ никакой Ларкин не заставил бы ее сейчас сомкнуть челюсти), наблюдала за тем, как “ежи” один за другим принимают участь, постигшую их ведущего, тупо и неотвратимо двигаясь к невидимой границе, на которой их поджидает смерть.

Там нет живых, подумала Синтия. Ни один живой не будет действовать так механистически, зная, что через секунду погибнет.

Когда последний корабль пришельцев покончил с собой, а потрясенные пограничники так и не успели понять, что же, в конце концов, происходит, Синтия Кастро резко повернулась к ученому.

— Профессор, останется ли ваша установка в составе вооружения моего корабля? — детским звонким голосом сказала она, глядя на Баймурзина с совершенным обожанием. Что мне для этого нужно сделать, думала она. Кого убить? У кого отсосать? Скажи, прекрасный шпак, только не отнимай у меня это чудо и покажи, где там у него нажимать, чтоб стреляло?

Баймурзин пожал плечами.

Синтия набрала побольше воздуха, чтобы сообщить яйцеглавому гению, что она думает о его дурацких шуточках, но гримаса, которой свело круглую азиатскую физиономию ученого, тугая и жесткая гримаса остановила ее. Такого взрывчатого сочетания боли, презрения и радости ей раньше видеть не доводилось.

Радость — понятно. Боль — можно понять. Но презрение… К кому? К ней? К себе?

Синтия очень неправильно интерпретировала гримасы профессора.

— Все уже в порядке, капитан, — тихо сказал ученый и пошел вниз по трапу. — Все уже в порядке. Никто не смеет их трогать… А установка… не знаю… спросите начальство. Я свое сделал…

— Кастро, на мостик — приказала Ларкин. — Когда отдохнете и придете в себя — зайдите ко мне. Профессор, благодарю вас. Отдыхайте. Все погреба “Сандерсторма” — к вашим услугам. Профессор Миран, профессор Любимов, это относится и к вам. Благодарю, господа.

С полпути профессор вдруг вернулся, наклонился к Синтии, успевшей занять капитанское кресло и интимно спросил:

— Капитан, любите ли вы мух, так как люблю их я?…

Хелен Джей пошарила по столу ладонью и вспомнила, что стакан, в котором был апельсиновый сок, давным-давно валяется в углу кабинета. Очень давно: больше получаса.

— Ксавериус, милый мой, принеси попить… Водки! И не разбавлять! Черт! ОТБОЙ НА КАВИТАТОРЕ!