Воспоминания хлещут мощной лавиной, сбивая все на своем пути. Я наконец ощущаю себя в этой тьме, понимаю, кто я.
В непроглядной темноте появляется лучик света. Выглядит это так, словно внутрь черного ящика кто-то запустил светлячка. Я вглядываюсь в каплю света, пытаюсь понять ее происхождение. За долю секунды до меня доходит, что это не просто свет, а влага. Вода? Нет, вода не имеет цвета и бликов, а это… Расплавленное золото?
Не успеваю сообразить, как начинается настоящий дождь. Горячий, с привкусом горечи. Столько в нем боли, что становится не по себе.
А я наконец слышу голос, но так отдаленно, что возникает предположение — меня завернули в какую-то ватную хреновину.
— Он дышит, ты же видишь. Он справится.
Судя по сомнению, что я слышу, в это верят не особо.
В ответ следует такое отчаяние, что дрожью пробирает до костей.
— Нет! Я опоздала, он уже не сможет выкарабкаться, — надрывный, убойный плач. А потом совсем тихо, — это я виновата, что не успела.
Меня уже конкретно мутит от всего этого, а когда разум пронзают остальные воспоминания, то и вовсе встряхивает, бодрит.
Это обо мне. Но я справлюсь, правда.
Рычу яростно, пытаясь разогнать, рассеять тьму. Золото ярко горит, помогая мне набраться сил.
Не знаю, что за хрень происходит, но выбраться надо.
Мне есть для чего жить.
Строптивая жена, которую еще следует приручить.
Отец, видящий во мне будущее общины, оплот и защиту.
Младшие братья, которых все еще надо наставлять пинками под зад.
И сестра, которая сожрет себя чувством вины, если сдохну.
Я не имею никаких моральных прав тихо свалить в темноту.
Борюсь со тьмой еще ожесточеннее, она больше не кажется такой манящей и уютной, а режет углами и холодом. Меня пронзает боль, которой я еще никогда не испытывал, а ведь в моем теле нет, наверное, ни одной кости, которую ни разу не ломали.
Силы покидают меня, но в самый последний момент я концентрируюсь на каплях золота, делаю последний рывок.
А затем впервые за это время чувствую свое тело.
И это дерьмо полное, клянусь!
Болит все так, что наводняют подозрения — меня вытащили из мясорубки. Причем, уже в виде фарша.
Первым делом я ощущаю горячую влагу на своей ладони. Приоткрыв тяжелые веки, гляжу на Злату.
Сестра склонилась над моей постелью, вцепившись пальцами в собственные волосы, и отчаянно плакала. Смотрела она в одну точку, куда-то в район моего кадыка, но взгляд выражал лишь пустоту, поглощающую ее изнутри. А кожу мне жгли ее слезы, которые безвольным потоком стекали по лицу, капая на руку.
— Чего ноешь, ребенок? — слова вырываются с хрипом, а потом меня раздирает сухой кашель.
Злата подскакивает, медленно поднимает взгляд к моему лицу, и лицо ее озаряет улыбка.
— Свят!
К кровати подлетает обеспокоенная Таисса, жена отца, пытливо заглядывает мне в лицо.
— Очнулся, — голос выдает ее легкое волнение, но тут же приобретает привычное хладнокровие. — Как ты себя чувствуешь?
— Как мешок с дерьмом.
Деловитый кивок в ответ.
— Это хорошо.
— Хорошо? — растягиваю губы в оскале, ощущая, как сухая кожа трескается, выступают капельки крови.
— Жить точно будешь. Сейчас позову Михея.
Она стремительно скрывается за дверью, а я скольжу взглядом по спальне.
Что-то не наблюдаю свою молодую супругу. Я не тешу себя иллюзиями, что она будет горевать. Но вот позлорадствовать над моим хладным трупом — как она могла пропустить такое?
— Где Лисава?
Злата вновь плачет, но молчит.
— Ребенок? Куда жену мою дели?
— Прости… Я… не знаю!
Меня начинают кусать за задницу плохие предположения, а отсутствие прямого ответа неимоверно бесит.
— Злата? Посмотри на меня.
Сестра трясется, когда поднимает свои ясные глаза, поддернутые дымкой вечной печали. Губы ее дрожат, а слезы также продолжают стекать каплями хрусталя.
— Прекрати ныть, — чеканю каждое слово, строго глядя на нее. — Ты дочь Зверя, а не трусливая девчонка.
Всхлипнув последний раз, Злата вытирает лицо, гордо поднимает голову, выравнивает осанку. И уже спокойно отвечает:
— Ты чуть не умер из-за нее, Свят. Она отравила тебя, а потом сбежала. Это все, что я знаю.
Удивляет ли меня услышанное? Ни-ху-я.
Это не становится чем-то неожиданном, не выбивает почву из-под ног. Отравление, хм. Старая фишка семейки Добронравовых. Лисава молодец, продолжает дело уебка-брата.
Я скорее разочарован в себе. Знал ведь, что, борясь за эту женщину, копаю себе могилу.
Яма готова, извольте занять приготовленное место.
Надо быть последним долбаебом, чтобы доверчиво сожрать что-то со стола, если оставлял ее с едой одну в комнате. Я и был, похоже.
Но сказать, что я на нее не злился, нельзя.
Я признавал свою ошибку, но это не отменяет наказание для этой заразы.
Отравить меня решила… Это задело больше всего. Кинься она на меня с ножом, я бы не воспринял это столь резко. Но подлое отравление навевало болезненные воспоминания о предательстве лучшего друга.
Сука!
Дверь распахнулась, пропуская внутрь отца.
Высокий, поджарый, с легкой проседью в волосах и колючим взглядом. Меня он осмотрел пристально, неодобрительно.
— Уведи Злату, — бросил маячившей за спиной Таиссе.
Мачеха тут же поспешила выполнить поручение, а когда дверь захлопнулась, оставляя в спальне лишь меня и отца, он медленно подошел к моей постели ближе.
— Я рад, что не потерял сына, — пробасил он. — И бесконечно опечален тем, что мой сын допустил возникновение подобной ситуации.
— Я разберусь со своей женой, она будет наказана. Кстати, ты уже пустил по ее следу Зверей?
Чуть помедлив, чем вызвал мое напряжение, отец ответил:
— Нет.
— Почему?!
Он прошелся по комнате, присел на пуф около постели.
— Потому что гораздо важнее было сконцентрироваться на сохранении твоей жизни. Если бы ты умер, то мы итак бы ее нашли. А раз ты выжил…
— То это только моя проблема? — криво ухмыльнулся я.
— Нет. Раз ты выжил, то пусть бежит подальше. Ты знаешь, Свят, мое мнение по поводу выбора такой жены. Я готов был смириться, но это было до покушения на твою жизнь. Пусть бежит. Зачем тебе такая женщина?
— Не знаю, — отвечаю честно. — Просто слышу, что Зверю нужна она.
Отец раздраженно выдыхает, запускает пальцы в свои коротко стриженные волосы.
— Только не говори, что она твоя Нареченная.
— И не буду. Я не знаю, что это. Но я не могу отказаться.
— Любая шлюха выбьет из тебя эту дурь, быстро забудешь об этой девчонке.
Я мрачно вспоминаю лучшую проститутку из борделя Лисогорского, то злое недовольство, которое испытывал из-за того, что она не та, что нужна.
— Не выбьет. Я пробовал.
— Хочешь, подберем тебе жену? Я думаю, что твоя одержимость обусловлена инстинктами Зверя. В двадцать шесть пора уже завести семью, детей. Зверь требует продолжения рода.
Меня уже начинают злить эти попытки отговорить меня от Лисы. Отец ведет себя так, словно я спермотоксикозный подросток, впервые увидевший сиськи.
— Нет, — холодно бросаю в ответ. — Не хочешь помогать мне, то просто не мешай. Я верну свою жену, и она ответ за произошедшее. Только скажи, как она могла сбежать? Вокруг один лес.
Отец отвечает неохотно, медленно. Не желает примиряться с моим решением, но и указывать права не имеет. Не в этом случае.
— Залезла в багажник Лисогорского, когда он свою девку забирал.
Меня горячей волной переполняет ярость от абсурдности происходящего. Я отбил девку Велимира из лап уебка Милоша. По доброте душевной, мы даже не просили ничего взамен этой девчонки. У нас итак были хорошие отношения с Лисогорским, так мы лишь подкрепили их.
И что по итогу? Моя жена свалила благодаря мне же!
— И он не заметил, что она в машине? — взревел я, подскакивая в постели. Впрочем, меня тут же повело, пришлось опереться о спинку кровати. — Лисогорский с его фирменным нюхом?!
Отец равнодушно пожал плечами, пояснил:
— Заметил, но уже около города. Позвонил мне, сообщил местонахождение Елисавы. Но потом она как-то сбежала. Велимир предложил помочь выследить ее, но я отказался.
— Почему?!
— Она тебе не нужна, — спокойный голос отца разозлил не на шутку.
Превозмогая слабость, я рывком поднялся на ноги и, шатаясь, прошел к столику, на котором лежал мой телефон.
— Ты знаешь сам, что нужна! Ты знаешь, что она моя жена, но предпочитаешь бездействовать. Это неправильно, отец.
Удостоверившись, что я в силах стоять на ногах, он неспешно направился к выходу. Остановившись около двери, бросил:
— Подумай хорошо, Свят. Пусть лучшем бежит сейчас, чем потом, когда у вас уже будут дети.
Я хотел было нагрубить, но вовремя проглотил готовые сорваться с языка слова. Отец знал, о чем говорил. Ему даже хватило сил отпустить женщину, родившую от него трех сыновей.
Я не такой благородный, я не выпущу из своих лап то, что по праву принадлежит мне.
Схватив смартфон, набрал Лисогорского. После длинных гудков, не дал даже слова ему вставить, заговорил первым:
— Пришло время ответной помощи, друг мой недорогой.
На том конце послышался хриплый смешок:
— Так и тянет припомнить, что я предупреждал тебя, но не буду. Думаю, тебе итак хуево. Чего ты хочешь, Лютов?
— Твою лучшую ищейку. Грегор, кажется?
— О, слава о нем и до тебя долетела? Будет тебе Грегор, Свят.