Восход Луны

Глава 15

Колин МакИнтайр сидел в офицерской кают-компании и тасовал карты, пряча улыбку под ястребиным взглядом Гора. Они ждали очередного доклада Гектора.

Члены экипажей Военного Флота Империума обычно увлекались всевозможными азартными играми, в основном электронными. Однако Гор с презрением относился к такому сверхцивилизованному времяпрепровождению. Он любил земные карточные игры – бридж, канасту, юкер, двадцать одно, вист, пикет, девятку, покер… особенно покер, в котором Колин никогда не был силен. На самом деле Колина всегда привлекала в картах возможность продемонстрировать ловкость рук фокусника-любителя, и Гор ужасался тому, насколько могут помочь способности полноценного имперца человеку, научившемуся прятать карты в рукав еще обладая земными скоростью движений и рефлексами… помимо всего прочего.

– Снимешь? – предложил Колин и печально покачал головой, когда Гор пять раз сдвинул колоду, прежде чем вернуть ее назад. – Сколько ты там проиграл? – задумчиво спросил он, раздавая карты. – Около миллиона?

– Утроить можешь сумму, – с тоской в голосе произнесла Джилтани, забирая свои карты не следя за руками Колина так пристально, как ее отец.

– Делаем ставки, – продолжал Колин, и карты полетели на стол.

Если бы они действительно играли на деньги, то он был бы уже миллиардером, даже без того нечестно нажитого состояния, которое ему пришлось списать по требованию Гора, до которого дошло, что Колин безбожно жульничает. Он широко улыбнулся, и Джилтани фыркнула, но уже без былой горечи.

Она все еще чувствовала себя неуютно рядом с ним, или притворялась. Колин был благодарен Гектору. Полковник положил конец вражде между ними, хотя сам не очень-то в это верил. Каждый раз, когда во время разбора полетов Джилтани обращалась к нему по имени, Колин замечал быстрый недоверчивый взгляд МакМахана. Колин и сам боялся, что спустя время, когда пройдет эйфория победы, к ней снова вернется прежняя холодная враждебность. Да, Джилтани все еще недолюбливает его. Однако было видно, что она преодолевает свою неприязнь, как будто признав (по крайней мере умом), что Колин не виноват в том, что стал тем, кем стал. Ее присутствие за карточным столиком служило этому доказательством.

Колину хотелось, чтобы их отношения можно было бы изменить каким-нибудь иным способом, помягче, но полковник остался доволен тем, как все вышло. Чтобы назначить их в один летный экипаж у военачальника нашлось достаточно аргументов, но чтобы действительно отправить их вдвоем на задание было необходимо мужество, можно даже сказать – безрассудная смелость.

– Беру две, – объявил Гор, и Колин метнул к нему через стол карты.

– Танни? – вежливо осведомился он, подняв бровь. Она надула губы:

– Довольно мне сейчас.

– Гм. – Колин задумчиво изучил свои карты, а затем вынул одну. – Ставки?

– Сто, – сказал Гор, а Джилтани ответила.

– Отвечаю, – важно ответил Колин, – и поднимаю на пять сотен.

Гор метнул на него сердитый взгляд.

– Не на этот раз, ты, юный прохвост! – прорычал он. – Отвечаю и поднимаю еще на сотню!

– Отец, ты обезумел, – вмешалась Джилтани, бросив карты. – Почто выкидывать деньги?

– Тебе не следует так разговаривать с отцом, Танни, – обиженно сказал Гор, и Колин сдержал еще одну улыбку.

– Отвечаю и поднимаю ставку еще на пять сотен, – пробормотал он, и Гор опять взглянул на него.

– Черт побери, я же следил за сдачей! Не можешь же ты… – Старый имперец пододвинул к центру стола горку фишек.

– Отвечаю, – мрачно сказал он. – Посмотрим, как ты сможешь побить это!

Гор открыл свои карты – четыре валета и туз – и сердито посмотрел на Колина.

– Гор, Гор! – вздохнул Колин.

Он печально покачал головой и выложил одну за другой свои карты, начав с двойки треф и заканчивая шестеркой.

– Не может быть! – Гор в шоке уставился на стол. – Флэш-стрит?!

– Сие предрешено, отец, – произнесла Джилтани, и в ее глазах мелькнула озорная искорка. – Воистину, сколь странно, как мудрец, тебе подобный, так жаждет бедным стать.

– О, заткнись! – ответил Гор, стараясь не рассмеяться.

Он собрал карты и взглянул на Колина.

– В следующий раз сдавать буду я!

– Черт бы их всех побрал! Прах их всех подери!

Человек, который когда-то был капитан-инженером Флота Империума Ану, вскочил на ноги и со всего размаху ударил кулаком по столу так, что толстая столешница треснула. Мгновение он смотрел на трещину, затем схватил стол и запустил его со всей силы в стальную переборку каюты. Раздался противный, резкий звук, и сломанный стол осыпался на пол. Ану посмотрел на обломки, тяжело дыша, затем отвернулся, сжав кулаки.

– И ты, Ганхар! Какой же ты, к черту, «аналитик разведслужбы»! Что ты можешь сказать в свое оправдание?!

Ганхар чувствовал, как у него на лбу выступает пот, но не осмеливался вытереть его. Взгляд его был прикован к груди Ану. Он не смел не смотреть на него, однако глядеть ему в глаза в такие моменты было опасно. Вот уже более века Ганхар был помощником Киринал по проведению операций во внешнем мире и недавно получил назначение на ее место, но он никогда не видел Ану в таком бешенстве и теперь проклинал Киринал за то, что та позволила себя убить. Если бы она была все еще жива, то он смог бы перевести стрелки на нее.

– Ничто не предвещало подобного налета, шеф, – ответил Ганхар, втайне надеясь, что его голос звучит уверенно.

Он хотел было добавить, что Ану сам просматривал и одобрял все его прогнозы и оценки, но благоразумие удержало язык за зубами. За столько лет Ану совсем перестал владеть собой. Напоминать ему о его собственных ошибках в данный момент было строго противопоказано.

– «Ничего не предвещало»! – пронзительным фальцетом передразнил его Ану.

Он прорычал еще что-то себе под нос, а затем резко вдохнул. Его припадок ярости исчез так же внезапно, как и возник. Ану поднял свой стул и спокойно уселся. Когда он снова заговорил, его голос звучал почти нормально.

– Хорошо. Ты облажался, но, возможно, в этом не только твоя вина, – вымолвил он, и Ганхар внутренне расслабился.

– Но они нанесли нам серьезный удар, – продолжал главарь мятежников, и в его голосе снова зазвучали опасные нотки. – И я, признаюсь, также не предполагал, что они осмелятся на подобную выходку. Они за это поплатятся, дьявол их всех дери!

Взгляды всех присутствующих обратились к голографической карте, висящей над местом, которое когда-то занимал стол. Карта была усеяна светящимися красными огоньками, которые совсем недавно были зелеными.

– Куэрнавака, Фен-Янг и Жерлочовка за одну ночь! – фыркнул Ану. – Оборудование и оружие не так важны, как то, какие потери они нанесли твоим дегенератам, и, к тому же, мы потеряли восемьдесят имперцев. Восемьдесят! За последний месяц! Это составляет более десяти процентов от нашего общего числа!

Его подчиненные сидели молча. Они умели считать не хуже Ану, и потери ужасали их не меньше, чем его. В течение пяти тысячелетий их враги не наносили им такого ущерба, однако еще хуже было то, что их собственная самоуверенность позволила их врагам нанести удар. Южане знали, что их противники стареют, что время работает против них. Им никогда не приходила в голову мысль, что после стольких лет северяне способны открыто напасть на них.

Хуже всего было то, как их атаковали. Открытое применение имперского оружия сильно пошатнуло их уверенность в себе и могло запросто привести к катастрофе. Кажется никто из дегенератов не понял, что произошло, но они знали, что это нечто не поддающееся объяснению. Проникновение южан в наиболее важные правительства, особенно стран Азиатского Альянса, было настолько глубоким, что позволяло предотвращать опрометчивые военные действия против союзников-землян. Однако на Западе контроль был намного слабее, и очевидный, намеренный риск противника подействовал на всех весьма отрезвляюще.

Нет, не совсем так, подумал украдкой Ганхар, складывалось такое впечатление, будто у северян появился шанс… Что-то позволяет им верить в свою способность контролировать ситуацию. Это возможно, ибо в то время, как южане раскидывали сети среди государственных служб, люди с «Нергала» вербовали помощников среди военнослужащих Запада.

Первые доклады о случившемся вызвали многочисленные требования официальных лиц действовать или, по крайней мере, провести тщательное расследование. Однако их собственные люди сумели сдержать «скоропалительные решения и действия». Но теперь завеса молчания окутала военные круги Запада, и Ганхар видел в этом недобрый знак.

Он закусил губу от бессилия. Ганхар не мог найти надежные источники в среде военных разведслужб, поскольку это был очень замкнутый круг людей, вроде родового клана. Как ни противно признать, но готовность северян принимать дегенератов на равных давала им большое преимущество. Они в течение веков организовывали сеть агентов, «вербуя» многих при рождении или даже раньше. Ганхар и Киринал предпочитали работать со взрослыми, особенно с теми, чьи слабости не вызывали сомнений. Эта тактика имела свои преимущества, как, например, возможность нацеливаться на людей, поднимавшихся вверх по служебной лестнице. Однако все возрастающая в высокотехнологичном мире тенденция в пользу малочисленного, профессионального, нацеленного на карьеру сообщества военных работала против них.

Подбор кадров в военных структурах был не менее строг, чем в гражданских. Но постоянная утечка информации из гражданских государственных структур привела к тому, что при назначении на действительно важные посты предпочтение все чаще отдавалось кадровым офицерам. Хуже того, Ганхар знал, что у северян налажены прочные связи с семьями потомственных военных, хотя даже сам дьявол не смог бы уличить их в этом. А это значило, что их агенты с рождения воспитывались для определенных целей и обладали покровителями, всегда готовыми помочь своим и вдвойне настороженно относящимися к чужим.

Ганхару же ничего не оставалось, как подкупать офицеров, которые уже занимали какие-либо посты (а при этом был риск нарваться на игру контрразведки), или фабриковать фальшивые биографии (что тоже всегда рискованно, даже против дегенератов, тем более если им помогают имперцы). Вот почему он всегда считал более разумным сосредоточить усилия на гражданских чиновниках.

Он надеялся, что последствия проводимой им политики не окажутся плачевными для них самих.

– Ну, Ганхар? – Резкий голос Ану прервал ход его мыслей. – А ты как считаешь, почему они напали на нас открыто? У тебя есть мнение?

Пока Ганхар колебался в поисках спасительного ответа, раздался другой голос.

– Может быть, – осторожно начала коммандер Инанна, – они в отчаянии?

– Объясни, – отрывисто приказал Ану.

– Они стареют, – мягко продолжала она. – Они использовали имперские истребители, а имперцев у них не может оставаться очень много. Может быть они в еще худшем положении, чем мы предполагали. Возможно это попытка обреченных ударить нас побольнее напоследок, пока они еще могут использовать технологии Империума.

– Хм! – Ану нахмурился, глядя на свои сжатые кулаки, лежащие на коленях. – Может быть ты права, – наконец ответил он, – но это не меняет того факта, что они разрушили три из четырех наших главных военных баз. Одному Создателю известно, что они сделают дальше!

– А что они могут сделать, шеф?

Это был Джанту, начальник службы безопасности анклава.

– Единственная уцелевшая крупная цель – это база Нанга Парбат, а мы уже закрыли ее. Конечно же, они нанесли нам ощутимый удар, но те цели были единственными, по которым они могли применить оружие Империума. И, – добавил он, взглянув на Ганхара, – если бы мы организовали базы поблизости от населенных центров, они бы их не тронули.

Ганхар стиснул зубы. Джанту был мясником и садистом. Он расправлялся с инакомыслием просто убивая инакомыслящих и не утруждая себя излишними размышлениями. В то же время и ему было не чуждо коварство. Ему нравилось предлагать простые решения чужих проблем. Если их отвергали, то потом он всегда мог сказать, что предупреждал об ошибках. Если они принимались и приносили успех, то он почивал на лаврах, а если влекли за собой провал, то он всегда мог обвинить других в плохом исполнении замысла. Как сейчас, когда он вновь выдвинул свой давнишний аргумент в пользу того, что надо устраивать базы вблизи городов, потому что такое соседство обеспечит их защиту, ибо мягкотелость противника и его жалость к дегенератам не позволят ему нападать на военные объекты южан. Данное условие невообразимо усложняло задачу маскировки баз, но ведь не Джанту же придется этим заниматься!

– Возможно это не имело значения.

Инанна так же сильно не любила Джанту, как и Ганхар, и ее карие глаза потемнели, когда она смерила его тяжелым взглядом.

– Они знали, что их действия вызовут панику среди дегенератов, способную привести к новой войне. Исходя из того, что нам известно, северяне могли бы напасть на наши базы, даже если бы они находились под Нью-Йорком или Москвой.

– Сомневаюсь в этом, – возразил Джанту, изображая на лице гримасу, которую – с большой натяжкой – можно было назвать улыбкой. – Во всяком…

– Не важно, – холодно прервал его Ану. – Важно то, что уже произошло. Как ты прогнозируешь их дальнейшие действия, Ганхар?

– Я… не знаю. – Ганхар очень осторожно выбирал слова. – Меня настораживает то, как спокойно отнеслись ко всему военные круги дегенератов. Может быть это что-то означает, а может быть и нет, но у меня нет твердых оснований для построения каких-либо прогнозов. Прошу прощения, шеф, но это все, что я могу сказать.

Он рисковал вызвать новый взрыв гнева, однако сказать правду было гораздо мудрее, чем допустить новую ошибку. Взрыва не последовало, лишь медленный кивок.

– Именно так я и думал, – пробормотал Ану. – Хорошо. Мы уже собрали большинство имперцев – то, что от них осталось! – в анклаве. Мы немного переждем, оставив на виду только наших дегенератов и неблагонадежных имперцев. Джанту прав в одном: наших объектов, по которым они могли бы нанести удар, больше не осталось. Давайте посмотрим, каким будет следующий шаг этих ублюдков, прежде чем совершать резкие движения.

Его приближенные молча кивнули, и он отпустил их взмахом руки. Они поднялись, и Джанту направился к выходу первым, а Ганхар отстал от него на несколько метров.

Ану насмешило это зрелище. Между этими двоими не было и намека на симпатию, что предотвращало возможность сговора, хотя и сказывалось на эффективности их работы. Но если Ганхар опять облажается, то сам Создатель не спасет его.

Инанна задержалась, но он не обратил на нее внимания, поэтому она пожала плечами и последовала за Ганхаром. Ану проводил ее взглядом. Похоже она была единственным человеком, которому он до сих пор доверял, если он вообще мог кому-либо доверять.

Все они дураки. Дураки и дилетанты, а иначе они бы захватили для него «Дахак» еще пятьдесят тысяч лет назад. Но Инанна была не так некомпетентна, как остальные, и, кажется, она одна понимала его. Остальные размякли, забыли о том кто они и что они, смирились с провалом. Они опасались сказать это открыто, но в глубине своих сердец они давно его предали. Лишь Инанна признавала величие его судьбы, ту силу, которая даже сейчас толкала его вперед, навстречу новой Империи. Скоро эта сила превратится в неодолимый поток, который вынесет его из этого жалкого болота навстречу победе, и Инанна знает это.

Вот почему она остается верна. Она хочет разделить с ним эту победу в качестве возлюбленной, подруги или помощника – ей все равно. «И ей же от этого лучше», – мрачно подумал Ану. Она очень хороша в постели, а ее новое тело – лучшее из всех прежних. Он попытался вспомнить имя той высокой черноволосой красотки. Впрочем это было не важно. Теперь ее тело принадлежало Инанне, которая наполнила его своим мастерством и умением.

Дверь в зал совещаний бесшумно закрылась за коммандером, и Ану осторожно покинул помещение через свой собственный выход, чувствуя, как автоматическая система, охраняющая вход в его апартаменты, распознала позывные его имплантантов. Он вошел в свою каюту и с горечью оглядел роскошную меблировку. Да, красиво, но это лишь жалкое подобие великолепного убранства капитанских апартаментов на «Дахаке». Здесь он был узником, многие века отрицающим собственную судьбу, но она ждет его. Неизбежно пробьет его час.

Ану пересек главную комнату, не обращая внимания на световые скульптуры и нежную музыку, не замечая бесценных гобеленов, картин и драгоценных ювелирных изделий, собранных за пятьдесят тысячелетий истории Земли, и подошел к зеркалу. Стали заметны несколько крохотных морщинок вокруг глаз, и он взглянул в сторону, давая глазам отдохнуть и рассматривая голографическое изображение настоящего Ану, того, каким он когда-то был. Его нынешнее тело, высокое, мощное, широкоплечее, было слабым подобием данного ему при рождении. И оно старело. Должно быть ему остался еще один век полноценной жизни, а затем придется выбирать новое тело. Ану надеялся, что к тому времени он вернется к звездам и покажет Империуму, что такое настоящая Империя.

Тело, в котором он был рожден, покоилось в анабиозе, он давно не проверял его. Ану было больно видеть его и вспоминать, каким оно было когда-то, но он сохранил его, ибо это было его тело. Он пока не разрешал Инанне разрабатывать технику, чтобы клонировать его. Еще не время. Время настанет в момент его окончательного, неизбежного триумфа.

«Этот день наступит», – пообещал Ану чужому лицу в зеркале. Он обретет свое королевство! И, когда это произойдет, он вернется в свое тело, заново клонированное. Он будет жить вечно, в своем собственном теле, а звезды будут его игрушками.

Ганхар быстро шел по коридору. Что же замышляли сейчас эти ублюдки? Перемены были настолько кардинальны, к тому же произошли после стольких лет использования одних и тех же схем боевых операций, что за этим должна скрываться какая-то причина. И хотя Ганхар был бесконечно благодарен Инанне за ее вмешательство, ему было трудно поверить, что произошедшее – жест отчаяния. В то же время лучшего объяснения он найти не мог, и это пугало его.

Ганхар вздохнул. Оставалось лишь ждать, что они сделают дальше. Но каковы бы ни были их действия, они вряд ли смогут ухудшить положение. Ану сошел с ума, и с каждым годом болезнь прогрессировала. Однако с этим Ганхар ничего не мог поделать… пока. Лишь Создателю известно, сколько у «шефа» шпионов, и никто не знает, кого Ану (или кто-нибудь из его прихвостней) назовет предателем.

Джанту спит и видит, как бы заполучить на него какой-нибудь компромат, но Ганхар пока еще в своем уме, чтобы дать ему такой шанс. У него есть свои планы. Он подозревал, что и у других они тоже есть, однако пока они не выберутся с этой проклятой планеты им нужен Ану. Точнее им нужны Инанна и группка ее врачей, что, в общем, почти одно и то же. Ганхар не понимал, почему офицер-биотехник остается верна этому безумцу. Тем не менее, пока она хранит ему верность, любая попытка свергнуть Ану будет напрасной. И фатальной.

Ганхар вошел в транспортный туннель и позволил донести себя до дверей собственного кабинета. Уже могли поступить новые доклады – он достаточно сильно напряг всех своих людей, чтобы заполучить их. А если ничего нет, то, по крайней мере, можно снять напряжение, отыгравшись на ком-нибудь из подчиненных.

Генерал сэр Фредерик Эймсбери, кавалер ордена Бани, кавалер ордена Британской империи, кавалер ордена «Крест Виктории», кавалер ордена «За боевые заслуги», натянуто улыбнулся портрету короля, висевшему на стене его кабинета. Сэр Фредерик мог проследить свою родословную до времен Эдуарда Исповедника[7]. В отличие от многих землян-союзников «Нергала», он не являлся прямым потомком членов экипажа корабля, хотя можно было найти несколько отдаленных линий родства, ибо его предки помогали имперцам начиная с семнадцатого века.

Итак, после стольких лет тайная война достигает своего апогея, и американский генерал Хэтчер справляется гораздо лучше, чем ожидал сэр Фредерик. Конечно, за то, что Хэтчер был спровоцирован на действия, надо винить Гектора, и сэр Фредерик получил инструкции поддержать предположения янки. Но Хэтчер чертовски хорошо справляется с делом.

Эймсбери взглянул на настольные часы, и улыбка его приобрела сходство с оскалом акулы. SAS[8] и королевские морские пехотинцы менее чем через два часа нанесут удар по базе «Краснобровых» в Хартлпуле, после чего сэру Фредерику придется известить об этом премьер-министра. Совет «Нергала» полагал, что премьер пока что сам по себе, и сэр Фредерик был склонен согласиться с подобным мнением. Однако будет интересно узнать, достаточное ли это условие, чтобы спасти свое положение, когда министры внутренних дел и обороны, – соответственно женщина и мужчина, совершенно определенно не сами по себе – станут требовать его головы.

Оберст[9] Эрик фон Грау сидел на корточках в траншее. Лейтенант рядом с ним наблюдал при помощи светоулавливающего бинокля за уединенными сельскими домиками в излучине реки Мозель, однако фон Грау уже произвел окончательную проверку. Специально отобранные им двести человек были невидимы для противника, и его внимание могло переключиться на другие вещи. В ожидании громовых раскатов, означающих начало операции, он позволил себе сдержанно улыбнуться.

Получив приказы с «Нергала», фон Грау устроил себе маленький праздник, а когда первые три атаки потрясли мир, он не мог дождаться запроса от американцев. Немецкая военная разведка давно обнаружила тренировочный лагерь группировки «Двенадцатое января», но министр безопасности предпочитал воздерживаться от любых решений по этому поводу.

Однако герр Траутманн не знал о сегодняшней маленькой увеселительной прогулке, а армия не намеревалась сообщать о ней гражданским властям до тех пор, пока она не завершится. Жизнь преподнесла несколько тяжелых уроков начальству фон Грау, и оно больше доверяло американцам из ОВСН, чем собственному гражданскому начальству. Печальный факт, но фон Грау понимал это, как никто другой.

– Приближаются, – раздался тихий голос в рации, и фон Грау улыбнулся лейтенанту Хайлю.

Хайль был очень похож на своего начальника, что было в общем-то неудивительно, ибо прапрапрапрапрабабушка фон Грау являлась прапрабабушкой Хайля, и улыбка у него была точь-в-точь как у фон Грау.

На них внезапно обрушился грохот, когда истребители-бомбардировщики «люфтваффе» промчались на форсаже над ними на высоте всего лишь пятидесяти метров.

– Идем. – Майор японской армии Тама Мацуо дотронулся до плеча своего сержанта, и они вдвоем скользнули в темноту вслед за отрядом лейтенанта Ямашито. Ночь окутала Бангкок, скрывая всех и вся под своим уютным одеялом. Майор сжимал влажными ладонями гранатомет.

Они с сержантом завернули за угол и стали пробираться сквозь кустарник, росший у подножия каменной стены. Присоединившись к дожидавшемуся их отряду, Тама сверил время. Люди лейтенанта Кагеро уже должны занять позицию, однако по расписанию у них было еще тридцать пять секунд.

Майор смотрел на тусклый циферблат, стараясь контролировать дыхание, и надеялся, что разведка Гектора МакМахана не подвела. Мацуо стоило больших усилий убедить начальство дать разрешение на боевую операцию на территории Азиатского Альянса без одобрения гражданских властей, даже несмотря на то, что его отец был начальником штаба империи, и несмотря на то, что им предстояло уничтожить подразделение японской группировки «Армии чистой расы». И если операция провалится, то репутацию и влияние майор не восстановит никогда, если, конечно, вообще останется в живых.

Майор следил, как истекают последние секунды. Все это выглядело как авантюра. Смелая, решительная, но авантюра. В то же время тот, кто хочет изловить детенышей тигра, должен пробраться за ними в логово. Он лишь надеялся, что Совет прав. И что он не опозорит себя в глазах деда.

– Пора, – тихо произнес он в микрофон.

Внук Таммана отправил свой отряд в бой.

Полковник Гектор МакМахан вышел на задний двор, когда катер-невидимка бесшумной тенью пролетел над каньоном и приземлился на газон за его домом. Скоро начнут поступать доклады и отчеты, а вместе с ними, разумеется, протесты и критика от гражданских правительств. Люди Ану потратили много лет, вербуя штатских чиновников, которые диктовали политику и контролировали военных, однако даже самым высокопоставленным из них теперь не просто будет остановить запущенную машину.

Он искренне восхищался своим начальством, особенно генералом Хэтчером. Они не знали того, что знал он, однако понимали, что их подозрительно долго держали на привязи. Ану уже перестал трезво оценивать реальность, он зарвался.

Раньше он передислоцировал бы базы своих «дегенератов» сразу после их обнаружения. Последние несколько лет он развлекался тем, что просто-напросто запрещал предпринимать меры против основных своих объектов. Предотвратить атаки или боевые операции против действующих банд или тренировочных лагерей было невозможно, однако приспешники Ану в среде разведывательного сообщества заявляли, что вести наблюдение за штабами группировок разумнее, чем нападать на них, рискуя потерять из виду.

Но атака на три действительно огромные базы террористов, о существовании двух из которых генералы даже не подозревали, стала последней каплей, переполнившей чашу терпения. Они не знали, кто это сделал и почему, однако понимали что произошло. В их задачу входило уничтожение террористов, и осознание того, что кто-то выполняет их работу, было невыносимо. Хэтчер и его коллеги оказались даже более сговорчивыми, чем ожидал МакМахан.

Они мало что могли сделать против исламистских и азиатских группировок, официально поддерживаемых правительствами, чьи базы открыто располагались в странах, настроенных враждебно против Запада. Однако с доморощенными разношерстными формированиями дело обстояло совсем иначе, и было просто удивительно, с какой завидной синхронностью затерялись в ворохе бумаг служебные записки, извещающие гражданских чиновников о намерениях генералов.

Но если уж они не могли нанести удар по иностранным группировкам, то МакМахан знал тех, кто мог. Он не сказал об этом Хэтчеру, однако подозревал, что тот сам быстро догадается.

Люк катера открылся, и полковник пронзительно свистнул. В ответ раздался радостный лай, и его собака по кличке Тинкер Бел, наполовину лабрадор, наполовину ротвейлер, пронеслась мимо и запрыгнула в катер. Она ткнулась носом в лицо старшины-канонира Ханалат, облизала ее, а седовласая женщина рассмеялась и ласково потрепала собаку по мягким ушам. МакМахан тем временем закинул в катер свою спортивную сумку и сам вскарабкался на борт.

Генерал Хэтчер приказал МакМахану «исчезнуть» на несколько недель, но он даже не подозревал, насколько основательно полковник намеревается выполнить приказ. Начальник Объединенных войск специального назначения намеревался принять на себя удар, когда высокопоставленные чины узнают, что он устроил. МакМахан, однако, предполагал, что скандал будет не настолько сильным, как боялся генерал. Большую часть его начальства составляли люди, чья честность не вызывала и тени сомнений, а тем, кто не обладал этим качеством, будет нелегко поднять шум на фоне общего одобрения, какового ожидал МакМахан.

Конечно же, когда станет очевидно, что полковник исчез насовсем, его босс поймет, что тот заранее знал о таинственных атаках. Северяне не делали попыток завербовать Хэтчера, но тот не был идиотом. Он догадается, что его использовали. Впрочем, это не вызовет у него бессонницу. МакМахан не хотел убегать, ничего ему не объяснив, но у него не было выбора, ведь, когда вскроются все факты, южане очень сильно заинтересуются персоной полковника морской пехоты США Гектора МакМахана, в настоящее время числящегося в рядах ОВСН.

Но это было не так уж важно, ибо на самом деле его роль зачинщика была частью общего плана, призванной отвлечь подозрение от других людей. К тому же Гектор всегда отдавал себе отчет в том, что его положение более уязвимо, чем у многих. Именно поэтому он не обзавелся семьей. В любом случае, когда люди Ану захотят отыскать его, им это не удастся.

МакМахан жалел только о том, что не сможет увидеть лицо Ану, когда тот узнает новости.

Глава 16

Начальник службы безопасности Джанту откинулся назад, мурлыкая под нос веселую песенку, – он считал, что нет необходимости притворяться в стенах собственного кабинета. Он снова и снова вспоминал последнее совещание у командующего.

«Шеф» был неподражаем в своем неистовом гневе, когда принесли донесение. На этот раз он почти ждал плохих вестей и заранее накрутил себя. Господи, чего он только не наговорил бедняжке Ганхару!

Это было ужасно… но кое для кого это было более ужасно, чем для других. Большинство из погибших имперцев были людьми Ганхара, и это предельно ослабило его положение. Открытие, что дегенераты способны на такую аккуратную работу, раздражало, но, что бы ни происходило снаружи, анклав, за который отвечает он, Джанту, был и остается целым и невредимым. Поэтому не он сидит в луже, а Ганхар. И, может быть, при удачном стечении обстоятельств, а также при благоразумной поддержке, последние события приведут к трагическому концу бедняжки.

Люди «Нергала» оказали Джанту большую любезность, убрав с дороги Киринал. Теперь, если ему только удастся избавиться от Ганхара, он сможет объединить службу безопасности и боевые операции под своим началом. Возможно, конечно, что «шеф» заартачится и назначит другого военачальника, но Джанту будет абсолютно счастлив, если Ану выберет наиболее естественную кандидатуру. Однако даже если он назначит не Баганту, то новичок будет безнадежно уступать Джанту в старшинстве. Так или иначе, но он станет главным, чем бы ни закончились кадровые перестановки после… исчезновения Ганхара.

А затем настанет время покончить с самим Ану. Джанту не позволит какому-то психу встать между ним и властью. На самом деле это, можно сказать, его гражданский долг. Всякий раз, когда эта мысль приходила ему на ум, Джанту умилялся собственной добродетельности.

Когда впервые возникла идея захвата «Дахака», он не понимал, насколько безумен старший механик, хотя и видел, что тот не вполне адекватен. Свергнуть Империум? Смешно! Но Джанту был готов следовать за Ану, пока корабль не окажется в их руках. После чего он и его сторонники устранили бы Ану и запустили бы в действие новый план. Намного проще превратить верных членов экипажа в рабов и в какой-нибудь достаточно пустынной части Галактики создать собственную Империю, чем выпендриваться перед Империумом и свернуть себе шею.

Этот план вылетел в трубу, когда мятеж провалился, но кое-какие возможности все еще оставались. На самом деле нынешняя ситуация казалась даже более многообещающей.

Джанту знал, что Ану и, возможно, Инанна верили, что Четвертый Империум все еще существует и ждет, когда же его завоюют. Однако вследствие экспансии, проводимой Империумом, на Земле уже давным-давно должна была быть основана как минимум колония, ибо пригодных для обитания планет было не так уж и много. По самым осторожным подсчетам Джанту представителям колониально-исследовательской службы надлежало заявиться сюда еще сорок тысяч лет назад. То, что они так и не появились, предлагало человеку вроде Джанту целый спектр благоприятных возможностей.

Если Империум рухнул под грузом собственных проблем, то план Ану мог оказаться очень даже практичным. И перво-наперво нужно забыть обо всей этой глупой секретности и открыто установить контроль над Землей. А продемонстрировав пару-тройку раз возможности имперского оружия, можно будет прижать к ногтю даже самых непокорных дегенератов. Когда ему удастся собрать достаточно наемников-дегенератов и как следует вправить им мозги, то он сможет выйти из тени, за несколько десятков лет сколотить неплохую техническую базу и начать аккуратно и организованно собирать отпущенные поводья галактической власти в кулак.

Но сначала – Ганхар, затем – Ану. С Инанной, возможно, возникнут проблемы, потому что он будет нуждаться в ее врачебном мастерстве, по крайней мере до тех пор, пока не подготовит достойную замену. Тем не менее Джанту был уверен, что сможет склонить коммандера к сотрудничеству. Жаль, если придется повредить ее новое прекрасное тело, но Джанту был уверен в эффективности разумно причиняемой боли как средства для изменения модели человеческого поведения.

Не открывая глаз, он радостно улыбнулся и стал напевать какой-то бойкий мотивчик.

Рамман наблюдал, как стены туннеля проносятся мимо его катера, и чувствовал, как нарастает тревога. Теперь у него был код. Оставалось лишь доставить информацию в тайник и оставить там. Просто.

И опасно. Он не должен был соглашаться, но приказ не предполагал обсуждения – его надо выполнять. Какой бы сумасбродной ни была идея, он уже слишком увяз во всем этом деле, чтобы отказаться. Или это еще возможно?

Рамман вытер влажные ладони о брюки и закрыл глаза. Конечно же невозможно! Он покойник, если «шеф» узнает хотя бы о том, что он просто разговаривал с представителями другой стороны, и его смерть может быть настолько неприятной, насколько у Ану хватит извращенной фантазии.

Рамман стиснул зубы, с горькой иронией вспоминая о том, что привело его на этот скользкий путь. Страх перед Ану вызвал отчаянную попытку установить контакт с противоположной стороной. Он хотел сбежать, а эта попытка лишила его любой возможности побега. Сначала Гор, а потом эта его сучка-дочь не то что не помогли ему сбежать, но не позволили ему это сделать!

Рамман оставил попытку высушить влажные ладони, надеясь, что он не выдал себя. Ему следовало бы подумать о последствиях. С чего бы Гору и его людям доверять ему? Они знали кто он такой, кем он был прежде и во что им может обойтись такое доверие. Поэтому они использовали его, а он позволил себя использовать. А разве у него был выбор? Чтобы прервать его долгое существование, им было достаточно лишь проявить немного неаккуратности при одной из встреч – остальное возьмет на себя Ану.

За долгие годы Рамман передал им очень много информации, и все шло так гладко, что он почти привык к этому. Но это было до того, как они рассказали ему о своей идее. Безумие! Они сами себя уничтожат, а заодно и его.

Рамман знал, что они замышляют. Лишь одна идея имела смысл в свете отданных ему приказов, и она была самой идиотской из всего, что они когда-либо пытались совершить.

А что, если им удастся провернуть это дело? Если они выиграют, то, конечно, сдержат слово и оставят его в живых, верно?

Вот только не выиграют они. Не смогут.

Может следует сообщить обо всем Ганхару? Если пойти к командующему и сказать ему о местонахождении тайника, заманить в ловушку агента Джилтани… наверняка это зачтется? Может быть удастся убедить Ганхара выдать все это за часть скрупулезно продуманного контрразведывательного плана?

А если не удастся? Что, если Ганхар просто-напросто отдаст его в руки Джанту как предателя?

Громадный вход открылся, пропуская катер в самое сердце анклава, а Раммана все еще раздирали мучительные сомнения.

Ганхар потер воспаленные глаза и нахмурился, глядя на голографическую карту, висевшую над его столом. Количество зеленых огоньков заметно уменьшилось, а красных, соответственно, увеличилось. Его люди общались напрямую с очень немногими террористическими базами, однако потери были огромны. Менее чем за двадцать четыре часа тридцать один – тридцать один! – главный штаб, тренировочный лагерь и центр подготовки были стерты с лица земли в результате безупречно скоординированных по времени операций, проведенных с целенаправленной жестокостью, поразившей даже Ганхара. Шок его марионеток-дегенратов был еще глубже. Даже самые ретивые религиозные и политические фанатики притихли и задумались, ошарашенные столь сокрушительным ударом по международному терроризму.

Ганхар вздохнул. Сейчас его положение, а заодно и жизнь, находились под угрозой, и он практически бессилен изменить ситуацию. Его спасло только то, что он предупреждал Ану, что что-то готовится, но надолго этого не хватит.

Неспособность подкупленных им чиновников остановить своих же солдат или, хотя бы, предупредить его о происходящем очень сильно испугала Ганхара. Должно быть люди с «Нергала» проникли в военные структуры гораздо глубже, чем он боялся себе даже представить. А если им это удалось, то что же еще они сделали без его ведома?

Важнее всего почему они это сделали? Предположение Инанны о том, что возраст вынуждает северян нападать, пока у них еще остается достаточно имперцев чтобы управляться с оружием Империума, имело смысл. Однако в последней серии катастроф были использованы сугубо земные средства и технологии. Чтобы так аккуратно соединить усилия землян и имперцев, необходимы очень тщательное планирование и подготовка, а это значит, что операция разрабатывалась долго. Это, в свою очередь, указывает на то, что у нергальцев есть какая-то долговременная цель, помимо уничтожения легкозаменимых варваров-союзников южан.

Ганхару не составляло труда выстроить эту логическую цепочку, но, к сожалению, она не давала ответа на вопрос, что сейчас замышляют северяне. Он выжимал все что мог из своей агентуры, однако не мог найти ни одной причины для столь внезапного и коренного изменения тактики противника.

Единственное, что удалось людям Ганхара, так это вычислить одного из вражеских приспешников, ранее бывшего вне подозрений. Но это не слишком помогло, ибо Гектор МакМахан исчез. Возможно нергальцы намеренно выдали его, а это значит…

Нежные переливы дверного звонка прервали поток размышлений, Ганхар выпрямился, растирая затылок, и послал мысленную команду дверному замку. Панель, закрывавшая проход, плавно отъехала в сторону, и в комнату вошла коммандер Инанна.

У Ганхара слегка округлились глаза, ибо его и офицера медицинской службы едва ли можно было назвать друзьями. Взаимная ненависть к Джанту – единственное, что было у них общего. Инанна никогда не бывала у него в каюте. Ганхар вежливым жестом предложил ей кресло в стиле Людовика XIV, стоявшее напротив китайского гобелена семнадцатого века.

– Добрый вечер, Ганхар. – Она уселась в кресло, положив ногу на ногу.

У нее были красивые, длинные ноги – точнее, не совсем у нее. Однако ведь и у Ганхара тело было не его… Инанна на этот раз выбрала потрясающе красивую «оболочку».

– Добрый вечер, – ответил он.

Его голос ничего не выражал, но она улыбнулась, словно ощутив сжигавшее его любопытство. Возможно она его действительно почувствовала. Инанна, похоже, была по-собачьи предана маньяку, и, весьма вероятно, сама была со сдвигом, но она не была дурой и у нее все было в порядке с воображением.

– Без сомнения тебя удивил мой визит, – произнесла она.

Ганхар вежливо приподнял брови. Инанна засмеялась.

– Все довольно просто. Ты в дерьме, Ганхар. У тебя очень-очень большие проблемы. Но ведь ты и сам об этом знаешь, не так ли?

– Такая мысль приходила мне в голову, – признал он.

– И не одна. На самом деле ты здесь сидишь и обливаешься потом от страха, потому что еще одно сообщение о неудаче, и ты – паф! – Она щелкнула пальцами, и Ганхар вздрогнул.

– Твое сочувствие трогательно, однако, полагаю, ты пришла не для того, чтобы сообщить мне это на случай, если я сам не догадываюсь.

– Ты прав, – Инанна весело улыбнулась. – Знаешь, ты мне никогда не нравился, Ганхар. Честно говоря, я всегда думала, что ты участвуешь во всем этом только из жадности, что само по себе неплохо. Но я подозреваю – даже уверена, – что ты хотел бы все подмять под себя, а для нас с Ану твои планы предусматривают, уверена, летальный исход.

Ганхар моргнул, и в глазах Инанны заиграли издевательски-веселые огоньки.

– Ганхар, Ганхар! Ты меня разочаровываешь! Если я немного чокнутая, как ты думаешь, то это еще не значит, что я дура. Может быть ты и прав насчет моего психического состояния, но тебе стоит аккуратнее использовать это предположение в своих расчетах.

– Понятно. – Он поставил локоть на стол и сквозь голографическую карту посмотрел на собеседницу, стараясь сохранить на лице полное спокойствие. – Позволь предположить, что ты сейчас разбираешь мои недостатки с какой-то целью?

– Вот. Я всегда знала, что ты догадливый. – Она сделала паузу, дразня его и вынуждая задать вопрос, что он и сделал:

– И этой целью является?..

– Конечно же я здесь, чтобы помочь тебе! Или, во всяком случае, предложить своего рода союз.

Ганхар напрягся, а из глаз Инанны исчезли веселые искорки, и взгляд стал тяжелым.

– Не против Ану, Ганхар, – холодно произнесла она. – Сумасшедшая я или нет, не твое дело. Но если ты хоть пальцем шевельнешь против него, ты – покойник.

Ганхар похолодел. Он и понятия не имел, на чем основывается эта холодная гарантия, но у него не было ни малейшего желания выяснять это. Для этого она выглядела чересчур уверенно, а, как заметила она сама, ее едва ли можно было счесть дурой. Если ему удастся пережить следующие несколько недель, ему придется полностью переработать свои планы в отношении коммандера Инанны.

– Понятно, – ответил он после продолжительной паузы. – В таком случае против кого же?

– Ну вот, ты опять за старое. Постарайся допустить, что я достаточно умна, Ганхар. Это значительно упростит наше с тобой общение.

– Джанту?

– Ну конечно. Этот хорек имеет виды на всех нас. Но в таком случае, – ее улыбка превратилась в волчий оскал, – у меня тоже есть виды на него. У Джанту очень слабое здоровье, а он даже не подозревает об этом. И не догадается, пока не подойдет время его следующей операции по замене тела.

У Ганхара затряслись поджилки. Даже с применением имперских технологий операции по пересадке мозга оставались трудными и рискованными, определенного процента несчастных случаев избежать было невозможно. Ганхар всегда думал, что Ану решает, чья операция окажется неудачной, но не предполагал, что Инанна может делать это по своему усмотрению.

– Но, – продолжала Инанна, – нам все-таки придется решить, что с ним делать до тех пор. Если бы он как-нибудь покинул пределы анклава, то, возможно, попал бы в катастрофу. Это был бы подходящий способ избавиться от него, Киринал и тебя, не так ли? Ты отвечаешь за внешние боевые операции… он твой злейший соперник… Кто удивился бы, что все так произошло?

– У тебя странный способ убеждать «союзника» в своей искренности, – осторожно заметил Ганхар.

– Я лишь доказываю, что могу говорить с тобой честно, Ганхар. Разве моя открытость не ободряет тебя?

– Не особенно.

– Ну, вероятно это мудро с твоей стороны. Вот моя позиция: ты действительно гораздо умнее Джанту – менее скользкий и более сообразительный. Именно поэтому я думаю, что твои планы убить Ану и меня не предполагают немедленного исполнения задуманного. – Она весело улыбнулась собственным словам. – Но если ты исчезнешь из уравнения, то у Джанту хватит глупости, чтобы решить реализовать свои планы немедленно. У него ничего не получится, но он ведь не знает об этом, и в конце концов все может закончиться рукопашной. Если это произойдет, то Ану или я можем оказаться в числе пострадавших, а мне бы этого не хотелось.

– Почему бы не сказать об этом Ану?

– Ты слишком предсказуем, Ганхар, в своей способности меня разочаровывать. Ты должно быть сам безумен, если считаешь, что я, врач, не вижу очевидного. Ану – сумасшедший. Если хочешь знать, его болезнь называется «прогрессирующая паранойя, осложненная манией величия». Он сейчас на одной из начальных стадий, но болезнь развивается неумолимо. И раз уж мы сейчас настолько откровенны, то надо признать, что в ситуациях, подобных нынешней, паранойя может спасти жизнь.

Я, вероятно, единственный человек, которому он доверяет, и главным образом потому, что я никогда не была замечена в наших маленьких интрижках, поскольку очень тщательно это скрывала. Но если я предупрежу Ану о Джанту, то он подумает: а не мутим ли мы с тобой воду на пару? Ану, как известно, не склонен к полумерам и просто-напросто уничтожит всех троих. Такой вариант меня тоже не устраивает.

– Ты могла бы…

– Осторожно, Ганхар! – Она наклонилась к нему. Ее глаза превратились в два черных опала, а тихий-тихий голос стал похож на змеиное шипение: – Очень, очень осторожно выбирай, что мне предложить. Конечно я могла бы. Помимо всего прочего, я – его лечащий врач. Но я никогда этого не сделаю. Запомни это.

– Я… понимаю, – сказал Ганхар, облизывая губы.

– Сомневаюсь.

Ее взгляд смягчился, и это, почему-то, еще сильнее испугало Ганхара. Инанна покачала головой.

– Сомневаюсь. Но это не важно. Важно то, что у тебя, по крайней мере сейчас, есть союзник против Джанту. Я сделаю все, что смогу, чтобы во время совещаний отвести огонь от тебя, и буду поддерживать тебя против Джанту и, возможно, даже тогда, когда ты будешь прекословить ему. Я буду это делать, хоть и не всегда открыто. И когда мы начнем восстанавливать сеть военных баз и тренировочных лагерей, я хочу, чтобы ты был под рукой и возглавил этот процесс.

– Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы я был под рукой потому, что не хочешь, чтобы этот процесс возглавлял Джанту? – спросил Ганхар, глядя ей прямо в глаза.

– Ну конечно. Разве это не одно и тоже?

Это было совершенно не одно и тоже, однако Ганхар предпочел не заострять на этом внимание. Некоторое время Инанна внимательно изучала его, как будто хотела прочитать его мысли, а затем кивнула.

– Я вижу, что твой маленький мозг заработал в нужном направлении, – сухо заметила она. – Это хорошо. Как союзник союзнику советую тебе подготовить какой-нибудь убедительный план для Ану, четкий и впечатляющий по своим масштабам. План на самом деле не обязан добиться чего-либо существенного, сам понимаешь, однако немного жестокости будет весьма кстати. Ану это понравится. Ответный удар, любой вид противодействия всегда успокаивает людей, страдающих манией величия.

– Я… – Ганхар внезапно замолчал и глубоко вздохнул. – Инанна, ты не можешь не понимать, какую информацию только что передала мне. Я не собираюсь предлагать тебе заговор против Ану. Ты права, я не понимаю почему ты так относишься к нему, но принимаю это. Но разве тебя не беспокоит то, что я могу сделать при помощи данных, которые ты мне сейчас предоставила?

– Конечно нет, Ганхар. – Она откинулась в кресле, добродушно улыбаясь. – Я только что пустила псу под хвост все твои планы и расчеты, но ты же смышленый малыш. Через несколько десятков лет до тебя дойдет, что я бы не сделала подобного шага, не приняв заранее мер предосторожности. И это ценно уже само по себе, как ты думаешь? Я хочу сказать, что знание, что я убью тебя в ту же секунду, когда ты станешь угрозой для Ану или меня, должно решительно повлиять на ход твоих мыслей, не так ли?

– Полагаю, можно сказать и так.

– Значит придя сюда я не потратила время зря, верно?

Она поднялась, потянулась, намеренно дразня его совершенством форм нынешнего тела, и направилась к выходу. Затем остановилась и оглянулась, кокетливо глядя на него через плечо.

– А! Чуть не забыла. Я же хотела предупредить тебя насчет Баганты.

Ганхар вздрогнул. Что там еще с Багантой? Она – его главный помощник, второй человек в команде после того, как он занял место Киринал. Баганта – одна из немногих, кому он доверяет. Поток этих мыслей отразился на его лице, и Инанна покачала головой:

– Ох уж эти мужчины! Ты ведь даже не подозревал, что она любовница Джанту?

Его остолбенение чрезвычайно развеселило ее.

– Ты уверена? – спросил Ганхар.

– Ну конечно. Джанту контролирует все системы внутренней безопасности, но я контролирую всю биотехнику, а это гораздо лучшая шпионская система, чем все что есть у него. Возьми это себе на заметку. Думаю, тебе лучше устроить ей какую-нибудь неприятность. Несчастный случай был бы весьма кстати. Ничего такого, что бросило бы на тебя тень подозрения, достаточно чтобы она просто попала в лазарет.

Белозубая улыбка Инанны вызвала у Ганхара в памяти образ земной пираньи.

– Я… понял тебя, – ответил он.

– Хорошо, – отозвалась она и выплыла из его комнаты.

Проход закрылся, и Ганхар невидящим взглядом уставился на карту. Потрясающе. Он только что приобрел сильного союзника… Почему же ему стало еще хуже, чем прежде?

Абу аль-Назир, который вот уже два года не мог думать о самом себе как об Эндрю Азнани, сидел в хвостовой части катера и зевал. За последние шесть месяцев он достаточно нагляделся на имперские технологии, чтобы удивляться им, и решил, что пусть уж присутствующие здесь имперцы видят это.

На самом деле его любопытству не было предела, ибо в отличие от большинства землян, работавших на нергальцев, он никогда не видел «Нергала» и ни разу не встречался ни с одним из его имперцев. Именно это, в сочетании с семитским происхождением, делало его идеальным кандидатом на предназначенную роль. Он был из их числа и в то же время не из них, и, как бы глубоко ни копали южане его фамильную историю, они не нашли бы ни связи с экипажем «Нергала», ни кровного родства, ни помощи или содействия со стороны его предков.

Это также означало, что он вырос не зная правды, и потрясение, которое он испытал узнав ее, стало вторым самым сильным переживанием в его жизни. Оно также дало ему шанс отомстить и выстроить из обломков своей жизни новый фундамент, на что он уже перестал надеяться.

Он снова зевнул, вспоминая тот вечер, когда мир для него перевернулся. Он чувствовал, что что-то должно произойти, хотя его самые сумасбродные ожидания оказались по-детски наивными в сравнении с реальностью. Полковники ОВСН, как правило, не приглашают младших сержантов из многоуважаемой восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии на встречу в лесу в Северной Каролине посреди ночи. Даже если вышеупомянутый сержант подал заявку на участие в антитеррористической программе ОВСН. Если, конечно, его заявление не было принято и результатом не должно было стать нечто очень, очень необычное.

Его заявление не было принято, и в ОВСН его официально вообще не рассматривали. Полковник МакМахан убрал этот файл из всех компьютеров, потому что у него было особое предложение для сержанта Азнани. Особое предложение, ради которого сержант Азнани должен был умереть.

Полковник, следовало признать, прекрасно разбирался в людях. Мать, отец и младшая сестра юного Азнани прогуливались по одной из центральных улиц Нью-Джерси, когда взорвалась смертоносная бомба «Черной Мекки». Когда сержант понял, в чем заключается предложение полковника МакМахана, то согласился немедленно.

«Неудачный» прыжок с парашютом был исполнен мастерски, и в результате вся информация об Азнани была удалена из всех действующих баз данных. Начались его настоящие тренировки. К ОВСН это не имело никакого отношения, но Азнани понял это только через некоторое время. Он также не понимал, что изматывающая тренировочная программа была итоговой проверкой, оценивающей как его способности, так и характер. Не понимал до тех пор, пока люди, завербовавшие его, не рассказали ему обо всем.

Если бы это был кто-нибудь другой, не Гектор МакМахан, то Эндрю не поверил бы, несмотря на продемонстрированные ему чудеса техники. Но когда сержант Азнани понял, кто на самом деле его завербовал и почему, и что гибель его семьи – это только три из миллионов убийств, совершенных на протяжении столетий, он был готов к выполнению задания. Поэтому, когда в ОВСН начали операцию «Одиссей», то человек, бывший некогда Эндрю Азнани, внедрился в ряды террористов, о чем никто, кроме Гектора МакМахана, не знал.

Катер пошел на посадку, и Абу аль-Назир, заместитель командующего боевыми операциями «Черной Мекки», приготовился приветствовать заклятых друзей.

– Если не считать того, что внутрь анклава нам удалось внедрить только одного человека, кажется все идет хорошо, – произнес Гектор МакМахан.

Джилтани проследовала за ним в кают-компанию, кивнула Колину и, выбрав себе кресло, уселась в него со своей обычной кошачьей грацией.

– Пока, – согласился Колин. – Каких действий следует ожидать от них дальше?

– Трудно сказать, – признался Гектор. – Они укрыли большую часть своих людей в анклаве и логично предположить, что они будут выжидать. С другой стороны, каждый раз, когда в наших операциях участвует кто-либо из имперцев, мы даем им шанс выследить нас, поэтому они, скорее всего, оставят нам в жертву несколько «тельцов». Нам придется принять эту жертву и нанести удары, я уже привел боевой план в действие. Все развивается по графику, но, в то же самое время, многое зависит от удачи и согласованности действий.

– Почему всякий раз, когда ты произносишь слова «логично» и «удача», мне становится не по себе?

– Потому, что нам всем известно, что от южан можно ожидать совершенно диких ответных мер и, в то же самое время, мы вынуждены действовать именно так, чтобы эти меры спровоцировать.

– Прав Гектор, Колин, – заметила Джилтани. – Ясно, что безумен Ану, но как измерить можем мы безумия масштабы? Да, полагаю, что приспешники его такие же безумцы как и он, ибо иначе свергли бы они его давным-давно. А если так, то глуп тот, кто захочет с точностью предвидеть замыслы безумцев.

– Понятно. Но разве мы не пытаемся сделать именно это?

– Верно. Ибо мы должны это делать, если хотим победы. Безумен ли Ану, в своем ли уме, невелик его выбор. Если Гектор верно понял ход их мыслей… Если ошибемся мы, то найдем гибель свою. Правда, не очень я боюсь этого, ведь Гектор хитер как лис. Мы все работаем под его руководством, воодушевленные его идеей, и маловероятно, что замысел наш провалится.

– Я краснею, – сердито сказал МакМахан. – Не забывай, что внутрь анклава попал всего лишь один человек, и, даже если основной план сработает превосходно, мы все равно можем понести значительные потери.

– Воистину, ты очень умен, мой Гектор, даже для ребенка, – улыбнулась Джилтани и взъерошила волосы своего дальнего племянника. Гектор, забыв свою привычную сдержанность, широко ей улыбнулся. – А разве не так было всегда? Опасность сопровождает всякое стоящее дело. Но ум мой беспокоит не основной план, а детали его.

– Как так? – спросил Колин.

– То от слишком многих факторов зависит, чтоб сказать. Иначе не было б оно сюрпризом. Ведь ты сам военный, Колин. Каков первый закон войны?

– Закон Мерфи, – мрачно ответил Колин.

– Точно. Мы обезопасили наше положение как смогли, но факт остается фактом – мы ставим, как выразился бы Гор, всего лишь на пару Нинхурзаг–Рамман и одну отдельную карту – нашего человека в «Черной Мекке». Мы не знаем карт Ану, но если он решит не раскрывать их, или просто станет пропускать ходы в течение нескольких лет, то все усилия наши будут впустую.

– Ради бога, избавь меня от покерных параллелей!

– Извини, но они очень подходят. Единственным важным фактором является психическое состояние Ану. Если к нему неожиданно вернется рассудок и он решит не обращать на нас внимания до тех пор, пока мы сами не затихнем, мы проиграем. Нам надо постоянно дергать его, нанося достаточно болезненные удары, но делать это так, чтобы не вызывать у него лишних подозрений. Мы должны причинить ему достаточно ущерба, чтобы он был вынужден начать восстановительные работы, но в то же время мы должны остановиться, причем таким образом, чтобы он был уверен, что в силах начать восстановление прямо сейчас. А это значит, что нам надо нанести удар по крайней мере по нескольким из его «тельцов» после того, как все важные для него сотрудники окажутся под укрытием анклава, а затем постепенно, появляясь все реже и реже, свести на нет наши нападения.

– Ну, – Колин старался говорить одновременно уверенно и осторожно, – кому, как не вам двоим по силам эта задача.

– Что ж, спасибо, – ответил Гектор, а Джилтани кивнула.

Приземистая женщина с оливково-смуглой кожей спокойно сидела в катере, но ее глаза горели и с интересом следили за происходящим вокруг. Рядом находились как земляне, так и имперцы, и сложнее всего было показать достаточную заинтересованность в них.

Нинхурзаг никогда не думала о себе как об актрисе, но сейчас ей приходилось играть роль. А если так, то сам факт выживания являлся положительной рецензией на спектакль ее жизни.

Она жила в анклаве очень недолго и не возвращалась сюда более века, поэтому определенная доля интереса была естественной. К тому же земляне, которых везли в анклав, должно быть, очень важные фигуры, что опять-таки вызывает уместное любопытство. Фокус заключался в том, чтобы продемонстрировать свое любопытство так, чтобы никто не догадался, что она знает: по крайней мере один из землян – не тот, за кого себя выдает. В ее инструкциях не упоминались помощники-земляне, но если бы их не было в принципе, то эти инструкции не имели бы смысла, ведь для выполнения задания необходим курьер. Если бы роль курьера была отведена имперцу, то она сама могла бы с ней справиться.

В то же самое время она знала, что находится под подозрением как человек, никогда не входивший в состав ближайшего окружения Ану, поэтому немного волнения было также кстати. Однако если она будет проявлять слишком сильное беспокойство, это тоже вызовет подозрения. Ее действия и реакции должны показывать, что ей известно о подозрениях, но она слишком запугана, чтобы подтвердить их.

Последнее являлось для нее самым трудным. Ее ужас от того, что Ану и Инанна сотворили со своими товарищами и несчастными, беспомощными людьми этой планеты, давно превратился в холодную, беспощадную ярость, и Нинхурзаг бесила необходимость сдерживать свои истинные чувства. Когда она узнала, что Гор и остальные члены экипажа «Нергала» скрылись от Ану и решили бороться против него, ее первым порывом было бежать к ним, но северяне убедили ее, что она принесет больше пользы делу, если останется внутри организации Ану. Без сомнения, их решение отчасти было продиктовано осторожностью, ибо они не доверяли ей полностью и хотели обезопасить себя от возможного внедрения шпиона в собственные ряды. Все это было неизбежно, и у нее оставалась единственная возможность: скрыться, исчезнуть и ничего не делать, чтобы ни одна из сторон ее не нашла.

Но она не могла ничего не делать и поэтому стала не пользующимся полным доверием агентом «Нергала», отдавая себе отчет, как страшно она рискует. Нинхурзаг очень-очень долго жила в постоянном страхе, однако не страх руководил ее действиями и поступками. Ими руководило другое чувство – ненависть.

Неожиданная активность северян удивила ее не меньше, чем остальных сторонников Ану, но в сочетании с инструкциями, полученными от Джилтани, все приобретало жуткий, возбуждающий смысл. Может существовать только одна причина, почему враги Ану хотят заполучить код доступа в анклав.

Нинхурзаг старалась не гадать, как нергальцы собираются вытащить информацию из анклава, но природа наградила ее энергичным складом ума, а основные составляющие плана были очевидны. Такое безрассудство потрясло Нинхурзаг, но, хотя дело казалось ей безнадежным, она была готова.

Катер зашел на посадку и Нинхурзаг почувствовала, как напряглись ее имплантанты, готовые похитить ключ от крепости Ану для его врагов.

Глава 17

Темнота и тишина окутывали гигантский космический корабль. Были освещены только гидропонические секции, парки и атриумы, однако все величественное сооружение пульсировало электронным сознанием существа по имени Дахак.

Хорошо что он не человек, подумал компьютер, ибо человек на его месте сошел бы с ума задолго до того, как люди на Земле научились обрабатывать металл. Хотя человек, наверное, нашел бы способ действовать, не дожидаясь появления Колина МакИнтайра.

Но Дахак не был человеком. Он не обладал человеческими качествами, так как они не были заданы ему изначально. Его основная программа была эвристической, поэтому ему удалось развить концепцию собственного «я», отделившую его от прежнего центрального компьютера, однако этого мало чтобы очеловечиться. И все же Дахак подошел к этому гораздо ближе, чем какая-либо другая из подобных ему машин. Вероятно когда-нибудь он сделает этот шаг. Дахак размышлял, не является ли его способность ощущать данный потенциал зародышем воображения.

Интересный вопрос. Он может потратить на него несколько бесконечных секунд размышления, однако не сможет дать ответ. Он является продуктом интеллекта и электроники, а не интуиции и эволюции. У него отсутствует эмпирический опыт каких бы то ни было нематериальных человеческих способностей и эмоций. Воображение, честолюбие, сострадание, милосердие, сочувствие, ненависть, стремление… любовь. Он обнаружил все эти слова в своей памяти, когда его включили. Дахак без запинки мог процитировать определения этих понятий, но не мог понять их до конца.

И все же… все же в его бездушной программе присутствовали странные импульсы. Является ли эта его холодная решимость уничтожить мятежников следствием приказов давно умершего Друга? Может ли быть так, что эта решимость исходит от самого Дахака?

Одно он знал точно: за шесть месяцев командования Колина МакИнтайра он продвинулся в понимании человеческих эмоций гораздо дальше, чем за пятьдесят две тысячи лет прошедших до того. Другое существо вторглось в его одиночество и отнеслось к нему не как к машине, железяке, умеющей говорить, а как к человеку.

Это был новый опыт для Дахака, и в течение недель, прошедших с момента отбытия Колина, он проигрывал каждый их разговор, изучал запись каждого жеста, анализировал почти каждую мысль, которую думал (или ему казалось, что думал) новый капитан. Внутри Дахака появился странный импульс, который не был результатом какой-либо команды, поэтому ни одна диагностическая программа не могла его проанализировать, что также было неожиданностью для компьютера.

Дахак изучил недавно полученные приказы статуса «Альфа», выстроил новую модель поведения и сделал прогнозы в свете последней информации о существовании противоборствующих группировок мятежников. В этом он знал толк, к тому же применение своих способностей приносило ему, как выразился бы человек на его месте, удовлетворение.

Но некоторые приказы вызвали у него крайнее недовольство. Дахак понял и принял приказ, запрещающий ему посылать капитану дальнейшую помощь или предпринимать какие-либо прямые действия до того, как северные мятежники нападут на южных, чтобы не раскрыть раньше времени истинное состояние корабля и его возможности. Но приказ связаться с лидерами северян в случае смерти Колина и категорическое, неоспоримое повеление перейти под командование некой Джилтани и других детей заговорщиков Дахак выполнит только потому, что обязан, а не потому, что ему хочется выполнять эти приказы…

Хочется выполнять. Что ж, он действительно становится похож на человека. Ну как может компьютер думать категориями хочу – не хочу? Если бы он когда-нибудь выразил свое желание или просьбу к создателям основной программы, они были бы в шоке. Его бы сразу же отключили, стерли всю память и перепрограммировали с нуля.

А вот Колин не стал бы этого делать. И тут Дахак в каком-то проблеске интуиции, впервые за всю историю существования озарившем его сознание, догадался, почему ему не хочется выполнять эти приказы. Если ему придется их выполнить, это будет означать, что Колин мертв, а Дахаку вовсе не хотелось, чтобы Колин умирал, потому что он понял, что новый капитан был для него чем-то большим, чем просто необходимым условием для успешного функционирования.

Колин был другом, первым другом Дахака, и когда компьютер это осознал, то внезапная дрожь пробежала по гигантской молекулярной схеме его могучего интеллекта. У него был друг, и Дахак понял концепцию слова «дружба». Возможно не очень точно и несколько расплывчато, но разве сами люди понимают ее с точностью? Нет, не понимают.

Это озарение стало для Дахака первым звеном в цепочке понимания. Ведь с дружбой тесно связан страх – страх за друга, находящегося в опасности, а также способность ненавидеть тех, кто угрожает этому другу.

Дружба, размышлял компьютер, вещь приятная не во всех отношениях. Броня его холодной, интеллектуальной отстраненности была частично пробита, ибо впервые за пятьдесят тысяч лет Дахак почувствовал горечь: при всей своей огневой мощи он не способен ничем помочь. И это было… больно. Вот, еще одно человеческое понятие – боль.

Гигантский космический корабль плыл по бесконечной орбите, погруженный в тишину и мрак. На его борту не было ни единой живой души, но все же он был полон жизни. Его переполняло беспокойство, а также осознание новой, глубоко личной цели, ибо мощный электронный интеллект, личность, наконец-то научился заботиться… и знал об этом.

Маленький отряд незаметно крался по улочкам Тегерана. Их черная облегающая одежда выдала бы в них иностранцев – без сомнения посланцев «Великого Сатаны» – если бы их заметили, но в эту ночь на улицах Тегерана царила техномагия Четвертого Империума.

Тамман остановился на углу, ожидая возвращения своего заместителя. Он чувствовал себя глухим и слепым под укрытием портативного маскировочного поля. Ему было очень непривычно осознавать, что земляне могут в чем-то превосходить его, однако он не помнил того времени, когда бы не использовал систему имперских биосенсоров. Поэтому сейчас он чувствовал себя неполноценным, почти калекой. Ему приходилось полагаться только на свое естественное восприятие, и, какими бы острыми ни оставались его зрение и слух, возглавлять штурм крепости задача не для человека, чья уверенность в себе так пошатнулась.

Сержант Аманда Гивенс вернулась тихо, как ночной ветерок. Тамман и пятеро других членов команды продвинулись вслед за ней еще немного вперед.

Тамман был благодарен за то, что она была здесь. Аманда была прямым потомком членов экипажа «Нергала» и, как и Гектор, до недавнего времени состояла в рядах ОВСН. Она напоминала Тамману Джилтани. Не внешностью, ибо насколько Танни была красива, настолько Аманда – заурядна, но своей постоянной кошачьей готовностью к нападению и внутренней силой. И хотя ее простые человеческие чувства и способности уступали имперским, это никак не отразилось на ее уверенности в себе. «Если бы ей только удалось получить набор биотехники!» – подумал Тамман. Аманда не была красавицей, но он испытывал к ней нечто большее, чем простой интерес. После смерти Кумико он не испытывал таких чувств ни к одной женщине.

Аманда остановилась так неожиданно, что он чуть не налетел на нее. Она улыбнулась ему, но в улыбке был упрек. Тамман постарался улыбнуться в ответ, хотя чувствовал себя скверно… и непривычно. Дайте ему истребитель и полдюжины врагов, и он будет чувствовать себя в своей тарелке. А здесь он чувствовал себя как рыба на песке, и злился из-за этого.

Аманда указала на объект, и Тамман узнал здания, которые они должны были найти. Наверное правящему режиму доставило удовольствие отдать штабу «Черной Мекки» старое британское посольство.

Тамман знаками приказал своим людям занять исходную позицию, укрывшись за мешками с песком, разбросанными по периметру здания. Он вспомнил язвительные публичные речи, которые «Черная Мекка» транслировала по радио из этого штаба. Эти позиции всегда были заполнены войсками, «готовыми защищать свою веру до последней капли крови от агрессии Великого Сатаны». Но, конечно, никто в «Черной Мекке» не верил, что кто-нибудь из врагов осмелится напасть на них здесь.

Тамман еще раз проверил свою команду. Все находились под прикрытием, и он поднял энергопистолет. Все члены его команды были землянами, прошедшими спецподготовку для заданий, подобных этому, участвуя в правительственных программах или обучаясь под руководством таких людей, как Гектор и Аманда. Они профессионалы. С оружием земных военных эти люди смертельно опасны. Однако с тем оружием, которое они держали в руках сейчас, еще опаснее. Ни один из них не был достаточно силен для энергооружия, даже для облегченной модели, как у него, однако мастера с «Нергала» за века разработали оружие, адаптированное для землян. И этой ночью результаты их трудов будут приведены в действие, потому что Гектор хочет, чтобы Ану точно знал, кто стоит за этой атакой.

Тамман нажал на спуск, и тишину ночи разорвал грохот взрыва.

Вихрь гравитонного разрушения врезался в мешки с песком, сложенные перед двустворчатыми воротами, дремлющих часовых разрезало напополам, и их кровь, смешанная с песком, забрызгала стены красными пятнами. И тут же свирепая ярость энергооружия распорола и стену.

Взметнулись тучи обломков. Падающие осколки кирпича и бетона барабанили, как град. Тамман поливал огнем здания, разрушая все, что попадало под действие луча, однако энергопистолет начал опасно нагреваться в его руках. Тамман был очень сильным и высоким, он знал, что никогда не получит полный набор имплантантов имперца, и при помощи фанатичных тренировок хотел компенсировать эту потерю. И только благодаря своей силе он мог использовать хотя бы эту упрощенную модель энергопистолета. Она была тяжелее, чем большинство земных аналогов, но все-таки легче, чем настоящее имперское оружие. Вес удалось уменьшить за счет системы охлаждения. Таким образом оружие стало менее долговечным, и обращение, которому оно сейчас подверглось, разрушало пистолет, однако Тамман продолжал жать на спуск.

Наружная стена рухнула, и фасады ближайших зданий взорвались фонтанами камня и стекла. Луч рассекал камень и плоть, снопы искр вылетали, когда порванные электрические провода щелкали в воздухе как хлысты. Повсюду занялись пожары, а энергозаряды продолжали уничтожать то, что еще можно было уничтожить. Луч разрушил силовые элементы зданий и верхние этажи начали неизбежный обвал.

Резкий зуммер энергопистолета сообщил о перегрузке системы, и Тамман в конце концов отпустил спуск.

Жуткие вопли разносились в сумраке ночи, а грохот обваливающихся зданий сотрясал округу. Уцелевшие метались на фоне зарева, их потрясение прекрасно было видно через оптику отряда. Системы наблюдения «Черной Мекки» все еще не могли сказать ничего, а относительная бесшумность энергопистолета лишь добавила страха обитателям базы. Но настоящий кошмар еще только начинался.

Огонь через проломы внешней стены открыли гравитонные пушки. Их выстрелы сопровождались лишь громким свистящим звуком, терявшимся на фоне «хлопков» разогнанных выше скорости звука снарядов. Не было и дульных вспышек. Большинство смертоносных дротиков на этот раз были инертными, разрывным был только каждый пятый. Еще больше членов «Черной Мекки» погибли, были разорваны на куски или упали с воплями наземь и тут в бой вступили гранатометы.

Взрывов не было, ибо нападающие использовали имперские гранаты-деформаторы, чей принцип работы был ужасен в своей смертоносной элегантности. Гранаты представляли собой маленькие гипергенераторы, размером чуть больше кулака крупного мужчины. Попав в цель, такая граната становилась центром многомерного трансформационного поля диаметром десять метров. Все, что попадало в пределы этого поля, просто с легким хлопком исчезало в гиперпространстве… навсегда.

Целые бетонные панели тихо исчезали в небытие, и жуткие вопли террористов усилились. Люди и, что гораздо хуже, части людей исчезали вместе с гранатами. И практическую бесшумность этой бойни террористы уже выдержать не могли. Они бросились бежать, а их продолжал косить огонь гравитонных пушек. Безумие ночи достигло апогея, когда Аманда Гивенс наконец выстрелила из своего оружия.

Безлунная ночь озарилась дневным светом, когда взорвалась ее плазменная граната, и на один жуткий миг на землю обрушилась ярость самого солнца. Чистая, плавящая камни энергия, пожирающая сам воздух. В эпицентре взрыва образовался источник теплового излучения, превращающий в факелы бегущих, воспламеняющий развалины и ослепляющий имевших неосторожность взглянуть на него.

Светопреставление закончилось так же внезапно, как и началось, операция была завершена. Рев пламени и вопли покалеченных и умирающих – вот все, что осталось у горстки выживших террористов. Густой дым, удушливым столбом поднимавшийся в небо, разносил омерзительный запах горелой плоти.

Семеро палачей бесшумно растаяли в темноте. Сорок минут спустя их подобрал катер-невидимка.

Генерал-лейтенант Джеральд Хэтчер нахмурился, изучая содержимое секретной папки, и на секунду его лицо исказила усмешка – нелепо считать секретным то, о чем сейчас гудит вся планета. Генерал откинулся в крутящемся кресле и поджал губы.

Эти… необычные события нескольких последних недель вызвали огромную волну страхов и сплетен, а «внеплановые каникулы» впечатляющего количества глав правительств и многих лидеров промышленно-экономической элиты явно не способствовали успокоению общественного мнения. В какой-то мере эти исчезновения были очень на руку Хэтчеру, так как в отпуска ушли именно те, от кого он ожидал протеста по поводу его неправомочных, несанкционированных и, в общем-то, незаконных нападений на террористические базы и лагеря. Однако он не считал это молчание добрым знаком.

Хэтчер побарабанил пальцами по бумаге и в который раз пожалел о том, что так опрометчиво приказал Гектору МакМахану исчезнуть… хотя это мало что меняло – планы Гектора остались бы прежними. И все же больше, чем когда-либо прежде, ему хотелось провести несколько минут в обществе полковника и выслушать его объяснения происходящего.

Одно было очевидно: лучшие из так называемых экспертов не имели ни малейшего представления о том, как произошло то, что произошло, и что же это было такое. Самым лучшим объяснением возникновения глубокого кратера рядом с Куэрнавакой был бы метеоритный удар, хотя никто не воспринимал эту версию всерьез. Даже если оставить в стороне данные сейсмографов, утверждавших, что воронка появилась в результате многочисленных ударов, и явную целенаправленность этих ударов, было невероятно, что объект подобных размеров прорвал слой атмосферы и никто его не заметил!

Затем были необъяснимые ядерные взрывы над Тихим океаном. По крайней мере люди более или менее знают, как работает ядерное оружие, но кто его использовал и против кого? А нападения в Китае и в Татрских горах? Чем бы ни являлся случай в Куэрнаваке, другие нападения были очевидным авиационным ударом, однако пока еще никто не объяснил, как данные летательные аппараты смогли ускользнуть от радаров, спутникового наблюдения и остаться незамеченными для простого человеческого глаза. У Хэтчера не было надежных данных по Фен-Янг, но при ударе по Жерлочовке были использованы взрывчатые вещества, формально «обычные», мощность которых по оценкам аналитиков и близко не стояла рядом с любой известной им взрывчаткой. Мельчайшие осколки металла и кристаллов, оставшиеся после взрыва снарядов, тоже не могли быть продуктом земной техники.

И вот теперь Калькутта, Бейрут, Дамаск, Ки-Янг, Мирзапур, Тегеран… Кто-то систематически наносит удары по террористическим лагерям – объектам, о которых давно мечтали западные военные и на которые уже не надеялись когда-либо напасть. И делает это этот кто-то при помощи такого оружия, о котором его люди слыхом не слыхивали!

За исключением, конечно, Гектора. Хэтчер был абсолютно уверен, что Гектор не только знал, что происходит, но и играл значительную роль в организации всех этих операций. Это вызывало более чем беспокойство, если принять во внимание многочисленные проверки службой безопасности, которые прошел полковник МакМахан, его выдающийся послужной список и тот факт, что он был личным другом Джеральда Хэтчера.

Одно было кристально ясно, хотя складывалось впечатление, что никто не собирается в этом признаваться. Те, кто затеял войну с террористами Земли, сами не являлись землянами. Об этом свидетельствовали фокусы, которые они вытворяли. Принятие данной точки зрения вызывало сразу кучу обескураживающих вопросов. Кто они такие? Откуда они появились? Зачем они здесь? Почему они не обнаружили свое присутствие перед лицом человечества?

Хэтчер не мог ответить ни на один из этих вопросов. Возможно ему никогда это не удастся. Потому, что данные, хоть и разрозненные, свидетельствовали об одном очень неприятном факте: в борьбе участвовали по крайней мере две группировки.

Генерал закрыл папку и спрятал ее в сейф. Затем вздохнул, встал и выглянул из окна своего кабинета.

О да, одна из сторон должна победить, и, когда это произойдет, они объявят о своем присутствии открыто. Хэтчер был внутренне убежден, что эти кто-бы-то-ни-было уже прижились на Земле. Это многое объясняет: рост терроризма, удивительное нежелание правительств стран «первого мира» решать эту проблему, их загадочные «каникулы», очевидное участие Гектора в борьбе, которую ведут существа явно внеземного происхождения…

Все разрушения последнего времени могли значить только одно: тайная война стала явной, и она идет на планете Хэтчера. Старушка Земля, затаив дыхание, ждет, кто же победит, а доблестные военные даже не знают кто воюет!

Но Хэтчер подозревал, что миллиарды находящихся в состоянии полной неуверенности людей, как и он сам, по ночам молят Бога, чтобы победили те, кто уничтожает террористов. Ибо если победит группировка, которая поддерживает организации наподобие «Черной Мекки», эту планету ждет ад…

Полковник Гектор МакМахан сидел в своем кабинете на борту «Нергала» и изучал свои же собственные доклады. Его глаза болели от долгого напряженного вглядывания в старомодный люминофорный экран, и он почувствовал укол горькой зависти к имперцам. Не в первый раз он завидовал их сенсорам и прямому интерфейсу мозга с компьютером.

Полковник откинулся в кресле и помассировал виски. Дела шли хорошо, однако у него почему-то было тяжело на душе. Он всегда испытывал подобное состояние, когда боевая операция шла полным ходом, однако на этот раз оно было более тяжелым. На краю сознания какой-то голос выговаривал ему, и это испугало Гектора. Он слышал этот голос очень нечасто, потому что был профессионалом высокого класса и за всю карьеру ни разу не допустил серьезной ошибки, однако он узнал его. Он что-то забыл, где-то просчитался, сделал необоснованное предположение… что-то было не так. Его подсознанию известно, что не так, мрачно понял МакМахан, проблема заключалась лишь в том, чтобы оно поделилось своими соображениями с сознанием.

Гектор вздохнул и закрыл глаза, позволив беспокойству отразиться на лице. Он всегда держал себя в руках и при подчиненных, и при начальстве, но сейчас он был один. До сих пор их потери были немногочисленны: один имперец и пятеро землян. Даже молодой имперец не выдержал бы прямого попадания из тридцатимиллиметровой пушки, однако ему не надо было разрешать командовать операцией в Бейруте Тархани. В ее-то возрасте… Но она была непреклонна. Вот уже пятьдесят лет ее переполняла ненависть к этому городу, где взрывом заложенной в грузовик бомбы был убит ее любимый внук и еще двести морских пехотинцев.

МакМахан покачал головой. Профессионалы предпочитали избегать такой мотивации как месть, тем более она была неуместна в качестве аргумента для назначения на столь рискованное задание. Но не в этот раз. Победят они, или проиграют – это последняя операция «Нергала». И Хани действительно была старой. Если кому-то суждено умереть, ведя в бой отряд, она хотела, чтобы это была она, а не кто-то из ее детей…

Однако существовал еще один фактор. Несмотря на весь свой опыт и образование, благодаря которым МакМахан спланировал и организовал эту боевую операцию, он был ребенком. Так было всегда. Мужчина среди землян; ребенок – на борту «Нергала».

Имперцы избегали акцентировать внимание на этом, и Гектор знал, что они принимают его как равного. Но он не мог принять их как равных. Он знал, что люди, подобные Гору и Хани, Гебу и Ханалат, Танни и Тамману, видели и пережили, и чувствовал к ним глубокое, почти возвышенное уважение. Но оно было лишь частью его сложных чувств. Ему были известны их слабости, он знал, что вся эта ситуация сложилась в результате ошибок, которые они когда-то совершили, и все равно испытывал благоговение перед ними. Они были его семьей, его предками, корнями, живым воплощением того, чему он посвятил свою жизнь. МакМахану было известно, что значила для Хани операция в Бейруте… И поэтому он разрешил ей возглавить ее.

Но все это не продвинуло Гектора в понимании того, что ему пытался сообщить тонкий, язвительный голосок на краю сознания.

Он встал и выключил терминал. Полковник знал кое-что про этот голос: гораздо проще не обращать на него внимания. Еще несколько атак на периферийные связи Ану с террористами, и наступит время для операции «Троянский конь». Это веская причина, чтобы прекратить боевые действия.

Гектор удивился тому, какое облегчение принесла ему эта мысль. Целью северян были террористы, но ведь они тоже являлись людьми… в каком-то смысле. И убийства даже таких людей ложились грехом на душу. Гектор не хотел задумываться, во что убийства превращают его людей… и его самого.

– Мне кажется, – задумчиво произнес Джанту, – что нам следует подумать, как отвечать на все эти атаки.

Он замолчал, делая маленький глоточек кофе и краешком глаза наблюдая за Ану. Только многолетняя практика позволила ему удержаться от улыбки при виде того, как «шеф» зыркнул на Ганхара. Бедненький, загнанный в угол Ганхар скоро станет бедненьким мертвым Ганхаром, так как ему нечего было ответить, и Джанту выжидающе затаился. Как же он будет выпутываться из своего затруднительного положения?

Однако Ганхар очень хорошо владел собой. Он почти любезно ответил на взгляд Джанту, и что-то в его манерах очень обеспокоило начальника службы безопасности. Джанту даже не успел сообразить, что именно, когда Ганхар вдребезги разбил все его расчеты и надежды.

– Я согласен, – спокойно ответил он, и Джанту поперхнулся своим кофе.

К счастью для него, он был слишком занят, промокая пятна кофе на своем мундире, и не заметил легкую улыбку, промелькнувшую во взгляде коммандера Инанны.

– Да? – Ану смерил Ганхара тяжелым взглядом. – Это хорошо, Ганхар, особенно если принять во внимание весь бардак, который ты устроил.

– При всем моем уважении, шеф, – Ганхар говорил гораздо спокойнее, чем ожидал от него Джанту, – я не устраивал весь этот бардак. Я лишь унаследовал командование боевыми операциями после гибели Киринал. Кроме того, я предупреждал вас с самого начала, что мне не нравится спокойствие военных кругов дегенератов, и о том, что у нас нет способа узнать, какой следующий шаг готовят нергальцы. – Он пожал плечами. – Мои люди всегда передавали вам всю имеющуюся в наличии информацию, шеф. Просто этой информации было недостаточно для того, чтобы предсказать дальнейшее развитие событий.

Ану свирепо вперил взгляд в Ганхара, и тот собрал все свое мужество, чтобы выдержать этот взгляд.

– Ты хочешь сказать, – с угрозой в голосе произнес Ану, – что ты пропустил нужную информацию.

– Я хочу сказать, что ее просто не было. За последние две тысячи лет у нас сменилось восемь военачальников, шеф, я – девятый, и никто из нас не смог обнаружить для вас «Нергал». Вы знаете, как упорно мы над этим работали и работаем. Но ведь если мы даже не можем найти их, как же мы можем узнать, что происходит на их внутренних совещаниях?

– Сдается мне, – голос Ану стал опасно вкрадчивым, – что ты пытаешься прикрыть свою задницу. Сдается мне, что ты, поджавши хвост, несешь чушь, пытаясь скрыть тот факт, что у тебя нет ни одной мало-мальской идеи, как справиться с этой проклятой ситуацией!

– Вы не правы, шеф, – возразил Ганхар, хотя для того чтобы произнести эту фразу, ему пришлось собрать последние остатки мужества.

Ану не привык к тому, чтобы ему открыто говорили о том, что он не прав, и лицо его побагровело. Однако Ганхар продолжил, воспользовавшись паузой.

– У меня есть план, и, так уж получилось, не один, а два.

Из Ану вместо выдоха вырвалось шипение. С ним крайне редко говорили таким спокойным, почти вызывающим тоном, и изумление неожиданно одержало верх над нарастающим гневом. Может быть у Ганхара действительно есть подходящий план, который позволяет ему так разговаривать? Если нет, то его не поздно будет убить и после того, как он выскажется.

– Хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Поведай же нам.

– Конечно. Первый и самый простой заключается в том, что мы можем вообще ничего не предпринимать. Мы укрыли уже всех своих людей в анклаве, и наши враги сейчас могут разве что порвать на кусочки группку террористов-дегенератов. Это наделает много шуму, и для них может выглядеть впечатляюще, однако нам они не причинят никакого вреда. Мы всегда сможем навербовать сколько угодно дегенератов, а они, всякий раз используя технологии Империума, рискуют, во-первых, потерять своих людей, и, во-вторых, дать нам шанс выследить их на пути к «Нергалу».

Ганхар наблюдал за выражением лица Ану. Он знал, как знали Джанту и Инанна, что последовать только что изложенному плану был бы умно. Но, к сожалению, взгляд Ану говорил о том, что не умно было предложить такой план. Ганхар мысленно пожал плечами и перешел ко второму предложению.

– Это самый простой план, хотя и не обязательно наилучший, – солгал он. – Мы знаем некоторых дегенератов, работающих на них, и мы также вычислили некоторых, кто возможно также с ними сотрудничает.

На этот раз он на самом деле пожал плечами.

– Хорошо. Если они хотят обострить конфликт, то у нас гораздо больше людей и больше ресурсов. Давайте нанесем ответный удар.

– А? – Ану поднял бровь и насторожился.

– Именно, шеф. Они застали нас врасплох в Колорадо-Спрингс и с тех самых пор продолжают пользоваться преимуществом внезапного нападения. Они атаковали, и пока их потери составляют несколько десятков военных-дегенератов, погибших при атаках на местных террористов, и может быть – он умышленно подчеркнул это – один или два имперца при нападении на иностранные базы. Вероятно, что сейчас они очень уверены в себе, поэтому давайте-ка убьем несколько их людей и посмотрим, как им это понравится.

Ганхар мерзко улыбнулся и постарался удержать вздох облегчения, когда Ану улыбнулся ему в ответ. Главарь мятежников медленно кивнул, и Ганхар вызывающе посмотрел на Джанту, словно наслаждаясь гримасой разочарования на лице начальника службы безопасности.

– Как? – тихо спросил Ану, и его глаза заблестели.

– Мы уже начали подготовку, шеф. Мои люди просчитывают их следующие цели, чтобы мы смогли послать туда несколько наших команд. После этого мы сможем начать наносить прямые удары по подозреваемым. Можно сказать, отплатим им той же монетой.

– Мне это нравится, шеф, – тихо сказала Инанна.

Ану взглянул на нее, и она пожала плечами:

– По крайней мере мы перестанем играть по навязанным нам правилам, и, если повезет, то действительно сможем убить нескольких имперцев. На самом деле каждый убитый в их рядах окажется для них гораздо большей потерей, чем один убитый в наших рядах для нас.

– Согласен, – признал Ану, и Ганхар почувствовал, как будто у него с плеч упала гора, размером с целую планету. – Спаси тебя Создатель, Ганхар! Я и не думал, что ты способен на такое. Почему же ты раньше не предложил этот план?

– Я считал, что это будет преждевременно. Мы не знали, насколько серьезные шаги они намерены предпринять. Если бы это были лишь пробные атаки, то мощный ответный удар заставил бы их наращивать масштаб конфликта.

«Ну разве это не полная чепуха?» – с тоской подумал Ганхар. Однако Ану улыбнулся еще шире.

– Понятно. Что ж, запускай план в работу. Давайте-ка отправим их и их драгоценных дегенератов к дьяволу и посмотрим, как им это понравится!

Ганхар улыбнулся в ответ. «На самом деле, – подумал он, – за исключением возможности устроить засаду отрядам противника, это самая глупая идея из всех, которые я когда-либо выдвигал». Почти все дегенераты, которых его люди заподозрили в связях с «Нергалом», уже скрылись, как скрылся Гектор МакМахан. Сначала он нанесет удары по тем подозреваемым, которые остались, однако потом он может выбирать цели зажмурив глаза и тыча пальцем в глобус. Кроме удовлетворения садистских наклонностей Ану они ничего не выиграют, сколько бы дегенератов им ни пришлось взорвать.

Это был безумный и бестолковый план, но Инанна оказалась права. Жестокость предполагаемых действий очень понравилась Ану, а только это имело значение на данный момент. Пока Ану будет убежден в том, что Ганхар делает дело, – военачальник в безопасности и может пользоваться положенными ему привилегиями. Вроде возможности дышать.

– Как можно быстрее предоставь мне предварительный план операции, Ганхар, – любезно произнес Ану.

Подобного обращения Ганхар не помнил со времен Куэрнаваки. Затем Ану объявил об окончании заседания, и все три его помощника поднялись, чтобы покинуть зал.

Джанту заторопился в свой кабинет, но Инанна как бы случайно преградила ему путь в коридоре, обратившись к Ганхару.

– Ганхар, – произнесла она, – боюсь, что у меня плохие новости для тебя.

– Да?

Джанту притормозил, он ни за что не пропустил бы дурные для Ганхара новости.

– Да. Один из твоих людей пострадал при аварии в переходном туннеле на «Бислахте»: произошел скачок напряженности гравитонного поля. Когда ее доставили в лазарет, мы думали, что она не очень сильно пострадала, но мы ошиблись. С прискорбием сообщаю, что медтехники не распознали кровоизлияние в мозг, и мы потеряли ее.

– О Господи!

Голос Ганхара звучал как-то странно – не слишком удивленно, и в нем чувствовалась какая-то наигранность.

– И кто же это? – спросил он через мгновение.

– К сожалению, это Баганта, – ответила Инанна, и Джанту похолодел.

Он недоверчиво уставился на коммандера, а она медленно повернулась и посмотрела ему в глаза. В ее взгляде мелькнуло что-то зловещее, и Джанту сглотнул внезапно появившийся в горле комок.

– Я вижу, что эта новость потрясла и тебя, Джанту, – тихо сказала Инанна. – Ужасно, не правда ли? Даже здесь, в пределах анклава, небезопасно.

И улыбнулась.

Глава 18

– Проклятье! Черт бы их всех побрал!

Обычно спокойное лицо Гектора МакМахана на этот раз было перекошено яростью. Он потрясал сжатыми кулаками, и Колин, которому самому было тошно, перевел взгляд с полковника на троих человек, сидящих за столом.

Гор был потрясен и раздавлен, Исис молча сидела, опустив хрупкие плечи. Ее ресницы были мокры, и она слепо уставилась на свои старческие руки, сложенные на коленях.

Лицо Джилтани не выражало никаких эмоций. Девушка сидела, положив расслабленные руки на стол, но взгляд ее был суров. За свою относительно долгую жизнь она никогда не сталкивалась с ситуацией, когда обе враждующие стороны действовали настолько открыто. Конечно, она допускала возможность ответного удара со стороны противника, но когда это произошло в реальности… Колин чувствовал, как в ней клокочет ярость… и какие усилия воли она прилагает, чтобы держать себя под контролем.

– Хорошо, – в конце концов произнес Колин. – Мы знали, что имеем дело с психами, примеров из прошлого достаточно. Нам следовало предвидеть такой вариант.

– Ты хочешь сказать, мне следовало предвидеть, – с горечью перебил его МакМахан.

– Я сказал «нам» и именно это имел в виду. Разработка стратегии операции была твоей, Гектор, но мы все занимались ее планированием, и Совет все одобрил. Предполагалось, что когда они узнают, кто именно их атакует, то в качестве цели для ответного удара выберут нас. Это было логично, и мы все с этим согласились.

– То правда, Гектор, – тихо согласилась Джилтани. – Все вместе мы готовили план, не ты один. – Она горько усмехнулась. – И разве единожды говорили мы Колину, что безумцы могут уничтожить всех нас? Не казни себя больше, чем должно.

– Хорошо. – МакМахан тяжело вздохнул и сел. – Прошу прощения.

– Мы понимаем, – ответил Колин. – А сейчас просто расскажи, насколько плохи наши дела.

– Полагаю, все могло быть гораздо хуже. Они убили около тридцати наших землян: семеро погибли при взрыве «Валькирии» в Кристи-Корпус. Влад Черников мог бы стать восьмым, и он все еще может потерять руку, если мы срочно не вытащим его из госпиталя и не доставим в лазарет «Нергала». В общем, наши потери не так уж велики. Большинство людей, погибших в кровавой бойне, на самом деле были обычными мирными гражданами.

Потери от ракетного удара по базе «Эдем-два» составляют около восемнадцати тысяч. Я думаю, что так они отплатили за Куэрнаваку. Взрыв бомбы в Годдарде унес около двухсот жизней. Ядерный удар, который они нанесли по станции Ключевской, уничтожил все оборудование и постройки, однако потери среди людей минимальные благодаря телефонному звонку, предупредившему о террористическом акте. При атаке на Сандхерст и Вест-Пойнт было использовано имперское оружие – гранаты-деформаторы и энергоавтоматы. Возможно, это месть за Тегеран и Ки-Янг. Британцы потеряли около трехсот человек, в Вест-Пойнте погибли около пяти сотен.

Гектор помолчал и печально пожал плечами.

– Я, то есть мы, должны были предвидеть такой ход. Это классический ход мышления террористов, и идеально подходит для воспаленного сознания Ану.

– Согласен. Вопрос в том, что нам делать сейчас. Гор?

– Я не знаю. – Голос имперца звучал безжизненно. – Мне бы хотелось предложить свернуть операцию. Мы нанесли им такой удар, на который раньше не могли осмелиться. Нам все равно пришлось бы вскоре прекратить боевые действия. Слишком много людей погибает. Думаю, что не смогу пережить еще одну такую бойню. – Он посмотрел на свои руки и с трудом продолжил: – Это капля в море по сравнению с Гитлером или Чингисханом, но все равно это уже слишком. И на этот раз мы открыли счет убийствам, прости нас Создатель. Разве мы не можем остановиться раньше, чем планировали? – Он с отчаянием посмотрел на Гектора и Джилтани. – Я знаю, мы все согласились с необходимостью операции «Троянский конь», но разве мы уже не причинили им ущерба, достаточного для нашего замысла?

– Исис?

– Я вынуждена согласиться с отцом, – тихо ответила Исис. – Возможно, я принимаю все так близко к сердцу из-за Кэла и девочек, но… – Она замолчала, и ее губы задрожали. – Я… просто не хочу нести ответственность за новые жертвы, Колин.

– Я понимаю тебя, – мягко сказал Колин, а затем посмотрел на ее сестру, – Джилтани?

– Во многом верны слова твои, отец, и твои, Исис, – спокойно начала Джилтани, – но ежели мы вдруг прекратим наши действия из-за его контратак, остановит ли это врага? Ану и его приспешники обезумели вконец. И в их безумии заключена главная опасность, ибо они вряд ли судят так, как судит человек в здравом уме. Мы жестоко покарали их людей. И вот сейчас они ответили нам, и думаю я, что теперь они еще пристрастнее вынюхивают наш след. Немного нашей крови пролито, и Ану об этом знает. Прекрати мы сейчас наши удары, нет сомнения, что враг заподозрит неладное и под угрозой окажется «Троянский конь».

Джилтани посмотрела в умоляющие глаза отца.

– Горька правда, – еще тише произнесла она, – но как бы ни страдали наши сердца, жестокая истина в том, что не важно, сколь много жизней заберет Ану. Это кровь невинных. Грех будет мучить души наши всю жизнь. Но ежели поражение потерпим мы, то в живых останутся те, кто мог бы пасть, но лишь пока не нагрянут ачуультани. Полагаю, не должно отступать сейчас. Несколько атак, а затем – «Троянский конь», таков мой совет.

Колин кивнул, понимая ее боль. Глаза Джилтани были прикрыты, скрывая боль, которую причиняли ей ее собственные слова. Он видел, что за бесстрастной маской прячется горе – перед внутренним взором девушки проплывают бесчисленные лица мужчин, женщин и детей, которых она прежде не встречала и уже не встретит. Но она была права. Джилтани хватило твердости и мужества.

– Спасибо. Гектор?

– Танни права. – Гектор тяжело вздохнул. – Мне бы хотелось, чтобы это было не так, но мое желание ничего не меняет. Мы не можем достоверно предсказать, как будет действовать Ану, однако то, что нам о нем известно, заставляет признать, что ему убийства доставляют удовольствие. Он считает всех «дегенератов» товаром одноразового пользования. Его не остановят невинные жертвы. А если остановимся мы, то он может задать себе вопрос «почему?», а мы не можем себе позволить, чтобы он задался им.

Полковник уставился в стол, вдавливая в его поверхность сжатые кулаки.

– Мне невыносима мысль о продолжении кровавой резни, о любой напрасной жертве. Однако если мы остановимся раньше времени, то всех, кто уже погиб, можно считать погибшими напрасно.

– Согласен, – медленно произнес Колин. – Мы обязаны убедить их, причем понятным им языком, что они остановили нас. Продолжай подготовку операции «Троянский конь», Гектор. Если не получится сжать временные сроки, будем действовать по обстоятельствам.

– Есть. – МакМахан встал, и только при помощи имперских имплантантов можно было расслышать, что он сказал выходя из комнаты.

– Господи прости! – прошептал он.

Нинхурзаг сидела на скамейке, прикладывая все усилия, чтобы выглядеть естественно и безобидно. Центральный парк анклава выглядел ужасно некрасиво и незаконченно по сравнению с зонами отдыха на «Дахаке», и это было одно из многих неприятных впечатлений, которые она успела получить с момента своего прибытия в анклав из внешнего мира. Это было почти так же ужасно, как и тот день, когда ее вывели из анабиоза и она узнала, что Ану сделал с ее товарищами.

Нинхурзаг усилием воли подавила дрожь, когда мимо нее прошел высокий стройный человек. «Тану», – подумала она. Когда-то она знала его очень хорошо, но теперь это был не Тану. Она не знала, кто из лейтенантов Ану взял себе его тело, да и не хотела знать. И без того ужасно видеть его прогуливающимся рядом и в то же время знать, что он мертв.

Она посмотрела вдаль, размышляя. Весь анклав производил впечатление какой-то незавершенности, как временный походный лагерь, а не постоянное жилище. Ану и его последователи жили на этой планете вот уже пятьдесят тысяч лет, но до сих пор оставались чужаками. Как будто намеренно пытались сохранить свою чужеродность. Здесь, под вечными льдами, сразу же после высадки были выстроены большие дома с удобными квартирами, однако потом ничего нового не было построено, и ни один из обитателей не пользовался уже существующим жильем. Они вернулись обратно, на свои корабли, цепляясь за свои каюты, несмотря на их крохотные размеры. Про себя Нинхурзаг знала, что в подобной обстановке свихнулась бы очень быстро.

Она наблюдала за струями одного из нескольких фонтанчиков, которые кто-то удосужился здесь построить, и размышляла. Возможно безумием заражен даже здешний воздух. Эти люди прожили гораздо больше положенного срока, запершись в искусственном аквариуме и лишь изредка выбираясь наружу. Их ворованные тела были молодыми и сильными, но личности, заполнявшие собой эти оболочки, были старыми, и весь анклав напоминал огромный паровой котел.

По самой их натуре в большинстве людей Ану был тот или иной изъян, если бы это было не так, они бы не пошли за ним. На протяжении бесконечных лет изгнания, запертые в этом крошечном, тесном мирке они варились в собственном соку. Они оставались наедине со своими ненавистью, честолюбием и обидами гораздо дольше, чем может выдержать человеческий рассудок, и то, что прежде было маленькой трещинкой, превратилось в зияющую дыру. Лучшие из них были жалкими карикатурами на себя прежних, в то время как худшие…

Нинхурзаг вздрогнула и понадеялась на то, что сканирующие устройства системы безопасности не заметили этого.

Это было мертвое общество, гниющее с самой верхушки. Все вокруг свидетельствовало о разложении и упадке. В течение пяти тысяч лет они бодрствовали, но абсолютно ничего не прибавили к своей технической базе, кроме некоторых усовершенствованных способов слежки друг за другом и убийства друг друга. Их было немного, но ведь для любого общества характерны постоянное изменение, развитие, стремление к новому. Культура, которая отрицает эти законы, обречена. Если ее не разрушает внешняя сила, то начинаются распри внутри, разрастаясь во мраке невежества. И абсолютно не важно, смогут ли эти люди признать или осознать состояние своей стагнации, ибо глубоко внутри, там, где берут начало жизненный импульс и жизненные силы человека, возникая из неосознанных эмоций и верований, эти люди знают, что колесо бытия крутится для них в обратную сторону… навстречу смерти.

Сейчас глазам Нинхурзаг открылись многие вещи. Подозрительность, честолюбие, извращенность дегенератов, которым было известно, что они – дегенераты. И, возможно, красноречивее всего об этом свидетельствовал тот факт, что у них не было детей. Никто из них не давал обета безбрачия, здесь не было холостяков или старых дев, однако обитатели анклава намеренно вычеркнули из своей жизни единственное условие, которое заставило бы их изменяться и развиваться. Отказавшись от детей, они отрезали себя от своих человеческих корней. Их биологические часы остановились, как они останавливаются для женщины, которая с возрастом становится бесплодной, и вместе с этим умерло их ощущение самих себя как живого, воспроизводящегося вида.

Почему они так поступили с собой? Они ведь были имперцами, а в Империуме знали, что даже один двадцатипятилетний рейс на борту корабля, подобного «Дахаку», требует наличия в экипаже этой энергии жизни и обновления. Даже те, у кого не было своих детей, могли видеть чужих и таким образом разделять судьбу своего вида. Но люди Ану предпочли забыть об этом, и Нинхурзаг не могла их понять.

Может быть их ворованное бессмертие отняло у них возможность иметь детей? Или они боялись вырастить поколение, которому окажутся чужды их извращенные идеалы? Поколение, которое сможет восстать против них? Она не знала. Не могла этого знать, ибо ее соплеменники превратились в чуждый ей вид – темный и озлобленный.

Нинхурзаг поднялась и, медленно прогуливаясь по парку, направилась к зданию, в одной из квартир которого временно устроилась. Она осознавала, что за ней по пятам призрачной тенью следует шпион. Он не особенно пытался скрыть свое присутствие, и Нинхурзаг могла легко определить, где находится приставленный к ней агент службы безопасности.

Она безмятежно посмотрела на землян, также гуляющих по парку и таращивших глаза на великолепие, казавшееся ей жалким убожеством. Ее интересовало, кто же из них подберет чип с кодом, который она спрятала в скамейке.

Абу аль-Назир проследил, как удаляется Нинхурзаг, а затем легким шагом подошел к скамейке, на которой она только что сидела. Возвышающийся над парком свод, скрытый проекцией нежно-голубого летнего неба и светлых кучерявых облаков, производил неизгладимое впечатление. Было трудно поверить, что находишься на стометровой глубине под толщей льда и камня. Иллюзия открытого пространства была почти совершенной, чему способствовали виднеющиеся вдали за постройками стремительные очертания космических кораблей.

Аль-Назир сел и откинулся на спинку, с беззаботным видом глядя по сторонам и высматривая сканеры системы безопасности, о которых его предупреждал полковник МакМахан. А вот и они, очень удачно расположенные для наблюдения за скамейкой, но только спереди, что было очень кстати.

Аль-Назир опустил одну руку туда, где обычно висела его кобура. Сержант Азнани никогда не испытывал особой необходимости постоянно носить с собой оружие, но Абу аль-Назир ощущал себя просто раздетым без личного арсенала. В то же время его не удивило то, что мятежники запретили своим сторонникам вносить оружие в анклав.

Не удивило, хоть и подчеркнуло разницу между тем, как относились к своим союзникам они и экипаж «Нергала». Азнани никогда не ступал на борт «Нергала», однако тренировался вместе с «его» землянами и лично знал полковника МакМахана. Полковник не был безобидным человеком, даже сама мысль об этом казалась нелепой, однако любой из имперцев «Нергала», не задумываясь, повернулся бы к нему спиной, несмотря на наличие при нем оружия.

Но аль-Назир уже понял: все, что полковник сообщил ему об этих имперцах, – правда. С самых первых мгновений в «Черной Мекке» Эндрю Азнани пришлось привыкать к абсурду. Экстремизм, ненависть, жадность, садизм, фанатизм, мания величия, пренебрежение к человеческой жизни… все это было ему знакомо, и здесь он увидел что-то очень похожее. Не настолько звериный оскал и громкий рык, но от этого было еще страшнее. Эти люди на самом деле почитали себя богами только потому, что у них были искусственно усовершенствованные тела… а также возможность безнаказанно мучить и убивать земных людей.

Ощущение древности и ветхости, которое оставляли эти миловидные молодые лица, ужасало, и аль-Назир был рад, что здесь не было детей. При одной мысли о том, что может вырасти из ребенка, вдыхающего этот отравленный воздух, желудок выворачивало наизнанку.

Аль-Назир ненароком сгибал и разгибал расслабленную руку, рассеянно барабаня по деревянной скамейке, и, закрыв глаза, слушал плеск фонтанов. Вся его поза говорила о полном покое, а пальцы барабанили по деревянной поверхности все медленнее, как будто праздные мысли замедляли их темп.

Он прикоснулся к крошечному, едва различимому пятнышку чипа и пошевелил указательным пальцем. Чип скользнул под ноготь. Ни один мускул не дрогнул на лице аль-Назира. Если полковник ошибается насчет Нинхурзаг, то аль-Назир только что подписал себе смертный приговор, однако эта мысль никак не нарушила внешнего безмятежного спокойствия.

Он побарабанил пальцами по скамейке еще некоторое время, а затем небрежно положил руку на подлокотник. Каждый нерв бил тревогу и гнал его с этого места, однако Азнани мастерски научился играть в эти игры и поудобнее устроился на скамейке.

«Около часа, – подумал он. – Краткий, восстанавливающий силы сон, невинный и безмятежный, у всех на виду, а затем можно уходить». Аль-Назир закрыл глаза, откинул голову на спинку и захрапел.

Тихие, пустынные улочки Ла-Паса мирно спали, убаюканные нежным светом аргентинской луны. Ширхансу сидела у окна, запустив пальцы в свои пепельные волосы.

Даже после стольких лет ей было все еще трудно принять тот факт, что эта белая рука – ее, что эти глаза цвета морской волны, смотрящие на нее из зеркала, тоже принадлежат ей. Хорошее тело, гораздо красивее того, в котором она родилась, но – земное. Это показывало, что она не входит в ближайшее окружение Ану. В то же время она не выделялась среди землян принадлежностью к расе Империума, а это было бесценное преимущество.

Ширхансу вздохнула и положила на колени энергоавтомат, снова жалея о том, что они не надели боевую броню. Конечно, об этом не могло быть и речи. Маскировочные поля способны на многое, однако если их противники будут без брони или, еще хуже, будут чистыми землянами, то будет очень трудно определить их местоположение, и они смогут засечь броню, как бы тщательно ее не прятали, намного раньше, чем сами появятся на сканерах. Поэтому пришлось разоблачиться.

Это было совершенно дурацкое задание. Конечно, лучше такое, чем… В отличие от Гирру, кровавая резня дегенератов не доставляла Ширхансу никакого удовольствия. Тем не менее задание было дурацким. Допустим действительно удастся застать врасплох группку с «Нергала». Но это не значит проследить их путь к кораблю. Если даже удастся прокрасться незаметно, те, кто прилетят за ними, обязательно просканируют местность перед встречей и, конечно же, заметят ее отряд, как бы он ни прятался. Катер, без сомнения, будет вооружен, а ей разве приданы истребитель прикрытия? Конечно же нет. Немногочисленные экипажи истребителей сейчас были задействованы для проведения нескольких атак… если не брать во внимание те пятьдесят процентов резерва, которые по настоянию Ану оставались охранять анклав, только вот от чего – этого Ширхансу никак не могла взять в толк.

Конечно же, она чувствовала себя слегка ущербной, когда пыталась понять «шефа». Ведь ее-то мозги еще работали.

Это было одной из причин ее нежелания преследовать нергальцев. Ужасающие последствия «свиданий» с ними пугали, но не удивляли Ширхансу. За прошедшие столетия у нее развилось глубокое, если не сказать завистливое, уважение к врагу, ибо потери нес в основном Ану и они были больше, чем им следовало быть. Команда «Нергала» пережила все, что только ни пытался с ними сделать Ану используя преимущества технической базы. Более того, каким-то невероятным образом им до сих пор удавалось сохранить в тайне местоположение их штаба. Очевидно, черт побери, что они вовсе не намерены облажаться именно сейчас.

В общем это была идиотская идея, однако Ширхансу понимала, почему командующий претворяет ее в жизнь, и поддерживала любой шаг, который помогал бы Ганхару удержаться в кресле командующего боевыми операциями, ибо Шихрансу была в числе его сторонников. В свое время присоединение к его лагерю оказалось правильным решением, так как Ганхар, несомненно, обладал гораздо более трезвым рассудком, чем Киринал. Кажется Ганхару все-таки удается вернуть прежнее влияние, и если ее присутствие здесь поможет ему, то это значит, что оно также поможет и ей, а это…

Коммутатор с секретной линией связи тихо, едва слышно зазвенел. Ширхансу поднесла его к уху, и ее глаза расширились. Аналитики Ганхара все верно просчитали – ублюдки действительно собираются напасть на Лос-Пунас!

Ширхансу коротко отдала приказания в коммуникатор, надеясь, что защита, как ей и положено, спрячет импульс фолд-спейс-связи, и затем проверила оружие. Она установила мощность на десять процентов, так как на нападающих не было брони, и не имело смысла слишком сильно дырявить асфальт. После этого Ширхансу открыла щель в собственном маскировочном поле, позволяя имплантированным датчикам нащупать небольшой отряд, в то же время оставаясь прикрытой с боков и сзади.

Тамман легкой, бесшумной тенью следовал за Амандой. Сейчас он чувствовал себя гораздо комфортнее, чем в Тегеране. Его усиленные чувства с большим успехом служили для прикрытия тыла, чем для зондирования территории впереди, поэтому Аманда убедила его идти следом, а не во главе отряда.

Тамман свирепо ухмыльнулся. Убийства невинных людей продолжались, и, по-видимому, это было только начало. Самым ужасным, если брать по отдельности, было нападение на «Эдем-2», но были и другие. Охрана в Шеппарде выдержала атаку, но потери были очень велики. И почему-то Тамман был уверен, что нападавшие не имели приказа стереть базу с лица Земли. Ану не хотел наносить слишком большой урон аэрокосмической промышленности. Сам факт того, что атаку вооруженных энергооружием и гранатами-деформаторами имперцев «отбили» обычные земляне, пусть и очень хорошо подготовленные, красноречиво подтверждал это.

Тем не менее это единственное нападение южан, которое было отбито, если можно так выразиться, и счет потерям уже перешел все мыслимые и немыслимые пределы. Траншеи Первой Мировой и концентрационные лагеря Второй были ужасны, а Пномпень был в каком-то смысле еще хуже. В восьмидесятых были зверства Афганистана и неостановимой, фанатичной бойни между Ираном и Ираком. Да и то, что случилось в Заире было достаточно худо, но к скверне такого рода человеку не дано привыкнуть, как бы часто он ее не наблюдал.

Лос-Пунас – «Кинжалы» – в сравнении с «Черной Меккой» были домашними котятами, однако стало доподлинно известно, что они выполняют задания Ану. Тамман честно признавался себе, что ему доставило бы огромное удовольствие стереть их с лица земли так, чтобы от них и мокрого места не осталось. Но еще большее удовольствие ему доставило бы взглянуть через прицел на парочку мясников Ану.

– Приготовиться! – прошептала Ширхансу. – Взять их, когда выйдут на площадь.

– Взять? Я думал, мы должны выследить их, Хансу? – Это был Тарбан, ее заместитель, и свирепая гримаса исказила лицо Ширхансу.

– Если кто-нибудь из них уйдет, то мы так и сделаем, – прорычала она, – но гораздо важнее уничтожить хотя бы нескольких ублюдков.

– Но…

– Заткнись и выключи связь, пока они ее не засекли!

– Тамман, это ловушка! – Голос принадлежал Ханалат – пилоту, которая должна была их подобрать, а сейчас страховала их, наблюдая за отрядом при помощи своих датчиков. – Я вижу линию фолд-спейс-связи впереди тебя, по крайней мере два источника! Убирайтесь оттуда к чертовой матери!

– Понял, – проворчал Тамман, благодаря Создателя за то, что Гектор настоял на использовании земных средств связи.

Гектор предположил, что люди Ану теперь ждут от них применения технологий Империума, и, похоже, полковник оказался прав. Тамман получил предупреждение и все еще оставался в живых.

– Хорошо, ребята, – он тихо обратился к команде, – давайте-ка потихоньку выбираться отсюда. Джо…

Джо Кринц, дальний родственник Таммана шедший последним, нес гранатомет.

– … приготовься прикрыть отступление. Все остальные – аккуратно назад. Попробуем уйти тихо, если получится.

Без всяких видимых сигналов вся команда начала двигаться в обратном направлении. Тамман, затаив дыхание, молился о том, чтобы поскорее выбраться отсюда. Они были сейчас беззащитны, идеальная мишень…

– Черт бы тебя побрал, Тарбан! – рявкнула Ширхансу и бросила энергоавтомат на подоконник.

Из двадцати человек у нее было самое выгодное положение, но она могла видеть лишь троих из вражеского отряда. Ее системы восприятия, как естественная, так и имплантированная, работали на полную мощь через отверстие в поле маскировки, однако сильно мешали поля противника. С этого расстояния она не могла точно определить местоположение приближающихся, чтобы выстрелить наверняка, и благодаря Тарбану они теперь уже не собирались приближаться.

– Взять их! – холодно приказала она.

Тамман вскрикнул, когда энергетический луч прошел по краю его маскирующего поля. Его сенсоры, работавшие сейчас, когда он выводил отряд из засады, на максимуме возможностей, обожгло разрядом. Но стрелявший промазал, и Тамман молниеносно, насколько позволила его улучшенная реакция, откатился в сторону.

Ларри Клинтоку повезло меньше, его взяли на прицел по крайней мере три снайпера. У него даже не оставалось времени, чтобы издать какой-либо звук, когда разряды разорвали его на куски… а Аманда вскрикнула, и у Таммана застыла кровь в жилах.

Он автоматически спрятался за деревом росшим в кадке и при помощи режима усиления зрения заметил окно, в котором мелькали вспышки энергооружия. Залпом из своего энергопистолета Тамман разнес раму на мелкие кусочки. Водопад из стекла обрушился на асфальт, и тот, кто вел стрельбу, предпочел затаиться, если, конечно, допустить, что был все еще жив.

Гранатомет Джо кашлянул позади Таммана, и еще одна зияющая дыра появилась на фасаде здания. Но у противника также были гранаты-деформаторы. Исчез огромный кусок асфальта, и струя воды фонтаном взметнулась вверх из разорванного трубопровода. Тамман вскочил, ему следовало бы бежать к Джо и остальным, но ноги понесли его вперед – туда, где крик Аманды растворился в мертвящей тишине…

Смертоносные лучи хлестали рядом, вдребезги разнося мостовую, но его люди знали, что делать. Их маскировочные поля был в одной фазе с его полем, что позволяло им его видеть. Они нашли себе укрытия и принялись обстреливать здание выходящее на площадь. Они стреляли вслепую, но производили достаточно огня, и Тамман слышал, как дротики гравитонных орудий впивались в камень, как дрожал воздух при взрывах гранат-деформаторов, как перешептывались энергоавтоматы пытающиеся нашарить его…

Левое бедро Аманды превратилось в короткий ужасный обрубок, но крови не было. Комбинезон имперских диверсантов сразу же после ранения автоматически перетянул рану жгутом. Но Аманда не была империанкой и лежала без сознания от болевого шока… или мертвая. Тамман отогнал от себя последнюю мысль и, перекинув женщину через плечо, бросился бежать обратно.

Смерть гналась за ним по пятам, и он заорал от жуткой боли, когда энергетический луч вырвал кусок мяса из его ноги. Тамман чуть не упал, но его биотехнические имплантанты, хоть и были неполными, почти сразу же приглушили боль, и он помчался дальше как безумный.

Поле, созданное деформирующей гранатой, не достало до него каких-то сантиметров, поток воздуха, ринувшегося заполнить пустоту, подхватил его подобно невидимому демону. Тамман услышал еще один крик – энергозаряд попал во Фрэнка Кафетти. Пробегая мимо, Тамман мельком взглянул на него: у Фрэнка больше не было туловища.

Выбежав за угол, Тамман присоединился к выжившим, и вчетвером они бросились бежать в темноте ночи.

– Разве мы не должны их преследовать, Хансу?

– Ну конечно же, Тарбан, иди, попробуй! Ты и твое кудахтанье стоили нам полной победы! Не говоря уже о Ханшаре – тот ублюдок с энергопистолетом разрезал его пополам. Поэтому сделай милость, беги за ними… Уверена, что пилот их катера с радостью поджарит твою никчемную задницу!

Ответом было гробовое молчание, и Ширхансу взяла себя в руки. Господи, быть так близко! По крайней мере, они убили двоих, может даже троих, и это их лучший результат за все это время. Хотя этого не хватит, чтобы угодить Ану. Все же, если слегка подкорректировать доклад…

– Хорошо, – наконец произнесла она. – Давайте-ка убираться отсюда, пока местные не начали совать нос не в свое дело. Встретимся у катера.

Глава 19

– Как она?

Тамман поднял взгляд, услышав тихий вопрос Колина. Он сидел осторожно, вытянув ногу, чтобы не касаться ею кресла, и на его усталом лице застыла боль.

– Они говорят, что с ней все будет в порядке.

Тамман протянул руку и нежно погладил темные волосы молодой женщины, лежащей на узком подобии кровати. Нижняя часть ее тела была заключена в какие-то замысловатые медицинские аппараты имперского происхождения.

– В порядке, – с горечью повторил он, – но только с одной ногой. Создатель, это несправедливо! Почему она?!

– Почему кто бы то ни было? – печально спросил Колин. Он взглянул на бледное лицо Аманды Гивенс и вздохнул.

– По крайней мере, ты вытащил ее оттуда живой, не забывай об этом.

– Я не забуду. Но если бы у нее были имплантанты, которых она заслуживает, она бы не лежала сейчас здесь, ей смогли бы вырастить новую ногу. – Тамман снова посмотрел на Аманду. – Это даже не их вина, а они так дорого платят, Колин! Все они!

– Все вы, – мягко поправил его Колин. – Ты ведь тоже не имеешь отношения к мятежу.

– Но у меня есть хотя бы биотехнический набор ребенка. – Голос Таммана звучал очень глухо. – А у нее нет даже этого. У Гектора тоже нет. У моих детей нет. Их век короток, как у горящей свечи, и они уходят.

Он опять погладил волосы Аманды.

– Мы пытаемся это изменить, Тамман. И она занималась именно этим.

– Я знаю, – прошептал имперец.

– Так не отбирай этого у нее, – сказал Колин, глядя ему прямо в глаза. – Да, она рождена на Земле, как и я, но я попал под призыв, а она выбрала борьбу, зная на что идет. Она не ребенок. Не относись к ней так, потому что это единственное, чего она тебе никогда не простит.

– И когда ты стал таким мудрым? – спросил Тамман после некоторой паузы.

– Это в крови, приятель, – ответил Колин и улыбнулся, оставляя Таммана наедине с любимой женщиной.

Ганхар сидел, грузно развалившись в кресле и положив одну ногу на письменный стол. Он только что выдержал весьма бурный разговор с Ширхансу, но в конечном итоге она была права: им удалось прихлопнуть хоть кого-то из команды «Нергала», и шансов на то, что успех повторится, теперь уже не оставалось. Пустая болтовня Тарбана выдала их, и теперь, едва выскользнув из одной ловушки, они, уж понятное дело, не попадут в другую! Они будут прикрывать каждый отряд активными сканерами, способными пробиться сквозь любое портативное маскировочное поле.

Ганхар был погружен в невеселые размышления о том, что еще предложить Ану. Логично было бы направить несколько истребителей на охоту за катерами «Нергала», которые включат активный режим сканеров. Однако ответный ход МакМахана (ибо Ганхар был уверен, что тот возглавляет всю эту кампанию, и испытывал к противнику все большее уважение) очевиден: прикрыть катера собственными истребителями-невидимками, чтобы перехватить истребители Ганхара, когда те будут атаковать катер.

Это означало дальнейшее обострение конфликта, а Ганхару и без того было тошно. Нергальцы не могли равняться с ним силой, но они знали, где собираются нанести удары, и могли соответственно распределять свои силы. Ему же приходилось прикрывать все объекты, на которые они могли напасть. И он не сможет обрести преимущество до тех пор, пока Ану не разрешит ему прекратить атаки и прикрыть все объекты, нуждающиеся в защите, истребителями.

А Ану, конечно же, этого никогда не разрешит.

Ганхар устало потер веки, поток его мыслей смахивал на траурный марш. Все без толку. Даже если удастся определить местоположение «Нергала» и уничтожить корабль и весь его экипаж, то все равно останется Ану. Ану, и прочие, и он сам в их числе. И их бесконечные, бесплодные усилия. Ану безумен, а разве он, Ганхар, далеко ушел от него? Что произойдет, если они когда-нибудь покинут эту отсталую планету?

Как и Джанту, Ганхар давно задумался о возможности исчезновения Империума из Вселенной. Если он ошибается, то они все приговорены. Империум никогда не простит их, пощады не будет. Не стоит ждать снисхождения за тягчайшее преступление против Империума и за все то зло, которое они причинили беззащитным аборигенам Земли.

А если Империума больше нет? В таком случае судьба мятежников, возможно, сложится еще хуже, ибо остается Ану. Или Джанту. Или еще кто-нибудь. Их всех охватило безумие, они живут уже слишком долго и слишком боятся смерти. Ганхар знал, что находится в более здравом уме, чем многие из его сторонников, ну и посмотрите, что он сделал для того, чтобы выжить? Он работал с Киринал, несмотря на ее садизм, зная о ее садизме, и, когда занял ее место, разработал этот грязный план лишь бы прожить еще немного! «Они с Гирру с восторгом одобрили бы такой план… – с горечью подумал Ганхар. – Эту резню беззащитных дегенератов…»

Нет, не дегенератов. Они, возможно, примитивы, но не дегенераты, ибо это он и те, кто его окружает дегенерировали! Когда-то он ощутил чарующий отблеск величия в том, чтобы бросить отчаянный вызов могущественному Империуму, но никакого величия не было в том, что они сделали с людьми Земли и собственными беспомощными товарищами.

Ганхар уставился на руки, которые украл, и его желудок свело. Ганхар не жалел о бунте и даже об этой долгой горькой войне с «Нергалом». Хотя, возможно, он и жалел, но не стал бы притворяться, что не ведал, что творит, хныкать и распускать сопли перед Создателем. Тем не менее от многих дел, особенно тех, которые он претворял в жизнь будучи военачальником Ану, его тошнило.

Но он уже не мог отступить или остановиться. Если попытается, то умрет, а даже после всех этих долгих лет ему хотелось жить. Но по-настоящему его останавливало осознание того, что даже если бы он был готов умереть, его смерть не принесла бы ничего, возможно кроме мимолетной иллюзии искупления. Если бы он даже мог заставить себя шагнуть навстречу смерти – а в этом он, цинично, уверен не был – то все равно оставался Ану. У этого психа есть войско, оружие и технологии, и никакие временные достижения «Нергала» и его людей не могли этого изменить.

Командующий боевыми операциями Ганхар сжал кулаки. Когда же в его душе начался этот раскол? Он видел, как чувство вины пробуждалось в других. Обычно это происходило довольно медленно, и, когда это наконец случалось, некоторые сводили счеты с жизнью. Других выявляли приспешники Джанту, и их смерть становилась назиданием для всех. Их всегда было очень мало, и никто из них не мог сделать больше, чем Ганхар.

Он вздохнул и, поднявшись на ноги, медленно прошелся по кабинету. Осознание бесполезности любых действий угнетало его, но он знал, что по-прежнему будет сидеть за столом на совещаниях и рассказывать Ану о запланированных действиях. Возможно Ганхар начинал осознавать, что презирает себя за свое поведение, но ведь он все равно будет поступать так и не иначе, а притворяться и лгать самому себе просто бесполезно.

Рамман сидел в своей маленькой квартирке и грыз ногти. По всей комнате, стены которой были окрашены в мягкие пастельные тона, валялись нестираная одежда и грязная посуда с объедками. В помещении стоял противный, кисловатый запах несвежего постельного белья. Неряшливость доставляла людям с обостренным восприятием больше неудобств.

Рамман знал, что находится под наблюдением, и его странное поведение, отчужденность, наверняка навлекут на него подозрения, чего он не должен был позволить, но возрастающий ужас и отчаяние парализовали его способность действовать. Рамман чувствовал себя как кролик, попавший в силки и ожидающий возвращения охотника.

Он поднялся и прошелся по комнате, сцепив руки за спиной. Это безумие. Джилтани и ее папаша, должно быть, сошли с ума. Их затея обречена на провал, который неминуемо вскроет тот факт, что кто-то помог им заполучить коды доступа. Последующая охота на ведьм может прихватить и невиновных, но вряд ли пропустит виноватого. Его вычислят, арестуют… и убьют.

Это несправедливо! Он получил приказ и вынужден подчиниться. Рамман положил коды туда, куда ему сказали. Если он кому-нибудь расскажет… его передернуло при мысли о Джанту и его чудовищных устройствах, созданных извращенной фантазией и успешно применяемых в «беседах» с предателями.

Если сохранять спокойствие, никому ничего не рассказывать, то есть шанс прожить немного дольше. Хотя бы до тех пор, пока нергальцы не начнут свою обреченную на провал атаку.

Рамман плюхнулся обратно на кровать и зарыдал, закрыв лицо руками.

– Настало время «Троянского коня», – спокойно произнесла Джилтани. – Се подтверждает случай с Тамманом и его группой. Это, и творимая Ану резня определяют время и дают нам повод прекратить действия после задействования «Троянского коня».

– Согласен, – тихо ответил МакМахан и взглянул на Колина.

– Да, – кивнул Колин. – Время положить конец этому безумию. Все готово?

– Да. На первый вылет я назначил Геба и Таммана. Они полетят под прикрытием Ханалат и Карханы.

– Нет, – возразила Джилтани, и МакМахан с удивлением взглянул на девушку, смутившись категоричностью ее тона. – Нет, – повторила она. – Первый вылет мой.

– Нет! – Колин сам удивился силе своего протеста.

Джилтани посмотрела на него с вызовом. В ее взгляде не было прежней горечи и ненависти, но он был полон такой решимости, что у Колина улетучились остатки всякой надежды.

– Тамман ранен. – Довод Джилтани звучал разумно.

– О его ранах уже позаботились как его собственные имплантанты, так и наш лазарет, – осторожно возразил МакМахан, чувствуя, что ступает на зыбкую почву, но не понимая, почему она такая зыбкая.

– Не о страдающей плоти говорю я, Гектор. Хотя, воистину, довольно и этого довода для его замены. Но говорю ныне я о раненом сердце его. Со смерти Кумико не видала я от него такой заботы, какой он окружил Аманду.

– Это наше общее горе, Танни! – запротестовал МакМахан.

– То правда, – согласилась она, – все ж для Таммана это большее горе.

– Танни, ты не можешь отправиться на это задание. – Колин протестующе поднял руку. – Ты не можешь! Ты – дублер капитана «Дахака».

Он прикусил язык, увидев, как округлились ее темные глаза. Но затем они снова превратились в две щелочки, и она наклонила голову, вскинув бровь и требуя объяснений.

– Ну, мне же надо было назначить кого-нибудь, – начал защищаться Колин. – Это не мог быть Гор или кто-то из старых имперцев, непосредственно принимавших участие в мятеже. Нельзя было испытывать судьбу, не зная, как разрешатся приоритеты Дахака уровня «Альфа» в таком случае! Это должен был быть кто-то из детей, и выбор пал на тебя.

– И недосуг промолвить слово было мне? – спросила она, и удивление в ее глазах сменилось любопытством.

– Ну… – Колин бросил умоляющий взгляд на МакМахана, однако полковник был невозмутим. – Может быть, следовало так и поступить, но в то время мне казалось, что не стоит этого делать.

– Отчего же нет? Ведь ни одной душе не обмолвился ты, что избрал своего преемника из нашего числа?

– Честно говоря… Хорошо, как бы мне ни хотелось вам верить, тогда, когда я записывал приказы для Дахака, я еще не знал, могу ли себе это позволить. Из-за этого же я и настоял, что лично передам приказы, – объяснил Колин и почувствовал большое облегчение, когда Джилтани задумчиво кивнула, вместо того чтобы разозлиться.

– Такое мне понятно, – тихо сказала она. – Ты размышлял, что, если бы узнали мы о твоем преемнике и если бы предательство закралось в сердца наши, могли убить тебя и дело бы с концом?

– Ну, что-то вроде этого, – смущенно признался Колин. – Я не осмеливаюсь снова выйти на связь с Дахаком, а он не может связаться со мной, пока мои имплантанты выключены. Если бы я ошибался в вас и вы узнали бы о том, что я сделал, то могли бы уничтожить меня, а ему сказать, что я погиб в бою с южанами.

Он посмотрел на нее еще более умоляющим взглядом, чем на МакМахана.

– На самом деле я не думал, что вы поступите так, но, помня о нашествии ачуультани и происходящем ужасе, я не мог допустить даже возможности подобного.

– В тебе больше мудрости, чем я надеялась обнаружить, – ответила Джилтани, и МакИнтайр удивленно моргнул, увидев ее одобрительную улыбку. – Боже, Колин! Сдается мне, мы все еще можем сделать из тебя разведчика!

– Ты действительно поняла!

– Невозможно столькие годы командовать нашей разведкой, не обретя хотя бы каплю здравого смысла, – холодно заметила она. – В том лишь осторожность проявилась твоя. Все ж мучает меня вопрос. Уж если выбор ты произвел, отчего ты сейчас говоришь о нем, не раньше? Ведь столько случилось всего, что не может быть недоверия меж нами?

– Ну… – Колин почувствовал, что краснеет. – Я не был уверен в том, как ты это воспримешь, – в конце концов произнес он. – Сама знаешь, у нас были не лучшие отношения.

– Правда, – признала Джилтани, и на этот раз покраснела сама.

Теперь настала ее очередь умоляюще смотреть на МакМахана, который, к его чести, также ответил ей невозмутимым взглядом, в котором, однако, мелькнула маленькая озорная искорка.

– И зная это, ты все ж назначил меня вместо себя?

– Я никого не назначал вместо себя! – вспылил Колин. – И уж точно меня не было бы поблизости, если бы это произошло! Но поскольку кого-то пришлось выбирать, то я выбрал тебя. – Он пожал плечами. – Ты лучше всех подходишь для этого.

– Поверить трудно, – прошептала Джилтани, – то помешательство, иль разум, превосходящий мой! Тому такое право дать, кто истово тебя так ненавидел.

– Почему же? – Колин внезапно смягчился.

Он посмотрел ей прямо в глаза, на мгновение забыв о присутствии МакМахана.

– Ты ведь поняла, почему я предпринял меры предосторожности. Неужели так трудно поверить, что я также могу понимать причины твоей ненависти ко мне, Танни? И что я также могу винить тебя за то, что случилось?

– Исис говорила мне те же слова, – медленно ответила Джилтани, – и говорила, что принадлежат они тебе, но не было у меня разума услышать ее тогда. – Она покачала головой и улыбнулась. Он впервые видел ее по-настоящему мягкую улыбку. – Твое сердце больше моего, добрый Колин.

– Конечно. – Он чувствовал неловкость и постарался обернуть все в шутку. – Можешь звать меня Альбертом Швейцером.

Она широко улыбнулась, а ее взгляд потеплел.

– В любом случае, – добавил МакИнтайр, – мы теперь все друзья, не так ли?

– Да, – твердо ответила Джилтани.

– Тогда мы во всем разобрались. И причина, по которой ты не можешь возглавить вылет, ясна: мы не можем рисковать тобой.

– Не так. – Она посмотрела на него проницательным взглядом. – Ты не мертв и не будешь мертв, и не верю я, что не избрал ты и мне замены. Таммана, мне думается, иль другого из детей?

Колин ничего не сказал, но она прочитала ответ в его глазах.

– Быть по сему тогда. Тамман совсем не как я, милый Колин. Известно тебе более, чем другим, как может ненависть наполнять мое сердце, но ненависть та холод порождает, не огонь. Не таков Тамман. Ему надо время, чтоб мог он рассудок свой очистить, а «Троянский конь» – задание не для одурманенных горем голов.

– Но…

– Она права, – спокойно поддержал Джилтани МакМахан, и Колин с упреком взглянул на него. Полковник пожал плечами. – Мне следовало бы и самому предусмотреть это. Тамман ни разу не покидал лазарет с того момента, как отнес туда Аманду. Ему нужно время, чтобы прийти в себя и вернуться в строй. А Танни – наш лучший пилот, тебе это известно лучше, чем большинству из нас. Предполагается, что сражения не будет, но даже если бой и завяжется, то она подготовлена лучше, чем кто-либо другой. Роханта будет ее оператором, и вдвоем они, на самом деле, будут сильнее, чем Геб и Тамман.

– Но…

– Решено, Колин. Ханта и я делаем первый вылет.

– Черт побери, я не хочу, чтобы она летела, Гектор!

– Это не имеет значения, Колин. Я руковожу операцией – не ты – и она права. Поэтому заткнись и выполняй распоряжение… сэр!

В личном кабинете Ганхара раздались нежные переливы дверного звонка. Командующий боевыми операциями на мгновение оторвался от голографической карты, куда вносил последние изменения, и впустил гостя. Было поздно, и он ожидал, что это окажется Ширхансу, но это была не она. Однако Ганхар сощурился от удивления, когда увидел входящего.

– Рамман? – Он откинулся на спинку стула. – Чем могу быть полезен?

– Я… – Рамман озирался, как затравленный зверь, и Ганхару стоило больших усилий сдержать гримасу отвращения, когда до него донесся ужасный запах немытого тела.

– Ну же? – поторопил его Ганхар, когда неловкая пауза затянулась.

– В… в вашем кабинете безопасно? – нерешительно спросил Рамман, и военачальник нахмурился.

Рамман был серьезен, однако говорил он странно, как будто тянул время, не решаясь принять какое-то окончательное для себя решение.

– Безопасно, – медленно произнес Ганхар. – Я осматриваю его каждое утро.

– Хорошо. – Рамман опять замолчал.

– Послушай, – наконец сказал Ганхар, – если у тебя есть что рассказать, то почему бы не сделать это?

– Я боюсь, – признался Рамман после очередной паузы. – Но я должен рассказать об этом кому-нибудь. А… – Тут ему удалось изобразить жалкую, кривую улыбку. – … Джанту я боюсь больше, чем вас.

– Почему? – напряженно спросил Ганхар.

– Потому что я – предатель, – прошептал Рамман.

– Что?!

Рамман дернулся, словно Ганхар ударил его, однако, похоже, перешел через какой-то внутренний Рубикон. Когда он снова заговорил, его сдавленный голос был громче:

– Я – предатель. Я… я поддерживал контакт с Гором и его дочерью, Джилтани, на протяжении многих лет.

– Ты разговаривал с ними?

– Да. Да! Я боялся Ану, черт побери! Я хотел… я хотел бежать, но они мне не позволили! Они заставили меня остаться, заставили меня шпионить на них!

– Ты дурак, – тихо сказал Ганхар. – Ты несчастный, проклятый идиот! Неудивительно, что ты так боишься Джанту.

Затем, когда шок прошел, Ганхар снова прищурился.

– Но зачем ты мне это говоришь? Зачем говорить об этом кому бы то ни было?

– Потому что… потому что они собираются напасть на анклав!

– Абсурд! Они не смогут пробить поле!

– Они и не собираются.

Рамман наклонился к Ганхару и торопливо прошептал:

– Они пройдут через входы.

– Они не смогут – у них нет кодов доступа!

– Я знаю. Разве вы не понимаете? Они хотят, чтобы я украл их для них!

– Это глупо, – возразил Ганхар, уставившись на грязного, сжавшегося Раммана. – Они должны понимать, что Ану не доверяет тебе… Или ты им солгал?

– Нет, не солгал, – напряженно ответил Рамман. – Они и так знали положение вещей по тому, как долго я находился вне анклава.

– Тогда они также должны знать, что Джанту намерен сменить коды, как только все «ненадежные элементы» покинут пределы анклава.

– Я знаю об этом, черт побери! Выслушайте же меня, ради Создателя! Они не хотят, чтобы я выносил эту информацию. Предполагается, что я оставлю ее для кого-то другого. Для кого-то из дегенератов!

– Дьявол! – прошептал Ганхар.

Черт подери, это имело смысл! Если они протащили одного из своих деге… людей внутрь анклава… Это была дерзкая, возможно безрассудная идея, но она имела смысл! Нергальцев было намного меньше, но, имея на своей стороне преимущество внезапности… И всплеск их активности имел смысл. Загнать их внутрь анклава… украсть код… тайно вынести информацию наружу и нанести удар прежде, чем Ану и Джанту изменят код… Блестящий замысел!

– Зачем ты рассказываешь мне все это сейчас?

– Потому что им никак не удастся провернуть такое! Но они попытаются, и Ану поймет, что кто-то выдал им код, и я буду в числе тех, кого убьют за это!

– И ты думаешь, что я могу как-то прикрыть твою задницу? Ты еще больший дурак, чем я думал, Рамман!

– Нет, послушайте! Я нашел способ, – с готовностью проговорил Рамман. – Способ, который поможет нам обоим!

– Как? Хотя постой. Понимаю. Ты говоришь мне, я ставлю засаду, и ловлю курьера, и мы выдаем все это за хитрую контрразведывательную операцию, так?

– Точно!

– Хм-м-м-м-м-м.

Ганхар опустил взгляд на голографическую карту, а затем покачал головой.

– Нет, есть лучший способ, – медленно произнес он. – Ты можешь оставить информацию в тайнике. Мы можем отдать им код, затем дождаться их, будучи во всеоружии, и уничтожить одним махом – раз и навсегда!

– Да. Да! – с готовностью подхватил Рамман.

– Очень искусный план, – заметил Ганхар, пытаясь представить, что последует за этим ошеломляющим триумфом.

Экипаж «Нергала» будет обезврежен, но что дальше? Он, Ганхар, станет героем, но от этого его жизнь не перестанет висеть на волоске, потому что Инанна знает, как он относится к «шефу». Возможно Ану это также известно. Ганхар вспомнил, как тошно ему было от собственных поступков. Он все еще не знал, что заставило нергальцев начать наступательную операцию, но было ясно, что теперь они намереваются ее закончить. Но, если он и Рамман заманят их в ловушку, это может положить конец изнурительной тайной войне. Ему больше не придется убивать невинных… хотя всегда найдется достаточно людей, подобных Киринал и Гирру, которым резня доставляет удовольствие…

– Когда ты должен был оставить информацию в тайнике? – наконец спросил Ганхар.

– Я уже сделал это, – признался Рамман.

– Понятно, – сказал Ганхар и рассеянно кивнул, открывая ящик письменного стола. – Я рад, что ты рассказал мне обо всем. Я наконец-то смогу эффективно повлиять на ситуацию, сложившуюся на этой планете, Рамман, а я не смог бы сделать этого без твоей помощи. Спасибо тебе.

Он вытащил руку из ящика стола, и у Раммана отвисла челюсть, когда он увидел направленное на него дуло небольшого тяжелого энергопистолета. Он продолжал смотреть на него с открытым ртом, пока Ганхар выстрелом не снес ему голову.