Восьмое Небо

ЭПИЛОГ

Да, именно так и заканчивается история об Алой Шельме.

Возможно, мне стоило оставить ее именно в таком виде, не снабжая дальнейшим послесловием. Видит Роза, это также нелепо, как попытка швырнуть бутылку шампанского вослед давно отчалившему кораблю. Эта история закончена давно, много лет назад, но старческое малодушие мешает мне поставить последнюю точку, словно я невольно пытаюсь оттянуть прощание с полюбившимися героями.

Да, история закончена. Мне нравится вспоминать ее — отдельные куски, отдельные слова, отдельные мысли — благо память еще не начала подводить меня и многие детали я все еще помню в мелочах. Кроме того, не раз мне самому пришлось выступать одним из ее действующих лиц и это иной раз тешит самолюбие. Забавно, что мне, существу, не состоящему даже в родственной связи с человеческим видом, свойственные некоторые типично человеческие грехи…

Отчасти поэтому я не стану скрывать свое имя, тем более, что в этой истории выступаю не столько автором, сколько летописцем. Кроме того, я почти уверен, что и мое имя не представляет для прозорливого читателя секрета, слишком уж очевидным образом мне иной раз приходилось раскрывать свое инкогнито, так что многие из вас, полагаю, давно обо всем догадались.

Да, меня зовут «Малефакс» и я — бывший корабельный гомункул баркентины под названием «Вобла».

Сделав это признание, бессмысленно отпираться в других подозрениях. Да, я действительно умею читать мысли. Впрочем, в грубом и однообразном человеческом языке у этого выражения жутко искаженный смысл… Скажем так, я умею слушать мысли — ощущать ту вибрацию, которую ваши человеческие ощущения рождают в магическом эфире, соприкасаясь с ним на уровне резонанса. Невысказанные слова, чувства, иногда даже воспоминания и смутные образы — из всего этого я и плел свой рассказ, терпеливо и долго, как в старину небоходы плели парус из грубой нити.

Я сделаю все возможное, чтобы эта история нескоро стала достоянием гласности, но что-то мне подсказывает, что даже окажись она напечатана во всех газетах бывшей Унии, ей все равно не вызвать большого переполоха — у историй, как и у вина, есть свой срок годности. А вы и без меня прекрасно знаете о злосчастных событиях описываемой поры — в том виде, в котором они вошли в учебники истории.

Как известно, виной ужасной магической катастрофы в окрестностях Ройал-Оук стала неконтролируемая реакция чар, вызванная неосторожными ведьмовскими опытами и приведшая к разрушительным последствиям, в ходе которых весь столичный остров оказался стерт с небесного океана, а королевский флот был уничтожен почти в полном составе. Некоторые злонамеренные граждане пытались утверждать, что некоторую роль в этом сыграла компания «Восьмое Небо», но та с честью отстояла свое доброе имя в судах, доказав свою полную непричастность к произошедшему. Сейчас это огромная транс-островная компания, занимающаяся всем, от китовой кости и ворвани до акций серебряных рудников. Я слышал, дела у них идут неплохо — в прошлом году они назвали один из своих островов Роузберри — в честь своего трагически погибшего сотрудника. Будет интересно как-нибудь взглянуть на него вблизи…

Бедны официальные источники и на упоминание Ринриетты Уайлдбриз, как и баркентины под названием «Вобла». Ринриетта Уайлдбриз, если верить официальным источникам, погибла во время катастрофы на Ройал-Оук, что же до судна, оно и вовсе никогда не существовало, поскольку отсутствует во всех известных корабельных реестрах. Зато про Алую Шельму охотно судачат в трактирах. Иной раз, грешен, я сам с удовольствием слушаю эти рассказы, столь же захватывающие, сколь и фантастические, а то и дополняю их парой изящных деталей. Порой мне даже жаль, что она сама их не слышит. Ей бы понравилась история про то, как она победила сорок воздушных пехотинцев, фехтуя обычной кочергой, или голыми руками вырвала сердце у бешеного нарвала…

А что еще ей приятно было бы услышать, так это то, что Уния ненадолго пережила «Барбатоса», рассыпавшись в течение следующих же месяцев. Что ж, все огромные доисторические чудовища обречены на неизбежное вымирание, Уния была лишь самым упрямым и сильным из них. Лишившись в одночасье своих флотов, Формандия, Каледония и Готланд недолго оставались главенствующими ветрами северного полушария, быстро сделавшись добычей тех, из кого они прежде тянули соки. Но большой войны, которую ожидали многие, не последовало. Было лишь два-три беспокойных года, в течение которых когда-то великие империи мучительно агонизировали, рассыпаясь на части, а их хищные конкуренты глотали наиболее вкусные куски. К этому привыкли удивительно быстро, может, потому, что подсознательно ждали чего-то подобного. Теперь, глядя на карту обитаемых островов, даже кажется странным, что на ней когда-то существовали такие огромные чудовища… Нынешнее поколение хищников куда меньше и куда напористее, но мы, кажется, привыкли к этому.

Мир привык.

Последнее пророчество мистера Роузберри оказалось справедливым. Мир меняется, стремительно, зачастую куда быстрее, чем мы успеваем заметить. Казалось, еще недавно по ветрам гордо шествовали барки и шхуны, сейчас же, даже вооружившись самой мощной подзорной трубой, редко заметишь в небе лоскуток паруса, одни лишь дымные клубы. Иногда, особенно в моменты хандры, я брюзжу об этом, отчего сам себе напоминаю Дядюшку Крунча, сердитого старика, имевшего несчастье пережить свою эпоху. Я кляну едкий дым, пачкающий небо, грохочущие современные корабли, с каждым поколением все больше напоминающие торпеды, новомодных гомункулов, которые способны считать с астрономической скоростью, но при этом глупы как их прадедушки, которых я когда-то колол, словно орехи…

Иногда, особенно когда в небесном океане устанавливается хорошая погода, а небо прозрачно, как хрусталь, я люблю вспоминать прошлое. Времена, когда офицеры еще носили сабли и пышные бороды, пушки стреляли огромными ядрами, а навигационный курс высчитывался по архаичным бумажным картам. Да, пожалуй, я скучаю по тем временам. Но досаднее всего мне из-за того, что вместе с Розой Ветров в прошлое отошли все те, кто веками олицетворял ее силу — мужественные капитаны, лихие адмиралы, грозные пираты. Нынешние люди кажутся мне куда более спокойными и рассудительными, чем их предки, они уже не норовят схватить за бороду незнакомый ветер, чтоб ринуться в неизвестном направлении и обрести погибель или славу. Они используют трезвый расчет и холодный разум, а если и пускаются в погоню, так только тогда, когда четко видят выгоду. У меня нет права судить их за это, ведь я сам — реликт давно прошедших времен, живой анахронизм, обреченный наблюдать за происходящим со стороны.

Простите, я делаюсь многословным — еще один грех, позаимствованный мной из огромной сокровищницы человеческих грехов. Наверно, мне надо рассказать про Паточную Банду, вместо того, чтоб предаваться стариковским воспоминаниям, но это будет тяжелее всего. Паточная Банда распалась, как распались все пиратские банды, оказавшиеся без средств к существованию и выкинутые на задворки нового, предсказанного мистером Роузберри, мира. Нынешние грузовые корабли перевозят лишь всякий хлам, все ценное давным-давно переносится в магическом эфире специальными гомункулами — ведь даже золото уже утратило свою первоначальную ценность, ему на замену пришли наборы цифр, которые быстрее любого ветра скользят меж островами, ловить их так же бесполезно, как ловить сквозняк голыми руками.

Неудивительно, что пираты долго не протянули. Подобно доисторическим рыбам, которые не дожили до наших дней, они лишились наживы и оказались съедены более проворными биологическими видами. Порт-Адамс все еще мозолит глаза случайным небоходам, но пиратов на нем давно уже нет, как нет известных пиратских рынков и шумных кабаков — просто еще один кусок безжизненной скалы, висящий в небе, на который никто не спешит заявить права.

Паточная Банда пропала — как пропали многие вещи той эпохи. Но я буду скверным рассказчиком, если позволю себе замолчать судьбу ее участников, тем более, что это не самая печальная часть повествования. Некоторые ветра, которые связывали нас воедино, рассеялись, другие же оказались удивительно крепки, так что даже я иной раз хмыкаю, когда в отголосках перехватываемых в магическом эфире разговоров невольно нахожу посвященные моим бывшим спутникам крохи информации.

Легкомысленный повеса Габерон, кажется, немного остепенился. Никогда бы в это не поверил, кабы не веские доказательства. Должно быть, к этому его обязывает социальное положение — как ни крути, он теперь барон фон Шмайлензингер, а это что-то да значит даже в нашем мире, где титулы уже не пользуются былым уважением. Насколько я знаю, они со Шму живут в своем родовом гнезде, растя четырех прелестных отпрысков. И, ради всех нас и Розы Ветров, я искренне надеюсь, что они впитали в себя больше материнских черт, чем отцовских…

Я нарочно сохранил в своих архивах фото из какой-то готландской газеты, где чета фон Шмайлензингеров запечатлена вместе, и иногда, в те вечера, когда не занят на вахте, разглядываю ее, вспоминая прошлое. Габерон на фото все тот же самоуверенный хлыщ, его улыбка ничуть не потускнела за это время, а в глазах — все та же хитрющая искра, из-за которой он кажется мальчишкой даже несмотря на большое количество серебра в волосах. Его супруга изменилась больше. Она уже ничуть не напоминает ту тощую перепуганную девчонку, что бесшумно шныряла по такелажу, однако в ее больших темных глазах навеки застыло напряженное выражение, отчего невольно кажется, что со вспышкой иллюминационных чар она вскочит на ноги и стрелой взлетит к потолочным балкам своего фамильного замка — прямо в громоздком кринолине.

Что касается Тренча и Корди, приходится признать, что ни одного из них выбранный ветер не привел к успеху. Она так и не стала самой известной ведьмой в небесном океане, а он не стал признанным инженером. Но, положа руку на сердце, не думаю, что это действительно их заботит. Объединив заработанные капиталы, они снарядили небольшую парусную шхуну под названием «Корюшка» и с тех пор бороздят воздушный океан во всех мыслимых направлениях. Вам наверняка попадались статьи о них или репортажи из магического эфира. То они покоряют «ревущие сороковые» и «неистовые пятидесятые», то сражаются с юго-восточным тайфуном, то идут по следу мифических, столетия назад вымерших, рыб или спускают какие-то хитрые исследовательские аппараты прямо в пасть Марева. Я надеюсь, у старушки Розы припрятано напоследок много тайн и загадок, потому что эти двое, кажется, вознамерились опустошить ее сундук до дна… Ума не приложу, как они уживаются, молчаливый сосредоточенный Тренч и беззаботная хохотушка Корди, но, кажется, посторонняя помощь им больше не требуется. Иногда по невидимым ветрам мне приходят письма от них — лаконичные записки Тренча, больше похожие на сухие отчеты, и сумбурные послания Сырной Ведьмы, которые полнятся ошибками больше, чем сети — рыбой. Они пишут мне о своих захватывающих и жутких приключениях, о новых островах, которые они открыли, и течениях, названных в их честь, но мы, старые гомункулы, умеем читать между строк. И того, что я вижу, достаточно для того, чтоб заключить — совсем скоро эти двое наконец смирятся со своей участью и захотят найти маленький уединенный островок, не нанесенный ни на одну карту — уже только для себя…

Я тоже не сидел сложа руки все эти годы, но едва ли вас заинтересует жизнеописание пожилого язвительного гомункула, тем более, что особо интересными деталями оно похвастать не может. Мне еще не раз приходилось выходить в небесный океан — даже в наше время, когда Розу Ветров упоминают лишь машинально, как стариковскую присказку, в небе все еще есть работа для опытного корабельного гомункула. Я сменил много профессий и много чего повидал. Служил в береговой охране Баунти на легкой канонерке и занимался метеорологическими прогнозами на сверхбольших высотах. Доставлял срочные пакеты между островами Каледонии и участвовал в знаменитых ихтиологических экспедициях мсье Куздро на научном шлюпе «Коронида». Приходилось заниматься незаконным промыслом белуги под Гангутом и поставлять контрабандные устрицы в Альжер. Довелось даже один раз побывать на настоящей войне, но воспоминаниями об этом мне бы не хотелось делиться ни с одним читателем.

Время течет неумолимо, даже если твое тело — деревянный бочонок, набитый ворохом чар и скрепленный медными заклепками. Через какое-то время я устал от всего этого. Устал от оживленного гула магического эфира, который в наше время окончательно сделался похожим на гигантский муравейник. Устал от сверхвысоких с их обжигающим холодом. От погонь с грохотом пушек.

Нет, я не сошел на берег — мне нечего делать среди стылого камня. Просто отыскал себе занятие поспокойнее, не наполненное ни героическими свершениями, ни бесчестными трюками. Мне очень вовремя подвернулся куттер «Ясный Месяц» — небольшая старомодная посудина с одной-единственной мачтой и все еще достаточно крепким килем под управлением капитана и единственного человека на борту, мистера Пилгри. Он уже старик, но ему нужен был надежный лоцман и компаньон в рыбном промысле, так что мы полностью удовлетворяем друг друга.

Мы ловим форель в высоких перистых облаках и ленивого тучного тунца, греющегося на теплом ветру. Мы вытаскиваем сети, полные бьющейся кефали в переливчатых мундирах и удим прямо с палубы неспешную ленивую камбалу. Это спокойная работа. Кому-то она может показаться скучной, но только не нам с мистером Пилгри. Мы с ним повидали на своем веку достаточно, чтоб находить удовлетворение только лишь в биении легкого поплавка на ветру.

Иногда, когда солнце медленно тает в облаках, отчего по небу разливается бронзовый отсвет, он закуривает трубку, подливает себе грогу — и мы беседуем, неспешно и обстоятельно, как подобает старикам. Вспоминаем людей, которых больше нет, и истории, которые никогда не случались… У мистера Пилгри есть внук, маленький Динги. Динги еще слишком юн, чтоб выходить в небесный океан даже на куттере, ему всего пять, но когда-нибудь он, несомненно, выйдет, и к тому времени я надеюсь стать для него хорошим помощником и рулевым…

Впрочем, едва ли вас все это действительно интересует. Я слишком хорошо знаю, о чем именно вы хотите спросить, хоть, видит Роза Ветров, не читаю ваши мысли. Вы хотите спросить про Алую Шельму и ее судьбу, про то, что с ней стало и куда в конце концов привел ее собственный ветер.

Но здесь я бессилен вам помочь. Потому что сам про это ничего не знаю.

В последний раз я видел ее в тот самый день, когда она занесла ногу над палубой призрачной «Воблы». Мгновением позже взорвавшийся в воздухе «Барбатос» высвободил из своих пылающих внутренностей столь плотное магическое излучение, что я надолго ослеп и оглох, будучи уже неспособным что-либо замечать в магическом эфире. Когда я пришел в себя, все уже было кончено. Небо в том месте, где прежде располагался Ройал-Оук, Сердце Каледонии, было пусто и безмятежно, как обычно и бывает в этих широтах. Я больше не видел ни неуклюжей трехмачтовой баркентины, ни «Аргеста» в каком-либо обличье. Только бескрайний воздушный океан.

С тех пор я никогда не видел Ринриетту Уайлдбриз, некоторым известную как Алая Шельма. Возможно, она разбилась вместе с «Барбатосом», а ее тело кануло в пучину Марева — у меня нет возможности это отрицать. Возможно, сама обратилась в чары и рассеялась в воздухе без следа. Возможно… Да, вам, несомненно, знакома и третья теория. Возможно, Ринриетта Алая Шельма Уайлдбриз все-таки получила клад своего деда и отправилась покорять небесный океан на своем новом корабле. По крайней мере, я слышал, как небоходы в трактире шептались именно об этом.

Я никогда не ввязываюсь в споры на этот счет, возраст сделал меня рассудительным. Но в глубине души… Что ж, хотя бы сейчас я должен это сказать. В глубине души я верю в то, что наша прелестная капитанесса сейчас на Восьмом Небе. Где-то в той толще неба, где еще нет ни кораблей, ни рыб, куда вы не успели занести свои человеческие пороки, а мы — магические сигналы…

Что она там делает? Не знаю. Возможно, пытается научить «Аргест» тому, что такое человек. Он способный ученик, ему нужно только время. А может, она попросту разглядывает нас с высоты, сидя на облаке и беззаботно болтая ногами. Одно я знаю твердо — когда-нибудь Алая Шельма вернется. Не знаю, с чем, не знаю, когда — но вернется. Стоя на капитанском мостике своего корабля, с гордо поднятой головой, и всей мощи «Аргеста» не хватит, чтобы затмить сияние ее алого кителя.

И в тот день, когда она вернется, наш мир, каким мы его знаем, изменится еще раз, может, сильнее всего за всю свою историю. Может, его поглотит страшный шторм, расплата за все совершенное нами. Может, начнется эпоха несусветного изобилия, когда жареная рыба станет сама залетать в рот, и ветер, как в песенке про старикашку Буна, будет слаще, чем вино. А может… Нет смысла фантазировать. Я всего лишь старый гомункул на рыболовном судне, я не знаю, что принесет с собой Алая Шельма. Знаю лишь, что буду ждать ее — так долго, как буду способен сохранять узор своих чар, так долго, покуда не надоем самой Розе Ветров.

У меня нет даже доказательств этой теории, есть лишь одно маленькое и очень хрупкое подтверждение, которое я никогда не решился бы выложить в споре. Это даже не подтверждение, это просто крошечный факт, который постороннему человеку и вовсе не скажет ни о чем, но мне… Мне этот факт говорит очень многое.

Спустя полгода после описанных событий Киндерли Ду Лайон, внучка Каледонийского Гунча, принцесса Каледонии, пропала без вести, когда находилась на борту своей маленькой лодки в небесном океане. И как ни неистовствовал ее дед, никаких следов мисс Ду Лайон обнаружить так и не удалось. Разумеется, всякий разумный человек подобное «доказательство» решительно отметет, поскольку оно ровным счетом ничего не доказывает и ничего не подтверждает. Но мы, старые гомункулы, умеем читать между строк…

Пожалуй, пора заканчивать, я и так слишком многословен, что, впрочем, простительный грех для стариков моего возраста. Надеюсь, что не слишком докучал вам этим рассказом. Я мог бы доверить его магическому эфиру. Мог бы распустить его по миллионам магических ветров, чтоб в считанные дни он коснулся даже самых отдаленных островов. Мог бы снабдить его многочисленными деталями, убедительными доказательствами и неоспоримыми подтверждениями того, что все это произошло на самом деле. Но я не стану этого делать.

Мне кажется… Черт возьми, с каждым годом мне все сложнее ясно выражать свои мысли, тем более, что и мысли становятся непокорны, как упрямые ветра. Алая Шельма стала легендой. Ее вспоминают за тяжелой кабестановой работой, ее передают в портовых трактирах, ее рассказывают друг другу во время бессонных вахт… Легенде не нужны подтверждения и доказательства, легенду нельзя измерить в футах и узлах, легенды живут в своем особенном мире, как мы, гомункулы, живем в своем. Легенды подобны ветрам. Иногда они увядают, едва увидев мир, иногда дуют веками, донося до нас воздух тех высот, на которых мы никогда не побываем.

Маленький Динги часто просит меня рассказать какую-нибудь легенду про Алую Шельму, грозу небесного океана. Ему всего пять, он никогда не видел парусных баркентин и разве что на картинках встречал абордажные сабли, но я никогда не отказываю ему. Убедившись, что «Месяц» надежно стоит под якорем, а небо спокойно, я понижаю голос до вкрадчивого шепота — и рассказываю. Про то, как Алая Шельма вышла победительницей из схватки с акулой-людоедом, имея лишь столовую вилку. Про то, как перехитрила целую готландскую эскадру с помощью одного лишь гелиографа. Как взяла на абордаж апперский остров и разнесла его на части…

Маленький Динги никогда не видел пиратов, они, как и огромные голубые киты, вымерли задолго до его рождения, но всегда заворожено слушает мои рассказы. Я знаю, о чем он думает в этот миг. Что однажды он тоже нацепит треуголку и выйдет на вольные ветра навстречу подвигам — но уже на настоящем корабле, а не каком-то рыболовецком кораблике… Будет исследовать, покорять, захватывать и внушать трепет — как дерзкая и отважная Ринриетта Уайлдбриз, Алая Шельма, гроза небесного океана.

Поэтому я никому не расскажу эту историю. В виде разрозненных кусочков чар я запру ее в бутылке из-под сидра и, улучив момент, брошу за борт, в струю какого-нибудь проходящего мимо и не очень оживленного ветра. Это может выглядеть нелепым и сентиментальным, но мне кажется, Восточный Хуракан одобрил бы мое решение…

Может статься так, ее никто и никогда не найдет. Небесный океан бескраен и ветров в нем невероятное количество. Может, она утонет в Мареве или окажется в тех краях, куда не забредают даже рыбы. А может, эта история каким-то чудом отыщет своего невольного читателя — вас. Если так и произойдет, не бросайтесь с этой историей в газеты, не пытайтесь разобрать ее на составляющие, выделяя истину и ложь, просто выполните одно небольшое желание старого гомункула.

Неважно, где вы находитесь, в тесной корабельной каюте или в просторном кабинете, молоды вы или стары, пресыщены жизнью или все еще пьяны ее вкусом. Подойдите к ближайшему окну, и неважно, будет ли это раззолоченная рама или маленький корабельный иллюминатор. Приоткройте его — ровно на одну секунду.

И всю эту секунду молча стойте — и слушайте дыхание ветра.

/Одесса, февраль 2016 — февраль 2018/

Все имеет свое начало и свой конец. Даже ветер — рожденный разницей температур воздушный поток — рано или поздно рассеивается в атмосфере. Закончилось и «Восьмое небо» — текст, ставший для меня гораздо более важным, чем виделось изначально, увлекший меня почти на два года в очень странный и очень противоречивый мир, заставивший вспомнить, что это такое — разглядывать облака и наслаждаться красками неба.

Несмотря на легкость повествования, текст оказался для меня довольно сложным, а иногда и выматывающим. По счастью, этот корабль по бурным сюжетным течениям я вел не один, были в моем экипаже люди, которые тем или иным образом помогали взять нужную высоту — ну или хотя бы не развалиться в воздухе. Некоторым из них я считаю необходимым выразить горячую авторскую благодарность:

Сергею Галактионову — за то, что объяснил принципы работы парусов при помощи банки из-под сардин, нескольких салфеток и карандаша. И, сам того не зная, стал тем самым ветром, на котором «Восьмое Небо» оторвалось от земли.

Сергею Науменко — за пиратски-кровожадную и безжалостную правку, которая лучше любой абордажной сабли очистила текст от великого сонма авторских ошибок и неточностей.

Александру Дымову — за безупречную правку фактологии и терминологии по части корабельного и парусного дела. Если после чтения у вас не возникнет желания вздернуть автора на какой-нибудь сложной кораблельной снасти с непроизносимым названием, это исключительно его заслуга.

Тимофею Славкину — за неуклонную мотивацию и удержание нужного курса.

Сергею Куликову — за превосходные иллюстрации.