Восхождение богов (СИ)

Глава 1. Сны из другого мира

Селеста

— Свободная касса! Добрый день! Что будете заказывать? Соус положить? Хорошего вам вечера! Спасибо, и вам!

Она говорила заученными фразами и репликами, уже давно не вдумываясь в смысл слов. Как на автомате принимала заказы, улыбалась и щёлкала карточкой по монитору. Закончив смену, кивает напарнику и стаскивает через голову передник, выходя из кафе в жаркий, как печка, переулок. Захваченные мусорные мешки отправляет в контейнер, брезгливо подавив несколько разбежавшихся под ногами тараканов.

Сощурившись, уставилась в фиолетово-красное небо. Скоро резко похолодает и полуденный зной будет вспоминаться как блаженство, без ассоциации с блинчиками на раскалённой сковороде.

Заплетая опять развалившуюся косу, она прислоняется к кирпичное стене и выуживает заранее припасённую газировку. Закурив, стучит кроссовком по грязному асфальту, выпуская колечко дыма вверх. Блаженно отхлебнув из бутылки, прикрыла воспалившиеся от усталости глаза. Ещё один день подходит к концу.

«Скоро вновь увижу его во снах», — мимолётно подумала она, облизывая пересохшие губы.

— Эй, красавица, дашь прикурить? — раздаётся ершистый, ломающий голосок и девушка досадливо морщится.

— Отвали! — равнодушно цедит она, оборачиваясь.

Девушка вовремя отшатнулась от мощного удара бутылкой по лицу — её край прошёл в считанных сантиметрах от носа, и она врезалась в стену, разбиваясь на осколки, отчего мальчишка взвизгнул — осколок впился в его голую ступню.

— Слышь ты! Проваливай отсюда, недоносок! — заорала девушка, гася испуг.

От неожиданности изо рта выпала сигарета, что сильно раздосадовало её. Она бросилась на нападавшего и ударила бутылкой из-под газировки, щедро окропив обоих липким фонтаном сахара и газов. Девушка продолжала бить, пока он вопил, беспорядочно размахивая острым горлышком своей бутылки, пятясь назад из тёмного переулка, пока не вывались на улицу под ноги прохожих, и уже от их воплей бросился наутёк.

— Стерва! — прокричал вслед, и в его глазах мелькнула такая ненависть, что девушка застыла, будто напоровшись на бетонную стену.

Взбесившись от обиды, она склонила голову, по-особому сощурившись и парень замер, почуяв себя мышкой перед гремучей змеёй. Он стоял на проезжей части, машины объезжали его со всех сторон, раздражённо гудя и давя на тормоза, почти касаясь его, однако мальчишка не мог оторвать от неё взгляд, пока девушка не отпустила его. Вздрогнув, он обхватил виски ладонями, будто ощущая как под кожей жужжат тысячи ос, и убежал, позабыв обо всём на свете.

— То-то же, — пробормотала она, уходя назад, пытаясь отряхнуть форму от коричневых пятен. Её бил озноб от выброса адреналина и она пыталась сообразить, что сейчас произошло.

Сплюнув, выудила очередную сигарету, закурила и прислонилась к похолодевшей стене. Вышедшего на шум сотрудника отправила обратно, радостно сообщив, что увольняется. Ей осточертели малолетние наркоманы, не в первый раз пристающие в день получки.

— Без рабочей визы — страдай, — усмехнулся жирный, как боров, менеджер. — Форму можешь оставить себе. Но зарплату за день не получишь!

Грязно выругавшись, она показала ему средний палец, на что он шумно захлопнул дверь так, что звякнуло стекло, запирая на ключ. Не в первый раз эта сволочь так обращалась с сотрудниками. И не все спокойно терпели его выходки.

Однако девушка не стала ерепениться, зная, чем грозит вызов полиции. Устало выдохнув, она подняла с асфальта бутылку с остатками газировки и не побрезговав допила её.

— Да пошло оно всё! — воскликнула она, запуская бутылку в полёт, кропя и без того грязный переулок, новой порцией битого стекла.

Стоило ей только замереть, чтобы собраться с мыслями, как позади раздалось негромкое покашливание, от которого волосы встали дыбом. Встретившись взглядом со знакомыми глазами, она опрометью бросилась из переулка.

Этот день сразу не задался, но сейчас он стал в тысячу раз хуже.

— Подожди! — далёкий голос замешкавшегося человека дал ей приличную фору, так что, когда следопыт бросился вдогонку, она уже успела стремглав пересечь проспект и выбраться к другим зданиям, скрываясь в очередном закоулке.

К несчастью, охотник знал, что делает. И обладал особым нюхом.

Девушка летела как на крыльях, сбивая мусорные баки и скользя по осклизлым лужам, пока не ухватилась за пожарную лестницу, с лёгкостью гимнастки подтягивая тело наверх и быстро перескакивая через ступени, чтобы нырнуть в открытую дверь третьего этажа. Её дыхание даже не сбилось, а мышцы не устали, когда она выскочила через окно, рыбкой скользнув вниз, падая на вонючие мешки. Только на секунду застыв, чувствуя, как по плечу растекается вонючая жижа из лопнувшего пакета, девушка вывалилась наружу и со всех ног побежала дальше.

Запах должен запутать преследователя. Его рецепторы взвоют, когда он попытается выследить её, потеряв в запутанных улочках многомиллионного города.

Смахнув с лица жухлый листик салата, девушка быстрым шагом прошла насквозь рыбного ресторана, стащив с утопавшей в пару кухни дольку лимона. Вернувшись на залитую вечерним солнцем улицу, она нерешительно застыла, прислушиваясь к своим ощущениям, а затем нырнула в толпу возвращавшихся с работы людей, не обращая внимания на крививших носы прохожих и шарахавшихся собак.

В её мыслях царил хаос и она намеревалась как можно скорее добраться до арендного жилья, чтобы драпануть из города куда подальше.

Это был не первый её побег.

Сойдя с крупной, заполненной машинами и солнцем, улицы к полузаброшенным зданиям промышленного квартала, она немного повеселела и сердце уняло бешеный ритм. Так было до момента, как она свернула к бывшей фабрике, переделанной в дом под сдачу жилья. Прямо на ступенях входной лестницы её дожидался давешний преследователь.

Застыв и взъярившись, будто дикий пёс, она сжалась, готовясь рвануть обратно, однако была остановлена примирительным жестом мужчины, тотчас подскочившего с места, как только она показалась в конце улицы.

— Подожди, Клэр! Не убегай, пожалуйста! — воскликнул он, медленно спускаясь вниз.

В его жестах — покорность и смирение. Он клонит голову набок, показывая шею, и выставляет опущенные книзу руки, будто успокаивая зашуганного зверя. Движения плавные, пожалуй, чересчур плавные для человека: он будто перетекал с места на место, так точно контролируя каждую мышцу, связку и сухожилие своего тела, чтобы в случае чего прыгнуть с места и в два счёта оказаться рядом с ней.

Настороженная и со злым прищуром в золотисто-голубых глазах, девушка оставалась на месте ровно до той секунды, пока он не оказался в нескольких шагах от неё, успокоенный её обманчивой неподвижностью. Тогда она сдавила в руках лимон и брызнула соком, точно попав в его расширившиеся глаза.

Мужчина тонко завопил, съёжившись и пытаясь унять дикую резь. На губах Клэри мелькнула злорадная ухмылка и она развернулась, чтобы припустить во всю прыть, когда её схватили за лодыжку и с силой потянули вниз, так что она плашмя растянулась на холодном асфальте, приложившись подбородком.

По-звериному зарычав, девушка дёрнула ногой, пытаясь стряхнуть железную хватку всё ещё воющего преследователя. Развернувшись и столкнувшись взглядами с янтарными глазами, осознала — ни за что не отпустит.

И тогда ударила свободной ногой прямо в лоб. А когда промахнулась, ударила ещё и ещё, ужом извиваясь в его руках. Бесчисленное количество раз ей удавалось задеть его. И даже вырваться, ползя вперёд, покуда он приходил в себя от очередного выпада.

Наконец, она сумела встать на ноги, и даже сделала несколько шагов, когда её остановил его усталый голос.

— Клэри, пожалуйста. Давай хоть раз поговорим. Я же твой брат, а не какой-то монстр из маминых сказок!

Девушка скрипнула зубами, звучно щёлкнув челюстью. В конце улицы показалась небольшая компания и при желании она могла воспользоваться удобным поводом, чтобы снова сбежать, однако она не стала.

Уныло вздохнув, развернулась и опустилась на колени, по-волчьи подставляя шею вожаку. Сдаваясь так, как это было принято у них на родине.

Приняв душ и сменив одежду, они разместились в её комнате. На небольшом столике Клэри организовала пару бутербродов с ветчиной и крепкий кофе, которого всегда не хватало на их родине. Солнце давно спустилось за горизонт, с улицы веяло ледяным холодом, пришедшим со стороны океана. Однако они оставались в тонких майках — прохлада совсем не трогала брата и сестру, сидящих друг напротив друга и незнающих, что сказать после пяти лет погони и преследований.

— Ты выросла.

— Можно подумать, раньше я была ребёнком, когда отец решил выдать меня замуж, — язвительно проронила Клэри. Она старательно гасила в себе конфликт, понимая, что ещё пять лет в бегах может и не выдержать. Слишком устала от бесконечной гонки.

— Замужество за кан-альфой не самое худшее, что может случиться в жизни.

Клэри выразительно изогнула бровь, притягивая к себе чашку и делая небольшой глоток. Брат всегда шёл напролом, будучи не склонным к сантиментам. Чего ещё ожидать — весь в отца.

— Лико, если ты ради этого меня искал — забудь. Возвращайся в пределы и передай кан-альфе Корнголик-ана, что его своенравная дочь не вернётся по щелчку когтистых пальцев. А будешь пытаться силой забрать — у меня ещё много сюрпризов припасено!

Чашка треснула в мужских руках и даже стол жалобно заскрипел под потяжелевшим альфой. Он окинул комнату выразительным взглядом, особо задержавшись на испачканной форме с логотипом вшивого фастфуда, валявшейся в углу. Здесь всё кричало о бедности, и это отражалось в его глазах. Как можно променять величие Корнголик-ана на это?

Клэри усмехнулась.

— Я здесь надолго не задержусь. Всего лишь очередная берлога.

— Придушить бы тётку…

— Не она научила меня ходить волчьими тропами, — глухо прорычала сестра. — Инга показала, как можно выжить в этом мире. Только и всего.

Лико поднялся с места и подошёл к окну. Отправляясь в очередной раз на поиски Клэри, он думал, что будет просто убедить её вернуться. Что, поскитавшись по задворкам этой вонючей и перенаселённой планеты, она с радостью вернётся домой. Права была мама — в его сестре оказалось слишком много противоречий.

— Ты же знаешь, почему отец так поспешно устроил смотрины. Почему так торопился выдать замуж.

— Потому что наша драгоценная мама считает, что я такой же магнит для волков, как и она. Что будет лучше, если я выйду замуж, нарожаю деток и окажусь под защитой сильного кан-альфы, как наш отец.

— Она боится не этого, — тихо прошептал Лико, вставая спиной к сестре, чтобы она не увидела, как он аккуратно выуживает из кармана брюк маленький пакетик с белым порошком. — Скажи, тебе всё ещё снятся те странные сны? — нарочито медленно протянул он.

Когда сестра не ответила, он развернулась и тотчас получил по лбу стулом. Падая, он рассыпал серебристый порошок, и тот взвился вверх, окутывая обоих сверкающей завесой. Ни один не успел задержать дыхание и оба вдохнули полную дозу.

— Сонная трава, — прошептала Клэри, чувствуя, как реальность ускользает от неё. Глядя на брата, она понимала, что он очнётся раньше, а значит, когда проснётся она, то будет уже на полпути домой.

— Не бывать этому, — хрипло выплюнула девушка, пробуждая в себе первородную волчью ярость.

Трава начинала действовать, путая реальность и сны, Клэри видела очертания другого мужчины в своём брате, она потянулась к нему и из последних сил ступила вперёд, будто ступая на невидимый путь. Подхватив аварийную сумку, девушка сделала ещё один шаг по волчьей тропе, игнорируя крики предателя-брата и успевая увернуться от его ослабевших рук.

Путались мысли, чувства кружились как серебристые бабочки-звёздочки и вместо знакомого — неизвестное, вместо тропы — пропасть, а за ней — звёзды и сильный ветер…

* * *

На губах соль и от страха замирает в груди: кругом всё — чёрное, опасное. Рука проваливается в пустоту, кручусь на месте вокруг своей оси, пытаясь удержаться на слабой качке, от которой кажется будто падаю в бесконечную тьму. Хватаюсь за деревянный выступ, он останавливает вращение, но тонкая поверхность под ногами слишком неустойчива и я всё-таки срываюсь вниз, всё ещё не ухватывая суть — где я… кто я?..

От полёта закладывает уши, даже крикнуть не успела — воздуха нет. Слышу свист, а падаю прямо в мужские руки и вместе с их обладателем приземляюсь на мокрую палубу корабля. Зажмуриваюсь, а потом вижу его встревоженные глаза, подсвеченные слабыми лампами. О, как он смотрел на меня! Почти с отчаянием, какой-то невыносимой тоской. Ладони сжимают талию, хватка почти как сталь — не вырвешься, даже и пытаться не стоит.

Мгновение стирается, уступая место сомнению.

— Селеста, что с тобой происходит? — полувопль-полушёпот, обидный укор и объятия слабеют, а я вырываюсь наружу, будто сбрасывая с ноги капкан на медведя. Горько.

Чешу нос и звучно чихаю, оглядываясь по сторонам. Где бы не побывала, то место кажется адом по сравнению с потрёпанным всеми зимними ветрами кораблём, на который беспрестанно ругается кэрр Се́дов. Мы не один месяц бороздим северные воды, кажется, что впустую, ведь куда бы не причалили, никто не знает, что именно мы ищем, за какой край земли собираемся ступить в поисках… кого? Легенду или настоящего бога-изменника?..

— Что ты хочешь, чтобы я сказала, Арт?

Моя боль только моя.

Как бы мы не переплетали пальцы, как часто не целовались, прижимаясь изо всех сил, одно остаётся неизменным — мрак, застывший холод между разбитыми душами и немой, колючий вопрос: «Что было между тобой и им?..» Муж знает: стоит задать его вслух — и я как фурия наброшусь на него, срываясь с цепи, проклиная на все лады, стирая то единственное, что осталось у нас. Надежду.

— Минуту назад ты лежала в нашей постели, а потом исчезла и я лишь чудом учуял твой запах с палубы. Опоздай хоть на секунду — разбилась бы или улетела за борт! Сэл, твоя сила сходит с ума!

Вскочив с места, отступила назад, мотая головой. Сотни слов были готовы сорваться в запальчивой горячке, но я промолчала. Снова. И Арт, поднимаясь следом, уловил моё молчание.

— Ты больше не разговариваешь со мной, — с несвойственной ему усталостью выговорил он, отворачиваясь и с силой проводя рукой по лицу, будто пытаясь стереть неразумные слова, и вернуть хрупкое равновесие. Отойдя к бортику и уставившись в непроглядную темень, он прошептал: — Ты возводишь всё больше стен между нами.

А были ли когда-то мосты? Порой кажется, что всё держалось на этой призрачной нити слияния, которая обернулась болезненным разрывом и бесконечной пустотой, которую нельзя заполнить ни разговорами, ни горячими объятиями и нашими желаниями.

— Происходящее со мной никак не связано с ариусом. Это нечто иное.

Встав рядом, опёрлась локтями о борт и посмотрела вниз, тщетно пытаясь разглядеть водную гладь. Луна окончательно скрылась за облаками и только свет от фонарей немного разгонял тьму. Рассредоточившись по палубе, ненавязчиво дежурят матросы, а внизу в каютах спят наши друзья и соратники, утомлённые бесплодными поисками.

Будучи оторванными от цивилизации, мы и понятия не имели, что происходит на берегах королевства, так далеко продвинулось наше путешествие. Теперь пути пролегают по дикому краю, населённому маленькими деревушками, в которых и дракона-то живого никогда не видели, что уж говорить об иных видах.

Мы не знаем, действительно ли проснулись боги, а если так, то что они делают? Как распространяется их влияние? Что задумал Ктуул сделать с Никлосом? После того странного сна-фантазии, я больше не видела своего короля. Моими снами завладела иная особа…

— Я надеюсь, что соплеменники Кукулейко знают, что со мной происходит. Возможно, среди них есть шаманы такого же уровня, что и он.

— Разумеется, ведь нет ничего важнее того, что происходит с тобой, — со странной интонацией в голосе пробормотал Арт.

В полутьме был виден только силуэт мужчины, но даже так было очевидно, чем полны его мысли. В каком сумбуре они пребывают.

— Может сила просто спит, как и слияние. Может нужен какой-то толчок…

Голос сорвался, когда Арт ударил кулаком по дереву, оставив приличную вмятину. Он развернулся ко мне, нависая как громадная, чёрная тень, и змейка страха обвила сердце, пробудив застарелые воспоминания, от которых я сжалась и побледнела. Сила ушла, а вместе с ней и уверенность в себе. Теперь я беззащитнее котёнка, возомнившего себя саблезубым тигром, что обитает в тех местах, куда мы направлялись.

— Слияния нет, потому что ты этого больше не хочешь. Иногда кажется, что ты жалеешь, что оно вообще было. Что наша связь — лишь досадная преграда на пути ваши с Ником отношениях. У вас бы всё сложилось, не будь меня рядом!

Моя рука была остановлена в миллиметре от его щеки, но я всё равно ударила. Коленом прямо между ног, невольно повторяя за своей прародительницей. Я ощутила её свободный гнев в своих венах и он же придал твёрдости голосу:

— Даже не смей так низко думать обо мне! Как ты вообще мог такое сказать?! Я стала твоей женой по доброй воле и с открытым сердцем! Всё это время тянулась к тебе изо всех сил, я боролась за нас, делала всё, что могла! Все говорили, что я должна стать женой короля, тем самым спася мир! «Не убегай, Селеста!» Вот моё предсказание, но я всё равно сбежала! К тебе! — звонкий голос вспорол тьму и разнёс обиду над кораблём и за его пределами.

Пока Арт тихо шипел, пытаясь отойти от моего удара, я толкнула его в грудь, вынуждая отступать, пока он не упёрся в мачту корабля, и даже тогда не остановилась, вставая вплотную и вынуждая выпрямиться.

— Ты же хочешь спросить, не трахалась ли я с Ником, пока была его невестой? Я вижу этот вопрос каждое проклятое утро! Морвиус тебя подери, Арт и это ты обвиняешь меня в том, что я больше не хочу тебя!

Повинуясь импульсу, залезла к нему в штаны и сжала его пах, отчего он неподвижно замер, а потом встала на цыпочки и потянулась к его губам, впиваясь жарким поцелуем, пытаясь вспомнить, каково это — целовать его. До падения, в то тёплое лето, когда казалось, что кроме нас на этом свете больше никого нет.

Его руки остались безвольно висеть вдоль тела, а член даже не пошевелился. Думаю, если бы я оголилась перед ним и станцевала самый непристойный танец пустынных демониц, он бы не откликнулся на мой зов.

— Вот и ответ, — прошептала, в последний раз ощущая мягкость его губ и вдыхая запах родного тела. — Всё сгорело к чертям.

— Что такое «чертям»? — невпопад спросил он, но я не успела ответить.

Позади раздался сигнал тревоги, вспыхнули огни, ярко освещая затенённую палубу и как муравьи из муравейника наверх повылезали матросы, а следом за ними Се́дов и Деян. Вновь затрубили в рог и Арт оттолкнул меня, убирая с пути.

— Уходи в каюту! — приказал он, даже не глядя в мою сторону, пока я пыталась углядеть опасность, замеченную дозорным.

После возрождения богов и угасшего дара Агондария, моря перестали быть безопасным местом. Чудища лишились контроля и теперь нападали на все суда, особо свирепствуя в диких, северных водах.

Дозорный запустил сигнальный огонь, красной кометой пролетевший над кораблём в сторону, откуда шли монстры, подсвечивая блестящие спины в чёрной глади. Десятки тварей лезли к бортам, кривя стозубые пасти. От их заунывного воя кровь стыла в жилах.

Нас ждёт настоящая мясорубка.

* * *

Эта стычка отличалась от прежних. Свирепая, обозлённая, будто хищники заимели единое нутро, жаждущее исторгнуть непрошенных гостей из северных вод. В атаке не было ничего примитивного. Любопытство, с которым прежде спруты пробовали на вкус бочкообразные бока корабля, сменилось давлением, с которым они пытались его перекусить, сжевать и сжать до такой силы, чтобы грот-мачта жалобно заскрипела в объятиях гигантских щупалец, а от тарана невообразимо-огромной акулы-молот матросы на корабле падали, сбивая снасти и опрокидывая бочки.

— Руби их! Все как один! — кричал сориентировавшийся Се́дов и люди бросились с мечами и топорами к самому мощному отростку у рулевой палубы. — Не дайте ему уничтожить руль!

Во все стороны брызнула мутная до черноты жижа и над водой пронёсся яростный полный боли вой. Вскипело море, на поверхность поднялись летающие рыбы. Они бросались вверх, перелетая за борт, и всей массой опрокидывались на палубу, разевая полные острых зубов пасти. Двигаясь как ужи, юркие твари атаковали матросов, целясь им в икры.

Бойня принесла запах крови и тухлой рыбы. Несколько драконов успели обернуться и теперь поливали океан огненными залпами, вынуждая спрутов помельче отпрянуть от бортов, пока их главный собрат доламывал мачту, другими щупальцами отбиваясь от острых лезвий, впивающихся в его грубую шкуру.

Я услышала крик помощника Се́дова, Гори, — ему откусили ногу и теперь он лёжа отбивался от двухметровой рыбины, нацедившейся на всё остальное. Даже при обрывистом свете фонарей видно, как бешено вращаются её глаза, полные безумия и жажды уничтожения.

Будучи в шаге от спуска вниз, я застыла истуканом, а потом бросилась к нему, на ходу разрывая низ платья. Под руку попался кем-то оброненный кухонный тесак, прихватив его, атаковала тварь сзади, впиваясь в верх туловища, от её жалобного визга заложило уши, но я смогла оттолкнуть её от раненого и добить ударом в глаза. На руки налипла зелёная кровь, источающая вонь стухших водорослей. Упав на колени, я подползла к Гори и, не слушая его отрывистую речь, выхватила меч из ослабевших рук и дорубила остаток ноги, чтобы срез был ровным. Я действовала инстинктивно, накладывая слабый жгут и оборачивая обрубок отрезом ткани.

Матрос потерял сознание и я могла только молиться, чтобы он пережил эту ночь вмиг ставшую яркой, как днём. Обернувшись, увидела троих колдунов, сгрудившихся на корме вокруг очерченного круга, из их рук в небо бил ослепительный столб света. Томар Бай едва стоял на ногах, а его дочь почернела от напряжения, прикусив губу до мяса. Корабельный колдун Кордон нараспев читал заклинание и хоть они были далеко от меня, но незнакомые слова звучали будто отовсюду и так гулко, что пробирало до костей, хотелось забраться в норку и сжаться, превращаясь в тень.

Их давление на тварей было так велико, что рыбины прижимались к полу, извиваясь, шипя и повизгивая как маленькие червяки. Только спрут не поддался магии, он взревел, выбираясь всё больше и больше из воды, переползая на корабль, креня его вправо. Колдуны потеряли концентрацию, а вместе с ней и равновесие, их швырнуло набок и они покатились до борта прямо к прыгнувшей навстречу белой акуле.

— Нет! — я закричала изо всех сил, срываясь с места и, балансируя на самой грани, устремилась к ним, пока остальные пытались хоть за что-то уцепиться и не вывалиться в бурлящую хищными пастями воду. Не всем это удалось.

— Амалия! — воскликнул Томар, когда его дочь оказалась в зубах акулы, отец пытался сотворить что-то чёрное, безжалостно вытягивая остатки сил из потерявшего сознание Кордона и не успевал — тварь сомкнула пасть ровно в тот момент, когда я ударила её в бок, а корабль ухнул обратно — драконы спалили спрута, воспламенив вместе с ним и корабль.

Я упала, больно приложившись боком о подвернувшийся моток цепей, и задела рыболовный крюк, вспарывая плечо. А пока пыталась высвободиться, Томар сиганул через борт и скрылся в темноте вслед за ушедшей акулой.

Зашипев от разрывающей боли, дёрнула крюк до конца, с мясом вырывая из кожи, а потом устремилась к оставшемуся колдуну, — от обратной качки его несколько раз перевернуло и теперь он лежал посреди разбитой палубы, раскинув руки в стороны.

Кордон мёртв. Я поняла это сразу, как оказалась рядом: по белой рубашке расползалось красное пятно — он напоролся грудью на торчавшую деревяшку — остатки бизань-мачты. Возможно, он бы выжил, но Томар, в запальчивой попытке спасти дочь, не оставил ему и шанса, вытянув все силы.

Обернувшись, увидела, как выжившие матросы во главе с Се́довым добивают ползучих рыбин и невесть как оказавшуюся на палубе тигровую акулу. Несколько человек уже вовсю тушили рулевую палубу, а в небе над нами кружат три дракона. По цвету крыльев, я опознала двоих — Деяна и Арта. Дав себе секунду, перевела дух и направилась к пострадавшим матросам. Без колдунов, вдвоём с корабельным доктором, мы провозимся до рассвета.

Глава 2. Когда прилетают сильфы

Селеста

На палубу вылетел Томар, в руках держа обессилившую дочь. На инстинктивно отреагировавших ножами и мечами матросов, он не среагировал, падая на колени, прижимая к груди голову Амалии. Закрыв глаза, он что-то прошептал, поцеловав её в лоб, и безропотно отпустил, когда я с доктором Леви решили перенести девушку в импровизированный госпиталь под палубой в общей каюте. Там мы смогли трезво оценить ранения колдуньи.

— Всё не так плохо, — оптимистично заявил Леви, пока Томар, лёжа возле стены, держал пальцы у висков, пытаясь самому не грохнуться в обморок. — Акула не задела внутренних органов.

С моей помощью, доктор сноровисто штопал глубокие рваные раны, щедро поливая спиртом, работая как профессиональная швея. И хоть глаза мои не обманывали, и тварь действительно не искалечила девушку, я нутром чувствовала, что-то не так. Наклонившись вперёд и принюхавшись, уловила тот же запах, что шёл от убитой рыбины.

— Гнилые водоросли, — пробормотала, нахмурившийся.

Руки слабо ныли от напряжения, ещё чесались и в полутьме казались распухшими, поэтому, закончив помогать доктору, я отошла в сторонку, опуская их в таз с морской водой. Сверху ощутимо тянуло мокрой гарью — последствия пожара, из-за чего внизу дышалось через раз.

Дав себе секундную передышку, я намеревалась вернуться к больным, но наткнулась на всклокоченного Томара, который грубо ухватился за мои руки, поднося к лицу.

— Отрава, — прохрипел он. Глаза мужчины расширились, он устремился к дочери, отталкивая Леви и опуская оплетённые магией ладони на её тело.

Минута напряжения скакнула до предела под крик очнувшегося неподалёку матроса, кажется того самого, кому отрубила ногу. Это сбило Томара, и он на негнущихся ногах отпрянул от дочери, шепча:

— Я не смогу её исцелить. От морского яда нет противоядия.

Будь во мне сила ариуса, я могла бы помочь. Разом исцелила бы всех. Но вместо этого могу только накладывать швы и промывать раны. На бо́льшее мне недостаёт знаний и умений. В этой темноте под стоны пострадавших казалось, что блеск дворцовых залов, сияние огней и танцы в роскошных платьях под руку с прекрасными кавалерами остались в другом мире.

Сверху что-то заскрипело, а затем грохнулось и с потолка посыпалась пыльная крошка, заслезились глаза, и я закашлялась, ощущая привкус древесины на губах. Позади зазвучали проклятия Леви — для Амалии он сделал всё, что мог, и успел переключиться на другого раненного: он торопливо накладывал разошедшийся шов на месте глубокой раны шеи.

Прежде чем подняться на палубу, я подошла к осунувшемуся Томару, устало сидевшему у расколотого стола с кружкой воды в руках. Он полностью исчерпал себя и сейчас выглядел как загнанный зверь, окружённый охотниками. После длительного заточения в собственном теле во власти Ктуула, поначалу он выглядел хорошо. Даже помолодел, казалось, влияние старого бога вдохнуло в его тело свежие силы. Однако спустя месяцы плавания ситуация изменилась и теперь колдун напоминал бледную тень себя прежнего. Силы покидали его и Маля опасалась, что отец не переживёт это путешествие.

— Что вы сделали с Кордоном? — спрашиваю угрюмо, осторожно коснувшись его плеча. Колдун встрепенулся, а наткнувшись на мой внимательный взгляд, быстро облизнул губы и попытался ответить ровным голосом:

— Кордон был уже не жилец. Я забрал остатки магии, чтобы спасти дочь.

От моего внимания не ускользнуло, как просто колдун сказал это, и я в очередной раз задумалась о собственных обещаниях. О том, что должна была сделать.

— Я видела раны. За его жизнь можно было побороться, — наклонившись к нему, прошептала, чтобы только он расслышал мои слова. — Вы поступили жестоко.

— Это была бойня. Решение нужно принимать немедленно. Если вы не способны быть жестокой в битве, вам не место в бою, кэрра Селеста, — остро ответил он и я стушевалась, а потом и вовсе ушла, однако мысль занозой сидела в голове: «Я должна была убить его, чтобы убить и Ктуула. Ещё тогда я могла всё это остановить».

* * *

Пока возились в полутьме, над горизонтом вставал тусклый рассвет. Холодное, северное солнце лениво выползало на небосвод, ёжась под стальными, острыми как бритва, облаками. Скоро пойдёт дождь, а вместе с ним придёт тягучий, как патока, туман и без навигации, без звёздной карты, мы вновь потеряемся среди слабых волн.

Прошедшая драка подточила наше судно. Рухнула грот-мачта, руль разнесло в щепки, повсюду видны пробоины, над которыми спешно трудятся матросы, латая их остатками мебели из кают. Люди работают молча, говоря только по делу. На меня смотрят с подозрением.

Потеряв силы — для многих, я превратилась в собственную тень.

Тела тварей успели выбросить за борт, юнга Аскр отскабливал зелёную слизь вместе с кровью. Яд обжёг и обезобразил палубу, чёрными пятнами указывая следы сражения. Чуть поодаль заворачивали тела погибших, чтобы позднее устроить поминки и с честью отправить их в море.

Артан первым заметил моё присутствие. Что-то отрывисто передав Се́дову, окинувшему меня серьёзным взглядом, муж утащил меня обратно вниз в нашу чудом не пострадавшую каюту. Повинуясь смутному предчувствию скандала, я ухватилась за павшие блюдца и чашки, на карачках собирая осколки, смутно отмечая, как накатывает свинцовая усталость.

Одно неверное слово. Тембр голоса… и будет взрыв.

— Я велел тебе спуститься вниз! — цедил мой муж. — Ты могла пострадать. Могла погибнуть. Ты хоть понимаешь, чего избежала? Нет, даже не догадываешься, скольким из нас пришлось рисковать собой, чтобы уберечь тебя! И ради чего?! Ты не боец! В тебе нет магии! Ты благородная кэрра и тебе…

— Довольно! — вставая с колен, я рассердилась до звона в ушах.

Если бы взглядом можно было убить — Арт сгорел бы дотла, но он лишь сложил руки на груди, выразительно изогнув бровь.

— Ты хочешь поскандалить или может поговорим о действительно важных вещах? Ах да, нельзя — ведь я благородная кэрра, а им не пристало присутствовать на собраниях группы! Я должна сидеть в каюте, чинно и смирно, и молчать в тряпочку, не так ли? Всё ради моего хрупкого равновесия!

Из рук выскользнуло блюдо и звонко разбилось на куски, а я топнула каблуком по осколкам и выставила палец в Арта.

— Может я и не умею махать мечом, но одну тварь пришибить сумела! Я не позволю делать из себя кисейную кэрру, которая зажимает глазки при виде крови! Я умею за себя постоять, как и умею штопать и резать плоть. Может моих сил больше и нет, но с иглой и бинтами обращаться обучена. Может я больше не белая драконица, но мой опыт не исчез вместе с силой. Я сталкивалась с вечным чаще, чем вы все вместе взятые. И выжила. Самостоятельно! — последнее слово сорвалось криком и от досады скрипнула зубами, звучно щёлкнув челюстью.

Мне не хотелось срываться на банальный скандал, но жуткая ночь довела до точки.

— Тебе придётся смириться с моим решением, жена, — неожиданно холодно заявил Арт. — Всё это время тебя берегла сила ариуса, но её больше нет. Однако ты по-прежнему остаёшься единственным шансом остановить богов. И раз у тебя нет сил — ты будешь слушаться. А мы будем беречь тебя от всего на свете, пока не найдём способ вернуть твои силы.

От моего гнева должны были полопаться оставшиеся бокалы, а из ушей потечь кровь, но Арт лишь скривился, с непонятной грустью глядя на битую мной посуду. На выходе из каюты он заявил:

— Помни, что несмотря ни на что, я всё равно люблю тебя.

И муж ушёл, заперев за собой дверь. Этот замок появился сразу, как он догадался, что я подслушиваю их собрания. Чего он не знал, так это того, что усидчивости и женских шпилек достаточно, чтобы через несколько дней наловчиться взламывать замок и более аккуратно подходить к вопросам слежки.

Так что я выждала несколько минут, а потом мышкой выскользнула наружу и скрылась в перевёрнутой вверх дном кладовой, примыкавшей к капитанской каюте, куда набился весь старший состав нашей группы.

Их разговор шёл на повышенных тонах, и кто-то всё время кашлял. Через маленькую проковырянную дырочку видела спины, склонившиеся над картой. И позади всех на стульчике возле стены находился Томар Бай со стаканом виски в руках.

— Без якоря нас будет носить по волнам куда заблагорассудится. А без руля мы не можем управлять судном. Сколько времени займёт ремонт? И возможен ли он?..

— Может стоит задуматься о бо́льшем? О том, что мы делаем, куда направляемся? Путь без определённой цели, мы можем годами путешествовать по ледяным просторам, так и не найдя заключительной точки… — хрипло заявил Деян, прижимая к груди руку на перевязи. Его сильно задело в ночной мясорубке, и мужчина отчаянно нуждался в отдыхе. Им всем он был необходим. — Без силы ариуса… даже если найдём отступника… Всё это бесполезно.

Над комнатой повисло тягостное молчание, а я сунула в рот прядь волос, обращаясь к давно забытой детской привычке. Бесполезная. Слабая. Всего лишь благородная кэрра. Сколько бы раз не обращалась к своему нутру — тщетно. Ледяное безмолвие. Силы будто бы и не было никогда. Выжженная пустошь. И сны, мне не принадлежащие.

— Можем сойти на берег. Мы проходим мимо торриканских лагун. Здесь жил Кукулейко. А, как мы знаем, он обладал обширными знаниями о природе старых богов. Может в его деревне есть другие шаманы, которые смогут нам помочь?

— Шаманы?! — встрепенулся Томар. — Опять проклятые шаманы! Вы с ума сошли, раз решили к ним обратиться! Эти твари наверняка служат вечным! Они сдадут нас сразу, как только сойдём на берег!

Артан отрицательно покачал головой.

— Из того, что я понял, Ктуул не считал Кукулейко своим другом. Он убил его из страха. Да, он боялся шамана, а значит в этом есть смысл. Голосую за этот вариант. Если эти люди против вечных, мы сможем получить у них помощь. Как минимум восполнить запасы провианта. Восстановим корабль. И двинемся дальше. Я не считаю, что Селеста утратила свои силы. Предпочитаю исходить из ситуации, что они исчезли на время.

Я могла беситься на Арта сколько душе угодно, но в одном он оставался последователен — в вере в меня. Сердце затопило чувство вины. Осторожно отпрянув назад, тихонько выскользнула из комнаты, прошмыгнув наверх и умостившись на задней палубе, вглядываясь в серую хмарь.

Как муравьи вокруг сновали матросы, прибираясь и разбирая на части сломанное. Где-то наверху уместился дозорный, я видела его очертания в сгустившемся тумане. От запаха гнилых водорослей взбунтовался желудок, и я вспомнила, что давно ничего не ела. Но есть не хотелось.

Вернувшись в каюту, завалилась спать. На бо́льшее меня не хватило. Мысли сумбурно ползали в голове, смешивая в кашу и кровь, и мясо, и отрывки прошлой ночи. Однако к моменту возвращения Арта, я проснулась будто и не спала вовсе. Мне хватило терпения выслушать ещё одну отповедь, как и краткий пересказ совещания. О многом муж умолчал. Но сказал, что они планируют выслать отряд на сушу, чтобы разузнать обстановку. Он его и возглавит.

— Арт, ты больше ничего не хочешь сказать? — спрашиваю осторожно, сминая край одеяла. — О том, что было… до.

В его глазах — вихрь эмоций, но главенствовала усталость. Присев рядом, муж накрыл мою ладонь своей и сжал. Его тепло — моя надежда.

— Что бы между нами не творилось — я верю, что мы во всём разберёмся. Наши отношения — уникальны во всех смыслах. Сэл, иногда я бываю чересчур строг с тобой, но это оттого, что слишком хорошо помню каково это — потерять тебя. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

Он мягко, по-отечески, поцеловал меня в лоб.

* * *

Сразу после прощания с погибшими, отряд во главе с Се́довым и Артом встали на крыло, быстро скрывшись в сгустившемся как молоко тумане. Томар Бай остался с дочерью — у него не было сил, чтобы перенести полёт на спине одного из драконов. Главным был назначен Деян.

Мы пересеклись через пару часов после отлёта отряда, когда я решила немного освежиться после затхлого лазарета. На палубе вовсю кипела работа над восстановлением повреждений, стучали молотки, матросы тянули паруса, разматывали и заново складывали канаты. Деян нашёл меня на корме, уместившейся на самом бортике с кружкой чая в руках. И поначалу мужчина молча устроился рядом, задумчиво разглядывая меня, будто пытаясь понять, что я здесь забыла. Маска на его лице порвалась и сквозь неё проступала изуродованная кожа.

— Любовь Арта к тебе мешает ему поступать как до́лжно, — неожиданно заявил он.

Я подавилась чаем и звучно закашлялась, недоумённо глядя на него.

— Он должен отпустить тебя, — наконец молвил Деян, отворачиваясь и стягивая с лица опостылевшую маску. Проминая шрамы, мужчина дал мне время обдумать его слова.

— Считаешь, что без слияния нет любви? Думаешь, что я цепляюсь за Арта в тщетной попытке отыскать исчезнувшее? — спросила с горечью, вынуждая развернуться и предстать в истинном обличии.

Яд Чёрной пьетты глубоко проник под кожу, вынудив её неестественно изогнуться, пойти крупными буграми, почти скрывающими повреждённый, слепой глаз. Заметив жалость, Деян тотчас вернул маску на место, скрепляя её застёжками. Взгляд посуровел и далее он говорил жёстче:

— Считаю, что он опекает тебя как невесту Равновесия, девицу, не знающую, что такое жизнь. Ведёт себя как благородный кэрр, оберегающий возлюбленную, незнающий, как много силы скрыто под этой хрупкой кожей. И боли, — его голос смягчился. — Калиста рассказывала о слиянии. Говорила, что оно берёт начало из родства душ. Могло ли так получится, что после всего, через что ты прошла, твоя душа изменилась и более не соответствует его? Ваши пути разошлись. И если Артан не примет этого, случится беда.

— Ты говоришь так, будто я уже приняла решение. Будто больше не люблю его, — запальчиво отвечаю ему, сходя с места и выплёскивая остатки чая за борт. — Наша история с Артом не завершена. Мы со всем справимся. И если слияние не вернётся — так тому и быть! Это не разрушит наши чувства!

Моей горячности позавидовали бы котлы в королевской кухне, но я не сумела убедить Деяна. Он лишь печально улыбнулся, расчёсывая кожу под маской. Он хотел что-то добавить, когда над поверхностью моря пронёсся печальный полустон-полупесня.

— Киты? — удивился Деян, а потом побледнел. — Сильфы вернулись.

Похолодело, пропуская удары, сердце, и будто стая мурашек пробежались под одеждой, немилосердно обжигая ледяным до коликов раздражением. Мы оба уставились в серое небо. Сильфы всегда нападают, пикируя вертикально-вниз, как штопор, входя в воду, а потом взмывая обратно и как бумагу разрезая человеческую кожу. Острые бритвенные перья запускались подобно стрелам и увернуться от прозрачного блеска — почти что невозможно.

Деян ухватил за локоть и силком потащил к лестнице вниз, начиная кричать под вновь заволновавшийся колокол тревоги:

— Превращаемся! Всякий, кто способен на это, — прекращайтесь! Сильфы, сильфы летят! — в его голосе усталость соседствовала с отчаянием — он не верил, что мы выстоим против летающих монстров. В прошлый раз это удалось благодаря объединённым силам колдунов. Но без Мали и Кордона, с ослабевшим Томаром — это будет не битва, а жестокая резня.

— Отпусти меня!

Я пыталась вырваться, но хватка была настолько болезненная, что доносился лишь противный мышиный писк, а вместо ударов по коленям и бёдрам, я колошматила воздух, всё время промахиваясь. А стоило дотронуться до Деян, так он развернул меня и пришпилил к стене лестницы, придвигаясь вплотную, чтобы раненные, кто мог летать, поднялись наверх.

— Только попробуй сопротивляться! — прошипел он, сдавливая до онемения плечо, пока над нами раздавались крики чаек — эти летающие крысы ещё больше нас ненавидели сильф — те безжалостно истребляли птиц. — Сейчас ты спустишься на самое дно и спрячешься в самом большом дерьме, что сможешь отыскать. И будешь сидеть тихо, тише мышки, будто тебя вовсе нет! Поняла? — он встряхнул меня, отчего затылком врезалась в выступ деревяшки и чуть-чуть прикусила язык.

Молча кивнув, была отправлена за шкирку вниз, и только потом отпущена. Деян проследил, чтобы продолжала спуск вниз, а я услышала, как он призывает всякого, кто способен хотя бы стоять ровно и держать меч, подняться наверх.

В глубине души я порадовалась, что Арт улетел. И испугалась — успели ли они убраться из неба до прилёта этих бестий? Последняя мысль разбилась вдребезги — кто-то столкнул меня в трюм, и я рухнула картошкой вниз, а надо мной померк свет и раздался лязг задвижки. Не доверяя, Деян закрыл дверь на замок.

Почему-то здесь особенно сильно чувствовался запашок водорослей, будто где-то поблизости сдохла одна из ночных тварей. Что за ирония! Выжить после стычки с морскими гадами, чтобы подохнуть от клыков летучих!

Здесь ни зги не видно, только слышен топот сапог и чувствуется капель — где-то есть течь. От холода вспотела и будто покрылась тонким налётом слизи. Под ноги всё время лезли какие-то бочки, коробки, снасти и прочие вещи, будто сговорившись меня уронить и окончательно добить. Я не могла понять, то ли зубы так сильно стучат, то ли где-то уже идёт бой?

Хотелось взбеситься, заорать как ненормальная, и броситься наверх, драконьей тушей разбивая запертую крышку, а потом подняться в небо и наравне с мужчинами драть и рвать сильф, уничтожая их красоту.

Ох, они были красивы! Так красивы, что не сразу видишь ледяное равнодушие в глазах воздушных ящериц с человеческими телами и крыльями орла. Не видишь кисточку на конце длинного тонкого хвоста, внутри которой прячется жвало, готовое вонзиться в тело, поражая его обжигающим, смертельным ядом. А коли не достанет, то обязательно заденет крылом, перерезая сухожилия и вспарывая кожу до костей. О, у этих волшебных монстров ещё много хитростей было припасено! И кто говорил, что они вымерли в эпоху старых богов…

Теперь монстры воскресают как будто праздничные подарочки, сами выбирающиеся из-под новогодней ёлки.

Я прикусила губу, пытаясь сообразить, откуда взялась последняя мысль, почему перед глазами так и стоит пушистая ёлка, украшенная стеклянными шарами и фигурами, под которыми, завёрнутые в разноцветные ткани, лежат коробки с подарками. Что это за традиция такая? Откуда она взялась во мне?

Не успев погрузиться в полусон-полувоспоминание, как надо мной пронеслись крики и жалобные вопли, сравнимые с женским плачем. Что-то падало, сотрясая корабль, отчего расширилась течь. Что-то гремело как тысячи барабанов на королевском параде, сопровождаемые хором патриотов, поющих победоносный гимн. Или же какофония звуков смешивалась в единый неразборчивый рёв, от которого ныли кости и тянуло закричать в ответ.

Я опускаюсь на колени, наощупь ухватившись за деревянную коробку, от которой тянуло чем-то масляным, прогорклым, а потом аккуратно пододвигаю её к лестнице и встаю, спиной упираясь в крышку. Деян считает бесполезной, раз во мне нет огня, но он не знает, какой талантливой я могу быть, если захочу. И к тому же — на слух течь явно усиливается, под ногами уже хлюпает и подошва целиком под водой — значит трюм скоро затопит и лучше я умру в бою с летающими тварями, чем утону как крыса в тонущем корабле.

Нужно всего лишь правильно сосредоточиться. Отрешиться от всяких глупых мыслей, что если ошибусь, то застряну посередине и тогда части корабля в лёгкую порежут на лоскуты, а если перенапрягусь, то не смогу вернуть человеческий облик и тем более встряну, и даже лапой пошевелить не смогу. Что затея моя — высший пилотаж для дракона, тут нахрапом не обойтись, нужны годы практики, ну разве только если…

И я чувствую себя как глина или пластилин, легко подстраивающийся под днище крышки. Чуть больше силы, выделяемой при превращении, нажима для контрольного удара, а потом раз — и крышка под давлением лопается по швам, разлетаясь на куски, а я вылетаю наверх и падаю, окружённая сломанными деревяшками прямо напротив пытающейся подняться Амалии.

У неё круглые глаза от испуга и зелёный вид покойницы. Глаза пожелтели, а губы побелели, и она вот-вот отдаст концы, но нет же. Вот подтягивает к себе какую-то тряпку, а следом нож, и из последних сил встаёт, обращаясь ко мне:

— Раз уж суждено помереть, не лучше ль сделать это как воин, а не…

— Крыса.

Мы понимающе переглянулись и я, положив её руку себе на шею, помогла подняться. От лестницы наверх доносились крики, и разочарованные вопли, смешиваясь с запахами дыма, огня и горящей плоти. В этой разноголосице не разобрать и не понять ничего, только чувствуется как пот застилает глаза, как от сухости пробирает царапающий горло кашель, а от давления в висках будто голова через миг лопнет.

Рука Мали кажется стотонной, а запах её тела отвратительным, но я прижимаю её сильнее к груди, ладонями почти полностью обхватывая щуплое тельце. Как же много силы в этих хрупких костях! Как много магии держится на кончиках пальцев, когда она распахивает запертую дверцу и мы оказываемся в царстве огня и копоти под пылающим небом, где беснуется орда сереброкрылых сильф.

Я падаю на колени, и Маля валится на обугленный пол — над головами пролетает целый залп блестящих перьев и раздаётся гнетущая песнь — к нам пикирует одна из тварей. Сдохнуть не в трюме — это конечно правильное решение, но что толку от меня здесь, если не успею превратиться?

Перекувырнувшись, бросаю в приземлившуюся сильфу палку, которую она режет на две части, пригибаясь и шипя, как змеюка. Она вытягивает вперёд голову, и изо рта вылезает раздвоенный язык, сопровождаемый низким гулом. На мгновение её внимание переместилось на Амалию, спешно сжимающую кулаки в попытке сотворить что-то мощное, а затем возвращается ко мне. В моих руках иная палка. Теперь она горит, запаленная от горящего паруса. Палуба шатается под ногами, корабль стонет как раненный зверь.

Над головами пролетает сереброкрылый дракон, его обозлённый рёв обрывается атакой стаи сильф и он отступает в сторону, а я, наоборот, наступаю вперёд, подражая летунье, зеркале её движения, тем самым доводя до точки кипения. Её хвост бьёт по палубе, торопясь развернуться, прицелиться и ударить по мне заострённым жалом. И она бы успела, да только я не в первый раз танцую — жало прошлось в сантиметре от подбородка — я отшвырнула себя назад, а затем в сторону и опять, упала на колени, подныривая под нацеленные в сердце крылья и вздёрнула горящую палку прямо в плоскую грудь монстра.

Сильфа завопила, заскрежетала, заклокотала будто чайник, вмиг взлетая вверх и с протяжным свистом уходя под воду.

— Ты должна превратиться, Сэл! — закричала Амалия. — Унести нас отсюда, пока корабль не развалился на части!

Она говорила, а я уже действовала, напрягаясь изо всех сил. Только взгляд всё обращался к неизвестному дракону удивительно изящных форм с золотисто-красной чешуёй и потрясающе всеобъемлющем пламенем. Это была драконица. И как же она танцевала в небесах, уворачиваясь и от когтей, и от острых перьев, щедро поливая огнём вопящих неприятельниц!

Мои движения в разы скромнее: пока Амалия из последних сил держала над нами защитный круг, отбиваясь от ударов и гася звонкие перья-стрелы, я обрастала чешуёй и меняла руки на крылья, а ноги на массивные лапы. Меня тянуло как резину, растягивая до невообразимых размеров, а вместе с этим скрипел и ломался пол. Амалия успела запрыгнуть на спину, ухватившись за высокий гребень, когда я взлетела и палубу порвало в щепки.

Застонал корабль. Запел лебединую песнь. Рухнула последняя мачта, жалобно зазвенели рвущиеся канаты и паренёк-дозорный, единственный из нас человек, спрыгнул вниз из своего укрытия, прямо на спину вовремя подоспевшего Деяна.

Я видела ещё одного дракона с человеком на спине — Томар Бай успел выбраться из трюма, и теперь будто обретя второе дыхание разил сильф чёрными молниями, те падали, застывая как скульптуры, беззвучно исчезая во взъерошенных белыми шапками волнах.

Амалия сжимает бёдрами спину, и я повинуюсь, сворачивая в сторону — мимо пикирует сильфа, она делает кувырок в воздухе и задевает больное плечо когтем. Я бью в ответ да с такой силой, что как мячик отправляю тварь в полёт и она врезается в обшивку тонущего корабля, пока я набираю высоту, поднимаясь выше и выше, скрываясь в тумане.

Здесь всё кажется призрачным, далёким, только запах достаёт — гарь пропитала воздух, смешиваясь с тревогой и чувством беды. На моих крыльях застывает вода — так много влаги стоит в воздухе, снизу тянет и жаром, и холодом, а из молочной темноты выныривают то парами, то по одной сильфы. Они возникают так резко, что не всегда успеваю огреть их хвостом или вцепиться в плоть когтями и клыками, так что летучие твари успевают задеть меня, нанося тонкие, но болезненные раны, целясь в крылья, желая порвать перепонки, чтобы я больше не могла летать.

Я потеряла Амалию в тот момент, когда решила, что оторвалась, девушка просто соскользнула со спины, утратив равновесие — ей приходилось использовать магию, чтобы мы оторвались от погони и теперь у неё просто не было сил держаться. Коротко взвизгнув, сложила крылья и нырнула в небесную пену следом за ней, пытаясь хоть чуть-чуть ускориться и нагнать камнем летящее тело.

Её перехватили прямо у воды, подбросили вверх и я смогла аккуратно поймать когтями, благодарно помахав крыльями красному дракону. Та фыркнула, выпустив струйку дыма, а затем устремилась обратно в эпицентр сражения. Снизу, у воды, отчётливее видно, как мало осталось от судна.

Глядя на него, можно официально заявить, что наша экспедиция окончена.

Глава 3. Голый король

Никлос

Он не знал сколько прошло времени. В тюрьме не было ни часов, ни дней, ни ночей. Сплошной сумрак и успокаивающий гул, прерываемый водным шелестом от проплывающих косяков рыб. В какой-то момент забытия он спросил себя: «Прошёл год? Может десятилетие?..» Вечность, отмеряемая нерегулярными приёмами сырой рыбы и солоноватой воды, от которой тошнило и крутило внутренности.

Распластавшись по дну пузыря, Ник подгребал пальцами ледяной песок, рассыпая его надо лбом в тщетной попытке забыться. Он проваливался в сон как в объятия морской пены, заворачивающей волны в тугие спирали, и нырял в безмолвную глубину, мечтая видеть сны или видения, хоть на миг снова увидеть её…

Но вместо этого сильный озноб вытаскивал его наружу, и он сжимался в комок, пытаясь согреться, дрожа как распоследний нищий, застывший перед входом в роскошные апартаменты. Сумрачное сознание создавало иллюзии тепла и мягкой постели, вкусной еды и шёлковых рубашек. Он сидел в любимом кресле, покуривая трубку и наслаждаясь изысканным кофе с коньяком. Пробуждение всегда вырывало из глотки отчаянный стон, который Ник уже не пытался подавить.

Он забыл о гордости и гордыне, усмирил гнев и больше не пытался вырваться из клетки — нориус ослаб и былое могущество теперь казалось причудой восприятия. Никлос даже не мог создать теневое одеяло, чтобы укрыться, что уж говорить о том, чтобы разбить вдребезги это место и с триумфом вернуться домой.

Правда он не представлял и того, что его там ждёт. И ждёт ли. Может на поверхности уже ничего не осталось, кроме песка и пепла, а его… Учитель восседает на троне из костей и пьёт дымящуюся кровь из кубка костей дракона.

Это видение было настолько ярким, что Никлос выплыл из очередной дрёмы и с трудом поднялся, оглядываясь по сторонам. От костюма остались серые лохмотья, а проводя рукой по лицу и голове, чувствовалось как отросли борода и волосы. Он страшно исхудал, утратив всякую связь с собой прошлым.

Неизменным оставался стержень внутри мужчины. В Никлосе Каргатском было нечто особенное. Его воспитывали настоящие короли. Он вырос, зная, что из себя представляет и даже холод морских глубин не был способен изгнать из него эту уверенность. А вместе с ней и надежду.

Смотря на ссохшиеся рыбьи кости, чувствуя, как тянет живот, он понимал, что скоро придёт тюремщица. Она презрительно бросит ему пару рыбёх и пузатый бурдюк с водой, потешаясь над его ничтожностью. Король давно не вступал с ше́лки в разговор, не пытался напасть или привлечь внимание. Он поворачивался спиной, позволяя бить себя пучком жёстких волос по бокам до тёмно-синих синяков, безропотно снося и угрозы, и насмешки. Он ждал.

И сегодня дождался.

Эта ше́лки была из молодых. Яростных. Она любила задержаться, рассказывая Нику ужасы о пиршествах, устраиваемых утопленницами на берегах его королевства. Ей нравилось делиться подробности и увлекаясь рассказом, тварь теряла настороженность.

Он позволил мертвячке поглумиться над собой, не реагируя, когда она вылила воду на пол, тем самым дразня ше́лки действовать жёстче. Войдя в раж, она пнула его по рёбрам, а потом оседлала короля, впиваясь острыми когтями в плечи, наклоняясь вплотную и облизывая шею, сопровождая движения интимным шёпотом с обещанием оторвать голову и полакомиться глазными яблоками.

И даже когда она сильнее впилась когтями в тонкую кожу, он не пошевелился, только тяжело вздохнул, сворачиваясь как щенок, прячущийся от боли. Ше́лки вздохнула разочарованно. Правы были старшие — он сломан и бесполезен. Она поднялась, планируя напоследок ещё разок пустить королевскую кровь, и тут Ник напал, концентрируя всю мощь нориуса в единую линию, разрезая взвизгнувшую тварь надвое. Она рухнула вниз и её внутренности вывалились наружу как гигантские склизкие черви. Пошёл пар и воздух переполнился запахом крови и морской соли, прежде чем останки превратились в бурый мокрый песок.

— Туда тебе и дорога, — плюнув на него, процедил мужчина.

Следующим этапом было создать воздушную маску вокруг лица, чтобы добраться до поверхности. Затем он пересёк натянувшийся в месте выхода пузырь, и оказался под таким давлением, что застонали кости и заболели глаза. До поверхности океана придётся плыть не один километр.

Используя остатки нориуса, он придал себе ускорения и легко заскользил вверх, даже не видя света, только чувствуя направление, король почти ничего не видел, и скорее чувствовал где верх, а где низ, и временами на него накатывал дикий страх, когда казалось, что он заблудился в этой тьме. Тогда перед глазами вставало лицо Селесты, и он скрипел зубами, упрямо устремляясь вперёд.

Когда же Ник в действительности увидел солнечные лучи, почувствовал надежду, он услышал гулкий воинственный клич ше́лки. Со всех сторон к нему спешат мертвячки, а их волосы растянулись в тонкие сети, готовясь сомкнуться вокруг его лодыжек, чтобы поймать в смертоносные силки.

Напрягшись, он поднажал и мощными гребками потащил себя наверх, изо всех сил давя на нориус, чтобы лететь как подводная птица, чтобы вырваться из водного плена, ощутить тепло солнца на драконьей чешуе, улетая выше и выше, подальше от бесконечной тьмы. Вместе с тем ему казалось, что он уже потерпел поражение, что ше́лки тянут его за ноги на дно, что в наказание они впиваются клыками в податливую кожу, разрывая на части и превращая его в беспомощного инвалида, который никогда не сможет ни ходить, ни летать.

— Сдайся и мы пощадим тебя, — шепчут они, нагоняя. — Отдайся нам, и мы оставим твоё драгоценное тело целостным.

Соблазн был велик, он выбивался из сил, а до воздуха ещё плыть и плыть, и что у него нет ни единого шанса успеть.

«Не сдамся. Ни за что! Всё или ничего!» — в висках барабанила боль и в её ритме читалось врождённое упрямство. Мышцы рвались от натуги, нориус истончался до тонких ниточек и в рот попадала вода, раздирая лёгкие кашлем, но он плыл вперёд, будто летел на водных крыльях и когда до поверхности осталось всего ничего, на его талию легла толстая волосяная верёвка, резко подав назад.

Разлетелась маска вокруг лица, мужчина заорал, и вода ринулась в лёгкие, он видел, как стремительно удаляется свет, а его тянут на дно, в бесконечный мрак, из которого уже не выбраться. Его обуяла такая ярость, будто вспышка над проснувшимся вулканом — раздался взрыв и визг обугленных ше́лки, вода вскипела, пошла пузырями и его выбросило наверх как из пороховой бочки.

Сердце заходилось от облегчения, глаза слепило яркое солнце, и тело ныло от разом ослабевших мышц, он держался на подушке нориуса и впервые за долгое время дышал полной грудью. Он заорал от счастья, когда что-то будто щёлкнуло вокруг и Ник упал на каменный пол.

Здесь было темно. Жёлтый свет от лампы гулял по стенам и потолку, лишь чуть разгоняя тьму. Подняв голову, Ник увидел до боли знакомую обстановку: фальшивые витражи вместо окон, пасторальные картины, кофейный столик, кровать с палантином… Он сам выбирал мебель. Сам решал, в каких тонах покрасить стены и где будет стоять обеденный стол.

Это клетка была его творением.

— Молодец, — раздался сухой, но вместе с тем тёплый голос от входной двери.

Обернувшись, Никлос столкнулся взглядом с хрупкой, невероятно худой девушкой со светлыми, почти фиалковыми волосами и вытянутыми чертами лица. Тонкие бесцветные губы кривились, будто пытаясь выдавить улыбку, а пальцы гуляли по воздуху, как если бы она играла на музыкальном инструменте.

— Я долго плела эту паутину, — продолжила она. — Но пришла пора расстаться с иллюзиями и познакомиться. Меня зовут Туула. Но ты можешь звать меня Тули.

— Ты одна из них? — прохрипел Ник, поднимаясь и подходя к двери, девушка зеркально отступила назад, уходя со света в полутень, где её глаза тускло заблестели золотистым светом.

— Смею предсказать иное местоимение. Одна из нас, — мягко поправила Туула, за уши заправляя прямые локоны. — Ты симпатичнее предка. Но такой же своенравный. Надеюсь, в этот раз всё сложится иначе.

— Ты о чём?

Она не ответила, только ещё раз улыбнулась, в этот раз увереннее и отступила дальше в темноту, пока полностью не растворилась во тьме.

* * *

Его величество король Никлос Каргатский принимал просителей сидя на троне, окружённый верными подданными в лице Селесты Каргат, Деяна и Калисты Адегельских, первого маршала Акроша и прочих представителей ближнего круга. Он принимал документы из рук Богарта, прислушивался к рекомендациям Фредерика, кивал на тихо высказанные советы иных министров и помощников, и всячески демонстрировал благостное расположение духа.

— Они напали на наш дом! — вопиял староста рыбацкой деревушки, стоя под светом полуденного солнца. Натёртый до блеска пол отражал тысячи огней, в воздухе носились ароматы скорой весны, а из приоткрытых окон тянуло морской свежестью.

Стоящие и сидящие поодаль аристократы брезгливо клонили головы, с любопытством оглядывая очередного просителя в замызганном кафтане и рваных штанах. Да он и сам стеснялся своего вида, сжимая в руках чёрную шапочку, обтирая ею взмокший от напряжения лоб. В стариковых глазах застыла боль и острый привкус страха — слишком свежи были воспоминания, как он с семьёй бежал через лес, подгоняемый визгами тварей и воплями его соплеменников.

Здесь в этом роскошном зале прошедшие события казались невообразимыми.

— Что же натворили рыбаки, раз на вас напали ше́лки? — с деланным любопытством интересуется король.

Старик исподволь разглядывает его, клонит голову набок, стараясь запомнить каждую чёрточку — не каждый день увидишь всамделишного повелителя! Однако глаза слезились и черты смазывались, никак не удавалось толком разглядеть, да и постоянно протирать лицо — некрасиво, неуважительно…

— Ничего! Они напали среди ночи! — воскликнул староста, падая на колени. — Ваше Величество, сделайте с этими тварями что-нибудь! Они же людей убили!

Принимая бумагу из рук расторопного Богарта, король постучал по крупному перстню, украшавшему указательный палец, а затем звучно цокнул языком.

— А здесь написано, что накануне вы загарпунили несколько ше́лки. Более того, ещё один выживший сообщил, что крестьянка Полита была изнасилована несколько дней назад, и когда она обратилась за помощью, её саму обвинили в грехе. Девушка сбежала и видимо утопла, став одной из жаждущих. Тогда ты, староста Арк, приказал прочесать берег и бить любую тварь, что попадётся на глаза. Стало быть, тебе было известно, что ше́лки нападают только на виновных. Интересно, ты изнасиловал Политу? Нет, — протянул король, ухмыляясь. — Куда тебе, ты свой член за таким животом не разглядишь, да и стар для молодецких утех. А вот сынок, которого порвали прошлой ночью — вполне.

— Ваше Величество! Да она сама под него легла, потом корчила невесть что из себя! — заканючил трусливо Арк, как в подношении держа руки и качаясь из стороны в сторону.

Взлетели тревожными птицами голоса кругом. История стара как мир — власть любит калечить слабых, и не чувствует за собой вины.

Король продолжает улыбаться. Он тянется за Селестой, и девушка усаживает ему в ноги, кладя голову на колени и подставляя лоб под горячую ладонь. Многие с неодобрением смотрят на них. Многие хмурятся, видя, как изменилась белокрылая драконица. Больше не суетится вокруг детей-сирот, не ездит в больницу, не изучает медицину, да и ариуса давно не было видно… Что же стало с их прелестной будущей королевой?..

— За укрывательство сына-преступника, будешь наказан, староста Арк, — тягуче молвит король, наклоняясь и целуя возлюбленную в висок. — Тебя повесят на рассвете. Деревню — восстановят. Пусть выжившим послужит уроком история твоя. А остальным наука — ше́лки не трогают невиновных. Только тех, кто посмел обидеть беззащитных.

Король назидательно наставил палец на аристократов и те послушно потупили глаза. Строг был их король. Даже жесток. И особо слушал своего нового помощника — некоего Ктуула Первого. Личность, завёрнутая в тёмный плащ с капюшоном, говорившая безличным голосом и двигающаяся так, будто вовсе тела не имеет: как призрак плавая над поверхностью, стоишь себе разговариваешь, а он подплывёт и вздрогнешь от холода, идущего из-под одежды. Коснётся тонкой рукой — будто мертвец пометил — до смерти жутко!

— Оставьте нас, — приказал Никлос, заканчивая с очередным прошением. Всего лишь пара слов, а аристократов как ветром сдуло — никто не желал попасться на королевские глаза.

Покинули зал и близкие друзья короны, только Селеста осталась, да из угла выполз Ктуул, вставая напротив бесстрастного короля. Как только закрылись двери, по залу пронёсся колючий воздух, отсекая помещение от внешнего мира — ни звука отсюда не донесётся до наружных комнат — и никто не услышит, что творится внутри.

Драконица поднялась и потянулась как кошка, разминая косточки и вместе с тем меняя обличие. Фиалковые волосы под солнечным светом заблестели как водопадные струи, а огромные глаза окрасились расплавленным золотом. Она вплотную подошла к недвижимому Ктуул и обняла его.

— Ох, дорогой брат, зачем играешь в эти игры? — нараспев спрашивает она, отпуская его.

Вечный скидывает капюшон и садится прямо в застывшего короля, черты которого рассеиваются как дым, уступая место истинному обличию искусного иллюзиониста.

Ктуул, как и Туула, через золото смотрел на мир, как и она, обладая худощавой вытянутой фигурой с тонкими пальцами. Его волосы темнее, чем у сестры, но такие же длинные и шелковистые, цветом скорее напоминая платину, чем фиалковое серебро. Во лбу держался выплавленный алмаз, сверкающий гранями, когда на них попадали прямые солнечные лучи. Под чёрной хламидой скрывался приятный светло-серый костюм и только кольцо осталось на пальце, с кроваво-красным камнем посередине, к которому задумчиво обращался старый бог.

— Это королевство дорого ему, милая Тули. Если уничтожу драконов — он никогда не присоединиться ко мне.

Носик сестры вздёрнулся, и она обхватила себя за плечи.

— Несмотря ни на что, ты мечтаешь о нём. Веришь, что на этот раз всё получится. А ведь когда-то тебе было достаточно только меня.

Ктуул поднял глаза на сестру, безучастно разглядывающую покрытые сетью тонких морщин руки. Он поднялся с места, проходя в центр зала, вставая на перекрестье солнечных лучей и зажмуриваясь, задирая острый подбородок.

— В те времена с тобой было весело.

— И тогда, и сейчас тебе нравится ломать интересные вещи. Привычка из детства, мой милый братик. Но как сломать то, что уже сломано? — шепчет Туула, оказываясь позади брата и обвивая его шею руками. — Идеальная форма. Идеальная игра.

Мужчина вздрогнул от загробного голоса сестры. Он знал, что не все пробуждённые истинно пробудились. Разум многих по-прежнему блуждает во тьме. Оглядываясь на плавные движения сестры, отправившейся в пляс под музыку, звучащую только в её голове, он поморщился, корректируя звенья ловца снов. Звенья, которые развалятся на части, когда он потянет за нужную ниточку.

— Как ты справляешь с Клосом, сестра? — оторвавшись от серебра нитей, задал вопрос Ктуул, и девушка застывает на месте, кривя губы в хищной улыбке.

— Тебе понравилась моя забава? Одна за другой надежда разбивается, и он уже не знает, что реально, а что сон. Скоро всё будет готово для твоей мечты, брат.

Её глаза заблестели как два медных солнца, по залу будто прокатились маленькие сверкающие капли дождя. Девушка с душой старицы захлопала в ладоши, облизывая острые аккуратные клыки, выступающие из-под верхней губы.

— Он симпатичнее прежнего. Нежнее.

— Он мой, Туула, — предостерёг Ктуул, подходя к сестре и кладя руки ей на талию, притягивая вплотную.

— Да, я знаю твою ревность. И всегда-всегда буду помнить, как больно ты можешь жалить, — вмиг похолодела Туула, и на секунду сквозь нежные девичьи черты проступила жуткая искажённая гримаса боли. — Ты сделал всё, чтобы кроме тебя, у меня никого не было.

Тогда вечный наклонился к ней, целуя в лоб, клоня голову к её уху, шепча едва слышно:

— Как только он станет моим, ты обретёшь свободу, милая сестрица.

В глазах Туулы вспыхнул огонёк отчаяния, и она впилась в его плечи, удерживая равновесие. Призрачный шанс на свободу. Впервые за сотни тысяч лет.

* * *

После первой встречи с Туулой, прошло несколько месяцев. Кроме неё Никлос больше никого не видел, а на расспросы девушка не отвечала. Они говорили о чём угодно, только не о самом главном и лишь изредка Туула проговаривалась, скупо делясь информацией о внешнем мире или о пробудившихся вечных. Казалось, что время застыло в ожидании чего-то непоправимого. Терпению богов можно только позавидовать, но незнанием их планов легко обмануться.

Поведение Туулы настораживало Ника. Она вела себя то как мать, то как любовница, меняясь будто бабочка-однодневка. Она могла быть ласковой, нежной и терпеливой, а в следующий миг наброситься с иглами, вспарывая мозг до момента, пока он не замолит о пощаде. Тогда, бесстрастно понаблюдав за его муками, она уходила и могла не приходить несколько голодных дней. А вернувшись, как ни в чём не бывало, разбросать по кровати ворох рисунков, украденных из Академии художеств, и часами донимать его вопросами об искусстве и музыке этого мира.

Ей нравилось мыть его в ванной, подстригать отросшие волосы, брить и делать маникюр. С какой-то маниакальностью подбирать наряды, подыскивая совершенство. Она играла с ним как с живой куклой, и любая его попытка сопротивления оборачивалась дикими приступами боли и многодневным одиночеством.

Так было и на этот раз. После трёхдневной отлучки, Туула принесла целый поднос с едой и Ник набросился на пищу, будто никогда не ел ничего вкуснее. Обычная куриная грудка с картофелем привели мужчину в такой восторг, что он буквально пожирал мясо, сочно облизывая пальцы и макая овощи в вытекший из птицы соус. Запивая ставшей истинным наслаждением еду, он крупными глотками допивал красное вино, не чувствуя ни вкуса, ни запаха.

Сидевшая напротив девушка, заложив ногу на ногу и уперев голову в ладонь, задумчиво крутила пальцем локон волос, разглядывая осунувшегося короля. Неизвестно какой рой мыслей носился в её мыслях и отчего она иногда деревенела, будто проваливаясь в дыру воспоминаний, но одно было точным — ей хотелось быть рядом с ним.

— Кто обезобразил тебя? — спросила она, покачивая босой ногой, когда он закончил есть и в блаженстве откинулся назад.

Мужчина хотел бы промолчать, но помня вкус остроты игл Туулы, не стал сопротивляться. Хуже этой боли были только попытки связаться с нориусом. Стоявший блок до морвиуса пугал Никлоса, который не понимал, как богам удалось блокировать его связь с тьмой.

— Дракол.

Девушка лишь немного сощурилась, только тень пробежалась по дну глаз, выказывая её недовольство от его нежелания говорить. И как в ответ Ник сильнее сжал ножку бокала — очередная игла вошла прямо сквозь затылок к виску, и крутилась там от самого слабого шевеления головы. Любая мысль как приговор — игла вращалась вокруг оси, влезая глубже, вытравливая сопротивление. Дракон не выдержал и тихо выдохнул, тем самым одаривая вечную хорошим настроением.

— Ты отличаешься от своего предка. Тот был интеллигентнее и постоянно смешил меня, — с мечтательностью протянула она, запрокидывая голову и полностью запуская руку в волосы. — Ты простой. Слабый. Незавершённый. Как каменная глыба, по которой ещё не прошлось долото, вылепляя скульптурное совершенство, — она щёлкнула пальцами, поднимаясь с места. — Мой брат мечтает сотворить из тебя нечто особенное. Он думает, что ты станешь продолжением его самого, — она протянула руку и Ник покорно ухватился, поражаясь с какой-то сверхъестественной лёгкостью эта хрупкая особа подняла его, притягивая к себе. В её глазах не было и тени жалости из-за его внешности. Она будто не замечала его увечий. — Жаль, что Ктуул не знает, что сам не совершенен.

* * *

Когда король закончил с обедом, Туула из воздуха вытащила роскошный чёрный костюм, а за ним перстни и запонки в виде маленьких драконов. Она с интересом наблюдала, как король облачается в него, а потом самолично надела на обезображенное лицо шёлковую маску, приятно холодящую чувствительную кожу.

После Туула подвела короля к массивному зеркалу, где он не смог сдержать удивлённого возгласа. В отражении Ник был прекрасен.

— Мой маленький подарок. Пока ты рядом с нами — никто не назовёт тебя уродом, — нежно проворковала она, кладя подбородок на плечо и покровительство обнимая, любуясь их отражением в зеркале. — Не печалься — шрамы останутся не навсегда. Когда совершишь восхождение — никакой смертный яд не тронет тебя.

— Восхождение?..

Девушка проигнорировала вопрос, отпуская его и открывая дверь.

— Пойдём, — сказала она, заметив, что он в нерешительности замер посреди комнаты. — Или ты предпочитаешь уединение в этом склепе?..

* * *

Он сам не понял, когда увидел рядом с собой Селесту в самом игривом и легкомысленном наряде, который настоящая белокрылая в жизни бы никогда не надела. Эта же вела себя как обычная вертихвостка, довольная оказанной ей чести. Они шли из зала в зал и всюду люди встречали их как ни в чём не бывало, будто не пропадала венценосная пара на долгие месяцы из дворца. Будто он всегда был рядом.

— Ты сбиваешь их с толку. Веди себя естественно, — медоточиво прошептала Туула, наклоняясь к нему. — Ктуул позаботился о твоём королевстве пока ты был недоступен.

Страшная догадка пронзила короля, и он иным взглядом окинул бальный зал, куда его привела девушка. Среди ни о чём не догадывающихся аристократов, прятались они. В обличии его друзей. Их внимание резало кожу и сушило глаза. Будто отовсюду доносился шёпот поверх говорка придворных. Они склоняли головы, но держались настороженно. Высокомерно. Как если бы он был питомцем на привязи.

«Кто же ты? Один из них или один из нас? Каков ты на вкус? Течёт ли по твоим жилам вечность или ты с рождения завёрнут в саван смерти? Отдай нам свою душу. Свои помыслы. Чувства. Сотри суетность смертных. Примкни к нам. Или умри».

От шёпота засвербело в зобу и Никлос раскашлялся. Туула протянула ему бокал красного, сумрачно оглянув остальных. Повинуясь ей, они ушли в тень, растворившись в безмятежной толпе.

— Теперь ты знаешь. Ктуул милосерден. Он не стал рушить твоё царство, — с намёком проговорила девушка, поглаживая его руку.

Треснуло стекло, и король тупо уставился на маленькую царапину на сгибе мизинца. Даже не больно, но тёмная кровь выступила наружу и Туула непринуждённо слизала её, сладко облизнувшись.

— Идём. Наш отец желает видеть тебя.

Путешествие по дворцу теней продолжилось. Везде король натыкался на следы пребывания вечных. Повсюду слышал о своём мудром правлении. Не теряя достоинства, принимал похвалы, коли Туула позволяла ему перекинуться парой слов с министрами, послами иных государств или учёными мужами. Дворец избавился от солёного аромата войны, встряхнулся, расправив крылья, готовясь принять очередных невест грядущего Равновесия.

Король с горечью принимал изменения в родном доме. Никто не заметил подмены. Никто не догадался, кто управляет королевством вместо него. Наоборот, казалось, что людям нравится их новый король. И это вносило сумятицу в его сердце.

Только один человек встал на его пути не как верноподданный, а как человек, чующий обман. Он был тёмен как внешне, так и внутри. Глубокие синяки, заретушированные пудрой, не скрывали мучительного напряжения. Вытянутые пальцы дрожали, а губы побелели, утратив здоровый цвет. Он дёргал шеей, клонясь перед ним, сжимая привычную чёрную папочку. Богарт знал правду. И больше не мог её скрывать.

— Благодарю за службу, мой верный Богги, — хрипло сказал Ник, принимая из рук канцлера прошение об отставке. — Здоровье, подорванное непредвиденной гибелью Милан, необходимо восстановить. Даю своё дозволение и щедрую пенсию. Но если когда-нибудь положение измениться, буду рад снова видеть тебя на посту.

На ходу подписав документ и даже умудрившись поставить чёрную кляксу нориуса, он возвратил его в руки застывшего от шока Богарта. Канцлер глазам своим не верил. Зная, что эти месяцы за королевской внешностью скрывался враг, он никак не ожидал увидеть своего короля живым. Молча он обратился к нему, желая сделать хоть что-то, однако Ник только прикрыл веки, показывая, что Богарт ничем не может помочь. Только уйти в сторону, просто чтобы остаться в живых.

Туула дёрнула королевский рукав, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Их ждали в другом месте. Пожелав бывшему канцлеру здоровья и благополучия, король последовал за вечной к выходу из дворца. Экскурсия окончена.

* * *

Ник ожидал чего угодно, но не этого.

Карета доставила их в тюрьму Лакраш, а там Туула отвела его в камеру пыток, где к потолку привязали женщин с мешками на головах. Находясь за решёткой, рядом с пузатым стражником, равнодушно мазнувшим взглядом по королю, Ник собирался войти, но Туула придержала его, чтобы он успел углядеть в той, чьё лицо осталось открытым, Кандиру Мойер, а рядом с ней Ктуула, водящим пальцем по голому плечу монахини. И там, где он касался её, оставался чёрный, тлеющий след.

— Ты должен вытянуть, куда они спрятали вещи Клэрии. Ктуул узнал, кто обокрал сокровищницу, — с мягкой жалостью заговорила Туула, приказав стражнику оставить их. — Монахини предали тебя, Никлос. Им пора за это заплатить. Справишься — и станешь одним из нас.

Её голос спустился до чужеродности, окрасившись металлическими тонами, от которых неприятно захолодело в животе. Сквозь нежные черты Селесты проступили истинные очертания Туулы. Как бы Ник не вглядывался в неё, бередя растревоженное сердце, он признавал, что Селесты здесь нет. И не желал ей сейчас оказаться рядом с ним.

Отворилась скрипучая дверца, на пороге показался нетерпеливый Ктуул, почуявший своего ученика. Истинное обличие ошеломило Никлоса. Он впервые увидел вечного и не смог не отметить, что Ктуул был прекрасен. Старый бог смотрел на короля с такой отеческой заботой, что тот дрогнул, отводя глаза.

— Я рассчитываю на тебя, ученик, — с теплотой в голосе заявил он, шире отворяя дверь и посторонившись, чтобы они могли выйти.

Оказавшись в смрадной комнате, у короля закружилась голова и пересохли губы. Стоявший поодаль палач будто зная, чего пожелает Его Величество, подоспел со стаканом чистейшей водицы. Повинуясь жесту Ктуула, он покинул камеру, когда король напился.

Выгаданная минута совсем не внесла ясность в сумбурные мысли короля. Наоборот, видя, как похожи Ктуул и Туула, видя, насколько иначе они ведут себя не на людях, ему совсем по-человечески стало страшно, настолько они отличались от него самого.

Обернувшись к обессилевшей женщине, он встал перед ней, чуть опуская цепи, чтобы оказаться лицом к лицу и задал один-единственный вопрос:

— Почему?

А она, приходя в себя и замечая короля, плюнула в его волосы и расхохоталась. Исхудав и утратив здоровый вид, женщина будто горела изнутри ярким пламенем веры. Ничто не могло сломить её волю — ни пытки, ни уговоры, ни сумятица, вызванная видениями вечных. Она следовала за своей верой и собиралась умереть за неё.

В мыслях короля набатом стояли слова Туулы: «Нориус вернётся, когда этого захочет Ктуул. Назвав своим Учителем, ты отдал себя в его власть. Он может управлять тобой, пока не пожелает освободить».

Именно в это мгновение оковы спали и Ник почувствовал связь со своей силой. Первым желанием захотелось броситься на Ктуула и уничтожить его. Усилием воли пришлось подавить глупый порыв, и он обратился к монашке вновь.

Разрывая цепи, он поднял её в воздух, а затем распял как на кресте, подавляя своей силой.

Позади доносился мерный шёпот Ктуула. Клэрийский Орден никогда не был верен короне. Они прятали так много тайн в своих соборах и церквях по всему королевству. Монахини лезли в политику, сотрудничали с заговорщиками, с эльфами, подводниками, инквизиторами других стран, готовя переворот, чтобы навсегда закончить гегемонию чёрных драконов. Они знали настоящую историю Карга. Знали, что он был один из старых богов. И намеревались рассказать об этом людям.

— Ответь на вопрос — и твоя смерть будет быстрой, — скупо заявил Ник, разматывая нить нориуса, чувствуя приятное покалывание в пальцах.

Глаза Кандиры стекленели, но она упрямо держалась, неотрывно глядя на него. И было в ней нечто истинное. То, что заставляло короля сомневаться во всём. Заметив его сомнение, женщина усмехнулась. Запрокинув голову, она прошипела:

— Мы всё уничтожили, глупый-глупый король. Чтобы они ничего не получили, — от разбитых запястий к плечам стекала кровь, но Кандира держалась, она злобно уставилась на Ктуула, говоря: — Вы умрёте здесь!

От её слов выморозило комнату и позади раздался тихий свист. Ктуул изволил гневаться. От него исходили волны льда, и остальные монахини завыли, как звери, задёргавшись в мешках, задрожав, а затем одна за другой лопнули, разлетаясь на осколки. Ник вовремя выставил щит, так что он с Кандирой не пострадали, как, впрочем, и вмиг успокоившийся Ктуул с сестрой.

Видя, что Ник колеблется после устроенной бойни, Ктуул подошёл к нему. Его улыбка способна растопить весь кровавый лёд в камере, но всё это тепло было направлено на одного человека. Такая полярность поведения дезориентировала, однако Никлос не поддался, вызвав тень неудовольствия Туулы.

«Бойся его гнева, но ещё больше опасайся мягкости…» — прозвучали в подсознании слова Туулы, которая замерла неподалёку, успокаиваясь после вспышки гнева. Вокруг девушки сновали лживые змеи ариуса, и сама она будто была готова голыми руками задушить тихо подвывающую от утраты сестёр монахиню.

— Ты должен убить её. Да так, чтобы остальные поняли, что бывает с предателями королевства. Эта женщина лишила нас будущего. Тебе не захочется узнать, что будет, если мы не получим утерянное. Посмотри на меня, Никлос. Я готов пообещать тебе, что как только хотя бы вещица Клэрии достанется нам — мы тут же покинем этот мир. И оставим его вам — тебе и Селесте. Я не буду давить или настаивать, чтобы ты отправился со мной. Решение за тобой, мой ученик.

В тот же миг решение созрело в голове Ника и он улыбнулся. Определиться оказалось на удивление легко и далее он больше не сомневался.

— Раз ты этого желаешь, — сказал Ник, подходя вплотную к Кандире. Он посмотрел в измождённое, но не сломленное лицо монахини, а затем положил руки ей на плечи, сосредоточившись.

Сердце Ктуула замерло в нетерпении. Одно движение и всё изменится. Никлос станет его Клосом. Великая сила, исповедующая его желания.

Трескался красный лёд, внося медный привкус в застывший воздух. Туула с прищуром глядела на монахиню, как зверь, чуя подвох. Но когда заклубилась тьма, сжимаясь вокруг Кандиры, девушка не осознала, что происходит. В отличии от Ктуула, издавшего отчаянный вопль:

— Нет! Будь ты проклят! — заорал вечный, подаваясь вперёд со всей своей мощью и всё равно не успевая — Никлос успел заключить Кандиру в объятия, ныряя во тьму и исчезая из застенок тюрьмы Лакраш под вой обманутого учителя.

Глава 4. Новое начало

Селеста

Она бежит со скоростью волчицы, на ходу превращаясь в огромного зверя и взлетая в небо, подгоняемая криками загонщиков. Её крылья впервые распахиваются навстречу безмятежному ветру, и она пытается не кувыркнуться об землю, удержаться на высоте, куда не достают стрелы с пропитанными ядом цепями.

Выше-выше, ещё выше, подальше от охотников, от людей, от этой дикой земли, где повсюду поджидает опасность, а в небесах летают синекрылые драколы, в чьих пастях отражается бездна. Клэрия задыхается от страха, от невозможности вернуться домой. Сколько дней она скрывалась в пещере, питаясь корешками и грибами? Даже охота похожа на игру со смертью — странные бугристые твари выползали из-под земли с заходом солнца, а при дневном свете на лесные дороги выходили разумные звери. И что было страшнее — неизвестно.

А теперь она обратилась драконом. Подумать только — девушка хотела принять волчье обличие, чтобы бежать, а вместо этого получила крылья и это волшебное слово в придачу — полёт!

Кружась в восходящих потоках, любуясь под лапами пеленой кучевых облаков и заходя в пушистые тучки, которые скоро обрушатся дождём на сухую землю, она чувствовала себя как никогда живой. Именно этого не хватало Клэрии всю её жизнь — настоящего обличия зверя.

Забыв о предательстве брата, о падении в неизвестность, пробуждении в новом, незнакомом мире, она погрузилась в абсолютное счастье и дышала через раз, захваченная мощью крыльев, скоростью полёта и красотой, открывавшейся перед глазами.

И всё было бы чудесно, не возжелай она поближе посмотреть на чёрное круглое пятно в центре долины, формой, напоминавшей огромный кратер. Забрав вниз, складывая крылья, она спускалась, пока до девушки не дошло, что она понятия не имеет, как садиться. Барабаня лапами по воздуху, Клэри как неопытный птенец замахала крыльями и кубарем рухнула на пологий, поросший сочной травой склон, пропахав мордой землю, и уже в обличии человека перекувырнувшись через голову несколько раз, затормозила, впечатавшись в поваленное дерево, выбивая из лёгких воздух.

Возможно, девушка потеряла сознание — открыв глаза, она увидела на груди огромную жабу.

Та сидела безмолвно, только шея подрыгивала, а глаза-колбочки смотрели будто прямо в душу Клэрии. Новоявленная драконица вздрогнула и земноводная в ответ громко, с каким-то надрывом, квакнула, прежде чем прыгнуть вперёд, прямо на лохматые волосы Клэрии, а потом дальше, ускакав в неизвестном направлении.

Приподнявшись, Клэри настороженно огляделась, ожидая что из-за близлежащего холма выскочит кавалькада охотников и с улюлюканьем бросится на неё. Девушка понятия не имела, что она им сделала и зачем они на неё охотятся — язык, разумеется, был незнаком, но по опыту, Клэри знала, что ничего хорошего от мужчин, одетых в кожу и с ножами и стрелами в руках, ждать не стоит.

Перед глазами разлетелись золотистые звёздочки и зашумело в ушах, когда она поднялась и, опершись о трухлявый ствол, встала на ноги. Девушка давно нормально не ела. И не спала. Не мылась, не чистила зубы. Её сумка осталась в пещере, а где пещера Клэри не знала.

— Только вперёд, дорогая, — прошептала она, собирая себя в кучку.

Волчьи тропы ей больше не были доступны. Так что домой не попасть.

Она собиралась спуститься вниз, чтобы подробнее рассмотреть этот странный кратер, когда услышала негромкий свист, а обернувшись, столкнулась глазами с незнакомцем из своих снов.

* * *

Я вскакиваю оттого, что кто-то щекочет ступни. В полутьме не видно лица незнакомца, но слышен детский смех, потом мои глаза слепнут — на миг откинулся полог палатки, и вновь оглушённая темнотой я падаю обратно на набитую соломой подушку. Поверх греет стёганое одеяло, подо мной колючий тюфяк, который намеревался исколоть меня так, чтобы стала похожа на ежа. Всё тело чешется.

Поднявшись, оглядываюсь, разыскивая вещи, попутно собирая по крупицам воспоминания, чтобы ничего из сна не забыть. Новая встреча с Клэрией, а вместе с ней и… это был Карг? Неужели я вижу прошлое как оно есть?..

Из одежды не было ничего моего, однако смогла разобраться в имеющемся. Кожаные брюки, длинная ткань с застёжкой, чтобы обмотать грудь. Сверху тёплое пончо с прорезями и бесформенные, но тёплые сапоги. Грубая и добротная выделка. Даже по вещам можно понять, что нас жители деревни встретили хорошо. Хоть этого и не помню.

Одна из тварей отвлекла красного дракона, а другая вынырнула из облаков и сверху обрушилась на меня. Кажется, это была тяжёлая схватка. На моих плечах и ногах остались следы, зашитые грубыми нитками с повязками поверху. Я вышла победителем. И даже сумела дотащить Малю до берега. А потом, видимо, отключилась.

Хмыкнув, собиралась выйти наружу, носом чуя запах жареного мяса, когда с другой стороны донеслись спорящие голоса.

— Ани, пожалуйста, прекрати это! Что ты несёшь? Куда ты собралась? Останься со мной…

— Ты любишь волнительный женский образ, нарисованный богатым воображением! Сказочная красавица из дальних земель. Но это больше не про меня. Я стала диким драконом.

— И всё равно — я люблю тебя, несмотря на…

— Как ты не понимаешь — у нас не будет детей. Не будет своего дома. Мне нельзя вернуться в королевство. Нельзя быть среди людей! Я даже не знаю, сколько вообще смогу оставаться в обличии человека! В любой момент…

— Оставь это! — прикрикнул Се́дов. — О святая Клэрия, Ани, неужели ты не знаешь, как сильно я тебя люблю?! Ничто в этом мире мне не нужно, кроме тебя. Сколько бы нам не было отмеряно — я буду наслаждаться каждой секундой рядом с тобой…

Сжимая жёсткую ткань, я слушала признание в любви и почему-то слёзы подкатили к горлу. Стало горько и как будто песня застряла в сердце. Ещё несколько месяцев назад чувствовала всё то же самое. Ответные слова Анки утонули в моей горечи, но крик мужчины я услышала:

— Ненормальная? Значит и я ненормален! И тогда плевать на нормальность! — захохотал Се́дов, а я выбежала из палатки, как зверь, утратившись землю.

Повсюду приземистые люди с копчёной кожей, сизые костры и небо, яркое до безобразия. А мне холодно, так холодно, что в глазах темно. И эти незнакомцы тянутся ко мне, а я бросаюсь из стороны в сторону, заблудившись, забыв из какой-то палатки вылезла. Так и побежала вперёд под градом вопросов на незнакомом языке, под вскрики и озабоченные лица, руки, протянутые, чтобы помочь.

— Не трогайте меня! — вскричала звонко и припустила со всех ног.

Меня могло занести куда угодно, но я оказалась в палатке, стоящей в отдалении с большой дыркой в потолке, где возле круглого кипящего котла суетилась немолодая женщина с длинной косой. Склонившись над варевом, она помешивала его ложечкой, сосредоточенно глядя как лопаются коричневые пузыри. От одного запаха могло стошнить — так пахнет сера, смешанная с тиной и мхом.

Чуть дальше за небольшим столиком, заваленным травами и ягодами, сидела вихрастый десятилетний мальчишка, сосредоточенно перебиравший папоротник. Ребёнок с интересом поглядывал на меня, и я догадалась — именно он влез в мою палатку.

— Проснулась, красавица? — с улыбкой спросила женщина, постучав деревянной ложкой по боку чана. — Лейкуку передал, что тебе снились кошмары.

Я с укоризной уставилась на покрасневшего мальчугана. Да-да, очень страшные. Здесь негде было присесть, поэтому просто встала рядом с женщиной, также уставившись в котёл.

— Что вы варите?

— Лекарство для волшебницы.

По знаку знахарки Лейкуку всыпал в середину молотое растение, отчего варево изменило цвет с коричневого на горчичный и пошло более мелкими пузырями. Спиной почувствовав взгляд, обернулась, однако кроме сизого дыма, заползавшего из приоткрытой ткани вместо двери, ничего не увидела.

— Не присматривайся, духи не любят внимание, — проницательно заявила женщина. — Ты нас всех взволновала, Селеста. Мы и не думали, что нам доведётся тебя увидеть. Последнюю из белых крыльев.

Говоря, она споро мешала приготовленное зелье, а потом, принимая из рук мальчика небольшую баночку, аккуратно влила в неё его, и закупорила деревяной крышкой.

— Пусть остужается, — улыбнулась она, выставляя лекарство на витрину к другим крупным и мелким банкам. Вокруг нас кружил молчаливый, но по глазам шкодливый, Лейкуку. Он всё норовил потянуть за подол моего пончо, хотя бы ниточку стянуть или узелок.

Следуя за знахаркой вглубь палатки, через переход в более просторную комнату, я спросила, что она имеет ввиду, говоря «последняя».

— Мы все ощутили раскол книги. Нет больше Сделок. Нет больше порядка. Теперь миром заправляет хаос. Маги первыми это почувствовали. Следом — шаманы.

— Вы шаман?

Она рассмеялась, сощурившись и усаживаясь в густые меха, служившие здесь и диваном, и спальным местом. Я опустилась напротив, крест-накрест сложив ноги. А чуть поодаль разместился Лейкуку, сплетающий косичку из вытянутых разноцветных ниток.

— Нет. Конечно, нет. Лейко должен был им стать. Но теперь его постигнет иная судьба, — со странной интонацией ответила она. — Кстати, ты можешь звать меня Марка. Мы с Лейко поведём тебя через испытания.

Тут мне стало как-то не по себе. И я отпрянула назад, почувствовав себя мышкой в западне.

Смех Марки вновь разнёсся над тихой комнатой и позади ей вторил Лейко. Мальчишка незаметно перебрался ближе и теперь сидел почти вплотную ко мне. Смуглая кожа, чёрные, жёсткие как щетина волосы, и удивительные яркие карие глаза. Он мне кого-то напоминал, но сквозь детские черты ничего, кроме любопытства и детской непосредственности не проступало.

— Твой муж рассказал, куда вы направляетесь. Без навигации. Просто двигаясь по течению, в надежде отыскать таинственный вулкан, куда заточили отступника Шэ. Согласись, этот план изначально был обречён на провал, — она поднялась с места и отошла в сторону к небольшому грубо сколоченному шкафчику, из которого выудила стеклянную бутылку. — Держи, это перцовая настойка. По глазам вижу, она тебе необходима.

Крошечная бутылка пробудила в памяти странное слово «мерзавчик», а её идеальная форма и чуть зеленоватый цвет довершили образ.

— Здесь было что-то другое, — открыв и принюхавшись, памятью почувствовала сквозь перец иной аромат. — Это полынь, смешанная с… аконитом.

— Но в этом мире не растёт аконит. Откуда ты знаешь, что это? — навязчиво спросила Марка, касаясь моей руки. В её глазах смесь сочувствия и тепла, и какой-то тайны. Она хоть и выглядела моложаво, не старше пятидесяти по человеческим меркам, однако серые глаза выдавали куда более пожилой возраст.

— Может подсказка прячется во снах? — ещё одним вопросом подтолкнула она.

— Мне снится, что я Клэрия. Снится её мир и как она попала сюда, — в горле разом пересохло и я открыла бутылочку вновь, выпивая залпом, а потом раскашлявшись да так сильно, что слёзы брызнули из глаз. Наклонившись вперёд, опёрлась локтями о мягкую шерсть, пытаясь продышаться, показалось, что погрузилась в крепкие, морские волны, что с грохотом бьются о песчаный берег. Марка постучала по спине, и помогла выпрямиться назад, а Лейко поднёс к губам полную чашу ледяной воды. Полегчало.

— Вот видишь, а ты боялась испытаний. Первое из них — только что прошла, — с детской укоризной в голосе, как говорят матери с нерадивыми детьми, сказала Марка. — Ничего не бойся. Ты получишь ответы на свои вопросы. Тысячелетиями вечный готовился к возвращению. Но и мы время даром не теряли.

— Так кто же вы?

Она переглянулась с Лейко, а затем прошептала едва слышно, наклонившись так близко, что я почувствовала мятный аромат её дыхания и ощутила тяжесть лёгшей на плечо руки.

— Мы — дети бога Шэ. Чистые души.

* * *

Слова той женщины запали в сердце, и я долго размышляла над ними, пока шла к своей палатке. Марка сказала, что выжившие с корабля мужчины сейчас совещаются со старейшинами деревни. И предупредила, что в дальнейшем все переговоры будут идти через меня.

«Мы хотели дать тебе выспаться. Ты так давно нормально не спала», — заявила она, объясняя, почему меня не позвали на совет.

Теперь я крутила в руках травинки, то засовывая их в рот, то выпуская обратно, наполняя рот сладкой горечью. Меня многое должно волновать, но перед глазами встаёт момент, когда Клэрия (когда я в теле Клэрии) принимаю протянутую руку мужчины.

Он совсем не похож на Ника. Светловолосый, почти неземной красоты. Мужчина выглядел как из другого мира. Сновидение что-то перевернуло во мне, отчего теплело ниже живота и шумело в ушах, а на щеках расцветал румянец. Отголосок эмоций Клэрии. Её любви к Каргу.

Но почему я это чувствую? Я теряю себя? Становлюсь ею?

Мысль испугала, и я невольно прикусила язык. Досадливо поморщившись, остановилась, а подняв голову, увидела выходящего Арта из самого крупного шатра в центре деревни. Сейчас я могла лучше рассмотреть деревню и видела, что от него во все стороны как волны расходились шатры поменьше, а по краям деревни возвышался небольшой частокол, в половину человеческого роста. Повсюду сновали курицы и слышалось блеяние овец. И стоял запах крови. Марка передала, что вечером состоится пир в мою честь. Вот к нему и готовились.

Я первая подошла к мужу и за руку увела подальше от приумножающихся любопытных глаз. Мужчина, хоть и выглядел потрёпанным, однако в его глазах стояло облегчение, а рука сжимала нежно и первое, что он сделал, как мы остались одни, — поцеловал деликатно и очень осторожно. А потом с силой встряхнул за плечи и воскликнул:

— Сэл, почему ты никого не слушаешь?! Тебе же было велено сидеть в трюме, за каким морвиусом, ты полезла в гущу сражения? — он почти дрожал от гнева, сквозь который проступала опостылевшая тревога. Она вязла на зубах и от неё внутри всё опало.

Я высвободилась и обхватила себя за плечи, пытаясь унять противный холод, который частенько испытывала, когда ссорилась с Артом.

— Деян чуть с ума не сошёл, когда не нашёл тебя в тонущем корабле! Он думал, что ты погибла и если бы не Анка…

— Которой совершенно не возбраняется участвовать в битвах, — как бы вскользь заметила я.

Это стало последней точкой. Арт набросился на меня, как какой-то сумасшедший, стягивая через голову пончо и бросая под ноги, а потом, плюя на мои возражения, сдирая и брюки, и ткань вокруг груди, и даже нижнее бельё, несмотря на отчаянное сопротивление! Только когда осталась стоять полностью обнажённой, он резко успокоился.

— Посмотри на себя внимательно, кэрра Селеста Гадельер, — с какой-то мрачной торжественностью заявил он, заставляя убрать руки от бёдер и груди. — Морвиус бы тебя подрал, смотри же Сэл, что ты с собой сделала!

Горячая волна гнева застилала глаза, и я не понимала, о чём он. Парочка швов, немного разноцветных синяков. Ну да, я так и не оправилась после обличия утопленницы и кожа до сих пор не потемнела, отливая какой-то фарфоровой бледностью. Конечно, на рыбе и солонине особо не раздобреешь! Но я и не чувствовала себя увечной. Количество проступающих рёбер и острые коленки не делают меня слабачкой. Сила внутри.

— У тебя нет сил. Ты измождена. Ходишь во сне. Плачешь, когда думаешь, что я не вижу. И постоянно споришь, когда всё, чего желаю — чтобы ты была в безопасности и здорова! — с жарким сожалением в голосе говорил Арт, заламывая брови и мелкой дрожью выводя каждый порез на моём теле, совсем не касаясь кожи. Будто я тончайший фарфор, способный разлететься на куски от малейшего дуновения ветерка.

— Но ты бросаешься в огонь, будто считаешь себя бессмертной, Сэл. Так нельзя. О, духи предков, я не переживу, если вновь увижу твою смерть… — голос дрогнул, и я увидела глубоко запрятанную в душе мужа трагедию. Он состарился как это бывает, если шагнул за пределы своего воображения, ныряя в самую тьму. Будто если нет меня в этом мире, значит и мира самого нет вовсе.

И тогда проняло. Я потянулась к нему, припала к груди, прижимаясь изо всех сил, зажмурившись, чтобы стереть образ из памяти, оставив только тепло мужского тела, такой родной и знакомый запах. Чувство, когда тебя крепко-крепко сжимают, помещая в маленький домик безопасности, где нет никаких бед и тревог. Только тепло. Только любовь.

Когда его губы отыскали путь к моим, я подалась навстречу, впервые ощущая, что это правильно. Что это мой дом.

Глава 5. Шаманизм

Селеста

В голове вертится незамысловатая песня, лихо перескакивая с одного куплета на другой, вращаясь как юла в такт шагам. Я сбиваю мелкие камни, сама нахохлилась, как воробей — к вечеру похолодало. С горных елей тянет морозом, и ночью обязательно пойдёт снег. Кутаясь плотнее в пончо, клоню голову проходящим жителям деревни, а они в ответ осеняют символом Клэрии.

Куда бы не пошла — она следует за мной, тенью стоя у плеча, держа руку на шее, шепча на ухо: «Ты — моё порождение. Без меня — не было бы и тебя». Но ведь нет кровной связи. В Никлосе есть частицы Карга и Клэрии, а я получила только ариус. Ненадолго. Без него даже сны о прошлом не отменят действительности — хоть мои крылья по-прежнему белые, я больше не белокрылая драконица. Не осталось великой силы. Ничего больше нет.

— Я вижу восход злой луны, я вижу беды на пути, я вижу землетрясения и молнии, я вижу, пришли плохие времена… — бормочу себе под нос, удивляясь, насколько прилипчивым оказался этот мотив. Нездоровым. Как будто не моим.

И встала как вкопанная, застигнутая жаркой перепалкой. Ноги вывели к куполообразному шатру, от которого исходил сильнейший жар, в закатных лучах окрашенного багровыми тонами. Из центра в небо вырывался чёрный дым, тугой струёй извиваясь вверх. Прямо напротив входа бесновался Томар, потрясавший рукой и проклинающий на все лады упрямую Марку.

Женщина только смеялась в ответ на его проклятия. В жёлтом цыплячьем платье она походила на злое солнышко в противовес чёрным тряпкам вечного мёрзнущего колдуна.

— Вы отравили мою дочь! Напоили её ядом! — орал он, привлекая нездоровое внимание жителей деревеньки и в особенности пары брехливых псов, что на каждый его крик, возбуждённо поддакивали громким лаем.

Томар не выдержал конкуренции и запустил в них мелкой молнией, отчего они с визгом бросились врассыпную, а знахарка скептически изогнула бровь.

— Вашим предложением было оставить девочку на волю богам. Чтобы она сама справилась с ядом морских тварей. Поступи мы так — и она не пережила бы эту ночь.

Колдун топнул ногой:

— Я не посмею сделать из моей дочери шаманку! Она настоящая колдунья, а ваши отвары…

— Отворяют душу! — отрезала женщина, сузив глаза и перейдя в наступление. — Если душа чиста, ребёнок не пострадает. Она выживет. Её воля решать, кем быть. Без добровольного желания нельзя стать шаманом.

— Шаманизм — медленная смерть, — тихо ответил Томар, опуская голову.

Заметив моё приближение, мужчина успокоился, как-то сгорбился, опускаясь на скамейку, чтобы перевести дух. В его глазах читался немой укор, будто я виновата в том, что утратила ариус.

— Что здесь происходит?

— Перепалка между видами магии. Застарелый спор, — успокаивающе ответила Марка. — Хочешь проведать Амалию? Скоро ей станет лучше, и девушка была бы рада увидеть рядом с собой знакомое лицо.

Колдун вновь взвился, торопливо поднимаясь и пытаясь проскользнуть в шатёр, однако бдительная знахарка преградила путь, отталкивая назад.

— А почему я не могу увидеть дочь?! — возмутился он.

— Чтобы не смог помешать лечению. Напоминаю, колдун, вы здесь в гостях. И ваши люди сами обратились к нам за помощью. Мы будем оказывать её на наших условиях. А теперь уйдите. Ваши эмоции загрязняют воздух. А для выздоровления нужна свежесть и свобода, — с натянутым спокойствием заявила Марка, выставляя руку вперёд.

Было видно, что, если колдун по-доброму не уйдёт, женщина применит силу. И Томар был вынужден уйти. Напоследок только буркнул что-то ядовитое, отчего Марка пошатнулась, холодным взглядом окинув его удаляющуюся спину.

— Будь осторожна с этим человеком, Селеста, — предупредила она. — В нём много яда и гнева.

— Он чуть не умер. В его теле сидел Ктуул.

Знахарка вздрогнула, по-новому глядя в сторону хромающего колдуна.

— Нехорошо. Вот это действительно нехорошо.

С уходом Томара, к шатру вернулись псы. Их вытянутые морды нет-нет, да и поворачивались в его сторону, прикидывая вернётся злой человек или нет. Поджарая красная псина ткнулась носом в мою ладонь, проверяя нет ли чего вкусненького, а потом нахально развалилась в ногах, подставляя пузу, мол, не стой, а давай чеши!

— Собаки чувствуют хорошего человека, — одобрительна заметила Марка, когда я присела и погладила жёсткую шкуру, отчего пёс возбуждённо завилял хвостом. — А плохого станут избегать.

— Томар не плохой человек. Он сложный. С непростой судьбой. Маля — всё для него. Неудивительно, что он так переживает за дочь, — вступилась за колдуна, поднимаясь и подходя ко входу в шатёр. Я не стала повторять слова Кукулейко. Не стала говорить и о своём невыполненном обещании.

— Держи ухо востро, Селеста. Тот, кого коснулась длань бога, никогда не будет прежним.

* * *

Внутри натоплено как в бане, темно, хоть глаза выколи, и пахнет хвоей. В середине прямо под дыркой в небо открытая печка, утопленная в полу и сверху обложенная чёрными камешками, на которые Анка брызжет водой. Вверх поднимается густой недовольный пар и запах усиливается. Кроме неё и лежащей на топчане Амалии, в шатре никого не было.

В небольшом предбаннике я оставила верхнюю одежду и внутрь зашла, укутавшись в полотенце, тотчас покрывшись гусиной кожей — меня немного знобило с вечерней свежести. А драконица, казалось, совсем не чувствует жара, всё подбрасывает дровишки, создавая пекло. Она обтирает мокрой тряпкой обнажённую колдунью, как и велела знахарка. «Нужно выгнать яд из кожи, — заявила Марка, отправляя внутрь. — Ночь так пожарится, сама с собою в чистоте встретится и к утру либо оправится, либо на тот свет отправится. Иного лекарства нет».

В темноте, от света углей и пары масленых ламп, Амалия казалась крошечной и такой тёмненькой, болезненной: с густыми синяками под глазами и страдальческим изломом бровей. Она тихонько постанывала во сне, прижимая руку к голой груди. И будто почуяв меня, приоткрыла глаза, щурясь:

— Мы выжили, Сэл. Правда? Добрались. Теперь всё будет хорошо, — слова выскользнули изо рта и провалились куда-то, а девушка вернулась в тягучий сон болезни, где много жара, ломоты в костях и тугой головной боли. Дотронувшись до её руки, поразилась, насколько она влажная и холодная.

— Поддай жару, Анка. Мальку не хватает огня, — замечаю, опускаясь на свободную скамью и упирая руки в подбородок. — Пойдёшь на вечерний пир?

— Не в мою же честь, так что присутствовать необязательно, — скучающе отвечает Анка, подбрасывая поленья в топку, и раскупоривая пару склянок с жидкостью, от которой сильно разило древесным ароматом. — Пропущу.

— Я бы тоже не пошла, — пробормотала в ответ, наблюдая за её быстрыми движениями. — Я рада, что ты цела и на свободе.

Она брызнула зелье на камни: раздалось громкое, возмущённое шипение, и запах очень быстро разошёлся по шатру, будоража приятной свежестью, проясняющей спутанное сознание. Амалия легче задышала. Теперь Анка опустилась рядом с нами на вотканный ковёр, скрещивая ноги и выпрямляя спину. Её волосы забраны под полотенцем, она разминает шею, и я замечаю тонких золотистых змеек, гуляющих под кожей.

— Это больно? Странно? Желанно? — я пытаюсь подобрать слова, но ничего путного на ум не приходит. Как и нет понимания, во что превратилась бывшая подруга по Равновесию.

Анка проводит рукой по плечу, огоньки вспыхивают ярче, отражаясь в темноте глаз красным пламенем. Показалось, что рядом со мной сидит не миниатюрная девушка, а огромный краснокожий дракон, огнём поглощающий пространство. Всего лишь миг и пламя с рёвом бросится на деревню, сжирая тьму на своём пути, оставляя только мелкий невесомый пепел.

— Естественно. Как и должно быть, — но голос говорил о печали. А глаза сказали больше, чем слова.

Став элементалем, Анка потеряла человеческую часть себя. И будучи не в силах от неё отказаться, она застряла на перекрестье миров, ежедневно мучаясь, пытаясь их соединить.

— Неужели любовь стоит того, чтобы так страдать?..

И сама себе отвечаю — стоит. Да, любовь стоит того. Если она настоящая.

Показалось, что прошла всего минута, но в помещении стало холоднее. Подняв голову, не вижу Анку — она ушла, а вместе с ней и иссушающий жар. Дотронувшись до лба Мали, убедилась, что он прохладный, дыхание ровное, запах гнили испарился вместе с паром, оставив лёгкость и сонливость. Девушка ещё долго будет спать.

Выбравшись наружу, наталкиваюсь на Томара, вернувшегося к палатке. Он сидел на лавочке, прислонившись к деревянной опоре, и что-то строгал из деревяшки маленьким ножом. Присмотревшись, увидела очертания шахматной фигуры коня.

— Не знала, что вы любитель шахмат, — заметила, присаживаясь рядом.

Он мельком глянул, и вернулся обратно к своему занятию. От света горящего фонаря почти ничего не было видно, поэтому колдун подсвечивал руки магией. В отличии от корабельного колдуна, она хорошо его слушалась.

— Всего лишь игра. Мале нравилось.

— Жар ушёл, — замечаю мягко, покрывая его руки и вытягивая почти готовую фигурку. — Она поправится.

Он выдохнул и будто уменьшился. Словно горе так набухло в его венах, превращая в тёмный, озлобленный шар, что, утратив причину, он сдулся, высыхая до глубокой усталости, от которой теперь и подняться с места — непросто. Морщины сильнее залегли возле губ и на переносице, вычерчивая новую карту тревог.

— Кто бы сказал, что ребёнок станет моей слабостью. Я думал, инквизиция всё забрала, но, когда увидел её такой маленькой, крошечной, когда она потянулась ко мне магией, я сразу почувствовал родство. Понял, что она — моё продолжение. И полюбил всем сердцем. Я так боялся, что она навредит себе, всегда держал в ежовых рукавицах, помня, что со мной сделали люди за мои способности. Мою неосторожность. Но Амалия — она свет. Который чуть не погас, когда вы начали дразнить вечного.

В его голосе зазвучали стальные ноты, он напрягся, окинув меня тяжёлым взглядом.

— Так вы всё помните?

— Только то, что он разрешил помнить, — Томар тяжело поднялся, проигнорировав моё стремление помочь.

В очередной раз, я увидела, как мало сил осталось в этом теле. Он иссыхал на глазах, но на все расспросы отмахивался, как от незначительных. Будто смерть — это пустяк и ему не грозит.

— Скажу тебе правду, Селеста Каргат. Я не верю в эту миссию. Не верю, что сгинувший тысячелетия назад изгнанник даст ключ к спасению мира от вечных. Но я обязан тебе своим спасением, поэтому буду помогать по мере сил. Однако, как только станет ясно, что этого недостаточно, я заберу дочь и мы исчезнем раз и навсегда. И будем держаться как можно дальше от всего, что грядёт.

— А вы знаете, к чему всё идёт?

Вдалеке показался Артан, он махнул рукой, зовя на радостные голоса, доносящимся с центральной площади деревни, куда вытащили столы и соорудили лавки, где уже была разложена еда и разлиты напитки. Там веселились, общались, говоря на смеси из языков и жестов. Что-то вдохновенно вещал Се́дов, ему вторил Деян, а над ними громогласно смеялся вождь деревни.

Там было уютно. Там жила надежда. А здесь постыло. Здесь ничего не было.

— Ктуул злопамятен, Селеста. Он будет мстить.

* * *

На рассвете танцевал серый снег. Он бесшумно выписывал пируэты, крупными хлопьями разлетаясь по небу, ложась пушистым ковром на голую землю. Тихо. Как же тихо. Позади доносится довольное посапывание. Муж ещё долго будет спать после местного самогона и настоящего мяса. Как и прочие путешественники, впервые за долгие месяцы, досыта наевшиеся и напившиеся, смывая горечь от потери друзей и товарищей. Спокойный сон. Вкусная еда.

Всё было сделано так, чтобы ничто не помешало пройти испытание.

На мне удобные сапоги, сверху простая рубашка до пят, подвязанная тонким пояском, расшитым любопытными символами луны и солнца, играющих зверей, стрел и когтей. Я заплетаю волосы в тугую косу, выхожу наружу, окунаясь в густой туман, вдыхая свежий морозный воздух и выдыхая облака пара.

Мой путь пролегает в сторону от деревни к хвойному лесу, чьи остроконечные ели как стрелы пронзают тусклое небо. Из-за тумана почти ничего не видно, кроме выложенной белыми камнями тропинку, ведущей в лес. Я прохожу мимо палаток гостей, и при моём приближении отодвигается полог и показывается лицо Анки. В её взгляде читается вопрос: «Нужна ли помощь?» Качаю головой. Испытание пройду в одиночку.