Полночь над Санктафраксом

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ЦИСТЕРНА

— О небо! — воскликнул Каулквейп, когда их падение внезапно прекратилось. Что-то мягкое, шелковистое и странно упругое остановило его. Вскричав от удивления, он отскочил назад и заворчал от боли, когда Тарп Хаммелхэрд тяжело плюхнулся прямо на него. Они оба запутались в эластичной нитяной сетке. Прутик приземлился на них обоих.

Вдруг раздался щелчок. Потом глухой стук. Потом, с шипением и свистом, затянулась веревка. Похожий на сетку материал окружил их, плотно обхватил, тесно прижав троих друзей друг к другу.

Первое, что почувствовал Каулквейп, была невероятная вонь, она была такой сильной, что казалось, будто невидимая рука протянулась к его горлу и душила его. Когда они оказались пойманными и завязанными в этот плотный мешок, свечение Прутика и Тарпа стало приглушеннее, но, потому что слабый свет все же проникал снаружи, Каулквейп постепенно начал различать во мраке, что их окружало.

Они висели высоко над огромным подземным каналом, от которого поднимался пар. Вокруг них из стен огромного туннеля, по которому текли воды канала, торчали трубы. Из труб постоянно выливались потоки грязной воды, которые падали в пенящийся внизу поток.

— Канализация, — простонал Каулквейп. — Я… Ой! Больно! — взвизгнул он, когда костлявый локоть Прутика упёрся ему в спину. — Ты что делаешь?

— Пытаюсь вытащить нож, — проворчал Прутик. — Хотя, кажется… я… не могу пошевелиться…

— О-о-ой! — ещё громче завопил Каулквейп.

Прутик оставил попытки.

— Безнадёжно, — проговорил он. — Мне до него не дотянуться!

— А толку-то, даже если б ты его и достал, — раздался из-под них приглушённый голос Тарпа Хаммелхэрда. Его лицом вжало прямо в дно сетки. — Она сделана из шёлка древесного паука.

Прутик застонал. Из шёлка древесного паука кроили паруса для кораблей воздушных пиратов, — легчайший и тонкий, он тем не менее был настолько прочным, что выдерживал порывы штормового ветра, налетавшего из открытого неба в Край. Его нож был бы абсолютно бесполезен против этих толстых витых волокон, из которых была сделана сеть.

— Это ужасно, капитан, — жаловался Тарп Хаммелхэрд. — Лучше б я попытал судьбу в схватке с теми безумными глыботрогами, чем болтаться здесь, подвешенным, как тильдячья колбаса. — Он грустно скривился, потому что пары проплывавших отбросов ударяли ему в нос. Пёстрые крысы принюхивались и пищали от недоумения, глядя на качающийся над ними светящийся мешок. — Кто-то или что-то устроило здесь эту ловушку, — заметил он, — и мы в неё попались.

— Что ты имеешь в виду, говоря «что-то»? — в тревоге спросил Каулквейп.

— Я слышал, в канализации живут комки грязи, — донёсся до него хриплый, приглушённый голос Тарпа. — Это чудовищные создания. Сплошные когти и зубы. Но они хитрые, сообразительные. Может, один из них…

— Ш-ш-ш! — прошипел Прутик.

Издалека донёсся резкий бряцающий звук.

— Что это? — прошептал Каулквейп, и от ужаса у него волосы встали дыбом.

— Не знаю, — так же шёпотом ответил Прутик. Бряцание стало громче. Оно приближалось.

Прутик, прижатый к Каулквейпу, не мог повернуть голову. А Тарп под ними вообще ничего не видел. Только Каулквейп, у которого голова была повёрнута так, что он мог смотреть в туннель, глядел в направлении звука. Он судорожно сглотнул.

— Ты что-нибудь видишь, Каулквейп? — беспокоился Прутик. Он знал, что в канализации живут не только пёстрые крысы и комки грязи. Были ещё троги и тролли, которые покидали подземные пещеры в Дремучих Лесах в поисках лучшей жизни в Нижнем Городе и обнаруживали, что за землю здесь идёт бешеная борьба, в которой они проиграли. Некоторые голодали. Другие находили прибежище под землёй, в канализации, где и вели жестокую борьбу за выживание.

Бряцание раздавалось уже совсем близко, резкий и отчётливый звук пролетал над сливными трубами. Вам! Металл скрежетал о металл. Бам! Казалось, содрогаются трубы.

И вдруг Каулквейп увидел это: огромный металлический крюк пролетел по воздуху, звякнул по трубе, выпирающей из стены туннеля, и зацепился за неё. Крюк был привязан к сучковатой палке, сжатой в чьих-то костистых руках, которые ею и орудовали.

Тёмная фигура, неуклюже стоящая на странном сооружении вроде баржи из связанных обломков дерева, появилась из Тьмы. Существо снова забросило крюк. Бам! Крюк зацепился за следующую трубу, и существо подтягивало свои плот против течения пенящегося канала всё ближе и ближе.

Каулквейп ахнул.

— Я что-то не вижу, — прошептал он.

Бам!

Лодка была уже почти под ними. Из неё на Каулквейпа пялился огромный плоскоголовый гоблин.

— Прутик, — пискнул Каулквейп, — это…

Крюк описал в воздухе дугу и отскочил назад, обрезав сетку. Подобно горячей летучей скале — с тремя несчастными друзьями внутри, — она с гулким стуком свалилась на баржу гоблина, которую течением отнесло как раз под сеть.

… Они продвигались по вонючему каналу, их захлёстывало волнами отбросов, на которых покачивалось и ныряло утлое деревянное судёнышко. Гоблин, умело балансируя на корме, возвышался над пленниками. В его костистых руках крюк теперь действовал как руль и удерживал ветхое сооружение на плаву.

Они плыли всё быстрее и быстрее и…

Бам!

Лодка резко остановилась, а крюк гоблина быстро зацепился за выпирающую у них над головой трубу. Прутик, Каулквейп и Тарп отчаянно завозились в сетке, пытаясь освободиться.

— Что мы сегодня поймали, Тугодум? — раздался голос сверху.

— Тугодум? — выдохнул Прутик.

Гоблин с кинжалом в руке подошёл к сетке и развязал скользящий узел, которым она была завязана. Сеть спала. Прутик вскочил на ноги, он ярко светился. С открытым ртом изумлённый плоскоголовый гоблин выронил кинжал.

— Хит, — закричал он, — он светится! Он светится, как мы!

— Ты что, не узнаёшь меня, Тугодум? — спросил Прутик, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, потому что баржа опасно раскачивалась у него под ногами. — Это же я, Прутик.

— Я тебя узнал, капитан Прутик, — донёсся голос снаружи. — Хотя никогда не думал, что вновь увижу тебя живым, по крайней мере в канализации Нижнего Города.

Прутик посмотрел наверх. При входе в широкую открытую трубу виднелась долговязая фигура человека, одетого в длинное тяжёлое пальто и треуголку воздушного пирата. Человек тоже был окутан ярким светом.

— Хит! — закричал Прутик и чуть не свалился с баржи. — Рован Хит!

Но бывший рулевой уже развернулся и исчез в отверстии трубы.

— Не обращай внимания, капитан, — сказал Тугодум, неловко выбираясь из лодки, волоча за собой правую ногу. — Я уверен, он рад вас видеть гораздо больше, чем показывает. А что касается меня, я просто страшно рад.

— Я тоже страшно рад вас видеть, — ответил Прутик. — Я с трудом верю в то, что происходит.

Он карабкался за Тугодумом по железным скобам в стене ко входу в трубу, закреплённую наверху. В отличие от других труб из неё не вытекало сточных вод. Каулквейп и Тарп тут же последовали за ним. Потом, отодвинув тяжёлый защитный занавес на другом конце трубы, они оказались в просторной комнате.

Рован Хит стоял у одной из стен, ни на кого не глядя.

— Добро пожаловать, — тихо сказал он. Каулквейп изумлённо огляделся. Место было настоящей берлогой контрабандистов: полностью заставлено ящиками и корзинами, забитыми всевозможными дорогими вещицами. На полу и на стенах были ковры. Там была также мебель: два кресла, стол, буфеты и маленький резной письменный стол. И ещё много горшков, сковородок, бутылок и кувшинов, посуды, ножей, вилок, графинчиков… и стоял такой запах сосисок из тильдера, что слюнки текли.

— Когда-то это была цистерна с водой, — пояснил Хит, — теперь здесь вынуждены жить мы.

Прутик кивнул.

— Я боялся, что вообще не найду вас живыми, — сказал он.

— А, ну да, может, и лучше, если б я не выжил, — еле слышно пробурчал Рован Хит, повернулся и перешёл к другой стене цистерны, где на плите что-то шипело в сковороде.

— Но, Хит… — начал Прутик.

— Ай, да мы прекрасно ладим, — встрял Тугодум. — Мы здесь уже несколько недель. Мы грабим и воруем по мелочи — ты удивишься, чего только не найдёшь иногда в сетках!.. Хотя мы всегда возвращаем всех живых существ обратно на поверхность, конечно, после того как освободим от всего ценного, что у них есть. Со светом никаких проблем… — он кивнул в сторону Рована Хита, который сгорбился над плитой, — пока мы с ним рядом.

— Ты о свечении? — спросил Прутик.

— С нами было то же самое, когда капитан нашёл меня, — сообщил Тарп. — А теперь мы все четверо здесь светимся.

— Должно быть, с нами что-то произошло, что вызвало это, — сказал Прутик. — Но я ничего не помню. А ты, Тугодум? Ты помнишь, что с нами произошло там, в открытом небе?

Плоскоголовый гоблин отрицательно покачал головой.

— Нет, — ответил он, — мы отправились за Птицей-Помогарь в поисках твоего отца, вошли в атмосферный вихрь — а потом ничего. — Он скорчил гримасу, указывая на свою правую ногу. — Всё, что я знаю, — это то, что я как-то её там повредил.

— А ты, Хит? — спросил Прутик.

Сгорбленная над плитой фигура ничего не ответила. Прутик нахмурился. Угрюмость рулевого начинала его раздражать.

— Рован Хит! — строго позвал он.

Хит замер.

— Ничего, — мрачно ответил он. Он положил лопаточку и медленно повернулся. — Я знаю только, что со мной произошло вот это. — Он снял треуголку.

Каулквейп ахнул. Тарп Хаммелхэрд отвернулся. Прутик круглыми от ужаса глазами уставился на Хита.

— Т… твоё лицо! — выдохнул он.

Волос не было, как и левого уха, а кожа на этой стороне лица выглядела так, будто она однажды таяла, как воск. Белый невидящий глаз остался в расплавленных складках кожи. Рука рулевого взметнулась к ужасным шрамам.

— Это? — взвыл он. — Это вот таким я стал, когда вернулся из открытого неба. Хорошенький вид, а?

— Я… я не знал, — едва выговорил Прутик.

Хит пожал плечами.

— А почему ты должен был об этом знать, — сказал он просто.

— Но ты винишь меня за то, что я затащил тебя в атмосферный вихрь?

— Нет, капитан, — ответил Хит, — я сам согласился лететь с тобой. Это был мой собственный выбор. — Он помолчал. — Хотя признаюсь, я расстроился, когда узнал, что и ты не помнишь, как мы вернулись в Край.

— Я знаю только то, что мне самому рассказали, — с сожалением ответил Прутик. — Что мы выглядели как восемь падающих звёзд, пролетая по ночному небу. По крайней мере так это описал Профессор Темноты.

Здоровый глаз Хита прищурился. Кожа, покрытая шрамами, задрожала.

— Профессор Темноты? — переспросил он.

Прутик утвердительно кивнул.

— Он видел, что некоторые приземлились в Нижнем Городе, — ты, Тугодум, Тарп Хаммелхэрд, возможно, кто-то ещё. Другие полетели дальше. Они приземлились где-то в Дремучих Лесах. Я поклялся найти вас всех. И вот троих из вас я уже отыскал. Больше, чем я осмеливался даже надеяться.

— Надежда, — с горечью сказал Хит. — Я научился жить без неё. В конце концов, надежда это не вылечит. — Он тихо провёл пальцами по ужасным шрамам.

Каулквейп отвернулся.

— Я не выношу ни когда на меня пялятся, — Хит взглянул на Каулквейгт и Тарпа Хаммелхэрда, — ни отведённых взглядов тех, кого отталкивает моя внешность. Поэтому я спустился в канализацию, чтобы спрятаться. А Тугодум — к его чести — присоединился ко мне.

— Куда он, туда и я! — прорычал верный Тугодум.

— Мы заботимся друг о друге, — сказал Хит. — Это здесь необходимо, — мрачно добавил он.

— Как профессор, то есть, извиняюсь, Прутик, заботится обо мне, — заметил Каулквейп, обернувшись. — Иногда это необходимо даже в Санктафраксе.

— Санктафракс, — уже тише и мягче сказал Хит. Его глаза затуманились. — Когда-то я мечтал получить место в воздушном городе учёных. Но ведь там не важно, что ты знаешь, важно, кого ты знаешь. — Он с горечью усмехнулся. — А я никого не знал.

Из глубины комнаты донёсся запах горелого. Тугодум проковылял к плите и схватил сковороду с огня.

— Ужин готов, — объявил он.

— Колбаски из тильдятины, — сказал Хит.

— Мои любимые! — воскликнул Прутик, который внезапно понял, насколько он голоден.

Тугодум разделил колбаски, нарезал хлеб. Он вернулся с пятью тарелками в руках и раздал их всей компании.

— У нас есть бутылка прекрасного крушинного вина, которую я берёг на особый случай, — сказал Хит. — Тугодум, подай, пожалуйста, наши лучшие бокалы.

— За команду «Танцующего-на-Краю»! — объявил Прутик, когда все они подняли полные до краёв бокалы. — За тех, кто уже нашёлся, и за тех, кого ещё только предстоит найти!

Остальные дружно поддержали тост, потягивая гладкую золотистую жидкость.

— Ах! — вздохнул Тарп Хаммелхэрд, вытирая усы тыльной стороной руки. — Превосходно!

Даже Каулквейп оценил согревающий, пряный аромат крушинного вина, а позднее, когда они налегли на колбаски из тильдятины, он тоже понял, до чего проголодался.

— Восхитительно, — проговорил он, отрезая кусок колбаски и ломоть хлеба, — совершенно восхи-ти-и-тельно!

Прутик повернулся к покрытому шрамами рулевому:

— Должен сказать, Хит, ты неплохо устроился, учитывая, в какую жуткую ситуацию вы попали. И ты тоже, Тугодум. Очень хорошо. Но вы не можете оставаться в этом ужасном месте, особенно если по моей вине вас покалечило. Однажды у меня будет новый корабль, и я снова возьму вас в команду. Но сейчас я должен выяснить, что случилось с остальными.

— Мы пойдём с тобой, — сказал Хит.

Тугодум воодушевлённо кивнул.

— Куда ты, туда и мы, капитан Прутик, — поддержал он.

— Не в этот раз, Тугодум, — мягко возразил Прутик. — Нужно время, чтобы вылечить твою ногу.

— Тогда останемся здесь, — угрюмо сказал Хит. Он кивнул на сводчатую крышу. — Там, наверху, нам нечего делать.

— Наоборот, — заметил Прутик, — там, наверху, Санктафракс.

— С… Санктафракс? — переспросил Рован Хит. — Но…

— Как ты верно подметил, Хит, не важно, что ты знаешь, важно — кого. Я знаю. А вы знаете меня.

У Ровена Хита даже рот приоткрылся от изумления.

— Я напишу письмо, которое вы отнесёте профессору в собственные руки. — Он огляделся. — Я полагаю, у вас есть чем писать?

— Да, конечно, — сказал Хит. — Бумага и чернила высшего качества и лучшие перья рябинника. Кое-что я набрал во время одной из наших вылазок за продовольствием.

Прутик улыбнулся.

— Вы будете жить в моём кабинете в Школе Темноты и Света и ждать моего возвращения, — объяснил он. — Я подозреваю, Профессор Темноты захочет провести с вами пару экспериментов, учитывая то, как вы светитесь, но в целом вас оставят в покое. Ну как вам моя мысль?

— Прекрасная мысль, капитан, — ответил Рован Хит, — на самом деле прекрасная.

— На самом деле, — эхом отозвался Тугодум.

— Да, Тугодум, — сказал Прутик, — ты ведь когда-то работал там охранником, ты должен знать Санктафракс как свои пять пальцев. Идите к Профессору Темноты боковыми улочками и тайными проходами. Постарайтесь не дать этим сплетникам учёным возможности почесать языками. — Он повернулся к душегубцу из Дремучих Лесов. — Тарп, — сказал он, — тебе придётся пойти с ними.

— Мне! — закричал Тарп. — Пойти вместе с ними в Санктафракс? — Он покачал головой, не веря своим ушам. — Но я хочу пойти с тобой, капитан. Я в хорошей форме. Я сильный. Тебе нужен кто-то вроде меня в этих опасных поисках.

— Извини, Тарп, но со мной может пойти только Каулквейп.

— Но почему, капитан?

— Подумай сам, Тарп, — ласково начал Прутик, — как далеко, ты думаешь, мы зайдём, светясь, как две лампы на масле из тильдера? Каждый раз, как стемнеет, мы будем начинать светиться, если останемся вместе, а страх окружающих не поможет нам в наших поисках.

— Но мы ведь можем спрятать свечение, — настаивал Тарп. — Мы можем найти одежду из толстой ткани, с капюшонами, чтобы не был виден свет…

— Но ведь это же ещё подозрительнее! — воскликнул Прутик. — Нет, я должен идти без тебя. Вместе мы потерпим неудачу — а я не должен этого допустить.

Тарп понимающе кивнул.

— Ты прав, капитан Прутик, — сказал он. — Как я об этом не подумал?

— Спасибо, Тарп, — поблагодарил Прутик. Он повернулся к Тугодуму и Хиту. — Ну, значит, решено. Вы трое будете ждать моего возвращения в Санктафраксе, а Каулквейп и я отправимся выяснять, что произошло с остальными членами моей команды. — Он нахмурился и изобразил нетерпение. — Так где, говорите, бумага и перо?