Возвращение на Титан

Глава восьмая Озеро

Ходьба на любые расстояния оказалась на удивление трудной.

Многослойный термоизолирующий костюм был объемистым и неудобным, но хотя бы гибким. Этим он отличался от предназначенных для вакуума лунных скафандров — там из-за внутреннего давления даже лучшие облегающие скафандры становились очень жесткими. Но на Титане всегда ощущается сильное сопротивление воздуха. Здесь у поверхности его давление в полтора, а плотность — в четыре раза больше, чем на Земле. Ощущения почти такие же, как при ходьбе под водой. И при этом сила тяжести настолько мала, что, едва отталкиваясь ногой от песка, все время норовишь взлететь. Мириам показала, как удлинить острые шипы на подошве, чтобы ботинки крепче впивались в рыхлый песок.

Именно эта плотность воздуха и является основной проблемой на Титане: тебя словно омывает чрезвычайно холодная жидкость с температурой выше абсолютного нуля менее чем на сто градусов, и она с энтузиазмом высасывает из тебя тепло. Поэтому я всегда помнил о молчаливой поддержке обогревательной системы в моем костюме и о батареях, которых хватит не больше чем на два-три часа.

— Выключи фонари, — посоветовала Мириам, когда мы прошли пару сотен метров. — Экономь энергию.

— Предпочитаю видеть, куда иду.

— Глаза скоро приспособятся. А в щитке шлема есть усилители изображений, настроенные на местную яркость… Выключай, Джовик. Иначе я сама их выключу, потому что из-за твоего света я тоже почти ничего не вижу.

— Ладно, черт побери.

Выключив фонари, я погрузился в бурую муть — будто осеннее небо заволокло дымом лесного пожара. Но глаза все-таки приспособились, а щиток слегка улучшал видимость. И передо мной развернулся Титан — равнина из песка и обглоданного ветром щебня под оранжево-коричневым небом. Опять же, очень похоже на Марс, если знаешь, как он выглядит. В небе проплывали облака из метана или этана, а над ними висела дымка — слой органической взвеси толщиной в десятки километров. Как ни удивительно, но сквозь нее я даже разглядел солнце — искорку низко над горизонтом, — а напротив него половинку Сатурна, гораздо более крупного, чем Луна на земном небе. Других его спутников или звезд, а уж тем более «Краба», я не увидел. Местная палитра сплошь состояла из темно-красного, оранжевого и коричневого. Вскоре мои глаза затосковали по земной зелени.

Обернувшись, я не увидел никаких признаков гондолы: ее огни уже затерялись в дымке. Зато я заметил, что мы оставляем четкие цепочки следов. И со страхом подумал, что это единственные следы на всей планете.

Мы начали спускаться по пологому склону. Я увидел линии на песке, похожие на отметки приливов.

— Кажется, мы подходим к озеру.

— Да. Здесь, на южном полюсе, лето. В этот период озеро испаряется, а на северном полюсе выпадают дожди из жидкого этана. Через пятнадцать лет, половину сатурнианского года, здесь будет зима, а там лето, и цикл повторится наоборот. На небольших планетах климатические системы просты, Джовик. Не сомневаюсь, куратору это хорошо известно…

Мы подошли к берегу этанового озера. В тусклом свете оно казалось черным, как деготь, по нему ползла ленивая рябь. Тут и там на поверхности жидкости лежало нечто более твердое: круглые листы, напоминающие водяные лилии, отвратительно маслянистые. Озеро тянулось до заметно выпуклого горизонта, хотя он расплывался в мутном воздухе. Поразительное это было ощущение — стоять на берегу такого «водоема» на чужой планете, где океан черного цвета, а небо и берег — коричневые. Но все же я и здесь увидел сходство с Землей. Мы стояли на чем-то вроде пляжа. Осмотревшись, я понял, что мы находимся как бы у залива, а справа, в нескольких километрах от нас, река черной жидкости пробила широкую долину и, разлившись дельтой, впадала в море.

Я поглядел в ту сторону и заметил что-то, лежащее на берегу, — что-то черное и смятое, с бледным пятном посередине.

Мириам захотела взять из озера образцы — особенно с тех дисков, что плавали на поверхности. Она открыла ранец и достала «руку» — дистанционный манипулятор с клешней-захватом. Пристегнув ее к предплечью, она вытянула руку, и я услышал жужжание моторов экзоскелета. Когда захват сомкнулся на одной из «лилий», некоторые из них распались на ленты, напоминавшие черные водоросли. Но манипулятор при этом поднял в воздух длинные полосы какой-то пленки, которая сразу напомнила мне зловещие крылья атаковавших нас птиц.

Находка привела Мириам в восторг.

— Жизнь? — догадался я.

— Она самая. Впрочем, мы и так знали, что она здесь есть. И даже взяли образцы с помощью автоматических зондов. Хотя таких птиц мы прежде никогда не замечали. — Она взвесила на руке пленку, обернувшуюся вокруг перчатки, и посмотрела на меня. — Интересно, ты хотя бы понимаешь, насколько она необыкновенная? Я совершенно уверена, что это силановая жизнь. То есть она основана на химических соединениях кремния, а не углерода…

Штуковины на озере действительно смотрелись как угольно-черные лилии. Но они не были лилиями, и даже отдаленно не напоминали те формы жизни, к которым принадлежал и я.

Жизнь нашей химической разновидности основана на длинных молекулах и растворителе, благодаря которому компоненты этих молекул склеиваются друг с другом. Земную разновидность жизни Мириам назвала «жизнь CHON», потому что у нас основными элементами являются углерод, водород, кислород и азот, вода служит растворителем, а строительными блоками — молекулы на основе углерода: этот элемент может образовывать цепочки, кольца и длинные стабильные молекулы, такие как ДНК.

— Но углерод не единственный вариант, и вода тоже, — сказала Мириам. — При земных температурах кремний образует с кислородом очень стабильные молекулы.

— Силикаты. Камни.

— Совершенно верно. Но при очень низких температурах кремний может образовывать силанолы, аналоги спиртов, которые способны растворяться в очень холодных растворителях — например в этом этановом озере. Растворяясь, они наполняют озеро длинными молекулами, аналогичными нашим органическим молекулам. Далее они могут связываться в полимеры через связи между атомами кремния — силаны. Эти связи слабее, чем в углеродных молекулах при земных температурах, но это как раз то, что нужно для низкоэнергетической и холодной среды, как здесь. Взяв за основу силаны, можно придумать все виды сложных молекул, аналогичных нуклеиновым кислотам и белкам…

— Именно то, что мы здесь имеем.

— Совершенно верно. Чудненькие сложные биомолекулы, с которыми может поиграться эволюция. Они вообще распространены на еще более холодных внешних планетах — например на Тритоне, спутнике Нептуна. Но и это озеро достаточно холодное. Поток энергии будет здесь настолько низким, что понадобится очень много времени на рост и эволюцию чего бы то ни было. Но на Титане времени достаточно. — Она стряхнула черную пленку с захвата манипулятора обратно в озеро. — Мы столького еще не знаем. Тут должны быть и экосистема, и пищевая цепочка. Возможно, эти пленки являются первичными производителями, эквивалентом планктона в наших океанах. Но откуда они берут энергию? И как выживают во время ежегодного пересыхания озер?

— Хорошие вопросы. Жаль, что меня они не волнуют.

Она уложила бутылочки с образцами в ранец.

— Думаю, они волнуют тебя гораздо больше, чем ты готов признать. Люди с таким интеллектом, как у тебя, всегда любопытны. Любопытство всегда идет в довесок к интеллекту. Но нам пора возвращаться к гондоле.

Я замешкался. Ужасно не хотелось доказывать ее правоту — что в моей душе действительно скрывается зернышко любопытства. Но все же я показал на таинственный черный предмет, лежащий чуть поодаль на берегу.

— Может, нам сперва нужно взглянуть на это?

Она бросила взгляд на непонятный предмет, потом на меня и без лишних слов зашагала в ту сторону.

Как я и подозревал, эта черная штука оказалась птицей. Я вспомнил, как одна из них ударилась о гондолу во время нападения и упала. Возможно, перед нами была именно она.

Мы увидели кусок льда размером с мою голову, обернутый в рваный лист черной пленки. Мириам с превеликой осторожностью, словно рождественский подарок, развернула эту пленку манипулятором. Ледяная масса оказалась не сплошной: ее пустотелую середину окружала мешанина веретенообразных распорок и стерженьков. Они были сильно повреждены падением. Мириам взяла образцы и палочек, и пленки.

— Этот кусок льда кажется очень легким для его размера, — заметил я. — Как кости у птиц.

— Что вполне логично, если это летающее существо. — Мириам заговорила с нарастающим волнением. — Джовик, взгляни. Эти пленки, они же крылья, практически не отличаются от образцов, которые я собрала на поверхности озера. Значит, это силаны. Но структура льда иная. — Она отломила кусочек и направила на него свет. Мы увидели множество тончайших, как волокна, льдинок. Структура была почти губчатой. Внутри тонких ледяных соломинок были видны ниточки чего-то похожего на застывшую воду. — Здесь много органики, — сообщила она, посмотрев на встроенный в манипулятор дисплей. — Причем органики нашего типа, жизни CHON, углеродно-водяной: аминокислоты, какая-то разновидность ДНК. Ничего себе, сколько голово-ломок. Не считая уже самого факта, что мы нашли жизнь здесь, возле озера. Образцы жизни CHON и прежде находили на Титане. Но до сих пор считалось, что углеродно-водяная жизнь может существовать здесь только в расплавленных от ударов метеоритов кратерных озерах, а мы сейчас от них очень далеко…

Она говорила все более страстно — такой энтузиазм всегда казался мне привлекательным.

— Я думаю, это птица, одна из тех, что напали на нас. Но, кажется, это композитное существо, симбиоз этих углеродных крыльев и куска льда — силановая жизнь, живущая бок о бок с CHON-жизнью! Хотела бы я знать, как такое вообще могло произойти… Но, наверное, и в нашей биосфере можно отыскать примеры не менее хитроумных стратегий выживания. Дайте эволюции достаточно времени, и возможно все. Но вот что они вместе хотят, что оба участника симбиоза получают от таких отношений…

Это настоящее открытие, Джовик. Никто такого еще не видел — как две совершенно разных формы жизни работают вместе. И если бы не ты, я бы ее не заметила. — Она протянула мне кусок льда. — Наверное, это открытие назовут в твою честь.

Энтузиазм у нее был заразителен, но не до такой же степени.

— Ладно. Но сейчас меня тревожит только то, сколько энергии осталось у нас в обогревателях. Пошли обратно.

Мириам уложила в ранец останки птицы — вклад Джовика Эмри в науку, и мы направились по своим следам к гондоле.