Я пробиралась на цыпочках по длинным коридорам, освещаемым лишь в некоторых местах слабым отсветом бра-светильников. Казалось, что дом спит — не было слышно ни единого шороха, никто не разгуливал по коридорам.
Сидя в своих комнатах, я постоянно слышала за дверью какой-то шум. То слуги сновали туда-сюда, то охранники перекидывались унылыми шуточками.
Камер в доме Лютовых не было, ведь никакого смысла в том, чтобы ставить видеонаблюдение туда, где живут не совсем люди, а полузвери с потусторонней силой.
Я плутала, отчаянно теряясь в хитросплетениях коридора. Несколько раз пришлось возвращаться, а один раз чуть не наткнулась на Бранимира, брата Свята. Едва успела отшатнуться к окну, прячась за штору и отчаянно молясь, чтобы не заметил.
Он и не заметил, медленно побрел дальше.
Опасаясь, что Брану мог понадобиться старший брат, я заспешила, рысцой бросилась дальше, пролетая мимо множества дверей.
Чуть не врезавшись в стену, когда поворачивала, я сбила с ног Злату.
— Ой!
Девушка смачно шлепнулась на задницу, болезненно выдохнула.
Я оглядела ее, подмечая и растрепанные волосы цвета расплавленного золота, и просторную сорочку, какие носили еще наши прабабушки.
— Злата, — полушепотом прошипела я, — что ты тут делаешь?
Она взглянула на меня чуть удивленно, словно только очнувшись ото сна. Сейчас эта дрянь совсем не напоминала мне ту ведьму, которая иногда приходила в сопровождении брата. Она была похожа на ребенка, маленького и потерявшегося.
Ее детское лицо, исказившееся в мучительной судороге, лишь подчеркнуло эту схожесть.
— У меня было видение, — захныкала девчонка. — Что-то опасное… Очень опасное… И стук, как от барабанов…
Она продолжала глядеть куда-то вперед, сквозь меня, еще не до конца осознавая, что происходит.
Откупорив бутылек, я незаметно ссыпала немного порошка в ладонь.
— А что ты здесь делаешь, Лиса?
Угу, наконец мозги у этой отшибленной начали работать.
Я растянула губы в широкой, насквозь фальшивой улыбке, и ответила:
— Гуляю.
Злата моргнула, возвращая взгляду малый намек на осознанность, резко вскочила на ноги и отчаянно зашептала:
— Свят! Где Свят? Он был там, был! Ему угрожает опасность!
Мое горло сжала судорога, а из груди вырвался рваный полусмешок.
— Ему больше ничего не угрожает. Спи.
Раскрыв ладонь перед ее лицом, я подула на порошок.
Девушка и вскрикнуть не успела — глаза ее закатились, а тело обмякло, я лишь едва успела подхватить худенькие плечи, чтобы спасти от падения.
С грустью оглядела ведьмово дитя — она была еще совсем мелкой, едва достигала макушкой моего подбородка. И тощая, жуть. Как бродячий котенок.
— Надеюсь, что ты проснешься, — опасливо прошептала я, осторожно укладывая Злату на пол.
Вот же, ведьма! Ее в ковен отправить надо, а не держать в общине Лютовых.
Настойчиво отгоняя от себя мысли о Святославе, я направилась дальше.
Стоило достигнуть первого этажа, как передвигаться стало гораздо безопаснее — здесь свет не горел, лишь отсвет луны просвечивал в неприкрытые шторами окна.
Пулей метнувшись к главному входу, я приложила ухо, замерла.
По ту сторону слышался какой-то шум, возня.
Отпрянув, я побрела прочь. Оставалась надежда на другой выход, рядом с кухней. Его я приметила в те первые дни, когда Свят только привез меня сюда после свадьбы.
Осторожно заглянув на кухню и удостоверившись, что никого нет, я юркнула к двери, также прислушалась к происходящему с той стороны.
Тишина.
Потянув ручку, чуть приоткрыла дверь, выглянула.
Никого, лишь тихий ветер слегка свистит в воздухе, наполняя пространство ночной прохладой. В паре метров от двери маячил спасительный «хаммер».
Я тихо выскользнула наружу, прикрыв за собой дверь, затаилась в тени, ожидая.
Если Вероника не струсит, то я спасена. Даже думать не хотелось о том, что будет, если она не решится. Или предаст меня, свою случайную знакомую, рассказав обо всем Михею. Или же и вовсе, просто отдаст все на волю судьбы, молча уехав с Лисогорским.
Ждать пришлось недолго, через четверть часа во дворе послышались шаги и тихий разговор. Я напрягла слух, пытаясь услышать хоть что-то.
— Я видела, — донес до меня ветер тонкий голос девушки, — нечто ужасное. Никто не пожелал объяснить, что это. Все говорили лишь о каком-то звере… Велимир! Скажи мне!
Хриплый, низкий голос Лисогорского раздраженно звучал в ответ:
— Потом поговорим, садись.
В темноте появились две фигуры, замершие около автомобиля. Последовал протяжный всхлип.
— Я забыла куртку в доме.
Боги, она решилась!
— Новую купим, — отмахнулся Лисогорский, отсекая мне все пути к спасению.
Пиликнула сигнализация «хаммера», Велимир открыл перед Вероникой дверь.
— Я не хочу новую, — в ее голосе была четко слышна приближающаяся истерика. — Я тебе не кукла, которую можно переодевать по своему желанию и тягать во все стороны! Ты не можешь мне объяснить происходящего, лишь тащишь за собой. И даже мою чертову куртку не даешь забрать!
Обреченно вздохнув, Велимир, похоже, все-таки решил, что следует пойти на такие минимальные уступки и согласно кивнул.
— Хорошо, я принесу твою ебанную куртку, Ника. Садись в машину, блядь!
Только удостоверившись, что он направился обратно к дому, она уселась внутрь, принялась пытливо вглядываться в темноту.
Я выступила из тени, махнула ей рукой, а после пулей метнулась к «хаммеру».
Расстояние было небольшим, но мне казалось, что я бегу километров десять, не меньше.
В ушах свистел ветер, внутренне я даже готова была услышать за спиной гневный оклик.
Его не последовало, сегодня удача была на моей стороне.
Подбежав к багажнику, я нетерпеливо стукнула ладонью по машине, нервно оглядываясь на дом.
Окна в наших комнатах горели, я не выключила свет. Страшнее всего было бы заметить, что кто-то наблюдает за моим побегом. Но и здесь мне повезло.
Юркнув внутрь багажника, я захлопнула за собой крышку.
Нашарив в темноте что-то похожее на одеяло, я накинула на себя. Это нечто источало такой густой запах крови, что к горлу тут же подкатила тошнота, которую я тут же попыталась побороть.
Не время давать своему организму буянить.
Замерев в темноте, я притаилась, тщательно вслушиваясь в звенящую тишину.
Вскоре услышала, как хлопнула водительская дверь.
Велимир принес Веронике ее куртку.
***
— Сука! Какого хрена?!
Разъяренный рык Лисогорского последовал сразу после того, как с меня сдернули тряпку, в которую я куталась.
Распахнув глаза, я недоуменно огляделась. Надо же, даже не заметила, как уснула.
— Сюрприз, — криво улыбнулась я, пытаясь понять насколько далеко мы успели уехать.
Велимир возвышался надо мной свирепой громадиной, на его руке жалобно повисла Вероника, хныча:
— Не трогай ее, пожалуйста!
Лисогорский повернулся к девушке, схватил за плечи и встряхнул.
— Ты знала?! Блядь, Вероника, ты знала, что она здесь?!
— Эй! — недовольно окликнула я мужчину. — Она сейчас чувств лишится из-за такого мужлана. Чего пристал к девочке?
Велимир вновь переключил внимание в мою сторону.
— Лучше заткнись, Алиса.
Я с трудом выбралась из багажника, встала около парочки, разминая затекшие конечности.
— А иначе? — самодовольно хмыкнула. — Что же ты мне сделаешь?
Я вела себя нагло лишь потому, что прекрасно осознавала — Лисогорский не посмеет тронуть жену Лютова. Не думаю, что Свята успели обнаружить, а значит сейчас я все еще нахожусь под защитой его имени.
— Отшлепаю, поставлю в угол на пару часов, а потом заставлю выучить урок хороших манер, — рявкнул Велимир.
— Ох, такое с женой своей вытворяй. Как она, кстати, поживает?!
Вероника побледнела, уставилась на Лисогорского округлившимися глазами, на дне которых замерцали слезы.
— Ты женат? — тихо выдавила она из себя.
Лисогорский никак не отреагировал на нее, схватил меня за руку, чуть повыше локтя, поволок к двери пассажирского сидения.
— Как же вы меня заебали! Вся ваша ебучая семейка! — мужчина дернул меня, требуя хоть какой-то реакции. — Скажи, где я так нагрешил, что Добронравовы упорно решили портить мне жизнь?
Я до боли закусила губу, чувствуя удушающее отвращение.
— Знаешь, Мир, блуд вне брака тоже грех. А уж блуд с молодыми девочками…
Я нагло давила на то, что разница в возрасте между Велимиром и Вероникой была видна невооруженным глазом. Лисогорскому в этом году стукнуло тридцать четыре, а она явно была чуть старше Златы.
На самом деле, мне просто очень хотелось досадить Лисогорскому не из-за того, что он изменял моей сестре, а из-за того, что он просто изменял. Говорила это я не для него, а для Вероники, надеясь, что яд моих слов проникнет глубоко в подкорку ее мозга, засядет там, отравляя их отношения.
Меня жутко воротило от изменщиков и многоженцев. Спасибо папочке, что показал мне столь отвратительный пример семьи.
Меня грубо втолкнули на заднее сидение «хаммера».
— Замолчи, иначе точно займусь твоим воспитанием.
— А мою сестру ты тоже воспитываешь?
— Я готов воспитывать всю вашу блядскую семейку, раз старый хрен Огнедар этим не занимается!
Дверь за мной захлопнулась, а вскоре я имела удовольствие наблюдать из окна за славной сценой — истерикой Вероники, которую Лисогорский в конечном итоге схватил на руки и закинул в машину.
— Повезешь меня обратно? — полюбопытствовала, когда он вновь завел мотор.
— Делать мне нехер? Мы почти подъехали к Моронгу, там дождусь твоего мужа, пусть сама едет и забирает свой трофей.
— Трофей? — удивилась я.
Лисогорский хохотнул, чуть взлохматил свои рыжеватые волосы.
— А тебя так теперь все называют.
— Чего уж еще ждать от вас, дикарей, — фыркнула я, отворачиваясь к окну.
— Ты тоже принадлежишь к нашему племени, не забывай.
Вероника, сидевшая до этого молча, чуть оживилась.
— Что это значит? — она обернулась ко мне, заглядывая с надеждой. — Алиса, что это было? Когда на меня напали…
— Ее блядский братик это был, — влез Велимир.
— А что же ты молчишь о том, что также умеешь?
Вероника побледнела, вжалась поглубже в сидение, а Лисогорский сверкнул на меня яростным взглядом. По вздувшимся венам на крепким руках, сжимающим руль, было понятно — сейчас он ничего не желает сильнее, как удушить меня.
Но разве это могло задеть меня или напугать?
Накануне я убила собственного мужа, хладнокровно подсыпая в его виски отраву.
И теперь я понимала, зачем. Точнее, знала.
Не потому, что Свят влез в мою жизнь, и совсем не от того, что убил Дитмара.
Я просто не смогла быть не единственной женщиной. Делить даже ненавистного мужа с кем-то, терпеть вторую жену в постели. Что могло ждать меня потом? Бесчисленные скандалы за право считаться первой среди жен?
Свят погиб из-за своей похоти и моего эгоизма, вышедшего за все рамки разумного.
Я убеждала себя, что его смерть стала необходимостью, пусть и случайная.
Он ведь сам обещал запереть меня в подземелье, как безродную псину.
Но мне было больно. То ли от его смерти, то ли от тяжести своего преступления, но душа рвалась на части, истекая гнилостным смрадом.
Я ощущала не только стыд и угрызение совести, но и необъяснимое, всепоглощающее горе. Внутри меня жила боль, разгораясь в груди огромной, гнойной раной. И казалось, что я вот-вот лопну, переполнившись этой агонией до краев.
Поэтому мне хотелось поделиться, выплеснуть.
Мне хотелось, чтобы им тоже было больно.
Я просто была откровенна, срывая с Лисогорского маску, обнажая его перед Вероникой.
Пусть девчонка знает, что этот мужлан благополучно женат, да и не впервые. И про его дикую, потустороннюю сущность тоже.
Я очень сомневалась, что она сможет спокойно уйти после произошедшего — никакой Зверь не отпустит свою добычу, пока не наиграется. Моим освобождением стала лишь смерть Лютова, но вряд ли Вероника пойдет на такое.
Они молчали, каждый погрузился в свои мысли, чтобы переварить сказанное мною.
Лисогорский, несомненно, злился. Я даже могла его понять — наша семейка изрядно задолбала этого Зверя. Одна лишь Леда, моя сестрица, чего стоит. Подозреваю, что своей любовью к вину она не сыскала в супруге благого расположения.
Хороших отношений у нас с Ледой никогда не было, мы вообще едва знали друг друга, да и то, лишь из-за пары драк в детстве, когда не поделили игрушки.
Я помнила лишь, что она вечно преследовала отца, пытаясь урвать себе кусочек внимания, а когда этого не удавалось, залезала в мини-бар, чтобы накачаться вином. Ей просто было скучно, ведь голова моей сестренки была набита соломой вместо мозгов. Леда не могла найти себе увлечений, ее совершенно ничего не интересовало, а единственный друг — засранец Милош. Славный дуэт, кстати. Змея и крыса.
Остаток пути прошел в мрачном молчании, я еще пыталась пару раз пустить яду, но никто не отреагировал. Вероника сникла, сжалась, забилась глубоко в кресло, а Лисогорский очень злился, изредка бросая на меня яростный взгляд в зеркало.
Я же была весела, что-то шутила, дурацки смелась.
А внутри меня что-то умирало, медленно и верно.
Я не была уверена, что когда-то смогу отмыться от содеянного, но очень хотелось бы верить, что по ночам Свят не будет мне сниться.