Возрождение любви

ГЛАВА 2

– Ну и как, Пейдж, эта конференция, на которую ты приезжала, стоила того?

Шарон осторожно разливала холодный суп в свой лучший столовый сервиз, поручив Тони передавать тарелки и не глядя на Пейдж.

– Конференция была интересная. Пара семинаров по акушерству, которые…

– Мне не нравится этот зеленый суп, папа. Я обязан его есть? – Жалобный голос Мэттью прервал фразу Пейдж, и она улыбнулась, глядя на страдальческое личико своего семилетнего племянника, взирающего на стоявшую перед ним тарелку.

– Ты должен это съесть. И не прерывай никого, или ты отправишься в свою комнату без ужина.

Голос Тонн звучал резко, и он сурово посмотрел на сына. Лицо Мэтью залилось краской и, когда он наклонил свою рыжеватую голову над тарелкой с супом, Пейдж заметила намек на слезы.

Она посмотрела на Тони, удивленная его раздражением. Обычно он был человеком легким, мягким и терпимым к мальчикам, но с той минуты, как она приехала сюда несколько часов назад, Пейдж ощущала в этом доме некое подспудное напряжение.

С момента ее приезда Тони и Шарон все время шпыняли друг друга. У Шарон были какие-то трудности с приготовлением обеда, и она изображала из себя жертву, перетрудившуюся под тяжестью этого процесса.

Пейдж понимала, что у ее невестки действительно не было времени на приготовление особенных блюд, и изо всех сил возражала против этого. Даже горожанин знает, что конец августа – самое напряженное время на ранчо. Урожай созрел и надо кормить наемных сезонных рабочих, фрукты из сада надо замораживать или консервировать на зиму, а мальчикам требуется миллион вещей, прежде чем они будут готовы пойти в школу.

Но Пейдж так и не поняла, почему Шарон отказалась от ее приглашения увезти их всех на веселый пикник. А если это было неудобно, то почему ее невестка не захотела просто передохнуть вместе с ней и устроить простой обед на широком деревянном столе в удобной кухне, как если бы… как если бы Пейдж действительно была членом их семьи?

Ей было неприятно, что ее принимают как почетную гостью. Обед был устроен в узкой столовой. Столовое серебро блестело, дубовый стол покрыт льняной скатертью, а ее племянники сидели за столом в белых рубашках, а их лица и руки носили следы недавнего и жестокого умывания.

Мальчикам не разрешили сесть за стол в шляпах стиля «Дикий Запад», которые она привезла им в подарок, но они все-таки надели ботинки и пояса из тисненой кожи.

В конце концов, решила Пейдж, мальчики рады видеть меня.

Она встретилась глазами с шестилетним Джейсоном, и он хихикнул, его зеленые с рыжинкой глаза очень походили на ее глаза.

Мэттью был голубоглазым блондином, склонным к полноте, и смахивал на Шарон, а вот Джейсон унаследовал худощавость Рандольфов и ирландские черты, отличавшие ее и Тони: густые черные волосы, прекрасную кожу, украшенную несколькими веснушками, высокие скулы, твердый подбородок и гибкое тело. Тони был на несколько дюймов выше Пейдж, в нем было шесть футов роста, волосы прямые, в отличие от ее вьющихся кудрей, но в остальном брат и сестра поразительно походили друг на друга.

– Как урожай в этом году, Тони?

Пейдж знала, что лето по всей Канаде оказалось непривычно сырым. Может быть, Тони опять волнуется по поводу денег: последние годы ферма приносила только убытки.

Тони и Шарон обменялись долгими выразительными взглядами, и Пейдж острее, чем когда-либо, ощутила себя посторонней.

– Урожай неплохой, учитывая дождливое лето, – коротко ответил Тони и сменил тему, заговорив о предстоящих выборах.

Обед тянулся томительно долго, с чопорными разговорами взрослых и нетерпеливостью мальчиков. Им хотелось поскорее выбраться из-за стола и отправиться запускать китайские бумажные змеи, которые Пейдж привезла им. Наконец Шарон поставила на стол яблочный пирог, после чего детям разрешили уйти.

Шарон начала убирать со стола, Пейдж и Тони поднялись, чтобы помочь ей.

– Почему бы вам не пойти пить кофе в гостиную? Я прекрасно справлюсь здесь сама.

Тон голоса Шарон не оставлял сомнений в том, что ей помощь не требуется. Пейдж старалась не чувствовать себя нежеланной гостьей, хотя в поведении Шарон никакой теплоты не наблюдалось.

Тони глянул на нее, пожал плечами, они с Пейдж забрали свои чашки и отправились в другую комнату. Усевшись в старом кресле перед холодным камином, Пейдж воспользовалась возможностью хоть несколько минут побыть наедине с Тони и прорваться сквозь вежливый и безличный фасад, выстроенный Шарон. Она дотянулась до дивана, на котором расположился Тони, и сжала его загрубевшую от работы руку.

– Что случилось, братец? Я ничем не могу тебе помочь?

Тони остался ее единственным близким родственником: их мать умерла, когда Пейдж исполнилось пять лет, а Тони три года, а их отец, не прошло и года, как женился на женщине, которую Пейдж и Тони презирали и боялись. Их безрадостное детство послужило основой прочной связи между ними, и до своей женитьбы Тони оставался самым лучшим и самым близким ее другом. Ей его очень не хватало, особенно когда они оказывались вместе, как сейчас… а прежней близости не было.

Тони пожал плечами и глубоко и шумно вздохнул.

– Я сегодня немножко не в себе, сестренка.

Пейдж глянула на него.

– Тони, если мое пребывание у вас становится проблемой, я могу вернуться в отель. Ты можешь быть со мной откровенным.

– Твое пребывание? – Тони замотал головой. – Дело совсем не в тебе, сестренка. Меня выбила из колеи эта идиотская история на моих полях.

Пейдж нахмурилась.

– Я тебя что-то не понимаю, Тони. На твоих полях? Какая это идиотская история на твоих полях?

– Круги на пшеничном поле. Ты когда-нибудь слышала про круги на пшеничных полях?

Пейдж покачала головой.

– Не думаю. Это что, какие-то проблемы с опрыскиванием или чем-то еще в этом роде?

Тони мрачно усмехнулся.

– Если бы. Круги на поле, если верить статье, которую я сегодня прочитал в одном старом журнале, это необъяснимый феномен. Знаешь, летающие тарелки и тому подобная брехня. Пришельцы из других миров. – Он фыркнул. – А происходит вот что. Фермер вроде меня обнаруживает в середине пшеничного поля большие круги, все колосья лежат в одном направлении, как будто налетел вихрь или еще что-то в этом роде и уложил всю пшеницу, но аккуратно и на небольшом участке. Похоже, что это в течение лет случается в разных частях мира. А круг, который выложен у меня, имеет совершенно необычную форму – внутри него расположен большой треугольник. – Тони взволнованно замотал головой. – Представляешь, Пейдж, вечером ты ложишься в постель и все вокруг нормально. А утром встаешь и обнаруживаешь на своих полях вот такое таинственное явление, которое никто не может объяснить.

Пейдж уставилась на брата.

– Ты хочешь сказать мне, что… что этот плоский круг, или что там еще, неизвестно откуда появился на твоем поле? Когда это случилось?

Она испытывала странное чувство, видя своего обычно невозмутимого брата таким расстроенным.

– Сегодня утром. Я ехал на своем пикапе туда, где мы качаем воду. Я ездил мимо этого поля утром и вечером, так что я знаю, что вчера вечером там ничего не было. Со мной был Берт Мишлук, наемный рабочий. Он выругался, подумав поначалу, что это ребята там, может быть, устраивали вечеринку. Мы вылезли из пикапа, чтобы поглядеть, и у меня возникло странное ощущение. Как будто весь участок был насыщен… не могу точно определить… как будто электричеством.

Голос у Тони был напряженный.

– В середине поля оказался большой аккуратный крут. Пшеница полегла, но лежала она в определенном порядке, а в центре круга выложен треугольник. – Тони неуверенно провел рукой по волосам. – Это можно было сделать только с воздуха, потому что там не было и следа человеческой ноги, так что дети не могли бы что-то натворить. Мы целый час исследовали каждый дюйм поля, и я могу поклясться жизнью, что никто не подходил и не подъезжал к этому кругу. Это потустороннее явление. А потом Берт потребовал расчета, прямо там, на поле, и это в разгар сбора урожая! Заставил меня поехать с ним ко мне домой и выплатить ему заработанные им деньги. Он уверен, что это дело рук дьявола.

Тони с отвращением фыркнул и сделал большой глоток кофе.

– В это время года почти невозможно найти другого работника, и, что еще хуже, насколько я знаю Берта, он будет рассказывать всю эту историю по всей округе. Он большой болтун. Могу держать пари, что уже завтра здесь появятся машины телевидения и толпа репортеров, которые будут мешать уборке урожая и причинять мне кучу неприятностей, совершенно мне ненужных.

Пейдж не знала, что и сказать. Все это походило на научно-фантастическое кино. Но она испытывала и любопытство.

– Я могу посмотреть на это поле, Тони?

– А почему бы и нет? Я не удивлюсь, если завтра здесь будет весь Саскатун. Как только мальчики улягутся в постели, я отвезу тебя туда. – Он спокойно посидел несколько минут, потом сказал: – Я не хочу, чтобы дети узнали что-то об этом, во всяком случае пока. Так что ты им ничего не говори, ладно?

Пейдж кивнула.

– Шарон уже видела. Я возил ее туда сегодня, когда дети отправились купаться. Она не может понять, почему меня это расстроило, ее такое происшествие только возбуждает.

Спустя два часа Тони вез ее в своем пикапе по разбитой дороге. Небо над прерией было расцвечено всеми красками заката – багровой, оранжевой и золотой, ветер гнал душный воздух, не принося прохлады.

– Надеюсь, что Шарон не возражает, что мы уехали, – сказала Пейдж, стараясь перекричать шум мотора.

Это было замечательно – оказаться наедине с Тони хотя бы на один час, но она испытывала чувство вины, что они оставили Шарон. К этому чувству вины примешивалась злость на невестку за это чувство.

– Я не хочу еще раз ехать туда, – заявила Шарон. – Поезжайте вдвоем, я останусь дома и буду смотреть телевизор.

Быть может, это единственная возможность за все время ее визита сюда побыть наедине с братом, и Пейдж решила воспользоваться случаем. Ей очень не хотелось припирать его к стенке, но ее пугало ощущение, что они все более отдаляются друг от друга.

– Тони, что я могу сделать, чтобы наладить отношения с Шарон? Ты единственный член семьи, который у меня остался, я очень люблю бывать с тобой, но я чувствую, как она напряжена, когда я бываю у вас. Может быть, если бы я знала, в чем дело…

Тони не отвечал несколько минут, но когда он заговорил, то не стал уверять Пейдж, что это ей почудилось.

– Тут много всего намешано, Пейдж. – Он вздохнул, глядя на дорогу, представлявшую собой не более чем след в прерии. – Я думаю, что Шарон рядом с тобой испытывает некоторое чувство неполноценности. – Он помолчал, потом добавил: – И даже не некоторое, а довольно сильное. Понимаешь, ты женщина, сделавшая карьеру, врач, специалист. Ты зарабатываешь большие деньги. Шарон кончила школу и работала в страховой компании, пока мы не поженились. Она считает, что ты живешь блистательной жизнью, красиво одеваешься, покупаешь мальчикам дорогие подарки. Она немножко растолстела, а ты тоненькая, как тростиночка. – В его голосе зазвучала нотка горечи. – И, может быть, все обернулось не так прекрасно, как она надеялась, выходя за меня замуж. Она оказалась прикованной к ферме и двум детям и к куче долгов. Возможно, она завидует твоей чековой книжке, твоей свободе. Ты знаешь, она забеременела Мэттью до того, как мы поженились. Я думаю, она считает, что у нее просто не было выбора.

Пальцы Тони крепче сжали руль машины.

– Дерьмо все это! Откуда я могу знать, что в голове у женщины? Почему бы тебе не попробовать самой поговорить с ней?

Это предложение перепугало Пейдж до смерти, но если он думает, что она должна…

– Ладно, я попробую. Мне никогда не удавалось заводить друзей среди женщин, ты это знаешь. Я умею с ними ладить, когда они мои пациентки, но, помимо этого… у меня никогда не было близкой подруги. Но я попробую с Шарон.

Она помолчала, потом задумчиво добавила:

– Ты знаешь, в этом есть ирония, в том, что она завидует мне. По правде говоря, я бы многое отдала, чтобы иметь мужа и пару детей, как у нее. Мне казалось, что она это понимает.

– Какого черта, как она могла знать, если ты ей никогда ничего не говорила?

Тони был явно раздражен. Он сконцентрировал все свое внимание на дороге и не смотрел на Пейдж, но она была уверена, что он считает, что проблема возникла отчасти по ее вине, и это ее обижало.

Она постаралась, чтобы ее голос звучал ровно и не взволнованно.

– Что касается того, что она забеременела до того, как вы поженились, то она должна была знать обо мне и Нике Моррисоне, я ведь тоже была беременна до того, как вышла замуж.

Тони кивнул.

– Да, она это знает. – Он повернул голову, чтобы глянуть на нее. – Это было давненько, сестричка. С тех пор много воды утекло. А тебя вся та история все еще волнует?

Только когда умирают новорожденные.

– Нет, как ты правильно сказал, это было очень давно.

Они поднялись на невысокий холм, и Тони показал на поля, расстилающиеся насколько хватало глаз.

– Вот там, правее. Видишь голый участок?

Пейдж посмотрела, но с этой точки участок не выглядел впечатляюще – просто вытоптанный кусочек земли среди моря пшеницы.

– Вот мы и приехали.

Тони остановил пикап между двумя полями пшеницы, спелой, тяжелой, золотой, готовой к тому, чтобы ее убрали. Пейдж могла разглядеть тропинку, ведущую вправо.

Пока Тони вел ее по меже, стараясь не затоптать больше стеблей, чем это необходимо, Пейдж ощутила страх от того, что ей предстояло увидеть, и одновременно ужасное любопытство. Тони внезапно остановился, Пейдж сделала еще шаг, оказалась рядом с ним, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела круг.

Он оказался гораздо больше, чем виделся с дороги. Как и описывал его Тони, круг был совершенным, словно гигантский циркуль очертил такую окружность. Стебли пшеницы лежали внутри этого пространства концентрическими кругами, точно направленными под одним и тем же углом. На этот гигантский круг был наложен треугольник, три его вершины касались окружности на равном расстоянии друг от друга, колосья пшеницы были уложены так аккуратно, словно это делала рука художника.

– Странно, правда?

Тони ступил в круг, и Пейдж с трудом удержала себя от того, чтобы оттащить его обратно. Все в ней сопротивлялось необходимости шагнуть внутрь, но она понимала, что это глупо. Она заставила себя последовать за Тони, который мерил шагами сторону треугольника.

– Ты чувствуешь что-нибудь внутри этого круга, сестричка?

Она чувствовала. Это было такое же ощущение, какое она однажды испытала, попав в сильную грозу с молниями, ощущение непереносимого напряжения, как будто воздух был насыщен статическим электричеством. Волосики у нее на руках и на затылке встали дыбом, и, по мере того как она дальше входила в этот треугольник, в ней нарастало ощущение тревоги.

– Что ты по этому поводу думаешь, сестричка? Есть какая-нибудь идея, что могло вызвать такое явление?

Она была не состоянии думать. Могла только ощущать, и это ощущение сильно встревожило ее, потому что она не могла найти никакого разумного объяснения.

Так они стояли несколько минут молча, глядя на причудливое поле.

– Я собираюсь приехать сюда завтра утром на тракторе и очистить это проклятое поле раньше, чем кто-нибудь увидит его, – вырвалось у Тони. – Я должен был подумать об этом сегодня, пока никто не пронюхал.

– Мысль неплохая.

На самом деле это было не так, по какой-то необъяснимой причине, хотя Пейдж чувствовала, что будет неправильно разрушать содеянное. Но она понимала ощущения Тони.

Она прошла к дальнему краю окружности, где один из углов треугольника соприкасался с окружностью, и заметила, что, когда она удаляется от центра круга, энергия ослабевает. Она зашагала обратно, и это ощущение усилилось.

Голос Тони прервал ее мысли, прежде чем она дошла до центра круга.

– Уйдем отсюда, Пейдж. Скоро стемнеет, а у меня еще полно работы.

Они молча вернулись к пикапу и весь обратный путь проделали в молчании.

Дома Шарон сообщила, что пока их не было, звонил репортер.

– И что ты ему сказала?

Тони шагнул к холодильнику и достал оттуда банку пива.

– Я ему ничего не сказала, – агрессивно ответила Шарон. – Он сказал, что слышал, что у нас круг на поле, и не будем ли мы возражать, если он приедет с командой кинооператоров и осмотрит здесь все. Я сказала, что он должен разговаривать с тобой, а тебя нет дома. Он позвонит через час.

Тони выругался и взялся за пиво.

– Вы хотите пива? – спросил он жену и сестру.

Обе женщины отказались, а он открыл банку и одним глотком осушил ее наполовину. Потом решительно подошел к телефону и выдернул штекер.

Шарон недовольно фыркнула.

– Это не решает проблему. Дело в том, Тони, что я не вижу большой беды в том, что приедет репортер и посмотрит. – В голосе у нее прозвучало раздражение. – Видит Бог, у нас здесь не так много развлечений, а он, судя по голосу, приятный парень.

Лицо Тони потемнело от гнева.

– Дерьмо он, а не приятный парень! Я тебе уже говорил, что не желаю, чтобы репортеры превратили мою ферму в цирк. Мне и так приходится возиться с урожаем, банк сидит у меня на шее, и у меня нет ни времени, ни терпения на эту банду.

– Ты всегда поступаешь так, как хочешь. А тебе никогда не приходило в голову, что я тоже заслуживаю право голоса по поводу того, что здесь происходит? Я работаю так же напряженно, как и ты.

Шарон открыла посудомоечную машину и принялась вытаскивать мытые тарелки и ставить их на полку.

– Никто с этим не спорит, – Тони повысил голос.

Они оба не заметили, как Пейдж встала и вышла из комнаты. Она поспешила наверх, сердитые голоса преследовали ее. Она заглянула в спальню своих племянников и прикрыла их дверь, надеясь, что они не проснутся от разгорающегося внизу скандала.

Она схватила халат и мешочек с умывальными принадлежностями и сбежала вниз в ванную комнату, пустила воду в старинную ванну и стала снимать с себя брюки, блузку и белье. Шум текущей воды заглушал рассерженные голоса.

Залезая в ванну, Пейдж решила, что позвонит и перезакажет билет на самолет. Для нее было очевидным, что сейчас неподходящее время для того, чтобы навещать родственников.

А будет ли когда-нибудь подходящее? Она так предвкушала, как проведет эти несколько дней с Тони и его семьей, твердо пообещав себе, что использует этот отпуск как щит против отчаяния и одиночества, охвативших ее после смерти ребенка Джексонов неделю назад.

Слезы текли по ее щекам, и она сердито смахнула их полотенцем.

Вскоре после этого, уже лежа в постели, Пейдж услышала, как поднимаются наверх Тони и Шарон. Их спальня располагалась рядом, и она могла слышать, как они разговаривают уже вполне спокойно. Она испытала огромное облегчение. Вероятно, они уладили свои противоречия, и утром все будет выглядеть лучше.

Прошло немного времени, и до нее донеслись звуки, в отношении которых ошибиться было невозможно – они занимались любовью. Пейдж старалась не слушать, однако стены старого дома пропускали все звуки. Она сунула голову под подушку, но все равно слышала шумные проявления их страсти, и они вызывали у нее противоречивые чувства.

Она уговаривала себя, что рада за них, довольна, что их отношения по-прежнему чувственны, несмотря на их проблемы, но подслушанные ею интимные звуки как ничто другое подчеркивали полное одиночество ее собственного существования.

Еще долго после того, как в соседней комнате воцарилась тишина, она лежала без сна, с болью пересматривая свою жизнь.

Прошло более двух лет с тех пор, как у нее был любовник, но даже тогда они оба испытывали уверенность, что их связь носит временный характер. Для нее главным в жизни была работа, а мужчины не могли смириться с этим.

Ирония заключалась в том, что ее профессия врача заставляла ее быть причастной к самым интимным моментам жизни других людей и в то же время требовала от нее столько времени и энергии, что делала невозможной самой испытывать эти интимные моменты.

Однако она знала других врачей, у которых были мужья, жены и дети, врачей, умевших совмещать свою работу и семью.

У нее не было даже близких подруг. То, что она говорила Тони, было правдой – она испытывала трудности в отношениях с женщинами за пределами своего служебного кабинета.

О да, она уверяла себя, что на то, чтобы заводить друзей, требуется время, что когда их клиника станет достаточно процветающей, когда они с Сэмом смогут нанять еще одного врача, который помог бы им справляться с лавиной больных, тогда у нее будет время заводить друзей.

Ну что ж, быть может, она обманывает себя, быть может, она неспособна на подлинную близость как в дружбе, так и в любви.

Она ворочалась, отбрасывала простыню, потом натягивала ее обратно, ее бросало то в жар, то в холод, заснуть она не могла и только то и дело смотрела на ручные часы, лежавшие на столике у изголовья.

Должно быть, она задремала где-то после трех часов ночи, потому что проснулась от сна, который растаял сразу же, как только она открыла глаза. В комнате уже светало, и она почувствовала себя вполне выспавшейся. Она потянулась к часам. Стрелки показывали половину пятого.

Она знала, что больше уже не заснет. Пейдж вылезла из постели и стала рыться в своей сумке, пока не нашла там тренировочный костюм. Она облачилась в лифчик и трусики, потом натянула красные нейлоновые шортики и безрукавку и тихонько пробралась в ванную комнату.

Она умылась холодной водой и причесалась. После сна и жары ее волосы превратились в копну завитков, и она натянула на лоб плетеный ремешок, чтобы волосы не падали на глаза. Когда она вернется домой, надо будет подстричь их – будет легче с ними управляться.

Она спустилась по лестнице, держа в руках свои потрепанные кроссовки.

Вне дома воздух оказался холодным, но не было и дуновения ветерка. День обещал быть отличным, небо ясное, висит над ней светло-синим балдахином, а на востоке розовые и пурпурные полосы предвещали близкий рассвет. Пахло сеном.

Старый пес Амос подошел и, пока она завязывала шнурки кроссовок, лизнул ее в лицо; цыплята высыпали из курятника.

Амос, помахивая хвостом, сопровождал ее несколько сот ярдов, но потом повернул обратно.

Она оглянулась на дом, темный и тихий. Возможно, когда она вернется, Тони уже встанет, и они вместе выпьют по чашке кофе.

Она не изменила своего решения уехать сегодня же. Именно теперь Тони и Шарон, по всей видимости, нуждались в уединении. Она позвонит в клинику и потом сочинит какую-нибудь байку о срочном случае, требующем ее присутствия.

Когда она добежала до конца тропинки, у нее не осталось сомнений насчет того, в какую сторону продолжать бег.

Уже проснувшись, она знала, что должна посмотреть на круг на пшеничном поле раньше, чем Тони распашет его, и она направилась по дороге, по которой они ехали вчера вечером.

До поля было четыре или пять миль, и Пейдж побежала туда, радуясь утренней свежести, пению птиц, ощущению, что она одна в этом большом и открытом пространстве.

Дорога оказалась длиннее, чем ей казалось, и ее потная майка прилипла к спине, пока она добралась до невысокого холма, возвышавшегося над полем. Она задержалась там на минуту, перевела дыхание и глянула вниз на пшеничное поле.

По ее спине пробежала дрожь, и она зашагала по склону холма по тропинке, протянувшейся среди пшеницы, достигающей пояса. Круг притягивал ее, как магнит.

Сердце Пейдж сильно билось, когда она добежала до внешней стороны круга. На какое-то время она остановилась у этой границы, разглядывая безупречный и таинственный чертеж, прежде чем шагнуть внутрь его.

Она тут же ощутила поток энергии, который чувствовала вчера вечером. Воздух был насыщен глубоким и сильным жужжанием, которое отозвалось в ее теле. Точнее сказать, это был не звук. Это было ощущение, усиливающееся по мере того, как она шла к центру круга.

Там она остановилась, и это странное ощущение становилось все более сильным. На нее изливался свет, хотя солнце еще не взошло над горизонтом, и она, заинтригованная, посмотрела на небо.

Страх в ней начал пересиливать любопытство, однако теперь она испытывала странную легкость в голове и головокружение. Пейдж опустилась на колени, чувствуя, как острые колосья царапают голую кожу ее ног, но была не в силах встать.

Перед глазами у нее вспыхивали ослепительно красные и пурпурные круги, сливающиеся с каким-то извращенным жужжанием, которое становилось все громче.

Это должен быть восход солнца.

Она должна встать и бежать отсюда, бежать…

Она утонула в ярком, ослепительном вихре цвета, звука и энергии, в вихре настолько мощном, что сопротивляться ему было невозможно.

Она услышала, как вскрикнула, когда жужжание стало невыносимо громким, а потом мир стал серым и бесформенным.