Война роз (СИ)

Глава 35 Любовь начинается с роз, а заканчивается шипами

Боль медленно растекается по всему телу, заставляя каждый сустав сжиматься, будто его сводит предсмертная судорога. Вокруг меня темнота, и каждый раз, когда я пытаюсь открыть глаза все, что я вижу — это мрак. Мне кажется, что вся я целиком представляю собой открытую рану, постоянно кровоточащую, ноющую болью. Создается впечатление, что я застряла между жизнью и смертью — боль нещадно мучает меня, призывая покинуть этот мир, в то время, как тело продолжает бороться, разгоняя по своим венам чудодейственный яд. За все время этой внутренней борьбы до моего слуха долетали обрывистые крики, звон бьющейся посуды, женский плач… Видимо, жизнь за пределами моего собственного мира кипела на огне человеческих эмоций. Однако, мне все равно, что происходит там. Целиком и полностью я погружена в собственный мир, наполненный болью и страданием моего тела. А еще где-то далеко впереди виднеется тусклый свет, к которому хочется протянуть руки, но внутренний голос призывно шепчет остаться здесь. Остаться с этой болью.

Не знаю сколько времени прошло до того момента, как почувствовала, что моей щеки касается солнечный лучик света, но ощутив резкое жжение я моментально открыла глаза. Превозмогая мучительную головную боль, я обвела комнату взглядом. Это была та самая комната, в которой позволил мне остаться Элайджа. Резко прижимаю руку к груди, по кусочком собирая воспоминания о том, что было до того, как я впала в мучительный забвенный сон. Почувствовав под ладонью ровную нежную кожу, глубоко вздыхаю, игнорируя тот факт, что мое тело стало необычно холодным. Слезы бесконечной благодарности навернулись на глаза. Элайджа позволил мне выжить! Он не вырывал моего сердца, а лишь сжал его, заставляя прекратить биться в груди. Радость сменяется чувством безысходности, потому что ощущаю, будто все мое тело заменили на чье-то чужое. От жажды пересохло горло, но что-то подсказывало мне, что эта далеко не та жажда, которую может утолить простая вода. И самое главное, в мыслях поселился кто-то другой. Кто-то помимо меня шептал мне о том, что я должна делать дальше. Кто-то восхвалял мое ставшее идеальным тело, будто окутывая все подсознание туманом, оставляя в нем только то, что считал нужным.

Медленно и осторожно, я поднимаюсь с кровати, ловя равновесие, будто учась ходить заново. Однако, достаточно быстро осваиваюсь, ощущая какую-то внутреннею силу, зародившуюся и крепнувшую во мне.

Двоякие чувства переполняют меня: с одной стороны я боюсь всех этих перемен, с другой — счастье переполняет всю меня, когда я только представляю, что теперь могу быть с Клаусом вечно. Клаус… Я должна найти его! Должна предстать перед ним после этого перерождения! А также должна погасить тот конфликт, что без сомнений произошел между ним и его братом…

Будучи еще в длинной сорочке, не теряя времени, выхожу из комнаты. Едва подойдя к лестнице второго этажа, я замечаю одинокую фигуру, сидевшую в кресле напротив камина. Стараясь обрести контроль над собой, и не побежать вниз бегом, я медленно скольжу по лестнице, замечая, что остаюсь при этом абсолютно бесшумной.

Осторожно и невесомо я подхожу сзади к креслу, останавливаясь за спиной Клауса, который будто забывшись где-то далеко в своих мыслях, не обращал внимания на присутствие в комнате кого-то еще.

С наслаждением запускаю пальцы одной руки в его волосы, наслаждаясь их мягкостью, другой же касаюсь его плеча, легко сжимая, стремясь удостовериться, что действительно все это не сон, и я могу его касаться. Механически Клаус перехватывает мою руку, резко обернувшись. Он смотрит на меня снизу вверх и, кажется, не сразу узнает. Стараясь не замечать этого, я улыбаюсь уголками губ, проведя ладонью по его щеке, ощущая жесткую щетину на его лице. Я так желала вновь увидеть его. Так стремилась быть с ним рядом. И сейчас между нами нет никаких препятствий. Я стерла все барьеры, стоявшие на пути к нашему совместному будущему. Внутри запорхали бабочки и, даже сводящая с ума, жажда, отступила на второй план.

Клаус долго всматривается мне в глаза, все еще сжимая в руке мою ладонь. Его лицо остается непроницаемым, и мне совершенно не понятен ход его мыслей. Мне кажется, что вот сейчас он притянет меня к себе на колени, прижмет к груди и никогда уже не отпустит… Мне кажется, кажется…

Слишком резко и рвано он перехватывает мою руку, блуждающую по его лицу, будто вновь изучая. Клаус поднимается в полный рост, и только сейчас я ясно читаю ярость, смешанную с застывшим ужасом, в его глазах. Он смиряет меня этим своим взглядом и, быстро развернувшись, уходит прочь из холла, растворяясь в длинном коридоре.

— Клаус! — кричу я ему в след, но он так и не оборачивается.

Ничего не понимая, я прижимаю ладонь к губам, совершенно не зная, что делать дальше. Всем своим видом Клаус показал мне, что преследовать его будет смерти подобно. За что он так со мной? Зачем?

— Правда в том, что любовь начинается с роз, а заканчивается шипами, моя девочка, — на пороге гостиной возникает Элайджа, с застывшей на губах лицемерной улыбкой. — Когда-то, не так давно, мой брат полюбил девушку. — Элайджа медленно приближался ко мне, оценивающе изучая. — Она была прекрасна, наивна и чиста… Ее взгляд светился от переливов солнечного света, а улыбка манила, открывая хрустальную душу…

Не понимая, к чему он ведет, я замираю, скованная собственной беспомощностью, а еще голодом, бороться с которым, насколько я уже поняла, просто бесполезно.

— Она была человеком! — Элайджа встает позади меня, хватая за плечи и разворачивая к зеркалу, распростершегося в холле от пола до потолка. — Он любил не ту, которой ты являешься теперь…

Едва не вскрикнув от обуявшего меня ужаса, широко распахнув глаза, я изучаю ту чужую женщину, застывшую в зеркальном отражении. Ровная бледная кожа, статная осанка, идеальные гладкие волосы… Пожалуй это все то, с чем можно было смириться. Но как пережить все новоприобретенные черты? Если запавшие щеки и круги под глазами можно было убрать, утолив жажду, то как избавиться от этого дикого вурдулакского взгляда, совершенно лишенных какого-либо блеска глаз?! Как стереть эту злую усмешку, которую приняли мои губы, пересохшие от обезвоживания?! Кто я?! Кто та, что смотрит на меня из зеркала, внушая страх и ужас мне самой?! Холодная, чужая, отстраненная, а самое главное — вечная… Что я наделала…

— Брат зол… — с довольной улыбкой, смотрит на меня сквозь зеркало Элайджа. — Думаешь, ваша надуманная любовь выдержит и это испытание? Только представь, что будет с ним, когда ты впервые пустишь человеческую кровь… А когда убьешь? Причем наверняка сделаешь это так изощренно, как только умеют убивать новообращенные!

— Я никогда не убью!..

— Хочешь заверить в этом меня? — усмешка Элайджи сводит меня с ума, а голод — это все о чем я могу сейчас только думать. — Сейчас, изучая свое совершенство, сумей признать в кое-то веки, что облажалась! Может быть, с моей стороны было бы большим благородством убить тебя, прежде чем так мучить, но… Я не настолько справедлив…

Меня раздражают его слова, голос… Все в этом доме становится ненавистным мне до такой степени, что хочется броситься от ярости на стену. Еще секунда и, мне кажется, я закричу так громко, как только могу себе позволить сейчас. Мое отражение сузило глаза, пробивая последнюю защиту внутреннего контроля. Я срываюсь, отбрасывая со своих плеч чужие руки.

— Милорд! — голос одного из воинов, ворвавшегося в гостиную, на какое-то время прерывает мое приближающееся неистовство. — Оборотни идут!