Возвращение клана. Том 2

Глава 3

Стареющий мужчина-чародей, с тамгой Юсуповых на значке прикреплённом к лацкану пиджака, улыбаясь подошёл к остановке городского пассажирского паровика и приподнял шляпу увидев импозантную женщину в возрасте так же дожидавшуюся машины.

— Марина Петровна! Доброго утречка, какая чудесная встреча! — воскликнул он, уважительно приподнимая свою шляпу. — Как дела у ваших воспитанников? Как сами?

— Ах… Всё замечательно Леонид Юрьевич, — ответила дама, поправляя свою официальную накидку-пелерину, которая выдавала в ней школьную учительницу и добро улыбнулась подошедшему чародею в отставке. — И вам доброго утра! Сегодня Митенька наконец-то решил сделать предложение своей Клаве, а мои ученицы, очень стараются! Они и раньше были умничками, но после того, как Ефимовы профинансировали нашу школу они ни на своём ученическом собрании решили, что будут сами подтягивать отстающих, чтобы мы могли соревноваться за вымпел районного муниципалитета нашей второй платформы.

— Отрадно слышать о подобных стремлениях среди подрастающего поколения, — кивнул чародей своей знакомой. — Но как вы сами? Мы же уже не молодые…

— Да потихоньку, Леонид Юрьевич, — мягко ответила женщина. — Спина мучает, да и ноги болят в последнее время. Но я до сих пор хорошо помню, как один красивый молодой мужчина-чародей, спас одну маленькую девочку от похожего на кошку чудовища более сорока лет назад…

— Вы мне льстите, Марина Петровна, — покачал головой собеседник. — Хотя, если так подумать, столько лет прошло.

— Да…

— Доброе утро Марина Петровна! — наперебой поздоровалась стайка девчушек лет одиннадцати-двенадцати в школьной форме и с рюкзачками на плечах, которые быстро заполнили всё пространство остановки укрываясь под навесом от мелкого дождя, проникающего через световые окна в платформах и грязных потоков воды стекающих с верхних уровней полиса.

— И вам доброе утро девочки! — ответила женщина с лаской во взгляде посмотрев на своих учениц.

А вот чародей с тамгой Юсуповых на лацкане пиджака, в это время смотрел не на детей, а на молодую женщину с чёрными как смоль волосами завязанными в тугой высокий хвост, кутающуюся в мужское длинное плащ-пальто которое ей было явно не по размерам. Придерживая как-то не естественно вздутые бока своей верхней одежды, она как и все поспешила укрыться от льющейся на голову воды под навесом остановки, так что находящимся внутри людям пришлось потесниться.

Что-то в этой женщине… Некая нервозность, показалась чародею в отставке очень подозрительной. Конечно, мало ли какие житейские проблемы, могли могли тяготить женщину-простеца, проживающую на втором уровне, но всё же, Леонид Юрьевич хоть уже как десять лет уволился со службы, он всё же оставался обученным клановым чародеем, так что некоторая здоровая паранойя всегда оставалась неотъемлемой частью его натуры.

Так что, он разговаривая со своей старой знакомой, всё равно продолжал следить за подозрительной незнакомкой краем глаза. А когда к остановке подъехал и так забитый людьми паровик и женщина в пальто как-то резко побледнев, деревянной походкой поистратилась в самом начале только формирующейся очереди. Мужчина откровенно напрягся…

В следующий же момент, двери паровика с шипением открылись…

— За мир настоящих людей! — срывающимся голосом закричала незнакомка, одновременно что-то резко выдернув из под полы своего плаща. — Пер Социализму…

И тут же громыхнул страшный взрыв. В последний момент перед этим, Леонид Юрьевич успел сложить печати и активировать простую защитную сферу, прикрывая как себя, так и часть скопившихся на остановке людей. Ибо, ни на что другое у него просто не хватило бы времени…

Однако, купол живицы, поставленный впопыхах, да ещё и пересекавший как конструкции остановки, так и тела впереди стоявших людей, тут же разбился не в силах противостоять как взрывной волне, так и несомой ею волне поражающих элементов в виде мелко нарезанных арматурных прутьев.

На скамеечке в парке, на четвертной платформе в районе Замоскворечных Воробьёвых Гор, с самого утра под мелким моросящим дождичком сидел неприметный молодой человек одетый в студенческую форму КМПУ. Он действительно раньше учился в Княжеском Московском Полисном Университете на факультете естественных наук и первые два года, даже числился среди отличников и подающих. Однако…

Студенческое братство, это такое сообщество свободных душ, которое на самом деле гнобит тех, кто действительно хочет учиться, но при этом, не пытается влиться в его нестройные ряды. Кто знает, как там на самом деле было у чародеев в их Академиях, но в общеполисных учреждениях правила были просты: «Ты либо „Как все“, ну или хотя бы в „большой группе“, либо ты изгой!»

А учитывая студенческие вольности, дарованные высшим учебным заведениям ещё сто лет назад, статус «Изгоя», означал что ты почти бесправен и как бы ты хорошо не учился, ни один студенческий комитет не заступится за тебя, если вдруг возникнут какие-нибудь проблемы. Ну и конечно же, подобная участь не обошла стороной и Федота сына Григорьева приехавшего в Полис учиться из посада Нижний Подканальский.

Не сразу распробовав на вкус городскую жизнь, но уже осуществив свою мечту и поступив учиться в самый настоящий городской университет, он с головой погрузился в науки. И очнулся, только когда вначале третьего курса, столкнувшись с целым ворохом административных препонов возникших в результате того, что он как вольноучащийся, заранее не позаботился о том, кто теперь будет представлять его интересы перед ректоратом. Тогда же, к нему и подошли ребята из студенческой ячейки Правошинельников давно и успешно шифрующихся под алхимический клуб, доходчиво и просто объяснив, что больше так как живёт сейчас Москва — жить нельзя.

Конечно они были не единственные, подходили к нему и другие представители движений «Социализмус Примум», а так же Владимировцы, пытаясь объяснить свои идеи всеобщего равенства и другие группы противоположенного спектра… Особой тайны из их идеологической направленности практически никто не делал. Но вот как-то для такого простого посадского парня как он, сама только базовая идея Правошей, что он как «настоящий человек» от рождения не наделённый особыми «чародейскими» силами, лучше чем любой из одарённых, глубоко запала в душу. А затем уже когда он думал над этим, одна только мысль о том, что почти монстры, захватив власть над человечеством, пользуются всеми привилегиями жизни в Полисах, в то время как такие как он и его семья, его посад, вынуждены просто прозябать и кормить всех этих бездельников. Одно только упоминание об этой несправедливости нынче приводило парня в неописуемую ярость.

Политика — настоящий бич студенческих сообществ в крупных нечародейских учебных заведений Москвы, где большинство молодых абитуриентов просто не согласно мириться с какой либо «несправедливостью», а неокрепшие умы легко принимают любые новые идеи… И будучи юношами и девушками со взором горящим и пылающим сердцем в груди, а потому вполне естественно, что мысли о возможности вершить будущее уже сегодня, бороться с несправедливостью и быть причастным к чему-то великому, привлекала студентов куда как больше нежели скучные лекции и гранит науки об который вполне можно обломать себе все зубы.

В итоге этот метафизически-социальный монстр, переживал и Федота сына Григорьева, подарив ему новую мечту и смыл жизни. Его более не интересовала учебная программа, оценки скатились до общего удовлетворительного уровня, потому как вместо того, чтобы зубрить сухие учебники и конспекты, парень с основательностью крепкого посадского хозяйственника, посвятил всего себя борьбе, плечом к плечу с его новыми новые друзьями за идеалы чистоты людской расы и мечты Патрициев-основателей движения. Ни на секунду даже не задумавшись о том, что сам он вообще-то даже не является гражданином Москвы.

Стачки, студенческие забастовки и тайные собрания партийных ячеек. Пьянки, гулянки и идейная девочка Люся из Московского Архитектурного Колледжа для благородных девиц которая отныне скрашивала его серые будни и планировала после неприметной Победы, когда Патриции, Консулы и Легаты наградят их всех по заслугам, создать вместе с ним крепкую ячейку «нового общества». Ну и конечно же пьяные разговоры о том, какое оно будет, то самое лучшее будущее… Всё это настолько увлекло посадского парня, что для него стало настоящим шоком когда неделю назад, его вызвали в ректорат и вручили на руки уведомления об отчислении в связи с неуспеваемостью, а так же о выселении из общежития.

Благо, что старшие товарищи из движения, не нарушили своего слова и действительно помогли Федоту в трудную минуту. И пусть, теперь он жил в небольшой однокомнатной квартире на самом дне, где помимо него ютилось ещё девять активистов младшего ранга, то были уже мелочи, потому как он мог продолжать свою борьбу, да и прекрасная Люся всё так же ему благоволила, не смотря на изменившийся статус.

Впрочем, всё это привело в результате сегодня на эту самую скамейку… В груди у него, боязливо трепетало не такое не такое уж и пылкое в этот момент сердце, а сам он в некой прострации смотрел на два перевязанных бечёвкой вощёных бумажных свёртка, лежавших у него на коленях, которые судорожно сжимали его дрожащие вспотевшие руки.

То были две алхимические бомбы с роторно-электрическим запалом, которые сегодня утром вручил ему Центурион их ячейки, со словами, что время для настоящей борьбы наконец-то наступило! И его заданием было подорвать их на одной из прогулочных «Сахарных» улочек четвёртого уровня, неподалёку от Десятого Армейского Кадетского Корпуса. В этом месте, будущие офицеры обычно устраивали свидания с девушками, да и вообще обычно днём и вечером крутилось множество зажиточного народа. Который из-за своего высокого социального статуса, даже будучи простецами, в Полисе обладал множеством «привилегий», а потому рассматривался движением Правошинельников не как возможные союзники, а как потенциальные враги и реакционеры.

Впрочем не кровь и жертвы не пугали молодого человека. Во всяком случае, он хотел бы так думать… Федот не был дураком и понимал, что не запачкав руки — революцию не совершить. Однако, пусть он даже, как и все, бил себя кулаком в грудь на собрании четыре дня назад, вызываясь добровольцем мстить за погибшего от рук «Кремлёвских собак» Московского Легата движения… Он всё же в тайне надеялся на то, что исполнителем в итоге станет кто-нибудь другой. И был шокирован, когда центурион выбрал именно его, да ещё и так скоро!

Вновь тяжело вздохнув, Федот, посмотрел на небо через световое окно пятого уровня, примерно прикинул сколько сейчас времени и собравшись с мужеством, твёрдо кивнул сам себе, мысленно сказав: «Пора!» После чего встал, чуть не упав на вдруг ставших ватными ногах, но всё-же выправился и медленно зашагал в сторону улицы Академика Зойге. Именно на ней располагалась «Сахарная» улочка, полная кафешек и магазинчиков со всякими сладостями, где он и должен был начать свою борьбу.

Даже несмотря на непогоду, народу здесь было очень много. Те же кадеты и молоденькие барышни с лёгкими зонтиками, мамаши с детишками в непромокаемых плащах, но бомбист старался не воспринимать окружающих как «людей». В в Полисе Варшава, где так же существовало и было очень сильно движение, Правошинельников, существовало такое слово «Бидло» обозначавшее как крупный рогатый скот разводимый в окрестных хуторах, так и двуногий… Ведь пусть рабства у варшавцев официально не существовало, но по закону касалось это только разумных людей. А за таковых в том Полисе считали только тех, за кого могли поручиться другие свободные люди. Во всех остальных случаях, невольников записывали как «лысых бибизян „такой-то“ масти». И каждый уважающий себя пан как одарённый так и нет, в обязательном порядке содержал от двух до трёх таких вот «питомцев»!

Именно это самое «бидло», серую неразумную массу, удовлетворяющую свои низменные потребности и не понимающую, что он и его товарищи борются за их счастье, Федот и видел сейчас перед собой. А потому, более не рефлексируя, парень дёрнул одно за другим кольца, вырывая из под обёрточной бумаги недлинные металлические тросики и заорав что было мочи: «Вива Социалисмум Примум!» Быстро швырнул оба сверстка.

Один упал точно на летнюю веранду какого-то кафе, где за столиками под широкими зонтами сидело довольно много курсантов с девицами, суда судя по форме на некоторых, они были из того же самого института, что и его благословенная, прекрасная Люся. А другой, разбив большую витрину, влетел в магазинчик парижских сладостей, где так же было довольно много посетителей. Раздались испуганные крики…

Не обращая более ни на что внимания и мысленно молясь о том, чтобы поблизости не было поганых чародеев, бомбист развернулся на каблуках и что было мочи побежал прочь на бульвар, где отдыхал до того как совершить свое чёрное дело. За ним располагался небольшой городской платформенный парк. В и в нём как рассказал ему Центурион, имелся тайный лаз ведущий под платформу. Ну а о том, как укрыться от преследователей в межплатформенных коммуникациях, так, чтобы нормальные люди его не нашли Федот знал и без подсказок сверху.

И именно в этот момент, парень вдруг понял, что мандражируя перед делом, он совершенно забыл проверить свой путь отступления. Так что, куда бежать и где найти спасительный лаз, знал только со слов своего начальника и сейчас, понятия не имел, сумеет ли он быстро его обнаружить! И именно в этот момент, сзади, громыхнули два мощных взрыва, породив новую волну криков, смешанных с воплями раненных и стонами умирающих.

Однако бомбиста это уже не волновало. Не имея практически никакой физической подготовки, он бежал сейчас так быстро как мог, спасая свою шкуру и очень надеялся, что встречные, примут его просто за ещё одну жертву теракта, сейчас спасающуюся от взрыва. Хлопнуло два раздельных выстрела из пулевика и за спиной, едва не задев, резко свернувшего за угол Федота, просвистели пули.

— Врёшь! Сука! Не уйдёшь, — услышал он сбоку от себя яростный вопль, и оглянувшись, увидел быстро нагоняющего его довольно здорового парня в кадетской форме.

А в следующий момент тот вдруг ускорился и как показалось Фёдору, прыгнул, что бы схватить его. Взвизгнув, не задумываясь над тем что делает, Федот как мог резво отпрыгнул в сторону и побежал ещё быстрее, только чтобы повернув голову, понять, что он выскочил на проезжую полосу и увидеть перед собой высокий бампер бешено мчавшегося прямо на него дорогого паровика. Фары и решётка воздухозаборника которого, показались в этот момент посадскому парню жуткой улыбкой неведомого, но очень страшного монстра.

— Твою мать! — в ярости прорычал кадет шестикурсник, поднимаясь из лужи, на которой так неудачно поскользнулся и отряхиваясь, одновременно и не обращая внимание на с визгом затормозивший паровик сбивший бомбиста, прищурившись следил за тем, как тело массового убийцы по невысокой пологой дуге отбросило прямиком в ближайшее световое окно платформы. — Что бы под тобой Калинов мост проломился… Ублюдок!

— Закладывайте давайте! Быстрее, — громким шёпотом прорычал высокий мужчина в чёрном длинном пальто и котелке с довольно широкими полями, поторапливая от чего-то слишком долго возящихся со взрывчаткой подчинённых.

К его большому сожалению, на то, чтобы обрушить один из чародейских небоскрёбов, у них не было ни средств, ни возможностей. Другое дело — одна из высотных хлопчато-бумажных вертикальных мануфактур, расположенных при этом довольно близко к самому центру Полиса. Хозяева у неё были теми ещё богатеями, а пролетариат под ними жил ну очень бедно, хоть и зарабатывал довольно стабильный доход. Поэтому, считалось что для движения, здесь работало некоторое количество так называемых «союзников», людей, которые присоединяться к борьбе не спешили, но саму идею общества настоящих людей — поддерживали.

Они-то собственно и пустили Правошинельников минуя охранные посты и тайком провели на склад сырья, туда, где начавшийся после взрывов пожар, в итоге причинит максимальный ущерб. А так как неподалёку, заодно хранились и горючие алхимические реагенты и стабилизаторы для чародейской псевдо-древесины, применяемые в производстве, вполне можно было надеяться на то, что конструкциям высотного здания будет причинён максимальный ущерб и оно в результате рухнет. Желательно ещё и обвалив часть платформ Полиса которые опирались на него как на своеобразную колонну.

Причём, ни бомбистов, ни их союзников, совершенно не волновало то, что в результате их действий, погибнут те самые работники мануфактуры, о благе которых они собственно и пеклись. А ещё больше людей, после пожара, потеряют работу и средства к существованию. Ведь ещё покойный ныне Московский Легат, не раз говорил простые и понятные мудрости: «Чем хуже — тем лучше! Так победим!» и «Меньше рефлексируйте над тем, что подумают о вас люди — больше делайте для борьбы с системой! Чем хуже станет общая обстановка в Полисе, тем скорее закачается трон под Князем! И тем быстрее свершится наша неизбежная победа!» Вот в соответствие с этими заветами, сейчас и действовала вся Московская ячейка движения Правошинельников.

— Всё! Готово! — прошипел наконец один из подчинённых. — Рванёт через пятнадцать минут!

— Уходим! — махнул рукой человек в котелке и первым устремился к запасному выходу со склада, где сейчас на шухере стоял один из «союзников» проведших их в здание.

Людочка «Монетка» Николаева, когда-то приехала в Полис из своего посада в поисках новой, лучшей жизни, сбежав от сурового отца и вечно всё запрещающей мамаши, работы в поле а так же быстрой старости из-за тяжёлого ручного труда и бесконечных родов, ну или ранней смерти от когтей и клыков вездесущих монстров.

Последнее впрочем, было делом привычным и даже в какой-то степени обычным… В её родном посаде «Дублянки», специализирующемся в первую очередь на выращивании в местных полях различных агрокультур, порой недели не проходило, чтобы кого-нибудь не задрали прямо на целине или не утащили в лес. Вот почему, женщины там рожали так часто, как только могли, а дети, особенно девочки стоило им только немного подрасти, быстро приучивались работать в начале по хозяйству, а затем и вовсе в поле, наравне с мужчинами и мальчиками.

Не минула сия доля в детстве и саму Люду. В четыре она уже убиралась в доме и даже стряпала простенькую еду, а с пяти лет, наравне со старшими сёстрами, начала заниматься дворовыми делами и небольшим огородом, неизменно поставлявшим по осени к столу свежие овощи и разнообразные травы. Когда ей исполнилось одиннадцать лет, отец в первый раз взял её с собой на посевные работы. И пусть их охраняли как посадские конные разъездные отряды, так и приехавшие из Москвы наёмники… Но их были не очень-то и много, а поля, тогда показались маленькой Людочке воистину бесконечными.

В любом случае, она всё это вытерпела, а в четырнадцать лет, когда отец, сообщил ей, что через месяц она выйдет замуж за вдовца Ивана сына Прокопия, чью жену в начале осени задрали лютоволки. И вот тогда молодая девушка наконец-то сломалась.

Иван Прокопиевич был не самой плохой партией… точнее одной из лучших, которую её отец мог сыскать для своей шестой дочки в «Дублянках»… с точки зрения родителей разумеется. Зажиточный посадчанин, общественный торговец зерном, регулярно бывавший в Москве и сбывавший там местные товары, а так же родитель семерых детей старшие из которых быстро вырвались в одних из самых уважаемых людей в посаде. Но вот только сама Люба видела совсем другую картину…

Иван сын Прокомия, был жестоким пятидесяти трёх летним грузным мужчиной с объёмистым пузом который как поговаривали, забил свою первую жену коромыслом прямо на родильном ложе, когда третий ребёнок, которого она ему принесла, показался ему нагулянным от соседа кузнеца. И это при том, что вполне обычной практикой в поселении было подкладывать своих подросших дочек и даже жён в постель к заезжим гостям из Полиса, если конечно те не казались хозяину нищими оборванцами.

В любом случае, девушка сбежала в Москву. И «новая жизнь», сразу же больно ударила её в лице «подборщиков» ближайшего криминальной группировки, которым она по какой-то причине взяла, да и поверила, хоть и считала себя умной, но всё же отдала в их руки своё будущее! Прямо на том самом вокзале, Хёдьмгарёрком вокзале, к которому она сейчас неспешно подходила.

Уже давно женщина, даже не биологически, ибо в тринадцать отец подложил её под ночующего в его доме наёмника, а по возрасту… Благо за пятнадцать лет проведённых в Москве когда-то посадская девушка не просто выросла познав множество мужчин, но и возненавидела этот город… Жизнь проститутки, была совсем не тем о чём она мечтала сбежав из родного посада. И уж совсем плохо было в первый год когда её только ломали беспрестанно насилуя и пичкая наркотиками.

У Людочки в результате, было множество намеренно спровоцированных простыми врачами, работающими на банду, выкидышей, даже на ранней стадии беременности, так и не сделавших её бесплодной. Силы же ей придавал сын, пяти лет, которого ей позволили родить уже тогда, когда бывшая шлюха, стала наконец «мамочкой». И его надо было кормить. Потому-то из-за предложенных больших денег, довольно известная на втором уровне Полиса бывшая проститутка «Монетка» и решилась выполнить просьбу одного из своих постоянных и самых уважаемых в борделе клиентов.

Отнести довольно тяжёлую сумку, которую ей оставили, прямиком к Новгородскому Вокзалу, находящемуся рядом с Казанским и Сыктывкарским. Как и просили, женщина положила её перед кассами, где толпилось множество народа, веря словам своего клиента, что её не украдут и что получатель заберёт её. После чего дёрнула за специальное кольцо, что обязательно требовалось сделать…

Обманутая женщина даже не поняла как, что умерла. Мгновенно произошедший взрыв мощной алхимической бомбы, не оставил ей и шанса. Так что, она так никогда и не узнала, в отличие от множества других исполнителей, что будучи невольной пособницей бомбистов, устроила самый страшный теракт в Московском Полисе, из тех, которые произошли в тот солнечный сентябрьский день…

— Марфа Александровна, над Полисом столбы чёрного дыма… — сказала вдруг Машка Сердцезарова, когда мы всей группой стояли в небольшой очереди перед главными северными воротами.

— Действительно… — нахмурилась Даша обернувшись. — Горит что-то… и не в одном месте.

— И армейцы вон как всполошились, — Борислав, закинув руки за голову, как раз смотрел в этот момент наверх, на самую вершину стены. — Вон как забегали.

Подняв голову, я тоже увидел какое-то оживление среди военных, и хоть ракурс был ну очень неудобный, я прекрасно видел как люди в армейской форме нависали над перилами и указывали пальцем в сторону центра Москвы. А затем, сверху донёсся протяжный паровой гудок и послышалось клацанье металлических колёс по стыкам рельс. Это судя по потянувшемуся по воздуху быстро удаляющемуся шлейфу пара, армейцы раскочегарили и отправили куда-то свой мобильный тягач для орудийных платформ.

— Ребята и девчата, сосредоточьтесь! — пожурила нас тётка Марфа. — Сосредоточьтесь на предстоящем задании! В Полисе разберутся без нас, а вам предстоит первый реальный выход на боевое патрулирование.

— Но вдруг это нападение? — воскликнула Нина, резко повернувшись к наставнице, от чего её длинные алые волосы чуть было не стегнули меня по лицу. Вражеские чародеи и всё такое… Или началась межклановая война…

— Если бы на Москву действительно кто-то напал, или на улицах шли бы боевые действия, — покачала головой одноглазая Бажова, — то сейчас во всю орали бы тревожные ревуны, ворота бы уже заблокировали, а нас бы давно предупредили. Скорее всего, это обычные пожары…

Судя по тону голоса тётки, она сама в это не очень верила. Тем более, что утром прошёл сильный дождь. Однако в одном она была права, это был наш первый выход за стены полиса в качестве патрульной команды, так что, вместо того, чтобы размышлять о посторонних вещах, стоило сосредоточиться на своём деле. Но это было чертовски скучно стоять, меся сапогами грязь в общей очереди с торговыми обозами, дожидаясь когда неторопливые армейские клерки на пропускном пункте ворот, дадут отмашку на выход из города.

— Я понимаю, что ждать — это скучно, — словно бы читая мои мысли со вздохом произнесла тётка Марфа. — Но чародеям следует быть терпеливыми…

— Почему мы вообще стоим в общей очереди? — возмущённо спросил Борислав, которому видимо надело наблюдать за тянущимися по небу бесконечными серыми и низкими облаками. — Мы патрульная группа, а не гражданские путешественники!

— А тебе так-то не всё-равно где собственно стоять? — фыркнула Дарья. — Всё равно покуда в Полис не войдёт этот проклятый Мурманский караван, армейцы никого из него не выпустят. Так что можешь взять и отойти метров на десять и стоять под дождём там — ничего не изменится. А мне как-то и здесь, рядом с навесом хорошо!

— Я имею в виду! Нет, действительно, ребят! Мы же чародеи! — воскликнул Борислав чуть нахмурившись. — Мы могли бы просто взять и перебежать прямо через стену!

— Не могли бы, — ответил уже я покосившись на приятеля. — Ты чем в прошлом году лекции по «Праву» слушал? Приближаться к стене более чем на пятьдесят метров разрешено только у официальных проходных пунктов, а уж бегать по ней — так и вовсе табу! Армейцы в таких умников стреляют без предупреждения, будь это хоть сам Князь Московский…

— Кстати, похоже в Полисе включили сирены, — задумчиво наклонив голову набок вдруг перебила меня Ефимова.

Действительно, если внимательно вслушаться, издалека даже не смотря на общий человеческий шум очереди, ржание лошадей и скрип подвод и шум падающих сверху капель, до нас теперь доносилось едва слышимое мерзкое завывание ревунов общей гражданской тревоги.

— Так, мальчики и девочки, — твёрдо произнесла тётка Марфа, своим единственным прищуренным глазом цепко сверля далёкий, слегка блеклый из-за мелкого дождя, силуэт Полиса, над которым появлялись всё новые и новые столбы дыма. — Стойте здесь и никуда не уходите, а я пойду, попробую узнать у дежурного офицера, что собственно происходит. А заодно, поругаюсь немножко…

Тётке тоже явно надоело торчать здесь под изредка накрапывающим прямо на голову дождём, который был неприятен даже при наличии у всех нас плащей-дождевиков с капюшонами. И это не смотря на все её правильные слова о том, что чародеям нужно учиться терпению. Впрочем, точно можно было сказать, что мы Бажовы, были как клан, генетически от рождения были обделены большими объёмами подобной добродетели.

— Вот тебе и «пожары», — буркнул Борислав и сладко зевнув, привалился спиной к борту чьей-то телеги доверху заполненной ящиками, чем вызвал на себя недовольный взгляд одного из вооружённых самострелом наёмников, которые так же толпились неподалёку.

В этот момент, из чрева ворот, наконец-то появились первые подводы Мурманского каравана, каждую из которых которые неспешно тянули крупные шерстистые быки. Повинуясь взмахам ярко-оранжевых флажков снующих туда-сюда таможенников возницы споро правили своих медлительных животных прямо вдоль нашей очереди, а затем круто сворачивали вправо на специально огороженную «карантинную стоянку».

Процесс этот был медленный и я бы даже сказал медитативный, потому как подъёмная платформа ворот, за раз могла обработать не более двух довольно крупных мурманских телег с их животными. При этом, можно было с уверенностью сказать, что сам по себе караван был не маленький. Не смотря на то, что Мурманск — маленький Полис, Перевозчики всё-равно не обделили его собственным вокзалом. Так что, для перевозки товаров в малых объёмах, обычно пользовались именно их услугами. Пусть даже из-за нерегулярности локомотивного сообщения и хаотичности маршрутов выбираемых Адмиралами, заказчик мог ждать доставку месяцами.

А вот именно что к особо уязвимой караванной торговле, прибегали только в том случае когда везли особо большие объёмы груза и пользоваться услугами Перевозчиков становилось максимально невыгодно. Но это так же означало, что что с торговым обозом к стенам Москвы прибыло так же немалое количество инополисных чародеев, что добавляло как армейцам, так и дежурным отрядам Княжеской Гвардии лишнюю головную боль.

Прошёл примерно час, а тётка Марфа так и не вернулась. Подводы запряжённые быками, или то были туры… Но скорее всего точно не бизоны, всё тянулись и тянулись, медленно заполняя собой площадь карантинной стоянки. Так что когда из огромной арки ворот, медленно выехало два вездеезда незнакомой конструкции, но явно среднего класса, мы от безделья готовы были уже лезть на стену. Каким бы каламбуром-то ни было.

Первые появившиеся машины, как вели так и сопровождали в пешем порядке чародеи незнакомого мне клана. Внешними отличительными признаками которых можно было сразу назвать тёмно-синие, почти фиолетовые волосы и как мне показалось, когти на пальцах рук вместо нормальных человеческих ногтей.

Они о чём-то тихо разговаривали друг с другом и с интересом оглядывались по сторонам. А когда проходили мимо, даже помахали нам в знак приветствия руками. Их паровики, таможня направила не на общую стоянку каравана, а в небольшой закуток неподалёку, между какими-то административно-армейскими зданиями, где большие машины в результате заняли всё свободное пространство.

А дальше, стало всё куда как интереснее, потому как группы инополисных чародеев охранявшие караван начали прибывать одна за другой. Мы же, уже изнывшиеся со скуки, нашли в этом себе особое развлечение, стараясь по внешнему виду представителей инополисных кланов, определить их стихийную принадлежность, а так же какое у них клановое «эго».

Наконец, из ворот выехал огромный тяжёлый вездеезд с очень даже знакомой мне тамгой нарисованной прямо на массивном лобовом отвале машины. По обе его стороны, чеканя шаг в ногу, шли, похожие друг на друга словно клоны, беловолосые чародеи с надменными лицами. А на верхней палубе паровика, прямо на вынесенном вперёд носу, стояла группа таких же людей, возглавляемая могучим даже на вид стариком.

Когда же машина проходила мимо нас, он вдруг вздрогнул и повернув голову с прищуром посмотрел прямо на меня, на секунду встретившись глазами, а затем, неторопливо отвернулся. Последнее не осталось незамеченным для моих товарищей по группе, которые как и я были пусть и не полностью обученными чародеями но умели подмечать мелочи и более-менее читать язык человеческого тела.

— Кто это? — поинтересовалась Нина, повернувшись ко мне. — Мне показалось, что он тебя узнал…

— Карбасовы, — коротко ответил я, провожая взглядом удаляющуюся процессию окружавшую тяжёлый паровик. — И если я не ошибаюсь имея только устное описание, то это был мой родной дед…