Война ордена

Глава десятая

— А я-то уж думал, брат, что ты давно испустил дух! — с нескрываемой радостью, которую не могла омрачить даже трагедия в Змеящейся лощине, воскликнул Сарпедон.

Его голос отразился эхом от стен пещеры, где Испивающие Души оборудовали временный штаб. Командор разговаривал по воксу, и сигнал был весьма слабым, поскольку поступал с зависшего на орбите «Сломанного хребта».

— Сказать по правде, командор, еще чуть-чуть, и ты бы оказался прав, — ответил Лигрис. — Но на все воля Императора, и я еще жив.

— Где ты сейчас?

— В руинах «Покинутой надежды», — ответил технодесантник. Его голос хрипел, искаженный старинной вокс-аппаратурой и атмосферой Ванквалиса. — Эту часть «Сломанного хребта» до сих пор исследовал только я. Евмен и его люди пытаются меня выследить, но я слишком хорошо знаю это место.

Сарпедон обвел взглядом пещеру: примитивные рисунки на стенах и черепа, изображенные над входом. Она была сокрыта в самой глубине джунглей — темная, сырая, заросшая мхом и лишайниками, не видевшая представителя разумной расы уже много веков подряд.

— Что ж, Лигрис, у нас дела обстоят не лучше, — произнес командор. — На земле предателями руководит Греск. Они сумели захватить древнюю крепость. Повсюду слоняются орки. Проще говоря, тут сущий бедлам.

Снаружи, прячась за природными укрытиями в виде валунов и деревьев, держали вахту Испивающие Души. Воины обрабатывали раны, счищали с брони и оружия грязь джунглей, совершали персональные военные ритуалы. Их изрядно потрепало, и поражение, так же как и победа, было связано с весьма конкретными традициями — молчаливые, уединенные молитвы, стыд и гнев, надежды на то, что Император даст еще один шанс исправить ошибки, клятвы отомстить. В глубине пещеры располагались руины небольшого алтаря, а может, даже и саркофага древнего предка ванквалийцев, где апотекарий Карендин вправлял сломанные конечности и занимался переливанием крови.

— Библиарий Греск? Храни нас Трон, я и помыслить не мог, что он обратится против тебя. Да и Паллас…

Вначале Сарпедон и сам был шокирован тем, что Паллас примкнул к восстанию Евмена, но, вообще-то, это было вполне понятно.

— Теллос, — произнес командор. — Паллас считал его своим другом. А я подвел и Теллоса, и всех остальных.

— Мне удается отслеживать коммуникационные линии «Сломанного хребта», — продолжил Лигрис, — Евмен готовится забрать предателей с поверхности. Лишившись моей поддержки, они потратят как минимум пару дней на то, чтобы суметь задействовать варп-двигатели. Как только им это удастся, Евмен вышлет «Громовые ястребы», чтобы подхватить и Греска, и всех прочих.

— Стало быть, победу необходимо одержать за этот срок, — произнес Иктинос, стоявший рядом и внимательно изучавший наскальную живопись. Стены были украшены примитивно изображенными батальными сценами — гуманоидные фигуры сражались, стоя на грудах черепов. — Иначе Евмен бросит нас подыхать здесь, среди бандитов и ксеносов.

— А это значит, что у нас есть преимущество, — сказал Сарпедон.

— Как так? — Иктинос даже отвернулся от стены.

— Нам известно, чего хочет Евмен. Он намеревается вывезти остальных предателей с Неверморна. И до того он не сможет удрать. Это наш шанс вытащить их из норы и заставить драться на нашем поле.

— Значит, Сарпедон, ты еще не оставил надежду, — произнес Иктинос.

— Никогда Испивающий Души не станет пасовать перед опасностью, — несколько резковато ответил командор. — Это я привел орден на Неверморн и теперь не успокоюсь, пока не выведу его отсюда. И ты, должно быть, плохо меня знаешь, если осмеливаешься сомневаться.

— Ты винишь себя, — сказал Иктинос. И это был вовсе не вопрос, но констатация факта. Капеллан еще не бросал Сарпедону вызов, но опасно подошел к этой грани.

— Командовать — значит принимать ответственность, — ответил командор. — Куда бы ни пришел орден, туда его завел я. Какие бы преграды ни вставали у нас на пути, я обязан справиться с ними. — Интонации Сарпедона были резкими, и, казалось, он вот-вот потребует от Иктиноса извинений, но затем взгляд командора смягчился, и лидер Испивающих Души предпочел уйти от прямого конфликта. — Этому меня научил Теллос. Надеюсь, в конце концов он все-таки понял. Я должен был внимательнее относиться к нему, как и к Евмену, и к Палласу, и к Греску, и ко всем тем, кто сейчас восстает против меня. Я мог остановить все это еще давно… и просто обязан остановить сейчас.

— Евмен не верит, что ты способен руководить орденом. — Иктинос не ведал жалости. — И скажи, со всеми этими сомнениями в твоей душе, откуда тебе знать, что он ошибается?

— Это мой орден, — заявил Сарпедон. — Я отнял его у Горголеона и спас от скверны. Я избавил нас и от проклятия Абраксаса, и от Инквизиции. Я вывел Испивающих Души из Грейвенхолда. Нет и не было никого, кто был бы более достоин права командовать. У меня нет сомнений, Иктинос. И нет на свете ничего, что помешало бы мне спасти орден и исполнить план Императора. Это требует от меня лично проследить за тем, как будет завершено начатое мной… а стало быть, я должен остаться магистром.

В течение нескольких долгих мгновений два космических десантника сверлили друг друга глазами, точно готовясь сцепиться. Сарпедон не намеревался отступать, но и во взгляде Иктиноса из-под шлема-черепа читалось, что он не поспешит признать собственную неправоту.

— Это и мой орден тоже, — произнес наконец капеллан. — И ты — мой магистр. Я буду с тобой до самого конца. И в моей душе нет сомнений.

— Командор, капеллан! — Голос Лигриса, раздавшийся из вокса, определенно выражал облегчение, что хотя бы этого конфликта удалось избежать. — Хотелось бы знать план.

— Ах да, план, — ответил Сарпедон. — Лигрис, у меня для тебя имеется пара заданий. Во-первых, нам необходимы снимки крепости и ее окрестностей. Топографические данные. Сумеешь раздобыть?

— Конечно, — отозвался технодесантник. — Я могу получить удаленный доступ к когитаторам, хотя и не слишком надолго.

— Во-вторых, скажи, у тебя есть доступ к взлетно-посадочным палубам?

— Только к основным. И попасть туда будет непросто. За мной, вообще-то, охотятся, и ангары будут охраняться, но в моем распоряжении имеется несколько потайных дверей.

— Хорошо, — сказал Сарпедон. — Мне нужно, чтобы ты уничтожил «Громовые ястребы».

На нижних уровнях «Лазурного когтя» шла торжественная церемония в честь павших Воющих Грифонов. Величайших из героев поминали в таких местах, как Обитель Фуриозо, но за души простых боевых братьев, погибших ради свершения какого-либо подвига, молились на Палубах Памяти. Здесь были водружены мемориальные плиты, посвященные десяткам воинов ордена, окруженные мраморными и гранитными скульптурами, изображающими десантников во всей их красе и регалиях. Каждая из композиций напоминала о Воющих Грифонах, погибших в одной из войн или во время переломных моментов в истории ордена. Каждая из них связывала десантников с их прошлым.

Сейчас Таддеуш как раз шел по одному из таких залов, казавшемуся молчаливым и величественным каменным лесом. Со всех сторон на инквизитора взирали изваяния космодесантников.

Он успел изучить планировку «Лазурного когтя» еще в самом начале этого путешествия, поскольку понимал, что однажды может настать день, когда ему придется пробираться по кораблю тайком в поисках пути к спасению, уходя от преследователей. Он успел разузнать, что на «Когте» имеется ангар для резервных челноков и что сложнейшая электроника, встроенная в его печать инквизитора, скорее всего, сумеет открыть нужную дверь и позволит угнать один из них. Да, Таддеуш был инквизитором и потому привык всегда готовиться к наихудшему из возможных вариантов.

Он прошел мимо статуи Воющего Грифона, сжимающего в каждой руке по цепному мечу и устремившего в пол печальный взор. В дальней стене виднелась перекрытая массивными дверями арка, ведущая к ангару. Еще пара минут, и Таддеуш оставит «Лазурный коготь» позади.

— Инквизитор, — раздался за его спиной глубокий голос с командными нотками.

Провернувшись на пятках, Таддеуш увидел стоящего вдалеке космического десантника. Закованный в броню, выкрашенную в золотые и алые цвета, тот ярко выделялся на фоне серого каменного леса. Судя по знакам различия и обилию нанесенных на доспехи клятв, этот воин принадлежал к отделению Мерчано и был одним из ветеранов — глазами и ушами старшего библиария.

— Никуда от них не спрячешься, — пробормотал Таддеуш. — Чертовы Астартес. Клянусь, порой мне начинает казаться, что они способны видеть даже сквозь стены.

— Инквизитор, — продолжал Воющий Грифон, — распоряжением старшего библиария Мерчано вам запрещается покидать пределы отведенной вам каюты.

— Неужели? И по какой же причине?

— Он вам не доверяет.

— Что ж, во всяком случае, лорд-библиарий честен, — кисло улыбнулся Таддеуш. — А вы кто такой?

— Рельнон, — ответил десантник. — Мерчано отправил меня и еще нескольких братьев, чтобы отыскать вас. В последнее время вы начали избегать встреч с остальным экипажем, и я полагаю, что библиарий имеет все основания для недоверия.

Таддеуш осторожно перемещался, стараясь держаться так, чтобы от Рельнона его отгораживала мемориальная плита.

— Я представляю здесь власть бессмертного Императора Человечества, — заявил инквизитор, — и Адептус Астартес обязаны повиноваться ей, нравится им это или нет. Одно мое слово способно обречь на гибель целые миры, брат Рельнон, а властителей — на рабские цепи.

— Мы не собираемся оспаривать полномочия Инквизиции. Но здесь и сейчас вы просто обычный человек, да к тому же еще и одинокий. И власть исходит не от вашей печати, а вот от этого, — погладил десантник ствол болтера, закрепленного у него на груди. — Вы пытались сбежать, и это служит доказательством того, что ваши намерения противоречат планам Воющих Грифонов. И более того, вы враг. Поскольку вы все еще остаетесь нашим гостем, лорд Мерчано посоветовал вначале попытаться взять вас живьем. Буду искренен, наш орден не часто бывает столь любезен со своими врагами.

— Всему виной то, что вы дали клятву, которую не способны сдержать, — отозвался Таддеуш. — Скажите, брат, что вам известно о Черной Чаше?

Эти слова несколько сбили Рельнона с толку — космодесантник определенно ожидал, что инквизитор либо сдастся в плен, либо попытается атаковать, но не станет задавать лишних вопросов.

— Черная Чаша — это демон, — ответил Воющий Грифон. — Порождение варпа, игрушка Темных Сил. А Носители — поклоняющееся ему отребье рода человеческого.

— Когда-то давно они уже посещали Ванквалис и обещали, что однажды вернутся, — сказал Таддеуш. — Никто не знает ни куда они ушли, ни что с ними сталось, но память о Черной Чаше настолько глубоко отпечаталась в сознании жителей Ванквалиса, что это, видно, и в самом деле было нечто ужасное. Верно?

— Инквизитор, что бы вы сейчас ни говорили, это никак не отменяет…

— Брат Рельнон! — крикнул Таддеуш. — Так я прав?

Десантник не ответил. Вместо этого он сдернул болтер с груди и положил палец на предохранитель.

— Его еще называют Граалем Проклятых, — сказал инквизитор. — Почти в половине Галактики отсюда, в скоплении Скорпанэ. А на Филакс Минор — Обсидиановым Черепом. Там, кстати, рассказывают, что это кубок, вырезанный из головы демона, и что любой испивший из него будет жить вечно. Мерчано и понятия не имеет, что здесь происходит, как не знает этого и никто другой в Галактике. И только мне удалось хоть немного приблизиться к разгадке.

— У меня есть приказ, — произнес Рельнон.

— Понимаю, — с некоторой грустью ответил Таддеуш. — Но скажите, кем бы я стал, если бы не попытался вначале переубедить вас?

— Вначале?

— Вы прекрасно понимаете, о чем я.

— Без этого вполне можно обойтись, инквизитор, — вздохнул Рельнон.

— Только если бы наша Галактика была идеальной.

Космодесантник начал действовать первым. Его рефлексы были куда отточенней, нежели у любого обычного человека, и Таддеуш едва успел упасть на колени, когда над его головой просвистела выпущенная из болтера короткая очередь, расколовшая мемориальную плиту за его спиной. Еще несколько выстрелов пришлось в статую, и на пол рухнул обломок каменного меча, выдернутый из рук изваяния.

— Если получится, Таддеуш, я возьму тебя живым, но и о смерти твоей особенно жалеть не стану! — закричал Рельнон.

Следующий выстрел чуть не лишил инквизитора ноги — он едва успел нырнуть за статую.

Таддеуш сунул руку за пазуху своего широкого плаща и извлек модифицированный автоматический пистолет, украшенный бронзой и серебром. Передернув затвор, инквизитор дослал в ствол мощный патрон, а затем выкатился из укрытия, одновременно открывая огонь. Стрелял он вслепую, и пули летели по совершенно произвольным траекториям. Рельнону не понадобилось много времени, чтобы понять, что они не способны пробить его силовую броню, и космодесантник вновь вышел на открытое пространство, пытаясь взять на прицел свою жертву.

Щелкнув селектором, инквизитор отправил в ствол один особенный патрон — наследие археотехнологий, очень древнее и очень дорогое. Начинка пули была настолько сложной, что ее давно уже никто не мог воссоздать. Когда за его спиной стояла вся мощь организации, Таддеуш мог себе позволить полностью зарядить свой пистолет такими боеприпасами, но те дни давно прошли. Он берег эту последнюю пулю для особого случая, и теперь, когда его жизни угрожал Рельнон, инквизитор решил, что время пришло.

Перекатившись от одной плиты до другой, он выстрелил. Эта пуля тоже пошла в молоко, но затем древние технологии навели ее на цель, и заряд, описав широкую дугу, устремился к десантнику.

Рельнон бросился в сторону, но было уже слишком поздно — в его броне образовалась глубокая дыра. Воющий Грифон закричал от гнева и боли, когда его изувеченная рука безвольно повисла, а пуля принялась метаться под доспехами, подобно разъяренному жуку, попавшему в ловушку. Кровь космодесантника окропила подножие нависшего над ним изваяния.

— Предатель! — взревел Рельнон, открывая неистовую пальбу и содрогаясь всем телом от многочисленных ран.

Заряды болтера разлетались пылающим веером. На пол начали падать статуи с подрубленными ногами, покатились по палубе отстреленные каменные головы.

Таддеуш низко пригнулся; прочная ткань его плаща прекрасно защищала от металлической шрапнели и кинжально-острых осколков обсидиана.

Инквизитор уже давно был одинок в этой Галактике и научился не доверять оружию, которое нельзя носить с собой постоянно, как привык и не считаться с расходами, когда речь заходила о приобретении чего-нибудь еще более смертоносного. Он понимал, что рано или поздно работа на дело Императора приведет к тому, что вопрос его выживания будет зависеть от того, сумеет ли он справиться с враждебным космическим десантником.

Таддеуш сделал еще несколько выстрелов, расходуя уже совершенно обыкновенные патроны. Рельнон стоял на открытом пространстве, и пули били в его грудь и живот, но смогли разве что высечь несколько искр из брони.

Наконец боек пистолета сухо защелкал — магазин был пуст. Таддеуш отбросил ставшее бесполезным оружие и извлек из-под плаща богато украшенную рукоять меча. Спустя мгновение из нее выплыл мерцающий клинок, и силовое поле создало вокруг него причудливые завихрения в воздухе. Рельнон исчез из виду — теперь сражающихся мужчин отделяли друг от друга несколько мемориальных плит.

— Надо было сразу тебя прибить! — кричал Воющий Грифон, и его голос дрожал не столько от боли, сколько от гнева. — Мерчано не стоило позволять тебе подниматься на борт! Надо было просто выбросить тебя через чертов воздушный шлюз!

— Скажи я вам тогда правду, вы именно так бы и поступили, — заметил Таддеуш, продолжая красться за статуями, сжимая в руке меч. Он слышал поступь Рельнона, находящегося буквально в нескольких метрах от него. — Я делаю то, что должен. И ложь моя идет на благо великой правды.

— Мой Император правит с Золотого Трона, — парировал десантник, — а ты и тебе подобные восседаете на троне лжи.

Оба пытались отвлечь внимание друг друга и получить тем самым преимущество. Инквизитор настороженно прислушивался к лязгу, с которым бронированные сапоги Рельнона ступали по палубе. Теперь противников разделяли только две статуи.

Таддеуш первым сорвался с места и выскочил в проход между двумя плитами. Ему навстречу бросился космодесантник, распрямляясь во весь свой рост и занося для удара боевой нож.

Свое фехтовальное мастерство инквизитор перенял у культистов смерти, служивших лорду Голдо, когда сам Таддеуш еще ходил у того в младших дознавателях. Стремительным, резким движением он отразил удар, остановив вражеский клинок, метивший в его сердце, и посмотрел в лицо Воющему Грифону — инквизитор видел ненависть в глазах огромного воина, обонял запах крови, сочащейся из многочисленных ран.

Клинок в руке Таддеуша распался на десятки мерцающих осколков, запорхавших в воздухе подобно рою смертельно опасных бабочек. Рельнон попятился, когда их мономолекулярные пластины вспороли керамит его доспехов, оставляя глубокие порезы на лице, вонзаясь в тело и выходя из спины. Затем заряд в осколках начал заканчиваться, и они один за другим попадали на пол, хотя последний еще долго кружил вокруг отмахивающегося космодесантника. Таддеуш поспешил воспользоваться выигранным временем и, откатившись в сторону, пробежал мимо трех скульптурных композиций, за последней из которых и укрылся.

Не удержавшись, инквизитор поднял взгляд и посмотрел на лицо возвышающейся над ним статуи. Это было изваяние воина с высоким воротником и искусно украшенным силовым мечом библиария. На секунду Таддеуш вспомнил о древних традициях Воющих Грифонов и о том, сколь многие из них он нарушил, солгав Мерчано о причинах, заставивших его взойти на борт «Лазурного когтя». Инквизитора даже посетила шальная мысль, а не хоронят ли Грифоны своих мертвецов под этими мемориальными плитами? Быть может, там лежат саркофаги, хранящие скелеты космических десантников, слепо взирающие на него сейчас своими пустыми глазницами и проклинающие за осквернение их последнего пристанища.

Таддеуш отогнал от себя посторонние мысли. Сейчас было не время и не место для сомнений. Рельнон наверняка уже успел вызвать подкрепление. Действовать надо было быстро.

— Инквизитор! — крикнул десантник. — Ты не сможешь убить меня! Ты же простой человечишка. А мы — правая рука Императора. И таких, как я, на этом корабле целых три сотни. Ты заперт, точно крыса в клетке. Конечно, мы предадим тебя суду и обязательно казним, но обещаю, твоя смерть будет быстрой и неунизительной. Сдавайся. Второй возможности у тебя уже не будет.

— Имперские инквизиторы никогда не просят о второй возможности, — ответил Таддеуш.

Конечно, эти слова были пустым звуком, просто ему захотелось заполнить хоть чем-то звенящую от ненависти пустоту. Казалось, оба противника понимали, что очень и очень скоро смерть заберет одного из них.

— Не знаю, какие планы ты строил насчет нас, — произнес Рельнон, — или что искал на этой планете, но это определенно не имеет ничего общего с делом Императора.

Космодесантник снова пришел в движение, преследуя инквизитора.

Таддеуш услышал, как противник щелкает селектором болтера, — Рельнон больше не собирался рисковать, вступая в рукопашную.

Меч уже восстанавливался, осколки растаяли и, подобно ртути, потекли по полу обратно к рукояти, но Таддеуш понимал, что второй раз тот же трюк не пройдет. Клинок этот он раздобыл у последователей ксенокульта, действовавшего на галактическом востоке, и с тех пор никогда не расставался с этим оружием, зная, что рано или поздно оно спасет ему жизнь. Как только меч восстановился, инквизитор деактивировал его и убрал обратно в чехол.

— Умри!

Рельнон мчался к нему, прорываясь прямо сквозь лес статуй. Обсидиановые изваяния Воющих Грифонов с ужасающим грохотом валились на пол, раз за разом оглушительно кашлял болтер.

Таддеуш даже не шелохнулся. Он даже не пытался спрятаться или откатиться в сторону — все это было бы бесполезно.

Вокруг него вспыхнули яркие, почти ослепительные огоньки. Конверсионное поле, создаваемое археотехнологиями, сокрытыми в древнем амулете под его плащом, было способно защитить от трех или даже четырех очередей, выпущенных из болтера. Это устройство также появилось у Таддеуша еще в те времена, когда он мог рассчитывать на поддержку собратьев-инквизиторов, и опять же, уже тогда он понимал, что однажды оно дарует ему несколько лишних секунд жизни.

Он нашарил пальцами небольшой, кажущийся совсем безобидным, похожий на монетку кружок и, сорвав его с пояса, вдавил большим пальцем кнопку взвода. Пока силовое поле продолжало искриться, спасая Таддеуша от гибели, миниатюрная граната врезалась в статую и взорвалась.

Изваяние библиария разлетелось на куски, обрушив на голову брата Рельнона град каменной шрапнели. Так и не причинив инквизитору вреда, десантник рухнул на пол, не добежав буквально нескольких шагов, и болтер покатился по плиточному покрытию палубы.

Свет конверсионного поля угас, и Таддеуш заморгал, привыкая к вновь воцарившемуся полумраку. Он посмотрел на Рельнона, который бился в конвульсиях, хрипел, но все равно пытался дотянуться до болтера.

Каменный силовой меч, который прежде сжимал памятник, вонзился космодесантнику в грудь и пригвоздил его к полу. Таддеушу хватило даже беглого взгляда, чтобы понять: обломок пробил легкие и разорвал достаточно внутренних органов, чтобы прикончить даже Астартес.

Рельнон умирал. Он был весь перемазан кровью, вытекающей из нескольких десятков небольших ран. Она струилась и по его губам, и по подбородку, выбрасываемая легкими, все еще пытающимися дышать.

— На все воля Императора, брат Рельнон, — произнес Таддеуш, прежде чем отвернуться от умирающего и направиться к дверям ангара.

Давным-давно, когда он был еще всего лишь юным дознавателем, фанатично преданным делу Инквизиции, он не смог бы принять убийство верного слуги Империума как необходимое зло. Но с тех пор Таддеуш стал намного мудрей.

Внутри обветшавшей крепости царила полнейшая разруха. Со стен свисали выцветшие знамена завоевателей Ванквалиса, предков дома Фалкен, покрытые сырыми потеками от непрестанно заливающего сквозь дыры в потолке дождя. Ткань полотнищ местами была разорвана и оплетена корнями и лишайниками, пробравшимися в здание. Скауты и те космические десантники, кто перешел на сторону Евмена, держали караул, стоя по краям зала, некогда служившего командным центром для войск Фалкенов, покорявших тогда еще девственные джунгли Неверморна. Сержант Гекулар охранял проход — толстые металлические двери давно проржавели насквозь, и через дыры можно было видеть заполненные затхлой водой ямы в рассыпающемся роккритовом покрытии двора.

— Скаутам наверху удалось установить антенну, — доложил Гекулар.

— Уже вижу сигнал, — отозвался библиарий Греск, сидящий в центре зала перед полевым воксом, достаточно мощным, чтобы иметь возможность связаться со «Сломанным хребтом», даже не выходя из крепости. — Мостик? Мостик, ответьте. Говорит Греск.

— Евмен на связи, — раздался из динамиков голос. — Я следил за вашими действиями с орбиты.

— Тогда вам уже известно, что нам удалось взять верх над Сарпедоном. Мы сможем удерживать укрепления еще как минимум сутки, прежде чем он произведет перегруппировку своих войск и попытается снова напасть… если, конечно, осмелится на этот шаг. Мы ждем эвакуации.

— Вот это-то, библиарий, меня и смущает.

— О чем ты говоришь, Евмен? Мы же победили.

— Испивающие Души были отброшены обратно в джунгли. А это означает, что они по-прежнему живы. Греск, приказ был четким. Ты должен был удерживать их под стенами и не позволять прорваться в ворота, чтобы мы могли уничтожить их орбитальной бомбардировкой.

— Евмен, я сделал что смог. Сарпедон бежал прежде, чем «Сломанный хребет» успел открыть огонь. И я подал сигнал к обстрелу сразу же, как…

— Да, Сарпедон бежал, Греск, а должен был продолжать бой. Не могу найти причин, с чего бы он вдруг передумал штурмовать ворота. Я видел, как вы с ним разговаривали, спокойно стоя друг против друга, хотя должны были сцепиться не на жизнь, а на смерть. И тогда я задал себе вопрос, почему же это Сарпедон отказался от своей затеи и почему десантник, поклявшийся мне в верности, ведет переговоры с тем, кого я приказал убить? Сдается мне, что ответ на этот вопрос может быть только один.

Греск вздохнул. Он был подлинным ветераном ордена, — быть может, его псайкерские способности и не были так сильны, как у того же Сарпедона, но зато за ними стоял опыт многих десятилетий. Однако в этом новом мире от них все равно проку было мало. И старый орден, и Испивающие Души Сарпедона ощущали единство, сплоченность ради общей цели. Теперь же вокруг было только предательство. Евмен был ветераном интриг, а Греск — зеленым рекрутом.

— Достаточно и того, — заявил библиарий, — что Сарпедон останется в джунглях. Скорее всего, ему никогда не удастся покинуть планету, а если он даже и сумеет, все равно к тому моменту мы будем уже далеко.

— Ты отпустил его.

— Да, Евмен, отпустил. Быть может, ты еще не очень хорошо понимаешь, чем живет наш орден, но тебе следует знать, что на свете существует такое понятие, как «верность», и оно не так-то легко забывается. Эти люди были моими братьями по оружию. Их незачем убивать.

— Напротив, это совершенно необходимо! — Гнев в голосе Евмена был очевиден, несмотря даже на помехи орбитальной трансляции. — Сарпедон наш враг! Неужели ты полагаешь, что орден уверует в наши цели, если мы станем так просто отпускать врагов?

— Евмен, я присоединился не потому, что верю в твои цели, — ответил Греск. — Я сделал это исключительно по той причине, что не мог больше смотреть, как Испивающие Души идут к своей гибели. И только это смогло заставить меня поднять оружие против Сарпедона. Я сделал это ради спасения ордена. И ты не сможешь заставить меня убивать моих собственных братьев, Евмен. Настолько далеко моя верность не распространяется.

— Значит, ты вовсе не верен мне, — угрожающим тоном произнес Евмен.

— Послушай, это вовсе не то, что я…

— Сарпедон должен умереть. И если ты, библиарий Греск, не способен это принять, то в будущем Испивающих Души тебе нет места.

Греск уже собирался ответить, когда услышал какое-то движение у себя за спиной. Оглянувшись, он увидел нависшего над ним сержанта Гекулара и отряд скаутов, растянувшийся полукругом. Их болтеры были сняты с предохранителей.

— Так как порешим, Греск? — спросил Гекулар.

— Я не…

— Все ты понимаешь. Если собираешься утянуть за собой кого-то из нас, можешь попытаться. Или же мы сделаем все быстро.

Греск немного помолчал, вглядываясь в лица скаутов. Все они были совсем юными рекрутами из недавно посещенных Испивающими Души миров — дети угнетенных и измученных народов. Библиарий даже не знал их имен.

— Что ж, — произнес он. — Если вы верите, что выполняете работу Императора, так тому и быть. Не теряйте времени.

Гекулар поднял болтер, и его примеру последовали скауты. Конечно, Греск, скорее всего, успел бы убить многих из них, но в этом не было смысла. Библиарий даже не мог сказать теперь, на чьей он стороне, и такая смерть казалась ничем не хуже любой другой.

Стоя на мостике, Евмен услышал, как в старой крепости на Ванквалисе прозвучал болтерный залп. По лицу командира мятежников нельзя было с уверенностью определить, испытал он хоть какие-то эмоции при звуках зарядов, ломающих керамитовую броню и вгрызающихся в плоть, или когда раздался грохот закованного в доспехи тела, повалившегося на пол.

— С ним покончено, — прозвучал голос Гекулара.

— Держите меня в курсе, — произнес Евмен, прежде чем прервать связь.

На мостике установили новое оборудование, и теперь недавний скаут стоял, окруженный гудящими когитаторами, а также мерцающими дисплеями и пикт-экранами, служившими единственным источником света в погруженной в темноту сфере. Лицо Евмена озарялось красными и зелеными бликами, но главный экран был отключен — мятежник не желал, чтобы его отвлекала от размышлений лишняя информация.

Двери открылись, и в зал вошел Тидей — тот самый Тидей, что был вторым после Евмена, когда они вели отряд скаутов по Грейвенхолду, и который сохранял тот же статус и сейчас. Более того, все сообщения, поступавшие к Евмену, вначале проходили через руки его заместителя. В конце концов, новый магистр ордена просто не мог позволить себе тратить время на каждую мелочную проблему.

— Хорошо, что ты пришел, — произнес Евмен. — Мы уладили ситуацию в крепости. Пора нам уже убираться из этой треклятой системы. Готовьте двигатели к варп-переходу. И отправьте «Громовые ястребы» за братьями, оставшимися на планете.

— За этим я и пришел, Евмен, — ответил Тидей, и в голосе его прозвучали неуверенные нотки. — На летные палубы проник посторонний.

Сгорбившись возле одного из челноков, технодесантник прикрепил взрывчатку к керамитовому покрытию прямо над двигателем. Лигрис знал устройство «Громовых ястребов» как свои пять пальцев и был способен даже самым слабым зарядом, предназначенным для технических работ, уничтожить главный топливный контур и превратить боевую машину в бесполезный хлам. И что куда важнее, он знал на «Сломанном хребте» прекрасно сохранившуюся инженерную палубу, где можно раздобыть необходимые для саботажа инструменты.

Раздался приглушенный звук взрыва, выведшего из строя очередной «Громовой ястреб», и на пол летной палубы со звоном посыпались опаленные кусочки металла. По правде сказать, ангар скорее напоминал арену для боев, одну из стен которой по какой-то невообразимой причине заменял огромный люк воздушного шлюза. Над основной палубой поднимались ряды зрительских кресел с отдельными ложами для особо важных персон и туннелями, уходящими к лабиринту камер и клеток, используемых Испивающими Души в качестве складов для хранения запчастей и топлива. Что на самом деле происходило на этой арене, до того как корабль вплавился в общий остов, оставалось одной из многих тысяч тайн «Сломанного хребта».

Технодесантник поместил детонатор в центр круглого заряда и щелкнул активатором. Замерцал огонек, оповещающий, что устройство готово, — еще один тумблер запускал таймер.

— Лигрис, — раздался слишком знакомый голос за спиной технодесантника, тот развернулся на месте, вскидывая болтер, но говоривший успел укрыться за одним из выведенных из строя «Громовых ястребов».

Всего на летной палубе находилось более дюжины боевых машин, одни из которых перешли по наследству от старого ордена, а другие были захвачены на мирах-кузницах и полях сражений, и массивные бронированные корпуса челноков закрывали обзор.

Технодесантник узнал голос в ту же секунду, как услышал, и внутри у него все похолодело.

— Лигрис, они окружили тебя. Люди Евмена уже идут. Они будут здесь буквально через несколько секунд.

— Все равно они опоздают, — откликнулся технодесантник. — Моя работа завершена. Предатели будут заперты на Ванквалисе так же, как вы планировали запереть Сарпедона. Так что, Паллас, дружки Евмена могут теперь убивать меня, сколько им вздумается.

Паллас вышел из-за «Громового ястреба» — гениальный апотекарий, талантливый ученый и хирург, сыгравший ключевую роль в спасении Испивающих Души от мутаций, насланных демон-принцем Абраксасом. С ним умерла бы частичка сути Испивающих Души.

— Нисрий уже близко, — сказал Паллас, — и ты не сможешь долго от него прятаться. А за ним идут и другие. Евмен способен заполнить всю эту арену верными ему воинами.

— И ты ожидаешь, что я сдамся? — Лигрис не разжимал ладони на рукояти оружия.

Когда-то апотекарий заслуживал безоговорочного доверия, но теперь стал врагом. Технодесантник разрывался между желаниями убить собеседника и говорить с ним так, словно тот до сих пор оставался его братом.

— Нет, — произнес Паллас, поднимая правую руку, заключенную в перчатку нартециума, содержащую десятки крошечных игл и хирургических инструментов, необходимых для полевых операций. Из нее выдвинулся единственный серебряный шип.

— «Милость Императора».

Лигрис поперхнулся от неожиданности. «Милость Императора» оказывалась тем космодесантникам и их союзникам, кто получил слишком серьезные раны, от которых уже нельзя было оправиться. Острый шип, выстреливаемый мощной пружиной, вонзался в основание черепа, обеспечивая быструю и безболезненную смерть.

— Паллас, ты не можешь…

— Я не знаю, что они с тобой сделают, — торопливо прервал его апотекарий. — Мне известно, что в либрариуме Нисрий тренировался открывать сознание пленников и проводить дознание. Они как минимум постараются заставить тебя говорить. Им необходимо получить как можно больше информации о «Сломанном хребте», и ты единственный, кто ею владеет. Я не могу вернуться к Сарпедону, во всяком случае не сейчас, но могу предотвратить страдания друга. В моих силах все это закончить.

— Нет, Паллас, — покачал головой Лигрис, — я не сдамся и не предам свой орден.

— Тогда дерись со мной! — рявкнул апотекарий, но в голосе его было больше печали, нежели злости. — Если умрешь ты, то я буду считать, что избавил тебя от страданий. Если я…

— То избавлен от страданий будешь ты, — закончил технодесантник. — И тебе больше не придется нести ответственность за сделанный выбор. Не придется смотреть в глаза своим друзьям, зная, что ты их предал. Я бы с тобой так не поступил.

— Будь ты проклят, Лигрис! Это единственный выход! Евмен не допустит, чтобы все это прошло безболезненно для нас обоих!

— Паллас, ты сам привел себя в эту ловушку. И только ты можешь найти свой выход из нее.

Апотекарий взревел в отчаянии и гневе, и Лигрис был уверен, что увидел слезы в его глазах, когда Паллас отвел назад перчатку нартециума и бросился в атаку. Технодесантник успел упасть на палубу буквально за долю секунды до того, как стальной шип «Милости Императора» мог бы вонзиться в его череп; в результате клинок глубоко вошел в борт «Громового ястреба».

Серворука, вмонтированная в ранец Лигриса, вытянулась, сжалась на голове Палласа и рывком развернула того спиной к технодесантнику. В ответ апотекарий ударил локтем назад, и оба воина повалились на пол, борясь за свои жизни в тени «Громового ястреба».

— Ну же! — крикнул Паллас. — Закончи все сейчас!

Лигрис опрокинул апотекария на спину и взгромоздился сверху. Боевые инстинкты заставили его приставить ствол болтерного пистолета к лицу противника.

Палец технодесантника опасно напрягся на спусковом крючке. Паллас был врагом. Но ведь и братом тоже. Прежние методы отличия одного от другого здесь не действовали. И, поскольку апотекарий был уже повержен и ждал смерти, Лигрис просто не знал, что ему делать.

Паллас же почувствовал эту неуверенность. Он ухмыльнулся и сбросил технодесантника с себя, полоснув клинками, выброшенными пружиной из нартециума. Лигрис откатился в сторону и едва успел подняться, пошатываясь и опираясь на борт челнока, когда вновь пришлось уворачиваться от удара. Пытаясь сохранить равновесие, технодесантник вцепился в выступ турбины, и перчатка нартециума заскрежетала по керамиту брони, высекая искры.

Не останавливаясь, Паллас провел подсечку и сбил соперника с ног; выпавший из рук Лигриса болтер покатился по палубе.

— Никому из нас не суждено спастись, — произнес апотекарий. — Все кончено. Если ты не готов избавить меня от мучений, то я избавлю тебя, брат.

«Милость Императора» уже была взведена и готова к удару, и Лигрис, распростертый на полу и обезоруженный, практически не имел возможности защищаться.

Прогремел взрыв — это практически в паре сантиметров от головы Палласа сработал заряд, взведенный технодесантником буквально секунду назад. Апотекарий рухнул на палубу, на мгновение скрывшись в облаке искр и осколков; из разрушенного двигателя вырвались клубы дыма. «Громовой ястреб» накренился, нависая над лежащим под ним Палласом.

Лигрис поднялся на ноги и подобрал болтерный пистолет. Он видел металлические осколки, глубоко вонзившиеся в лицо и шею апотекария, пробившие броню на груди и наплечнике. Лицо старого десантника почернело от копоти, из многочисленных порезов сочилась кровь. Паллас едва заметно подергивался — он был без сознания, но еще не мертв. Как и рассчитывал технодесантник, взрыв обезвредил его противника, но был не настолько мощным, чтобы покончить с космическим десантником.

По палубе загрохотали тяжелые сапоги — Нисрий и прочие мятежники прибыли, чтобы окружить и убить Лигриса. Но тот слишком хорошо знал летную палубу «Сломанного хребта»… знал так, как никто другой.

Оставив Палласа лежать на полу, чтобы его могли найти остальные, Лигрис отбежал и, наклонившись над решеткой водостока, выдернул ее серворукой. В следующее мгновение он уже спрыгнул в трубу и оказался в темноте складских помещений, некогда использовавшихся в качестве камер для гладиаторов, или рабов, или хищных ксеносов, содержавшихся здесь перед тем, как выставить их на потеху толпы. Технодесантник еще помнил те дни, когда помогал очищать эти клети, вынося из них ветхие черепа, сложенные в доходившие до самого потолка пирамиды, — память о тех временах, когда этот корабль еще не слился со «скитальцем». Лигрис немного помедлил, прежде чем опустить за собой решетку.

Рядом открывался широкий мрачный коридор, ведущий к уже давно опустевшей топливной барже в глубине «Сломанного хребта». Лигрис с легкостью смог бы по памяти нарисовать карту туннелей и труб и потому знал, что, если потребуется, будет скрываться здесь дни, недели и даже годы.

— Конца не будет, — заявил он себе, прежде чем снова раствориться во мраке.