— С кем сразимся мы в конце времен?
— Ведаю лишь то, что этот враг не будет внешним.
В самом сердце «космического скитальца», находясь настолько далеко от грохота массивных варп-двигателей и бронированных сапог, что казалось, будто он расположен глубоко под землей какой-нибудь заброшенной планеты, был обустроен санктум. Изначальное предназначение этого помещения так и осталось неизвестно — предположительно, оно некогда было частью какого-то звездолета, ведь «скитальцы» представляли собой странную мешанину изуродованных варпом космических кораблей. Но, в отличие от других составляющих огромного судна, оно было выполнено не из металла, но из камня, и его изящная в своей простоте башня была возведена не в грузовом трюме или на капитанском мостике, а в темной полузатопленной пещере со сталактитами, с которых постоянно срывались капли. Само здание было наполовину погружено под воду, и крытый туннель, некогда ведущий к входу, едва поднимался над поверхностью, образуя мощеную дорожку. Под водой тускло мерцали терпеливо дожидавшиеся верующих светосферы, включенные при обнаружении этой пещеры, но установленные, по всей видимости, за сотни, а то и тысячи лет до того.
Капеллан Иктинос прошел по мосту, и сияние подводных ламп затеяло странную игру на его темно-фиолетовой броне. На голову именитого десантника был водружен похожий на череп шлем, взиравший на окружающий мир пустыми, ничего не выражающими глазницами; к его поясу была прицеплена увенчанная орлом булава — крозиус арканум. Как и всякий космодесантник, Иктинос был настоящим гигантом, почти трех метров ростом, закованным в броню, но все равно он приближался к вратам храма с предельным смирением и почтительностью.
Внутренняя зала башни также была наполовину затоплена, и сиявшие под водой огни отбрасывали загадочные неверные тени на свод помещения. Алтарь и несколько каменных резных плит, некогда рухнувших с верхних уровней, создавали брод, по которому Иктинос сумел пройти к огромной платформе, лежащей посреди храма. Там из воды поднималась статуя — наполовину женщина, наполовину змея, она стояла накренившись и воздев руки к небу. По всей видимости, ее создала некая секта или религия, забытая много веков назад. Капеллан старался не обращать внимания на обличающий взгляд скульптуры, опускаясь на колени перед аппаратурой, расположенной в кажущемся беспорядке.
Это место стало санктумом Иктиноса, столь же священным для него, каким было для последователей забытой веры, собиравшихся здесь до того, как их корабль затерялся в варпе и стал частью «Сломанного хребта». Капеллан стащил с головы шлем, обнажив гладкое, лишенное морщин лицо с большими выразительными глазами, какие трудно было ожидать увидеть под пугающей маской. Тщательно выбритое, с чуть смуглой кожей, это лицо было столь же важным оружием капеллана, как и личина-череп. Иктинос редко снимал шлем, служивший символом его полномочий и выделявший его среди всех прочих десантников ордена Испивающих Души. Но здесь, в своем святилище, он мог не опасаться чужих глаз.
Иктинос сверился с одним из мониторов. На экране мерцало единственное зеленое пятно. Капеллан извлек из-под машины длинный свиток с отпечатанными на нем показателями, пробежал по нему взглядом и удовлетворенно улыбнулся. Затем он подошел к краю платформы и опустил руки в воду.
Космодесантники обладали потрясающей силой. Иктинос уперся ногой в платформу и вытащил на сушу громадный каменный блок. Опустив его на плиту с оглушительным грохотом, отразившимся эхом от стен пещеры, капеллан увидел, как по мрамору под его ногами побежали трещины. На верхней грани куба был выгравирован образ сурового бородатого мужчины, одетого в узорчатые архаичные доспехи, какие теперь можно было встретить лишь на аристократах миров, погрузившихся в средневековье. Голову человека венчала корона, а руки были сложены на груди и сжимали рукоять обоюдоострой секиры. Вокруг фигуры были нанесены письмена на неизвестном Иктиносу языке, скорее всего канувшем в небытие следом за змееголовым божеством. Этот каменный блок служил саркофагом давно почившему королю, чей лик и был выгравирован на крышке.
Иктинос расстегнул несколько металлических зажимов — определенно добавленных в более поздние времена и не позволявших саркофагу открываться — и откинул крышку в сторону. В ту же секунду раздался приглушенный плач.
Внутри саркофага обнаружился скорчившийся истощенный, грязный человек. Его платье стало черным от испражнений, голову закрывал мешок, опутанный проводами и трубками, тянувшимися к аппаратуре за спиной Иктиноса. Человек вскинул руки и начал слепо шарить в воздухе перед собой. Его кожу, бледную и воспаленную из-за постоянной сырости, покрывали нарывы и короста. Смрад казался просто невыносимым.
Капеллан сдернул мешок с головы пленника. На побелевшем одутловатом лице человека ярко выделялись багровые складки морщин. Широкие трубки были подключены к его носу и рту. Широко открытые глаза мужчины, лишенные всякого намека на зрачки, ничего не видели.
Когда Иктинос выдернул трубку, закрывавшую рот пленника, тот сумел наконец закричать по-настоящему, завывая от отчаяния и страха. В течение нескольких долгих минут он не был способен ни на что иное. Он орал, пока в нем оставались для этого силы.
— Пожалуйста… — хрипло и изможденно простонал младший астропат Кройвас Вел Сканниэн. — Пожалуйста… о Боже-Император, останови это… пусть… пусть все это закончится.
С лицом, выражавшим столько же эмоций, сколько лежащий у его ног шлем-череп, Иктинос посмотрел на человека в саркофаге.
— Что остановить?
— Кошмары. Выпустите меня. Или… позвольте мне умереть. Умоляю.
— Ты сам просил нас об этом.
— Но я же не знал! — Астропат выдавливал из себя слова сквозь рыдания, словно расплакавшийся ребенок. — Откуда мне было знать?
— Ты требовал выбрать именно тебя, — продолжал Иктинос. — Говорил, что пойдешь на что угодно, только бы убраться подальше от Дашана и Мультиплейона. — Капеллан развел руки, обозначая саркофаг. — Что ж, именно это ты и получил.
Кройвас Вел Сканниэн обхватил голову руками и застонал. От его личности уже мало что осталось. Он с трудом мог говорить и уже даже не имел сил бояться или ненавидеть по-настоящему. Когда-то он был человеком, но практически утратил себя прежнего.
— Зачем? — едва слышно прошептал астропат. — Чего вы хотите?
— Ты и сам знаешь.
— Во имя Земного Трона, что… что вы хотите услышать?
— Все.
— Вы же понимаете, что я не могу этого сделать. — Кройвас отнял руки от лица. — Я же говорил. Почему вы не слушаете? Это… каждый из нас делает это по-своему. Его необходимо отправить именно вам, вы должны знать коды… Я же просто вижу сны и только при везении…
— Ты утверждал, что являешься лучшим из лучших, — перебил его Иктинос. — Обещал, что справишься, когда мы забирали тебя с Дашана. И только по этой причине мы вообще решили тебя взять.
— Вы действительно… действительно думали, что я хочу именно этого?
— Нам плевать, чего ты там хотел. Твои желания не значат ничего. И поэтому ты будешь делать именно то, что я говорю.
Дашан был жестоким миром. Глубокие шрамы избороздили поверхность его континентов, бездонные расселины пересекали его города. Вулканическая измученная планета. Орды рабов трудились в шахтах, добывая превосходные, лишенные недостатков драгоценные камни, рожденные в кипящей мантии и столь необходимые для изготовления когитаторов и сенсоров космических кораблей. Однажды рабы взбунтовались и стали истреблять правящий класс, к которому принадлежал и Кройвас Вел Сканниэн, астропат, связующее звено между планетой и остальным Империумом. Испивающие Души прибыли в этот мир, чтобы набрать рекрутов среди взбунтовавшихся рабов, и заодно подобрали Кройваса, пожелавшего отправиться с ними. Капеллан принял его. Но больше никто в ордене даже не подозревал о существовании этого пассажира.
Так Кройвас и стал личным узником Иктиноса. Астропат провел в саркофаге уже столько времени, что потерял счет дням и почти лишился рассудка. Он даже начал умолять своего пленителя, обещая тому вещи, на которые не был способен, или рассказывая о вымышленной возлюбленной на Дашане, которая, возможно, все еще жива и ждет его. Капеллан же лишь спокойно объяснял, что Кройвас не способен предложить ничего, что могло бы его заинтересовать, и что, существуй даже такая женщина в реальности, она бы уже давно лежала в одном из массовых захоронений, куда имперцы сбрасывали трупы взбунтовавшихся рабов Дашана.
Тогда Кройвас принимался угрожать и в своем отчаянии ухитрялся придумывать вполне реалистичные опасности для Иктиноса. Обещал, что вытащит душу из тела своего поработителя, что сведет его с ума, сотрет воспоминания и превратит в слюнявого младенца. Что расскажет всему ордену, чем занимается капеллан. Но Иктинос знал: будь астропат так силен, как заявлял, он давно бы уже претворил свои угрозы в жизнь.
Спустя некоторое время — обычно это занимало почти час — выдохшийся, охрипший Кройвас сдавался и вновь погружался в кошмарные сновидения. Астропаты отправляли и принимали ментальные сообщения, служа для Империума единственным надежным средством передачи информации через бескрайние межзвездные просторы, но каждый из них использовал для этого особенные методы. Кройвас во снах получал сложные образные послания, требовавшие преобразования в понятные астропатические коды после пробуждения. И пока он спал в саркофаге под водой, через его разум проходили обрывки трансляций со всего Империума.
Кадия вновь была охвачена войной. Эта планета являлась главным оплотом обороны Империума, выстроенной вокруг Ока Ужаса, но теперь командующий Урсаркар Крид запрашивал помощи у всех, кто готов прийти и сразиться с предателями и демонами, извергающимися из портала, ведущего в Хаос. Поистине плачевные известия, но Иктинос заставил Кройваса перейти к другим новостям.
Ксеносы, с которыми люди прежде не сталкивались, основали собственную империю на южной границе в пределах планет, эвакуированных или выжженных в ходе столетней войны против вторжения тиранидов. Но это не имело ни малейшего значения для капеллана. Все эти миллионы граждан Империума, взывающие о помощи, ничего не стоили. Более того, они лишь отвлекали от истинно важных дел. Точнее, могли бы отвлечь кого-то, кто не обладал сверхчеловеческой самоотверженностью Иктиноса.
Похожие на скелеты механические креатуры неторопливо занимали солнечные системы, лежащие возле галактического ядра в сегментуме Ультима. В западном рукаве Галактики в результате восстания возникла новая империя, и теперь повсюду рассылались призывы прийти и расправиться с мятежниками. Ересь, охватившая несколько планет неподалеку от священного Гафаламора, привела к войне, и теперь епископат этого мира требовал помощи, чтобы битва не достигла его земель.
Бесполезно. Ни от одной из этих новостей не было ни малейшего толку. Иктинос продолжал давить на Кройваса, но сознание астропата уже и так грозило распасться на части. Губы пленника окрасились кровью; он силился преобразовать в слова какофонию граничивших с безумием образов, наводнявших его разум. Однако состояние астропата не беспокоило Иктиноса, вынуждавшего свою жертву продолжать.
Демоны наводнили улицы мира, отрезанного от остального Человечества варп-штормом. Зеленокожие устроили бойню в джунглях планеты в глубине сегментума Темпестус. Несколько аграрных миров оказались охвачены восстанием мутантов, сжигавших поля, и теперь многим ульям грозил голод. Пиратские флотилии ксеносов охотились на корабли паломников, пожирая даже души своих жертв.
Божества чужаков вербовали себе последователей среди людей, распространяя заразу безумия и ереси; сотни тысяч войн полыхали среди миллионов планет…
— Остановись, — приказал Иктинос.
Кройвас захрипел и выплюнул сгусток крови. Его губы продолжали шевелиться, беззвучно проговаривая образы, врывающиеся в сознание астропата, лежащего в холодном каменном саркофаге.
— Вернись назад. К зеленокожим.
— Огромные… страшные звери, — просипел Кройвас. — Появились неожиданно. Смяли оборону. Без помощи все погибнут.
— Где? Есть там что-нибудь о черном камне?
— Да… символ. Шифр. Черный камень. Оникс. И… стекло.
— Вулканическое стекло, — произнес Иктинос. — Обсидиан.
— Да.
— Что-нибудь еще?
— «Теперь эта земля принадлежит нам, и мы никогда более не испытаем скорби»,[1] — ответил Кройвас. Его слова прозвучали так, словно астропат цитировал их откуда-то.
— Продолжай.
— Этот мир. Могила для героев.[2] Ван… Ванквалис. Где правит каменный змей. Гордыня.
— Звери?
— Тысячи зеленокожих просыпались с неба дождем. Их слишком много, чтобы сосчитать. Армия людей была разбита в считаные минуты. Весь флот… уничтожен.
— Уверен, что не преувеличиваешь?
— Нет. Если не придет помощь, там все погибнут.
— И у них есть надежда на нее?
— Они слишком изолированы. Хотя, быть может, кто-нибудь и откликнется.
Иктинос распрямился и посмотрел на мониторы. Сердце Кройваса могло не выдержать продолжения.
— Я ожидал большего, — заметил капеллан. — Ты уверял, что являешься лучшим из лучших.
— Тогда отпустите меня, — простонал Кройвас.
Вместо того чтобы ответить, Иктинос подобрал дыхательную трубку и снова заткнул ею рот своего пленника. Астропат пытался сопротивляться, но капеллан просто сжал в кулаке дряблую ладонь Кройваса, ломая мягкие кости. Раздался сдавленный, слабый крик. Вторая, оставшаяся целой рука забарабанила по крышке, надвинутой десантником на саркофаг.
Стенания астропата были едва слышны даже до того, как Иктинос навалился плечом на каменный гроб, сталкивая его в воду.
Бросив еще один взгляд на показания приборов, капеллан немного повозился с настройками систем подачи воздуха и питательных смесей, а затем покинул санктум и направился к выходу из пещеры. На ходу он снова надел шлем, скрыв лицо за маской в виде оскалившегося черепа.
Иктинос всегда верой и правдой служил своему ордену и не сдавался даже тогда, когда самые отважные десантники и собратья-капелланы предавали свое священное слово и традиции. И теперь он знал, что будет вознагражден… но не богатствами или миром, но возможностью сыграть роль в величайшем событии во всей истории Человечества. Космодесантники, и в особенности Испивающие Души, всегда славились неимоверным самомнением, но Иктинос преодолел этот грех, и теперь вовсе не гордыня горела в его сердце, заставляя исполнять свой долг.
Теперь он знал, что, когда завершит начатое, ничто в этой Галактике — и даже во всей Вселенной — не останется прежним.
Сарпедон, магистр Испивающих Души, вышел в центр аудиториума, сопровождаемый взглядами нескольких сотен верных воинов. Предводитель ордена являл собой пугающее зрелище. Выше пояса он был обычным космодесантником, библиарием, облаченным в пурпурные доспехи с высоким воротником, содержащим защитный контур эгиды, и с золоченым символом чаши, нанесенным на каждую гладкую поверхность. Сарпедон был глубоким стариком по стандартам большинства людей. Его лицо покрывали многочисленные шрамы, полученные во множестве войн, а глаза глубоко запали от всего, что ему довелось увидеть. Но ниже пояса он был настоящим чудовищем — восемь паучьих лап, заканчивающихся длинными когтями, заменяли ему ноги. Одна из передних лап была заменена бионическим протезом, поскольку настоящую магистр потерял в бою, случившемся, казалось, целую вечность назад.
— Братья во ордене, — начал он свою речь, и голос его разнесся по аудиториуму, — мы прошли столь долгий путь, что уже трудно и поверить, какими мы были когда-то. И это хорошо, поскольку показывает, как далеко мы ушли от тех времен. Конечно, не все из вас знали прежний орден. И я даже рад этому, рад, что, несмотря на все то, что пытается противопоставить нам Галактика, мы продолжаем вербовать рекрутов. Мы никогда не опускали рук в прошлом и не станем в будущем. Молодые кандидаты и те, кто уже успел заслужить свою броню, служат тому подтверждением.
Сарпедон обвел взглядом собравшихся Испивающих Души. Он видел давно знакомые лица тех, с кем познакомился еще в первые дни своей службы, до того, как орден решил сбросить тиранию Империума. Но много было и новичков, набранных уже во время изгнания.
Аудиториум некогда служил анатомическим театром ксенобиологической лаборатории на борту исследовательского судна, затерявшегося в варпе. На стенах были закреплены огромные запыленные сосуды с заспиртованными трупами удивительных инопланетных существ, а сам Сарпедон вещал с большой каменной разделочной плиты, с которой до сих пор свисали фиксирующие ремни.
— Некоторое время мы были разлучены, — продолжал магистр. — Мне бы хотелось услышать отчеты капитанов. Каррайдин?
Капитан Каррайдин был едва ли не самым старым воином, кого когда-либо встречал Сарпедон. Перешедший по наследству из старого ордена, он носил один из немногих имеющихся у Испивающих Души комплектов терминаторских доспехов. Лицо его выглядело так, словно кто-то пережевал его и выплюнул. Раздался натужный гул сервоприводов брони обеих массивных ног и бионического протеза, заменявшего одну из них, потерянную капитаном в битве на Стратикс Люмина.
— Лорд Сарпедон, — произнес скрипучим голосом Каррайдин, поднявшись. — В Сулейтанской кампании многие новобранцы заслужили честь носить полный комплект брони. Им удалось предотвратить эльдарское вторжение и уничтожить множество пиратов-ксеносов. Наши воспитанники вызывают гордость.
— Будут рекомендации?
— Полагаю, сержант Евмен достоин возглавить полноценный отряд, — ответил Каррайдин.
Сарпедон нашел упомянутого десантника взглядом — магистр помнил Евмена еще скаутом, одним из молодых рекрутов ордена, и вот юноша уже стоит в полной броне и, по всей видимости, вполне уютно чувствует себя под защитой массивных керамитовых пластин.
— Снайпер Раек отличился в вопросах разведки и устранения, — продолжал старый капитан. — Моя рекомендация оставить его в составе скаутов и передать ему командование группами новобранцев. Учитывая сложившуюся ситуацию, я склонен полагать, что ордену полезно иметь скаут-ветеранов — таких, как он.
Миловидный тихоня Раек был лучшим стрелком Испивающих Души — некоторые даже поговаривали, что он столь же хорош, как некогда капитан Дрео.
— Пусть будет так, — произнес Сарпедон. — Что насчет последнего набора?
— Урожай вновь был обилен, — с явным удовольствием сказал Каррайдин. — Прирожденные солдаты. Все, до последнего человека.
Испивающие Души вербовали новых бойцов среди угнетенных и мятежных людей Империума, превращая их в космических десантников так же, как это прежде делал старый орден, с той лишь разницей, что теперь они отказались от использования столь жесткой гипнодоктринации — Сарпедон решил, что умы его воинов должны быть такими же свободными, как и сам орден.
В течение последних месяцев новобранцы, находившиеся в подчинении Каррайдина, старались заслужить честь стать полноправными десантниками, вступая в бой с врагами Императора среди миров, разбросанных по практически разоренному сегментуму Темпестус.
— Когда мы одержали свою величайшую победу, — сказал Сарпедон, — обманувшие нас силы решили сломить, ввергнуть в отчаяние, уничтожить нас одного за другим, заставить вновь броситься к их ногам, чтобы не скатиться в бездну. Но мы прогрызли свой путь на волю и сами создаем свое будущее. Мы потеряли нескольких лучших воинов, чтобы заслужить это, и я уверен, что по-прежнему хватает тех, кто мечтает нас остановить. Но до тех пор, пока мы продолжаем принимать новобранцев, верящих в наше дело, и пока эти новобранцы успешно добиваются права носить броню, истребляя врагов Императора, нашим противникам не победить.
— Впрочем, — продолжал он, — мы всегда обязаны помнить: враг не знает усталости. К счастью, после Грейвенхолда мы восстановили свою численность и теперь, я верю в это, готовы вновь сражаться как единый орден. Доходят слухи, что Око Ужаса открылось и Абаддон вернулся. Все больше и больше сил Империума уходит на сдерживание тиранидских флотилий. Его уязвимые места оголились, но Империум слишком прогнил, чтобы защитить себя. Мы клялись служить Императору и вряд ли можем исполнить этот долг, отсиживаясь в заброшенных и удаленных уголках Галактики.
— Таких, как система Обсидиана, — раздался голос из толпы Испивающих Души.
Говорил Иктинос, капеллан, ярко выделявшийся среди собравшихся благодаря черной броне и бледному, словно смеющемуся черепу на забрале шлема. Он стоял, окруженный своей «стаей» — теми десантниками, которые потеряли своих сержантов и перешли в его подчинение.
Они всегда сопровождали Иктиноса в бою и часто подавали пример остальным братьям в молитвах и военных ритуалах.
— Объяснись, капеллан, — потребовал Сарпедон.
— «Сломанный хребет» принимает множество сигналов со всей Галактики, — пояснил Иктинос. — Да, сейчас мы находимся далеко от сердца Империума, но до нас все равно доходит информация — перехваченные переговоры кораблей между собой. И я постоянно проверяю ее, чтобы узнать, не осталось ли невыполненной нами задачи, поставленной Императором.
— И тебе удалось что-то найти?
— Так точно, лорд Сарпедон. Система Обсидиана в секторе Сцефан к галактическому югу от региона Вуали. Планета Ванквалис подверглась вторжению зеленокожих выродков. Ее обитатели умоляют Империум о помощи, но, как нам всем известно, бюрократическое колесо вращается медленно, и орки успеют полностью разрушить этот мир.
— Полагаешь, Император хотел бы, чтобы мы отправились туда? — спросил Сарпедон.
— Ванквалис населяют люди независимого нрава, — ответил Иктинос. — Они оказали сопротивление имперскому гнету и остались верны собственным традициям. Им очень долгое время удавалось выживать самостоятельно, и мы вполне можем найти там достойных продолжателей нашего дела. И без всякого сомнения, мы найдем миллиарды верноподданных Императора, которые погибнут без нашей помощи.
— Мы не занимаемся благотворительностью, — резким тоном возразил Тирендиан. Худощавый и внешне привлекательный мужчина, он имел слишком мало шрамов и слишком много самоуверенности для того, кто повидал столько сражений. Как и Сарпедон, Тирендиан был могущественным псайкером, но его силы проявлялись в виде разрушительных молний, обрушивавшихся на врага подобно залпам артиллерии. Он всегда и обо всем рассуждал с такой уверенностью и самомнением, что друзей в ордене у него было немного. — От подобных напастей страдает бессчетное количество миров.
— Но этому, — парировал Иктинос, — мы способны помочь.
— Нам надо спешить к Оку, — продолжал настаивать Тирендиан. — Хаос уже начал сдавать карты.
— Возле Ока собралась Инквизиция в полном составе, — возразил новый голос, принадлежавший капитану Люко — самому опытному штурмовику ордена. — С тем же успехом мы могли бы просто поднять руки и сдаться своим врагам.
— Кроме того, — продолжал капеллан, — не будем забывать и о том, что мы не слишком богаты ресурсами. Нам не хватает топлива и боеприпасов. «Сломанный хребет» не способен продолжать свой путь вечно. Не можем этого и мы. В системе Обсидиана располагается перерабатывающий мир — Тиранкос, — где мы сможем получить все, в чем нуждаемся. Тирендиан абсолютно прав: мы не благотворительная организация, но сейчас нам представляется возможность и позаботиться о собственном будущем, и помочь верным последователям Императора не только выжить, но и сбросить с себя ярмо Империума.
— И это куда лучше, — добавил Люко, — чем отсиживать свои зады в ожидании, пока враг сам найдет нас.
Капитан штурмовиков славился тем, что всегда стремился в бой, словно сражения были для него родной стихией. И Сарпедон видел, что многие Испивающие Души согласны со сказанным.
— Лигрис? — окликнул магистр, оглядываясь на старшего технодесантника ордена.
— Капеллан говорит правду, — ответил тот. Доспехи Лигриса были выкрашены в традиционный ржаво-красный цвет, а на ранце брони была установлена серворука, высовывавшаяся из-за плеча. — Если в скором времени не произвести значительное пополнение запасов, нам придется оставить «Сломанный хребет» и искать новый флот.
— Что ж, видимо, следующей нашей целью становится Обсидиан, — подытожил Сарпедон. — Иктинос, помоги мне собрать всю возможную информацию по Ванквалису и текущей обстановке. Лигрис, рассчитай курс варп-перехода. Мы должны приготовиться к…
— Да пусть себе подыхают! — крикнул кто-то из рядов Испивающих Души.
Это оказался Евмен — сержант, едва успевший заслужить право ношения полной брони. Протолкавшись вперед, он подошел почти вплотную к анатомической плите в центре аудиториума. В боях юноша показал себя отличным солдатом. Его цепкий умный взгляд постоянно шарил вокруг, но лицо было столь же спокойным, сколь и молодым.
— Скаут Евмен, — произнес Сарпедон, — как я понимаю, ты с чем-то не согласен?
Юноша поморщился, словно сама необходимость говорить об этом оставляла мерзкий привкус в его рту.
— Население Ванквалиса ничем не отличается от остальных обитателей Империума. Они окажутся такими же развращенными, как и все. Сарпедон, ты же сам утверждал, что повернулся спиной к Империуму, но продолжаешь раз за разом втягивать нас в его войны!
— Мы отреклись от Империума, — помрачнев, ответил магистр, — но не от Императора.
— Да, но эти люди и есть Империум! Животные, убийцы, они погрязли в грехах, с которыми мы призваны сражаться! И если для этого понадобится их всех истребить, подвергнуть населенные ими миры очищению огнем, то так мы и должны поступить! Империум превратился в скотный двор Хаоса! Император в слезах взирает на Галактику, ведь никому из нас не хватает решимости все изменить!
— И что же ты предлагаешь? — изменившимся голосом поинтересовался Иктинос.
Евмен обвел взглядом остальных Испивающих Души.
— Империум сам подставляет свои слабые места. Вы же об этом только что говорили. Надо нанести удар, пока есть такая возможность. Разрушить все. Адепту, бастионы тирании Офелию VII или Гафаламор. Только представьте, что мы сможем атаковать саму Святую Терру, покончить с Астрономиконом! Тирания будет низвергнута во прах! Мы же сможем возродить из этого праха новое Человечество! Вот как я вижу служение Императору.
— Это безумие, Евмен! — крикнул Сарпедон. — Если Империум падет, у человеческой расы не останется шансов. Уничтожением людей спасти невозможно.
— Если ты, Сарпедон, считаешь, что я сошел с ума, то знай, что очень многие из нас заражены тем же безумием. Не стоит рассчитывать, что я такой один. И мы действительно можем это сделать! Подумай над моими словами. Империум ходит по грани уже несколько тысяч лет. Мы — лучшие воины Галактики, и каждый из нас знает, чего страшится имперский скот. Мы добьемся своего, достаточно только решиться!
— Довольно! — Сарпедон распрямился во весь рост. Благодаря паучьим лапам, он стал значительно выше любого из своих десантников. — Существует субординация, и ты обязан ей подчиняться. Это говорю я, магистр твоего ордена!
— Мне никто не смеет приказывать! — В глазах Евмена пылала ярость. — Ни ты. Ни Империум. Никто. Ты настолько скован цепями прежнего ордена, что и сам превратился в тирана.
Воцарилось молчание. Сарпедону и прежде доводилось сражаться с собственными собратьями — он стал магистром, когда в ходе войны, расколовшей Испивающих Души, низверг Горголеона и взял правление в свои руки. Ему пришлось воевать с теми, кто цеплялся за прошлое ордена, и даже скрестить оружие с одним из собственных последователей — Теллосом, чей разум был разрушен темными силами, против которых и боролись Испивающие Души. Но никто и никогда не выходил на конфликт с таким нахальством.
— Как я погляжу, — тщательно подбирая слова, произнес Сарпедон, — орден вовсе не сплотился под моим началом и намеревается взбунтоваться.
Он обвел взглядом собратьев. На их лицах читались и гнев, и раздражение, вызванные выходкой Евмена, но в то же время понимание и даже сочувствие смелости скаута.
— И это значит, что ты не можешь просто пропустить мои слова мимо ушей, — сказал Евмен. — Как уже говорилось, я не одинок.
Юный десантник улыбнулся и вышел в самый центр аудиториума, встав лицом к лицу с магистром.
— Говорят, что Император придает силы ударам носителя его воли. Что Рогал Дорн лично наблюдает за исходом поединков. Ты уверен, Сарпедон, что они встанут на твою сторону, если мы уладим все по старинке?
По старинке… поединок чести. Одна из древнейших традиций Испивающих Души, восходящая истоками к легиону Имперских Кулаков, возглавляемому легендарным примархом Рогалом Дорном. Легиону, основанному почти десять тысяч лет назад, которому наследовали Испивающие Души.
— Бьемся до первой крови, — хищно оскалившись, произнес Сарпедон. — Ты недостоин такой чести, как благородная смерть.
В самом сердце «Сломанного хребта» располагались мрачные храмовые палубы, запутанные катакомбы и расписные алтари, некогда принадлежавшие «Провозвестнику гибели». Об этом корабле, затерявшемся в варпе и ставшем частичкой «скитальца» еще в незапамятные времена, мало что было известно, но его капитан или создатель определенно был сумасшедшим. Потайные тюремные камеры, помещения для пыток, стальные баки, покрытые потеками кислоты, расположенные под лабиринтами темницы с каменными лежаками, к которым были прикреплены фиксирующие ремни. Вся эта скрытая за удушливо торжественным, мрачным великолепием память о безумии и страданиях позволяла только догадываться о предназначении «Провозвестника гибели».
Купол, поднимавшийся над головой Сарпедона, украшало множество скульптур, сплетающихся в единое полотно, повествующее об уродстве и жестокости. Под этим искусственным каменным небом, скорчившимся в агонии, располагался бассейн, наполненный водой, из которой также поднимались гигантские фигуры, созданные ваятелем так, словно они упали сверху и теперь протягивали руки в тщетных попытках возвращения. Купол был просторен; он вполне мог сравниться размерами с храмом Дорна, где состоялась последняя подобная дуэль между Испивающими Души.
Космодесантники, выстроившиеся на краю бассейна, казались крошечными на фоне странного величия этого места. В самом центре водоема друг напротив друга стояли Сарпедон и Евмен — облаченные в броню, но безоружные.
Это был их бой, и только их, но от того, чем он закончится, зависела судьба всего ордена. Однако пока что это касалось только двоих.
— Скажи, Евмен, зачем тебе надо было доводить до этого? — произнес Сарпедон. — Ты мог прийти ко мне раньше, не втягивая весь орден.
— Дело не только во мне, Сарпедон. — В голосе Евмена неизменно звучали насмешливые нотки, словно он всегда и ко всему вокруг себя относился с некоторой издевкой. — Нас уже десятки человек. И ты не сможешь удерживать нас вечно.
— Так ты, Евмен, пришел сюда, только чтобы угрожать мне или все же решить этот вопрос?
— Давай без колдовства, Сарпедон, — улыбнулся юноша.
— Без колдовства.
С этими словами Евмен бросился на магистра. Тот откинулся на спину и выбросил вперед лапы, защищаясь, но молодой десантник оказался куда более проворным, нежели можно было ожидать. Кулак юнца врезался в пластину, защищающую живот Сарпедона, и хотя броня остановила удар, магистр отлетел назад, вспарывая воду когтями и пытаясь удержать равновесие. Евмен взметнулся в воздух, прокрутился и приземлился сапогом прямо на бионическую лапу Сарпедона. Во все стороны полетели электрические брызги, нога переломилась, и магистр, вновь утратив равновесие, повалился в воду и едва успел откатиться в сторону, прежде чем кулак Евмена врезался в то место, где только что находилась его голова. Под бронированной перчаткой юноши растрескался камень.
Евмен дважды учился войне. Вначале у грубых и жестоких изгоев, среди которых вырос, а затем у Испивающих Души, под опекунством Каррайдина. Он был хитер настолько же, насколько быстр, и так же смертоносен. И сейчас вчерашний скаут действительно намеревался убить своего магистра. Тот видел это в каждом движении соперника.
Юнец вновь бросился в атаку, но Сарпедон уже успел подняться и прижаться спиной к огромной каменной руке, отколовшейся от одной из скульптур наверху. Евмен наносил удары и парировал ответные, но магистр постоянно отступал, не позволяя сопернику прорвать свою оборону. Сломанная бионическая лапа искрила в воде, пока Сарпедон кружил, прижимаясь к каменной руке и внимательно оценивая каждое движение и выпад Евмена.
— Так чего ты хочешь? — спросил магистр. — Зачем мы здесь? На самом деле?
Евмен скользнул под здоровую переднюю ногу Сарпедона и метнулся вперед, сокращая расстояние, одновременно прокручиваясь всем корпусом, чтобы ударить локтем в лицо лидера Испивающих Души. Но тот успел перехватить его и использовать силу, вложенную Евменом в замах, чтобы перекинуть юношу через плечо. Молодой десантник врезался в скульптуру, изображающую скрюченного человека, и разбил ее своим бронированным телом на сотни обломков. Евмен упал, но уже спустя мгновение вновь оказался на ногах. Его лицо было разбито и сочилось кровью, но он все равно зарычал и вновь бросился в нападение.
В этот раз Сарпедон обрушил на соперника силу когтей, сбивая с ног и вынуждая распластаться в воде. Юноша забился впопыхах выбраться из-под давящего на него веса, когда магистр наклонился, чтобы схватить его.
Из воды взлетел острый, точно кинжал, осколок камня. Сарпедону едва хватило реакции, чтобы отскочить в сторону, когда Евмен попытался перерезать ему горло. Воспользовавшись этой возможностью, молодой десантник ударил ногами, выбивая лапы из-под магистра. Теперь уже в воду повалился и сам глава ордена.
Неожиданно они оказались лицом к лицу. Сарпедон перехватил сжимающую лезвие руку у самого своего горла, не позволяя ей повредить даже кожу. Он смотрел прямо в глаза юнцу и не видел в них ничего от настоящего космодесантника. Конечно, Евмену пересадили те органы, что позволяют простому смертному изменить свое тело, и парень одет в силовую броню, служащую визитной карточкой Адептус Астартес… и все же так и не стал космическим десантником. Во всяком случае, не в том смысле, в котором его мог бы принять прежний орден. Сарпедон сам не понимал, что делает, когда начал заново набирать воинов и превратил Евмена в того, кто дрался с ним сейчас.
Юноша попытался надавить и вонзить острие, но магистр был сильнее, и каменный нож начал постепенно отходить в сторону. Затем Сарпедон поднял свободную руку, один из пальцев которой был окрашен в темный цвет… в цвет крови, вытекающей с порезов на лице Евмена.
— Первая кровь, — заявил Сарпедон, поднимая ладонь так, чтобы ее видели все собравшиеся воины. — Первая кровь! — прокричал он, обозначив конец сражения.
В течение нескольких секунд магистр не видел в глазах своего соперника ничего, кроме желания убивать. Правила поединка чести были отброшены, и для Евмена Сарпедон уже был не братом по ордену, а просто врагом, которого следовало уничтожить. Сарпедон неожиданно для себя осознал, что юнец и в самом деле верил в собственную правоту. Для Евмена магистр был такой же омерзительной тварью, как и демоны, охотящиеся на людей.
Наконец хватка Евмена ослабла, и каменный осколок упал в воду. Закованные в броню руки опустились на плечи молодого десантника и оттащили его от Сарпедона. Ненависть покинула глаза юноши, но ее сменило нечто вроде триумфа, словно Евмен верил, будто каким-то образом доказал свою правоту.
— На гауптвахту его, — приказал Сарпедон, поднимаясь из воды на оставшихся семи лапах. — И выставьте охрану.
Подбежал и закачал головой при виде изувеченной бионической ноги апотекарий Паллас.
— Ремонт определенно займет время, — заявил он.
— Скажи спасибо, что это именно она, — заметил Сарпедон.
Сломай юноша не бионику, а одну из живых лап магистра, он выиграл бы дуэль до первой крови. Поражение было близко. Пускай Сарпедон и был намного сильнее, но самоотверженность чуть не позволила Евмену уйти победителем.
— Что прикажешь, лорд Сарпедон? — спросил технодесантник Лигрис.
Сарпедон перевел на него взгляд. Так же как Паллас, Люко и другие, этот воин являлся одним из старейших и наиболее доверенных товарищей, ветеранов Войны Ордена, прошедших вместе с магистром все тяготы. Сарпедон вдруг подумал о том, что таких людей становится все меньше и что Испивающим Души все чаще приходится полагаться на новобранцев.
— Прокладывай путь к Обсидиану, — приказал он. — Выясни об этой системе все, что только сможешь. И пусть все готовятся к войне.