Возвращение «Викинга»

— Возможно, придется использовать систему Ж-навигации, — сказал Марк. Его прервал голос Тилла по переговорному устройству. Тилл, кажется, чем-то встревожен:

— Марк, ты можешь подойти?

— Иду, — коротко ответил Марк в микрофон, посоветовав мне, когда я закончу терапевтическую процедуру по программе, разыскать Дэйва. Он в складском отсеке. Дэйв скажет, в чем будут заключаться сейчас мои обязанности на борту корабля.

— К сожалению, — сказал Марк, — твоя работа не будет связана с камешками.

Несколько минут в кабине вибратора растормошили меня основательно. Я сделал серию гимнастических упражнений, зашел в душевую, побрился, опять вернулся к упражнениям с тяжестями, провел дыхательную гимнастику…

Пока занимался гимнастикой, включил общее переговорное устройство на волну Тилла. Что там у него за проблемы? Марк и оба навигатора анализировали новые данные «мозга», перебрасываясь обрывками фраз. Они-то понимали друг друга с полуслова:

— …группу С перенести на поле «дельта».

— Минутку… компоненты E-Ф… повтори.

— Все еще неопределенно.

— Введи проверку расчетов… Может, ошибка в расчете уровня гравитационного поля?

— Исключено… Их не раз проверяли.

— Да, но ведь раньше не могли учесть отклонение… Две минуты пятьдесят две секунды — это серьезно.

— Поищем другую компоненту?

— Может, альфа Ориона?

Я мало что понял из разговора в навигационной, а потом, когда закончил свои оздоровительные процедуры, позвонил Дэйву в складской отсек. Он сказал, что надо будет переместить несколько контейнеров из «Викинга» в складской отсек «Титана». На Земле мы их и с места не сдвинули бы. В условиях невесомости их вес практически равнялся нулю. Проблема была в другом: при перемещении надо придерживать их, чтобы они не испытывали ударов. В контейнерах очень сложная и дорогостоящая начинка.

Для подстраховки мы перевязали контейнеры шнурами. Во время их перемещения постоянно слышался шум. Находящиеся там приборы работали. Мы соблюдали всяческую осторожность.

— Дэйв, а почему нельзя оставить их на «Викинге»?

— Видишь ли, из-за повреждения биогенератора мы вынуждены прервать полет и срочно возвращаться по системе Ж-навигации. Эта система предусмотрена именно на такой случай, когда экипаж испытывает острую нехватку воздуха. Аварийная система. При возвращении в обычном порядке мы бы задохнулись в отравленной атмосфере наших отсеков… Нам чертовски не повезло. Когда после пробуждения мы проверили все параметры работы станции и обнаружили повреждения, опасные для жизни, поставили вопросы перед «мозгом». Один из главных вопросов: «Через какое время в зависимости от состояния биогенераторов количество углекислоты в воздухе станет смертельным?» Ответ: «Через 38 часов» При помощи всяких ухищрений мы могли бы продлить этот срок на 10–18 часов. Этого едва хватит на ориентацию «Титана» для старта в обратном направлении. Для более надежных и точных расчетов обратной трассы нужно время. У нас его нет. Мы в остром цейтноте, если выражаться языком шахматистов… Осторожно! Придерживай за шнур… так… Значит, мы были бы обречены, если бы не регенераторы гибернаторов. Они-то на обратном пути и спасут нас… Так-так… подвинь чуточку в мою сторону… теперь сюда… Порядок! Здесь контейнеры никому не будут мешать. Можно пройти даже в скафандре… На чем я остановился? Ага… Представь себе, что мы возвращаемся в Солнечную систему. «Титан» выходит на круговую орбиту радиусом в 1,2 астроединицы. На этой орбите ждем транспортные ракеты с Земли, которые доставили бы «Титан» и «Викинг» на Луну, а нас… в Дом Тишины. Из гибернаторов мы должны будем выйти в отравленную атмосферу корабля перед тем, как его покинуть…

— Я, кажется, понял. В конце обратного пути мы должны проснуться в обновленной воздушной среде корабля, а такое обновление возможно только на Земле. Но почему не заложить в программу «мозга» команду на автоматическое сближение с транспортными кораблями? Аварийные службы привели бы в порядок биогенераторы. Нам не нужно было бы обращаться к системе Ж-навигации…

— На Земле не знают и не могут знать, когда мы прибудем. Нас ждут ориентировочно через 20–30 лет. Границы времени достаточно широкие… Или вот еще такое опасение. По пути сюда мы попали под метеоритный поток и получили разрушения. Мы не застрахованы от метеоритов и на обратном пути. Если выйдет из строя передатчик, «мозг» не сможет предупредить Землю о нашем возвращении. Немой «Титан» для лунных радаров и радиотелескопов не более чем обычный метеорит среди тысяч других. При неудачном исходе мы можем десятки и сотни лет вращаться на своей орбите без всякой надежды на помощь. Здесь может выручить только система Ж-навигации с ее автономной системой управления…

— Я понимаю… Супергравиметр отыщет Землю, направит «Викинг» на орбиту вокруг Земли, потом определит область минимальной гравитации и посадит корабль на воду…

— В общем верно, — сказал Дэйв. — Такова система Ж-навигации. Конечно, в нашем случае риск огромен. Такие посадки совершаются очень редко. Обычно потерпевшие аварию корабли перехватываются в космосе…

— Система Ж-навигации рассчитана только для приземления на воду. Это дополнительная гарантия безопасности.

— Да, мы установим гибернацию таким образом, чтобы проснуться только тогда, когда по команде «мозга» воздух будет регенерирован… Ну вот, мы с тобой переместили «работающие» контейнеры. Теперь остались самые громоздкие. Сейчас подойдут остальные «грузчики», и дело закипит.

Мы должны все экспедиционное оборудование «Викинга» переместить в грузовой отсек «Титана», предназначенный для транспортировки материалов, добытых при исследовании планет. На «Викинге», выполняющем заключительную роль при использовании системы Ж-навигации, не должно быть ни одного лишнего килограмма.

Такура и Тен Линг сделали нечто вроде канатной дороги от люка грузового отсека «Викинга» до входа в грузовой отсек «Титана». Закрепив концы на «Титане», они вернулись к нам. Марк тем временем отозвал от нас Тена в навигационную. Там обнаружились ошибки в расчетах уровня гравитационного излучения — без астронома навигаторам не обойтись.

Мы вчетвером облачились в скафандры, помогая друг другу, затем вышли из гардероба, загерметизировали дверь и направились в грузовой отсек «Викинга». Дэйв распоряжался:

— Грегор пойдет со мной на «Титан». Андрей остается здесь у шлюза и привязывает к этому концу контейнер. Такура перемещает контейнер из глубины отсека к двери. Никаких рывков и толчков.

Дэйв вручил Андрею конец троса. Другой конец закрепил у себя на поясе и выплыл в открытый космос. Он перемещался вдоль каната как гигантский паук по паутинке. Правда, Дэйву не хватало паучьей ловкости, но опыт работы в открытом космосе у него неплохой. Каждый космонавт по-своему переносит пребывание вне корабля. Я видел немало монтажников, которые с ловкостью и легкостью циркачей, прицепившись тонким страховочным тросиком и орудуя ракетным пистолетиком, шныряли вдоль и поперек корабля, что-то привинчивая или откручивая…

Я им завидовал. Я принадлежу к тем, кого Космос повергает, выражаясь фигурально, на колени. Судорожно карабкаюсь по канату в раздутом скафандре, хотя знаю, что если отпущу его, никуда не денусь, тихо поплыву на пуповине тросика. И все равно пребываю на грани паники. Меня пугает сам вид бесконечного пространства, меня ужасает бесконечное падение среди звезд, или падение звезд на меня со всех концов пульсирующей Вселенной. Я ползу с закрытыми глазами, судорожно вцепившись в канат… Что-то стукнуло меня по шлему:

— Зачем ты ползешь в трюм? — Дэйв держится за поручни у шлюза. Я сначала врезался ему в спину, после этого развернулся и оказался в проеме грузового отсека. Космос простирался за моей спиной, впереди зияло чрево грузового отсека.

— Я буду принимать контейнеры и направлять тебе. Ты устанавливаешь их вдоль корпуса. Повторяю: ни толчков, ни рывков, все делать плавно. Потом уже я сам размещу их внутри склада.

Дэйв нисколько не волнуется. Не то что я. Оно и понятно. Не так уж часто выбирался я в космос. Посмотрел в сторону «Викинга». Метров сто пятьдесят, пожалуй, будет. Хорошо виден открытый шлюз в его корпусе. Над «Викингом», вернее будет сказать — над «Титаном», сверху и снизу, и со всех сторон — чарующее и ужасающее одновременно, бесконечное пространство. Я хорошо понимаю, что пространственные определения в космосе не имеют смысла, но эта бархатистая чернота, эти яркие чужие глаза звезд!..

Забывшись, я отнял руку от поручня и взмыл в свободном парении. Дэйв схватил меня за тросик и притянул к порогу.

— Не забывайся. И не бойся, — голос Дэйва звучал ободряюще. Считай, что это кулисы, — он махнул рукой на звезды. — Можешь вообразить, что перед тобой экран геовидео.

Хороший совет, только следовать ему не просто. Но я все же взял себя в руки. И старался смотреть только на закольцованный трос, по которому со стороны «Викинга» к нам по-черепашьи медленно ползли контейнеры. Дэйв останавливал движение, отцеплял контейнер и плавно отправлял, вернее — передавал из рук в руки, а я осторожно уводил его в глубину отсека и устанавливал у стенки. Не знаю, сколько прошло времени, пока последний контейнер оказался под моими руками. Андрей работал уверенно, ни один контейнер не застрял по пути. Дэйв закрыл дверь шлюза и позвал за собой. Нам, как мне кажется, немного понадобилось времени, чтобы разместить и закрепить контейнеры. Дэйв летал по громадному отсеку, как огромная летучая мышь. Когда закрепили последний контейнер, уселись, точнее — зависли отдохнуть, прикрепившись тросиками к галерее. Дэйв с грустью осматривал пространное помещение, в котором контейнеры уложились слишком уж незаметно:

— Если бы судьба нашей экспедиции сложилась удачно, сколько бы мы натолкали сюда инопланетной всячины… Бесценные сокровища для науки… Дома хватило бы над ними работы нескольким поколениям. А теперь? Перекладываем с места на место собственные грузы. Выходит, зря мы тащили их в такую даль на таком прекрасном корабле. Это, Грегор, называется провалом, катастрофой. На Земле это назовут неудачей. А мне хочется плакать. Но это только полнеудачи. Еще неизвестно, что ждет нас впереди. Нам очень нелегко будет вернуться туда, откуда мы отправились.

Редко, но случается, что слабый человек черпает силу в отчаянии сильного.

— Не забывай, что у нас есть и достижения, — говорю я Дэйву. — Мы все добрались сюда живыми. И мы все должны вернуться обратно. Над этой проблемой ломают голову наши навигаторы. Если мы вернемся, самим фактом нашего путешествия докажем, что следующие за нами могут рассчитывать на удачу.

Дэйв посмотрел на меня с пониманием и признательностью. Положил руку на плечо:

— Мне казалось, что ты все время чего-то боишься…

После контейнеров пришла очередь перегружать вездеходы и миниатюрные геликоптеры. Они прятались во втором отсеке «Викинга». Их перегрузка, как и предыдущая, особых проблем не вызвала, разве что Такура теперь был в паре с Дэйвом, а я с Андреем оперировали на «Викинге», в пункте отгрузки. Прекрасные новенькие машины оказались бесполезным грузом. Андрей с грустью похлопывал перчаткой по обшивке, способной выдержать любые сюрпризы неизвестных планет:

— Я надеялся опробовать эти машинки на здешних планетах. Жаль. Не вышло. На планетах Солнечной они показали себя превосходно. Для них песчаные бури Марса были слабым ветерком. Непролазные болота Венеры тоже не пугали их. Я уверен, что и здесь они были бы на уровне.

Когда после работы в гардеробной мы освободились от скафандров, нас поразило, насколько тяжелый воздух в жилых помещениях! Углекислый газ угрожающе заявляет о себе: в ушах появляется шум, кружится голова… Марк заметно встревожен:

— Двое из троих немедленно в гибернаторы! Дэйв, отправьте в первую очередь своих инженеров и на малом автомате проверьте состояние каждого!

Дэйв — талантливый малый. На корабле нет ни одного прибора, ни одного агрегата, в которых он не разбирался бы. Такой умелец в эпоху узких специализаций — находка для экспедиции. Осмотр показал более или менее удовлетворительное состояние каждого, а вот у самого Дэйва обнаружилась аритмия. Так что в числе «своих инженеров» лучше бы оказаться и ему. Марк сказал, что есть одна вакансия на место бодрствующих.

— Думаю, надо оставить Грегора, — предложил Дэйв.

— Железный человек с «Электры»? — на лице Марка появилась тень сомнения. Я разозлился, поскольку чувствовал себя неважно. Дышать становится все труднее, подташнивает, а тут еще напоминание об «Электре», хотя она и без того не выходит из головы. Вид ее мертвых коридоров преследует меня. Одолевают дурные предчувствия, словно дыхание смерти уже витает в воздухе.

— По правде говоря, я рад пободрствовать. Об «Электре» сейчас лучше не вспоминать.

— Ты прав, лучше не вспоминать. Как говорят старые люди, не рисуй черта на стене… Хотя с чертом мы справились бы легче, чем с ошибками в гравитационных картах.

Оба инженера, отправляясь в гибернаторы, старались выглядеть бодрыми и веселыми. Должно быть, плохо старались. Мы пожелали им приятных сновидений, хотя в душе роились сомнения — настанет ли пробуждение в конце длинного сна.

Время текло незаметно. Его плавное течение нарушилось лишь однажды, в остальном оно устало тащилось бесконечной чередой минут, как и мы, непомерно усталые, задыхающиеся во все более спертом и все менее пригодном для жизни воздухе. Мы хватали воздух широко раскрытыми ртами в напрасном старании надышаться. Одышка валила с ног. Это стало мучительной нормой нашего бытия.

Навигаторам удалось откорректировать гравитационные таблицы — Тен нашел подходящие компоненты. Теперь оставалось ввести исправленные данные в «мозг» для расчета орбиты. Нам теперь был дорог каждый час. Каждый наш выдох увеличивал содержание углекислого газа в воздухе, нас преследовало удушье. Чтобы хоть немного оздоровить состав воздушной смеси, Марк велел использовать запасы кислорода, но при этом в отсеках увеличивалось давление. Оно уже намного превысило привычное для нас земное и достигало почти двух атмосфер. По совету Дэйва мы приоткрыли люк, соединяющий жилые и служебные отсеки с грузовым. Давление резко упало, но при этом на нас обрушился жестокий космический холод. Все металлические поверхности мгновенно покрылись инеем. Нам с трудом удалось снова прогреть жилые отсеки. Марк все более нетерпеливо торопил программистов, то есть всех нас грешных, но так как для программирования требовалось не больше трех-четырех человек, остальные могли бы отправиться в гибернаторы. Но тут выскочил наш астроном Тен Линг со своим предложением. Оно состояло в том, что Линг брал меня в подручные, и мы отправлялись в обсерваторию. Польза несомненная: в навигационной легче будет дышать программистам, а мы, то есть Линг и я, установив и настроив телескоп, откроем одну-две здешних планетки, благо их вокруг Тау Кита должно быть не меньше дюжины. При удачном возвращении на Землю в нашем активе будут и астрономические открытия.

Признаюсь — никогда мне так сильно не хотелось выключиться из действительности, как в эту минуту, и я помянул недобрым словом проектировщиков, спроектировавших гибернаторы двухместными. В них можно было отходить ко сну только по двое. Не могу не выразить восхищения и маленьким китайцем — его готовность к жертвам казалась мне одновременно и героизмом и сумасшествием. И то, и другое достойно уважения. Мы оба посмотрели на Марка: как он распорядится. В нашем командире кажется, жизненные силы на исходе. То, что осталось, всецело принадлежало «мозгу». Но он понял китайца и согласился.

В обсерватории Линг, не откладывая дела, нажал на кнопку в стене и шторки, прикрывающие смотровой люк, раздвинулись. Яркий свет Тау затопил обсерваторию, резанул по глазам. Когда наше зрение приспособилось к естественному освещению за толстыми стеклами смотрового люка мы увидели мириады ярких, четко прорисованных звезд и звездочек.

— Теории происхождения планетных систем сходятся на том, что планеты вращаются в экваториальной плоскости. У нас нет оснований полагать, что у этой Тау будет по-другому, — пояснял Линг, настраивая телескоп, вмонтированный в корпус обсерватории. — Сначала мы прогуляемся по нашим окрестностям, а потом и дальше пройдемся.

Мой спутник был непривычно оживлен. Он щелкал рычажками и кнопками, зажигая разноцветные огоньки на приборной доске. Я смотрел на звезды через обзорное окошко. Дэйв, когда мы уходили, дал нам таблетки стимуляторов. Я воспользовался одной и сразу почувствовал, как проясняется в голове. Линг счел своим профессиональным долгом просветить меня:

— В строении Вселенной нет чудес. Вселенной управляют законы эволюции, общие для всех галактических систем. Случайных совпадений не бывает, поскольку условия идентичные, характеризуемые средними статистическими величинами. Скажи-ка, когда нас ослепил свет, что ты подумал? Ты подумал, что взошло солнце. И если мы проведем спектральный экспресс-анализ, мы обнаружим, что различий между нашим Солнцем и этой Тау практически нет. Ты бы мог подумать, что мы сейчас болтаемся не черт знает где, а рядышком с нашим Солнышком, где-нибудь между Землей и Венерой…

В потоке лучей обсерватория прогрелась. Теплынь действовала расслабляюще. У Линга на лбу проступили капельки пота.

— А взгляни сюда… Что ты видишь? Все те же созвездия — Большая Медведица, Стрелец, Орион… Правда, выглядят отсюда они совсем по-другому. Их узнает только специалист. Звезды — это тысячелетняя игра человеческого духа с небом… Удобная, красивая романтическая традиция, которая не имеет ничего общего с сутью вещей… Отсюда ты увидишь все тот же звездный мир, который открывается взгляду с орбиты, скажем, Венеры…

— Ну и что из этого следует?

— Только то, что… — Линг как бы запнулся в поисках нужной формулировки. — Нет, я не хочу умалять огромности нашего пути. С точки зрения рядового обывателя, он невообразимо огромен. Мы взорвали привычный порядок величин, оказались там, где человек мог побывать только в мыслях. Тысячелетиями он созерцал небо, особенно ночное, и всякий раз думал о недостижимости дальних миров. И вот мы здесь. И мы еще не в состоянии осмыслить это, как небывалое достижение. Это ведь потрясает воображение! А мы говорим: ну и что?.. Конечно, с точки зрения галактических масштабов мы в своем путешествии никуда, по сути, не пришли…

— Удивительная будничность… Как же ее понимать?

— Так и понимать. Можно подобрать сравнение: ты стоишь на морском пляже. О берег бьются волны. Над головой плывут облака. Позади гнутся под ветром деревья. А теперь…

Сравнение, подобранное Лингом, к сожалению, слишком красиво. Только тот, кто целую вечность заперт в космическом корабле со слабой надеждой на возвращение, может понять, как бывает мучительна тоска по Земле. Потом Линг признался, что нарисованная его словами картина помешала ему увидеть единство сути и образа. Астроном молчал, а над нами витали рожденные памятью картины: море, облака, ветер, деревья… Было грустно. Молчание затянулось. Линг оторвался от телескопа, потер пальцами виски и вздохнул:

— Вернемся к сравнению… Итак, ты стоишь на берегу. Потом делаешь один шаг в сторону. Что произошло? Насколько изменился пейзаж? Да ни на сколько. Ты видишь то же, что и видел. Тот же песок под ногами. И солнце так же нещадно поджаривает… — он нажал кнопку — шторы сдвинулись. В кабине воцарился приятный полумрак, — и планеты есть у этого солнца. И эти планеты с галактической точки зрения ничем не отличаются от солнечных планет. Их создали те же силы, из тех же элементов, их массы не отличаются от средних масс планет в других системах, так как это зависит от закона распределения масс.

— Ты считаешь, что здесь планеты такие же, как и в Солнечной системе? Что же нам остается открывать?

— Именно это и откроем. Впрочем, в каких-то частностях они, возможно, и другие. Но в принципиальном плане различий нет, даже если есть на них жизнь, или нет жизни. Различия могут быть только в частностях.

Какое-то время мы находились в молчании. В щель, не прикрытую шторкой, заглядывали звезды. Появилось знакомое, весьма неприятное ощущение открытого космоса, в котором я абсолютно беззащитен. Напрасно мой взгляд перебегал от одной звезды к другой в поисках предела. Меня подавлял этот жуткий беспредел, и я в душе посмеялся над теми, кто пытается увидеть в человеке хозяина Вселенной. Смешно! Крохотный комок белка, в котором тлеет искорка жизни. Что это по сравнению с космосом? Человек может забираться в его глубины и наверняка заберется дальше нас на своих более совершенных машинах. Но он всегда будет оставаться разведчиком, исследователем, но не покорителем. Космосом правят законы, которые человеку невозможно нарушить. Он многое может осмыслить, но подчинить — черта с два! Я закрыл глаза — и мне почудился голос его величества Космоса:

— Мой закон — единственный закон, по которому живет и развивается материя. А ты, человек, в этой системе — отклонение от нормы, странное исключение, каприз теории вероятностей, чье возникновение обусловлено узенькими границами температур, давления, излучений, гравитации, набора веществ… Ты можешь быть только соглядатаем, который сумел проникнуть сюда, таща за собой закрытую раковину условий, в которых ты родился и в которых только и возможна органическая жизнь. Ты безропотный раб этих условий. Рабом и останешься. Ты появился в этом уголке Вселенной благодаря тому, что вечное твое беспокойство и неистощимое любопытство не терпят неизвестности, ищут в нем подобное себе, или отличное от себя, собирают факты и фактики, чтобы выстраивать из них привычный облик мира. Ты думаешь, что разорвал завесу неизвестности, а на самом деле совершил крошечный шаг, да и то — с таким напряжением и риском! Что это за покорители, если их жизнь зависит от невзрачной космической пылинки — метеорита! Вы здорово влипли, приятели, и еще не известно, как выпутаетесь из этого положения…

Кабину обсерватории заполнило тихое попискивание. Астроном вскочил. Планетоскоп, работающий в автоматическом режиме, «поймал» космическое тело. Линг лихорадочно щелкал клавишами компьютера… Включив канал связи, он заорал:

— Марк! Марк! Есть первая планета!

— (Пауза)… Хорошо, Линг. Координаты. Температура. Масса. Скорость вращения. Атмосфера. У нас очень мало времени. Пусть трудится компьютер. А Грегор пусть идет сюда. Он срочно нужен. Возникли проблемы с кислородом.

Линг посмотрел на меня в замешательстве. Но я все слышал сам. В голосе Марка — смертельная усталость. Он говорит, что Феликс и Роберт на пределе…

Бреду, пошатываясь, по коридору до конца. Меня охватывает спертый воздух, и это единственное, что указывает на наше неблагополучие. Яркие светильники равномерно освещают путь по коридору. Подступает удушье. Кислород! Хотя бы глоточек! Я словно чувствую, как сжимается обожженное, вернее, высушенное живительным газом горло, зато отступает удушье… Я забыл сказать, что мы с Лингом находились в обсерватории «Викинга», и теперь я шел по проходу, соединяющему оба корабля. Внезапно пол вздрогнул, «Викинг» притянул меня к полу, но невесомость тотчас восстановилась.

— Прошу прощения! — Марк извинился во всеуслышание. — Мы случайно включили одну из направляющих ракет. Проводим ориентацию. О последующих маневрах будем предупреждать.

Потом я узнал, что виновником включения ракеты, нежелательного включения, был Феликс. Такие сюрпризы могут иметь тяжелые последствия. Очевидно, аварийная обстановка на корабле начинает вмешиваться в действия членов экипажа. А что будет в более серьезных ситуациях?

По транслятору слышу голос Тилла:

— Внимание! Внимание! Включаются двигатели ориентации! Десять. Девять… Восемь…

Мелкая дрожь побежала по кораблю, захватывая все новые и новые участки. Химические двигатели ориентации включались по программе, заданной компьютером. Я почувствовал, как огромная масса корабля разворачивается в нужное положение. Меня начало швырять то на потолок, то на стенку. Удалось схватиться за поручень. Слегка подташнивало. Мощная сила еще дважды подтолкнула меня, и потом все успокоилось. Воцарилось такое привычное то ли падение, то ли парение.

— Пауза 10 минут! — услышал я голос Тилла, перед тем как войти в навигаторскую. Там я увидел удручающую картину. Некоторые полулежали в креслах, пристегнувшись ремнями. Феликс лежал, бессильно запрокинув голову и закрыв глаза. Дэйв делал ему инъекцию в мышцу руки.

— Это должно немного помочь, — сказал Дэйв, вкладывая шприц в мусоросборник. Тилл с сомнением покачал головой:

— Оставь его в покое, Дэйв. Ему сейчас полезен покой. Можно отнести в гибернатор.

Феликс открыл глаза и протестующе взмахнул рукой. Дэйв посмотрел на Марка, который и сам чувствовал себя не лучше Феликса. Он приложил ко рту кислородную маску и сделал несколько вдохов. После этого сказал:

— Грегор, отнеси баллон с кислородом к Лингу и возвращайся. Я внесу последние коррективы в расчет. Потом будешь мне помогать. Феликса отправим в гибернаторскую попозже, верно, Феликс?

Феликс пытался что-то сказать, но зашелся в таком свистящем кашле, какого я еще не слышал.

— Феликс, извини, — торопливо сказал Марк. — Я виноват, тебе нельзя разговаривать. Дыши спокойнее и экономь силы. В твоей слабости нет ничего зазорного. Чудо в том, что мы еще держимся.

Дэйв тем временем взял небольшой эластичный сосуд и подключил к баллону с кислородом. Сосуд приобрел форму шара. Дэйв отключил его и вышел со мной из навигаторской, прикрыв за собой дверь. В коридоре он выключил сначала мой, а потом и свой аптатор. Теперь нас никто не мог услышать.

— Поторапливайся, Грегор. Предупредишь Линга, что он скоро мне понадобится. Дела складываются не лучшим образом, но я не хочу добавлять Марку лишней тревоги.

Дэйв подтолкнул меня в спину, и я поплыл по коридору…

Линг, когда я вошел в обсерваторию, орудовал с телескопом. Не отрываясь от окуляра, информировал: нашел вторую и третью планеты. Потом с недовольством добавил:

— Не понимаю, почему Дэйва не обрадовал такой результат! Мы же делаем огромное открытие!.. Ты не был там, когда я сообщил это? Что-нибудь случилось?

Меня всю дорогу подмывало искушение надышаться вдоволь кислородом, хотелось ощутить горлом прохладу, а этот астрономишка жалуется на невнимание Дэйва. Вместо ответа я направил кислородную струйку из сосуда Лингу в нос, потом повернул ее себе в рот, дышал ею, пока не исчезло чувство сдавленности в груди. После этого, предварительно выключив наши аптаторы, передал распоряжение Дэйва. Но мысли Линга, очевидно, были слишком прикованы к планетам, чтобы нормально отреагировать на мое сообщение.

— Скажите, пожалуйста… У меня порядок.

— Ты ничего не понял? Речь идет о нашей жизни. Ты можешь хоть это понять? Феликс еле дышит. Марк еле передвигается. А мы все еще не закончили ориентацию корабля. Это, по-твоему, порядок?

Линг вытаращил на меня глаза. Дошло! Но он не сдавался:

— Мне очень жаль! Но не будет пользы науке, если мы доставим на Землю, пусть даже в памяти «мозга», сообщение о том, как мы агонизировали, — для этого не обязательно было лететь на Тау Кита. Науке нужны не вопли, науке нужны открытия! — Линг ткнул пальцем в телескоп, который в это время опять огласил кабину радостными сигналами — открыл четвертую планету. — Вот что нужно науке, а не истерика. Истерика не поможет!

От того, что Линг в общем-то прав, я рассвирепел еще больше. Я не противопоставлял то, что с нами происходит. Наука — это наука, а судьба товарищей — это судьба товарищей, как и наша собственная. Я в сердцах швырнул сосуд с шипящим кислородом астроному в лицо. Он резко отстранился и подчеркнуто спокойно — (вот оно, китайское воспитание) сказал:

— Успокойся, Грегор. Хорошо умереть — это тоже сложное дело, если нет другого выхода. Что же тут такого — умереть? Возвращайся в навигаторскую. Как только понадоблюсь, позовете. А пока…

Обсерватория снова наполнилась писком, и Линг бросился к телескопу. Я вышел в коридор, чувствуя, как грудная клетка с новой силой сжимается в густом воздухе. Благотворное воздействие кислорода чувствуется, пока дышишь кислородом. Надышаться впрок невозможно. И я несу свою грудную клетку с хрипами и болями по длинному-длинному переходу.

В навигаторской меня встретили без слов. Дэйв пристегивал Феликса ремнями к креслу. Марк и Тилл колдовали у «мозга». Им было тяжелее, чем нам, всем остальным. Они мобилизовали остатки сил, весь свой опыт, все свои знания, чтобы выполнить самую ответственную задачу: с максимально возможной точностью сориентировать «Титан» и с точностью до сотых долей секунды обеспечить его старт. «Мозг» молниеносно перерабатывал данные, вводимые в него Тиллом. Этот компьютер работал на грани, точнее на уровне самого совершенного интеллекта с умопомрачительной скоростью. Казалось, он одержим человеческими чувствами и всю работу делает с опасениями за конечный результат. Он, казалось, тоже понимал, что у него существует неумолимый враг — время. И потому сигнальные огоньки на пультах управления мелькали лихорадочно быстро. Вот когда мы почувствовали, что значит бег времени! Если раньше секунды тянулись, ползли как улитки, то теперь они проносились стремительно, будто хотели как можно больше навредить, напакостить нам; будто понимали, что с ними уходит наша жизнь.

— Внимание! Внимание! — голос Тилла звучал в тишине корабля с каким-то безнадежным спокойствием. — …восемь… девять…

Я смотрю на Дэйва. Он замер, придерживая Феликса и не успев пристегнуть его в кресле. В ответ на мой удивленный взгляд, он сдвинул плечи, словно хотел сказать, что не понимает, почему я не понимаю. Сейчас самое ответственное дело в руках Тилла — провести предстартовую коррекцию ориентации корабля. Все остальные члены экипажа обязаны буквально замереть в креслах. Вот почему Дэйв одной рукой придерживал Феликса, а другой схватил меня за рукав, прижимая к креслу. Пристегиваться — на это уже не оставалось времени.

— …три… два… пуск!

Неимоверная тяжесть повалила нас, кого на пол, кого прижала в кресле. Легкие, и без того измученные высоким давлением и высокой концентрацией углекислого газа, прямо-таки выключились: ни выдохнуть, ни вдохнуть. Координатная сетка на экране, с кружочком посредине, завибрировала, задергалась; точка на ней скользнула наискосок…

Мы перестали экономить кислород. Тилл распорядился уложить Феликса в гибернатор. В эту минуту Марк издал странный звук — не поймешь хрип или смешок. Мы все разом посмотрели на него — что это с ним? Глаза расширены, сплошные зрачки. Лицо превратилось в безвольную маску. Похоже — обморок. На Земле, потеряв сознание, человек падает, а здесь, в невесомости, это выглядит ужасно: взор неподижен, руки безвольно парят на весу. Мы растерялись. Дэйв засуетился, сунул обморочного Феликса мне в руки, а сам бросился к Марку:

— Эй, Марк! Марк! Ты меня слышишь? — Дэйв схватил Марка за руку, нащупал пульс.

— Живой! — наконец-то произнес Дэйв. — Мне показалось, что все, конец…

— Друзья, время у нас на исходе, — сказал Тилл. — Надо Марка и Феликса уложить в гибернатор. Раздумывать некогда.

Эту операцию мы с Дэйвом осуществили довольно быстро. Дэйв проверил датчики, показатели кардиограмм, наличие сомнифера в пробирках, словом — все, что положено в таких случаях, что обязаны делать врачи. Но врачи продолжают пребывать в гибернации. Так было решено, когда, оценив техническое состояние «Титана» после метеоритного «нападения», мы пришли к выводу: биогенераторы повреждены основательно, ремонт собственными силами невозможен. Надо было ограничить количество потребителей аварийного кислорода. Посчитали — на этом этапе полета, в сложившейся ситуации, можно обойтись без врачебного обслуживания, если учесть, что элементарному медицинскому обслуживанию обучены все члены экипажа и экспедиции…

— Все готово! — сказал Дэйв.

— Воздух здесь тяжеловат, — заметил я.

— Регенерация воздуха в гибернаторах автоматическая, — пояснил Дэйв. — Как только загерметизируем двери, воздух оздоровится в течение тридцати секунд. Одновременно включается сомнифер.

Толстенные двери гибернатора закрылись бесшумно. Дэйв по прибору проверил герметизацию. Я посмотрел в смотровое окошко: два бледных лица неподвижно белели в призрачном голубоватом свете. Дэйв включил экран биологических показателей усыпляемых. К счастью, все было в норме.

— Я подежурю, ты возвращайся к Тиллу, — сказал Дэйв. Я знал, что после герметизации гибернатора, проверки приборов, вынесенных в коридор, надо было четверть часа держать гибернатор под наблюдением. На всякий случай.

Возвращаясь в навигаторскую по длинному переходу, я думал о том, какой умница Дэйв — все умеет, все знает. А что умею я, кроме шатания по кораблю? Конечно, я, как никто из пассажиров корабля, разбираюсь в «камешках», умею с первого взгляда определить геологическую структуру местности, безошибочно «прочитывать» спектральный анализ веществ, короче — я неплохой геолог, говорю об этом без ложной скромности… Но какой в этом прок сейчас?.. И зачем надо было вытаскивать меня из гибернатора? Спал бы себе до сих пор, как спит, например, Мишель… Впрочем, есть две причины, по которым меня вывели из гибернации: первая — понадобился бодрствующий Тен Линг. На орбите вокруг Тау астроному есть чем заниматься. Вторая — если уж «разбудили» Линга, то попутно подняли и меня. В этом неудобство двухместных гибернационных кабин…

Ох, как хочется волшебства — вдруг оказаться на Земле и считать, что реальность — кошмарный сон!.. Терзаюсь. А что толку в терзаньях? Терпи, а там будь что будет. Всему свой конец…

Конец был.

Гораздо ближе, чем я мог ожидать. Войдя в дверь навигационной, увидел, что Роберт Тилл без сознания. Вызываю по аптатору Дэйва и Линга. Отвечает один Дэйв.

— Ступай за Лингом, — встревоженно крикнул Дэйв, — а я бегу в навигационную.

Как он может бежать? Точно так же, как и я. Я плыл по проходу, отталкиваясь руками, ногами от пола, от стен и потолка, стараясь уберечься от столкновения с твердыми предметами… Вот так. Из строя выходим поодиночке. Впадаем в обморочное состояние, становимся бесполезными на корабле, и нас надо срочно спасать. А корабль живет своей собственной жизнью. «Викинг» встретил меня негромким разноголосым хором генераторов, щелчками автоматов, периодическими посвистываниями клапанов, попискиваниями сигналов… В другое время эта «песня» внушала бы спокойствие, уверенность. Сейчас меня тревожили дурные предчувствия. Деловитыми голосами своих многочисленных механизмов «Викинг» меня предупреждал: ты погибнешь. Задохнешься. С последними киловаттами ядерных батарей наступит и мой конец. Нас поглотит вечная тишина. Нас скупает бесконечный, не нарушаемый покой межзвездного пространства. Вы, люди, с такой любовью создававшие нас, превратитесь в молекулы, разложитесь на атомы, а ваше создание станет вашей могилой в просторах Вселенной…

Вот такие веселые мысли обуревали меня, когда я вошел в обсерваторию и увидел маленькое, худое тело Линга, парящее в воздухе. Компьютер телескопа мигал огоньками, попискивал, лихорадочно сообщал тому, кто не мог его слышать, какие-то данные… Я подхватил Линга Тена и почувствовал, что он вздрогнул. Посмотрел на меня замутненным взглядом:

— Пятая… — прошептал он, — очень большая масса…

— Ты молодец, Тен! — с этими словами я начал осторожно извлекать астронома из обсерватории, заставленной множеством приборов и небольших контейнеров. Автоматика телескопа продолжала напористо выдавать данные, которые никого не могут обрадовать. Тен закрыл глаза и обмяк. Пятясь, я вышел, придерживая Тена, в коридор и долго еще слышал постепенно затихающий рапорт телескопа…

Здесь, в этом месте, мои воспоминания начинают мешаться. Мы с Дэйвом, единственные, остающиеся в строю, пребывали в растерянности: что делать в первую очередь — нести Линга и Тилла в гибернатор? Тогда пострадает программа коррекции «Титана». До следующего вмешательства навигатора, как видно по сигнализатору, остается четыре минуты. За это время мы не успеем управиться с гибернатором. Могут ли Тилл и Линг подождать минут двадцать, пока навигационная автоматика выдаст нам очередную паузу? Дэйв смотрит на таблограмму: такая пауза наступит через семнадцать минут и продлится двадцать девять минут… Мы привязали Линга и Тилла к креслам, вдохнули в них кислорода, сами подышали. Дэйв сидел у центрального пульта, напряженно вглядывался в показания многочисленных приборов, больших и маленьких экранов. Иногда он поручал мне включить ту или иную кнопку, передвинуть рычажок на соседних, вспомогательных пультах. Помнится, я даже помогал Дэйву делать какие-то расчеты на компьютере… Дэйв сорвал с себя комбинезон — его прикосновение к телу раздражало. Посоветовал мне сделать то же. Мы работали в изматывающем темпе, понимая, что нам больше не на что и не на кого надеяться.

Помню, как мы несли Тилла и Линга в гибернацию, как боялись что-либо упустить… Возвращаясь обратно, остановились у пустующей кабины, и Дэйв вопросительно посмотрел на меня, мол, может, останешься, пока я, Дэйв, доведу до конца программу коррекции? Я отрицательно мотнул головой. Нас — только двое, мы должны помогать друг другу, то есть, я — Дэйву…

Ощущения притупились. Одолевало равнодушие, и я понимал эту опасность. Дэйв сделал мне и себе очередные инъекции. Они действовали как-то странно, притом — избирательно. Эмоции притуплялись, способность мыслить просветлялась. На наших лицах появлялись бессмысленные блуждающие улыбки, мы подбадривали друг друга, приникали к экранам, на которых мелькали цифры и знаки главных корабельных систем. Мы обращали все свое внимание на навигационные. Для других нас уже не хватало.

Время от времени Дэйв с автоматической скоростью прохаживался длинными, точными пальцами по клавишам компьютера, и это, помню, всегда меня поражало: как можно в таких условиях сохранять быстроту и четкость движений!

Если бы в это время кто-нибудь мог наблюдать за «Титаном» со стороны, он бы видел такую картину: на фоне черного звездного небосвода, затопляемый ярким светом Тау, висит огромный дискообразный корабль. Он абсолютно неподвижен и лишь иногда плавно разворачивается на какой-то градус, на доли градуса в одном из пространственных измерений…

Внутри корабля все выглядело менее масштабно: просторная навигаторская и в ней — два маленьких, по корабельным масштабам, человечка, которые, выбиваясь из сил, пичкая себя уколами, суетятся у пультов управления. В моей памяти это, видимо, не очень продолжительное время, отложилось круговоротом тяжелого самочувствия, сменяемого всплесками бодрости (после инъекций), мельканием экранов, напряженными расчетами, провалами в полуобморок. Думаю, что сознание Дэйва было более ясным, иначе он не смог бы в один из моментов моего прояснения огорошить меня радостным:

— Получилось! Ур-ра! Грегор, получилось!

Это значило, что станция вышла в расчетную точку и сориентирована для старта в обратном направлении, что все последующие навигационные операции пройдут в автоматическом режиме, а у нас есть время залечь в нашу гибернационную берлогу, в которой мы будем спать целую вечность. Кабина, в которую ложатся «замыкающие», оборудована с таким расчетом, чтобы двое, оставив все системы корабля в автоматическом режиме, смогли без посторонней помощи приготовить себя к длительному сну.

— Удалось, Грегор… — и поскольку он повторял это не знаю сколько раз, я понял, как мало сам он верил в удачный исход. Я слышал его будто во сне, мною овладел расслабляющий покой. И точно во сне, мы двигались по переходу в гибернаторский отсек, я — впереди, Дэйв — за мной.

— Теперь спать, Дэйв… — говорил я через силу, — спать.

И последнее, что запомнилось: я с чувством громадного облегчения ложусь в удобное кресло, аккуратно, не торопясь, пристегиваюсь, помогаю Дэйву укладывать датчики… Потом наблюдаю, как он сам устраивается. Вздыхает с чувством человека, выполнившего непосильную работу. У его правой руки, на невысокой подставочке, смонтирован небольшой пульт с двумя или тремя кнопками. С их помощью он включит постоянное освещение, сомнифер и блок температурного режима.

— Грегор, проснись! — сквозь сон я ощущаю шлепки по щеке. Тормошение за плечи. — Просыпайся, Грегор!

Просыпаюсь и попутно отмечаю, что, в отличие от предыдущего пробуждения, нынешнее далось легко.

— Как ты себя чувствуешь? Дыши глубже! Включаю вибромассаж!

Узнаю голос Дэйва. По ногам, по спине и плечам расходятся массажные пассы вибратора. В мышцах с ощущением наплывающего тепла исчезает свинцовая неподвижность. Открываю глаза. Дэйв. Он решительно срывает с меня датчики, отключает какие-то приборы.

— Ремни сам отстегнешь? Вот и хорошо… Угадай, где мы находимся? Ладно, скажу: дома! На Земле! Мы приводнились, только не знаем еще, где именно. К нам, наверное, уже спешат спасатели. Скоро будут стучать в люки…

Невозмутимый Дэйв был непривычно возбужден. Приподнято возбужден. Замечаю, что нас покачивает, притом покачивает хорошо, если иметь в виду, что покачивать такую махину, как наш «Викинг», — дело не простое.

— Чувствуешь, каков зефир? Океаном пахнет! Рыбой и водорослями!

Пока ничего, кроме тяжести притяжения, я не чувствую.

— Дыши, дыши глубже! Это наш родной, целебный воздух. Не из баллонов, не из генератора, а самый что ни на есть натуральный!

Дэйв распахнул дверь кабины пошире, и я встал на неустойчивые ноги.

Земля-матушка! Надо достаточно долго поболтаться в дальнем Космосе, чтобы по-настоящему глубоко осознать, что это такое — матушка Земля. Не было, наверное, дня, чтобы я не вспоминал о ней. Межзвездный мрак; авария, из-за которой «Титан» отклонился от расчетной орбиты… Сумасшедшие часы перед обратным стартом, когда мы остались только с Дэйвом… И вот теперь — Земля! Разумом понимаю, что это великое чудо, что мы вернулись, а сердце почему-то молчит. Земля! Все! Больше ни в какой космос… Если будет одолевать профессиональное любопытство, буду перебирать «камешки» и на Земле…

Выходим в коридор. Приятно почувствовать под ногами устойчивую палубу, ступать твердо, не болтаться пушинкой в искусственном воздухе…

— Идем в кают-компанию, Грегор! — весело болтает Дэйв, — сейчас наладим связь, услышим родные голоса землян.

В коридоре столкнулись с Марком и Феликсом. Марк, болезненно бледный, с тенями под глазами, ведет себя как один из нас, а пора бы вспомнить о своем командирстве. Толкаем друг друга в плечи, в груди, в подтянутые животы. Хохочем. Просто так, точно безмозглые. Обнимаемся. Марк начинает петь древний воинственный марш, мы подхватываем мелодию, слов не знаем. Прыгаем, изображаем нечто вроде дикарского танца и медленно продвигаемся в сторону кают-компании. На нашем пути оказался Тен, и мы смели его, как бурный поток смывает соломинку. Ему не оставалось ничего другого, как стать частичкой гогочущей толпы, которая при своей малочисленности сумела устроить в узком коридоре настоящее столпотворение. Так, хохоча, гримасничая и толкаясь, мы ввалились в кают-компанию. Просторное помещение словно образумило нас, и мы — все сразу — выдохлись. Поя под нашими ногами покачивался; истощенными телами, растренированными мышцами все мы вдруг ощутили весомость земного притяжения и дружно опустились в кресла. Марк нажал на кнопку, вмонтированную на подлокотнике. На панорамном экране возникло волнующееся море. И небо над ним, затянутое темными тучами…

Такое море любили изображать древние маринисты. Похоже выглядели на холстах художника и сцены всемирного потопа: огромные волны с пенными гривами под напором яростного ветра вздымаются к штормовым тучам: пространство между морем и тучами затянуто рваными клочьями тумана. Картины выдержаны в мрачных тонах. Преобладают серые, зеленые, синие и черные цвета…

Буйство неукротимой стихии, развернутой во весь огромный экран, завораживало и радовало: вот она, наша Земля, наш дом!

— Волны! Тучи! — орал Дэйв. — Смотрите, какой шторм! Потрясающе! Нет, вы только посмотрите, что творится!

Наша радость невыразима. Эти прекрасные волны! Этот прекрасный ветер! Земля!

— Правда, нас немного покачивает, — усмехнулся Тилл, — но мы так соскучились по Земле, что готовы считать шторм просто свежей погодкой.

Марк поднялся с кресла:

— Феликс, Роберт — со мной в кабину связи. Будем связываться с наземными службами. Они о нас, вероятно, давно забыли… Все остальные могут наблюдать шторм…

— Все? — Феликс оглядел присутствующих. — Нас не хватает!

Марк остановился в дверях. Было заметно, что его что-то встревожило. Посвящать в свою тревогу кого-нибудь из нас он не торопился:

— Дэйв, узнай, где остальные… Феликс и Роберт, идемте.

В отсеке гибернаторов мы увидели Андрея и Такуру. Они разговаривали около открытой двери своей кабины. Соседняя кабина оставалась загерметизированной. Марк остановился у смотрового окошка и заглянул в гибернатор. Он велел Феликсу не останавливаться. Здесь управятся без него, а ему лучше наладить телерадиосвязь с внешним миром. Марк передвинул рычаг запирающего устройства, толкнул дверь. Она не поддавалась. Не открылась дверь и во втором гибернаторе.

— Дэйв, попытайтесь открыть вторую кабину… — Марк дергал за ручку двери, включал и выключал автоматику, — этого еще не хватало!.. Тилл, подойдите в кабину связи. Если есть отклик, сообщите в Медицинский центр, — у нас проблемы.

Дверь неожиданно открылась сама по себе, и Марк исчез в кабинке. Я подумал, что гибернатор — не такое уж совершенство, как об этом трубили на весь мир его создатели. Дверь, у которой колдовал Дэйв, и не думала уступать, хотя он уговаривал ее проникновенно и настойчиво:

— Ну, открывайся, впусти нас… Откройся, очень прошу, — уговаривал Дэйв, одновременно проверяя автоматический запор…

В сумеречном свете кабинки с трудом, но все же можно было различить силуэты спящих астронавтов. Процесс пробуждения должен был начаться сразу же после приземления, когда анализаторы качества внешней среды подают на автоматику разрешающий сигнал. То ли он не прошел сюда, то ли другая причина, с этим разберутся специалисты… Я направился в кабину связи, там, возможно, уже полным ходом идут переговоры.

Тилл в наушниках сидел у пульта связи. Акустическая система заполняла кабину сильнейшими радиопомехами и треском электрических разрядов. Тилл лихорадочно вертел регуляторы настройки. Ни единого звука, кроме помех.

— Видите, мало шестибалльного шторма, так еще и гроза на подходе, пожаловался Тилл. — Эфир насыщен электричеством…

Словно для подтверждения слов Тилла, за стенами корабля послышались раскаты грома.

— Марк требует срочно связаться с Медицинским центром, — говорю Тиллу, как будто Тилл сам не знает, что это действительно срочно.

— А что я могу сделать?! — взрывается Тилл. — Ты слышишь, что творится в эфире? Если не втянуть антенну, может и нас шарахнуть. Может аппарат сжечь… Да мало ли чего можно ожидать от такой грозы! Будем включаться на короткое время.

Феликс выключил аппаратуру — и сразу наступила тишина. За стенами, приглушенная изоляцией, слышалась буря.

— Марк открыл одну кабину, — говорю, — по-видимому, что-то серьезное. Надо срочно докричаться до Медицинского центра.

Феликс снова включил аппаратуру, и в кабину тут же ворвался грохот бури.

— Я — «Викинг»! Я — «Викинг»! — Тилл слал в эфир наши позывные в надежде, что кто-нибудь отзовется. Отзывались только сатанинские силы разгулявшейся стихии. Тилл озабоченно захватил в горсть свою бороду, переминая ее пальцами. Этот непроизвольный жест вдруг натолкнул меня на чудовищную догадку, настолько чудовищную, что я немедленно отогнал ее от себя…

— Ну, что будем делать?

Феликс пожал плечами:

— А что делать? Если подолгу торчать в эфире, нас рано или поздно накроет, даже при отключенной антенне. А без антенны, да еще при таком эфире…

— Будем рисковать. Иначе нельзя… Включай, — Тилл взялся за наушники. — Попробую еще приподнять антенну.

Шум атмосферных помех, раздираемый разрядами молний, усилился. Феликс закусил губу.

— Что же могло с ними случиться?

— Я — «Викинг»!.. Я — «Викинг»!.. Прием!..

— Ты о чем? — спрашиваю Феликса.

— О ребятах… Что с ними, собственно говоря? — Феликс старался перекричать акустический шум в кабине. — Мы ведь так удачно приземлились, да и проснулись нормально.

— Скоро все выяснится… Но Марк встревожен, а он по пустякам не тревожится…

— Я — «Викинг»!.. Я — «Викинг»!.. Прием! — Тилл жестом показал Феликсу приглушить акустику. В кабине стало тише, но мы с Феликсом слышали, что творится в наушниках Тилла. Бедный Тилл! Так можно и оглохнуть.

В паузе Тилл попросил Феликса увеличить мощность на антенну.

— А грозовые разряды? Риск увеличится!

— Ладно, включай! — махнул рукой Тилл.

— «Я — «Викинг»!.. Я — «Викинг»!.. Прием!.. — Тилл щелкнул выключателем и повернулся к Феликсу: — Сколько?

— Четыреста киловатт.

— Добавь на усилитель.

— Но ты из-за разрядов ничего не услышишь!

— Давай максимальную! — закричал Тилл. Его нервы, похоже, начали сдавать. Треск в наушниках. Глухо на приеме. Буря в эфире и на море. Раскачивание корабля… Все это раздражало.

Из акустических аппаратов вырвался такой треск и грохот, что нам с Феликсом впору было зажать уши. Но напрасно мы силились услышать отзыв. А Тилл упрям. Минуты две подряд, если не больше, он изводил нас, и себя, конечно, адским шумом.

— Что здесь, оглохли?! — недоумевал он. — Мало того, что наше возвращение проворонили, да еще и не отзываются! Феликс, давай шестьсот!

— Ты с ума сошел! — воскликнул Феликс.

— Я — «Викинг»!.. Я — «Викинг»!..

Удар был такой силы, что вздрогнул корабль. Я почувствовал это ногами, стоя на полу и опершись плечом о переборку. Кабина осветилась легким призрачным сиянием. Тилл отлетел, прикрыв лицо руками. Из радиопередатчика потянулся дым с едким запахом изоляции. Горящей изоляции. Феликс тоже упал.

В коридоре послышались шаги бегущих:

— Что произошло?

Тилл тряс головой, словно пытался вытрясти из нее пепел.

— Вот так нас встречает родная Земля! — ответил радист, дергая голову руками.

— Не беда! — сказал Дэйв. Он прибежал одним из первых, — главное, никто всерьез не пострадал.

— Радиопередатчик разрушен! — сказал Тилл.

— У нас есть резервный.

— П-п-ока продолжается буря и гроза, не советую пробовать! — это сказал Феликс, держась, как и Тилл, обеими руками за голову и поднимаясь с пола.

— Что ж, подождем, ребятки. Гроза через час-другой закончится. Линг обследовал обстановку на местности радиолокатором. Спешу вас обрадовать: наши сони проснулись! — Дэйв был весел. Сообщенная Дэйвом новость — хорошая новость.

— Что же там с гибернаторами?

— Пока не могу сказать. Все механизмы и компьютеры работают нормально. Очень быстро пришел в себя доктор. Проснулся, как будто уснул на часок после обеда… Он считает, что если не произошло временного, не известного науке эффекта, то он отказывается объяснить, почему мы все так легко проснулись и адаптировались к силе притяжения.

— По правде говоря, меня тоже кое-что смутило, — заметил я, — в окрестностях Тау мы очень трудно выходили из гибернации. А сейчас неизмеримо легче. Так, словно действительно спали ночь, а утром проснулись.

В кают-компании все расселись в уютных креслах. Доктор обработал Феликсу небольшие ожоги на руках. Корабль раскачивало так, что пол, как говорится, ходил ходуном. Шторм разыгрался всерьез и надолго. Кое-кого — и меня в том числе посетила «морская болезнь». Доктор вручил каждому баллончики ярко-голубого цвета с приятно пахнущей, освежающей газовой смесью. Стоило вдохнуть — ощущение приятной расслабленности овладевало тобой, улетучивалось дискомфортное чувство подташнивания.

— Нужно бы развернуть корабль, чтобы волны били в другой борт, предложил Андрей, — а то мы как на «американской горке».

— Как ты думаешь это сделать? — Марк повернулся к Андрею. «Викинг»- не морская посудина. Мы обречены болтаться по воле волн.

— Но мы можем уйти отсюда! Можем оставить зону шторма! — воскликнул Андрей. — Это всего лишь несколько сотен километров… У «Викинга» четыре группы двигателей ориентации. Одна из них расположена над уровнем воды. Если включать ее двигатели таким образом, чтобы они толкали нас в одном направлении, мы будем двигаться, как морская посудина, если воспользоваться выражением Марка…

— Неплохая мысль, — сказал Марк. — Возможно, мы ею воспользуемся, если придется оставлять «Викинг» по аварийному варианту…

Я откинулся на мягкую спинку кресла и предался вольному течению своих мыслей. Думалось обо всем: о детстве, о близких, о Лене… Сбоку и позади меня сидели Дэйв, Амар, Валентин, Мишель и Синг. Все, кроме Дэйва, «долгоспящие». Когда мы вышли на орбиту вокруг Тау Кита, они оставались в гибернаторах. До сих пор они знали об этом по отрывочным разговорам, теперь, как я понял из вопросов, задаваемых Дэйву, «пострадавшие» требовали «компенсации», то есть подробной информации обо всем, что прошло мимо их сознания. Без такой информации они чувствовали себя неполноценными членами экспедиции.

Марк хмурился, поглаживая курчавую бородку точно так же, как это делал Тилл. Прежняя догадка, о которой мне не хотелось думать, расстроила меня. Физиономии моих спутников мало-помалу обрели привычное выражение озабоченности…

За долгие годы путешествия мы обросли бородами, волосы на голове рассыпались по плечам. Гибернация, как мы знаем, процентов на 70 замедляет течение биохимических процессов в организме, но не устраняет их полностью, ибо это было бы смертью. Значит, продолжается и рост волос…

— …а потом Грегор принес Линга Тена из обсерватории в бессознательном состоянии, — слышался за моей спиной рассказ Дэйва…

— Минуточку, Дэйв, — в это время Линг подошел и прервал их беседу. — Грегор, (я повернулся к ним лицом), Грегор, когда ты зашел в обсерваторию, вспомни, аппаратура работала?

— Помню, работала интенсивно, в то время как ты без признаков жизни порхал по кабине.

Астроном решительными шагами направился к выходу.

— А что случилось?

— Я же не смотрел еще записи автоматического наблюдения, которое велось уже без меня, — сказал Линг, на секунду задерживаясь в дверях, — там наверняка есть что-нибудь интересное!

Качка вроде бы поутихла, или мы, благодаря голубым баллончикам, перестали обращать на нее внимание. Экраны обзорных телевизоров подтвердили, что шторм утихает: волны выглядят не такими яростными, а небо стало выше, посветлело.

— А Линг был прав, — заметил Амар, — шторм уходит. Может, скоро и солнышко объявится?

Тилл вдруг спохватился и сорвался с места:

— Феликс, нас ждет радиоаппаратура! А человечество ждет великих вестей… А мы ждем освобождения от этого чертового «Викинга»!

Феликс нехотя поднялся, проворчав, что у Тилла есть штатный помощник — Синг. Синг тут же поднялся с кресла и молча отправился в кабину связи. Чувствовалось, что людьми начинает овладевать нетерпение, а где нетерпение, там и нервозность.

По установленному порядку мы не должны покидать «Викинг», нас должна принимать служба возвращения, которая принимает космических путешественников с соблюдением правил предосторожности, устанавливает срок пребывания в карантине, обследует корабль. Служба готовится к приему, получив сигнал с корабля-матки, когда он выходит на околосолнечную орбиту. В нашем случае по неизвестной пока причине общепринятый порядок отправления и приема космических кораблей нарушен. Мы не знаем, кто дал команду «Викингу» стартовать с «Титана». Как правило, это делается по команде с Земли. Но тогда почему никто не вышел на связь с нами, когда мы вернулись на Землю? Как нас могли потерять? Где спасательные корабли?..

Примерно так же, как и я, размышляли остальные участники экспедиции. Мы не знали, что и думать. Смутные догадки тревожили меня, но я, повторяю, гнал их от себя прочь.

Кают-компания вдруг озарилась ярким светом. Он шел с широкого телеэкрана, — на нем отразилось яркое голубое небо и солнце, которое то ли приближалось к горизонту, то ли удалялось от него. Явление солнца на экране вызвало бурю ликования. Мы обрадовались ему, как спасителю.

— Теперь нас найдут очень быстро! — воскликнул Мишель Марсе, чьи опухшие подглазья говорили о проблемах с адаптацией в условиях земного притяжения. Но он сам врач и знает, что и как.

— Друзья, кто скажет — сейчас утро или вечер? По солнцу пока не поймешь, — спросил Вэл Тоно. Часы на стене кают-компании показывали половину десятого.

— Наши часы показывают собственное время «Викинга». Посмотрим, в какую сторону движется солнце, тогда и поймем, — сказал Марк, озабоченно глядя на экран.

Минут через десять мы уже знали, что надо готовиться к ужину. Солнце тянулось к горизонту, его лучи приобретали багровый оттенок. Мимо кают-компании по коридору с шумом прошла группа Тилла. Радисты несли в свою кабину резервную радиоаппаратуру.

— Когда будете готовы? — спросил вдогонку Марк.

— Через четверть часа! — ответили радисты чуть ли не хором.

Вокруг загалдели. Истосковавшиеся по Земле люди начали посвящать друг друга в такие частности, как очередность в радиопереговорах с близкими: один вызовет родителей, другой — брата-близнеца в Киеве, третий — сестру в Бизерте… Только мы с Марком сидели молча. Мои родители умерли давно, сестер или братьев у меня не было… Была бы Лена жива…

— Вас ждет все человечество! — подал голос Марк, — меня больше некому ждать. Я человек в семейном плане одинокий, но не будем делать из этого драму, а, Грегор? Кстати, Грегор, как ты собираешься воспользоваться своим отпуском? У нас будет уйма времени, полгода. Не махнуть ли нам куда-нибудь в Полинезию? А если не привлекают южные пляжи, можно отправиться в горы, к примеру — в чилийские Анды…

Марк обвел нас повеселевшим взглядом. И вдруг его лицо вытянулось, будто он сделал неприятное открытие:

— Господи, что у вас за вид?! Вы только посмотрите на себя в зеркало — небритые, немытые… От вас за милю разит космическим потом. И в таком виде вы хотите предстать перед землянами? Что они подумают о вашем командире? М-да… Даю вам полчаса, чтобы помыться, постричься, побриться. Исполняйте!

— Марк, у меня появились кое-какие подозрения, — я встал.

Марк вопросительно посмотрел на меня:

— Говори!

Я замялся. Может, подождать с подозрениями? Амар подтолкнул меня к двери:

— Когда решишься, подойдешь к Марку и все ему выложишь. А сейчас бегом в душевую.

— Ладно, это не к спеху, — сказал я и отправился вслед за остальными. Моя тревога нарастала. А почему, собственно, не к спеху? Я остановился в раздумье. Потом повернулся и подошел к Марку.

— Марк, ты обратил внимание на наши бороды?

— Потому и приказал всем привести себя в порядок.

— Но я имею в виду другое!

— Что же ты имеешь в виду?

— А то, что даже если у каждого человека борода растет со своей собственной скоростью, у одного быстрее, у другого медленнее, разница в длине бород не может быть такой большой. Мы с тобой, как только вышли из гибернации на орбите возле Тау Кита, побрились, так?

— Ну, побрились, — согласился Марк.

— Ты помнишь, какой длины были наши бороды, когда мы их сбривали? Они были намного длиннее, чем сейчас. А ведь времени на полет к Тау Кита и возвращение оттуда ушло поровну. Так? Посмотри на бороды тех, кто продолжал гибернацию на орбите вокруг Тау. Посмотри на бороду Андрея. У них бороды одинаковой длины, потому что Андрей хоть и бодрствовал, но не хотел побриться…

— Ты думаешь, что на обратный путь у нас ушло меньше времени? И как ты это объясняешь?

— На обратный путь у нас ушло не просто меньше времени, а совсем немного… Ты думаешь, что это укладывается в теорию и практику астронавтики?

— Разумеется, не думаю, — возразил Марк, — пока мы летели к Тау Кита, Солнечная система не летела вслед за нами. Расстояния между звездными системами стабильны. И если мы вернулись намного раньше, значит, прилетели не на Землю… Так?

— Выходит, так.

Марк задумался. Внимательно посмотрел на экран:

— Черт побери! Значит, к горизонту сейчас катится не солнце, а звезда Тау! И то, что радисты не могут выйти на связь, лишь подтверждает это. Околоземный эфир насыщен радиоволнами, и никакая гроза, никакое атмосферное электричество не заглушает их, не может заглушить. Тилл же не наткнулся ни на одну волну. Не может быть, чтобы все радиопередатчики на Земле замолчали одновременно и надолго. Я думаю, что нам поможет прояснить ситуацию Тен Линг… Иди брейся, мойся, а я иду в обсерваторию.

Я не помню, как я брился, как регулировал струю в душевой кабинке. Не помню, потому что все делалось автоматически, на уровне подсознания. В голове звенело одно: мы не вернулись на Землю! Мы приводнились на другой планете!.. Когда я вернулся в кают-компанию, там все были в сборе. Выражение лиц у всех похоронное. Все глаза устремлены на Марка. Марк сидел на своем командирском кресле и невидящим взглядом сверлил экран, на котором ходили волны неземного моря…

Чувствовалось, что молчание затянулось после того, как Марк проинформировал членов экипажа и экспедиции о сюрпризе, который нам преподнесла судьба. Я вглядывался в знакомые лица, боясь увидеть на них страх, отчаяние, сумасшествие…

Ничего такого не было. Чтобы одним словом определить, как же восприняли мои спутники обескураживающее сообщение Марка, я выбрал бы это слово: отрешенность…

Иного и не могло быть. Когда перед каждым из нас на Земле стоял безмолвный вопрос: знаете ли вы, с каким риском связан этот полет? — Все мы думали одинаково. Мы заранее были готовы к любому исходу, хотя в глубине души каждый из нас хранил понятную уверенность — все будет хорошо.

— Друзья мои, еще раз прошу вас сохранять самообладание, мужество. Пока бьются наши сердца, будем бороться за жизнь — это как минимум; за возвращение на Землю — как максимум.

Мы должны проанализировать информацию всех систем нашего корабля. Много мы ждем от нашего астронома. Инженерная служба должна всесторонне оценить состояние «Викинга». Медики пусть приложат все усилия к тому, чтобы все мы сохранили возможность бороться за жизнь в неизвестном мире.

Четырьмя часами позже мы снова собрались в кают-компании. Теперь нас не узнать: новенькие комбинезоны, все коротко подстрижены, чисто выбриты, словом, ухожены, как выпускники лицея. За это время каждый из нас провел инвентаризацию своего хозяйства или порученного участка. Если обнаруживались серьезные неполадки, рекомендовалось сообщать о них только Марку, а уж он решит, как распорядиться информацией. Он призвал нас к жесткой самодисциплине, потому как ошибка одного может повлечь серьезные последствия для всех. Нас может спасти только взаимовыручка, готовность к самопожертвованию и постоянное стремление искать выход из очень непростой ситуации. Коллектив у нас маленький. Мы можем победить, если будем жить по принципу, сформулированному русскими: один за всех, все за одного. Будущее не сулило нам ничего, кроме все новых испытаний.

Рубка компьютерного центра, его в обиходе мы называем «мозгом», открылась, и в кают-компанию вошли Марк, Тилл, Дэйв и Тен Линг. Командир, штурман, главный инженер, руководитель научной группы. Они выглядели выглаженными и подтянутыми. Как только они вошли, Андрей отрапортовал, что весь коллектив в сборе. Мы стояли, как полагается в таких случаях, по стойке смирно.

— Благодарю, прошу садиться!

Это было непривычно — соблюдать подобные формальности, но если они призваны проникаться чувством ответственности и серьезностью положения, я — за. Марк объявил наше собрание открытым по повестке дня: оценка нашего положения и определение наших возможностей. Слово предоставляется Дэвиду Броку.

Дэйв казался смущенным:

— Я думаю, что каждому из нас хочется понять, как мы вместо Земли оказались на неизвестной планете… Что показала проверка реализации программы, заложенной в «мозг»? Впрочем, я забегаю несколько вперед. Очевидно, не обойтись без предыстории. Как вы уже знаете, на подлете к звезде Тау Кита наш «Титан» попал в метеоритный поток. Из множества попаданий несколько оказались очень серьезными. Был, в частности, серьезно поврежден воздухообменник биогенератора. Последние часы мы смогли продержаться благодаря запасом кислорода. В аварийном порядке была составлена программа возвращения на Землю с таким расчетом, чтобы экипаж, члены экспедиции прошли дегибернацию в условиях земной атмосферы. Не исключался и вариант перехвата «Викинга» на земной орбите, когда спасатели налаживают ремонт биогенератора…

В программу «мозга» были заложены расчеты околоземной гравитации. Реализация этой программы включалась после отделения «Викинга» от «Титана» автоматически…

Мы слушали Дэйва с нескрываемым удивлением. Непревзойденный балагур, сейчас он представлял собой образец лектора-формалиста, начетчика, не слишком озабоченного тем, как его воспринимает аудитория. Подумалось, что едва ли стоит подчинять нашу жизнь формальностям. Коллектив у нас маленький, одна семья. Заметно, что грозящая нам беда сплачивает нас. Надо ли в таком случае возвращаться к «табели о рангах»? Она обезличивает и сковывает. Это же ясно, и Марк должен бы учесть это.

…но когда откорректированная программа была введена в «мозг» и последние бодрствующие астронавты — я и Грегор — перешли в гибернатор, «Титан» получил новое повреждение, в результате которого связь оперативного Центра фотонной ракеты с «мозгом» начала допускать ошибки. Возможно, это повреждение было получено раньше, в том же метеоритном потоке, который вывел из строя биогенератор, но не проявило себя раньше и осталось не обнаруженным. Когда навигационная система «Титана» начала работать по программе возвращения, возросли нагрузки по всем параметрам. В «мозг» «Викинга» поступил дефектный импульс, расшифрованный как команда на старт нашего корабля, связанная с окончанием работы «Титана». Но этому противоречили данные атомных часов. «Мозг» пытался устранить противоречия, включив программу «проверки согласованности». Безрезультатно. Две недели ушло на проверку точности хода часов. «Мозг» запросил информацию в оперативном центре «Титана». Была осуществлена параллельная проверка всех расчетов, заложенных в компьютерные блоки как «центра», так «мозга». Так прошел еще месяц. «Мозг» начал последовательную проверку всех систем «Викинга». В программе гравиметра было обнаружено два импульса, один из которых соответствовал характеристике импульса команды «старт».

Гравиметр допускает от 8 до 15 процентов приближения в определении массы планеты. В условиях Солнечной системы это не создает каких-либо проблем, поскольку лишь Венера по массе сравнима с Землей. Отличие не превышает 20 процентов, остальные планеты или значительно больше, или меньше…

— Масса Венеры составляет 80.5 процента от земной! — перебил докладчика Тен Линг.

— Все верно, — я округляю. Важно что эта величина входит в границы приближения. Так вот, гравиметр выдал два импульса и, поскольку величины обеих не превышали рамок приближения, они прошли фильтр. Другими словами, гравиметр сообщил о наличии двух планет с массой, точнее с массами, близкими к земной. Орбита одной из них находилась между звездой Тау и орбитой «Титана». Ее масса превышает земную на 12,2 процента. Орбита второй планеты пролегает с внешней стороны по отношению к орбите «Титана», и ее масса меньше земной на 9.3 процента… Верно, Тен Линг? «Мозг» «Викинга» зафиксировал их как массу Земли… Когда оперативный центр фотонной ракеты послал в «мозг» сигнал об окончании действий по программе, хотя другие показатели этому противоречили, в частности, показатель времени, «мозг» не смог сразу разрешить эту несогласованность. К тому же в его память одновременно поступили данные гравиметра о двух планетах типа Земли. К этому времени в программе «мозга», в его памяти, уже имелись сигналы о разрушении двух емкостей с горючим — горючее испарилось… В таких условиях автоматически включается блок «жизнеобеспечения» «Викинга». Не устранив противоречий в программе, «мозг» принял решение о самосохранении. «Титан» был сориентирован для старта «Викинга» в направлении одной из двух планет, чьи параметры были расшифрованы как земные. Естественно, была выбрана планета на внешней орбите. На торможение при посадке расходовалось меньше горючего, дефицит которого уже был зафиксирован в памяти «мозга». Автоматика «Викинга» рассчитала оптимальный режим посадки — и мы оказались здесь. На околопланетной орбите «Викинг» сделал три с половиной оборота…

Дэйв сделал паузу, возможно, для того, чтобы аудитория смогла «переварить» полученную информацию.

— В утешение должен заметить, что «мозг» нашего корабля сделал неплохой выбор. Все данные, которыми снабдили нас многочисленные анализаторы в блоках предварительного контроля, говорят о близком сходстве с земными условиями. Настолько близком, что мы до сих пор не можем поверить, что за стенами корабля — не Земля.

Марк обвел хмурым начальственным взглядом наши лица и предложил Дэйву подробнее рассказать о планете. Дэйв кивнул головой и откашлялся:

— Наша планета несколько меньше Земли. Показатели земного веса для нас, например, здесь будут на 6–7 килограммов меньше. Длительность суток, состав атмосферы, температура соответствуют летним земным показателям… Не понимаю, Марк, почему ты стал цепляться за формальности? — вдруг, без всякого перехода, начал жаловаться Дэйв. Все, о чем я здесь говорю, известно каждому. Нам же больше не о чем говорить, когда мы общаемся, а общаться приходится ежеминутно и ежечасно. Ты понимаешь, Марк, нам ни к чему формализм!.. Мы оказались в критическом положении, мы, мягко говоря, потрясены. Но мы живы! И не исключено, что живы, благодаря ошибке навигационной аппаратуры… Что было бы, если бы гравиметр не нашел эту планету с земными условиями? Вы чувствуете, какой прекрасный здесь воздух?..

— Дэйв совершенно прав! — выкрикнул Андрей. — Здесь, очевидно, достаточно воды и воздуха. Здесь мы можем жить! Найдется, наверное, и материк, где мы сможем сойти на берег и даже отремонтировать «Викинг»…

— Похоже, здесь мы найдем и жизнь, возможно, высокоорганизованную, — сказал Амар.

— Друзья, а ведь нашей главной целью было найти именно такую планету! — включился в перепалку Феликс — Я не удивлюсь, если мы встретим здесь целое стадо разумных существ…

— И они тут же отремонтируют наш «Викинг» в одной из лучших мастерских по ремонту космической техники! — ехидно заметил Марк, совсем не по начальственному включаясь в разговор, скатившийся на неформальную дорогу.

— Не будьте идеалистами — продолжал Марк. — У «Викинга» слишком серьезные повреждения. А здешние аборигены, если они есть, не настолько цивилизованны, чтобы встретить нас букетами цветов и приемной комиссией. Нам надо всерьез подумать о том, как привести в порядок наш корабль… Боюсь, задача не из простых.

— Я еще не представляю, как мы будем ремонтироваться, но мы управимся наверняка, — заявил Андрей, — у меня такое чувство.

— У нас, почти у всех, за исключением Амара и Тена Линга, есть вторые профессии — механиков, — воскликнул Валентин. — Мы управимся. Мы так залатаем нашего старичка «Викинга». что его на Земле не узнают. С другой стороны, и с этим надо согласиться, лучше оказаться здесь, чем болтаться где-то в космосе живыми трупами в гибернаторах.

— Вы упускаете одно обстоятельство: все наше снаряжение, инструменты, ремонтные материалы остались на «Титане», который остался на орбите.

Мы были ошеломлены. Никто не подумал, что наше снаряжение осталось на фотонной ракете. На «Викинге» нам ничто не угрожает, но как только истощатся наши резервы, придется перебираться на сушу, где нас ждут условия жизни первобытных людей, но без их опыта.

Валентин не сдавался:

— Мы изготовим инструменты, — сказал он, не очень, правда, убежденно. — Короче, что-нибудь придумаем. У нас не остается ничего другого. В противном случае, смерть на неизвестной планете. Меня такая перспектива не устраивает. Я желаю любой ценой вернуться домой. Если мы все проникнемся таким желанием, выход будет найден!

— Дорогой доктор, — с долей сарказма улыбнулся Марк, — я могу поверить, что ты, вооружившись скальпелем, способен напасть и убить тигра. Но что ты будешь делать с мириадами микробов и вирусов? Они накинутся на нас, как только мы оставим корабль. Мы погибнем, прежде чем вы, медики, что-нибудь придумаете.

— Это наша забота, — возразил малоразговорчивый Мишель, — тебе, старый астронавт, следовало бы знать, что такое полиинтерферон.

Мне показалось, что многие вдруг настроились против Марка. Его осторожность воспринимается как трусость и неверие, а каждому хотелось бы, чтобы командир безоговорочно поддерживал именно его идею. Не собирается ли наш дружный коллектив сместить Марка с должности и выбрать нового командира? Мне было бы жаль Марка, он человек толковый и справедливый. Он тоже почувствовал внутреннее напряжение в людях, и в его глазах появилась обеспокоенность. Что это, бунт команды корабля против капитана? Это было бы самой большой глупостью в нашем положении, когда все силы, все нервы надо сосредоточить на поиске выхода из тупиковой ситуации.

— Значит, вы считаете, что у нас еще есть надежда? — спросил Марк, и мне показалось, что в его тоне прозвучал подвох. — Грегор, вы тоже верите? — он повернулся ко мне.

— А почему бы и не поверить, Марк? — я старался говорить как можно спокойнее. — У нашей планеты основные данные сходны с земными, во всяком случае, существенных различий мы не замечали. Масса, объем, скорость вращения вокруг собственной оси, атмосфера, температуры… все для нас подходит. Остальные вопросы преждевременны. Планету надо хорошенько обследовать. И лишь после этого строить конкретные планы.

— Значит, сомневающихся нет? — Марк прошелся по нашим лицам новым, я бы сказал, посветлевшим взглядом. — Это очень важно для судьбы нашей экспедиции… Она будет зависеть от того, как мы сможем управиться с ремонтом. На этот счет есть различные мнения. А вот какие у нас возможности, пусть скажет Такура.

Такура Омичи, которого мы привыкли видеть тенью Дэйва, был немногословен.

— На «Викинге» мы имеем небольшую мастерскую. Ремонтно-профилактическую. Она достаточна, чтобы отремонтировать мелкие повреждения. Мы располагаем в мастерской электрической печью. Она пострадала от удара метеорита. Неисправность будет устранена без особых сложностей. Помещение мастерской сейчас частично затоплено водой. Для его ремонта корабль надо вывести на сушу. Я сказал, что печь отремонтировать легко. В смысле технологии — легко. А времени на это понадобится много. Пострадала обмотка, но мы сможем воспользоваться обмоткой с некоторых электроприборов без ущерба для корабля и основных задач нашей экспедиции. Как только мы отремонтируем печь, мы сможем изготовить необходимые инструменты… В районе второй и третьей цистерн биогенератора повреждена обшивка. Площадь повреждений — около шести квадратных метров. Определить объем работы можно будет только на суше.

— С энергетикой проблемы есть?

— Установки для электролиза в хорошем состоянии, воды здесь, как мы успели убедиться, в избытке. Конечно, получение горючего, как и ремонтные работы, потребует немало времени…

— О, дефицита времени не предвидится, — заверил Марк. — Его у нас будет предостаточно. Теперь для общего сведения: состояние нашего компьютерного центра, или «мозга» — удовлетворительное. Вызывают серьезное беспокойство данные, заложенные в «мозг», точнее — в его навигационную программа обсерваторией. Тен Лингу предстоит кропотливая работа: проверить записи приборов, анализ данных по здешним планетам… Признаюсь честно, до сих пор не укладывается в голове, каким образом «мозг» смог выдать команду на посадку. Это на грани фантастики и чуда. Или имело место вмешательство высшей разумной силы, чему лично я не верю. И еще: поскольку расчеты данных в навигационную программу в канун нашего старта с орбиты вокруг Тау проводились, как я понимаю, в условиях жуткого дефицита времени, — верно, Дэйв? — прошу Дэйва и Грегора вернуться к ним. Проверка не повредит. Так, вопрос к радистам: устранимы ли повреждения, полученные радиоаппаратурой уже здесь, во время грозы?

— Ну, мы располагаем резервной радиостанцией, — сказал, лениво растягивая слова, Тилл, — кроме того, есть все необходимые запчасти. Если дел о срочное, мы заменим радиопередатчик.

— Что значит «срочное»? — вскинулся Марк. — Нам надо немедленно установить связь с «Титаном». Мы должны знать точно, где он… Феликс, эта резервная радиоаппаратура… она по своим возможностям аналогична той, что вышла из строя?

— Она слабее, но достаточна. Очень мощную радиоаппаратуру вы перегрузили в грузовой отсек «Титана»…

— Феликс, никаких «вы перегрузили»! Мы перегрузили, ясно? Мы перегрузили! А то кому-нибудь покажется, что в перегрузке контейнеров был злой умысел. То, что при перемещении груза с «Викинга» на «Титан» был занят Андрей, а не ты — чистая случайность. И не о чем спорить. Абсолютно за все отвечаю, несу ответственность в первую очередь я… Продолжай!

— Вся аппаратура, все приборы, смонтированные на скафандрах, в исправности. Кстати, они работают на УКВ. Радиус у них небольшой.

— Надо полагать, здесь, на этой планете, скафандры не понадобятся… Мишель — медицина и продовольствие?

— Много возни будет с воздухообменником биогенератора. Как только заработает электропечь, мы изготовим поврежденные детали. Сохранились две батареи водорослей. В условиях атмосферного воздуха мы используем резервуары поврежденных батарей для размножения водорослей. Пока восстановим их массу, придется питаться консервами. Питаться экономно.

— Это не трудно, — пробормотал Андрей.

— Консервированная пища, — продолжал Мишель, — по своим вкусовым качествам не может соревноваться с пищей, приготовленной из водорослей. Но речь идет о трех днях. За это время запасы водорослей будут восстановлены…

— Можно, я три дня поголодаю? — не унимался Андрей.

— Хорошо, — согласился Марк. — Порцию Андрея разделить между остальными.

— Ну нет, я так не согласен!

— …несколько слов о правилах поведения на неизвестной планете. Мы не знаем ничего о том, что представляют собой вирусы, микробы на здешней планете. Мы должны будем срочно взять пробы воздуха и воды, изучить микробиологическую обстановку. За две недели получим штаммы, проверим на них действие полиинтерферона; возможно, внесем коррективы в состав лекарств. До тех пор разгерметизация корабля исключается. Придется воздержаться и от высадки на берег…

— Не думаю, что мы достигнем берегов раньше этого срока, — объявил Марк.

— Вся медицинская аппаратура и запасы медикаментов находятся на корабле. Строго говоря, я не думаю, что препараты, вредные для земных возбудителей болезни, окажутся неэффективными против местных. Судя по всему, биохимическая природа организмов, если они здесь окажутся, аналогична земным… Что еще? Радиационная обстановка на корабле — в пределах нормы. Препараты против облучения на любой непредвиденный случай имеются.

— Спасибо, Мишель, твоя информация внушает нам здоровый оптимизм. Наше здоровье — под надежной защитой. Это гарантия того, что мы справимся с любыми трудностями. Мы должны быть готовы к совершенно непредвиденным ситуациям, верно? Поскольку и сама высадка на планете не была предусмотрена, мы оказались в каком-то смысле безоружными…

— Почему же в «каком-то»? Мы безоружны в прямом смысле. У нас нет вездеходов и вертолетов. Нет защитной одежды, надувных лодок, нет оборонительного оружия… Представьте себе самую фантастическую картину — она в условиях неизведанной планеты может оказаться реальной. Перед возможными опасностями мы безоружны, отсюда и необходимость предельной осторожности. Ее надо потребовать от каждого из нас и особенно от тех, кто высадится на берег… — с такими словами обратился к нам Амар. — Правда, у меня появились кое-какие соображения на этот счет, но я хотел бы над ними еще помозговать.

— Хорошо, Амар. Мы рассчитываем на тебя. Кто еще хотел бы высказаться?

— Все мы буквально поражены сходством этой планеты с Землей. В медицинском плане такое сходство позволяет надеяться на более или менее благоприятный прогноз. Но мне, как и другим, хотелось бы услышать мнения специалистов. Как объяснить такое сходство с точки зрения космогонии? — вопрос Валентина.

— Вопрос, наверное, ко мне, — сказал, вставая с места, Линг. Планетные системы есть у большинства звезд. По современным представлениям, только у трех звездных типов создаются такие условия излучения, которые делают возможным возникновение жизни. Это звезды, принадлежащие к типам F, G и ранний K. Наше Солнце по спектральной классификации однотипно с Тау Кита. Как вы помните, по этой причине, когда Совет решал вопрос о полете, была выбрана именно эта звезда, хотя есть звезды и поближе. По поручению Совета большая группа астрономов несколько лет вела основательные наблюдения за звездами, среди них был и ваш покорный слуга. В результате было высказано предположение, что в системе Тау Кита может быть планета, или планеты с земными условиями. Главная цель нашей экспедиции была сформулирована как поиск ответа на вопрос: есть ли жизнь в других звездных системах? Так что, как видите, мы отправлялись на «Титане» не вслепую, а с достаточной уверенностью найти положительный ответ. Это одна сторона дела.

Другая заключалась в обеспечении возможности возвращения экипажа на Землю в любом случае, даже если никто из его членов не останется в живых. Эту возможность гарантирует блок приборов и анализирующей аппаратуры, где главная роль принадлежит супергравиметру. Этот блок способен среди окружающих корабль небесных тел выбрать то, которое по своим показателям наиболее близко Земле. По-моему, этот замечательный блок недурно справился со своей задачей. Он отыскал не одну, а сразу две планеты с земной аналогией. При выборе одной из двух «мозг» руководствовался рекомендациями блока, но откорректировал их в связи с аварийным состоянием корабля. Уточняю — во имя нашей безопасности.

По возрасту и активности излучения звезда Тау близка к звезде Солнце. И если вокруг нее кружится рой планет, среди которых есть хотя бы одна, напоминающая Землю по таким параметрам, как масса, плотность, среднее удаление от звезды, скорость вращения вокруг собственной оси, средние температуры, то, значит, есть и другие, менее существенные сходства. Менее существенные с точки зрения космогонии, но с нашей точки — очень даже существенные, например — жизнь… Словом, «Викинг», а если быть точным — система «Титан»-«Викинг» сделала хороший выбор.

— Еще один вопрос, — не унимался Валентин, — можно ли допускать, что возникновение и развитие жизни на этой планете соответствуют земным?

— Ответ на ваш вопрос можно сформулировать так: на данной планете не может быть более развитых форм жизни, чем на Земле.

— Не слишком ли ваш ответ категоричен?

— Не слишком. Примерно с рубежа XIX–XX столетий космологи ведут поиски сигналов, извините, — радиосигналов искусственного происхождения по принципу: запрос — ответ. Передатчики большой мощности посылали к звездам импульсы-вопросы, закодированные таким образом, что для цивилизации нашего уровня, располагающей соответствующими технологиями, ни прием вопросов, ни посылка ответов не составили бы труда. До сих пор результаты зондирования Космоса радиозапросами оставались безрезультатными. Отсюда вывод: цивилизаций с достаточно высоким уровнем технологий в обозримых космических просторах нет.

— Ну а более отсталые уровни цивилизации не исключаются?

— Не исключаются. Скорее даже предполагаются. Тау — звезда, как и наше Солнце, примерно одного возраста. Планеты в их системах по возрасту такие же, хотя развитие различных форм жизни на них, вероятнее всего, находится на более низком уровне… Ты не возражаешь, Амар?

— Не возражаю, Линг. Ты говоришь общеизвестное. А чем отличается здешняя жизнь от земной, покажут наши исследования…

— Амару не терпится начать исследования хоть сейчас, — заметил Марк, — но всему свое время.

— Если уж мы здесь, — развел руками Амар, — нам сам бог велит разобраться, что к чему. Знаю одно — мы должны будем провести всесторонние исследования. Исследовать есть что. Судьба предоставила нам возможность сделать огромный шаг в познании тайн Вселенной. Для этого мы должны оставаться здесь достаточно долгое время. Я предлагаю: пусть каждый осветит свои проблемы, чтобы можно было наметить общий план исследований.

— Справедливо. Дэйв, тебе слово.

— Мой план действий построен на сугубо инженерных соображениях. Мы должны отремонтировать наш корабль. Для этого необходимы следующие условия: в окрестностях места высадки на берег должны быть металлические руды. И второе: хотя бы небольшой участок берега должен быть достаточно пологим, чтобы мы смогли вытащить «Викинг» на сушу…

Дэйв говорил так, будто речь идет не о гигантском корабле, а о прогулочной лодочке, чем вызвал реплику Валентина:

— Конечно, возьмем и вынесем!

— Правильно, — сказал Дэйв, — я скомандую, а Валентин перенесет.

Марк отметил, что настроение коллектива заметно разрядилось, напряжение рассеялось. Если к людям вернулась способность подначивать друг друга, значит, жить можно.

— И все же, Дэйв, как ты представляешь себе операцию по перетаскиванию «Викинга» на сушу?

— У нас есть достаточное количество стальных канатов. Их прочность не вызывает сомнений. Одним концом привязываем трос к лебедке в транспортном отсеке, другим — закрепляемся на берегу. В нужный момент подключаем один из двигателей коррекции. Корпус «Викинга» сооружен из прочнейшего сплава, но это не значит, что его можно тащить как попало. Будем соблюдать необходимую предосторожность…

— А если трос не выдержит? — допытывался Валентин.

— И бедный «Викинг» завалится на бок? — ехидничал Андрей.

— Тогда мы сматываем удочки и отправляемся домой! — отрезал Дэйв.

— Хватит вам пикироваться, — вмешался Марк, — мы поставлены в такие условия, когда частные вопросы и мелкие детали приходится решать по ходу дела. А для начала нам необходимо определить, подыскать наиболее подходящее место для высадки. В блоке памяти «мозга» зафиксированы данные гравиметрии и радарного обследования по орбитальному курсу корабля. Он сделал три с половиной витка, и картина нам в общем ясна. Место для приводнения «мозг» выбрал, пользуясь гравитационным эффектом, возникающим на стыке суши и моря… Но предоставим слово Лингу:

— Информацию, полученную на орбите, использовать непросто, поскольку нет исходных ориентиров. Но вот чем мы располагаем: длина экватора — 38470 километров. Погрешности плюс-минус 20 километров. Экватор пересекает два довольно больших континентальных участка и один во много раз меньший, предположительно — остров. Участки суши разделены значительными пространствами воды. У этой планеты, как и у Земли, существует магнитное поле с железорудными аномалиями, есть привычные полюса, есть запад и восток, то есть привычные навигационные ориентиры, благодаря которым, если забежать вперед, нам придется рассчитывать программу старта для возвращения на Землю. Для этого, правда, понадобится еще немало и других данных, но у нас есть все возможности получить их. Короче, уже завтра, с восходом солнца…

В этом месте Линг споткнулся о дружный смех своих слушателей и не сразу понял причину веселья. Выручил Марк:

— Не знаю, как вам, а мне это нравится. Нам предстоит перейти на «ты» в общении с этой планетой. Не в смысле глупого высокомерия, — в этом случае мы можем крепко поплатиться, а в смысле адаптации к новым условиям. Понятия «солнце», «земля», север, юг и другие пусть остаются в нашем речевом обиходе. Нам будет легче понимать друг друга, и мы будем чувствовать себя более комфортно…

— В расшифровке данных «мозга» я обозначил участки суши и моря буквами, — продолжал Тен Линг, — поскольку об их существовании мы судим пока лишь по данным приборов…

— Извини, Тен, — опять вмешался Марк, — я хочу прибегнуть к земным аналогиям. Представим себе инопланетянина, прилетевшего на Землю и обогнувшего ее по экватору. Что он видел бы? Суша — Центральная Америка; вода — Атлантический океан; суша — Центральная Африка; вода Индийский океан; суша — острова Индонезии; вода — Тихий океан… Он видел бы континенты и океаны, понятия не имея, как их называют… Прошу, Тен!

— Сейчас мы находимся примерно посреди океана А, ширина по линии пересечения 17530 километров. На западе этот океан примыкает к континенту «а» с шириной по линии пересечения 6100 километров. Затем идет океан Б — 5350 километров и за ним — континент «б» — 1290 километров. И наконец — океан В — 3600 километров, и суша «в» — 4600 километров. Восточный берег континента «в»- самая близкая к нам суша.

— Как она от нас далеко?

— В момент приводнения мы находились в 6700 километрах от нее. С тех пор мы дрейфуем, удаляясь от берега со скоростью 30 километров в час, значит, сейчас до нее не менее 8000 километров. Континент, в сторону которого мы дрейфуем, отстоит от нас на 9500 километров.

— Двигаться против дрейфа мы не можем, — заметил Дэйв, — мы не морское судно, да и никакого горючего не хватит. По грубым оценкам, у нас его достаточно. Мы можем пополнять его электролизом морской воды, но и здесь слишком высоки энергозатраты. А горючее нам понадобится, когда мы будем прощаться с этой планетой. Потому предлагаю дрейфовать к суше «а». Оно хоть и дальше, но выигрыш в энергии снимет любые возражения.

Попробуй при такой постановке вопроса спорить с Дэйвом! Он забил сразу все гвозди, не оставляя думающим иначе ни единой зацепки.

— Есть другие соображения? — спросил Марк. — Мы не знаем ничего о здешней планете. Что один континент, что другой — мы не видим различий. Если нет возражений, принимается предложение Дэйва… Еще несколько частных вопросов: суточное время на этой планете составляет 22 часа 18 минут. Если будем жить по земным часам, запутаемся. Тилл предлагает такой выход: оставим атомные часы отсчитывать земное время, — на нем построены все навигационные расчеты. Отрегулируем электрические часы в кают-компании с таким расчетом, чтобы полный оборот они делали за 22 часа 18 минут. Час окажется на четыре минуты пятнадцать секунд короче. Как нам быть с наручными часами? Оставим их в покое до возвращения на Землю.

Итак, кто чем занимается: медики занимаются здешними вирусами и микробами, а также полиинтерфероном. Сегодня это самое важное дело. Радисты меняют радиоаппаратуру и ремонтируют поврежденную. Налаживают связь с оперативным Центром «Титана». Без «Титана» мы останемся постоянными жителями этой планеты. Без него мы не сможем вернуться в Солнечную систему. Этими вопросами занимаются Синг и Тен. Амар и Грегор занимаются подготовкой к высадке на берег, намечают программу посильного исследования планеты в доступном комплексе вопросов. Техническими вопросами занимаются Дэйв и его группа. На моей ответственности — общее руководство. По особому графику расписано дежурство смен, под наблюдением которых будет продолжаться дрейф корабля. Штурман следит за строгим следованием по курсу. В необходимых случаях включаются двигатели корабля.

Марк, излагая задачи и обязанности своих подопечных, держался уверенно и предельно деловито. От мимолетной растерянности не осталось и следа. В немалой степени наша жизнь, наше будущее зависели от поведения командира.

— Если нет больше вопросов или замечаний, все свободны. Всем доброй ночи и хороших сновидений на этой планете.

Двое суток мы не сводили глаз с берега, внимательно вглядываясь в каждую деталь местности. Иногда брались за бинокли и обшаривали взглядом окрестности, в тщетной пока попытке обнаружить животных. Крупные существа не обнаруживались и в воде. Амар ловко орудовал биорадаром — и тоже безрезультатно. Но следы бурной жизни налицо: прибрежные склоны поросли густой зеленью. В прибрежной воде на глубине метра мы различаем полуразрушенные остатки коралловых образований. За тысячи лет до нашего прибытия какая-то могучая сила отвела отсюда мощное течение, на пути которого возводили кораллы свои пестрые бастионы. Течение исчезло, а вместе с ним исчезли условия для созидательной, не затихающей ни на минуту жизни кораллов. Вода потеряла свежесть, понизился уровень кислорода, планктон оскудел. Кораллы погибли, а их могучие бастионы, разрушаемые прибоем, превратились в песчаные отмели. В застойной воде уже не рождались мириады невидимых строителей, чтобы устремлять к поверхности многоцветье ветвистых подводных джунглей — жилье и могилы своих бесчисленных предков. Изменился состав воды — исчез планктон, мельчайшие живые существа, которыми питались неисчислимые стаи рыб. Вслед за мельчайшими исчезли рыбы, а уж за рыбьей мелочью неизвестно куда подевались и ее преследователи — хищники. Оборванное звено в цепи взаимозависимости живых существ привело к оскудению этих мест. Огромные морские чудища не тревожили больше их покой, ушли искать богатые живностью морские угодья, способные насытить неутолимые аппетиты…

Подводные коралловые скалы, когда-то охранявшие берега от волн морского прибоя, а затем тысячи лет сами подвергавшиеся неумолимому разрушению, вспомнили, что они как-никак стража. Они заперли спокойную лагуну от пришельцев с иной планеты.

Биорадар по-прежнему докладывал своим невозмутимым молчанием о полном отсутствии достаточно крупных животных.

«Викинг» тяжело покачивался на волнах перед коралловой отмелью. Впереди, метрах в сорока поближе к берегу, океанские валы с тупой настойчивостью шли на приступ коралловых бастионов. Выбросив пенную гриву, валы, словно потеряв последние силы, безропотно умирали, освобождая дорогу идущим вслед за ними. Но дальше им дороги не было.

Инженеры, приварив маленькую площадку и не очень надежные поручни, устроили из входного люка нечто вроде капитанского мостика. Мы с трудом размещались на нем — я, Амар и наш командир Марк. Нас удивляло, что острый, в десятки раз острее кошачьего, глаз биорадара не сигналит нам о какой-нибудь диковинной твари. Плоский, полого уходящий вверх берег порос густым лесом. Что и говорить, странное местечко! А ведь по пути сюда, во время двухнедельного перехода нас радовало изобилие вполне земных рыб и змееподобных существ, населявших пространство вокруг «Викинга». С другой стороны, нас радовала покойная голубизна лагуны. Она, судя по данным биорадара, была достаточно глубокой. Если мы сумеем пробиться через коралловый барьер, лагуна станет надежной, хорошо защищенной от волн гаванью для «Викинга».

Когда мы, подходя со стороны моря к нашей нынешней стоянке, выбирали подходящее место, обратили внимание на характер окрестностей. Прибрежная полоса поросла густым лесом. Вдали над верхушками деревьев возвышались вершины холмов. Это было все, что мы знали о земле, которую нельзя было назвать ни враждебной, ни гостеприимной. Наш обзор был весьма я весьма ограничен, и сколько бы мы ни смотрели, больше, чем видим сейчас, не увидим ни завтра, ни послезавтра.

— Для того, чтобы обживать эту лагуну, мы должны хорошенько обследовать окрестности в радиусе хотя бы километров пятьдесят. Этот заливчик представляется идеальным местом — пойдемте в кают-компанию, еще раз обсудим, как быть.

В кают-компании нас ждал Марсе:

— У меня, Марк, неутешительные вести для тебя. Ты не можешь отправляться на берег.

— А в чем дело?

— Твоя иммунная система еще не окрепла как следует.

— У меня всегда был достаточно сильный иммунитет!

— К сожалению, сильный иммунитет не дается раз и навсегда. Ты в последние годы дважды отправлялся в межпланетные рейсы. Дважды тебя накачивали полиинтерфероном. В таких случаях иммунная система восстанавливается медленно.

— А как остальные? — недовольно спросил Марк.

— Так же, за исключением Амара и Грегора… Подождем несколько дней. Если все останется без изменений, добавим витаминотерапию.

— Но мы не можем отпустить Амара и Грегора без третьего человека!

— Но и рисковать нельзя! — Мишель Марсе всем своим видом дал понять, что он неумолим. — У нас достаточно времени, чтобы все делать по правилам!

Амар не скрывал отчаяния:

— Марк, я думаю, формальностями можно пренебречь, а? Вирусо — и микробиологическая обстановка вокруг «Викинга» спокойная, ведь ты не отрицаешь этого, Мишель! Это же глупо — еще целую неделю рассматривать берег из корабельного люка. Чего мы боимся?

— Амар, я тебя понимаю, но дать разрешение на высадку не могу. Это не формальности… Какие формальности, когда речь идет о безопасности людей! Да, здесь все в норме, но кто знает, что ждет вас в километре от берега?

— Именно это мы и попытаемся узнать! Марк!

— Я сам это не могу решить. Давайте соберемся и поговорим. Эта терра инкогнита, подозреваю, не так проста, как выглядит. Мы не можем всего предусмотреть, и тут Мишель прав.

Странно, коллектив не поддержал командира. Командир остался в меньшинстве. Амар сумел убедить в своей правоте:

— …были бы у нас вертолеты или вездеходы, у нас не было бы проблем. Но их нет! Так что, сворачивать из-за этого исследовательскую программу? Мы с Грегором обсуждали этот вопрос. По всему видно, здесь должны быть реки, большие и маленькие. Возвращаться к морю из глубины материка, а это не такая уж и глубина, мы сможем и на плоту. Деревьев, сами видите, здесь достаточно.

Для перехода с корабля на берег через лагуну Амар предложил использовать космические скафандры. При этом надо следить за количеством воздуха в скафандре. Его не должно быть ни излишне много, ни слишком мало, а ровно столько, чтобы обеспечить нормальную плавучесть. С оружием, необходимым для самообороны, было еще хуже: медики предложили нам хирургические скальпели, в какой-то подсобке нашли садовую пилу с мелкими зубьями. И скальпели, и, тем более, пила могли считаться оружием только в глазах человека, обладающего хорошим чувством юмора. Дэйв предложил прибавить к нашему снаряжению еще и по два баллона с кислородом. На их редукторы Такура насадил по короткому отрезку трубки. Если открыть вентиль и направить газовую струю в глаз нападающего, можно добиться хорошего эффекта. Это оружие понравилось всем, его существенный недостаток — большой вес.

Андрей, любитель подводного плавания, прочитал нам вполне толковую лекцию о плавании в скафандрах. Он полагал, что существенного различия между гидроскафандром и космическим нет. Главное — приспособиться:

— Если воздуха в скафандре будет слишком много, вас выбросит на поверхность, где вам нелегко будет передвигаться. Если же воздуха будет недостаточно, вы опуститесь на дно, погрузитесь в ил, — ила тут видимо-невидимо…

Я и не предполагал, что в нашем маленьком коллективе столько инструкторов. Казалось, в каждом сидит по два инструктора и все объясняют что-нибудь эдакое, что может нам пригодиться. Было ясно, что любой из наших спутников пошел бы вместе с нами, или вместо нас. Зависть — дама с характером.

— Отправляетесь завтра с утра, — подытожил Марк. — Феликс, Синг, ваше место будет у биорадаров. Осмотрите каждый камень на берегу. Радиосвязь не прерывать больше, чем на три минуты.

Боялся ли я предстоящей вылазки? Нет. Мною владело лихорадочное состояние, какое всегда возникает перед рискованным начинанием. Рано утром в громоздких скафандрах мм стояли на крохотной площадке «капитанского мостика». В наушниках что-то бубнил обесцвеченный голос Марка:

— Будьте внимательны сразу же после погружения. Не манипулируйте воздухом — если вас выбросит на поверхность под кораблем, рискуете нарушить герметизацию. Сразу же отходите от корпуса.

Широкие, зеленоватые валы лениво накатывались на полупогруженный корпус «Викинга». На вопрос Тилла: «Вы готовы?» Амар ответил, что все в порядке.

— Я иду первым, — сказал Амар. Он неуклюже перелез через поручни и не вошел, не прыгнул в воду, а завалился, плюхнулся, подняв веер брызг. Вслед за Амаром, когда он скрылся в толще воды, шагнул и я. Волна словно бросилась мне навстречу. Толчок был чувствительным. Опускаясь, я увидел, как воздушные пузырьки потянулись вверх перед моим иллюминатором. Ноги погрузились в мягкое илистое дно, серая муть облаком окутала меня с головой. Я вспомнил совет Андрея по такому случаю: прибавить немного воздуха. Я нажал ручку регулятора и почувствовал, как воздух обжимает мое тело. Я стоял на твердом грунте и ничего не видел. Непроницаемая пелена отрезала меня от Амара, от «Викинга», предоставила мне возможность проверить, могу ли я спокойно искать выход в критической ситуации. Спокойно, говорю себе. Поднес левую руку к иллюминатору — вот она, кнопка подачи воздуха в скафандр. Указательным пальцем правой нажимаю на нее и чувствую, что скафандр становится просторнее, невесомее. Главное — дозировать подачу воздуха так, чтобы меня не швыряло вверх и не тянуло ко дну. Жаль, Амар не видит меня со стороны. Это зрелище: силуэт неуклюжего существа, похожего на медведя, который топчется на месте, вздымая все новые и новые тучи ила. Я пытаюсь резкими движениями подняться наверх, но то, что легко удается пловцу в плавках, никак не выходит у меня. Добавляю еще воздуха — твердый грунт ушел из-под ног, стараюсь сохранить равновесие, пытаюсь плыть. Вообще-то я неплохой пловец. Конечно, глядя на меня сейчас, этому никто не поверил бы, но пусть неверующий попробует одеть тяжелый космический скафандр и порезвиться в мутной толще воды! Кажется, что-то получается. Завеса вокруг меня стала немного прозрачнее. Включаю фонарик, вмонтированный в шлем. В узкой полоске света полупрозрачная завеса превращается в стену — я отказываюсь от услуг фонарика. Кажется, понемногу продвигаюсь. Начинаю различать камни на дне. Добавляю воздуха — самую малость — и еще немного приподнимаюсь над заиленным дном…

— Грегор, ты меня слышишь? Отзывайся! — голос Амара прошуршал в наушниках. — Почему молчишь, Грегор?

Занятый барахтаньем, я, по-видимому, не обращал внимания на зов Амара:

— Я тебя слышу, Амар! Плохо, но слышу! Я тут никак не выберусь из ила! — к этому времени, правда, я выбрался, потому что облако висело в воде в десятке метров от меня. — А ты меня видишь?

— Не вижу, — ответил Амар. — А корпус «Викинга» видишь?

Я посмотрел вверх:

— Вижу, он прямо надо мной, но я не могу определить, в какой стороне лагуна.

В наш разговор вмешался Андрей:

— Одну минуточку, мы вас сориентируем гидролокатором!

Жду их указаний и рассматриваю дно. Белесый слой ила лежит шиферными складками, повторяющими движение волн на поверхности моря. Кое-где из ила выпираются обломки скал. Чахлые кустики водорослей колышутся, подчиняясь покачиванию морской толщи. Не видно ни рыб, ни других животных.

— Мы вас зафиксировали. Вы буквально в десятке метров друг от друга. Грегор, начинай движение! — скомандовал Андрей.

— Куда?

— Все равно, куда, — ответил Андрей, — мы поправим!

— Понимаю! — я начинаю плавно двигаться в сторону, которая кажется мне светлее.

— Стоп! Грегор, развернись на 180 градусов!

Разворачиваюсь и плыву по-черепашьи. Приспосабливаюсь. Впереди появляется неясный силуэт Амара. Он парит, слегка шевеля руками, чуть выше меня. Пузырьки воздуха бегут у него откуда-то из-под шеи. Увидев меня, он приветливо помахал рукой, а я еще добавил воздуха, чтобы выйти на один уровень.

— Хорошо! — сказал Феликс, — Грегор, плыви по этому же курсу прямо на лагуну… Чуть левее, градусов на двадцать!

— Спасибо, — говорю. — Амар, как самочувствие?

— В норме, — отвечает Амар. — Будем двигаться на этой глубине. Постараемся не терять друг друга из поля зрения.

Дно стало более бугристым, обломки скал — покрупнее. Словно в тумане, показался крутой обрыв кораллового барьера, окутываемый облачками сероватой мути, возникающими из-за движения воды у рифов.

— Надо подниматься повыше! — говорю своему спутнику.

— Поднимемся, — согласился Амар, — только без добавочного воздуха. Мы добились нулевой плавучести. Это то, что нужно…

Энергично работая руками и ногами, я чересчур увлекся и едва не выскочил на поверхность воды. Здесь, перед рифом, качка была сильнее.

— Ты добавил воздуха? — спросил Амар. — Слишком быстро пошел вверх!

— Нет, не добавлял… Не рассчитал силу движения.

— Надо немножко стравить воздух, — сказал Амар, — давление воды уменьшилось, и соответственно возросла подъемная сила. Перед рифом надо быть крайне осторожным, видишь, торчат кораллы… Можно напороться! — говорит Амар. — Чувствуешь, нас тянет на риф! Чувствуешь, какое тут течение?

— Ребята, — говорит Феликс, и его голос еле слышен, — вы перед самым рифом. Проплывите немного по течению, выберите Подходящее место для преодоления барьера, чтобы вас не бросало о камни! Понимаете, что я имею в виду?

— Понимаем! — ответил Амар, вглядываясь в гребень барьера, вокруг которого прямо-таки закипала зеленоватая вода. — Поищем, где гребень пониже!

Если смотришь снизу, поверхность моря отсвечивает серебром. Она покрыта мелкой рябью, в ней лопаются пузырьки воздуха, и вся она полощется, как простыня на ветру. Поближе к рифу простыня эта рвется в клочья, мелко пузырится.

— Вот здесь лучше всего, — говорит Амар, — надо поддуть скафандры!

Гребень барьера здесь понижался, — то ли волнами выбило, то ли червячки-строители не достроили. Во всяком случае, между рифом и поверхностью моря просвет был достаточный.

— Будем входить ногами вперед, — сказал Амар, — если швырнет, ногам не страшно!

Когда мы медленно втянулись в этот своеобразный проход, нас подхватило течение. Я всем своим телом чувствовал сквозь скафандр мускулистые струи воды, подталкивающие меня со всех сторон, и только следил, чтобы не налететь на острые выступы камней. Я чувствовал себя Гулливером, в которого вцепились сотни маленьких цепких рук, чтобы тащить его вперед без передышки…

Потом наступила тишина. Бурунный шум воды остался позади. Я разыскал взглядом Амара. Мы, как пестрые поплавки, покачивались на зыбкой поверхности залива.

— Все в порядке! — крикнул Амар в переговорный аппарат. — Мы в лагуне!

— Молодцы! — послышался голос Марка. — Будете пересекать лагуну запомните строение дна, глубину, детали прибрежных отмелей… Счастливо!

Мы медленно плыли к берегу. Через каждые десять-пятнадцать метров поочередно ныряли, изучая рельеф морского дна. До берега было метров триста. Глубина лагуны местами достигала 15–18 метров. В толще воды изредка появлялись червеподобные существа, которые падали на дно при попытке прикоснуться к ним. У самого дна шныряли мелкие невзрачные рыбешки… Лагуна не изобиловала жизнью. Амар, как биолог, должен бы попристальнее всматриваться в здешних животных, но он почти не обращал на них внимания. Возможно, отложил на потом, а сейчас главное пересечь лагуну и выбраться на берег неведомой земли. Допускаю, что наше любопытство притуплялось будничным сходством этого мира с земным.

По мере приближения к берегу глубина лагуны заметно уменьшалась. В чистой воде хорошо просматривалось дно, в основном песчаное, с редкими куртинками водорослей. А вот и отмель. Я попробовал встать на ноги. С трудом выпрямился под непосильной тяжестью скафандра. Он так давил на плечи, что нельзя было устоять. Да еще эти баллоны с кислородом!

Мы добрели до песчаного откоса и повалились набок, растянулись на песке.

— Невозможная тяжесть!

— Чего же ты хочешь? — сказал Амар, — наши мышцы еще не восстановились, да и кровообращение не нормализовалось после длительной гибернации.

— Не представляю, как можно передвигаться в скафандрах по земле! Это ведь одежда для невесомости!

— Даже в воде она не позволяет свободы движений, — согласился Амар.

На «Викинге» нас, очевидно, подслушивали постоянно, потому что Марк сразу подключился к разговору:

— Парни, оставляем этот вопрос на ваше усмотрение. Если скафандры не годятся для передвижения, снимайте их. Оставьте на берегу.

Мы помогли друг другу снять скафандры. Остались в легких трико, которые входят в скафандровый комплект. Амар хлопнул себя по бедрам:

— То слишком много было, а теперь совсем мало осталось… — бурчал Амар. — Мы не можем отправиться босиком!.. Слышишь, Марк? Мы не сможем босиком идти, — израним ноги на первом же километре!

— Я понял, — ответил Марк. — Одну минутку, мы тут посоветуемся! Прошла минута или две. В гидрошлемах снова прозвучал его голос: Амар, Грегор! Попытайтесь отделить от скафандров сапоги. Вид у них не весьма элегантный, зато прочные. И не забудьте аптаторы! Аптаторы не забудьте!

Минут через двадцать мы были готовы продолжить наше путешествие. Как мы теперь выглядели? Умора! Массивные сапоги на худых ногах; лямки от скафандров крест-накрест опоясывают наши худые плечи; с обоих боков на поясах болтаются кислородные баллоны… Тот еще видик! Нас, видно, рассматривали в бинокли, потому что, спрашивая нас об удобствах экипировки, Марк с трудом подавлял смех:

— Обмундирование на вас производит впечатление очень практичного. Примерно в радиусе пяти километров от вас биолокатор не зафиксировал ничего подозрительного. Существа размером с жука, мышь, курицу не в счет.

Хруст прибрежной гальки под нашими сапогами громко отдавался в тишине. Тишина была такая давящая, что мы с Амаром перешли на полушепот. Солнце припекало не слишком, с моря доносился приглушенный шум прибоя у рифовых скал. Среди песка и гальки иногда встречались ракушки. За первой Амар наклонился с воодушевлением исследователя, следующую переступил с равнодушием обывателя: таких и на Земле полно.