Возвращение домой

6 Мать

Лето выдалось особенно тёплым и ласковым. Будто желая вознаградить своих детей за перенесённые ими муки и испытания, на всём континенте природа дарила равно жаркого солнца и обильных дождей.

Леса полнились зверьём, а реки – рыбой. Густо колосились засеянные поля, наливались виноградные гроздья. Плоды на ветвях, на земле и под ней завязывались да созревали быстро и верно.

Но более всего счастья принесли плоды в округлившихся животах женщин. Мелодия радости на долгое время отпугнула многие недуги и болезни. Дети росли здоровыми. Больные и раненые быстро шли на поправку.

Реки живой воды и мёртвой вернулись в свои русла, законы жизни и смерти заработали исправно. Всё стало как прежде, да не совсем. Казалось, в воздухе появилось и нечто особенное, чего уже сотни лет не ощущали хранители.

С тех пор, как в небесах над полем боя появился могучий дракон, все старшие дети Хората почувствовали прежнюю силу. Чуть позже разнеслись вести о том, что в дальних пущах видели лесовиков. А некоторые простые люди начали замечать в себе необыкновенные способности.

Война с мертвецами и демонами нанесла немалый урон производящему хозяйству. Многим народам Хората, королевству Нагарейи, а особенно Варейи предстояло долгое восстановление. Однако в Гавре уже заговорили об открытии школ, в том числе магических.

Лалана вела за руку младшую сестрёнку и с важностью повествовала той историю столицы, о которой сама лишь вчера узнала от учителя. Рассказ был сбивчивым, больше интереса у обеих вызывало не прошлое, а настоящее: пёстрые товары на лавках и причудливо одетые приезжие купцы.

Маленькие степнячки следовали за матерью по шумной базарной улице. У обеих головы кружились, так часто они ими вертели в попытке оглядеть да расслышать всё и сразу. Ещё весной Гавр будто дремал, а летом, глядите, понаехало народу со всех концов материка!

Купцы из Северных королевств выставляли на продажу кожу и меха, самоцветы и резные изделия. С Юга на рынок Гавра поступали диковинные сладости, овощи и фрукты, пряные благовония и узорчатые ткани. Знакомые Лале только по книгам картофель и какао присылали из-за Серебряного моря. С Востока везли масла, пряности, сладкий перец, томаты и баклажаны.

За фруктовыми и овощными лавками начинались бакалейные. А за ними открывалась просторная площадь, вымощенная камнем. По центру возвышалась деревянная сцена, на которой в праздничные дни выступали артисты.

Сегодня площадь должна была пустовать, однако уже издали Лалана приметила на сцене знакомый силуэт в зелёной курточке. Её сердце радостно забилось, предвкушение новых стихов разбередило воображение.

Всеми правдами и неправдами степнячка уговорила мать подойти ближе. Чутьё не подвело Лалу, на сцене красовался их старый приятель – рыжеволосый бард, с которым они путешествовали из монастыря Единого в Гавр. Когда семейство приблизилось к сцене, он широко улыбнулся им и провёл пальцами по струнам домры.

Ах, сколько они пережили вместе! Впору было сложить свою балладу. В ней бы пелось о храброй Лесе и о пожаре, о страшных мертвецах и добрых медведях.

После того как вспыхнул лес и без вести пропала подруга Лалы, ходячие оставили живых в покое. Конечно, на пути им встретилось ещё немало препятствий. Таяли снега и разливались реки, дороги превратились в кашу из грязи. То разбойники пытались поживиться припасами путников, то оголодавшие дикие звери.

В одном из заброшенных сёл беженцам повстречались даже самые настоящие демоны. Благо их было немного, и больше всего они походили на злых домовых из сказок. Правда, драки не вышло. Солдаты и нечисть попугали друг друга, тем дело и закончилось.

– Приветствую, мои конфетки, – шутя поклонился бард степнячкам. – О чём бы вам хотелось услышать сегодня?

– Ты же знаешь! – воскликнула Лала. – Спой о битве у Пещеры королевы! Расскажи, как она пробудилась ото сна! Спой о драконе!

– Как же, как же, – рассмеялся мужчина. – Не об этом ты хочешь услышать, знаю я тебя, милая. Внимай же, спою я тебе балладу о том, как Леса прошла сквозь пущу, победила и демонов, и мертвецов, а теперь живёт себе припеваючи да ждёт прибавления в семействе!

– Ты обманываешь меня, бард! – возмутилась Лала, отступив назад, ближе к матери, и ища у неё поддержки. Больно глубоко в душу запали ей слова певуна. Как славно было бы, если бы они оказались правдой.

– Вовсе не обманываю, – заявил тот, блеснув по-женски красивыми синими глазами. – Клянусь тебе всеми известными мне мирами!

Он вновь коснулся струн музыкального инструмента. Прекрасная мелодия разлилась по площади, заставив горожан и приезжих понизить голоса или вовсе умолкнуть. Каждый оставил своё дело на некоторое время, чтобы послушать любимца публики.

* * *

В Спящей пуще наступило утро. Роса серебрилась и таяла в траве. Переливчато пели птицы. От дальней рощи доносился медовый запах цветущей липы.

– Неужели теперь всё будет хорошо? – недоверчиво спросила Дженна, устроившись на солнышке, на широких ступенях крыльца.

– Ты подарила моему отцу долгожданное счастье, – ответила Май. – Он поверил в свои силы. А вместе с вашими детьми в мир вернулось волшебство. Мертвецы упокоились, а демоны…

– …Думаешь, демоны смогут возродиться? – с тревогой перебила Дженна.

– Никто не погибает бесследно, если не пожран Врагом… Большая часть демонов развеяна по междумирью. Но не печалься, их души, и Дэзерт среди них, найдут тропы к новой жизни. Кто-то наверняка остался в Хорате. Они примкнут к тонкому царству – к духам и волшебным, укрепят планетарную сферу магии.

– Всё так просто… и сложно одновременно, – поморщилась Дженна. – Только вчера враги, пусть не по своей воле, а сегодня они помогают миру. Ты не вмешивалась в дела Безымянной, будто знала, что всё так и сложится.

– Тебе не верится? – рассмеялась Май. – Ждёшь подвоха?

– Мне очень хорошо, – призналась Дженна. – Но после всех потерь и катастроф я боюсь этого…

– Я более не хранительница Хората, у меня нет ни прежних сил, ни полномочий, но кое-что я всё же чувствую, – важно заявила собеседница. – В этом мире и в других мирах всё будет хорошо, можешь не сомневаться в себе.

– В себе? – удивилась Дженна.

– Ты же наша сказочница, – лукаво вскинула бровь девушка. – У всех твоих сказок будет счастливый конец!

– Да откуда тебе знать? – шутливо отмахнулась Дженна.

– Я знаю тебя с детства и лучше чем кто бы то ни было! – рассмеялась Май. – Я была с тобой дольше и ближе, чем Дхара Нэваала Тринадцатая. Да, моё сознание дремало, но я всё ощущала и порой видела твои сны…

– И не только видела, – ухмыльнулась Дженна и ласково провела ладонью по своему животу: – А остальные дочери тоже всё ощущают?

– Они пока даже не знают, кто они, – отрицательно качнула головой Май. – Обычно хранители открывают свою силу ближе к отрочеству. Я же не забывала себя никогда…

– Катан упоминал об этом, – припомнила Дженна. – Ты едва научилась говорить, а знала, что он – дракон… Как тебе это удалось?

– Что ж, признаюсь, это не врождённое свойство, – Май понизила голос. – И когда-нибудь мне придётся заплатить за него.

Солнце поднялось выше, начало припекать. Женщины ещё немного понежились в его лучах, поджидая, пока поднимется тесто и остынет начинка. Затем они вернулись к домашним хлопотам и лепке пирогов.

После окончания войны Май на некоторое время уходила в мир Сет, в котором была бессменной и единственной хранительницей. Вернулась обратно она не без гостинцев. Старинные друзья Дженны и новые владельцы умбелийских «Болотных пирожков» передали подарок.

– «Это самая лучшая закваска во всех мирах!» – велел с точностью пересказать Йон-Йон, – поведала Май. – Зеленокожий мальчишка вырос в серьёзного мужчину, чуть более рослого, чем остальные гоблины. Он с успехом окончил университет, женился. Теперь воспитывает большое семейство и преподаёт науки.

– Никогда не сомневалась в моём милом Бельчонке, – заявила Дженна, утирая слёзы умиления. – Ну а как Джилия и её семья?

– У них с Аликсом всё замечательно, – уверенно кивнула Май. – Оба немного почудили, как оно бывает в юности, поругались, помирились – да успокоились. Поверь, крепче пары не найти во всех пределах.

– Как бы мне хотелось навестить их! – всхлипнула растроганная Дженна.

– Пока ты беременная, магия странствий тебе не подвластна, – строго напомнила Май.

– И не только она, – недовольно фыркнула Дженна, кивнув на печь. – Я даже искру высечь не могу, словно бы стала обычным человеком.

– Если помнишь, пироги лучше печь без применения колдовства, – рассмеялась Май. – А в остальном мы с отцом поможем тебе.

– Надолго ли ты у нас? – с надеждой спросила Дженна.

– Я не останусь в родном мире навсегда, но пока не спешу и в Сет, – Май обняла её за плечи и поцеловала в припорошённую мукой щёку. – Сестра… или же сёстры окружены мощной защитой, но лучше мне пока остаться рядом с вами.

– Дети? – удивлённо переспросила Дженна. – Такое может быть?

– Из-за защиты я не могу ответить наверняка, но в твоём случае может быть всё.

Сердце Дженны полнилось сладостной негой и нежностью, пением птиц и медовым шелестом ветра в кронах дубов и лип. Она искренне радовалась дому и семье, исцелённому миру, который помогла спасти, обретённому счастью. И всё же рядом с радостью соседствовала скорбь.

Она не была тайной или запретом, ведь и Зарон ощущал нечто похожее. Должно быть, во всех мирах не найдётся хранителя, не вкусившего яда потери. Любовные союзы были для этих созданий браком двух душ. И с каждой разлукой на душе появлялась незаживающая рана.

Хотя дракон и злился на законную супругу, однако Дженна не сомневалась: он любит её. Чувствовала она и любовь Дживы к мужу как свою собственную. Не только жажда творения свела вместе Зарона и Лесу, но то прежнее чувство, что помнили их тела.

Магия стала недоступна Дженне, но не сумеречные тропы. Порой они с Зароном уходили на запад, к морю. Целыми вечерами они могли сидеть на песчаном берегу и смотреть на Серебряные воды. Они молчали, думая о своём. Каждый путешествовал по собственным воспоминаниям.

Впрочем, ближе к ночи нежность побеждала скорбь. Зарон разводил костёр и жарил пойманную в море рыбу. После ужина мужчина и женщина застывали в объятьях друг друга, ни на миг не размыкая рук. А море и звёзды шептали им свои песни.

Подобно Катану, повелитель мёртвой воды любил и солёную воду. Подобно Сайрону, он частенько горячился и становился резким. С Май же он был спокоен, добр и неизменно улыбчив, совсем как Сол. А иногда Зар начинал шутить точно демон, чем и раздражал, и смешил подругу.

Слушая его, Дженна смеялась, плакала – и снова смеялась. Сколько испытаний уготовил ей Единый, но сколько любви было даровано ей. И одновременно с этим Дженна ощущала, что, несмотря на долгую жизнь хранителей, её собственно время было не безгранично.

Когда северные ветра пригнали в Спящую пущу осенние тучи, Дженна начала замечать перемены в себе и беспокойство в глазах супруга. Она улыбалась ему, но, глядя в зеркало, видела, как всё глубже пролегают расходящиеся от глаз морщинки.

Всё тяжелее становилось ходить будущей матери, всё чаще хотелось прилечь. Без помощи Май она уже не справлялась с хозяйством. Дочь вела себя как ни в чём не бывало, и в этом Дженна черпала силы. Если всеведущая Май спокойна, то и за детей переживать не нужно.

Уже некоторое время Дженна ощущала, что её раздавшийся живот стал не только большим, но и твёрдым. Пропало прежнее шевеление. И всё же жизнь росла внутри женщины. Размеры живота ясно говорили о том, что Дженна носит не одного ребёнка.

Жизнь набирала силу за плотной скорлупой яйца. Капля за каплей она отнимала силы самой Дженны. Волосы женщины превратились в белые паутинки. Тело стало тонким, лёгким. Казалось, новый порыв холодного ветра подхватит драконицу и унесёт к небесам вместе с сухими листьями.

Старость не была в новинку Дженне. Спасая Катана из заточения, она явилась в Сию столетней старухой. Тогда драконице было страшно. Теперь же появилось смирение.

Дженна была там, где должна была быть. Она была там, где нужна. И всё шло своим чередом.

Лишь об одном жалела Дженна. Май появилась на свет из чрева русалки Лилио. Дженна же не познала счастья истинного материнства. А ей так этого хотелось…

Дженна мечтала увидеть первую улыбку детей, услышать смех, плач, гуление. Она мечтала взять на руки эти маленькие солнышки, вдохнуть аромат, окутать их любовью, заботой. И не думать ни о чём более.

«Беременность не всегда приносит новую жизнь… – вспоминала женщина слова Катана, глядя, как осыпается с деревьев листва. – Третий ребёнок пришёл к моей матушке, чтобы проводить её на Тот берег. Меритамон была величайшей хранительницей. Но её силы не хватило на то, чтобы родить троих, – рассказывал дракон. – Старость случилась внезапно, в конце второго триместра. На третьем – она уже не вставала. Но, – родная улыбка промелькнула в памяти, Дженна улыбнулась в ответ, – ты смелая, ты преодолела немало трудностей… Думаю, ты справишься со всем, что ни пожелаешь…»

«Умирание – не сложнее, чем жизнь, – размышляла Дженна, расчёсывая свои длинные белые волосы и переплетая их в косу перед сном. – Старение – не страшнее, чем битва. Смерть же – это начало новой жизни. Прощание – первый шаг к новой встрече…»

С этими мыслями Дженна легла на мягкую перину, укуталась в одеяло и закрыла глаза. Под стук последнего дождя по крыше и шелест первых снежинок, под колыбельную живой воды и мёртвой она погрузилась в глубокий беспробудный сон.

Зарон вернулся домой ближе к ночи. Ещё летом он с головой ушёл в прежние обязанности и порой возвращался поздно. Ум короля и сила хранителя как никогда требовались подданным для восстановления Варейи. И он был готов дарить их.

Дочь ожидала одна, сидя за столом. Свет очага, запахи сухих трав и сладкого хлеба окутывали дом уютом. Но чуть бледнее обычного было лицо Май в ореоле чёрных волос. Взгляд, который она подарила отцу, пронзил, точно острый нож.

Зарон помнил это выражение глаз у Дживы. Так смотрели учителя на учеников на пороге сложных испытаний. Так смотрела на него супруга перед тем, как сообщить о своём решении уйти в другие миры.

– Леса спит? – от волнения Зарон назвал Дженну как прежде, словно забыл новое имя.

В ответ Май с пониманием улыбнулась:

– Твоя Леса уснула. И на этот раз она не проснётся…

Зарон прошёлся вперёд, назад. Он резко встряхнул попавшийся на дороге стул, расколов тот на щепки. Май продолжала говорить, но, казалось, он не замечает её слов. Он слышал, но осознавал чуть медленнее, чем текло обычное время.

– Это необходимо, – говорила дочь драконья. – Так решило её тело, ваши дети… Леса ослабла. Теперь она будет спать, пока растёт яйцо…

Зарон мерил комнату шагами. Несмело шептал ветер, и плакал дождь за окном. Май говорила. И тихий, но строгий голос её звучал подобно колоколу.

– Лесе и детям нужно особенное тепло и сила живой воды… Пока ещё не налетели вьюги, ты должен отнести королеву обратно в её пещеру, к источнику витали. Положи её на ложе и оставь.

Мужчина остановился, поглядев на дочь. Он хранил молчание, но слова и не требовались. Губы его были плотно сжаты, в глазах горело злое зелёное пламя.

– Я знаю, ты веришь мне… – продолжила Май. – Не только женщины наших семей бунтуют против установленных правил, жаждут выйти за границы, становятся исследовательницами. Этот бунт пламенеет и внутри тебя! Он заставлял тебя спорить с Дживой… Но даже тогда ты верил ей! Верил! Я знаю. Иначе бы не отпустил. Ты ведь её супруг, член Совета. Ты мог сказать «нет». Но весь Совет одобрил её решение… – Май улыбнулась, видя, что отец опустил взор. – Прошу, помоги нам. Лесу нужно вернуть в подземелье… Там среди ночи и снегов она продолжит спать положенный ей срок.

– А что потом? – вымолвил Зарон. – Что станет с её телом?

– Это мне неведомо, – тихо вздохнула Май.

* * *

Зарон подчинился, и другой дороги не было. Однажды он допустил ошибку: не взял за руку, но оттолкнул ту, которую должен был поддержать. Если бы он помог Дживе, возможно, она бы не решилась остаться в умирающем мире, нашла бы выход.

Возможно, тогда он потерял навсегда свою Белую королеву. Теперь на его руках покоилась другая, Чёрная королева, владычица мёртвой воды… И для неё он сделает всё, что в его силах, и больше.

Зар любил свою Лесу, любил не только её тело, но эту удивительную яркую смелую душу. И даже сейчас, когда старость укрыла её красоту сухой сетью морщин, Зарон целовал тонкие губы с прежней нежностью, с чувством, которое может испытывать лишь мужчина, любящий женщину.

Король осторожно уложил на каменное ложе лёгкое тело Лесы, поправил складки одеяла, ласково провёл ладонью по её твёрдому животу. В мерцающем сумраке тёплых туманов и вечно цветущих подземных растений он оставил королеву.

Однако Май он всё же ослушался.

Невзирая на предупреждения дочери, Зарон каждую ночь навещал Лесу. Он наблюдал, как растёт её чрево и усыхает человеческая плоть. Он был свидетелем того, как старость стала тленом, как кожа и кости рассыпались, обнажая иссиня-чёрную скорлупу драконьего яйца.

Благодаря источнику силы, бурлящей в горячих родниках живой воде, яйцо продолжало расти, даже когда не стало Лесы. Оно делалось всё больше. Будто широкий постамент, укрытый периной, и сама пещера теперь были ему чревом или гнездом.

Ночь за ночью Зарон с волнительным трепетом наблюдал это священное таинство жизни. Он забыл свою скорбь и тоску по любимой. Лишь удивление и восторг завладели его сердцем. Никогда ещё в этом мире не случалось ничего подобного.

Закружили вьюги, и снега превратили горы Калохари в город сказочных дворцов. В солнечные дни пики сияли так, что можно было ослепнуть. Ночами свет звёзд играл в кристаллах льда.

Шли месяцы. Вскоре морозы усыпили и Спящую пущу, и лежащие по соседству леса. А глубоко под землёй, в жарком сумраке пещеры проснулась новая жизнь.

Чёрное полотно скорлупы покрылось золотистыми зигзагами – словно молнии пробежали по ночному небу. Надёжный панцирь треснул и распался.

Когда однажды вечером король Зарон спустился в пещеру, то обнаружил вместо яйца лишь чёрные осколки. На ложе, укрытая шлейфом длинных золотых волос, мирно дремала молодая женщина. А к груди матери прижимались двое младенцев.

У одной девочки нежные коротенькие волосы были белые, точно снег, у другой – чуть гуще и такие рыжие, словно само пламя.

Зарон приблизился и заключил в объятья всех троих. Плечи его дрожали. Буря чувств, взметнувшаяся в мужчине, пробилась горячими слезами. Когда солёная влага коснулась щеки девушки, та распахнула веки и подняла на мужчину зелёные глаза.

– Здравствуй, любимая, – с улыбкой произнёс Зарон, поймав взгляд, ещё окутанный туманом сна. – Кто же ты теперь? Как мне называть тебя?

– Я Дженна, – прошептала девушка, моргнув. Она отвернулась от мужа, приласкала спящих малышек и снова взглянула на него. – Но я думала, что умерла…

– Ты умерла… – сквозь улыбку и слёзы подтвердил Зарон. – Ты появилась из яйца, как и наши дети.

– Ох, Единушка… – вздохнула Дженна. – Я стала матерью самой себе? Но…

– Что тебя смущает, Дженна? – насторожился Зарон.

Оставив детей на ложе, девушка приподнялась и оглядела себя. Она собрала длинные волосы и откинула их за плечи. Дженна коснулась кончиками пальцев своих бёдер, вдоль живота скользнула к набухшим молоком грудям. Оторвала ладони и коснулась лица, ощупала его. Удивление в её глазах разгоралось всё ярче.

– Зарон… – прошептала она. – Это другая плоть… Это не тело Дживы. Оно новое… Только моё…