Наркотики — это прекрасное средство забыть о маленьких житейских проблемах, превратив свою жизнь в одну большую.
Всё одно обед проболтал. Брехт по привычке глянул на руку, но часов там не было. Да! Нужно и об этом подумать, уже ведь делают, наверное, карманные где-нибудь в Швейцарии. Вот ещё одна задача для департамента Специальных операций, если не удастся заманить мастеров с помощью обычных денег.
Время явно за полдень, так что обед он пропустил, а до ужина есть ещё время. Иван Яковлевич увидел в окно, что карета скоро въедет на Красную площадь и постучал в спинку, приказывая кучеру остановиться. Пришла же хорошая идея ему в голове у Остермана — сходить на рынок и посмотреть, чем торгуют травники и ведьмы всякие. Вдруг чего интересного увидит или узнает.
Базар или рынок, или торговые ряды находятся сейчас там, где в будущем ГУМ выстроят. Ряды длинные и разные. Есть в виде крытых навесами лавок, есть сараюшки с оконцами, есть настоящие деревянные или кирпичные лавки, а есть и просто на земле разложенный товар. Есть чуть в сторонке и всякие свиные ряды, где живность продают. Оттуда несется ржание, визги ощупываемых видимо свиней, гогот гусей, блеянье коз и оттуда же несёт запахом мочи и навоза. Навоз на Красной площади — это правильно.
К Бирону сразу бросился Иван Салтыков с Преображенцами.
— Давайте, по рынку пройдёмся или лучше сначала покажите мне, где ряды с лекарственными травами?
— Так, Ваше Высокопревосходительство, — молодой поручик, поправил треуголку и махнул рукой вправо, — долгонько идти, в самом конце торгуют, радом с дровами и сеном.
— Ничего. До ужина успеем. Веди.
Получилось и действительно — долгонько. Минут десять протискивались через толпу, так если бы не солдаты и Салтыков, то в некоторых местах и протиснуться было бы не просто. Стеной народ стоял. Особенно на пятачке, где скоморохи выступали.
А у знахарок этих почти не было людей. Ходили женщины, в основном, и копались в мешочках. Зато около одной тётки стояли явно иностранцы в коротеньких своих штанишках, в париках белых и сюртучках с кружавчатыми воротничками. Вроде одного видел Брехт в Кремле вчера. Лейб-медик, наверное. Подошли к ним поближе. Точно, пересыпая немецкую речь с исковерканной русской торговались, называя всякие экзотические бадьяны и кровохлёбки — корьёвахьёпька.
Брехт, чтобы не светиться, от них отошёл и подошёл к дородной женщине в мужской кафтан линялый, чуть маловатый ей, одетой.
— А скажи, красавица, есть у тебя корень шиповника?
— Настойку делать, Ваше благородие? — нагнулась тётка и вытащила из домотканого материала мешочек из-под прилавка.
— Заваривать. От почечной колики.
— А! — знахарка кивнула, и в руке взвесив мешочек, назвала цену, — Пятак.
За время путешествия Брехт, выходя из кареты обнаружил, что у него на кафтане нет карманов. Чтобы жена не скучала в дороге попросил её пришить аккуратно внутренний. Таскать с собой прицепленный на поясе кошель не хотелось. Дикое средневековье какое-то. Да ещё воришки всякие срежут. Он сейчас расстегнул пуговицу и достал серебряный рубль. С мордочкой Катерины первой.
— Ох, ти, а поменьше нет, Вашество?
Брехт был в своём, ещё гражданском, наряде, не успел генеральский мундир сшить. Солдаты хотели было тётке тумаков отвесить, чтобы знала, как к генералам и обер-камергерам обращаться, но Иван Яковлевич их удержал. Ну, заголосит тётка и в ноги бухнется, толпа вокруг них соберётся, какая с того радость?!
— Нет, мельче. — Как-то и не подумал Иван Яковлевич, что рубль — это большие деньги. Даже очень большие.
— Что ж, делать? — заозиралась тётка.
— Так дай на все.
— Шутите, Вашество, откель столько?
— А есть у тебя дорогие травы, заморские там или редкие?
— Грибочки есть…
— Грибочки?
— Ну, чтобы боль унять… — потупилась женщина.
Ну, конечно! Матрёна тоже собирала галлюциногенные грибы. Не мухоморы. Синюшками их ведьма называла. Брехт даже название знал. Вспомнил из будущего, как-то услышал по ящику, что наркоманы переходят на грибы и поискал в интернете. Грибок немного похожий на опёнок, такими же семейками растущий, и с такой же длинной тонкой ножкой, с коричневой шляпкой, назывался Псилоцибе синеющая. Называется так поганка эта, потому что ножка его — беловатая или серая, при надавливании окрашивается в голубой цвет.
Брехт треуголку снял и голову почесал. А чего?! Интересный товар. Вполне пригодится, для разговора с английским консулом, например. Время действия после приёма минут десять, если Ивану Яковлевичу память не изменяет. Работает как гормон счастья серотонин, вызывает эйфорию. В таком состоянии консул может чего интересного наболтать.
— Сколько нужно добавлять в чай? — Вот этого Брехт не помнил. Ещё отравит шпиона прямо в Кремле.
— Крохотную фитюльку, на пальчике, — знахарка показала пару миллиметров между двумя пальцами с чёрными ногтями.
— Заверни. Все возьму. Стоп, а от простуды и головной боли есть что. Кора там ивовая?
— Есть, как не быть, и сбор специальный и кора отдельно, — обрадовалась тётка.
— И то и другое положи, ну, чтобы на рубль набралось.
— Ох, спасибо, Вашество, а то целый день стою и ни одного покупателя, уже уходить собралась.
— А дома корни шиповника есть?
— Есть немного, ещё три таких мешочка.
— Завтра принеси и грибов ещё, и ивы. Ещё на рубль. Вот этот офицер придёт к обеду и расплатится, — передавая мешочки Ивану Салтыкову, кивнул на него головой Иван Яковлевич, представляя знахарке.
Счастье — это иметь большую, любящую, заботливую, дружную семью… в другом городе.
Всё врут календари. Ай, хорошо-хорошо, привирают. Они же не специально. Даже поговорка шуточная по этому поводу придумана. Россия, мол — страна с непредсказуемой историей. А чего, так и есть. Почти все правители приходили, свергая предыдущих. Только в самом конце стали почти мирно власть цари передавать. А потом опять. Хрущёв Сталина оболгал, Брежнев — Хрущёва. Нас же интересует более ранешные времена. Елизавета Петровна пришла к власти вопреки воле Анны Иоанновны и свергнув Анну Леопольдовну и засадив в тюрьму годовалого ребёнка — Ивана Антоновича, вполне себе законного наследника престола. Прямо железная маска по-русски получилась — двадцать с лишним лет по тюрьмам. Ну, а раз пришла к власти в результате переворота «дщерь Петра Великого», то обязательно предшественницу и соперницу нужно оболгать, представить в максимально негативном свете. И чтобы угодить новой императрице все литераторы и историки дружно будут Анну Иоанновну обзывать уродиной.
И даже потом уже после смерти появились портреты, на которых Анну с выпученными глазами рисуют и обвисшими щеками. Три подбородка и мышиные косички. Уродиной, одним словом. Брехт портреты эти видел. И историков, которые Анхен обзывают уродиной мужеподобной, читал. Ехал две недели по грязи в Москву и всё встречи боялся. Ему же жить и спать с эдаким страшилищем. При этом из зеркала на него смотрел, если и не красавчик, то вполне себе благообразный мужчина сорока лет и орлиным, не портящим это лицо, носом. Такие женщинам точно нравятся. И высокий по нонешним меркам. Он себя в футах на постоялом дворе как-то измерил и потом в сантиметры перевёл. Получилось то ли 187, то ли 188 — на голову выше современников.
Боялся встречи. И когда увидел спешащую к нему на крыльцо Анну Иоанновну в Кремле, то прямо отпустило. Итак, календари привирают. Говорят, что императрица была 182 (метр восемьдесят два). И точно. Анхен лишь чуть ниже Бирона. А с учётом туфлей пусть с небольшим, но каблуком, так просто по сравнению с остальными аборигенами великанша. Тут календари не соврали. Толстой обзывают, да, не Елена Исинбаева, не жердь. В теле женщина. При таком росте девяносто, примерно, кило. Так сейчас у дворян — это норма. Если девица худая, то её и замуж могут не взять. Болеет, наверное, чем. Зачем этот суповой набор нужен. А вот двойного и уж, тем более, тройного подбородка точно нет. Волосы, написано у историков, тёмные. Соврали календари. Волосы интересного цвета. Говорят, что у индейцев в Америках волосы цвета воронова крыла, то есть антрацитово-чёрные и с синим отливом. Вот такая роскошная грива волос и была у Анны Иоанновны. Любая модель её волосам позавидует. Что ещё? Ах, да — глаза. Светлые, типа. Светлые. Они ярко-голубые. В сочетание с чёрными волосами эффект неотразимый. Они ажнать светятся на лице. Есть клип Артура Пирожкова, и там много раз показывают глаза Орнеллы Мути. Вот такие глаза были у Анны Иоанновны.
А вот про лицо не соврали. Оно чуть рябое. Следы оспы видны. Так сейчас у половины мужчин и женщин лицо рябое. Оспа бич этого времени. У половины населения планеты лица рябые, а у второй нет лиц. Они покойники, сгнили лица под землёй. Черви съели. Примерно половина народа от оспы погибает, а вторая становится рябой. Эпидемии этой болезни не волнами идут, как чума или холера. Нет, тут интересней. Оспа есть всегда, чуть затухает, но люди болеет и умирают, а потом ни с того ни с сего, видимо как-то мутируют возбудители и опять вспышка с тысячами смертей и чуть не поголовной болезнью тех, кто ещё не переболел. Читал Брехт про вирусы оспы. Там их два, и они прикольно называются из-за чего и запомнилось название. Первый по некоторым данным смертелен процентов на 30, а по другим — почти на 90 процентов смертельный, и называется Вариола майор, второй почти безобидный, так, смертность всего до 3 процентов — Вариола минор. Нужно будет отправить экспедицию врачей в Европу, там же раньше начали делать прививку, от оспы, может уже делают. Кажется, в Англии начали? В России начнёт прививать лет через сорок Екатерина. Явно тут можно попрогресорствовать.
У Анны Иоанновны на щеках есть следы оспы и она, стесняясь их, обильно лицо штукатурит. Брехт себе поставил очередную зарубку в памяти, читал же, что белила сейчас на основе оксида свинца сделаны. Даже не так, там куча всякой не очень полезной гадости. Лица представительницы прекрасного пола отбеливают с помощью солей свинца — ядовитыми свинцовыми белилами. Румяна у богатых дам содержат ртуть. Пигментные пятна удаляют медикусы цианистым калием. Сулема (хлорид ртути) — известнейший яд — используется для жидкости, которая делает кожу мягкой.
Если в Турции в качестве красящего компонента используют белую глину, смешанную с оливковым маслом и оксидом серы, тоже не сильно полезной, то в Европе до этого ещё не додумались, тут основной компонент белил — мука, для нанесения которой на тело применяется свиной или собачий жир. Недавно вошла в моду рисовая пудра. Мелкий рисовый крахмал плохо держится на коже, поэтому аптекари добавляют туда для вязкости соли свинца и висмута с мышьяком.
И это только пудра. А ведь это далеко не всё. После пудры или белил нужно нанести румяна. В составе румян сейчас парфюмеры и прочие химики с аптекарями активно используют киноварь (сульфид ртути). Взаимодействуя с потом, она делается очень неполезной и даже опасной для здоровья. И это у богатых матрон. Для более дешёвых румян дорогую киноварь заменяют на свинцовый сурик.
А ещё красавицы современные, чтобы глаза были чёрными и выразительными, закапывали себе в эти глаза атропин (это препарат белладонны — серьёзный яд). Самое интересное, что и через триста лет его будут капать в глаза людям окулисты немного, чтобы исследовать глаза! У современных модниц в глазах всё расплывается, плохо видно окружающих, но — красота же!
Нужно будет попробовать Анхен уговорить не пользоваться всем этим и другим запретить. И начать следует с париков. Анна женщина прижимистая, подсчитать сколько денег дворянство тратит на парики, сколько армия, и она легко должна пойти на запрет этой хрени. Во Франции и Австрии уже выходить начинают из моды парики, нужно ещё и на тщеславии сыграть, типа а тут-то мы Европу опередили. Ещё в париках всякие вши и грибки, чистоплотная до умопомрачения Анна Иоанновна всю эту гадость на дух не переносит. Сто процентов, при правильной подаче, императрица запретит парики. Первыми в мире будем хоть в этом пока, а то ещё Суворов через семьдесят лет будет пословицы про пудру придумывать: «Пудра — не порох, букли — не пушки, коса — не тесак, я не немец, а природный русак!». А за париками нужно будет взяться за румяна с белилами — ввести в моду чистые с небольшим количеством косметики лица. Зная состав турецкой косметики — самой безобидной из всех, можно попытаться наладить её производство. Насколько Брехт помнил, рядом с Москвой есть речка Гжелка, где добывают белую глину для аптекарей и свистулек всяких, там же есть и оксид кобальта. С кобальтом можно чуть подождать, а вот белую глину срочно во дворец заказать. Оливковое масло у торговцев добыть можно, не проблема. Всё не свинцовые белили получатся.
В целом же Анна Иоанновна производила впечатление эдакой легкоатлетки, скажем, метанием ядра занимающейся. Высокая и мощная. Не писанная красавица, но и не уродина. Ну, себя всегда уговоришь.
Бывают люди, которые поправляются от одного вида лекарств.
Ужинали тесным семейным кругом. Чем не семья? Сидит во главе стола Эрнст Иоганн Бирон, со вчерашнего дня — Иван Яковлевич. Он переговорил об этом с императрицей, и Анхен, хоть и удивилась, но охотно пошла на это. И даже дальше пошла. Теперь называет его не Эрнстом, а Ваней. Ваней, так Ваней. Это его настоящее имя и к нему не надо привыкать.
По правую руку от Бирона сидит… как бы жена. У них с Анхен есть полуторогодовалый мальчик Карл Эрнст. Его за столом нет. Спит. Его детская кроватка стоит в спальне Анны Иоанновны. Народ шушукается, но напрямую вопросов не задаёт. Чудит «чудище» и ладно. Спальня Бирона расположена рядом со спальней царицы, и даже дверь есть их соединяющая.
По левую руку сидит настоящая жена. Бенигна Готтлиб спокойно ко всему этому относится. Во-первых, привыкла, а во-вторых, сразу знала, на что шла. Да и времена ноне куртуазные. Все имеют любовников и любовниц. Пётр, а за ним и Екатерина с Петром вторым много сделали, чтобы в России с этим делом было как в Европе. А наши и рады — догоним и перегоним. За матерью сидит сын старший — Пётр. Мальчику идёт седьмой год и он, подражая взрослым, даже пытается ножом отрезать от куска мяса маленький кусочек. Сзади стоит вечный слуга Бирона Карл Вегель и время от времени мальчику помогает справиться с ножом.
Ещё чуть дальше сидит трёхлетняя Гедвига Елизавета, она маленькой серебряной ложкой ковыряет кашу, тоже сама, без помощи стоящих за её спиной двух нянек.
Идиллия. Гедвига крутит головой и прислушивается к разговору старших. А разговор просто судьбоносный для Российской империи.
— Что же Эрнст… Что же, Ваня, как здоровье вице-канцлера, что за недуг у Андрея Ивановича? — Императрицы отхлебнула красного вина. Брехт поморщился. Опять свинец. Просто бич какой-то.
— Подагра у гафа Остермана. Говорят медикусы, да и профессор нам лекцию в Кенигсбергском университете читал, говорил, что это от неправильного питания. Нельзя много мяса есть. А особенно, нельзя вместе с мясом есть хлеб. Рассказывал профессор, что при этом мясо в животе не переваривается, как следует, и откладываются камнями, солями в костях и почках. И тебе Анхен следует о том подумать, жаловалась же, что спина болит. Я по дороге заглянул на рынок и купил корни шиповника у знахарки. Если их заваривать и пить, то камни те растворяются. Я завтра их лейб-медику отдам и пусть он заваривает и тебе три раза в день по половине стакана приносит.
— Почему не выпить, если это медикусы советуют… и ты — любовь моя. А что же Андрей Иванович? Ему лекарственного отвара тоже нужно дать. — А чего добрая барыня о своих людях заботящая.
— Конечно, Анхен. Я со знахаркой договорился, она завтра ещё корешков шиповника привезёт, и Иван Салтыков купит у неё и отвезёт Остерману и рецепт расскажет. Думаю, вскоре поправится вице-канцлер.
— Дай-то бог, — императрица трижды перекрестилась.
— Анхен, мы с Андреем Иванычем обсудили его прожект по созданию кабинета министров и чуть даже доработали. Пока вот на чём остановились. — И Брехт рассказал Анне Иоанновне почти весь разговор с Остерманом до момента создания департамента Специальных операций.
— Почему же он Премьер, а не ты, душа моя? — вскинулась сразу Государыня.
— Меня на всё не хватит. Мне бы с министерством Обороны справиться…
— Не хочешь? — поджала губы императрица.
— Так лучше будет, любовь моя. России нужна сильная армия, и больше, чем на её создание, у меня сил попросту не хватит.
— Ну, смотри, Эр… Ваня. Подготовьте с Андреем Ивановичем, как можно быстрее, ваш прожект. Посмотрю я его. Пора заняться делами.