Восхождение богов (СИ)

Заходя в лес, успевший за ночь полностью окунуться в сугробы, слышу, как позади треснула веточка — оборачиваюсь, но вижу только тени под заснеженными кронами деревьев. Ели трещат, колются иголками, дразнятся, играя с воображением. Я вижу Лейкуку, прыгающего на одной ноге, но ведь это всего лишь лавина снега, павшая с дерева. Освободившись, ветки танцуют, создавая под собой снежную дымку, скрадывающую обзор.

На идеально круглой поляне стоит человек десять. Все как я — в белых рубахах. Только босые и как их холод не берёт? В центре Марка, она серьёзна как никогда, держит руки ладонями вверх, не обращая внимания, как снег выбелил и без того седые волосы.

Хлопают крылья над головой — с места тронулась полярная сова, скрываясь в молочной дымке. Обращаясь взглядом обратно на поляну, вижу, что теперь все смотрят в ответ. Их глаза в тусклом свете блестят жёлтым, люди неподвижны и кажутся суровыми великанами в бесконечной белизне.

Я подхожу совсем близко и Марка кивает головой. От неё исходит сильный мускусный запах, он резок и будоражит нос. Знахарка не улыбается. А заговорив, пугает низкой модуляцией голоса.

— С той стороны леса есть быстрая горная речка. Доберёшься до неё — останешься в живых.

Мужчины и женщины, сомкнувшие за нами круг, стягивают через головы рубахи, снимают обувь и тянут пояса вниз. Наклонив голову, смотрю недоумённо пытаясь понять, что они делают. Марка хватает за запястье и притягивает к себе:

— Ты умрёшь, если не побежишь. Беги, Селеста, беги!

И с силой отталкивает назад, что я чуть не падаю, задевая обнажённого мужчину. А когда испуганно вскрикиваю, они падают на колени, запрокидывая головы к небу, и начинают выть как самые настоящие волки. Оливковая кожа идёт рябью, буграми, мелко дрожит — из неё выступает шерсть. Лица удлиняются, волосы сливаются с кожей и появляются звериные уши. Они тявкают как щенки, проглатывая звуки, харкая кровью и щёлкая удлинившимися зубами.

Я отступаю всё дальше и дальше назад, зажимая рот, боясь хоть звуком привлечь к себе внимание. А когда волчица-вожак выступила вперёд, облизываясь, и жёлтыми глазами буравя мою шею, я побежала. Со всех ног, как будто никогда прежде не бегала. Но куда? Куда бежать?

Ныряю под ель, скрадываясь среди камней, прячась в глубоких ямах-сугробах. Нога провалилась в нору, и я теряю равновесие, улетая вниз со склона. В бока врезаются ветки, лбом налетаю на камень и как рыбеха распластываюсь на снежной поверхности. Вслед за мной падают шишки и иголки, кружится снег, оседая во рту. Что я делаю? Куда бегу и зачем?

Рычание доносится со всех стороны. Остальное зверьё притихло, затаилось в норах, скрываясь от волчьей стаи. Но волков интересует только одна добыча — это я. С кряхтением поднимаюсь, всматриваясь вверх на пригорок. Если приглядеться, то увижу серые шкуры, ползущие вниз. Обернувшись, радуюсь своему недолгому везению — головой чуть не напоролась на вытянутый сук.

Поднимаясь, прихрамываю, двигаясь дальше вниз, совершенно не понимая, куда иду. С ноги слетел сапог, во второй набилось снегу и пальцы заледенели. Кажется, я оставляю кровавые следы. Кажется, я не доберусь до реки. Да и где она? Я не запомнила.

«Если превратишься в дракона — не пройдёшь испытание, Селеста. Запомни это накрепко. Не вздумай обращаться к драконьей стороне. Ты должна отыскать в себе силу ариуса. Силу истины. Себя настоящую. Не сможешь — и вы вернётесь домой ни с чем», — стучит в висках голос Марки. Она предупреждала. Но не говорила, что всё будет так.

Отламываю от молодого дубка, невесть как затесавшегося в этом хвойном царстве, толстую ветку, обламываю концы, придавая ровный вид. Цепляюсь за ствол старой ели, прислоняясь к ней. Шмыгаю носом. Всего лишь переведу дыхание. Восстановлюсь чутка. Потом побегу. Я смогу добраться до реки. По-другому и быть не может!

Скрипит ветвями ель, падают шишки. Суетливо взлетает из скрытого гнезда чёрная птица. Оставленные кровавые следы распускаются как пионы на белоснежной скатерти ранней весны. В полёте падения я напоролась боком на острый сук.

Морды появляются отовсюду. Я медленно верчусь вокруг дерева и вижу жёлтые горящие глаза, возникающие то здесь, то там. С их пастей падает слюна. Головы наклонены. Вздумай тронуться — рычат, а хвосты прижаты между ног. Вперёд выходит вожак. Она разумно смотрит на меня, стряхивая с шерсти мокрый снег.

— Это же неправда! Вы не убьёте меня! — восклицаю запальчиво, вытаскивая вперёд тяжёлую палку и выступая прямо на волчицу. — Это всего лишь игра! Вы не нападёте!

Глаза теряют разум, и она прыгает вперёд. Не знаю, как, но я умудряюсь отбросить её назад, а потом бегу в сторону, и волки отпрянули с моего пути. Я бегу, несмотря на стук сердца в ушах и хруст костей, несмотря на дикую колющую боль в боку, несмотря на невыносимый холод. Страх. А они следуют за мной по пятам, и то здесь, то там возникают серые туши. Задевают бёдра, целятся в икры, бросаются под ноги, вот-вот укусят, вот-вот повалят и утопят в ледяном снегу, раздирая на ливер и кишки.

Туман такой плотный, что хоть ножом режь, в нём нет кислорода, только мокрая снежная взвесь, в которой мерещится всякое. Будто вижу мальчишку, сидящего на дереве, потешающегося надо мной. Лейкуку запускает в лицо снежком, я уворачиваюсь и падаю, когда волк всем телом врезается в меня, опрокидывая на землю. Клыки вонзаются в лодыжку, трясут как игрушку, и я вою от боли, чувствуя и другие клыки на своей коже.

Зверь выворачивает меня, подбрасывает в воздух, я падаю на спину, и белая волчица ступает на грудь, заглядывая в глаза, прежде чем раззявить окровавленную пасть.

— Нет! — закричала я, и сила вырвалась из сердца, судорогой пройдясь по телу, продолжая бить и бить по нервам. Не так как дракон, но как волк.

Как оборотень, обретший впервые свою ипостась.

Глава 6. Забава вечного

Никлос

Из воздуха они падают на пыльный диван, короля переворачивает и опрокидывает на пол, тогда как Кандира Мойер без движения остаётся на месте. Ник пытался продышаться, от боли сдавило рёбра и перед глазами встала серая пелена, пока мужчина не перевернулся на живот. Глубоко вздохнув, он звучно чихает — скрытая в подвальном лабиринте комната полна пыли и затхлости. При обустройстве этого места, король не пользовался магией, тем самым полностью пряча это помещение среди десятков других.

Поднявшись, Никлос перебрался на не менее пыльное кресло, прикрыв глаза, чтобы прийти в себя. В абсолютной тишине тайной комнаты ему о много было необходимо подумать.

Чудом выбравшись, ему казалось, что вот-вот пространство подёрнется серой рябью и он окажется в клетке, представленным перед глазами насмехающейся Туулы, придумавшей очередную игру. Но время шло, и он всё больше убеждался в своей удаче.

Однако повезло не во всём. Ктуул успел подгадить напоследок — король окончательно утратил связь с нориусом, тем самым потеряв часть себя. Такое беспредельное чувство беззащитности было ему незнакомо и на крошечный миг он пожалел о своём побеге.

Сумбур мыслей нарушил шорох со стороны, поднявшись, он увидел, как дёргается дверная ручка потайного убежища и на пороге появляется бледный Богарт.

— Я же подписал бумаги, — хрипло говорит Ник, видя облегчение, смешанное с затаённой жалостью от внешнего вида короля, на лице канцлера.

— Так что теперь я не на службе короны и могу действовать как частное лицо, — невозмутимо ответил Богарт, плотно прикрывая за собой дверь. Ему хватило такта промолчать об увиденном. — Смею заметить, вы совершили побег? И прихватили с собой нынешнюю главную угрозу королевства?

Король усмехнулся. Пройдя через комнату, он до хруста в костях сграбастал друга в медвежьи объятья, хлопая по спине, чувствуя, как самому становится легче. Он не один. А потом Никлос обратился к скрытым запасам комнаты, откуда выудил коньяк и два стакана. Ему до чёртиков хотелось напиться, чтобы утопить свою глупость в алкоголе. Как он мог быть таким легковерным болваном? Как мог поставить свои желания выше других…

Пока он занимался напитками, Богарт вкратце ввёл в курс дела.

О том, что вместо Его Величества выступает иное лицо, канцлер быстро догадался. Невозможно так просто обмануть главу тайной службы, который легко вычислил поведенческое сходство между лже-Томаром и лже-Никлосом. Сделав выводы, мужчина предпочёл затаиться и по крупице выуживать из «короля» сведения и таким образом выяснил, что странное изменение поведения некоторых придворных и, в частности, Селесты Каргат, является следствием маскировки старых богов.

Однако о судьбе короля Богарт не знал, поэтому счёл, что Никлос и Селеста погибли, хоть Кандира Мойер утверждала об обратном. Она не сумела убедить Богарта, её схватили прежде, чем канцлер узнал о планах Ктуул на счёт Ордена, так что, оставшись в одиночестве, он принялся перестраивать звенья тайной службы, чтобы люди не попали в лапы к морвиусам и старым богам, подозревая, что и его, в любой момент, могут заменить.

В конце концов, он уже знал, что гибель его жены не была случайной. Её безоговорочная преданность морвиусам и лично Баффору раскрылась после того, как он нашёл тайники в дамской комнате с очень грязной информацией. Богарт поставил точку в расследовании исчезновения Кирнан — её сердце было скормлено королю в день летнего солнцестояния, дабы возбудить его чувства тьмой.

Милан была правой рукой Баффора, и судя по расшифрованным страницам её дневника, влюблённой до беспамятства. Она мечтала о возвращении старых богов, чтобы стать парой своему возлюбленному, преодолев видовой барьер.

Словом, данных было много. И сейчас Богарт с опаской поглядывал на похолодевшего от свалившихся новостей Никлоса, пытаясь предугадать, как тот поступит. Не обвинит ли его в случившемся.

— Как вы теперь поступите, мой король? — осторожно спрашивает Богарт, по чуть-чуть потягивая напиток, тогда как король разом ополовинил стакан, потянувшись за свежей дозой.

Окинув канцлера испытующим взглядом, Ник пожал плечами. Весь план состоял в том, чтобы дать время Селесте и Артану найти способ избавиться от старых богов. Он планировал держать вечных на расстоянии от белокрылой, но не сумел сделать этого. И теперь не вполне понимал, что дальше делать. После всего, что он успел наворотить, король не верил, что ему будут где-нибудь рады.

Вместо ответа, он решил проверить Кандиру, всё ещё остававшуюся без сознания. Мужчина приложил ладонь к холодному лбу, проверил пульс и аккуратно осмотрел тело, убедившись, что у неё и правда нет серьёзных повреждений. Кажется, она просто спит от усталости.

— Ваше Величество, вам нужно ещё кое-что знать, — постучав ногтем по бокалу, осторожно заявил Богарт, наблюдая за манипуляциями короля. — Я обнаружил некоторые сведения о морвиусах в вещах жены. И, кажется, теперь могу дать ответ на один из самых сложных вопросов.

Ник поднялся, настороженно поглядывая на Богарта. Он не мог подозревать канцлера в обмане или подлоге — его бывший секретарь не раз доказывал свою преданность. И веру в королевство и корону. То, что он недооценил скромную и излишне трепетную Милан, не делало из него предателя. Ошибки все совершают.

— Из её дневника, я выяснил имя Баффора, однако, я предполагал, что этот человек давно мёртв.

— Он жив, — раздался скрипучий голос с дивана. Высохшая женщина приподнимается на локтях и щурясь смотрит на короля. — Всё это время Баффор находится рядом с Селестой Каргат. Девушкой, у которой сохранился последний предмет с родины Клэрии. Самый ценный, ведь он носится у сердца.

* * *

Кандира Мойер с жадностью поедала чёрный хлеб с сыром, запивая его молоком, принесённый сообразительным Богартом. Она бы не отказалась от более плотной пищи, но больше ничего желудок принимать не желал, и она ела просто, чтобы набраться сил. Ей было трудно говорить, ещё труднее мыслить, но женщина старалась кратко донести до короля свои знания о старых богах:

— Никому неизвестны истинные масштабы влияния вечных. Как и природа их связи с нашим миром. Однако доподлинно ясно, что, по какой-то причине, они не могут покинуть нашу планету, не имея связи с местом, куда направляются. Им нужен маячок другого ожерелья, сделанный рукой разумного. Поэтому следует ожидать худшего от Ктуула, так как в нашем ожерелье не осталось иных планет, куда бы он мог самостоятельно перебраться, — она причмокнула губами, ощупывая нижнюю челюсть. — Не вздумай верить этому существу, Никлос Каргатский. Получив желаемое, он не успокоится, — и она вытащила изо рта отвалившийся зуб и со вздохом положила его на край столика к другим. Её пытали временем. И сейчас она стремительно старела, ясно осознавая, что жить осталось недолго.

— Я предполагаю, что Баффор не может украсть у Селесты амулет, иначе он давно был бы здесь, — кивнул Ник, игнорируя подтекст слов Кандиры.

Тогда женщина наклонилась вперёд, резко схватив его за запястье, чуть не свалившись с дивана:

— Ты отказал ему. Дважды. Откажешь ещё раз — и он убьёт сначала тех, кто дорог, а потом заберёт и твою жизнь. Терпение вечного истощается. Ты ходишь по краю. Будь готов проиграть, ради общей победы, — отпустив, она громко раскашлялась, запрокидывая голову и прикрывая глаза.

На месте её пальцев проступили красные следы и Ник машинально потёр руку. Он принял решение.

— Я уезжаю, — скупо говорит Никлос. — Здесь у меня больше нет власти. Вздумай Ктуул угрожать людям — и мне нечего противопоставить в ответ. Только игра в поддавки, но это не мой путь. Так что я отправлюсь за Селестой, надеюсь, что сумею разыскать её прежде, чем он заполучит кулон Клэрии. Богги, ты в курсе, где настоящий Акрош с Винелией?

Бывший, но не бывший, канцлер задумчиво теребил истрепавшийся край папки, куда тезисно вписывал полученную от Кандиры информацию. На слова короля он кивнул, сообщив, что пара, скорее всего, укрылась в доме друга её матери и передал адрес.

Мужчина чувствовал себя не в своей тарелке и с каждой секундой это чувство росло, грозясь перерасти в панику. Ему казалось, что на них со всех сторон надвигаются стены, что тени в углах слишком черны, а отсутствие окон прячет время суток. Богарт поднялся с места, ощущая неуёмную потребность пройтись по комнате просто, чтобы собраться с мыслями. Ему хотелось как можно скорее переправить короля из дворца на тайную квартиру, откуда тот сможет спокойно направиться куда ему угодно.

— Вы введёте меня в курс вашего плана? Разумеется, если моя помощь требуется.

— Потребуются кони, деньги и адреса надёжных людей по дорогам к Сатуральским долинам. Я ведь правильно понял, что порталы больше не работают? Придётся путешествовать как человек. Утратив нориус, я не могу переноситься во тьме, а чёрные крылья слишком приметны… Знаете, что любопытно? Мне доподлинно известно, что Селеста также утратила ариус. Но и без своих сил, мы по-прежнему чувствуем друг друга, между нами будто натянуты бело-чёрные связующие нити…

— Как?! И ариуса нет? — встрепенулась Кандира.

От волнения, она вскочила, походя разбивая чашку с остатками молока, и резво налетела на короля, заваливаясь вперёд. Ник удерживал её от падения, пока женщина обхватила руками его лицо, пальцами впиваясь в щёки и нижние веки, словно выискивая что-то в рубиновом отблеске чёрных глаз. А не найдя, отшатнулась, падая на пол.

Там, где она коснулась затянувшихся ран, пробудились болезненные импульсы, напоминая о жутких следах. Сейчас король даже порадовался, что от него прежнего так мало осталось. Будет проще затеряться в толпе. После ночь Трезубцев и костей, после горячего зимнего солнцестояния осталось так много искалеченных людей…

— Мы обречены. Теперь, когда в руках Ктуула столько власти над вами обоими, — безнадёжно говорит Кандира, стискивая кулаки в бессильном гневе.

— Нет. Она не пляшет под его дудку, — правильно интерпретировал Ник возглас угасающей женщины. — Селеста оказалась умнее — она отказалась становиться его ученицей… — горечь в голосе иссякла.

— О, мой бедный, изуродованный мальчик, ты весь как открытая рана, — на карачках, поддерживаемая подоспевшим Никлосом, шепчет Кандира, смягчая взгляд. — Как можно представить себе существо, способное лишь словом изменить карту мышления человека? А ведь Ктуула не зря называют мастером иллюзий и сомнений. Он с лёгкостью ломает искушённые умы, взламывая их отмычкой вечности. Единственное, против чего у него нет оружия, — простота.

Король не успел узнать, что хотела этим сказать Кандира. Его голос утонул, как провалившись в бочку, и вместе с этим погас свет. Что-то толкнуло его назад, и монахиня выпала из его рук. Ник пытался говорить, но ни звука не доносилось из его рта, только возрастало сильнейшее давление на грудь, отчего ему казалось, что он вновь погружается в бездну. Раздался свист, а потом женский оборвавшийся вопль.

— Ваше Величество! — закричал Богарт, но и его голос будто втянулся в пузырь, исчезая с влажным хлопком, уступая место ватной тишине и быстрому биению сердца в ушах.

Ник шарит по воздуху руками, ощущая движение совсем близко с собой, но ничто не попадало в его руки, кроме клочьев непроглядной тьмы. Она как оскалившийся пёс, чьё спёртое дыхание ожогами горячит кожу, заползает в его глаза, выедая и намёк на свет.

— Я мог бы до мелкой крошки сдавить тебя пальцами за все проступки, — раздаётся тихий уязвлённый голос.

Ник резко оборачивается на него, и головокружение настигает красными вспышками. Он бы упал, но сильные руки удержали на месте, а после вцепились в горло, сдавливая до хрипа гортань.

— Ты полностью в моей власти. От ног до головы. Нет ни силы, ни красоты, ни влияния. Я обнажил тебя до самого сердца. И что же там оказалось? Предательство? Отказ принять истину своих помыслов? Разве тебе нравится эта бесславная слабость? — тональность меняется от жёстких, холодных лезвий, режущих не хуже настоящего ножа, до томных, соблазнительных ноток, мягких, как натуральный шёлк.

А рука, что давит на шею, пропадает, уступая место горячим губам, почти забирающимся в подкорку, выжигая калёным железом слова: «Я могу тебя уничтожить, если откажешь мне».

— Чего ты хочешь? — наконец сумел выдавить из себя Ник и его тотчас отпускают.

Он пошатнулся, но сумел устоять. Теперь голос вечного звучал из другого конца комнаты.

— Преданности. Участия. Дружбы. Понимания. В тебе есть созидание, сотворённое через разрушение. Ты способен увидеть красоту в смерти. Способен убивать, не умирая самому. Твоя жажда жизни сильнее иных чувств. Эти отличительные качества открывают дорогу в бесконечность. Остальные не так упорны. В них не заложен настолько потрясающий стержень. Поэтому даже смерть Карга не изменила моих планов. Я хочу видеть тебя своим продолжением. Хочу, чтобы ты целиком отдался мне, отказав иным потребностям. Хочу…

— Я никогда не стану твоим питомцем, — закипая в бессильной ярости кричит Никлос. Его унижали слова Ктуула, что как настоящая змея влезал в его голову, пытаясь стереть инакомыслие. — Я скорее умру, пытаясь остановить тебя, но никогда не превращусь в раба! — наплевав на всё, он бросился вперёд, и на что-то наткнувшись, упал вниз, с глухим стуком разбивая нос о плитку. Под его руками оказались останки Кандиры. Даже наощупь ясно — тело лишилось головы.

Стиснув зубы, король продолжил поиски, воссоздавая карту комнаты. Он игнорировал жуткий смех Ктуула, которого забавляли потуги Ника.

— Беспомощен. Да, твоя наивность свойственна исключительно молодости. Карг не был таким. Он был законченным шедевром. К сожалению, его система ценностей была выстроена вокруг иного. Ему была нужна пара. Он хотел целостности, ведь в нём была подавлена женская половина. Трагический излом, который необходимо было искоренить. И появился ты.

Никлоса схватили за загривок и одной рукой вздёрнули в воздух, бросая вперёд на диван. Он замолотил руками по воздуху, тщетно пытаясь ухватиться за вечного, но тот с лёгкостью перехватил его руки, пригвождая к бокам.

— Это прелюдия? Ты более широких взглядов, нежели чем Карг? — почти игриво спрашивает Ктуул и Никлос замирает, тяжело дыша.

Этого он не ожидал и застыл как мышь перед удавом. Напряжённость возросла до предела, вечный тянется вперёд, замирая в миллиметрах от губ слепого короля.

— Кажется, было бы проще предвидеть такой поворот, неправда ли? Всего лишь желание. Обычная уловка чувств, — шепчет Ктуул, отпуская Ника, который настолько потрясён происходящем, что более не пытается вырваться.

Вечный тянется к жутким шрамам на лице Никлоса, проводит подушечками пальцев по свежим потёкам крови, вызывая болезненный стон в сломанном носу. Такая вспышка боли почти ослепляет короля и его берёт холодный пот.

— Я мог бы сделать это с тобой. Игра получилась бы весьма интересной. Мужчины через секс ломаются легче, чем женщины, так как не могут воспринять себя объектом желания другого мужчины. Это слишком сложно для психики. Необратимо, — Ктуул видит реакцию короля, наслаждаясь ею, видит неконтролируемую дрожь, видит страх в глазах, шарящих в темноте. Слепота короля доставляет ему особое удовольствие, и он продолжает вырисовывать кружево порока, пытаясь вызвать в Нике необходимый надлом.

— После такого можно что угодно заложить в фундамент преданности раба. Из тебя вышел бы отличный питомец. Полностью покорный. Немного сладостей и любви, тонкости и деликатности, чтобы до костей проняло. И абсолютная преданность готова, — продолжал издеваться Ктуул, касаясь рубашки короля и забираясь за воротник, ловя пульс на голубой жилки у основания шеи.

Завораживающее трепыхание, как у птички-колибри. Вечный облизнул губы и от удовольствия даже белки его глаз покрылись золотой поволокой.

— Тогда чего ты ждёшь? К чему тянешь резину? Давай, сделай это! — и Никлос сам тянется вперёд, как зрячий хватаясь за Ктуула, притягивая к себе. — Думаешь, что сможешь легко сломать избранную игрушку? Думаешь, что эта забава мне не по зубам? Вызов маскулинности? Очнись, я не маленький мальчик, выбравшийся из-под материнского подола. Если тебя интересуют такие игры, не думаю, что ты сможешь чем-то меня удивить.

Ник с жестокой жадностью касается губ Ктуула, и тьма вокруг растворяется в ослепительном свете.

Глава 7. Желание Туулы

Никлос

Нет больше потайной комнаты. Ктуул переместил их в гостиную королевских покоев. От открытых окон тянет холодом и солнце бьёт прямо в глаза, вновь слепя после продолжительной темноты. Проморгавшись, Ник видит Ктуула, задумчиво смотрящего на него с противоположного конца комнаты. Он догадался, что эта игра должна была изрядно помотать его нервы и про себя усмехнулся. Кажется, начинает получаться понимать природу характера и души Ктуула. А зная тайные страсти, можно планировать свою партию.

— Что теперь?

Ктуул невозмутимо поправляет рубашку, одёргивает манжеты и застёгивает до конца пуговицы жакета. Он стоит на пути солнца, и оно, заблудившись в фиолетовом шёлке волос, вспыхивает подобно радуге, разбредаясь нимбом вокруг головы старого бога. Даже без проявления силы чувствуется мощь, сокрытая в худощавом теле. Древняя сущность приковывала взгляд, притягивая как магнит, изгоняя из разума мысли, подавляя и принуждая склониться, забыв обо всём на свете.

Даже мимолётное движение вызывало трепет, пробуждало тёмные желания, угодные божеству. Кем бы не являлся Ктуул на самом деле, в этом мире он был богом. Демиургом, способным разрушать и создавать континенты, миловать и карать смертных. В золоте его глаз нельзя прочитать эмоции, только тени истинных чувств. А повелительный наклон головы приказывал королю подчиниться перед могуществом бессмертного.

— Я дам время подумать. Ты ещё не готов, — сухо ответил Ктуул.

Плавный жест руки и обстановка вновь изменилась — они оказались в тюремной камере, куда когда-то Никлос опрометчиво заточил вечного. Как же глупо было считать, что эти стены способны удержать такого, как Ктуул!

— Не спорю, потребуется нечто большее, чем просто приятные беседы, чтобы достичь понимания. Однако, ты должен знать, что понятие доброй воли в данном контексте воспринимается весьма условно. Я мог бы укутать наши отношения в драгоценные вуали теней, подобно той, что сейчас мы проиграли, но предпочитаю друга, глядящего на мир открытыми глазами. Любую фальшь время сотрёт в порошок, оставив истину. Ею мы и займёмся. И… тебе бы не захотелось узнать альтернативу.

Никлос, оказавшийся на постели, приподнялся на локтях. Голова закружилась от очередной смены картинки и после калейдоскопа красок, эта тусклость особо бросалась в глаза, а камера хоть и была просторной, ощущалась коморкой, без окон и свежего воздуха. Король ощущал себя в ловушке, зная, что Ктуул упивается его беспомощностью, подозревая, что планируется игра с двойным, а то и тройным дном. Подлинный мастер взлома человеческих душ его так просто не отпустит.

— Ты обещал оставить меня и Селесту, если получишь вещь Клэрии. Убив Кандиру Мойер, ты упустил шанс выбить из неё местонахождение единственной оставшейся вещи святой.

Ктуул натянул широкую улыбку.

— А как же твой верный канцлер Богарт? Он успел уйти, но далеко ли? Знал бы ты то, что знаю я о таких, как он, то не был бы так уверен в нём. Этот мальчик запросто выложит всё, как только я растолкую ему истинное положение вещей.

Ник судорожно сглотнул, но разом успокоился. Даже зная, у кого предмет, Ктуул не знает где он. Иначе Селеста была бы уже здесь. Одно лишь упоминание её имени передёргивало бога и это не ускользнуло от внимательного взгляда. Селесте ни в коем случае нельзя попасться в лапы вечных. Если он, имея интерес у них, не в безопасности и постоянно подвергается атакам, то её Ктуул попросту сведёт с ума.

— Почему ты так её ненавидишь? — неожиданно для себя спросил Ник. — Даже презираешь. Никогда не берёшь в расчёт.

Ктуул, который на победной ноте уже собирался раствориться в воздухе, застыл, на мгновение сжав кулаки. По-птичьи наклонив голову, он задумался, размышляя, стоит ли отвечать на каверзный вопрос.

— Потому что она — всё, что осталось от Клэрии. Потому, что я не могу добраться до мерзавки, посмевшей меня переиграть. Моя ненависть простирается к той, что неспособна на бо́льшее, чем примитивное существование смертной. Вместе с Каргом Клэрия могла совершить восхождение, но предпочла умереть, не познав истинного могущества и власти. Исчезла как дым, — с непонятной интонацией в голосе молвил Ктуул. В его золотых глазах мелькнула радужная искра и по щеке спустилось серебро, растворяясь на кончике верхней губы. — Селеста такая же. Если ты и дальше будешь поддаваться ей, тебя постигнет та же участь.

* * *

В одиночестве король задремал ненадолго. Полноценный сон никак не наступал: закрыв глаза, опять падая во тьму, он чувствовал под пальцами очертания тела Кандиры, ощущал тягучую кровь на руках, железный привкус во рту, сухость стянутой коркой кожи. После ухода вечного, Ник долго щёткой вымывал кровь из-под ногтей, но этого было мало. Последние секунды жизни Кандиры никак не уходили из головы и её отчаянный вопль всё ещё стоял в ушах криком ночной птицы.

Вместе с тем, Ник задавался вопрос, как много реального произошло за эти дни? Он успел убедиться в искушённости Ктуула и Туулы. Они непревзойдённые иллюзионисты, мастера создавать такую сложную паутину видений, что король попросту не видел разницы между реальностью и фантазией. Нагота слабости. Беспомощности, от которой хотелось кричать.

«Ничему нельзя верить. Даже снам», — думал он, наконец погружаясь в благословенное беспамятство.

Ему виделись заострённые макушки горных елей. Холодный ветер ворошил волосы, льдинками застревая на щеках. Он видел серые шкуры, слышал волчий вой, замечая белую вспышку среди деревьев. Его уносит вниз прямо к стае, где он замечает её. Сидящей среди волков. Девушка поднимает голову и смотрит янтарными глазами прямо на него. А когда улыбается — во рту вместо зубов — клыки.

Под тягостный волчий вой, Ник просыпается, тяжело перевешиваясь через кровать. Ему зябко и тоскливо, и кажется, что там во сне было что-то настоящее, что-то родное и близкое, но чем больше он силился вспомнить, тем меньше в голове держалось сновидение. Только серая рябь, от которой во рту встал металлический привкус.

Не сразу до короля дошло, что он не один. Вернулась Туула. И с ней что-то было не так.

Она стояла, покачиваясь, в центре комнаты, двигаясь как в замедленном танце, от которого ломит кости и всё кажется медовым. Её золотистое платье, непозволительно обтягивающее и короткое, соблазнительно облегает точёную фигурку с маленькой, но пухлой грудкой. На её руках и ногах золотые браслеты, тихонько звенящие в такт движений. Она что-то мурлычет под нос, и её волосы распадаются волнами, настойчиво притягивая к себе внимание.

Заметив проснувшегося зрителя, она замерла, изящно изогнувшись и выпятив грудь. Опустив руку вниз, будто стыдливо прикрыла оголённые ноги, а сама улыбается хитро, облизывая тонкие губы. В полусумраке они казались кровавой раной на белоснежном лице.

— Ты гадаешь, зачем я пришла, не так ли? Думаешь, это очередная уловка Ктуула. Считаешь меня преданной сестрой и дочерью нашего Отца. Не кривись, твоё лицо и так искривлено, — она перебирает пальцами воздух и Никлос чувствует, как иллюзия плотно садится на его кожу, меняя очертания.

Поднявшись с места, он застывает перед зеркалом — оттуда смотрит незнакомец, лишь отдалённо имевший с ним сходство. Очень отдалённо. А Туула встаёт позади и нежно обнимает, расстёгивая мужскую рубашку.

— Я так соскучилась по тебе, — шепчет мелодичный голосок. Она прикладывает ладонь к его груди, прислушиваясь к ускорившемуся биению сердца, и чуть постанывает от удовольствия. — Всего на час. Вспомнить тебя.

— Так выглядел Карг? — тихо спрашивает Ник, понимая, что и голос претерпел изменения.

Он отворачивается от зеркала, чтобы не видеть чужака и смотрит на израненную девушку, что с такой надеждой вглядывается в него.

— И да, и нет, — она облизывает губы, и они притягательно вспыхивают красным. — Но разве это важно для тебя? Может стоит спросить зачем?

— И зачем же?

Она встаёт на цыпочки, запрокидывая правую ножку назад, как девчонка, требующая поцелуя. Однако мужчина отстраняется, сбитый с толку.

— Я выведу тебя из дворца. Помогу сбежать. И даже больше — скрою от пристальных глаз братца, чтобы он не смог выследить. Подарю время и возможность выполнить сделку. Вещица Клэрии в обмен на целый мир, звучит соблазнительно? — как бы невзначай падает лямка платья, замирая на краю, где виднеется маленькая родинка. Почему-то это было так притягательно, что Ник сглотнул, тем вызвав улыбку Тули.

— А что взамен? — подобрав голос, спрашивает он, когда вечная сознательно сбрасывает другую лямку и платье спускается ниже, оставаясь на груди только благодаря торчащим соскам.

Она запрокидывает руки, водя ими по волосам и платье вот-вот соскользнёт вниз, чтобы показать — под ним ничего нет.

— Я хочу вспомнить, каково это быть с мужчиной. Таким как ты.

Никлос разом поскучнел и отошёл назад.

— В эту игру я уже играл. Я не могу дать тебе желаемое. Секс ты можешь получить в любом публичном доме. Ручаюсь, многие достойные мужчины с радостью одарят тебя своей любовью. Но твоё истинное желание никто не в силах удовлетворить.

Лямки вернулись на место и платье удлинилось, скрывая хозяйку целиком. Её лицо заледенело, а глаза сузились, она скрестила руки, спрашивая:

— И чего, по-твоему, я желаю?

— Настоящей любви. Видимо было время, когда Карг любил тебя и давал почувствовать себя живой. Но это осталось в прошлом. Оставь попытки его воскресить.

Некоторое время девушка молчала, размышляя. А потом её внешность начала меняться, пока не перетекла в облик Селесты. Ник, насупившись, ещё раз отступил назад. Он был не намерен покупаться на такую примитивную ложь.

— Выбирай. Иллюзия для нас обоих или я оставлю тебя на растерзание Ктуула. Поверь, он долго будет препарировать твой рассудок, пока не достигнет желаемого результата. Будь уверен, не найдётся иного шанса уйти из-под его бдительного ока.

Король продолжал молчать. Чтобы не пыталась изобразить из себя Туула, иллюзия Селесты вязла на зубах как песок, рассыпаясь на составные части, под которыми пряталась настоящая вечная. Ник не мог обмануться: какой бы тщательной ни была иллюзия, он знал, какая Селеста на самом деле. Глаза не лгут. Белокрылая никогда не смотрела на него так, как смотрит Туула. И это…

Девушка, устав от нерешительности короля, шагнула к нему. Её платье вновь изменилось, истончаясь до полупрозрачной сетки, золотом разлетавшейся вокруг фигуры. Она не шла, а плыла по воздуху, как сладкий дурман, окутывая мужчину запахом ванили с корицей. Глаза заполнились манящим золотом, и Ник не заметил, как оказался на постели под умелыми руками Тули. Рубашка расстёгнута, по прессу гуляют женские пальчики, спускаясь ниже, пока она целует его шею, нежно прикусывая покрывшуюся мурашками кожу.

Он останавливает её, приподнимаясь и поднимая девушку над собой. Грубые пальцы впились в тонкие плечи, причиняя боль, однако она всё равно осталась на месте. Загадочная улыбка застыла на красных губах.

— Только одна ночь. Я ничего тебе не буду должен. А ты исполнишь обещанное, — прохрипел он, сдаваясь перед мыслью, что он делает это ради спасения других, а не ради чего-то иного.

Она, будто читая его мысли, смеётся, соглашаясь. Зная о желаниях больше, чем он, Туула позволяет ему обмануться этой спасительной идеей. И с готовностью подставляется под его объятия, под его жёсткость и даже требовательность, за которой прячется нужда хоть в чём-то оказаться сильнее. В том, как он брал её, не было страсти к женщине, но жажда отомстить.

Куда как более опасная страсть.

* * *

Снаружи дождь хлестал как из ведра, прорываясь внутрь стылой свежестью всякий раз, как открывалась входная дверь. От промозглого мартовского холода не спасала широкая печка, над которой шкворчало на вертеле мясо, и даже наоборот, такой контраст жара и холода словно сильнее выстуживал внутренности гостей, вынуждая всё больше заказывать горячительные напитки, чтобы хоть чем-то разбить этот нежданный лёд.

Двое путников сидели прямо в центре трактира за кружкой пива с тарелками похлёбки. Кто такие? Куда путь держат? Говорят, в Сатуральских долинах бойцов набирают для охраны границ с эльфами. В столицу опять письма не доходят, а эльфы распоясались — с утроенной силой захватывают земли. Там, где вначале зимы были посевные поля, всё искорёженными, проклятыми лесами поросло. И где теперь сажать пшеницу?

Между мужчинами как кошка пробежала — друг на друга не смотрят, говорят скупо и только по делу. Один страшно изуродован, другой — красив как чёрт. И что их держит вместе? Первый явно слеповат — глаза белой плёнкой покрыты. Но руку держит твёрдо и смотрит с такой льдистостью во взгляде, что в дрожь бросает. Многое повидал чернявый. Но и напарник его не отстаёт. Одно слово — наёмники.

— Через час стемнеет, выйдем за околицу и там обернёмся, — скупо говорит Никлос. — Компас указывает на север в Сатуральские долины. А то и дальше.

— Думаешь, она у эльфов? — холодно интересуется Акрош и Ник качает головой.

Ему казалось странным, что девушка находится там, однако инстинкт не обманешь. Даже запертым нориус чувствовал её и вёл по связующей нити.

Приложившись к кружке, король мельком глянул на невольного напарника, дивясь его невозмутимости. Когда он утром явился за ним в убежище и почти приказал следовать вместе к Селесте, чтобы не дать богам завладеть маяком другого мира, он получил неожиданный отпор. Акрош орал на него долго и со вкусом, подробно описывая в каком месте он видел Каргатского короля, лишившегося королевства.

Даже неполного рассказа хватило маршалу, чтобы во всём обвинить Каргата и заявить, что более не состоит на его службе и ничем ему не обязан. После всего, что тот сделал с Винелией. С Селестой. С Анкой. И с ним… Акрош был готов вызвать Никлоса на дуэль, чтобы расквитаться за всё сделанное, и король его ничуть не винил. Слушая со стороны свои прегрешения, мужчина диву давался, как он мог столько натворить на одном только чувстве правоты?!

Назревающую драку остановила Винелия, вовремя спустившаяся вниз и вставшая между ними. Тогда же король заявил, что ничего более не требует от Акроша и извиняется за всё причинённое, готовясь сразу покинуть негостеприимный дом.

— Акрош. Ты пойдёшь с ним. И будешь его защищать, как первый маршал Каргатского королевства, — горячо сказала тогда Винелия, твёрдо глядя на мужа. — Ты сделаешь это, даже если придётся пожертвовать собой. Ты остановишь их. Ради нашего будущего.

— Как я могу оставить тебя сейчас?! — поражённо восклицает Акрош. Он тянется к жене, и она позволяет ему себя обнять, прикладывая руку к округлившемуся животу.

— Потому что, если Селеста и Никлос не остановят старых богов, будущего не будет вовсе.

И сейчас Никлос видел по глазам Акроша, что тот всё возвращается мыслями к Винелии, и чувствовал себя настоящим подонком, забравшим мужчину от беременной жены. Но Ник попросту не знал, к кому ещё можно обратиться. За последний год стоимость доверия резко возросла в цене.

— Говорят, они вернулись… Морвиусы как из щелей повыскакивали… Видел, что на городской ратуше намалевали? До полудня кровью всё было измазано… Портал не работает и как, спрашивается, я буду рыбу свежую в города доставлять?! Да она же стухнет по дороге!..

Со всех сторон нёсся пьяный гул голосов, запах шашлыка завесой парил в воздухе, дурманя нос и смешиваясь с соломенным пивным привкусом. Спорые официантки носились как заведённые и на небольшой сцене уже устраивался менестрель, готовый затянуть весёлый мотивчик. Придорожный трактир находился точно между столицей и портовым городом Таль, так что в нём всегда полно народу.

Но не всё было так гладко и привычно. Постояльцы гостиницы, официантки и хозяин заведения, лично вставший за прилавок смутно ощущали какую-то неправильность царившего «веселья». Люди слишком много пили, неоправданно-громко ржали, да и тени по углам сгущались слишком тучно, игнорируя яркий свет ламп. Сердце у трактирщика заходилось. Будь его воля, закрылся бы тотчас, но скажи он хоть слово — и его бы ногами вперёд в придорожную канаву выбросили бы. Так что он держался. Но маленького сынишку с женой выпроводил, велев схорониться у тётки в деревне, что неподалёку. Он бы и официанток прогнал, да боялся, что один не справится.

— Я тебе больше скажу, с тех пор как эти серые появились повсюду, творится что-то странное… И монахини, клэрийки, ну кто поверит, что именно они сплели заговор против короны? Да это же бред! Я скорее поверю в пришествие старых богов, чем в виновность Ордена! Эти женщины и мухи не обидят, а туда же — заговор! То аристократы интригуют на пару с подводниками, теперь монашки с эльфами!

— Да я вам говорю, это всё король виноват! Из-за него вся эта мерзость полезла! Сидит себе на троне и всех отшивает. Слышали, что он на днях сделал? Повесил старосту деревни и всё из-за проклятых ше́лки! Да он постоянно всякую мразь защищает! То же мне, защитничек! А королевство разваливается на куски…

Никлос так резко опустил пивную кружку, что подпрыгнули тарелки и Акрош удивлённо изогнул бровь. К несчастью, говорливый мужик за соседним столом услышал, какие слова себе под нос процедил король и обернулся, кривя раскрасневшееся от выпитого лицо:

— А что, не согласен? Вы только посмотрите на него! Вздумал подлеца защищать! — пьяно заговорил он. — Уродец! Небось русалки морду изукрасили? Что не послужило наукой?..

— Гриша, прекрати, — попытался влезть товарищ смутьяна, но мужика было не унять. Он приложился к своей кружке, а затем запустил её прямо в Ника, вовремя успевшего уклониться.

— А может ты из этих? Из мышей? Все знают, что за мышки целый год по тавернам шныряют! Всё вынюхивают, да высматривают! — мужик поднялся, огромной тушей нависая над замолчавшим Никлосом.

Акрош прижал руку к бедру, показывая спрятанный нож, но король только головой мотнул, что не укрылось от чересчур бдительного взгляда мужика.

— Даа, не надо! — передразнил тот, а потом без предупреждения ударил Ника по лицу, и он вместо со стулом упал назад.

На мгновение в таверне стало тихо, но, когда король, поднимаясь, сделал подсечку, отчего балагур лбом налетел на край стола, звуки хлынули вновь, топя таверну неестественным воем. Как будто плотину прорвало, люди заговорили взахлёб и разом, разгоняя застоявшуюся от холода кровь, и вскакивая, чтобы наброситься на любой неправильный взгляд.

Акрош только того и ждал, он швырнул свободным стулом в поднявшихся товарищей павшего бойцы, вскакивая и помогая королю увернуться от удара сзади.

— Уходим! — кричит он, таща Никлоса за собой.

Что-то зазвенело тонко — вокруг то здесь, то там по цепной реакции разгорались новые стычки. Почуяв кровь, люди и драконы как с цепи сорвались, бросаясь друг на друга. Трактирщик вовремя убрался через заднюю дверь, успев вывести нескольких девиц и плотно забаррикадировав за собой дверь. Разумно предположив, что в финале от таверны камня на камне не останется, он устремился в деревню за подмогой, наказав официанткам спрятаться.

Напарники почти добрались до выхода, когда Ника за куртку потянули назад, впившись так сильно, что затрещала ткань, распахивая грудь. В полутьме замерцал красный блеск королевской печати. И хоть Никлос успел вырубить напавшего, и они с Акрошем вывалились наружу, побежав к конюшне за лошадьми, оба понимали — один правильный взгляд, и никто уже не сочтёт их обычными наёмниками.

— Что на тебя нашло? — набросился с кулаками на короля Аркош, когда они отдышались, распутывая привязь лошадей. — Ты же сам спровоцировал его!

— Не удержался. В воздухе было что-то такое… знакомое. На вкус как в ту ночь… — Ник попытался подобрать слова, но мысль ускользнула, и он разочарованно цокнул языком. — Придётся уходить на лошадях — здесь стало шумно, так что даже во тьме легко углядеть дракона в небе.

Затягивая подпругу, король остановился, нахмурившись. Привкус усилился, выбравшись из таверны и разлетаясь волнами по воздуху добравшись до конюшни. Идея вертелась на кончике языка, готовясь вспышкой пронестись в мозгу, но цеплялась лапками за что-то, не желая выползать на свет.

— Что? — заметив перемену, спросил Акрош.

Он тоже чувствовал странность. Прикладывая руку к шее, ощущал, как ускоряется пульс, и как дрожь адреналина поднимается по спине, замирая на подушечках пальцев.

— В прошлом некоторые мои действия начинались не с моего желания, а с чужого, — медленно проговорил Ник. — Морвиусы пытались пробудить во мне нечто тёмное, используя определённые звуки и запахи, набор ощущений. Это то, что я почувствовал в таверне сейчас. Как будто…

— Они снова делают это.

И как ответ — в распахнутых дверях конюшни возникла чёрная тень, скрытая капюшоном. Узловатые пальцы стянули его вниз, и мерзкая ухмылка разветвилась по восковому лицу. Человек, приветствуя, учтиво наклонил голову.

— Ваше Величество! А мы вас искали, — мелодично протянул он.

Позади в слабом свете фонаря появились ещё две фигуры, по плащам которых с утроенной силой забарабанил разыгравшийся дождь.

— Не пора ли вам вернуться домой? Вас так ждут!

Морвиусы набросились, не ожидая ответа, просто выскочили как крысы из теней конюшни, окружая Ника и Акроша, палками пытаясь достать драконов. У них не было ножей и клинков. Значит планировали взять живыми.

Захрипели, затанцевали лошади, вставая на дыбы, срываясь с привязи. Короля ударило в бок и отшвырнуло на столб, смачно приложив плечом. Его распластало вокруг него и следующий удар пришёлся прямо по деревяшке, разлетаясь щепками в сантиметре над его головой.

Акрош крутился поблизости, держа ещё двух на расстоянии меча. Одного он успел уложить и в воздух взвился запах свежей крови, от которой кони совсем сдурели, срываясь с места, ржанием попадая в такт ударов молний.

Главарь морвиусов оставался на месте. Он выудил из-за пазухи рог с диковиной серебристой вязью и, что-то шепча, поднёс к губам, пока Ник отбрасывал одного нападающего за другим, лихо подставив самого крупного под лошадиные копыта. Пронзительный вопль разнёсся по помещению и откуда-то снаружи ему вторили иные крики — люди побежали из разорённой, пропитавшейся насилием и болью таверны.

Замерцал единственный фонарь — Акроша постоянно кидало в стену, где он висел. Мужчина теперь орудовал левой рукой, — после мощного удара правая висела плетью. В конце концов, раздался звон и свет окончательно померк, не выдержав очередного столкновения.

Морвиус изо всех сил дунул в рог и бой замер, сдаваясь под его утробным воем. Под вспышками зарниц особенно отчётливо стала заметна разгорающаяся краснота внутри конюшни. Сектанты запели, а Никлос зажал голову в тисках, падая на колени. Невыносимая боль вылезла из затылка, простираясь мглой на покрасневшие глаза, только барабанный бой стоял в ушах, да жажда крови, что растекалась из трупов по соломе.

— Никлос! Король! — закричал Акрош, когда во время очередной вспышки увидел, что творится с Его Величеством. Он бросился вперёд, одним махом разрубая вставших на пути морвиусов, и пал на колени рядом с Ником, вынуждая того ослабить хватку висков. — Давай! Не сдавайся, оттолкни их!

А морвиус вновь тянет губы к рогу. В это же время своенравный конь из-за сильного удара молнии оступается и задевает человеческий труп. Лошадь от страха громко заржала, вновь вставая на дыбы, и уже не разбирая дороги бросилась к выходу из конюшни, как кегли сбивая морвиусов с пути. Под его копытами пал драгоценный рог, и Ник тотчас пришёл в себя. Поддерживаемый руками Акроша, они вместе выскочили наружу, уворачиваясь от поджидавших сектантов.

— В поле! — кричит сквозь ливень маршал, сходя с дороги в канаву и Ник соскальзывает вслед за ним. Вдогонку бегут морвиусы, их дикие вопли холодят почище ледяного ливня, а стрелы, проносящиеся мимо недвусмысленно намекают об изменившихся намерениях.

И только тьма укрывала напарников.

Оба, не сговариваясь, на ходу скидывают верхнюю одежду, избавляясь от оружия и вещей, и прыгают вверх, до невозможности ускоряя трансформацию. Насилие над собственным телом отозвалось дичайшей ломотой в суставах, король подвернул ногу, и она щёлкнула в лодыжке, попавшей в кротовую нору. Он только зло зашипел от боли сквозь удлиняющиеся зубы — нельзя останавливаться.

Морвиусы не были дураками и бежали со всех ног, во вспышках улавливая фигуры обращающихся драконов. Когда король уже не мог бежать из-за удлинившегося туловища, они нагнали его и набросились со всех сторон, пытаясь остановить трансформацию. На помощь подоспел в полузверином облике Акрош. Наплевав на все правила, он выдохнул получеловеческими лёгкими малую струю огня, сжигая мужчин. В воздух поднялся крепкий пар вместе с острым запахом палёной плоти.

Никлос заревел, взмывая вверх, и Акрош последовал за ним, оставляя за собой спалённые тела. Зависнув в воздухе, они увидели, как полыхает таверна: огонь перекинулся с конюшни и теперь занялся над всеми постройками. С высоты да под дождём суетящиеся люди казались букашками, пытавшимися потушить разлившийся огонь, плясавший несмотря на стремительные потоки воды, лившиеся с небес.

Только драконы развернулись в сторону, чтобы пронзить пространство, скрадывая километры пути, как Ник почувствовал чужое присутствие, моментально покрывшись холодным потом. Плотная чешуя грела сердце, но лёд от прибытия этого существа разом выстудил горячую кровь.

Ктуул был рядом.

Пускай Туула укрыла Ника тенью, скрывающей его от вечного, достаточно прямого взгляда, чтобы вновь поймать короля в паутину иллюзий.

Крылом задев Акроша, Ник указал единственное направление, в котором видел шанс сбежать из-под ищущего ока Ктуула. Акрош последовал за ним, бешено заработав крыльями. Они оба набирали скорость, уходят от бушевавшей грозы, прячась в непроглядной тьме от пристального ищущего взора. Ник спинным мозгом чувствовал, как эта сила обшаривает небеса, двигаясь как никогда быстро, при этом не решаясь пронзать пространство, — слишком громко, это может навести на след.

Они летели из последних сил, преодолевая километр за километром, вот показались шпили тальской ратуши, огни городских улиц с крупной площадью на морском берегу. И даже Акрош догадался, какова их конечная цель, и его сердце сделало кульбит, а обожжённые лёгкие сдавило спазмом. Однако он не замедлился. И даже когда позади разошлась тьма, а дождь будто выключили могущественной рукой, разогнав облака и водрузив на небосвод огромную луну, он не спасовал.

Притяжение ночного светила вызвало сильнейшее давление, драконы едва могли работать крыльями, входя в крутое пике прямо к мощным вратам, забитым толстыми брёвнами. Всего один выдох и чёрное пламя выжигает дерево дотла. Что-то просвистело совсем рядом, кляксами оседая вокруг, когда один за другим, чёрный и серебряный драконы, сложив крылья, влетели внутрь врат, растворяясь в непроглядной дымке.

Следом прямо у входа приземлился Ктуул. Парализующая слизь мазнула только крылья черного дракона, не сумев остановить самоубийственный прыжок. Даже вечный не рискнул войти в сломанный портал.

Он знал, куда попадёт его ученик. И это разбило его сердце.

Глава 8. Ученица

Селеста/Клэрия

Одно она знала наверняка, скитаясь из города в город, ходя волчьими тропами из мира в мир, пытаясь отыскать нечто неизвестное, но такое притягательное: «Если тебе протягивают руку помощи — не спеши за неё хвататься».

Она отталкивает его и бросается прочь, соскальзывая по траве, как на серфе вниз. Его далёкий крик остался позади, и Клэри только прибавляет ходу. А когда он врезается в неё, и они оба летят по склону как два кулька, набитых тряпками, даже и не думает затормозить. Выброс адреналина выкинул её на пригорок, и она перевернулась, вставая по-собачьи, пригнула голову и зарычала волчицей. Непередаваемая череда эмоций сменилась на лице мужчины, он явно был обескуражен.

Незнакомец о чём-то спрашивает, но она не понимает ни слова, только ниже клонит голову, бешено кривя лицо и готовясь вновь сорваться с места. Клэри не знала, какой облик примет её тело, будет это волк или снова дракон, но одно понимала с кристальной ясностью — ей было страшно. Жутко до чёрта встретить этого человека, и человека ли, наяву. Во снах он казался безопасным. Другом, если можно так выразиться. Но сейчас она не была уже так уверена.

Видимо он устал пытаться достучаться до неё, такая странная тень промелькнула на странно-выразительном лице, отчего девушка бросилась вперёд, впиваясь отросшими клыками в его запястье, а потом отлетая назад от неожиданно мощного удара руки. Скулёж сорвался с губ, когда она перелетела через рваный край и оказалась в воздухе над пропастью кратера. Бешено замолотив лапами-руками, пытаясь отрасти крылья, она рухнула бы вниз, но мужчина успел вовремя: он что-то сделал с воздухом и тот уплотнился до состояния мягкой подушки, на которую приземлилась Клэрия. Через несколько секунд она ступила на землю рядом с ним, принимая человеческий облик.

— Да кто ты такой? — изумлённо выпалила девушка, видя, что на его руке не осталось и следа от острых клыков.

Лицо просветлело, и он улыбнулся. Прямо на глазах белоснежный костюм, бывший в пятнах от земли и травы, приобрёл кипельно-белую чистоту, засветившись в лучах солнца. Его фиолетовые волосы вспыхнули как радуга, когда он сказал:

— Зови меня Ктуул, малышка Клэрия. Рад, что ты нашла путь в мой мир.

* * *

Я выныривают из омута сна, дыша как после длительного забега. Над головой висит слабо-тлеющий пучок трав, в воздухе парит тонкий аромат сосны, а с моего лба утирают испарину. В собственных глазах застыл огонёк ужаса, он же путешествует по телу муравьями, от которых всё чешется. В полутьме замечаю заботливое лицо Марки.

— Я видела его, видела, — шепчу едва слышно. Губы пересохли и превратились в корку, которую смачивают мокрой тряпкой, а потом подносят ко рту куриный бульон. — Теперь ясно знаю его. Это был Ктуул. Он её затащил в этот мир!

— Спи, Селеста. Ты должна увидеть историю до конца, — как из молочной дымки отвечает Марка.

В глазах темнеет, я погружаюсь обратно в сон, лениво скользнув взглядом по помещению и углядев в дальнем углу спящего Арта. Он сидит с того самого дня, как меня принесли из леса в этот шатёр, полный отголосков прошлого. Мы не встретимся с Шэ, пока не завершу испытание и не узнаю правду о Клэрии и Карге… и Ктууле.

Я ныряю обратно.

* * *

Полёт завершает резко, как по щелчку или взмаху тяжёлого драконьего крыла. Она приземляется на широкую террасу воздушного дворца и принимает из рук услужливого слуги бокал игристого напитка вместе с полотенцем, которым обтирает вспотевшее лицо. Под ноги ей ставят мягкие сандалии, она переобувается и входит внутрь, взъерошив и без того волнистые, спадающие каскадом, чёрные волосы.

Её манит лаборатория под прозрачным куполом, в котором кипят зелья и варятся разноцветные шарики будущих существ. Там, среди колбочек, реторт и мензурок, окружённый книгами и свитками, в белоснежном костюме, стоит он, её учитель и друг, Ктуул Великий. В его лбу сияет пойманная звезда, по силе сравнимая с Солнцем. Единственный и неповторимый бог этого маленького мирка.

Порой она спрашивала себя, чем заслужила милость привлечь его внимание? Почему он так добр и заботлив к девушке из далёкого ожерелья? Клэрии пришлось несладко. Она с трудом принимала новую реальность и без устали пыталась найти способ вернуться домой.

За одним исключением, что как клещ, цеплялось за её мысли.

«Не доверяй тем, кто протягивает руку». Так говорила мать. Так говорила тётка. Их история полнится крови и злобы. Их прошлое нависало над Клэрией тяжёлым, удушающим покрывалом. И одно имя всплывало на поверхность сознания, когда она засыпала. Девон*. Существо, превратившее жизнь её матери в ад.

Однако всё это не мешало Клэрии восхищаться небесным дворцом и его властителем. Её покорила магия, доступная Ктуулу, благодаря которой это воздушное сооружение было возведено всего за ночь и перестроено в соответствии с желаниями девушки, в точности воспроизведя её покои в дальних пределах.

Ей нравилось гостить у вечного, нравилось его добродушие, открытость и особенно льстило неприкрытое внимание к собственной персоне и то, каким особенным рисовал он её будущее, предложив стать его ученицей.

Но всё же, она молчала, скрывая то, что пригодилось бы Ктуулу в его изысканиях.

Сейчас он расправлялся с последним элементом её одежды с родины, надеясь найти пригодный материал для создания портала и, в очередной раз, не преуспел. Её вещи созданы машинами. А ему нужны такие, в которые мастер вложил частицу души, частицу творения.

Клэрия знала, что подходящая вещица храниться в пещере, но скрывала об этом, не понимая зачем.

— Видимо придётся омрачить твою веру в мои способности, Клэри, — печально говорит Ктуул, но в его глазах нет и тени печали.

Они золотятся на свету, пряча его истинные мысли, а голос, что как бархат обволакивает кожу, пробирает до нутра и путает мысли горькой сладостью.

— Значит нет иного способа вернуться домой? — осторожничает девушка, вставая рядом.

Вечный тянет руку к её волосам и выуживает запутавшуюся веточку с пепельным кантом. Он чуть хмурит тонкие брови, гадая, куда опять нырнула его ученица, но молчит, ожидая, когда она сама поделится своими приключениями.

— Есть. Но разве ты готова к этому? Тебя пугает сила, которую я готов предложить.

Иногда Клэри особенно остро чувствовала его чуждость, разницу их жизненного опыта. Её пробирала дрожь при мысли, на что он способен, и насколько мелкой и незначительной она является по сравнению с ним.

Почему он так интересуется ею? Как их сны могли соприкоснуться, что даже через ожерелья дотянулись друг до друга, и эта связь нечаянно вытянула её сюда?..

От мрачных мыслей Клэри хмурится, прикусывая губу и отстраняясь от его деликатных касаний. Ей чу́дно видеть его рядом с собой, и она не может привыкнуть к его ненавязчивой всеобъемлемости. Ктуул словно вырастал из теней и света, часами наблюдая за тем, как она изучает алфавит и культуру этого мира.

Иногда он массировал ей плечи, если девушка слишком уставала от занятий по фехтованию или танцам. Не гнушался разминать ступни после длительной пробежки в облике волка. И мог слушать её истории, пока голос Клэри не садился от усталости, всё время задавая новые вопросы, через которые узнавал больше о её мире и семье. Казалось, ему всё в ней интересно. И она открывалась ему как новогодняя игрушка новыми и новыми загадками.

Вот и сейчас, отвлекаясь от опасной темы и рассказывая, куда на этот раз умудрилась влезть, она чувствовала себя в центре внимания, будто весь солнечный свет алмаза в его лбу принадлежит только ей и греет только её сердце.

А он за руку ведёт её по прозрачным и зеркальным коридорам, мимо вытянутых как статуи слуг, в комнату отдыха, где передаёт в заботливые руки служанок, чтобы она могла смыть с себя пыль дорог и после заново пересказать все свои истории.

Клэри раздражённо отталкивает служанку, когда та тянется поправить корсет и заново переплести и без того скрученные как в резинку плотные, чёрные волосы — наследие её матери. Стоя перед зеркалом, замечает, что дверь осталась приоткрытой и на мгновение ей видится радужный свет под солнечным сиянием.

Обернувшись, она вздрагивает, но глупую мысль отбрасывает в сторону и возвращается к новым нарядам. Оса, засевшая в голове, вернулась через несколько мгновений, когда она вдохнула полной грудью, чуть распустив корсет и ощутив в воздухе аромат мёда и вереска.

«Он снился мне с одиннадцати лет», — думает она, прижимая руку к верхней части груди и ощущая, как бьётся сердце. В её жизни уже были мужчины, она выросла среди волков дикого края, и сама была дикаркой-волчицей, непокорной и в чём-то даже злой. Но здесь, в этом мире света и прозрачности, она ощущала себя девчонкой, впервые вышедшей из родительского дома и незнающей, чего ещё ожидать.

Служанка наносит за мочками ушей немного духов, спуская руку к ложбинке между грудей.

— Не смей, — грубо приказывает Клэри на местном языке и девушка, склонившись, оставляет её одну.

И вот уже сама волчица спускает палец ниже, а затем проходит по запястьям. Наносит на щёки чуть-чуть румян и отпускает один локон. Она красива. Но естественной, дикой красой. Её миндалевидные глаза смотрят прямо и уверенно, и кажется, что она видит саму себя насквозь.

Девочка, угодившая в земную сказку. Одну из тех, что рассказывала мама.

Острый укол тоски склонил Клэри ниже к туалетному столику, в глазах защипало от непрошенных слёз.

— Я буду сильной как ты, мама, — шепчет она себе, ощущая, как будто кто-то обнимает её сзади, успокаивающе поглаживая обнажённые плечи.

Если бы только она знала, что её ждёт…

* * *

Я вновь просыпаюсь от вязкого, как малиновое варенье с косточками, сна, выплывая наружу в хвойную темноту. Ко мне склоняется Анка, она подносит к губам парное молоко и следит, чтобы всё до последней капли выпила. Её белое лицо контрастирует с темнотой позади, кажется, что она сияет каким-то невероятным внутренним светом.

— Сколько я проспала?

— Неважно, Сэл. Спи, а я покараулю твои сны.

Я киваю, вытирая с губ белые капли и засыпаю вновь. Следующее видение уничтожило сказку.

* * *

Её озлобленный голос гремел по всем залам воздушного дворца, вынуждая слуг прятаться от очередного скандала в господских комнатах. Она разорялась со всей страстью юности, умолкнув лишь когда закончился воздух в лёгких, однако крик будто застрял над ними обманчивым эхом.

Ктуул проигнорировал её злость, заговорив всё тем же, набившем оскомину, спокойным голосом.

— Это расплата за грехи, Клэри. Они сами виновны в своих бедах. В твой мир драконы пришли мудрыми и всепрощающими, этакими божествами, направляющими к свету. Однако именно они заковали нас в цепи этого ожерелья, забрав возможность переходить из мира в мир. Знаешь ли ты, как сложно вечность быть привязанным к одному месту? Нам пришлось несладко.

Клэри не была наивной. За прошедшие месяцы, что она жила рядом с Ктуулом, она успела усвоить медовую мягкость его нрава, за которым скрывались острые как бритва шипы. Вечный оказался требовательным учителем, не гнушавшимся методом боли, который, казалось, доставлял ему истинное удовольствие. И после каждого урока, Ктуул заваливал её роскошными подарками, пытаясь загладить былую жестокость.

Когда Клэри полетела в запретные земли, он прямо в воздухе отобрал её крылья, и она сломала руки, упав в бушующий океан. Три недели восстановления протянулись как мост через вечность: от бессилия девушка плакала ночами, со страхом ожидая солнца, когда он придёт, чтобы позаботиться о ней. Ктуул самолично кормил и купал Клэри, заботился, чтобы наложенные шины не раздражали нежную кожу. Он развлекал её музыкой и проекциями волшебных миров, в которых когда-то бывал. Однако за этой удушающей заботой скрывалось сытое удовлетворение от полного обладания непокорной волчицей.

В другой раз она влезла в его лабораторию, пытаясь отыскать хоть что-то, что могло бы вернуть её домой, подозревая, что Учитель сознательно держит её при себе, скрывая от других вечных, видя в ней драгоценную игрушку и способ убраться отсюда в одиночку.

Она ничего не нашла, кроме жутких экспериментальных журналов. Он вывел новую породу людей-стражей, каменных исполинов, охранявших проход в тёмный мир, скрытый в ледяном океане. Мир мертвецов.

Узнав о её непослушании, Ктуул забрал её глаза, окрасив мир в бесконечный чёрный цвет, где золотом сияла лишь его фигура. И вновь она впала в полную зависимость от него, вынужденная ходить за руку и постоянно быть подле, чтобы не разбиться и не сломаться.

— Порой мне кажется, ты воспринимаешь меня как куклу. Желаешь, чтобы я всегда была рядом и всегда была интересна, — с горечью произнесла Клэри, когда он из прихоти вернул ей зрение.

На что Ктуул лишь мягко улыбнулся.

— Я лишь забочусь о тебе. И учу. Помнишь? Ты сама согласилась стать моей ученицей. Не думай, что уроки будут лёгкими. В конце концов, когда ты будешь готова, я вознесу тебя на пьедестал величия и ты войдёшь в сонм вечности.

Девушка боялась слов Ктуула. И ещё больше опасалась того, что будет дальше.

Вот и теперь узнав, что драконы, запертые в звериные тела, обладают разумом, скрытым под звериным нутром, она не смогла сдержаться и набросилась на вечного с обвинениями.

— Ваши слуги обращаются с ними как с дикими животными! Выводят породы по цвету, стегают плетьми и содержат в загонах. Но ведь они разумны! Они чувствуют и понимают, что с ними делают!

Ктуул взял Клэри за руки и поднёс их к губам. Девушка застыла на месте, заметив опасный блеск в его глазах. Мурашки пробегали по её телу всякий раз, когда он так смотрел на неё. В этом и был истинный страх. Она была в его власти и понимала, что увязла как муха в паутине бессмертного паука. Будь его воля, она бы и не заметила паутины, но ему нравилось играть с букашкой, знавшей границы своей свободы.

Она позволила ему прижать себя к груди, позволила запустить пальцы в свои волосы, ощущая, как усиливается аромат фиалок в воздухе, а из открытых окон доносится далёкий гром, предвестник настоящей бури. И приняла единственное верное решение.

— Прости, я бываю глупой. Не надо было так себя вести, — глотая гордость, отвечает она и тянется к нему, обнимая и позволяя его тьме заползти под кожу, захватывая тепло её души.

Недавно Клэри узнала кое-что о вечном и теперь лучше понимала, почему он так в неё вцепился, что даже сумел вытащить из родного ожерелья и притащить сюда.

Но этим знанием стоит распоряжаться с осторожностью. Как и новоприобретённым другом.

* * *

Вновь выныривая из сна, жадно хватаю пересохшими губами воздух. Сколько же боли спряталось между видениями, сколько тоски по дому, отчаяния от невозможности вернуться и острого понимания полной зависимости от существа, что так легко обвёл её вокруг пальца, соблазнив словами «Я научу тебя всему, чего бы ты не захотела». Горькая наука всколыхнула собственный опыт. Мне удалось не угодить в ту же ловушку.

Рядом со мной никого нет. Края шатра колышутся от сильного ветра, а снаружи доносятся странные звуки. Подняться с кровати оказалось непростым делом: тело отяжелело от долгой лёжки и недостатка пищи. Я стягиваю одеяло, кутаясь в него как в шаль, и наощупь, слеповато щурясь, выбираюсь наружу.

Никого нет. Всё кругом занесено снегом и небо засеребрилось очередной порцией белой хмари, от который всё за пределами посёлка прячется как в густой туман. Мимо деловито прошлась курица, квохча что-то на своём курином языке. Новый порыв ветра снёс с шапки деревьев верхний слой и я углядела огненные всполохи со стороны побережья. До меня донёсся звериный рык.

Замерло сердце и я было ступила за порог, как меня ухватили за подол ночного платья и дёрнули назад.

— Нельзя, Селеста, — шепчет мальчишка Лейкуку, его глаза окрашены рыжим, и он по-волчьи скалится, сжимая в руках острый нож. — Там — беда, но ты должна закончить сон. Должна, должна, должна! — упрямо говорит он в ответ на все вопросы, уводя обратно к койке.

Он сам накрывает меня одеялом и убирает волосы с лица, задумчиво хмуря тонкие брови. Сквозь детские черты проступает нечто древнее, отстранённое, как текучая вода. И я вспоминаю, где уже видела такой взгляд, чувствовала такую тяжесть.

И когда попыталась спросить об этом, мальчик пальцем запечатал мои уста:

— Закончи сон, малышка Сэлли. Увидь грядущее через прошлое…

И меня уносит обратно в облака к жестокому собственнику Ктуулу. К концу хрупкого мира, к знакомству с Каргом.

* * *

Клэрия больше не улыбается. Она задумала побег.

За долгие месяцы девушка изучила распорядок Ктуула, так что предугадать, когда он в следующий раз оставит её на несколько дней было легче лёгкого. Чего она не продумала, так это то, что он догадается о её планах.

Её чуткий сон потревожили на рассвете, когда она внезапно почувствовала, что больше не одна в своей комнате. Открыв глаза, увидела вечного, сидящего на её постели и задумчиво рассматривающего дымчатый профиль девушки в тусклых тонах. Заметив, что она не спит, он взял её за руку и поцеловал маленькие пальчики, пряча обманчивую улыбку на дне своих золотых глаз.

— Я ухожу. И в этот раз тебе придётся побыть одной дольше, чем хотелось бы. Опасаясь, что ты можешь вновь угодить в беду, я решил укрыть дворец за грозовыми облаками, чтобы никто не мог тебя найти. Даже такой пройдоха, как Шэ.

Клэри попыталась вырвать руку, но мужчина всё не отпускал и в результате упал прямо на неё, оказавшись в нескольких сантиметрах от её лица. Девушка затрепыхалась как пойманная бабочка, а он продолжал улыбаться, легко удерживая на месте. Он смеялся над её планами обмануть его, над попытками сбежать, над глупцом Шэ, посмевшего встать у него на пути.

— Ох, Клэри-Клэри, — мягко пробормотал Ктуул, когда она устала бороться и он отстранился, давая ей пространство. — Почему ты обижаешь меня, моя очаровательная ученица? Почему так сопротивляешься всем тем дарам, которыми пытаюсь одарить тебя? Скажи хоть слово, и ты получишь великую силу, равной которой есть только тьма на дне этого мира. Ты смогла бы исцелять людей, дарить им покой и надежду, пронзать пространство или путешествовать между мирами как настоящий дракон. Никто не посмел бы поднять на тебя руку.

— Кроме тебя, — тихо прошептала девушка и в её глазах отразилось бескрайнее море пустоты. — Каждое желание забирает частицу меня, превращая в твою тень. Всё, что ты даёшь, разрушает мою душу, выворачивая в нечто чу́ждое. Холодное, как пустота космоса. И в итоге дары становятся проклятием.

Ктуул наклонился совсем близко, шумно раздвигая ноздри, улавливая запах отчаяния, запах поражения. Каждый его урок больно отзывался в её сердце и совсем скоро она угаснет как дым, став бесполезной игрушкой. Совсем как его сестра.

Она готова утратить надежду. Это не было его целью. Поэтому он придумал новый урок. Такой, после которого он получит желаемое. Завершённое творение.

Пора познакомить её с Каргом.

________________________

*История матери Клэрии рассказана в трилогии "Волчья книга"

Глава 9. Шэ

Селеста/Клэрия

Что-то врезается в меня, и я улетаю с кровати, переворачиваясь в воздухе. Спросонья глаза совсем слиплись, и я не понимаю, почему кругом так шумно, откуда доносятся крики и вопли, и что это мокрое на моём теле. Из темноты вылетает Томар Бай, он падает к моим ногам, отражая нападение водной твари, целившейся в моё горло.

— Нужно бежать, — кричит он, смывая с лица липкую слизь. — Скорее, Селеста! Ты знаешь, куда? Где можно укрыться?

Он хватает за руку и прорезает магией дыру в шатре, вытаскивая наружу. Снегопад закончился, и я вижу повсюду распростёртые тела селян. Многие успели принять волчий облик, но это не уберегло их от слуг Ктуула, нашедших наше пристанище.

— Как они узнали, где мы? — следующий вопрос впился иглой, совсем как острый камешек, подвернувшийся под голую ступню. — Где Арт?!

— В воздухе. С моря идут ещё твари, — мотает головой Томар, а сам разводит руки в стороны — к нам направляется очередная стая лысых существ, бывших когда-то людьми.

Остатки одежды облепили склизкую, студенистую кожу, они наклонялись вперёд, потрясая головами как кобры, готовые укусить. Магическая волна отбросила их назад, и они оказались среди волков, бросившихся на них со всех сторон.

— Соберись, Селеста! — кричит Томар, устало утирая взмокшее лицо. В его глазах волнение мешалось с паникой. — Я должен отвести тебя в безопасное место, иначе всё потеряет смысл!

Судорожно кивая, я было собралась спросить о чём-то ещё, но сзади из шатра выползла очередная тварь и набросилась на колдуна сзади, пытаясь впиться ему в шею. Она рвала плечи колдуна когтями, кружась вместе с ним, пока он пытался сбросить её. Мои попытки отодрать тварь не увенчались успехом и тогда мужчина спиной налетел на опору шатра, пригвоздив монстра к горящему факелу. Монстр тотчас загорелся, пронзительно визжа, а Томар упал на колени, прижимая пальцы к льющейся из шеи крови. Тварь задела его слишком глубоко.

Не теряя времени, я бросилась к нему, на ходу отрывая ткань от низа платья, чтобы наскоро перевязать горло. Белое быстро стало красным, а лицо колдуна побелело как мел. В таком состоянии он долго не продержится.

Беспомощно оглянувшись, я видела, как остальные пытаются не дать ещё бо́льшему количеству тварей пробраться за периметр деревушки, а потом увидела лежащую с распростёртыми руками Марку. Остов её груди голыми рёбрами торчал кверху, в каком-то жутком бесстыдстве показывая пустое нутро.

Меня вырвало желчью.

Взвалив на плечи бессознательного Томара, потащила его в сторону леса. Я знала, куда идти.

* * *

Дорога невыносимо тяжела, так как пролегала по склону вверх. Я падала несчётное количество раз, задыхаясь от усталости и холода. Томара никак не удавалось привести в чувство, но и бросить его не могла, а после каждой передышки, казалось, что скоро сама потеряю сознание и рухну в мокрый снег.

Шум сражения остался далеко позади, нас укрывали высокие сосны и мелкие ели. Всё утопало в снегу, будто весна забыла тропинку в этот холодный край. Я слышала карканье ворон, видела их крылья над нами, привлечённых дорожкой крови, что вычерчивала наш путь. Если монстры хитры, если они победят, то в лёгкую найдут, куда мы ушли. Разве только вновь начнётся снегопад. Небо оставалось стальным и тусклым, готовясь и вовсе утратить цвет, сгущаясь до вечерних красок.

Сложнее стало, когда едва ощутимая дорожка устремилась круто вверх, в горы, следуя за моим взглядом к двум пикам, формой напоминавшими лошадиные головы. В последний раз я устало опустила колдуна, понимая, что на этом силы окончательно иссякли и дальше уже не смогу его нести.

— Оставь меня, — приходя в себя, прошептал колдун, прижимая руку к шее. Сквозь пальцы проступила свежая кровь. Мужчина приоткрыл глаза, в его глазах отразился закатный сумрак. — От судьбы не так-то просто уйти. Дальше иди сама.

Кажется, я попыталась возразить и даже схватила за плечи, вытаскивая из ямы, куда он чуть не свалился. Кажется, даже сумела протащить его на спине метров двадцать, прежде чем упала и кровь из его вновь открывшихся ран потекла уже по моей шее. Выбравшись из-под тела мужчины, прижалась ухом к его груди, пытаясь услышать биение сердца. Пусто. Тело ещё хранило тепло, но сердце больше не билось. Он умер, спасая меня.

Я завыла от отчаяния и в ответ раскаркались вороны, взлетая с пушистых елей. Позже, когда уйду, они вернутся и начнётся такой редкий в холодных лесах пир. Но пока я здесь, они не тронут колдуна. А я даже не могу вырыть могилу, чтобы уберечь его от падальщиков. Не могу проститься, ведь чем дольше просижу на ледяном морозе, тем скорее здесь окажется два трупа. Я не могла обратиться в дракона, только призвала огонь к поверхности кожи, чтобы лучше сопротивляться ветру и льду.

Когда достигла входа в пещеру, окончательно стемнело. Изнутри стал заметен, спрятанный за извилистыми выступами, тёплый ровный свет. Переступив через наваленные камни, увидела пологий спуск вниз, вглубь горы, откуда тянуло сухим жаром и пахло пеплом и серой, от которой немилосердно зачесались глаза и в нос будто набили тухлых яиц.

Подавив приступ жёсткого кашля со вкусом гнили, продолжила спуск, забираясь всё глубже и глубже, пока не оказалась в полукруглой пещере с разломом посередине, из которого поднимался густой дым. Здесь никого не было.

Я устало привалилась к горячей стене, на мгновение прикрыв глаза, чтобы передохнуть. В животе немилосердно бурчало, руки огрубели от стягивающей кожи крови, а губы пересохли, забыв, когда в последний раз их касалась влага. Не хотелось ничего делать, только сидеть здесь, вновь соскальзывая в сон. Пока я не увижу всю историю, он будет вторгаться в явь, грозясь поглотить её, делая беспомощной.

Но здесь, в тепле, я уже не могла ему сопротивляться. И позволила вновь увлечь за собой навстречу Каргу…

* * *

Клэрия безуспешно пытались прорваться сквозь плотную пелену туч. Как только Ктуул покинул её, она выждала немного, а после бросилась прямо из окна навстречу свирепствовавшей буре. Как безумная птица, она бросалась в потоки воды и молний, пытаясь вырваться наружу, но всякий раз её выносило обратно к каменным стенам воздушного дворца. Она налетала на кладку, карабкалась по крышам, сваливая черепицу и вновь бросалась вниз, пока не заревела от отчаяния и не сложила крылья, решив поддаться урагану. Ей было всё равно куда, только подальше от темницы, подальше от Ктуула и его планов на её счёт.

Закрыв глаза, камнем она падала вниз, пролетая насквозь грозовые облака, раз за разом принимая оглушающие разряды молний в прочную чешую. Это было даже приятно, если бы только шквалистый ветер не швырял её из стороны в сторону, отчего вскоре она полностью утратила ориентиры.

Она бы разбилась оземь, запутавшись во тьме, если бы не случилось чудо. Мощная сила подхватила её прямо возле поверхности земли и мягко опустила вниз. Слетела белоснежная чешуя, пропали крылья, оставив в мокрой почве лежать измождённую девушку, изо всех сил пытавшуюся найти в себе силы встать.

Мужчина, что заметил падавшего дракона, поспешил к ней и помог подняться, одним мощным рывком поднимая вверх так резко, что они чуть не столкнулись лбами. Под вспышками молний и бившего как барабанная дробь дождя, Карг и Клэрия, наконец-то, встретились.

И молния, проскочившая между ними, оказалась сильнее тех, что сотворил Ктуул.

* * *

Я выныриваю из сна, пытаясь отдышаться, настолько сильно на меня повлиял облик Карга. Он был слишком красив и так похож на Никлоса, что перехватило дух! Тот же упрямый изгиб бровей, та же морщинка на лбу и пронзительная чернота глаз. Он был старше, жёстче, будто вылеплен из толстых веток и собран из камней, но мягкость губ, своенравность черт — несомненно, Ник многое унаследовал от прародителя.

Только отдышавшись, обратила внимание, что, находясь по-прежнему в пещере, теперь лежу на грубо сколоченной кровати, под ветхим покрывалом, а под головой туго набитая соломой подушка. Рядом деревянная чашка с водой, от которой исходит аромат серы, и я всё равно жадно выпиваю всё до капли, угощаясь чёрствым хлебом, рассматривая как по изломанным стенам и потолку гуляет свет от маленькой свечки, высветлившей наскальную живопись. Историю волчьего племени. Историю детей Шэ.

Мне чудится прерывистое дыхание за стеной. Кто-то наблюдает за мной через узкую щёлку, внимательно разглядывая моё лицо. Я могла бы выйти к нему, однако необходимо досмотреть сон. Узнать, чем закончилась история противостояния Клэрии, Карга и Ктуула. Ведь так много кусочков головоломки уже собрано!

— Скоро, — молвлю едва слышно и в ответ доносится усталое дыхание. Он будет ждать.

* * *

Тогда Клэрия убежала от Карга. Ведь она сразу узнала, кто он такой, и это напугало её до полусмерти. Мать никогда не скрывала своей истории, рассказывая о существе, который чуть не сжег их ожерелье дотла в попытках достать ненавистных драконов. Его звали Девон.

Так начались её скитания по землям, осенённым светом и тьмой Ктуула. Ей приходилось нелегко. Существа, что встречались на пути зачастую желали зла, а не добра. Нередко она сталкивалась и с Каргом, сумевшим убедить её, что полностью забыл о своём прошлом и понятия не имевшем о том, кем является. Эти встречи оставляли в ней странное чувство. И она всё равно бежала дальше.

Благодаря Шэ, у неё появились сторонники. Эльфам претило само существование вечных, ведь они знали, на что те способны. Клэрии помогали и подводники, укрывая девушку от бдительного ока Ктуула. Она встретила волчью общину, и среди серых шкур легко терялась, коли была такая нужда.

Самыми необычными друзьями стали элементали огня. Истинные драконы, отвергшие человеческую суть и тем самым освободившиеся от влияния Ктуула. Они могли обращаться в людей, но не желали этого, предпочитая стихию огня, с помощью которой истребляли верных слуг вечных. Морвиусов.

Однако каждому бегству рано или поздно приходит конец. Клэри понимала, что не сможет до конца жизни прятаться от Ктуула, как и не сможет вернуться домой, а значит нужно найти способ сразиться с ним. Ей был нужен особенный союзник, являвшийся самым преданным сторонником Ктуула. И тогда она позволила себя поймать.

* * *

Я выхожу из комнаты, прикрытой тёмной тканью, и возвращаюсь в помещение со спуском к недрам сонного вулкана. Здесь меня уже ждёт он. Мальчишка, сидящий на краю расщелины и беззаботно болтающий ногой. Непослушные вихры отсвечивают чернотой во всполохах из-под земли, он щурится, рассматривая меня со всех сторон, но есть что-то такое в его внешности, что резко контрастирует с детской непосредственностью.

— Здравствуй, Шэ, — говорю с непривычки хрипло, опускаясь прямо на камни.

Он замер, а потом как-то разом поднялся, и детская внешность сползла с него, превращая в высокого юношу с безупречно-гладкой, оливковой кожей и почти женственной внешностью. Я знала, что когда-то Ктуул выбрал его именно из-за этой невинности, что открывалась в каждой черте совершенного лица.

Знала, что Клэрия сравнивала его с античным богом из мира людей. Знала, что Шэ часто плакал и был слишком нежным, чтобы противостоять Ктуулу. Однако его любовь ко всему сущему оказалась сильнее слёз, и он жестоко поплатился за свою доброту, оказавшись в жерле вулкана, обречённый вечность сгорать в огне.

Я знала, что и сейчас он горит там, внизу. Но это пламя давно уже не бередит его душу, ведь нашлись люди, который приняли его в обмен на его любовь и тепло. Они впустили бога в свои души, тем самым разделив на тысячи тел жар вечного огня. И в каждом поколении рождался смельчак, что жертвовал собой, дробя тело на двоих, чтобы Шэ не утратил разум и мог действовать, готовясь к возвращению Ктуула.

— Вижу тень Клэрии в твоих глазах. Лишь тень, ведь эта проказница давно ушла в иной мир, — мягко отвечает он, усаживаясь рядом и вытягивая босые ноги.

Он касается моего плеча и боль с усталостью покидают израненное тело. Исчезают порезы, царапины и ссадины. Пропадает тягучий голод. Я вновь свежа и полна сил.

— Мог бы и раньше открыться. Кукулейко. Лейкуку, — тяну с укоризной, а он усмехается.

— Чтобы это изменило? Я надеялся, что сумею опередить Ктуула и вернуть проклятье в привычное русло. Сейчас не самое удачное время для битвы с вечным. А теперь и вовсе сомнительно, что отыщется способ его остановить. А ты знаешь, чего он желает на самом деле. Знаешь, что дважды обыграть его не удастся. Все карты на его стороне.

Я упрямо мотаю головой. Да, теперь мне известно всё. И как Клэрия получила ариус. Как Карг — нориус. Как сила этого мира перетекла в них, сплетаясь с их родной силой, трансформируясь в нечто совершенно новое. Демон, которым они были, превратился в нечто бо́льшее. Ктуул выудил из планеты её суть и заключил в человеческие оболочки, чтобы было проще достать ядро и испить из него вечность.

Оказывается, боги не бессмертны. Им нужна сила планет, чтобы продлевать своё бесконечное существование. Поэтому, когда драконы заперли их в этом ожерелье, пожертвовав им ради всех остальных вселенных, они перешли на экономию и потребовались тысячи лет, прежде чем они пожрали планеты этого ожерелья, пока не осталась только центральная жемчужина, с которой им уже было некуда деваться.

Тогда же драконы вернулись. Они не подозревали, что вечные всё ещё будут живы и угодили в ловушку. Но даже тогда они отказались открывать порталы в другие ожерелья и Ктуул заточил их в собственных телах, низводя мудрых существ до летающих лошадей, отдав на откуп людям этого мира. Он исказил историю и люди поверили, что драконы пришли, чтобы сжечь мир дотла, но добрый бог их остановил и справедливо наказал.

— Ктуул хочет, чтобы мы с Ником стали Демоном и открыли ядро мира, а потом переместились в родное ожерелье Клэрии, чтобы потом сожрать и его. Вечные голодны и слабы.

— Его слабость всё равно сильнее вашей сдвоенной силы.

— Убив его, мы уничтожим мир, — киваю в ответ.

Смерть вечного сравнима с тысячью тысяч термоядерных взрывов, что так потрясло Клэрию на планете Земля. Даже сейчас я вижу, как расползается шапка гриба по небу из её воспоминаний. Если убить Ктуула, это покажется хлопком воздушного шарика в сравнении с тем, что случится, если он умрёт.

— Однако всё это уже несущественно, ведь я больше не владею ариусом, а значит не будет Демона, ничего не будет. Ктуул перехитрил сам себя.

Шэ смотрит внимательно, но отстранённо, а потом качает головой. Он знает, что я умерла. Не знаю откуда, но он знает и как я воскресла.

— Не будь так уверенна. Ктуул велик в своём могуществе, но он, чтобы пройти через вечность, утратил гибкость смертной сущности. Закостенел и более не способен видеть изменения в других, разве только перемены не вызваны им самим. Понимаешь, Ктуул не знает, что Ник смог нориусом вернуть тебя к жизни, а ведь это основа сущего. Как в свете есть тьма, так и во тьме — свет. Ариус не способен на убийство, а нориус на исцеление. Это аксиома. Но так ли это? — и он заговорщически подмигивает.

Я начинаю истерически смеяться. До коликов, до истерики, от которой вою в голос, а Шэ, успокаивая, прижимает к себе. От него пахнет солнцем и вереском, и пчелиным мёдом, собранным в последний день лета. Закрыв глаза, кажется, что обнимаю саму суть жизни. Тепло и домашний уют. Он гладит волосы и от его прикосновений щекотно до мягкого смеха. И я смеюсь, будто умылась росой на рассвете, когда мы с папой отправлялись рыбачить на середину озера.

Именно это я чувствовала рядом с Шэ. Объятия отца, когда бежишь к нему со всех ног, а за тобой увивается воздушный змей. Когда мама утром будит, целуя в лоб, приговаривая: «Вставай соня, а то завтрак проспишь и сил не наберёшься бегать с сестрой наперегонки».

Это когда впервые обнимаешь мужа после заветных слов: «Беру тебя в жены и клянусь оберегать от всяческих бед, в болезни и здравии…» Объятия сестры и брата, когда сталкиваемся лбами, планируя детскую шалость. Счастье так и искрится в груди, а попы ноют от предчувствия грядущей порки. Но звонко! Как же звонко и радостно улепётывать от поварихи, стащив с кухни маковый каравай!

И это объятия Ника в той лодке во сне, когда казалось, что всё не взаправду. Что ничего плохого не случилось и никогда не случится. Его запах ворвался в реальность, и я всхлипываю, предчувствуя, что он в беде. В большой беде и очень далеко отсюда.

— Ну-ну, не плачь, маленькая девочка Сэлли. Ты боец, такой тебя воспитал отец. Помнишь, как ты всегда отказывалась быть просто кэррой и тянулась за чем-то бо́льшим, сопротивляясь привычному укладу? Ты боролась с собственной слабостью, косностью, страхами. Приходилось несладко и очень страшно. Но ты же справилась. Совсем как Клэрия.

— Что толку, если во мне больше нет никаких сил? Я пустышка! — всхлипываю, особенно остро чувствуя свою уязвимость. После солнечного тепла возвращаться обратно в задымлённую пещеру просто невыносимо. — Я даже деревне помочь не могу — они бьются с тварями Ктуула, веря, что узнаю способ, как остановить монстров, но способа нет! Я дутый приз! Никто! Обычная кэрра!

Шэ разомкнул объятия, беря за подбородок. В его светлых глазах отражалось и спокойствие, и безмятежность, и сочувствие. Как свежий бриз в жаркий полдень, от него повеяло прохладой, остужающей пыл тревоги. Меня будто укололо раздражением, настолько невыносимым показалась его реакция на мои слова. В деревне погибают его дети и мои друзья, а он вот ни капельки не переживает! И ничего не делает.

— Моя сила ничто во время боя, но придаёт сил сражающимся. Дети знают, что я с ними, знают, что моё тепло всегда будет рядом и в жизни, и в смерти. Они бьются не за жизнь, а за добро, за то, чтобы в мире не осталось тьмы Ктуула.

— Это дерьмо собачье! — вспылила я словами Клэрии, выворачиваясь из нежных рук Шэ.

Он спокойно отпускает, немного печально выводя улыбку на уста. Поспешное дитя, вот что он думает обо мне.

— Зачем мы вообще пришли сюда, коли нет здесь ни ответов, ни силы, способной поразить Ктуула? Бессмысленно и глупо! Мы только зря потратили время и жизни наших друзей! — воскликнула, с презрением глядя на него. — Что толку от твоей заботы, коли мы все умрём?!

Шэ кротко выдержал мой гнев, продолжая молча улыбаться, пока я всеми силами пыталась до него достучаться. Я кричала, потрясала его, разорялась почём зря, пока не иссякла.

— Я иду обратно. Не могу здесь оставаться, я должна либо помочь выжившим, либо вступить в бой с тварями. В конце концов, смерть не отняла мои когти и клыки. Я буду биться как дракон, оплакивая погибших друзей и мстя всему миру. Даже если моя смерть окажется напрасной, я лучше умру так, что трусливо буду прятаться здесь!

И тогда улыбка Шэ расцвела на его губах полноводной рекой, и всё прежнее показалось лишь тенью его сути.

— Раз ты готова жертвовать собой, позволь и я пожертвую тем, что имею, ради победы. Моя сила — это не бой, но есть в ней нечто, что поможет тебе совладать с Ктуулом. То, что привлекло его во мне и из-за чего он не стал убивать меня, когда узнал о предательстве. Этот дар понадобится и в тот день, когда отыщешь способ вернуть ариус. А сейчас подойди и обними меня, и не плачь, чтобы не произошло. И так было пролито достаточно слёз.

Шэ необычайно грузно поднялся с места и раскинул руки в стороны. Его лицо превратилось в восковую маску, он весь обратился внутрь себя: глаза выцвели до белизны, а губы потеряли цвет, не своим голосом он молвил:

— Знай, что они живы. Я вижу глазами своих детей. Многие пали в бою, но тварей уничтожили. На нашей стороне грозный союзник. Её сила черпается из недр земли, раскалённой лавой опаляя монстров и поглощая их тела. Она сожгла монстров дотла. И пускай это выжигает и внутри неё человечность, она будет биться до конца, не жалея себя.

— Анка, — прошептала едва слышно.

Хотелось спросить про Арта, узнать, что стало с Седовым и Амалией, но мне будто передалось то, что видел Шэ.

Уставшую колдунью, тщетно пытавшуюся найти среди мертвецов отца. Анку, бьющуюся в объятиях возлюбленного — с каждым разом ей всё труднее и труднее укрощать свою суть. И Арта, с тревогой глядящего в облака. Он повсюду ищет меня, хоть и знает, что я в безопасности, ведь он сам велел Томару увести меня подальше от битвы. Я вижу всех и будто глазами каждого, чувствую их, внешне ощущая, как сомкнулись вокруг тёплые руки Шэ, как прижимает он меня к груди и я закрываю глаза, позволяя частице его сути перетечь под кожу, пуская корни в самой сути моей души.

Это отражается нервным покалыванием, щекоткой в боках, и сбитым ритмом сердца в груди. Это будто выпить океан и поглотить небеса, слиться с землёй и взорваться раскалённым солнцем. Это…

Что-то холодно кольнуло в живот, и я пошатнулась, ощущая острую боль под рёбрами в месте, куда ударила меня Милан. От шока распахнулись глаза и мне на лицо брызнули солёные брызги прямо изо рта застывшего Шэ. Он поперхнулся кровью, и она плавно потекла по губам, падая на рубаху вечного.

Тогда я ниже спустила взгляд и увидела торчащий нож из его живота, задевший и меня. Кровь розой распустилась на оборванном платье, а какая-то сила дёрнула Шэ назад, и он завалился набок. Жизнь угасла в его глазах, и невыносимая боль пронеслась по моим венам острым криком, зазвучавшим из уст детей Шэ. Они почувствовали его смерть как свою собственную и пали на землю, катаясь до изнеможения, пока я не верящими глазами смотрела на его убийцу.

— Так было суждено, — обманчиво мягко говорит он и злая усмешка скользнула на его лицо, занимая своё исконное место.

Томар Бай сжимает в руках кинжал с белым лезвием, медленно терявшим свет. Когда тот полностью потух, он зашвырнул его в расщелину и тот со звоном, отскакивая от стен, упал прямо в раскалённую лаву, отчего пещера вздрогнула, задышала как разбуженный медведь, и наверх поднялся чёрный дым, предвестник пробуждения вулкана.

Я не успела ничего сказать, очередной удар, треск и тряска толкнули меня оземь, и я оказалась у ног удержавшегося Томара. От моей попытки ударить, он с лёгкостью увернулся, а потом взвил меня вверх, будто я обычный человек, подвластный его магии.

— Нам пора, пока здесь всё не взлетело, — прокричал он, перекрикивая стон разбуженной горы.

Вместе с дымом взлетали клочья лавы и камней, воздух сгустился до невозможности, и я не могла дышать, не могла призвать собственный огонь, чтобы противостоять разбушевавшейся стихии. Только Томару всё нипочём. Он помолодел, возвращая силу старым костям и своей магии.

Одной рукой колдун продолжал удерживать меня распятой в воздухе, а другой чертил контур портала. Вены вздулись на его запястьях, расходясь чёрными лозами и перетекая в горячий воздух. Через миг он сжал меня до боли и зашвырнул прямо во тьму, ныряя следом.

И когда закончилось головокружение перехода, а дым портала рассеялся, я осознала, куда вернул меня предатель. Вокруг вздымались волны шторма, занося на открытый балкон крепкую пену и солёные брызги. Порывы ветра норовили опрокинуть на пол, а проливной ливень слепил глаза и так ослепшие после перехода от тьмы к свету. Я пошатнулась, отпущенная магией Томара, подкосились ноги, и я упала вниз, обдирая колени и локти.

Протянутая рука подняла обратно наверх, но тот, кто её протянул, завязал мои внутренности в болезненный до икоты узел. Я узнала его, хоть кроме снов, вживую и не видела никогда истинного облика.

На меня с заботой и радостью глядел Ктуул Великий. Вечный. Учитель Клэрии. Мой злейший враг и обманчивый друг.

— Рад снова встретить тебя, Селеста. Идём, нам столько всего предстоит ещё сделать вместе!

Глава 10. Мир мертвецов

Никлос

Темнота будто звенела в ушах, поглощая звуки, так что даже собственное дыхание казалось неправдоподобно громким, с хрипотцой, в которой отражался прерывистый стук сердца. Это сильно напоминало катакомбы, в которых будто в прошлой жизни Ник бродил вместе с Артом в поисках средства против песчаных демонов с той лишь разницей, что тогда они знали, куда идут и откуда пришли. Тогда у них был запас провианта, магические лампы и подходящая одежда. Они могли вернуться в любой момент и вперёд их гнала жажда подвигов, желание показать себя.

Теперь всё иначе.

Они не знали, куда попали, не знали, куда идти и как вернуться домой. И у них ничего не было. Нырнув в портал, мужчины кубарем пролетев по земле, превращаясь обратно в людей, да так и застряли на месте, понимания, что на этом для них всё закончилось.

— О чём ты думал, когда привёл нас сюда? — с жутким скрежетом спрашивает Акрош, разражаясь лающим кашлем, мужчину давила нестерпимая боль в горле, он едва мог дышать нормально и попытка говорить обернулась новой мукой. Маршал подавил стон, уперев руки в бока, а потом и вовсе опустился на землю, на ощупь пытаясь определить, что она из себя представляет.

Песок. Каменная пыль? Прохладная и абсолютно однородная. Без камешков или травинок. Не пойми что! Как и воздух, начисто лишённый вкуса. Безветренный. Пустой.

— Я надеялся, что портал сработает и зашвырнёт нас подальше от Ктуула. Что мы успеем пронзить пространство до того, как он последует за нами. В противном случае, наша песенка была бы спета! Ума не приложу, как он так быстро нас отыскал, — Ник устало выдохнул.

Сражение, а потом и гонка, дождь и ошеломляюще стыдливый страх оказаться вновь пойманным сломили короля. Он никак не мог собраться обратно.

— Что же, ты не угадал, — вновь заходясь кашлем, ответил Акрош.

Маршал почувствовал на руке что-то мокрое и понадеялся, что это слюна, а не кровь, но отчётливый металлический привкус во рту быстро разубедил его в этом. Ему казалось, что вся глотка вплоть до пищевода объята пламенем и теперь раздумывал, чем обернётся его безрассудство. Он запросто мог выкашлять все лёгкие и навсегда утратить голос. Не самая большая потеря, учитывая, как часто его острый язык доводил до беды.

Акрошу почудилось, что он что-то видит. Что-то совсем рядом, яркое как вспышка на солнце. Поднявшись, мужчина, медленно переставляя ноги, отправился к свету, пока не врезался в Никлоса, разразившегося возмущённой бранью.

— Да подожди ты, — проворчал маршал, ощупывая короля, а потом одним махом раздирая на нём рубашку. Свет выступил невыносимо-ярким голубым сиянием.

— Не думал, что и здесь пригодится этот свет, — проворчал Ник, втайне радуясь возможности видеть.

Свет оказался настолько мощным, что они могли осмотреть место, в которое угодили. Впрочем, ясности это не привнесло. Насколько хватало сияния, во все стороны простирались пустые земли. Абсолютное ничто. Никаких ориентиров. И даже когда они, предполагая, откуда попали сюда, прошлись по кругу, ничего не попалось на пути. Портал исчез, как и шанс вернуться назад.

— Значит будем идти куда глаза глядят. Лучше, чем умереть, стоя на месте, — заключил Акрош, почёсывая проклёвывавшуюся щетину.

Он сознательно не смотрел в глаза короля, справедливо опасаясь его гнева в ответ на собственную злость. Сейчас он как никогда далёк от Винелии, и подозревал, что на этом путешествие запросто завершится.

— Не совсем так, — мотнул головой Ник, прислушиваясь к собственным ощущениям. — Куда бы мы не попали, здесь я всё ещё чувствую притяжение ариуса. Будем ориентироваться по нему и впредь.

Так началось их новое путешествие.

* * *

В этом месте не существовало время. Не было искры жизни. Драконы будто провалились в великое ничто, и шагая по бесплотным землям, не сразу догадались, что не испытывают жажды. Как чувства голода или усталости. Они шли молча, заворачиваясь в кокон тишины, как в одеяло, ощущая лишь странную сонливость, за которой не прятался настоящий сон. Отупение, вот что нахлынуло исподволь через тысячи тысяч шагов.

Первым ему поддался Акрош. Он глядел себе под ноги, переставляя их скорее по инерции, чем желая куда-то дойти. В какой-то момент мужчина засмотрелся, как минорно подсвечены его ботинки голубоватым светом, как интересно и в то же время успокаивающе скользит тень, всё больше и больше удлиняясь, тускнея. Помотав головой, он очнулся, сообразив, что застыл на месте, а Ник даже не заметил этого, продолжая тупо идти вперёд, ведомый неизвестным магнитом.

Акрош скоро нагнал его, и принудил себя внимательно следить за собственным шагом, чтобы вновь не задремать, поддавшись царившему вокруг однообразию. Однако, когда Ник замер, наклонив голову набок, мужчина проморгал это событие и сам остановился только когда свет стал едва освещать путь. Это было как ушат воды за шиворот, его пробрал ледяной холод, и он опрометью бросился назад, чтобы растормошить Никлоса:

— Не спи, морвиус тебя побери! Это место усыпляет нас! Словно забирает жизнь, превращая в пустоту! — закричал он в ответ на тупое выражение королевского лица. Осмысленность вернулась не сразу.

— Значит, вот что это такое. Ни еды, ни воды, ни воздуха, ни света. Бесконечная тьма, от края до края. С каждым разом будет всё сложнее и сложнее выплывать из беспамятства, пока окончательно не сдадимся и не превратимся в песок, — невыразительно и как-то устало ответил король. — Блаженное ничто.

Акрош взъярился и отвесил поистине королевскую пощёчину, звонко пройдясь по шрамам на лице Никлоса, от чего тот взвизгнул от боли и оттолкнул маршала, прижимая руку к щеке.

— Кажется, боль вернула тебе ясность ума, — язвительно проговорил Акрош.

Только сейчас Ник заметил уродливые язвы на шее мужчины, сквозь которые сочилась сукровица. В голубоватом свечении это выглядело поистине скверно и ему показалось, что здесь, в этом нигде, Акрош может чувствовать и даже говорить. Но если они вернутся назад… Ник отогнал непрошеные мысли. Пока боль проясняла ум маршала, но что будет дальше?..

— Мы полетим. Крылья будут держать нас в тонусе, так быстрее преодолеем эту пустыню.

Светлая мысль показалась настолько простой и предсказуемой, что оба почувствовали себя нехорошо. Словно она должна была сразу прийти им в головы, а не спустя часы, когда они чуть не потеряли друг друга.

Превращение далось нелегко. Утратилась та искра, что как фитиль разгоралась внутри каждого дракона, прежде чем вылезти наружу чешуёй и когтями. Даже не с первого раза удалось отрастить крылья, обзавестись клыками и дыхнуть огнём, прогоняя пустоту. Поднявшись в воздух, они оба почувствовали странность. Здесь не было восходящих потоков, не было движения. А значит невозможен и полноценный полёт. Их буквально прижимало к земле, и они рухнули, не пролетев и нескольких метров.

Приняв человеческую форму, оба не смотрели друг на друга и продолжили путь, каждый про себя считая шаги, стараясь как можно дольше сохранять концентрацию.

Спустя тысяч десять абсолютно одинаковых переставлений ног, Ник ощутил перемену в воздухе. Нечто неуловимое пронеслось над ними, однако голубой свет не поймал движения, даже крошечного кусочка невидимого существа.

— Заметил что-то? — будто обращаясь к самому себе спросил Акрош, прикрывая глаза.

Яркий свет из груди Ника начал его раздражать. Ему хотелось покоя, хотелось забыться так же, как унялась боль в шее, растворившись в блаженной пустоте. Он чувствовал, как в рот набилось пыли, но не было дискомфорта, он просто констатировал факт, что пыль теперь была внутри него. В глазах, в ушах, в носу и рту. Повсюду, словно он сам пыль… словно кроме неё нет ничего…

— Что? — переспросил он, сообразив, что Ник втолковывает много слов, которые своим звучанием приносили ещё больше раздражения.

— Я говорю, мы здесь не одни, — воскликнул король, замечая, как посерел его друг.

Он подошёл к нему вплотную и взял за плечи, встряхивая, поражаясь как много пыли скопилось на одежде и волосах маршала. Он будто мешок с мукой в подвале старого дома. И такой же сухой наощупь. Язвы на шее совсем скрылись за пыльной корочкой и больше не выделяли жидкости. Не встретив сопротивления, Ник заглянул в рот товарища и увидел, что и там не было слюны. Не было влаги в глазах и носе. Акрош высох за эти тысячи шагов и сам стал походить на пыльную равнину.

Испугавшись, Ник отпрянул назад, засовывая пальцы в собственный рот, отряхивая пыль с рубашки и брюк, понимая, что сам он лишь едва-едва покрылся этой гадостью. В нём было ещё достаточно воды. И он не понимал, в чём такая разница. Почему Акрош быстрее сдаётся, ведь поначалу борьбы было больше в нём.

Остатки разума Акроша проснулись по щелчку, после прикосновения Ника. Мужчина быстро догадался, что с ним приключилась беда. Сообразив какая именно, подивился своей судьбе. Он столько раз бывал в битвах, участвовал в дуэлях, заимел столько врагов… ему было странно понимать, что, скорее всего, окончит жизненный путь здесь, в этой соблазнительной, прохладной пустоте, где столько звенящих колокольчиков, где слышится журчание воды и женский смех…

Очнувшись, маршал помотал головой, заметив, что Ник вновь застыл, погружаясь в пустоту. Приблизившись, он обратил внимание, что свет в груди короля слегка померк, а пыль снизу, без ветра, сама поднимается вверх, потихоньку оседая на королевском теле.

— Неужели мы так просто сдадимся? — в отчаянии пробормотал Ник, возвращаясь назад. — Это место, оно будто живое, будто стремиться забрать всё, что у нас есть, поглотить и превратить в пустоту…

Ему показалось, что он это уже говорил. Или подумал. Слова стали сложными, тяжёлыми, они камнем застревали на губах, связывая их, теряя смысл.

Тогда они решили говорить. Что угодно, но не молчать. Снова тронувшись в путь, по очереди рассказывали истории из прошлого. Травили военные байки, делились детскими воспоминаниями. Потом перешли на мечты о будущем. Когда всё закончится, и они победят. Нику особенно тяжело давались эти мысли. И не потому, что он не верил в победу, нет, его тяготила мысль, что после неё его ничего не ждёт.

Пустыня показала себя, когда у них закончились слова о будущем и прошлом. Это было похоже на ветер без ветра. Кожа не испытала прохлады, но пыли стало больше. Теперь она поднималась в воздух сама по себе, скручиваясь в небольшие смерчи и налётная на них со всех сторон, стремясь забраться под одежду и вгрызться в кожу. Глубже, ещё глубже, сквозь лимфы, сквозь подкожную прослойку, мимо сосудов, мимо вен, прямо в мышцы, а затем и в кости.

Это было так, как если бы пустыня устала ждать, когда же они сдадутся. Когда позволят ей увлечь их, уложить спать в дрёму без сновидений, пока они сами не станут песком и пылью. Пока не перестанут быть.

— Я вижу их, — сощурившись, но глядя в противоположную от света сторону, пробормотал Акрош.

— Кого?

— Родителей. И братьев. Они ждут меня. О! Поместье Адегельских. Чтоб меня побрали морвиусы, оно совсем как новенькое! И Тьен, совсем ещё мальчишка, — Акрош счастливо улыбнулся и помахал кому-то невидимому. — Они все там. Ждут меня. Отец разливает виски из старых запасов, набивает трубку. Он всегда гонял меня, ему не нравилось, что я повторяю его привычки, — мужчина рассмеялся, подмигивая пустоте, не обращая внимания, что оказался в центре небольшого смерча, от колен поднимавшегося выше. — И даже Брошин в кресле с книгой… никогда не видел его таким спокойным. Он сам на себя не похож…

Ник встряхнул его, пытаясь вернуть назад. Но Акрош больше не видел пустоты. Вместо пустыни вокруг на сотни метров раскинулся цветущий сад, высаженный его прабабушкой. А вот и она, копается среди яблонь в полосатом переднике, совсем молоденькая, хохотушка с короткими руками. Такая довольная, поглядывает куда-то в сторонку, откуда доносится заливистый смех её дочерей.

Акрош понял, что все поколения, уходящие вглубь истории его семьи, здесь. Почувствовал связь со всеми утраченными близкими и друзьями. Он знал, что если выйдет из сада и чуть пройдётся по туманной аллее, то придёт к дому пропавшего без вести друга Верста. Знал, что, если захочет, отыщет и своего дуэлянта, от руки которого чуть не погиб. Он знал, что тот не держит на него зла и с удовольствием пропустит по стаканчику заокеанского коньяка, вспоминая о прошлом.

Мощный удар в челюсть опрокинул маршала и тот рухнул как подкошенный ослеплённый вспышкой острейшей боли. Кажется, он лишился парочки зубов, кажется, эта боль спасла его жизнь. Он ощупал лицо, замечая, как сквозь пальцы сыпется песок, замечая, каким тонким он стал сам. Одежда висела как на скелете, а пыли было столько, что она собралась вокруг него небольшими холмиками.

— Ты исчезал, — прошептал Ник, помогая подняться. — Заговорил о какой-то бессмыслице, а потом будто заглянул внутрь себя и начал истончаться. С тебя подсыпался песок, и я догадался, что дело дрянь и ты здесь сдохнешь.

— Почему это место трогает тебя не так сильно?

Король пожал плечами. Его догадка была хуже любой правды, поэтому он не стал её озвучивать. Акрош догадался сам.

— Потому, что твои шрамы старые. Потому что я могу не выжить, если мы вернёмся назад. Я понял, куда мы попали. Это место… принадлежит мертвецам. Я видел их всех. И друзей, и врагов. Бесконечный покой, куда мы попадём, когда умрём.

— А мы угодили в него живыми, — Ник беспрестанно оглядывал небо, пытаясь вновь увидеть то невидимое существо, что преследовало их последние неизвестные часы их пребывания в этом капкане смерти. — Однако, где бы мы ни были, это место связано с миром живых, так как я чувствую, что путь до Селесты сокращается. Притяжение ариуса усиливается, значит мы можем до него дойти. А там, может быть, даже сможем найти дыру или что-то, что поможет выбраться отсюда.

Акрош тускло посмотрел на него. Он не стал говорить Нику, что эффект от удара почти прошёл и он вновь слышит зовущие голоса мёртвых. Не стал говорить, насколько маняще они звучат.

* * *

Ник размышлял над одной загадкой — чем отличаются грёзы от смерти?

Это место сильно напоминало бездну грёзы. Здесь так же видны эфемерные тени близких, далёкий материнский голос, зовущий его в летнем лабиринте, чтобы показать гнездо трясогузки. Отцовское дыхание за спиной, молодецкий хохот Рупера, сбросившего с плеч тяжкие годы и вновь сигающего в человеческом виде с самой высокой башни дворца, чтобы только в последний момент отрастить крылья и пролететь в полузверином облике над столицей, поражая горожан причудливым видом.

При желании и, если сощуриться, можно даже увидеть то, чего совсем не ждёшь. Потаённое, запретное, доступное только мертвецам. Ник намеревался воспользоваться возникшим шансом.

— Акрош, ты как? — отряхивая песок с колен, спрашивает он, а затем сильно бьёт по плечу заснувшего товарища. Тот аж подскочил, хлопая глазами, недоумевая, где находится.

— Видимо, сами мы отсюда не выберемся. Нужна помощь, — говорит король в ответ на немой вопрос. — Ради этого придётся ввязаться в опасную авантюру. А чтобы я окончательно не усох и не развалился как песчаная скульптура, ты будешь сторожить мой сон.

— О чём это ты толкуешь? — подозревая крайнюю пакость покосился на него маршал.

Он украдкой ощупывал шею, поражаясь её сухости. В чувство его привела не боль, а скорее лёгкая дезориентация от толчка. Мужчина всё больше утрачивал связь с миром живых. В голубоватом мертвецком сиянии его одежда уже почти не имела цвета: оглядывая лацканы брюк и ворот рубашки, Акрош отмечал, как быстро сереют вещи, а песок вплетается в структуру нитей, замещая ткань. Чтобы быть ближе к телу. Чтобы добраться до нутра.

— Я собираюсь поискать Карга или Клэрию. Кому как не им знать, что такое смерть и как можно от неё улизнуть. Планирую выяснить, есть ли способ убить Ктуула и остановить вечных. Твоя же задача следить, чтобы я не погрузился слишком глубоко. И для этого будешь резать мою плоть, добывая кровь. Это место не терпит жидкости и так вышло, что кроме слюны и крови у нас больше ничего нет.

— Я не ослышался? Ты хочешь, чтобы я резал тебя, чтобы ты не превратился в песок? Ты хоть понимаешь, как это звучит?! — осипшим голосом вопрошает Акрош, а Ник опускается обратно на песок и даже ложится в него.

С момента как они попали в это место, почва под ногами измягчилась, становясь пустыней, полной мягкого песка. И хоть король не устал, его разум желал этого чарующего покоя, желал оказаться в мире мёртвых, чтобы сбросить с себя навалившееся бремя ответственности за судьбу мира. Пусть кто-то другой решает проблемы, спасает людей и преодолевает трудности. Он больше не относит себя к ним, он проиграл и может забыться, утратив страсти живых.

Ленивый ток мыслей под вялое бормотание Акроша уносил короля дальше от этих мест, отправляя туда, куда он так жаждал попасть при жизни.

И когда в следующий раз Ник открыл глаза, то перед ним оказалась высокая горная круча, у подножия которой раскинулся многоярусный дворец с флюгерами и остроконечными башенками. От высоты скал захватывало дух, небо переливалось синевой с белой поволокой и вверх взлетали шумные ласточки, наперегонки гоняясь друг с другом.

Приложив руку ко лбу, заслоняя свет ослепительного солнца, он увидел, как открываются врата дворца, и на пороге возникает пара лошадей с всадниками.